Изобилие, свалившееся нам на голову восемь поколений назад, не смогло преломить ход вещей. Напротив, в руках Наприкигора и его сторонников, оно стало инструментом для укрепления наиболее ярких форм поклонения культу смерти.
Это была главная причина, по которой я хотел покинуть свою суровую родину. Да, я питаюсь плотью, потому что не могу иначе, но я хочу поддерживать жизнь разума, ибо точно также - не могу иначе.
Мы зависли над чащей леса. С этой стороны планеты стоял поздний вечер, почти ночь. Всю поверхность земли до горизонта покрывала густая растительность. Деревья росли настолько плотно, что было трудно найти просвет подходящих размеров. Немного покружив над окрестностями, Парисицид, разумеется, с разрешения старшего наблюдателя, посадил корабль на берегу реки, протекавшей меж двух крупных холмов.
Челнок выкинул трап. Старейшины собрались позади меня. Им нельзя было выходить наружу - таково было требование Кодекса.
- Ступай, сын Кратусов, - сказал Бериатрикс. - Найди самых кровожадных из них и принеси их в жертву во имя своего древнего рода. Мы отыщем более надёжное укрытие, чтобы местные не узнали о нашем существовании раньше, чем мы доложим о них королю. Маяк в твоём нарукавнике укажет тебе путь до нас. Честь! Род! Слава!
Он поднял кулак в ритуальном приветствии, и остальные, включая меня, повторили за ним.
- Будь осторожен, добрый Арихигон, - сказал Макергурей.
- Просто иди и убей их, - наставлял меня Фарициан.
Парисицид молча пожал мне руку и подмигнул.
Я повернулся к ним спиной, спустился по трапу и сделал свой первый шаг на чужой планете. Меня вдруг поглотило неведомое доселе ощущение, которое я даже затрудняюсь описать. От необъяснимого волнения закружилась голова, и наверное я шёл, покачиваясь, поскольку услышал крик Макергурея:
- Да, - ответил я, махнув им рукой.
Старейшины скрылись в глубине корабля под звук поднимающегося трапа. Я не спеша осмотрелся. Перед моими глазами возникла схематическая карта местности. Я включил ночное видение, уточнил направление на посëлок, в котором базировались военные, и скрылся в лесной чаще, заранее привыкая избегать открытых пространств.
Когда я отошёл на почтительное расстояние, то услышал работу двигателей корабля. Летающие и лазающие звери отреагировали на его шум очень неспокойно. Я подумал, что мы высадились, пожалуй, слишком близко к лагерю военных. Они наверняка услышали и взлёт, и посадку и обязательно пошлют кого-нибудь проверить источник звука. По крайней мере, наши военные поступили бы именно так.
Размышляя подобным образом, я решил уйти с прямой линии между их поселением и местом высадки, рассчитывая сделать крюк и выйти на их технику с юга. Камуфляж имел тенденцию к потере своих замечательных свойств по мере использования, поэтому я пока его не задействовал, к тому же было довольно темно.
В детстве я очень любил лазать, и некоторые участки пути я преодолевал, буквально карабкаясь и прыгая с ветки на ветку, как древний париксеец, испытывая при этом необъяснимый подъëм чувств. Однако наш климат оказался гораздо суше. Воздух, фильтруемый маской был чистым, но скоро я ощутил в нём влагу. Через какие-то полчаса весь я покрылся пóтом и конденсатом. Моя взрывная энергия начала иссякать. Двигаться стало труднее, и я решил было передохнуть, но, сверившись с картой, понял, что вот-вот, прямо за тем огромным деревом с мощным голым стволом, начинается обрыв. Там, в низине, словно в люльке, устроила свой форпост группа инопланетян.
Я включил камуфляж, вышел из-под сени деревьев и посмотрел на поселение с обрыва.
Они были у меня как на ладони. К ним ведëт всего одна наземная дорога. Дорога эта была плохо видна из космоса и уводила далеко на север, теряясь в зарослях. На въезде в форпост стояли сетчатые ворота, охраняемые явно вооружёнными существами.
Справа подходы к ним закрывала река. Та самая, на берегу которой я высадился, только чуть ниже по течению и здесь гораздо более широкая. Я распознал причал и белое плавающее судно вытянутой формы, отдалённо напоминавшее своим видом корабли нашего флота.
С левой же стороны поселение было обнесено забором с колючей проволокой. Это изобретение было мне хорошо известно, поскольку употреблялось на Париксее повсеместно.
Здания были сколочены из растительного материала. Выглядели они, впрочем, как хорошо построенные жилища, хоть и сделанные на хлипкой основе. Они стояли по краям поселения, создавая в середине прямоугольный внутренний дворик, в котором находилась техника и различные приспособления.
Я всё ещё не готов был просто взять и лишить жизни разумное существо, и в глубине души мне хотелось, чтобы они дали мне повод себя возненавидеть, поэтому я стал разглядывать своих потенциальных жертв, приблизив изображение при помощи маски и включив всевозможные фильтры.
Выглядели эти создания странно. Глядя на них, я не мог отделаться от чувства, что они мне чужие. Кожа их варьировала по цвету от чëрной к более светлой и была напрочь лишена чешуи или твёрдых покровов. Вместо жвал у них были челюсти. На Париксее подобное строение рта можно было встретить только у рыб.
Может поэтому я испытывал странное отторжение, глядя на то, как они открывают рот? А эти их смехотворные плоские тупые зубы, как у домашних шнарклей, которых разводят великородные дамы в богатых домах?!
Переборов себя, я решил не обращать внимания на эти ощущения.
Нападать лучше было бы отдохнувшим. Я выбрал для этого естественный навес, возникший у основания исполинского древа, венчающего эту возвышенность своей раскидистой кроной. Корни его местами вздымались над землёй, будто этот гигант однажды пытался сбежать из почвы, в которой пророс, но всë-таки проиграл неравный бой с собственной природой и так и остался стоять здесь вовеки. Опавшие листья соседних деревьев, крупные, похожие на перья, скрывали массивные корни, создавая в возникающих нишах идеальные укрытия. Я устроился в одном из них, лëг на сухой грунт и попробовал расслабить непривычные к таким нагрузкам мышцы. Ощущение, что за мной постоянно кто-то наблюдает, сильно нервировало, и я попытался от него дистанцироваться, сделав дыхательное упражнение. В конце концов, в голову мне залезть никто не мог. Поэтому я позволил себе спокойно размышлять о своих планах.
Итак, у меня есть дюжина дней, но совершенно нет провизии. Большинство претендентов справляются с испытанием в течение трëх париксейских суток и не употребляют в пищу инопланетное мясо, но такие случаи известны. Пить я мог, фильтруя воду в колбе, которую дал мне Макергурей. В идеале, мне нужно организовать какую-то временную стоянку и присмотреться к местной дичи на случай, если я здесь задержусь.
Моё укрытие уже начало казаться мне вполне удачным, как вдруг я услышал низкое хрюканье, перемежающееся с тяжёлым сопением. Не успел я поднять голову, как на входе возник средних размеров чëрно-белый зверь, весь покрытый длинными иголками. Он наклонил к земле голову и несколько раз топнул передними лапами, с силой раздувая пыль и сухую листву. Иглы веером вздыбилась на его спине, отчего он казался больше, чем был на самом деле. Наверное я занял его лежбище.
- Пошёл вон отсюда! - сказал я, помахав на него руками.
Но зверь и не думал уходить. Он ринулся к моим ногам, пытаясь меня то ли забодать, то ли укусить.
Я воткнул в его белую грудь ритуальный клинок, после чего вытащил из укрытия, перепачкавшись в крови, и там же выпотрошил. На падаль налетели всяческие мелкие твари, вроде наших насекомых. Мяса тут было не очень много, но выглядело оно вполне съедобно.
Каждый париксеец умеет разделать тушу, и я решил так и поступить, чтобы сделать запасы, но стоило мне отсечь животному голову, как другой зверь, гораздо более прыткий, вдруг подло атаковал меня со спины. Он прыгнул откуда-то сверху и попытался укусить меня в шею со стороны правого плеча. Услышав, как зубы клацают по броне, я схватил его левой рукой за загривок и с усилием дëрнул вперёд. Зверь взвизгнул и чуть ослабил хватку, что выиграло мне несколько мгновений. Я согнулся в поясе, встав на колено, с силой стащил его из-за спины и швырнул перед собой. Животное врезалось правым боком в ствол дерева, но не убежало, а вместо этого, грациозно развернувшись в воздухе, приземлилось на все четыре лапы. Оно не могло видеть меня и, видимо, ориентировалось на запах. Его сильные и гибкие конечности заканчивались мохнатыми когтистыми пальцами, а шкура была усеяна камуфляжными пятнами. Поза хищника выражала хорошо понятные намерения.
Зверь изготовился к прыжку. Утробный звук, шедший из его глотки, настолько мне не понравился, что я не решился подпустить его ближе и инстинктивно прикончил тварь из плазменной пушки в тот самый момент, когда она оттолкнулась от земли. Вспышка спугнула наверное тысячу летающих тварей, которых я до этого не замечал. Голова, передние лапы и часть грудной клетки животного просто испарились, и к моим ногам рухнул обугленный кровоточащий мешок с внутренностями.
Стригон сейчас наверняка потешается над трусливым сыном Кратусов. Однако, я жив, и это главное.
И всё же пришлось признать, что я совершил невероятную глупость. Взрыв, наверное, было видно из космоса.
Я спешно вернулся к обрыву и обнаружил в лагере инопланетян активность.
Из амбара вывели группу в основе своей белокожих созданий. Руки у них были связаны за спиной. Одного из них, самого высокого, отделили от всех и поставили на колени. К нему подошёл воин и начал что-то говорить. Долговязый держал руки на затылке и отчаянно тряс головой. После непродолжительного обмена репликами воин направил на него свою длинную железную палку. Через секунду мозги инопланетянина покинули его черепную коробку, а сам он под донëсшийся до меня грохот рухнул на землю бессмысленным куском мяса. Это вызвало большое волнение среди остальных белокожих, которое прервалось серией выстрелов в воздух.
Значит, огнестрельное оружие, подумал я. До широкой публики волею короны это изобретение у нас не добралось. С тех пор, как мы научились создавать оружие и броню при помощи специального оборудования на наших кораблях, король строго наказал нашей знати вооружаться исключительно и только так. Огнестрел оставался уделом дикарей, хотя у каждой богатой семьи имелась секретная коллекция подобных вещей, собранных во время испытаний на различных мирах.
Некоторые из таких пушек стоили баснословных денег. Пожалуй, надо будет раздобыть себе такую.
Когда всё улеглось, тот, кого я определил, как вожака (поскольку он имел право забирать чужие жизни), раздал указания своим воинам. Часть из них отконвоировала пленников на плавающий корабль; всех, кроме одного. Его подозвал к себе главарь.
Клянусь, он показывал своим оружием прямо на меня, пока что-то говорил пленнику; я даже проверил, в порядке ли камуфляж, хотя с такого расстояния он вряд ли вообще что-то видел. Но это и не требовалось, учитывая какой переполох я произвёл.
Пленник тряс плечами и болтал головой из стороны в сторону. Вожак ударил его по лицу, и тот встал на одно колено, закрываясь от обидчика рукой, но очередного удара не последовало.
Подъехала повозка, из которой вылезли четверо довольно крупных, по сравнению с пленником, воинов. Главный что-то сказал, один из них сбегал за какими-то сумками, и чуть погодя, отряд пешком покинул поселение. Пленник волочился позади как животное - его руки привязали к верёвке и то и дело одëргивали, чтобы он поторопился.
Инопланетяне двинулись тропой, уложенной вдоль забора с колючей проволокой. Тропа вела наверх и заканчивалась в чаще левее того места, где обосновался я. Разумнее всего было подождать, пока они пройдут мимо меня, и зайти им в тыл.
Интересно, что именно не поделили эти существа? Вокруг такое изобилие! Наверное, их противостояние имеет глубокие традиционные корни, иначе я не мог представить, зачем ещё жители столь богатой ресурсами планеты станут убивать друг друга.
Отряд пропал из поля моего зрения, и я залез на одно из деревьев покрупнее, затаившись. Вдруг я понял, что рядом со мной кто-то есть. Обернувшись через плечо, я был готов ударить, но увидел вполне безобидную коричневую мохнатую тварь с плоской мордой и наглой ленивой ухмылкой. Видимо, учуяв меня, она не спеша полезла прочь на своих руках-крюках, всё это время что-то жуя.
На подъëм отряду потребовался добрый час. Эти существа были очень медлительны, как будто жили в условиях, для которых не приспособлены. Неудивительно, ведь они стали доминирующей силой на этой планете, заполнив все мыслимые ниши. Поминая о качествах, которые вероятно позволили им это сделать, я всё же отметил, что выбрал удачное место для высадки. Инопланетяне были изобретательны, агрессивны и готовы убивать, в том числе друг друга, не говоря о чужаках, вроде меня; но они нисколько не походили на могущественных созданий с перехваченных нами изображений.
Кроме того, после увиденного мною, сердце моё заметно снизило градус милосердия по отношению к местным, по крайней мере, конкретно к этим.
Могу ли я извлечь из этой ситуации хоть толику благородства для себя самого? Пожалуй, освобождение пленного могло бы хоть отчасти извинить то, что должно произойти. Или же я просто придумываю себе удобное оправдание, а на деле соглашаюсь с мясорубкой, которую устраивает Париксея на диких мирах?
Так, предаваясь запретной философии, я чуть было не прозевал инопланетян, показавшихся из недр лесной чащи. Они ступали осторожно, готовые стрелять в любую секунду.
Главарь поднял руку, и отряд остановился. Я приблизил изображение, и снова мне показалось, что он смотрит прямо на меня.
Один из воинов, который вёл пленника, в возбуждении начал что-то бормотать, но главный злобно шикнул, и тот замолк. Инопланетяне застыли, прислушиваясь к звукам леса, и я притих вместе с ними.
Вожак махнул рукой, и они прошли в десяти шагах от того самого дерева, на которое я залез.
Наверное, он заметил брызги крови, потому что снова приказал отряду остановиться и послал вперёд одного из воинов, судя по повадке - следопыта. Тот обошёл крупные корни могучего древа, где сразу же обнаружил отрубленную голову игольчатого зверя. Он аккуратно поднял её и внимательно рассмотрел сечение, отгоняя насекомых свободной рукой. Положив голову туда, где взял, следопыт сделал несколько осторожных шагов к выпотрошенному чёрно-белому телу, а потом изучил обугленный кусок плоти, который остался от пятнистого хищника.
Затем он осмотрелся, принюхался, сел на колено, пощупал внутренности, лежащие на земле, и поднëс руку к лицу. Мне показалось, что он её лизнул. Клянусь, сделав это, он хмыкнул точно также, как делаем мы.
Я понимал его проблему. То, что он пытался представить, не могло существовать в их мире. Не думаю, что в местных зарослях регулярно стреляют плазмой. Последствия такого попадания ни с чем не спутаешь.
Следопыт что-то сказал, и к нему подошёл вожак. Остальные оставались на своих местах.
Главарь встал на одно колено и молча осмотрел место битвы, опираясь на своё оружие. Он наклонился, чтобы что-то подобрать, и вдруг в его руках мелькнул мой медальон! Я непроизвольно коснулся груди и, само собой, обнаружил пропажу смертоносного аксессуара. Старейшины ни за что не простят мне потерю символа культа смерти, даже если я пройду испытание. Были и другие, менее благородные причины любыми средствами вернуть злополучный медальон.
Затаив дыхание и всячески проклиная свою судьбу, я смотрел за развитием событий.
Инопланетяне осмотрели мою вещь и перебросились несколькими фразами, очевидно обсуждая того, кто мог бы оставить эти следы. Скоро вся группа столпилась вокруг кровавого месева, которое я после себя оставил. Их позы выражали крайнее напряжение, а стволы их пушек искали в зарослях невидимую жертву.
Я подумал, что мой камуфляж был бесперебойно включён уже слишком долго, и в любой момент мог начать мерцать. Если они обнаружат меня сейчас, то сразу начнут стрелять.
Я нахожусь в самой неудачной позиции - снизу у меня совсем нет брони. Что я мог сделать? Атаковать? Они окружили меня, и теперь мне некуда было скрыться. "До чего, всё-таки, унизительная ситуация!", - думал я, представляя себе Стригона, потирающего ручки возле проектора.
Пока я рисовал себе это пугающее зрелище, вожак инопланетян подошёл к пленнику, схватив его за лицо одной рукой, а другой тряся у него перед глазами символом париксейской веры. Отсюда стало заметно, что белокожий раб весь покрыт синяками и ссадинами. На лице у него, в отличие от остальных, росла шерсть. Он попытался что-то сказать, невзирая на то, что его держали за нижнюю челюсть. Готов поспорить, он всё отрицал.
Воин, который в этот момент всё ещё держал пленника на привязи, присмотрелся к артефакту и громко что-то произнёс. Главарь издал протяжный звук, очевидно, междометие.
В разговор вступил следопыт. Он что-то спросил у конвоира, и тот повторил слово, которое сказал до этого. Я запомнил его, потому что оно звучало очень по-париксейски:
Остальные воины засмеялись, все, кроме главаря. Следопыт что-то пробурчал, покрутил пальцем возле виска и махнул на конвоира рукой.
Вожак, тем временем, показывал мой медальон остальным. Они трогали его руками и даже грызли своими рыбьими зубами, но, к своему счастью, открыть так и не смогли. Пока остальные спорили меж собой, ответственный за пленника воин опять начал что-то бормотать. Я прислушался и понял, что он повторяет одну и ту же фразу, раз за разом, всё громче и громче. Командир сделал шаг по направлению к нему и ударил беднягу ладонью по лицу, после чего прокричал два громких слога.
Конвоир отбросил верёвку, к которой был привязан пленник, и затараторил ещё громче. Он показал пальцем на гигантскоое древо напротив меня и сорвался на крик. Вожак тоже начал на него орать, но воин не подчинился и направил пушку на своих. Те отреагировали зеркально. Старший не стал давить, а вместо этого сказал что-то очень серьёзным и ровным голосом.
Это вроде бы успокоило воина, но вдруг он повернул голову в мою сторону, и волею судеб в это самое мгновение мой камуфляж дал секундный сбой.
Эта секунда длилась для меня вечность. Конвоир, ничего не объясняя соратникам, направил ствол оружия примерно в то место, где я скрывался, и начал стрелять мелкими очередями, выкрикивая что-то всякий раз, когда делал паузу.
Живность вспорхнула с веток и тревожно засуетилась в воздухе. Невидимый, я спрыгнул на землю. Несколько снарядов врезались в мою нагрудную пластину, и я поспешно отступил назад, как раз вовремя, потому что к стрельбе присоединились остальные: если не все, то большинство участников отряда.
Шум выстрелов и вопли существ ненадолго стали чем-то цельным. Смертоносные металлические шарики сотнями обрушивались на растительность. Погибли многие животные. Выжить я смог только потому, что отступил в низину.
Это безумие продолжалось не менее тридцати секунд, и закончилось под крики их вожака, который, очевидно, пытался остановить бесполезную трату снарядов.
Я вдруг почувствовал сильное жжение на внутренней стороне правого бедра, чуть выше наколенника и, бегло осмотрев себя, понял, что меня всё-таки задело. Ранение прошло по касательной, но металл вырвал кусок моей плоти размером с большой палец. Видимо, крупные сосуды не были повреждены, поскольку кровь шла не слишком интенсивно и без пульсации.
Я мысленно выругался и поспешил спуститься подальше в низину, безуспешно закрывая дыру в ноге ладонью и оставляя за собой ярко-зелëный кровавый след. Охотник стал дичью! Я хотел, чтобы судьба испытала меня, но не ожидал, что она решит надо мной посмеяться таким вот образом.
Следующей эмоцией, посетившей меня, была, как ни странно, обида. Вот же, больные ублюдки! Да что с ними такое?! Наше противостояние понемногу приобретало личный оттенок. За эту кровь я должен был им отомстить. Но не раньше, чем подлатаю себя.
Я думал, что они будут меня преследовать, и в этом случае непременно воспользовался бы плазменной пушкой. Но, вопреки моим ожиданиям, этого не произошло. Убедившись, что за мной нет хвоста, я достал лечебные зелья и горелку. Смешав нужные ингридиенты, я подогрел порошки в колбе, отчего они превратились в горячую бурую жижу. Сжав жвалы, я вылил содержимое на рану.
Боль обожгла весь мой разум целиком. Почему-то я вообразил себе, что смогу удержаться от вопля, но это было, пожалуй, чересчур самонадеянно. Я кричал так, как не кричал никогда в своей жизни. Этот звук, я уверен, был слышен на многие сотни метров вокруг, но боль была сильнее всех прочих инстинктов.
Покончив с этой ужасающей процедурой, я, разумеется, сменил позицию. Меня потряхивало от пережитых ощущений, но оставаться здесь нельзя. Мой крик наверняка окончательно свëл этих тварей с ума.
Двигался я более или менее уверено. Минут через десять мне попалась неглубокая узкая яма. Убедившись, что там никого нет, я завалился туда, чтобы передохнуть, и спрятался под листвой, прикидывая свои шансы на успех.
Их было шестеро, считая пленника. Я постепенно склонялся к тому, чтобы разрешить себе как минимум пять трофеев. Эти существа не излучали и толики благородства. Они были грязны, дурно пахли, и вели себя по отношению друг к другу без капли почтения. Командир позволял себе рукоприкладство. Как так получается, что сюзерен не уважает своих воинов? Может, они не различают детей и взрослых?
И что такое этот Тлалок? Слово звучало, как имя. Почему оно так пугало этого воина?
Я читал, что на множестве миров разумные твари верили в существование невероятных существ. Их называли по-разному, но у нас для этого даже не было специального слова. Может быть, воин думал, что я один из них?
Сон пришёл также незаметно, как и последовавшее за ним пробуждение. По-прежнему стояла глубокая ночь. Посмотрев на пульт, я убедился, что прошло всего два часа и проверил рану. Рубец прекрасно заживает. Зелья чужих творят чудеса.
Выбравшись из ямы, я первым делом включил на маске тепловой режим. В нëм лес предстал в совершенно новом свете. На Париксее ночь - это священное время. Время охоты. Время забав. Время риска и беспамятства. Испытав на себе ночные чары этого мира, я понял, что здесь всё устроено точно так же. Жизнь вспыхнула у меня перед глазами. По земле бегали бесчисленные существа, а между деревьями то и дело сновали летающие и лазающие звери. Вон там висит на дереве какая-то туша. А вот гигантский червь. Сам он холодный, но что-то лежит внутри него и шевелится. Ненавижу червей. Эти противоестественные твари населяют каждый из известных миров, но упоминаний о настолько огромных тварях я не встречал.
Я обходил стороной всё, крупнее шнаркля и морально готовился к схватке, рассчитывая, что инопланетяне отправятся к месту моей высадки.
К этому моменту я окончательно убедил себя, что они достойны смерти. Они пролили мою кровь. Их жизнями я вполне могу пожертвовать. Не ради продления рода, а ради того, чтобы самому остаться в живых.
Курс - один к двенадцати. Это, отнюдь, не честно, но не я устанавливаю правила игры, в которую оказался вовлечён. Эти существа сами сделали из своих жизней разменные монеты в междоусобной войне. Я видел это своими глазами. Я всего лишь сделаю их кончину чуть более вероятной.
Мне оставалось только ужасаться своим мыслям, но спорить с этими доводами, увы, не получалось. Решение было принято. Вместе с этим начал отступать страх.
- Ты должен верить в своё превосходство, чтобы выжить, - сказал как-то отец, наставляя меня перед испытанием.
- Увы, действительность не зависит от моей веры, отец, - ответил ему я.
- Что за чушь? - воскликнул он в своей насмешливой манере. - Вера - это источник силы. Что как не сила даëт нам власть над действительностью? Я начинаю подозревать, сын, что в твоей философии имеется серьёзный изъян.
- Ты одержим сомнениями, в то время, как жизнь открывает свои двери только отважным.
- И как мне найти в себе отвагу?
- Для начала - поменьше думай об этом, - посоветовал мне старый воин. - И вообще, думай поменьше.
Сколь бы ни был противоречив этот совет, особенно для философа, теперь я прекрасно понимал, почему подобные установки закрепились в военном сословии. Проникнуться ими у меня, увы, пока не получалось, но в данных обстоятельствах стоило попробовать.
Я ступил на ствол упавшего дерева, чтобы перейти через ручей, как вдруг увидел на другом берегу метрах в двадцати тело о двух ногах и двух руках. Не знаю, почему, но все разумные виды, которые мы встречали, были устроены по этому единому образцу.
Он услышал мой шаг и насторожился. Я замер. Чужак был здесь совершенно один. Его тёмная потная кожа, большие белые зубы и гигантские белки огромных выпученных глаз... Я сразу признал в нëм конвоира. Может, стоит в дозоре?
Чтобы его смерть пошла в зачëт, я должен войти в ближний бой. Из дальнобойных орудий у меня была только плазменная пушка на плече, но её жертвы были бы напрасны.
Я снова подумал, что надо бы раздобыть одну из их железных палок. Я мог сжечь конвоира прямо сейчас и отобрать его оружие, но этим самым привлёк бы внимание остальных. Не думаю, что разобрался бы с этой штукой достаточно быстро, чтобы сходу отбить атаку четверых безумцев.
Я бросил пустую пробирку из под снадобья в чащу на стороне врага, дабы отвлечь его внимание. Конвоир повернулся на шум, направив ствол оружия во тьму в обратном от меня направлении. Я успел сделать пару шагов назад, сойдя с бревна, снял маску и положил её на небольшой естественной площадке перед упавшим стволом.
Я не стал задерживать дыхание. Если бы я мог заболеть какой-то дрянью, то после ранения наверняка был ею уже болен. В остальном, воздух тут был такой же, как у нас... Так я думал, пока в нос мне не ударили бесчисленные запахи этого мира. Для многих из них у меня не было подходящих слов.
Я поборол желание чихнуть и спрятался в кустах перед площадкой. Прикрыв свободное от камуфляжа лицо локтëм, я запустил на маске проверку звука, и прибор тихо зашипел.
Конвоир что-то негромко сказал, но, не получив ответа, встал на бревно и пошёл в мою сторону, с трудом удерживая равновесие, поскольку ему приходилось держать оружие обеими руками. Под конец он чуть ускорился и спрыгнул на площадку.
Маска, таким образом, оказалась у конвоира за спиной. Он развернулся к ней, и нагнулся, чтобы подобрать.
Я ощутил, как что-то древнее поднялось внутри меня из самых недр.
- Бей! Сейчас! - потребовало оно.
Словно во сне я вышел из укрытия, положил правый кулак чужаку на спину тыльной стороной вниз и одновременно выдвинул ритуальные ножи, расположенные параллельно друг другу вдоль моего предплечья. Они пронзили его мягкую плоть, словно лист бумаги. Конвоир судорожно вздохнул, но не смог закричать - его лёгкие уже были полны крови. Однако ему хватило прыти изловчиться и повернуть голову в мою сторону.
Наши глаза встретились. Я увидел, как сначала он изумился и воспротивился своей участи, и как затем понял и принял, что с этим ничего нельзя поделать.
Я отвёл взгляд. Это молчаливое согласие со своей незавидной участью поразило меня.
Резкое движение вверх вдоль позвоночника прервало страдание существа. Оба ножа вышли левее головы. Его тело выше точки разреза распалось на три части, распустившись подобно сюрреалистичному кровавому цветку. Обмягшие останки инопланетянина рухнули на землю, чудом не запачкав маску. Я водрузил её на место, после чего завладел его оружием.
Мне пришлось задержаться над трупом, чтобы забрать свой трофей. Никакого удовольствия это мне не доставляло, а кроме того, мне был совершенно чужд выпендрëж, связанный со сбором этих артефактов, поэтому я наспех отрубил инопланетянину палец и убрал его в небольшой карман на поясе.
Назад дороги нет. Глядя в глаза чужой смерти, я понял вдруг, что есть только я и мой собственный путь, проложенный сквозь безумие жизни. Каждый из нас встретит свой конец один на один, и каждый из нас поэтому живëт сам по себе. А особенно - такие, как Стригон - те, кто хватает судьбу за глотку. Они просто приходят и берут то, что им не принадлежит - чужое имущество, славу, жизнь, не важно. Их не стесняют никакие нравственные ограничения, и одновременно они умело пользуются традицией, поддерживая миф о собственном благочестии.
Такие, как он, правят, только потому что такие, как я, позволяют им это делать.
- Ты смотришь, злокозненный Стригон? - сказал я маске. - Я добьюсь своего!
Продолжение в следующем посте.