Мистика, да и только
Пожилые люди, часто бывают беспечны, как дети и чтобы им не говорили, и как бы их не предупреждали всё без толку. У них опыт, они так тыщу раз делали, не учи учёного - поешь говна мочёного...Много, много у них всяких отговорок, на любой случай в основном из-за отсылок на личный богатый жизненный опыт. Вытащишь бывало бабушку из под колёс приближающегося автомобиля, а она тебе вместо спасибо, вполне запросто ещё и нагрубит. Она тут всю жизнь дорогу перебегала и всегда успевала, а через пешеходный переход - пусть молодёжь старается, у них колени не болят.
Это я просто для примера.
Год назад, с моими знакомыми приключился удивительный случай. У них пропала бабушка. Написала смс в стиле: "Злые вы. Не хотите мне картошку окучивать, так я тогда, за это, ухожу в лес, за грибами, на всегда!"
Разумеется знакомые всполошились. Приехали в деревню - бабки нет, огурцы не политы, кот орёт. Пошли по соседям. Показали смс. Те подтвердили, что видели её с корзиной и падогом, подтвердили, что шла она в сторону леса и вид у неё был самый решительный.
Позвонили в полицию, вызвали спасателей, начали искать и...не нашли. Две недели безрезультатных поисков, а потом ещё родственники ездили, искали самостоятельно и так пока бабушку не объявили - банкротом. Ну то есть условно вычеркнули из списка живых в виду отсутствия материального тела. У родни своя жизнь, они не могут долго брать отпуска за свой счёт. Дети, работа, кредиты, а бабушка всё равно старая. Был уже конец августа и они попросили соседку на время присмотреть за домом.
Та присматривала, потом стала присматриваться и в один из дней позвонила со словами, что похоже в доме живёт нечистая сила. Вроде никого нет, а капуста бессовестно полита и морковь кто то начал убирать. Не иначе - черти.
Знакомые приехали, обшарили весь дом, пожили несколько дней - всё нормально. Вода в баках не убывает, никто кроме них в огороде не шароёбится. Но улики присутствую в виде частично вырытой и оставленной на просушку моркови. Да и помидоры с огурцами кто то срывал.
Снова передали дом под пригляд соседки и уехали. Через два дня новый звонок, другая соседка нажаловалась из больницы. Мол, шла ночью из гостей, увидела дух пропавшей бабушке и от радости словила инфаркт. Немедленно освятите дом! Пригласите батюшку! Знаете сколько щас лекарства в аптеке стоят?
Знакомые приехали разбираться с проблемой. Со слов потерпевшей: дух пропавшей бабушки был в белой сорочке с коромыслом и двумя вёдрами. Не к добру такой знак! Ох не к добру!
Знакомые ещё раз обшарили дом. Всё чисто. Никаких новых следов. Никто на кухне не ел. Посуда не тронута. Кровать как заправлена так и стоит. Но подозрения, что бабка жива и просто ловко от родни прячется никуда не делись.
Решено было ловить привидение при помощи последних достижений науки и техники. Тут то оно и попалось. В доме и вокруг, были расставлены видеокамеры, а самого призрака ловили на живца. Живцом выступил голодный бабушкин кот. Для этого его пару дней усердно морили голодом, а затем заперли в доме и устроившись в засаде у соседей стали ждать результатов.
Агент Барсик требовательно орал и мяукал, и конечно нечистая сила не выдержала. Бабушка выползла из своего укрытия, все удостоверились что она жива и здорова. После чего соседи и родня дружно побежали её бить...Шучу. Дело закончилось мирно. Бабушка пообещала больше так не чудить, а потом все пошли посмотреть, где же она столько времени так ловко пряталась.
Оказалось, бабушкин покойный муж сделал в погребе тайную комнату и про эту комнату никто из родственников - ни сном ни духом. Вот там то она и сидела в обороне. Она бы и дольше просидела, но её беспокоил огород, на котором, в общем то, она и спалилась. В той комнате был свет, сан-узел и даже телевизор с наушниками. Там было всё для выживания при апокалипсисе, но дедушка помер и бабушка стесняясь его причуд никому про его секретное логово не рассказывала. Такая вот деревенская мистика.
Пенсионерская машина
Несколько лет мы с мужем были счастливыми обладателями Рено Дастер. Машинка радовала, все в ней было прекрасно. Но часто обращали внимание на других владельцев Дастера на дорогах (любопытно же), и в основном это были мужчины старше 50. Мужа это как-то расстраивало что ли - ему 27 и казалось, что машина не для молодого парня. Вот такой бзик.
Однажды возвращались поздний ночью домой и, как это обычно бывает, кружили по району в поисках парковочного места. И вот, видим включенные фары у авто, двигатель гудит - видно, что планирует уезжать. Подъезжаем еще ближе, а это дастер, прям как у нас и за рулем сидит мужчина старше 50. В салоне включен свет, орет музыка и мужик не слышит, что мы подъехали.
Мы ему и так маякуем, и эдак - не видит, глаза опустил, в телефоне что ли завис.
Сигналить не вариант, поздно и это МКД.
Муж не выдерживает, выходит из машины и подходит к окну водителя, стучит, ждёт пару секунд и меняется в лице…
Муж, подхихикивая как нашкодивший подросток, возвращается в машину и дает по газам оттуда.
«Прикинь, ему там баба отсасывает!!» - еле сдерживается от смеха муж.
«Ну вот, а ты говорил машина пенсионерская» - поддержала я))
С тех пор больше не было разговоров, что машина для пенсионеров и друзья на всякий случай отказывались, чтобы мы их подвозили ))
Поиграем в бизнесменов?
Одна вакансия, два кандидата. Сможете выбрать лучшего? И так пять раз.
Вася и Петя
— Пётр?!
— Ээээ… да… мы знакомы?
— Да ты что? Вася-улыбОк… ну?! Ещё ключ на двадцать четыре в лоб прилетел, ты потом меня в чувство приводил и ржал…
— Ааааа! Васька Бычков…
— Точно… Быков, не Бычков… Надо же, сколько лет, сколько зим…
— Привет, Васёк! Ох, лет уже двадцать точно не виделись. Вот, иду с поликлиники, давление что-то высокое и сердечко побаливает временами.
— Ну не мальчики, поди. Ты когда ушёл на пенсию?
— Так… сейчас… Уже как двенадцать лет назад, спасибо горячему стажу…
— Ну, я немного пораньше, пятнадцатый год пошёл… Петя, я тут по утрам в парке скандинавской ходьбой занимаюсь, приходи, вместе будем! Веришь – нет, но как начал бегать, давление сто тридцать на восемьдесят, почти как у космонавта!
— Ха… скажешь тоже, завод-то последствия оставил, ноги тоже ни к чёрту, болят – ужас! Кое-как переваливаюсь, к вечеру опухают… Нее, Вась, это без меня.
— Жаль, ну как хочешь. Уверяю тебя, и ногам бы стало легче!
— Не-не Вась, и не уговаривай, ты лучше скажи, как сам?
— Да сам я нормально, вот даже не на что жаловаться! Внуки к нам со старухой по выходным приезжают, не забывают нас. Старшему уже восемнадцать лет, младшенькой четырнадцать… Хорошие они у нас, отличники, нарадоваться не можем…
— Ну это до поры до времени они хорошие, а как перепишете квартиру, вы им и не нужны будете… знаемс, научены… Вчера вечером вон, по Первому, какой скандал устроили внучята Каскову… известный, ещё с тех времён, советский артист, а его квартиры лишили и выкинули на улицу. Так-то! Ох, куда мир катится…
— Ну не знаю… я давно не смотрю эти все программы, как-то нам с моей не до этого, да и спокойней живётся. Она у меня, представляешь, канал «для тех, кому за пятьдесят» в ютубе ведёт, учит людей вязать… как их там называют?.. Аааа! Блогер она, почти тысяча подписчиков… А я в теннис настольный хожу играть с такими же пердунами, как я.
— Какие глупости, нам осталось то ещё с десяток лет… время на ерунду тратите. В мире столько событий происходит, грех их не знать… А хохлы-то… ну и наглые, всё чем-то недовольные, американские подсосы, тьфу, злости не хватает… меня аж трясти начинает, когда думаю о них. Э-э-э-х, не хватает нам у власти железного кулака, как вдарить бы им под зад, чтобы знали!
— Петро, ты же сам Лутько, украинец… нда, дела. Слушай, а может всё же со мной, в парк начнёшь ходить? Дался тебе этот телевизор, сам же говоришь – давление, да сердце ни к чёрту…
— Это-то причём? Я наоборот, так отдыхаю! Завод всё, проклятый, оставил я там своё здоровье, Вася… Бедный русский народ, всю жизнь вкалывал, спину гнул, а к старости никому не нужный стал… Ох времена, у меня пятнадцать тысяч пенсия, а за квартплату надо пять тысяч заплатить, остаётся десять тысяч, ещё на еду… и всё… остальное – на похороны!
— Петя, ну ты чего, какие похороны?! Нам с тобой ещё жить да жить! А хоронят пусть внуки… и почему бы и нет? Пусть и живут в квартире, не с собой же Туда тащить!
— Во-о! Видел!.. Фигу им, а не квартиру! Я сам заработал, своим горбом, и пусть они так же повкалывают! А то на всё готовенькое…
— Ох, Петр, ну так нельзя… нам-то тогда ещё давали квартиры, за выслугу лет, а им кто даст? Только за деньги, ипотека… не, так нельзя! Что с тобой случилось, Петя? Ты чего такой злой?
— Ничего не случилось, просто мудрей стал к старости, вижу всё как есть! Посмотри на эту молодёжь! В телевизоре то эти рожи, все в татуировках, расписанные - ходячие иконостасы, мать их! Поют свои песенки, не понятно о чём, без голоса… Тьфу, злости не хватает… А в наше время как пели!? Кобзон… Лещенко… Леонтьев… тьфу, этот уже из новых. А «Самоцветы» да «Песняры»!? Вот где был голос!
— Петя, да пусть слушают что хотят, ты как белены объелся! Сейчас их время, а мы уже в сторонке… забыл что ли как наши деды плевались на нашу музыку? И вообще, я тебя как друга прошу, бросай этот телик, дался он тебе? Приходи в парк…
— Слушай, Васёк! Что ты ко мне пристал со своим парком? Ты вот ходишь своей иноземной ходьбой, вот и ходи дальше… Есть гораздо важней дела… Что за глупости… ходить как старушки…
— Ндаааа… эх Петя, Петя… Ладно, я побежал, надо ещё пять тысяч шагов сегодня набегать…
— Вот и беги, Вась… спортсмен, ну смешно ведь, песок сыпется… всё равно Там встретимся!
— Я постараюсь ещё долго с тобой "Там" не встретиться… Пока, Пётр Иванович…
Продолжение истории с бакинской бабушкой Елисаветой («Как в Азербайджане относятся к русским»)
Я потерял покой, волю и всякое желание помочь людям. Я снова и снова прокручиваю ту роковую прогулку в сказочном парке перед мечетью Тезепир, представляя, что иду оттуда не вниз, а вверх, как хотел изначально, и бабушка Елисавета так и не узнаёт о моём существовании.
Елисавета - самое несчастное существо в Баку. Чтобы побороть обрушившиеся на неё горести, бабушка использует двух союзников - Бога и всех остальных людей. Редкий мой день теперь обходится без выслушивания примерно такого:
- Родненький, они же меня решили уничтожить, раздавить полностью и морально, и физически, на меня поступил заказ, они много лет за мной следили и подбирались, они дочь мою обработали через зятя, настроили её против меня, она потом еле сбежала, и никто мне не помог, все боятся со мной знаться, они всех запугали, а я с такими людьми работала, мне такие деньги доверяли, и всё рухнуло, меня выдавили из профессии, я всего лишилась, а самое ужасное, родненький, когда меня из дома выгоняли, они просто в помойку выкинули все мои книги и иконы, как я это всё пережила, не знаю, господи, всё сгорело, когда у нас пожар был, я только братика моего успела вытащить, чудом в тот день в церковь не ушла, а то бы и братик мой сгорел заживо, господи, сколько я с ним намучалась после трёх инсультов, как он страшно уходил на моих руках, даже говорить не хочу, что мы вынесли, как он умер, я год в себя прийти не могу, совсем запустилась, и квартира до сих пор после пожара, я просто ничего не могла делать, только лежала и лежала, но я решила поминки достойно справить, это мой долг, он ровно год назад ушёл, вот тут у меня документы, вот свидетельство, посмотри, родненький, год назад как раз, а вот это братик мой, а это родители наши, а это баба Елисавета в молодости, посмотри, какая красивая была, а теперь надо инвалидность оформлять, как оформлю, будет у меня денежка, а пока ничего нет, на поминки еле наскребла, пришлось у мальчика из ремонта внизу занять, он из кассы взял, говорит, если проверят, выгонят его, я себе места не нахожу, родненький, помоги, очень тебя прошу, сто манат отдать нужно (~3800 рублей).
Сто манат я ей, конечно, не дал, зато одолжил двадцать манат на оплату газа и воды за два месяца, купил средство от тараканов, отнёс оставшиеся от брата вещи и лекарства в соседнюю церковь, погулял с ней по району, чтобы размять её отвыкшие от ходьбы ноги, доставил посуду и ингредиенты для поминальной халвы знакомой поварихе в кафе, где управляющим ещё один её знакомый, а также пообещал помочь передвинуть мебель, когда знакомая Елисаветы придёт делать генеральную уборку. А ещё бабушке, помимо стульев и одежды, компьютера и телефона, нужны словари русского языка Ожегова и Даля, а заодно и англо-русский словарь под редакцией Гальперина (она хочет попробовать подработать переводами, только не надо букинистических, у них может быть плохая энергетика) и борная кислота (лучшее средство от тараканов, которые уже всю её искусали, но в Азербайджане не продаётся), и будет очень здорово, если я пришлю ей всё это из России, ну или попрошу кого-нибудь из знакомых прямо сейчас.
Теперь мне приходят вот такие смски: "Эльчин, родненький, не забудь о моей просьбе, пожалуйста, это очень важно…". Позже следуют извинения за ошибку адресом.
Бабушка Елисавета обложила благотворительной данью весь Баку, равномерно распределяя нагрузку на своих многочисленных вассалов. И не только Баку. Оказывается, в России у неё есть знакомый, который ежемесячно переводит тысячу рублей в пользу хранителей Матронушкиных мощей. В этот раз благодетель чего-то долго не выходил на связь, так что Елисавета уже совсем было отчаялась, но тут Господь послал ей меня и брешь в защитном куполе была спешно заделана. А через несколько дней тот патрон зачем-то объявился и оказалось, что требы он всё-таки заказал, так что на этот месяц у бабушки двойная защита. Теперь она разработала план, по которому мы с тем опекуном должны договориться и разделить напополам заботу о божьей помощи болящей Елисавете. Ей нужно продержаться по крайней мере до оформления пенсии по инвалидности, а там уж, так и быть, можно будет заказывать требы о её здравии, пожалуй, не каждый месяц.
В этот блестящий проект я всё-таки внёс коррективы, со всем уважением разъяснив, что та моя благотворительная акция была разовой и больше церковь не получит от меня ни копейки. Теперь бабушка озадачила себя и ещё кого-то поиском денег, а меня - поиском способа их ежемесячного перевода, интернета-то у неё нет.
Я вот всё чаще думаю, а не заблокировать ли её нахрен? Потому что послать её нахрен словесно я не в силах. А дипломатичные полумеры тут не действуют.
Нет, конечно, бабушка Елисавета старается быть полезной в меру своих скромных возможностей и готова воздать добром за добро. Она повторяет, что я в любой момент могу набрать её, если потребуется объясниться с кем-то, кто не владеет русским языком. Она обещает приготовить мне что-нибудь вкусненькое из национальной кухни, как только хоть немного приведёт в порядок квартиру. Она рекомендует мне библиотеки, храмы и дома культуры. Она включила меня со сродственниками во все свои заздравные молитвы. Она заказала батюшке чтение комплекса из шести отборных молитв за здоровье моего страдающего онкологией друга. Она угостила меня той самой поминальной халвой. Она говорит, что после того, как разберётся с пенсией и квартирой, я всегда могу рассчитывать на её дом, если мне или кому-то из моих друзей нужно будет приехать в Баку. Она учит меня всяким маленьким лайфхакам: в какой из местных магазинных курочек меньше всего гормонов, как оформить скидочную карту и возврат НДС с покупок в супермаркетах, как отключить назойливую музыку, принудительно поставленную мне оператором на ожидание для входящих и как позвонить или написать смс за счёт вызываемого абонента, если вдруг на телефоне закончились деньги. Беда в том, что все эти её советы и помощи либо абсолютно мне не нужны, либо я уже получаю их от других своих бакинских друзей, при общении с которыми у меня не возникает угнетающего чувства, будто на шею мне уселась гигантская многословная пиявка, в край попутавшая все берега.
Истинный швейцар
— Спасибо, отец, не надо помощи. Тут силу требуется приложить, а ты, вон, еле ходишь, — отмахнулся парень, когда Генрих Анатольевич предложил ему подтолкнуть не желающую заводиться машину.
— Да что ты несёшь, пацан?! — обиженно рявкнул Генрих, вцепившись в крышку багажника и не собираясь уходить. — Я КамАЗ с места сдвину, если потребуется! Ноги, может, и не те, зато спина и руки посильней твоих будут! Дай помогу, ну пожалуйста!
— Не надо, сказал же! — раздраженно прикрикнул парень, разжимая мёртвую хватку мужчины и параллельно обращаясь за помощью к проходящему мимо студенту-задохлику.
— Ну и пыжьтесь тут вдвоем, — сплюнул Генрих и, отцепившись, медленно потопал в сторону дома.
Генрих Анатольевич возвращался из магазина, где купил новый табурет на смену старому, что сломался под ним с утра. Мужчина то и дело останавливался, чтобы дать больным ногам отдых, и присаживался на новенькое сиденье.
«Когда я успел стать бесполезным?» — смотрел мужчина по сторонам на мир, что не рухнул после его выхода на пенсию.
Строители строили, дворники мели, полицейские бдили, врачи лечили — все занимали свои места и делали своё дело, только Генрих сидел на табурете, занимая собой полезное пространство и не принося никакой пользы.
Погруженный в раздумья, делая короткие привалы, он дошёл до своего дома, в который переехал несколько месяцев назад, обменяв свою двушку на однушку — ради близости к поликлинике. Генрих поднялся по ступеням и, зайдя в распахнувшийся перед ним старый лифт, нажал на кнопку последнего этажа. Затем ещё раз и ещё. Кнопка не срабатывала.
— Месяц уже как подали заявку, а они всё никак эту проклятую кнопку не починят! — Генрих сотрясал воздух, словно ожидая, что его магическим образом услышат коммунальные службы. — Я устал подниматься каждый раз на свой этаж, не доехав до него! — продолжал он бубнить, глядя на исцарапанный, почерневший от отпечатков пальцев и от огня зажигалок пульт.
Генрих достал из кармана пассатижи и набор отверток, которые по старой заводской привычке всегда носил с собой. Приложив немного смекалки и волшебных «заклинаний», он смог подобрать инструмент, необходимый для специальных крепежей, и открутил их.
Изучив взглядом внутренности старого механизма, Генрих заметил, что один из фиксирующих винтов сломанной кнопки ослаблен. Подтянув винт, он нажал на кнопку, и лифт тронулся.
— Вот так-то. Пять минут делов, а ждёшь месяцами мастеров этих, — довольно произнёс мужчина, закрывая пульт.
Пока лифт медленно полз вверх, Генрих сидел на табурете и, довольствуясь тусклым жёлтым светом, изучал стены. Дети, которых явно воспитали неандертальцы, годами оставляли здесь маркерами свои «наскальные» послания друг другу. Также здесь были наскальные рекламные объявления, которые одно на другое клеили кочевые племена промоутеров. Грязный от отсутствия влажной уборки и от оставленных на стенах слов лифт источал зловоние и негатив. Когда-то сияющий и полностью исправный, а ныне старый, брошенный доживать свой век, он напоминал Генриху его самого.
Разглядывая лифт, мужчина совсем забыл выйти на родном этаже. Двери захлопнулись, загорелась лампочка, лифт поехал в обратном направлении вместе с сидящим на табурете Генрихом.
На первом этаже двери распахнулись, и перед Генрихом возникла соседка с полными пакетами продуктов. Она смотрела куда-то в пол, словно устала держать голову прямо.
— Вам какой?! — неожиданно раздалось из лифта.
— Ой, — испугалась женщина, увидев сидящего на табурете старика, — а вы кто?
— Лифтовой в пальто, — пошутил Генрих, радуясь этому невинному розыгрышу.
— В смысле швейцар, что ли? — женщина часто моргала, не в силах взять в толк, что происходит.
— Ага, он самый. Присаживайтесь и позвольте ваши сумки.
Едва удерживаясь от смеха, Генрих встал с табурета и протер его рукавом.
— Спасибо, — заулыбалась женщина и, зайдя в лифт, протянула пакеты.
Генрих взял ношу, которая чуть не пригвоздила его к полу. Он издал еле слышное «уф» и, выпрямившись в полный рост, кивнул.
— Мне на седьмой, — скомандовала женщина.
Генрих начал искать глазами цифру семь. Какой-то гад снова стёр цифры, написанные маркером. Доехать на нужный этаж получилось лишь с третьего раза.
— Спасибо вам огромное. Прекрасно, что у нас теперь есть такой замечательный швейцар! — попрощалась соседка в конце поездки, когда Генрих помог ей донести пакеты до квартиры.
Чувствуя себя невероятно счастливым оттого что смог кому-то помочь, Генрих вернулся к лифту.
На улице стоял полдень. Дел у Генриха не было, от судоку и сериалов уже тошнило. Хотелось чего-то такого-эдакого, и он решил ещё поиграть в лифтового.
— Добрый день, меня зовут Генрих Анатольевич, я швейцар. На какой этаж вас подбросить? — представился Генрих молодой семейной паре, еле сдерживая смех.
— Слышал, Вась? Швейцар! А ты мне тут всё жалуешься, что мы ипотеку в клоповнике взяли! У твоих друзей в центре города тоже швейцар есть? — гордо заявила девушка супругу.
У Васи так загорелись глаза, что он даже оставил Генриху какую-то мелочь на чай, когда они приехали.
— Швейцар? Это ещё зачем? Мы тут что, в Луврах живём? То за отопление круглый год платим, а теперь еще всяких швейцаров будут в счета включать?! Да я вас!.. — набросилась на Генриха пожилая соседка.
— Не переживайте, меня вам за счёт государства выделили, — слукавил испугавшийся расправы Генрих, — в благодарность за проведение лучшего субботника!
— В благодарность, значит? — недоверчиво прищурилась женщина. — Ну раз так, то вези меня сначала на пятый — к Любовь Григорьевне, а потом на третий — к Валере, а потом я тебя супом накормлю, а то весь день тут катаешься, на кнопки жмешь, силы нужны! — раздавала указания женщина.
Вечером Генрих чувствовал приятную, знакомую со времен работы, усталость. Ему так понравились эта игра и слова благодарности, что он решил и завтра поиграть, вот только рабочая зона его не сильно радовала. Унылая грязная кабина, тусклый свет, порванный линолеум на полу.
Генрих прекрасно понимал, что вещи приходят в подобное состояние не за один день. И раз никто из коммунальных служб раньше лифтом не занимался, то и теперь не станет.
Рано утром, пока все спали, Генрих вооружился чистящими средствами, растворителем, шпателем, тряпками, саморезами и принялся приводить кабину в надлежащий вид. Со стороны могло показаться, что Генрих просто отмывает старый лифт, но на самом деле Генрих оттирал собственную душу. Он хотел показать себе и остальным, что ещё способен блистать.
Притащив из квартиры хорошее зеркало, он повесил его вместо того, что пошло паутинкой трещин. Затем он отодрал старый линолеум и поменял на новый, что остался у него от ремонта и лежал в чулане. Если с бумагой на стенах справлялись шпатель и растворитель, то с въевшимся маркером не могла совладать даже святая вода, которую Генрих набрал в прошлом году в несколько канистр. Было грустно осознавать, что матюки со стен вывести невозможно. Увы, но Генрих не знал, что предпринять.
— Вот, это вам! — спасла положение маленькая девочка, которая возвращалась с мамой из школы. Малышка протянула Генриху рисунок, который сделала на занятиях по изо.
— Прекрасно, барышня! — похвалил Генрих непропорциональных жирафов и зафиксировал их на том месте, где кто-то объявил Машку из 47-й квартиры женщиной больших ветров.
На следующий день Генрих открыл свой почтовый ящик и обнаружил внутри целую пачку рисунков от местных детей, которые тоже хотели, чтобы их творчество украсило стены лифта. Пришлось устраивать выставку.
Оформив выставку рисунков, Генрих оттёр до блеска пульт и нанёс несмываемой краской цифры. Он поменял плафон и смог невероятными усилиями вывести из лифта тот стойкий аромат, что копился в нём годами. Теперь кабина сияла чистотой и постоянно обновлялась в культурном плане.
Генрих так вошел в роль, что купил себе костюм и белые атласные перчатки, в которых особенно приятно был драть уши тем, кто собирался оставить свой гадкий след в лифте.
Молва о чудесном и чудаковатом швейцаре быстро разлетелась по округе, и уже через пару недель о Генрихе написали несколько популярных блогеров, а ведущий телеканал снял сюжет.
Как и полагается, мимо подобного энтузиазма не смогла пройти местная власть, которой лифт принадлежал.
— Он, видите ли, за свой счет привёл лифт в порядок! — исходил слюной начальник управляющей компании. — Выставил нас бездельниками и крохоборами! Сволочь швейцарская!
— Он местный, — поправила начальника секретарь.
— Да знаю я! Что ты меня поправляешь! В общем, убрать этого идиота!
На следующий день к Генриху заявилась полиция и предъявила обвинение в незаконной предпринимательской деятельности.
— Да вы что, я же бесплатно! — оправдывался Генрих.
Соседи подтвердили. Они же не дураки — лишаться единственного человека, у которого руки дошли до этого сарая на тросе. А то, что люди раз в неделю сами скидывались Генриху кто чем может и давали периодически на чай — так это добровольно.
Не найдя доказательств вины, полицейские оставили мужчину в покое и даже похвалили, увидев результаты его работы. А заодно оставили свои номера на случай, если потребуется отбиваться от конкурентов. Генрих посмеялся, но номера записал.
На фоне роста популярности швейцара падал рейтинг управляющей компании. Заголовки статей твердили о том, что назначенная контора не справляется с тем, что под силу обыкновенному пенсионеру.
И вот как-то раз управляющая компания выключила лифт. А через несколько дней установила абсолютно новый. Такой, где отверткой никуда не залезешь. Блестящие стены, сенсорные кнопки, работающая кнопка «Вызов диспетчера».
— С таким лифтом никакой швейцар не нужен! — объявил на общедомовом собрании начальник. — В другие подъезды тоже поставим. Года через три, — откашлявшись, объявил он, глядя на обозлённых жильцов соседних подъездов.
Разглядывая новый лифт, Генрих чувствовал, что внутри него разрастается пустота. У него отняли его дело. Его творчество. Его ответственность. Три дня он сидел дома и никуда не выходил, разгадывая один за одним десятки кроссвордов, пока в дверь не позвонили.
— Генрих Анатольевич! Вы куда пропали? Отпуск, что ли, взяли?! — поинтересовались собравшиеся возле дверей соседи.
— Так а зачем я вам? Лифт же теперь новенький, чистый, работает как часы, — еле слышно пробурчал «лифтовой», почему-то стыдясь смотреть в глаза людям.
— Лифт — новый! А швейцар нам нужен старый! Возвращайтесь! Хотите, мы добьемся для вас официальной зарплаты? — выкрикнул кто-то из задних рядов.
— Вы хотите сказать, что дело не в том, что я за чистотой следил?
— Конечно, нет! Вы ведь самое настоящее сердце нашего подъезда! Встречаете нас с утра и по возвращении с работы! Гоняете шпану, слушаете наши жалобы! Вы не просто швейцар, вы — наша гордость!
— Да! Да! Да! — поддержали все вокруг.
Генрих расплылся в улыбке и вытер подступившие слезы.
С утра он снова заступил на свой пост, но перед этим проверил почтовый ящик, где уже скопилась новая картинная галерея.
***
Жильцы соседних подъездов не стали ждать обещанного три года — следуя примеру Генриха, новые «швейцары» стали появляться в каждом лифте этого дома.
Александр Райн
Фальшивомонетчик (рассказ)
(История и персонажи вымышлены, любые совпадения с реальными людьми случайны)
Это зрелище тронуло бы даже самого чёрствого человека: милая пожилая женщина в костюме из зелёного бархата беспомощно плакала. Хрупкие плечи дрожали. Данияр Алимов вздохнул. Если б не пять лет работы в полиции, сердце б разорвалось от сочувствия.
— Что ж получается… кровиночки мою, сокровища, за просто так... отдала? — всхлипывала Ольга Григорьевна. — Они ж мне как память были, ещё с детства! И что же, — старушка ахнула, — меня теперь за это… в тюрьму?
— Конечно нет, — отмахнулся от глупости Данияр.
Задумчиво повертел в руках купюру. Да, качество у подделки хорошее. Без детектора не каждый заподозрит. Но по счастливому случаю на рынке нашлась палатка с прибором — и именно там Ольга Григорьевна выбрала мясо на ужин.
— Сколько ещё осталось денег с той сделки? — деловито спросил следователь.
Бабушка пожала плечами.
— Да не знаю, милок, не считала. Тысяч триста, должно быть. Я ж ещё диван покупала, пальти-и-ишко… — Ольга Григорьевна зарыдала. — Кому я платила? Где теперь найду? А ведь хотела спаленку отремонтировать, дура старая…
Данияр прикрыл глаза. Плач несчастной женщины действовал на него сродни психологической атаке. Скользнул взглядом по изящной причёске, по жемчугу на шее посетительницы, по ухоженным ногтям. Сдаётся, фальшивки успели уйти не только на пальто и диван.
— Успокойтесь, Ольга Григорьевна, мы со всем разберёмся, — сказал он твёрдо. Погладил женщину по плечу. — Сань, принеси водички.
Когда потерпевшая попила и пришла в себя, следователь снова взялся за протокол.
— Итак, семь месяцев назад Вы разместили объявление о продаже советских статуэток.
Ольга Григорьевна кивнула. Подслеповато вгляделась в лицо Данияра из-за очков.
— Всё так, господин следователь. Мне подружки рассказали, что некоторые коллекционеры за них большие деньги платят. А мне так нужны были деньги! Пенсии, сами знаете, небольшие…
— Конечно знаю, — ласково прервал её Данияр. — На объявление откликнулся человек, который предложил за две статуэтки сумму в триста семьдесят тысяч, верно?
Ольга Григорьевна закивала.
— Я сама не поверила! Но он сказал, что они очень редкие. У меня штучек пятнадцать фигурок было, а Игорю понравилась только Карсавина и Дружба народов.
— Как-как, говорите?
Женщина тепло улыбнулась, так, как это делают старики, по-доброму смеясь над невежеством юнцов.
— Балерина такая была Карсавина, знаете? С ней много фигурок разных делали, мне вот досталась та, где она в костюме жар-птицы. Красивая! — губы Ольгы Григорьевны вновь задрожали. — А “Дружбу народов” делали к фестивалю молодёжи, мне лет пятнадцать было, когда она в доме появилась. Тоже прелестная.
Данияр кивнул. Рука вывела на бумаге все подробности.
— Мужчина связался с Вами по сообщениям?
— Да. Не звонил ни разу, глаза замучила, пока печатала эти ваши смски.
“Удобно”, — подумалось Данияру. Вновь вздохнув, поднялся.
— Пойдёмте на фоторобот, бабуль. Лицо вспомните?
Ольга Григорьевна завозилась, убирая в сумочку носовой платок.
— Конечно, милок. Ой, такой-то красивый мужчина был — высокий, молодой, борода густая. Был бы дед жив, заревновал, проказник! — по-девичьи хихикнула потерпевшая.
Данияр только улыбнулся. Женщина, она в любом возрасте женщина. И это, пожалуй, правильно.
— Проходите, — придержал он ей дверь.
Ольга Григорьевна вышла, потом взволнованно обернулась к следователю.
— Но вы уж отыщите вора! Раз он за фигурки обманными деньгами платил, я своих красавиц назад хочу!
— Конечно-конечно.
И Данияр повёл женщину по коридору, гадая про себя, как будет этого “вора” искать.
***
— Итак, что мы имеем? Бороду, солнцезащитные очки и довольно заурядную внешность?
Вова хмыкнул. Откусил пирожок из кафе “Параллели”.
— Негусто.
Данияр поморщился.
— Не то слово как “негусто”.
Из приоткрытого окна веяло холодом. Данияр чуть повернул лицо, подставил морозной свежести. Главное не простудиться.
— SIM-карта, с которой писали, зарегистрирована на некоего Н.И. Киселёва без определённого места жительства, — добавил следователь. — Использовали только один раз на это объявление. Теперь наверняка валяется где-то на свалке.
— Эти фигурки реально того стоят? — пробубнил Вова с набитым ртом. — Триста семьдесят тысяч?
Данияр покачал головой. Задумчиво повертел в пальцах ручку, почесал колпачком свою аккуратную бородку.
— Они стоят дороже. — И, потянувшись, развернул компьютер экраном к коллеге. — Балерина уже продаётся на аукционах за триста сорок три тысячи. Дружба народов ещё сотню стоит. Так что наш аферист не только расплатился подделками, но и недоплатил.
— Триста семьдесят фальшивых косарей… — схватился за лоб Вова. На лице остался кусочек капусты из пирога. — И ловко же он их обменял на настоящие, хоть и в эквиваленте!
— Ловко.
Дельце предстояло серьёзное. Данияр вспомнил, насколько в последние пару лет увеличился оборот фальшивок в их области. Уж не таинственный ли коллекционер постарался?
— Твои ребята проехались по антикварным? — спросил, отпивая горячий шоколад из автомата.
Вова нахмурился.
— Ездят. Фото статуэток им дал, портрет Игоря тоже. Как что-то узнаем, сразу к тебе.
— Уж пожалуйста.
С таким он ещё не сталкивался. Взяв фоторобот, Данияр вгляделся в лицо. Мужчина действительно был приятный. Как говорят, располагающий. А что до тёмных очков… Кого ими в августе удивишь?
— Предчувствую глухарь, — сказал Вова, читая его мысли. — И как нас будут за него дрючить.
Данияр упрямо стиснул губы. Не привык он так просто сдаваться.
— Предчувствую раскрытие и премию, — сказал он с бравадой. — И овации обворованных бабушек.
Друг хохотнул. Вытерев пальцы, встал из-за стола.
— Что ж, удачи. Если что, мои бойцы наготове.
Данияр пожал протянутую руку.
— Мы найдём для них поле боя, — отшутился в ответ.
Оставшись в одиночестве, лейтенант оглядел кабинет. Бахвальство сменилось задумчивостью. Аферист любит сбывать деньги просто? Может, поддастся на провокацию?
Данияр открыл объявление пострадавшей на небезызвестном сайте. Продано семь месяцев назад. На фото виднелась полка с морем статуэток. Тут тебе и мишка, и девочка с псом, и лошадь… Две злосчастные фигурки виднелись с разных сторон собрания. И заинтересовали же кого-то. Следователь вспомнил хрупкую женщину, ровесницу его бабушки.
“Сынок научил объявления давать, — услышал он ласковый голос Ольги Григорьевны. — Он в Москве работает инженером, как я когда-то. Вот и подсобил”.
Если кому и помог сынок, так это фальшивомонетчику.
Опера вернулись ни с чем — в антикварных лавках только смеялись и качали головами. Редкие статуэтки они бы запомнили. Нет, таких не было. И мужчина не приходил. Подумав, Данияр снова позвал друга.
— Дадим объявление сами, — сказал, шагая из угла кабинета в угол. — Сфотографируйте реальную квартиру, желательно с реальными статуэтками, и приклейте на фото вот эту красавицу.
Вова взглянул на экран. Одобрительно хмыкнул, разглядывая фигурку школьницы, поднявшей в воздух пятерню.
— На мою старшую похожа, — сказал опер.
— Эта безделушка стоит под четыреста тысяч рублей.
Вова нервно икнул. Пальцы возбуждённо пробежались по подлокотнику кресла.
— Вот так живёшь и не представляешь, что на полке пылится твоя зарплата месяцев за девять, — шепнул он.
Данияр оставил реплику без внимания.
— Прифотошопите её к интерьеру, но качественно! Цену, как и Ольга Григорьевна, не указывайте — продаёте за “сколько дадут”. О любых подозрительных лицах, заинтересовавшихся дорогой статуэткой, сообщайте мне.
Вова встал. В его собранной фигуре чувствовались годы опыта и привычки.
— Сделаем по высшему разряду, — пообещал друг и, списав характеристики безделушки, поспешил к своим.
Дверь печально скрипнула ему вдогонку. Данияр невидяще смотрел на экран. Ему казалось, что он топчется на месте, и это чувство здорово уязвляло молодого следователя.
***
“Клиент” отыскался через неделю. Позвонил мужчина, расспрашивал, откуда фигурка и сколько ей лет. Оперативник по инструкции ответил, что статуэтка бабушкина и продаётся после её смерти, поскольку никому не нужна. Собеседник радостно сообщил, что “Пятёрка” редкая, и предложил двести пятьдесят тысяч. Не хотел, якобы, обманывать и покупать дешевле реальной стоимости. Выбрали место и время. Покупатель пообещал принести всю сумму наличными.
Взволнованный дельцем отдел стоял на ушах.
— Как представился?
— Слава.
Данияр положил трубку и повернулся к приятелю.
— А номер зарегистрирован на Лидию Ивановну, — протянул он.
Вова хлопнул ладонями по столу.
— Берём! Еду вместе с группой, караулим, чтоб не сбежал. Валюту проверим в отделении, голубчика тоже здесь подержим.
Мимо процокала стажёрка. Данияр проследил, как та поливает зачахший цветок. Вроде Юлей зовут?
— Аккуратнее там, — напомнил, провожая взглядом копну золотистых волос. — Это может быть и не он.
Вова только отмахнулся.
— Разберёмся.
Группа готовилась на выход — брать крупного фальшивомонетчика.
Задержание прошло отлично. Преступник нервничал, но бежать не пытался. Вместе с деньгами Славу доставили в отделение. Данияр ждал результат экспертизы у допросной, наблюдая за мужчиной, озирающимся по сторонам. Не очень-то задержанный подходил под описание бабушки. Сомнения всё глубже закрадывались в голову следователя. Когда показался Вова, Данияр уже был готов к услышанному.
— Подлинные, — вздохнул опер. — А номер на жену записан.
Лейтенант досадливо сплюнул ругательство. Они ходят вокруг да около! И преступник явно опережает их.
— Что ж, — произнёс Данияр, натягивая на лицо улыбку, — придётся извиняться. Следим за звонками дальше.
Кивнув, Вова шагнул в допросную. Данияр вошёл следом…
Ольгу Григорьевну навестить решили вместе — лейтенант хотел слышать каждое сказанное ей слово. Женщина наскоро поставила чай, указала на тот самый новенький диван. Данияр скользнул взглядом по комнате, хранящей в себе налёт советской эпохи.
— Прошу, постарайтесь припомнить ещё что-нибудь, — вещал Вова. — Может, отличительные признаки? Или ему при Вас звонили? Или Вы разглядели…
— Ох, сынок, что я разглядеть-то могу? — запричитала женщина. — Глаза ж не те давно, не молодые. Всё нарассказала, что помню, ребятки.
Данияр ходил по комнате. Отказавшись от чая, сначала осмотрел статуэтки. Потом выглянул в окно, любуясь незамысловатым видом. Где-то там за деревьями текла река Аба…
— Как же за столько времени никто не обнаружил, что Вы платите поддельными купюрами? — спросил он.
Ольга Григорьевна обернулась. Всплеснула руками.
— Так я их откладывала, пенсию тратила, — объяснила взволнованно. — Кто ж знал, господин следователь! Та я на рынке всё брала, на Садовой, на Новоильинском, там не проверяли. И сама не углядела, что купюры другие…
Женщина расстроенно потёрла глаза. Сняв мешающие очки, положила те на столик. Наблюдавший за ней Данияр замер. Ольга Григорьевна всё тёрла и тёрла веки, а парень не отрываясь смотрел на неё, и в голове рождалась идея.
— Не волнуйтесь, мы найдём афериста, — сказал он уверенно.
Махнул Вове.
— Идём.
Растерянная бабушка проводила их до двери.
— Уж найдите, — причитала вслед. — Только на милицию и надеемся!
На площадке Вова повернулся к другу.
— В чём дело? — спросил удивлённо. — Есть мысли?
Данияр кивнул. Его распирало от догадки, словно та билась в груди птицей.
— Поехали в участок, — сказал он. — У нас есть работа.
***
К Ольге Григорьевне Данияр ехал довольный донельзя. Вова молчал на соседнем сиденье, и следователь понимал его мрачность. Не далее как несколько дней назад они поспорили на раскрытие этого дела, и Вова проиграл.
В квартиру поднялись вдвоём. Открыв, Ольга Григорьевна взглянула на полицейских уже с недовольством.
— Опять за вопросами пожаловали? — спросила со вздохом. — Я-то думала, милиция наша лучше работает. До сих пор ничего не нашли, а ведь на наши налоги живёте! Вот в юности моей…
— Мы нашли преступника, — перебил её Данияр.
Ольга Григорьевна замерла с открытым ртом. Помолчав, спросила:
— Правда?
— Правда-правда, — кивнул Данияр, проходя в квартиру.
Старушка растерянно прикрыла дверь.
— Мы и статуэтки нашли, — продолжил Данияр, наблюдая за женщиной.
Та перевела взгляд с одного мужчины на другого, потом обратно.
— Ой, как здорово, — пролепетала Ольга Григорьевна. — А я-то Вас с порога ругала… Так я их заберу, получается?
Данияр усмехнулся. Скрестил руки на груди, наблюдая за женщиной.
— Вы перестраховались, Ольга Григорьевна, — сказал он тихо, но веско. — Я хвалю Вашу осторожность, но именно она и вышла вам боком.
— О чём это ты, милок?
Данияр протянул руки и осторожно снял с её лица очки. Надел на себя. Поправил на переносице лёгким жестом.
— Плохое зрение — прекрасная защита от подозрений, — продолжил он. — Разве станет старушка, которая едва видит, подделывать на купюре микроперфорацию? Только вот очки у Вас — простые стекляшки. А фигурки в Вашем объявлении — фотошоп.
Ольга Григорьевна отступила. Вова напряжённо следил за участниками разговора.
— Статуэтки нигде не были проданы, потому что их просто не существовало, — объяснил Данияр. — Как не было и покупателя Игоря. Хорошее прикрытие на случай, если фальшивки обнаружат. Так что, Ольга Григорьевна, пройдёмте в участок. Нам предстоит беседа, а Вам, вполне вероятно, восемь лет наказания.
— У Вас нет доказательств! — испуганно воскликнула женщина.
Данияр протянул ей бумагу. Дождавшись, пока Ольга Григорьевна прочитает, передал лист другу.
— Обыск по ордеру мы проведём прямо сейчас, — мягко сказал он. — И здесь, и на Вашей даче. Если скажете, где искать принтер, можем зачесть это как содействие следствию.
Ольга Григорьевна молчала. Вздохнув, Данияр приблизился к женщине. Вернул очки. Взял под локоток.
— Идёмте, Ольга Григорьевна.
Вова с ордером на руках отправился за опергруппой.
***
— Но как? Как Вы поняли?
Юля смотрела на Данияра с восхищением. Тот опустил глаза, пряча в них улыбку. Любопытство стажёрки было таким искренним… А вот её “Вы” резало слух. Данияр больше мечтал о “ты” — и о том, чтобы погладить эти светлые пушистые волосы.
— Ольга Григорьевна положила при нас очки на стол, — пояснил он, отпивая пиво. Рабочий день кончился, теперь было можно. — И когда я заметил, что стекло не искажает предметы, задумался. Я проверил, где в последнее время чаще находили фальшивки, и выяснил, что это происходило на рынках и в мелких магазинчиках, многие из которых находились как раз в Центральном районе. Часто выявляли крупные суммы, а общая стоимость значительно превысила эти семьдесят тысяч. Тогда я отправил фото из объявления на экспертизу. Выяснилось, что настоящие на изображении только тринадцать фигурок.
Кто-то присвистнул. Юля сделала глоток, не отводя от лейтенанта взгляда.
— Вот это старушка! — протянул один сержант. — До этого ж додуматься надо!
Данияр поставил банку на стол.
— Знаете, ребята, пожалуй, это первый раз, когда я похвалю преступника, — пошутил он. — В её возрасте и такая хитрость — достойно уважения!
Компания загудела. Приблизился Вова. Закатив глаза, протянул Данияру косарь.
— Держи, герой. Выиграл.
Лейтенант осмотрел купюру.
— Надеюсь, не из изъятой партии? — пошутил, оглядываясь на друга.
Грянул смех. Ворча, Вова отошёл. А Данияр сделал новый глоток, втайне гордясь тем, что у него всё получилось.
© Алёна Лайкова
Источник: https://vk.com/wall-183463244_3506
Сможете найти на картинке цифру среди букв?
Справились? Тогда попробуйте пройти нашу новую игру на внимательность. Приз — награда в профиль на Пикабу: https://pikabu.ru/link/-oD8sjtmAi
Телохранитель для Зои
― Алло, алло, здравствуйте, мне нужен телохранитель, я туда попала?! ― противно и очень громко кричала в динамике женщина. Судя по голосу — постпенсионного возраста.
Федя лежал на боку точно выброшенный на сушу кит и тяжело дышал. Китам обычно тяжело дышать из-за надводного воздуха, Феде было тяжело дышать от килограмма пельменей, которые он съел за завтраком. Бывший телохранитель стремительно терял форму и всякое самоуважение, посвящая всё время дивану и сериалам об американских коллегах. До пенсии ему, конечно, было далеко, но клиенты хотели прятаться за спинами двадцатилетних поджарых амбалов, которые быстро бегали, высоко прыгали, мало думали, могли одной рукой поднять бетонный блок и загородить им тело клиента, а второй — метать пули прямо так, без пистолета, одной лишь своей силищей. Получить пулю, кстати, телохранителям не полагалось — они должны были поймать её зубами и подмышками. Федя мог проделать такое до сих пор и, если на словах ему верили, то дате рождения в паспорте и мешкам под глазами ― нет. Его списали как старый трактор и от безнадеги он решил выложить резюме на сайте по поиску работы.
― Алло, вы меня слышите?! Алло, меня зовут Зоя Андреевна, мне нужен телохранитель! ― повторила старушка и Федя рефлекторно протёр лицо, словно его оплевали прямо через телефон.
― Может вы имеете в виду «телохоронитель»? ― без намёка на юмор спросил мужчина, чувствуя, что такой клиент может не пережить даже этот разговор. А мёртвый клиент для телохранителя — пятно на репутации.
― Нет! Я правильно сказала: телохранитель. Это Вы? Алло!
― Да, я, ― ответил мужчина и повернулся на другой бок.
― Очень хорошо, я Вас нанимаю, приходите завтра, Ваш рабочий день начинается в пять утра.
― А почему так рано? ― Федя не видел утро уже несколько лет. Он забыл, что такое рассвет. Так его надрессировали чиновники и бизнесмены, которые любили поспать до обеда.
― У меня очень плотный график, ― серьёзно ответила женщина и, пробубнив адрес, скинула вызов.
Федя приободрился. Наклёвывалась халтурная работёнка. Пока его коллеги рискуют жизнью, спасая всяких бездушных богачей, он будет спокойно разгуливать по улицам в компании безобидной старушки, которой, судя по всему, просто одиноко. Должно быть ей оставил состояние покойный муж и ей теперь страшно жить с такими деньгами одной. Но ничего, Федя готов выслушивать скучные истории и пить чай с блинами, если понадобится, лишь бы платили.
Прибыв по указанному адресу в назначенное время, Фёдор слегка приуныл, увидев нужный номер на старом панельном доме.
«Ну ничего, возможно в квартире евроремонт и навороченная техника», ― успокаивал он себя, набирая нужную квартиру на домофоне.
В динамике очень неожиданно и грозно раздалось:
― Чего?!
Фёдор аж дернулся, за что сам себе сделал замечание: «непрофессионально».
― Это Фёдор.
― В смысле — дядя?
― В смысле — телохранитель.
― За вами был «хвост»?!
Мужчина посмотрел по сторонам.
― Вы про собак?
― Я про Любку, но Вы правы, она — та ещё сука.
― Вроде нет.
― Проходите.
Домофон пиликнул, и Фёдор, наконец, смог попасть вовнутрь.
В квартире Федя ещё больше приуныл, осознав, что самым навороченным и европейским там были только розетки. Всё остальное пахло умеренной бедностью и навязчивой педантичностью.
― А у Вас точно есть деньги? ― не скрывая скепсиса, спросил Федя.
― У меня есть трёхкомнатная квартира в центральном районе, я готова сейчас завещать её вам, главное, не дайте мне потом умереть.
― Вы же понимаете, как нелепо это звучит?
Сказав это, Федя прикусил язык.
― Ха, думаете, что если мне восемьдесят, то я выжила из ума? ― Зоя Андреевна явно была не в себе, но что-то в её словах пугало своей уверенностью.
― Мы составим договор, в котором укажем, что Вы станете владельцем квартиры только в том случае, если я доживу минимум до восьмидесяти пяти.
Федя сглотнул слюну — ставки были слишком высоки и заманчивы. С одной стороны — работа круглые сутки в паре с обезумевшей старухой, с другой ― трёшка в центральном районе города. За такую квартиру ипотеку бы он платил лет двадцать.
― Хорошо.
Договор был составлен заранее, Фёдор прочитал и поставил подпись.
Свою копию старушка передала соседке, которая, на удивление, тоже не спала.
― Ну что ж, не будем тратить драгоценное время, поедем за покупками, ― улыбалась Зоя Андреевна.
― За покупками? Так ведь время половина шестого утра, всё закрыто, ― удивился Федя такой прыти.
― Ничего страшного, ехать в другой конец города — как раз к открытию будем.
Фёдор пожал плечами и проследовал за своей работодательницей.
Когда они подошли к остановке, то мужчина удивился количеству пенсионеров на один квадратный метр. Их было целое войско, все выглядели бодро и явно куда-то спешили.
― Нужно занять место, мне нельзя долго стоять на ногах ― давление, ― дала первое указание Зоя Андреевна.
― Понял, ― ответил Федя, не понимая сложности этой операции.
Троллейбус подъехал через пять минут. Всё было спокойно и тихо до той самой минуты, пока двери его не открылись. Толпа некогда милых и тихих старичков в момент превратилась в озлобленную, вооруженную авоськами, палочками, костылями и вставными челюстями, мясорубку.
Люди толкались, кричали, дрались и в приказном тоне взывали к совести друг друга. Когда Федя попытался разнять двух срывающих друг на друга голос женщин, боровшихся за место у окна, его пристыдили так, что он почувствовал себя виновником всех бед на свете. Федя попытался занять одно из двух свободных мест, прыгнув на него, и тут же получил в висок сумкой с невероятно острыми углами.
― За что? ― спросил телохранитель миниатюрную старушку в горошковом платье, и его словарный запас мгновенно пополнился изысканной руганью на несколько десятков слов. Сумка встала на свободное место — рядом с её хозяйкой.
Зою Андреевну пришлось держать на руках — на зависть всем остальным пассажиркам. Когда Федя чувствовал, что руки его вот-вот отсохнут, он ставил клиентку на ноги и ту моментально начинало укачивать. Женщина театрально изображала обморок, и Фёдор снова поднимал её над землей. Так продолжалось полтора часа. Ни один из пассажиров не поднялся вплоть до конечной остановки.
Когда двери распахнулись, Федя почувствовал сильный запах хлеба.
Они прибыли к местному хлебокомбинату, при котором был магазин, где Зоя Андреевна взяла половинку чёрного и батон. Примерно такие же наборы были и у других стариков.
― Зачем мы ехали за хлебом через весь город? ― искренне недоумевал Федя.
― Здесь он свежий и на три рубля дешевле, ― Зоя Андреевна говорила так, словно это невероятно очевидные вещи.
― Теперь в поликлинику.
На этот раз, когда троллейбус остановился, телохранитель встал в дверях, перегородив собой вход.
― Стоять, не двигаться, иначе я вас всех тут…! ― пытался он взять ситуацию под контроль. ― Проходите по одному, пожалуйста!
Руки, ноги, плечи и мозг телохранителя начали принимать удары.
Женщины щипались и больно лягали клюшками, старики угрожали расправой и называли щенком, Федя чувствовал, что если бы не спецподготовка, он бы не выдержал и тридцати секунд, но он был профи и уже через минуту все пассажиры, включая Зою Андреевну, заняли свои места, не устроив внутри транспорта побоища.
Когда троллейбус остановился на нужной остановке, толпа быстро перетекла из салона в фойе поликлиники, где смешалась с теми, кто уже был внутри, и сконцентрировалась у одного-единственного окна регистратуры.
Очередь не имела конца, превратившись в один сплошной вибрирующий улей. Шум от неумолкающих голосов стоял такой, что штукатурка отваливалась от стен.
― Мне срочно нужно к доктору, я боюсь, что не доживу пока наша очередь настанет, ― стонала Зоя Андреевна.
Федя кивнул.
― Человеку плохо! Пропустите! ― телохранитель шёл вперед, словно танк, прокладывая путь через кишащую опасностями топь. Зоя Андреевна шла за его могучей спиной.
― Здесь всем плохо! ― наткнулся он на живую преграду у самого окна, вооружённую перцовым баллончиком.
― Она при смерти! ― взывал мужчина к совести.
― Я — тоже, вы что, особенные?! ― верещала женщина и уже начала надавливать на кнопку своего оружия.
― Ладно-ладно, успокойтесь, ― Федя знал, что лучше не лезть на рожон — на кону безопасность клиента и всей очереди.
― То-то же, ― хмыкнула женщина и попросила талончик к окулисту.
Как только одна «умирающая» отошла от окна, к нему подошла вторая. Зоя Андреевна поднялась на цыпочках и жалобно спросила: «Скажите, а мои анализы не готовы?».
― Спросите в кабинете терапевта, без очереди, ― ответила угрюмая женщина по ту сторону окна и повесила табличку с надписью: «технический перерыв».
Терапевт принимал тремя этажами выше, а так как лифт был сломан, Федя нёс клиентку на руках — на зависть остальным пациенткам.
На третьем этаже очередь была ещё больше.
Федя было ринулся к кабинету, но тут же получил отпор. В воздухе снова замаячил баллончик.
― Мне только спросить, ― вежливо сказал он и тут же пожалел об этом. Гвалт поднялся такой, что задрожали перекрытия.
Волнения грозились перерасти в массовые беспорядки со всеми вытекающими. Федя решил не рисковать и применить военную хитрость. Он подкупил в этих волнах людского безумия проплывающего мимо физиотерапевта, и уже через минуту у Зои Андреевны на руках были анализы и рецепт от врача.
Пришлось ехать в аптеку, которая, как и предполагалось, находилась в другой части города.
― Сначала Вы! ― протянула Зоя Андреевна таблетку телохранителю.
― Зачем?!
― Вдруг это отрава, я должна быть уверена!
― Но это же лекарство!
― По телевизору говорят, что в каждой аптеке есть небольшой процент опасного контрафакта.
Спорить было бесполезно. Федя выпил таблетку от изжоги, втёр мазь от варикоза и закапал ушные капли.
― Видите, живой.
― Такому кабану нужна двойная порция!
Федя тяжело вздохнул и повторил операцию.
Следующим пунктом был вещевой рынок. Там Зое Андреевне угрожала реальная опасность. Женщина чувствовала себя весьма уверенно в компании телохранителя и расщедрилась на комментарии. Каждый отдел с одеждой был опущен женщиной ниже плинтуса, а продавцы посланы дальше видимых границ. Число возможных Раскольниковых росло с невероятной скоростью, и если бы не суровый вид Феди, Зоя Андреевна вряд ли бы купила свою заколку и вышла с рынка такой же жизнерадостной и невредимой.
Последним испытанием была встреча с небезызвестной Любкой.
Конфликт между женщинами был древним и острым. Он уходил корнями в те времена, когда женщины были ещё студентками. Одна из них на городских танцах увела кавалера у другой. Никто не помнил, чей был кавалер изначально, да и сам он помер за границей сорок лет назад, но обиды были живы и разгорались с каждым годом всё сильней.
― Обзавелась сторожевым псом? ― раздался скрипучий старческий голос, когда Федя с клиенткой подходили к подъезду.
― Не твоё собачье дело! ― парировала Зоя Андреевна.
― А ты любишь, когда рядом с тобой чужие кобели носятся!
Федя молчал. Вся эта собачья перепалка его жутко раздражала.
Ругань набирала обороты. Мат стоял такой, что даже строители в соседнем дворе начали ровнее класть асфальт.
― Федя, пристрели её! ― скомандовала Зоя Андреевна.
― Но я безоружен!
― Тогда придуши!
― Не могу, меня посадят, ― разводил он руками.
― У меня зять в прокуратуре воду в кулере меняет, договоримся!
― Не слушай её, Феденька, зять её только за рулём сидит, прокуратуру лишь из окна видел. Давай лучше я тебя к себе устрою, у меня дача за городом есть, я её на тебя перепишу вместе с квартирой, если будешь меня охранять, ― соблазняла Любка перспективами.
― Ага! Опять за старое! Курва! ― в руке Зои Андреевной блеснула та самая заколка.
Любка выудила откуда-то вилку.
Женщины были настроены весьма решительно.
Феде пришлось применить все свои навыки, чтобы остановить кровопролитие и растащить старушек по домам.
― Ну как тебе первый день? ― поинтересовалась Зоя Андреевна, разливая чай в кружки. ― Понимаю, с нами, стариками, скучно, но зато без лишнего риска.
Федя держал кружку дрожащими руками. Горячий чай расплёскивался прямо на его ноги и жутко обжигал.
― Скажите, вот так каждый день будет?
― Нет, конечно. В выходные поедем на дачу. Там свежий воздух, ягоды, а ещё председатель — ворюга и эта падлюка Нинка, что из моей бочки постоянно воду берёт, а так тишь да гладь.
Через пять долгих лет Федя отпросился у Зои Андреевны в отпуск. Он улетел повоевать в горячую точку, расслабиться и проветрить мозги. Он хотел остаться, но война имеет свойства заканчиваться, а вот Зоя Андреевна, казалось, собиралась жить вечно.
Александр Райн