Записки сельской училки - 3
Пожилая пара, Фаина и Александр, наши почти соседи, стали юбилярами: стукнуло им обоим 50 лет совместной жизни. Золотая свадьба, не хухры-мухры! Имела смутное подозрение, что отмечать не будут. Скромные люди. Мы с мужем летом жили и окапывались на новом месте жительства в деревне, и при этом никогда не видели, чтобы они свистопляски устраивали, чтобы фестивалили по какому-то празднику. Постоянно в делах – это да. Александр – постоянно на машине, то корма для скотины привезет, то кого-то отвезти надо. Зато Фаина – за пределы деревни ни разу не выходила: то на огороде она, то чеснок в своем деревенском дворике перебирает, то живностью занимается. Идиллия!.. Друг другу не мешают. Сначала было непонятно: они, что, вообще друг с другом не разговаривают? Их голосов в диалоге за забором почти не слышно. Потом сообразили: да не, все в порядке. Просто за столько лет с полуслова друг друга понимать научились. Александр с улицы зашел и к рукомойнику шагнул – а Фаина уже суп в тарелку наливает, ложку положила на стол, пачку сметаны из холодильника достала, открывает. К машине пошел, двигатель заводит – тут же следом идет, что-то подает. Он еще не спохватился, а она уже знает, что ему это нужно. Так и живут…
А тут вот и дата какая хорошая. Специально в календарик не записывала. Само собой как-то запомнилось. Дай схожу, думаю, раз день от уроков сегодня свободный. Пришла – а Фаина одна дома. А Александр где? «А где ж ему быть? – удивилась Фаина. – На вахту ж опять удрал, у него 15 через 15, забыла ты, видать?». А, да, точно ж!.. Товарищи, он же еще в Москву ездит!
Еще раз: поженились они в 24 года. Прожили полвека вместе. На пенсию вышел – и около телевизора не осел. Скучно ему так. Начал в первопрестольную мотаться. Железный, несгибаемый дед!..
Вот такими они были. Очень понравилось мне это фото
А Фаина – тут, все как раньше и как всегда. Быт на ней. Уют домашний. И хозяйство: скотинка, птица домашняя… Тихо-неспешно, без биения себя в грудь каждый день делает все что нужно: всех напоить-накормить, где надо - прибрать. Дети у нее взрослые, в городе живут, хоть и каждые выходные бывают у нее, но все равно старается сама-сама…
Кстати, это ее питомцы. Гуляют в любую погоду. Любопытные, шкодливые. Сообразительные, как собачки. Но незнакомым рукам не доверяют!
«Гвозди бы делать из этих людей. Крепче бы не было в мире гвоздей!» (с) На таких, как она с Александром, любая деревня держится. А она, услышав от меня такую мысль, с ней почему-то не согласилась. «Что толку, если в деревне детских голосов нет? – возразила она, наливая мне чай. – Если в деревне только одна Фаина – это разве жива деревня?!.. Увидела вас, что вы с маленьким ребенком сюда приехали – вот этому и обрадовалась. Деревня жива, пока там дети есть!»
Великая сермяжная правда (с). И не поспоришь. Но для меня наша деревня хороша именно тем, что старожилы в ней – вот эта семейная пара: такие правильные, хорошие, надежные... Дай им Бог здоровья долгих лет жизни!
Ну, раз не удалось сегодня погулять на чужом юбилее, займусь, пожалуй, делом. Вон трактором улица в деревне расчищена была вчера, мусорные контейнеры завалило. Бровка нехилая размерами получилась, размером с бровь гоголевского Вия. Чтобы задача для тружеников приезжающего мусоровоза не усложнилась завтра, надо б в порядок привести. Есть где лопатой помахать...
Движение - жизнь. Полтора часа лопатой - и контейнеры хоть на выставку отправляй.
А вот теперь - домой. Готовиться к завтрашнему дню. Уроки буду делать. А вы что, думали, только школьники этим занимаются?!
Яблоня. Часть 3/5
Пельмени выкипели на плиту, разлившись серой и жирной пеной. Неприятно пахло гарью и мясом. Марат выключил газ и сел на стул, взявшись за голову. Затем резко встал, достал из холодильника початую бутылку водки, щедро налил в две кружки.
- На, пей и не сцы. Проблему решу. Но держи язык за зубами. Чтобы с Данилой как мыши, понял?!
Водка обожгла Костику горло. Он поперхнулся и закашлялся. Марат выпил, налил себе повторно. Крякнул, закусывая солёным огурцом.
- Вон с глаз моих.
От облегчения Костику хотелось плакать.
Вечером отлегло. Резались с Данилой на компьютере в «Диабло». Дома Марат говорил со следаком. За бутербродами и чаем с печеньем Данила пересказал, что слышала мать: в селе два опера ходили по хатам с собакой. Спрашивали. Вынюхивали.
Отец Данилы был на заработках в Москве. А мать шепелявила после инсульта, к тому же была глухая как пробка, но вот сплетничать любила.
Уж точно: как опера нагрянут, то мать Данилы замучает оперов по самое не хочу. Чего уж там – и на чай пригласит, конечно же.
Вот только опера к ним не пришли. А брат Кости позвонил ближе к десяти, сказал, чтобы младший возвращался домой. Костик выдохнул с облегчением и с улыбкой сказал:
- Ну, я пошёл.
И больше Данила его не видел.
Вернулся Архипка глубоко за полночь. Не стучал. Поскребся легонько в окошко. Шикнула кошка, спрыгнув с кровати на пол. Прокофья проснулась, тяжко дыша. Сна ни в одном глазу.
Кряхтя, она пошла открывать дверь. Под босыми ногами скрипел холодный пол. Скинула защёлку, и дверь распахнулось. Со двора дохнуло туманной сыростью и сладостью подгнивающих яблок. Тягучий дух скрутил живот, растёкся по нёбу Прокофьи приторным ядом.
Она щелкнула по кнопке выключателя на стене в коридоре. Напрасно. Электричество в старой хате барахлило давно.
Дрожащие пальцы запалили спичку (коробок всегда лежал на всякий случай в кармане ночнушки). Затем зажгла свечу в банке, стоящую на деревянном табурете у изголовья кровати.
Архипка ввалился в хату голышом. Живот огромный, неимоверно раздутый. Точно у роженицы, ожидающей тройню, да и то поболее будет. Худое тельце измазано в грязи, в чём-то буром.
Ухмылка кривая, недобрая. И видно, что в зубах застряло что-то серое, жилистое, мясное… Он облизнулся. Желудок Прокофьи болезненно сжался в комок. Ноги отяжелели так, что с места не сдвинуться. Клюква со страху забилась под кровать.
Собака за Архипкой тихонько порыкивала.
От того рычанья у Прокофьи по позвоночнику холодок пробежал, и резко кольнуло где-то под сердцем. Ох, беда. Плохи дела… Прокофья, кряхтя, тяжко вздохнула. Будь что будет.
Архипка молча забрался в подпол. Только смотрел пристально, взглядом своих янтарных глаз не отпуская её взгляда. Оттого в мыслях и в теле Прокофьи возникает чужая сытость, чужая злобная радость. И что хуже – она не знает: эти чувства, или то, что в мальчишеском теле Архипки совсем не Архипка, а проклятое существо из яблони. Но самое страшное то, что существо больше не скрывается, зная, что старая Прокофья ему не противник. И некому больше в селе остановить его.
Так и стояла Прокофья, заиндевевшая на месте от собственных домыслов, тёмных, тяжких, нестерпимых, пока существо в теле Архипки вместе с собакой в подполе не скрылось, да крышка за ними сверху сама не захлопнулась.
Вздрогнула, сомнамбулой отошла в сторонку.
Опомнилась, когда носки надевала шиворот-навыворот. И Клюква из-под кровати выползла, боком меховым о лодыжки ласково потёрлась и совсем не по-кошачьи в глаза Прокофьи уставилась.
И стыдно старухе стало, что совсем о кошке забыла: когда кормила в последний раз Клюкву – не помнила.
Вздохнула тяжко и, маня кошку, потопала в носках на кухню, надеясь, что в маленьком, тарахтящем порой, как трактор, холодильнике остатки молока в пакете не прокисли.
От кроликов в клетках в сарае ничего не осталось, кроме костей и кусочков шерстки. Единственная тощая курица забилась в хлев, где раньше держали корову.
А Прокофья все деньги растратила. И чем дальше кормить Архипку – не знала. Она всхлипнула от отчаяния, закрыв морщинистыми ладонями такое же морщинистое скукоженное лицо и зарыдала.
Клюква громко мяукнула, вскочила на забор и, водя хвостом из стороны в сторону, посмотрела на хозяйку так пристально, что Прокофья вдруг поняла, куда нужно пойти и что сделать.
В дверь Марата постучали. Раз. Другой. Третий. Он, перепивший накануне, гаркнул, с неохотой поднимаясь с дивана:
- Иду! - ругаясь сквозь зубы: мол, кого в такой час чёрт принёс.
За дверью стояли опера и следак, с которым Марат и перепил сивухи не более пяти часов назад. Лица оперов суровы, губы следователя поджаты. В глазах всех стальная решимость.
- С чем пожаловали?! - зыркнул, обдавая пришлых кислым смрадом пота и перегара.
- Коновалов Марат Юрьевич, пройдёмте с нами. На опознание.
Из «вазика» за забором гавкнула овчарка.
От слов следователя, от его отнюдь не дружелюбного взгляда дрожь пробрала. Марат аж протрезвел, только вот в голове разлилась тупая пульсирующая боль.
Спорить с пришлыми в таком настроении было бесполезно. Это Марат понял сразу. На душе от нехорошего предчувствия кошки заскреблись.
- Сейчас соберусь, - открыл дверь пошире, впуская в дом оперов. И таки спросил, не сдержался, не смог: - А в чём, собственно, дело? Архипа нашли?
Следователь моргнул. Оперуполномоченные переглянулись.
- Нет, не его. Другого мальчика. Возможно, вашего брата.
Кровь отлила от лица Марата, сердце сделало в груди болезненный кульбит и замерло. Руки мужчины задрожали, впервые в жизни. Пока вглядывался в суровые лица оперуполномоченных, переспросить сил уже не хватило.
… Прокофья за ночь навестила пять хат, прихватив парочку куриц. Читала про себя и «Отче наш», хоть в Бога давно и не верила. Так, для храбрости. И заговор от собак, чтоб не учуяли. Вот заговор-то помогал, не раз проверенный.
Туман сырой и влажный, до омерзения густой, с каждым днём задерживался в деревне всё дольше. Он противоестественно пах гнилью и спелыми яблоками одновременно.
Фонарный свет в посёлке оказывался бесполезен как для освещения, так и для подслеповатых глаз старухи. Застревал ещё в верхушке толщи белого туманного марева.
Клюква помогала, подталкивала Прокофью в нужном направлении, не давала ни споткнуться, ни зацепиться за забор, ни провалиться в канаву. Кошка родимая, не зря её Прокофья молоком поила да первой всегда ухой на пробу угощала.
Уроки в маленькой сельской школе отменили. Назначили комендантский час. Ученикам ничего толком и не объясняли. Оттого собственные догадки терзали гораздо сильнее и страшнее.
Даниле от тревоги не спалось. Костик не отвечал на телефонные звонки (он звонил раз десять), и дома у них никого не оказалось. Даже домоседа – старшего брата Кости, выпивохи Марата.
А когда следак нагрянул к ним в дом, то мама всполошилась так, что несла совсем уж околесицу да лебезила.
- Присядьте, Зинаида Викторовна. Я с Данилой хочу поговорить.
- Я лучше заварю чаю, - не находя себе места, робко предложила женщина и вышла.
От тучного следака сильно пахло сигаретным дымом. А его улыбка, скорее болезненная гримаса, демонстрировала края нездоровых, покрытых кариесом зубов.
Следователь не тянул резину, а начал сразу с вопросов:
- Данила, когда ты последний раз видел Костю Коновалова?
В небольшой комнате Данилы находилась кровать, компьютерный стол со стулом да шкаф. Окно было зарешечено, потому что мать всегда боялась воров. Закрытая дверь за спиной только усиливала у Данилы ощущение паники и ловушки.
Всё, он попал, так попал. Мысли кружились, утягивая Данилу в мучительный водоворот сомнений и предположений.
Данила встретился взглядом со следаком, сжал пальцы в кулаки, разжал и решил, что будет молчать.
Через час такой вот тихой беседы, состоящей из вопросов и ответов, Данила признался во всём. Заревел, начал заикаться, как в детском саду, и, достав тетрадку, которую они с Костиком случайно нашли в дупле яблони, когда играли в чёрных копателей в овраге, то уселся на пол и выложил всё, ничего не скрывая.
… Придушенных кур ощипывать не пришлось. Прокофья только положила тушки на пол возле погреба.
Нужно было поесть, покормить Клюкву да заняться чем-то обыденным, например, зайти в продуктовый ларёк за хлебом.
Но до восьми часов утра, когда открывался ларёк, ещё оставалось полтора часа, поэтому Прокофья сходила к колонке за водой. Затем поставила чайник на плиту. Почистила несколько ссохшихся картофелин да потерла морковку, чтобы зажарить с луком на топлёном жире. Клюква, забравшись на подоконник, жалобно мяукнула, попросив еды.
- Погуляй, потерпи, родная. Могу сейчас только воды дать, - ответила Прокофья, наливая ковшом воду из ведра в металлическую миску на полу.
Морг находился в городе, в двух часах езды от посёлка. Пока «вазик» ехал по сельским рытвинам и колдобинам, выбираясь на более приемлемую асфальтированную колею, Марат всё думал и думал, то и дело хватаясь руками за голову. Такого просто быть не могло! Только не с Костей, только не с его братишкой... Это точно ошибка. Глупая, злая ошибка, и по приезде он во всём разберётся, как и со следаком, которого просил сильно не рыскать по селу, не пугать стариков и старух. Предполагая, под крепкую сивуху с сальцем да огурцом, свою версию, что Заморыш (тьфу ты, Архипка) сбежал от своего отчима к прабабке Мальвине в дом престарелых. Там-то следовало его искать да вынюхивать.
Войти в дверь морга Марату оказалось чертовски сложно. Все тело сопротивлялось командам мозга, отказываясь переступать за порог.
- Идёмте, Марат Юрьевич, - избавил от наваждения следователь.
Он тяжко, глубоко вздохнул и, пересиливая себя, вошёл внутрь здания. В подвал их сопровождал работник морга, бледный и невзрачный мужчина, в очках и в белом просторном халате, всем видом напоминающий привидение.
В морге обыденно. Холодно, чисто. Яркий свет отражался от закрытого простынёй металлического стола с телом. Потерявший цвет кафель под ногами был выдраен на совесть. В углах отсутствовала паутина. Марат осмотрелся, прежде чем поднять глаза и снова посмотреть на стол.
По знаку следователя работник морга, ловко снял простыню.
Искорёженное маленькое тело ребёнка. Глаза Марата отказывались смотреть, он сглотнул слюну, стиснул зубы и продолжал смотреть, пока мозг рисовал картину.
Тело словно стискивали до синевы жгутами, которые оставили резкий, въедливый отпечаток на коже.
Нет, это точно не мог быть его младший брат. Он не такой маленький, а высокий и крепкий для своего возраста.
«Ошибочка вышла!» - хотел рассмеяться Марат, озвучить слова, но взгляд упёрся в бледное до синевы лицо ребёнка, в правую, практически не повреждённую часть, которую до этого момента невнимательно рассмотрел. Синий, не прикрытый веком глаз – навыкате, такой же, как у матери, как у самого Марата. От осознания увиденного, от шока мужчину словно пронзило током. Он растерялся и задрожал всем телом.
Марат придушенно всхлипнул, моргнул. Голова закружилась, и он едва не упал, но следователь успел подхватить за плечо.
В голове шумело, всё расплывалось перед глазами, и он вдруг понял, что плачет, хотя он с детства никогда не плакал, когда ещё живой отец чётко объяснил, что значит быть настоящим мужиком.
Прокофья так и не дождалась выхода Архипки из подпола. Или того, кем оно было, притворяясь Архипкой.
Она поела супа, покормила кошку, попила чаю, убралась в хате.
Затем, усевшись в плетённое из ивовой лозы да соломы покойным мужем кресло подле окошка, задремала, чтобы вскорести резко вскочить, задыхаясь от рвущегося с губ крика.
Она подошла к подполу, открыла его и в ужасе задержала дыханье. Там было пусто. Только пахло до одури сладко яблоками и гнилой, покрытой янтарными выделениями соломой.
Плохи дела, ибо не спал сегодня, как обычно, днём Архипка со своей собакой. Значит, времени совсем не осталось. Знала Прокофья из сна, что не будет он мстить обидчикам, ибо не Архипка это больше, а затеет кровавую резню.
Надо бы предупредить всех сельских, надо бы предупредить Мальвину. Вдруг ей получше стало, и она поможет…
Скорее собираться и… Прокофья упала, сделав шаг к двери.
Сердце крепко сдавило, так что не вдохнуть, не крикнуть, ни шепнуть.… Задыхаясь, дёргаясь, как рыба на льду, она ползла по полу к двери.
Клюква почуяла беду, неслась во весь дух по огороду к хозяйке.
- Родная, найди Мальвину, пока не поздно, и сообщи… - булькнула в последний раз Прокофья и затихла.
Данила был наказан, заперт в своей комнате. Мать отшлёпала бы его ремнём, да в последнюю секунду пожалела, отвела руку и ушла, хлопнув дверью.
До сих пор в ушах Данилы стояли злые слова про психушку, зло оборонённые следователем. Там, в мягкой палате из войлока, медсёстры каждый день делают болючие уколы и дают горькие таблетки негодным мальчишкам, вроде него. Чёрная, полуобгоревшая тетрадка с заклинаниями, что они с Костиком нашли, сыграла злую шутку. Едва следователь открыл её, как увидел чистые жёлтые листы.
Чёрные брови мужчины, словно живые гусеницы, в недоумении поползли вверх, и он так рьяно глянул, что против воли Данила зажмурился.
Следователь выругался. Затем ушёл.
Так Данила и остался сидеть, как ошпаренный, игнорируя разошедшуюся мать, обещавшую вызвать отца из столицы.
Когда слёз не осталось, в горле образовался противный комок. … Всё же ему стало легче.
- Из дома ни ногой, паскудник!- сердито грохнула по столу массивным кулаком мамаша. Щёки красные, лоб в бисеринках пота. Руки упрёла в бока и дышит тяжело, как паровоз.
- Я на работу ухожу, в ночь. Так и быть, завтра всё решим, - смягчила тон мать и, уходя, добавила, что борщ с котлетами в холодильнике.
Оставшись в одиночестве, Данила вдруг осознал, что ему очень страшно. И в тихом, пустом доме страх только усиливался.
Вот только идти ему было некуда, и от обиды и жалости к себе Данила тихонько заплакал.
А за окном всё сильнее сгущался плотный туман.
«Вазик» сломался, едва последний сельский дом остался позади. Мотор вдруг забуксовал, зафырчал и заглох. Туман и не думал редеть.
- Чтоб ты провалилась, старая развалюха! - выругался следователь, в ярости ударив руками по рулю. – Цыц! - тут же оборвал на корню сдавленное хихиканье оперуполномоченных.
- Подмогу запросим? - с насмешкой отозвался сидящий позади с задержанным и овчаркой самый молодой опер Димыч.
- Хренасе.… Мы вернёмся. Пешочком недалеко тут будет до райцентра. На месте сообразим.
Веселая ферма: принимаем гостей!
Все началось вот с такого сообщения в личку:
Были приятно удивлены, и до последнего не верили, что к нам действительно приедут в такую даль поснимать и послушать наш рассказ, но…Иван и Алиса, авторы проекта "мяснойвопрос.рф" приехали к нам, как и договаривались, вчера! Это было удивительно! Мы снимали почти весь день, собрали много материала и, надеемся, наше интервью будет интересным. Думаю, будет несколько тем: ребят очень заинтересовали вьетнамские поросята, рентабельность их содержания, да и вообще все тонкости породы, потому что мнения людей крайне противоположны: кто-то говорит, что совсем не выгодно и это баловство, а кто-то, как мы, топит за эту породу. Хотя бы по тому, что нам есть, с чем сравнить, одновременно с ними мы держим и обычных свиней, и они втроем съедают очень намного больше, чем стадо вьетов в 15 голов. Да, растут они медленней, да, не набирают такой вес, но и затрат как трудовых, так и пищевых, на них практически никаких. Помним, что летом они пасутся сами, или питаются скошенной травой, которая должна быть у них всегда вдоволь, а зимой основная пища – сено. И только ведро дробленой зерносмеси и мятой вареной картошки они съедают всем нашим разновозрастным поголовьем. А когда открыта земля – они сами прекрасно добывают пропитание, конечно при условии возможности свободного выгула. В общем – держать в сарае, кормить зерном и получить на выходе сало на костях – да, не выгодно. А когда они сами пасутся, трудозатрат никаких, потому что они сами уходят и сами приходят домой, а их сарай всегда открыт – почему бы и да!
Конечно, звездами стали ожидаемо Биба и Боба. Их миролюбиво - тупенький нрав очень повеселил ребят. Биба тут же попробовала на клюв Алисины сапоги, а Боба сначала решил дать себя погладить, но передумал. Правда, через несколько секунд забыл о своем решении, и в итоге потискать его все же удалось.
Отдельно поговорили об инкубации их яиц, посмотрели, как они весело крутятся в инкубаторе. Да, первое яйцо, так ожидаемое нами к 23 февраля, оказалось пустым, хотя по признакам уменьшения веса оно развивалось. Но вот так, к сожалению, тоже бывает. На самом деле первые яйца часто бывают неоплодотворенные – это абсолютная норма, поэтому не отчаиваемся и ждем следующих! Впереди все лето, так что яиц еще наберем и сколько-то эмусят в любом случае получим.
Поснимали и павлинов, и курочек. Очень вызвали удивление и умиление сибрайты, ребята никогда не видели, а тем более – не держали их в руках. Эмоции не передаваемые!
В общем – снимали всех!
В конце поговорили о нашем решении переехать, жизни в поселке, особенно интересовал вопрос, с какими непредвиденными трудностями столкнулись в поселке (спойлер: никакими)
Кстати, наша, местная газета тоже решила написать про нас репортаж, становимся знаменитыми, так сказать!
По итогу, очень довольны остались друг другом! А Алису и Ивана мы ждем в гости в следующем году, будет еще интереснее, ведь мы только начали!)))
А мы силой пикабу продолжаем собирать на генератор! и с Вашей помощью все ближе к цели! Всем огромное спасибо!
Про слово пацана в реалиях Южного Урала
Раз такая ботва пошла, что почти каждый пост залетает в горячее (кроме того, что про политику - удалили модеры), продолжу мои истории.
Так получилось (см предыдущие посты), что в Челябинске я оказался в возрасте 16 лет в 98 или 99 году. Абсолютно деревенский парень, вскормленный на молоке и мясе, рост 185, вес 80, за плечами разные спорт секции и тяжелая физическая работа по хозяйству.
Я был в шоке от города. Здоровался сперва по привычке с каждым (в городе- миллионнике).
Наивный шопиздец
И наши навыки деревенские, ну типа на дискаче несколько поселков собираются, и веселый мордобой, как у мушкетеров - один за всех и все за одного, перенес как то в мою новую городскую жизнь.
Вот долбоеб.
Пизды получал раз 5 и каждый раз когда заступался за своего одногруппника по интернат школе, соседа, просто какого-то левого. Видел - толпа на знакомого, и выдвигался. Знакомый убегал, а я в аут.
Против 2-3 никакого здоровья не хватит.
При этом на меня самого никогда не прыгали, но блеать эти понятия «прав он или нет, заступись, потом разберешься» сыграли свою роль.
Титановая пластинка в черепе, сетка в животе, 6 имплантов зубов.
А где эти, за которых вступался? Да нигде. Пропадали. Им похуй.
Отсюда вынес очень важный жизненный принцип. Город - не деревня. Здесь всем похуй. Похрен на твои поступки, слова, действия (интернета и такого благого дела как травля еще не было).
Ну а в деревне, что человек чмошник и надо его избегать знают все на следующий день.
Об этом и сериал. Конфликте деревни и города по сути.
Поиграем в бизнесменов?
Одна вакансия, два кандидата. Сможете выбрать лучшего? И так пять раз.
Ответ на пост «Как мы выжили в 90е»
пиздец..., все моё детство прошло именно так же, не держали только свиней в таком количестве, больше рогатиков. летом сенокос и нескончаемый огород, зимой дрова, ебучий навоз, вода. но мы никогда не нуждались, ко всему этому у нас случился пожар, все постройки, дом, всё было уничтожено, успели выкатить мотоцикл да кое какие вещи из дома повытаскивали, скотину выпустить не догадались, на момент пожара взрослых никого не было а мы мелкие были. до сих пор помню рёв скотины. было это под конец лета и мне не понятно почему они были в загоне а не паслись на лугу, сгорело все минут за 30. лично моё мнение что это был поджёг так как началось горение со стороны стайки, с кучи навоза, там не было никаких проводов, заборы и трава по пояс, легкий летний ветерок способствовал очень быстрому распространению огня. Этот момент меня конкретно выбил из себя, замкнулся в себе, проблемы в учебе. организации где работали родители помогли(я так думаю) , выделили лес-стойматериалы на постройку дома. хз как выжили, жили у бабушки по маминой линии, папка после работы постоянно на стройке с тестем(моим дедом), я там же с ними. сейчас думаю что как бы мы жили по другому если бы не этот пожар.
супруга моя рассказывает о этих временах как о голодных, она городская, я же не могу сказать что нам в посёлке было голодно, очень много работали, никогда не забуду как вдвоем с сестрой окучивали по жаре все два огорода с картошкой, наверное соток 20. в перерывах бегали на речку купаться. как то докапывали её и шёл снег. а потом почти всю зиму эту картошку моешь и на корм скотине крошишь или варишь.
родителям безмерно благодарен, они не опустили руки, столько всего свалилось на их долю, мать постоянно винит себя что мало уделяла нам времени, но как это возможно вообще в том режиме в котором все это происходило?