Яблоня. Часть 4/5⁠⁠

Яблоня. Часть 1/5

Яблоня. Часть 2/5

Яблоня. Часть 3/5

Яблоня. Часть 5/5

- Яблоками пахнет… Сладко, - промычал Гаврилыч, когда уже полчаса кружили в тумане, как ёжик в пресловутом мультфильме.

- И вправду, пахнет. Странно, - неожиданно для себя отметил следователь и остановился. - Сейчас позвоню куда надо, обождите, - и, цокнув, оборвал нервный смешок одного из оперов.

- Я закурю?- напросился Гаврилыч, тот, что был пошире в плечах и потолще Димыча.

Следователь продолжал раз за разом набирать номер участка, слыша в ответ: «Абонент временно не доступен». Про себя чертыхался.

- Разве здесь можно заблудиться? - обратился он к Марату.

Коновалов покачал головой, поясняя, что в посёлке от силы восемь-десять домов и овраг.

Вдруг завыла овчарка Копейка, жалобно и надрывно, и побежала, потянув поводок.

- Едрить.… Стоять! - вырвалось у молодого опера, бросившегося в погоню.

Марат не удержался и фыркнул, на что следак с плечистым Гаврилычем посмотрели косо.

- Что-то мы, как дети малые, растерялись! - хохотнул Гаврилыч и расплылся в улыбке. Затем достал рацию, включая и называя кодовое слово.

В шипенье помех раздался звук ветра или то снова из тумана завыла Копейка. Следователя пробрало. До мурашек, до кислого привкуса во рту.

- Евгений Петрович, скажу как есть… - начал Гаврилыч.

На что следователь дал понять жестом, что и так тревожно.

Крик боли, затем одиночный выстрел разорвали тишину.

- Я за Димычем! - крикнул на бегу Гаврилыч, выхватывая из кобуры пистолет.

- Могу я чем-то помочь? - спросил Марат.

Следователь пару секунд думал, напряжённо вглядываясь ему в лицо, затем снял наручники.

- Давай дуй в село, попроси помощи. Если связь есть, то позвони в город, скажи, что от Щура. Ну, что стал, етит-дрить, погнал, пока я не передумал!

Руки после наручников заметно покалывало. Марат посмотрел по сторонам, надеясь, что выбрал верное направление, да побежал. Туман за его спиной сгущался.

Евгений Петрович ещё раз проверил рацию. Затем вынул пистолет из кобуры и направился за Гаврилычем. Всё ощутимее пахло яблоками. Списать запах на галлюцинацию не выходило.

Село ему детально описал ещё в райцентре один из местных жителей, у которого там проживала мать.

Следователь помнил, что за ржавым покорёженным знаком следует спуск в овраг. Да и тот едва виднелся, утопая в плотном тумане, который, вопреки всем законам природы, не спешил исчезать.

- Эге-гей! Гаврилыч! Димыч! Але! Есть кто живой?! – приблизительно через полчаса блужданий таки крикнул следователь, никого не обнаружив.

Несмотря на сырость, он весь вспотел, да и боль простреливала колено. Выдохнув, он снова позвал:

- Эй! – и на этот раз отчётливо услышал звук шелестящих листьев и тоненький детский смех, от которого мороз прошёлся по коже.

Марат и подумать не мог, что полицейские его отпустят так просто. Чего уж проще сделать: вернуться в село, позвонить, вон хотя бы от бабы Марфуши.

У той в доме несколько телефонов, даже вай-фай имеется, для того чтобы обожаемая внуками бабуля не пропускала любимые сериалы и, если что, вызывала скорую помощь. Сердечница Марфуша боялась инсульта и инфаркта до умопомрачения.

Вот и овраг. Как тут запутаешься… Проржавевший указатель тут как тут. Дальше находился заброшенный колодец, там и развилка. И домики сельских, что побогаче, стояли практически рядом. За ними широкая дорога с огромными огородами, по бокам закрытыми тщедушными заборами,

Себе Марат участок огораживал сеткой, это лучший вариант: дёшево и сердито. Как же тихо вокруг... И не видно из-за тумана. Такого тумана за свои двадцать пять лет, прожитые в селе, Марат ещё не видел.

От бега он весь упрел, запыхался, чувствуя на нёбе вкус яблок в карамели, навеянный прямиком из детства. От вкуса этого брала жуть. И сколько Марат ни останавливался, чтобы осмотреться, всё никак не удавалось сориентироваться.

Заплутать в деревне, в которой, считай, родился... Ну, честно, от осознания этого ему хотелось рассмеяться.

Как же по-дурацки выходило.

Что-то зашуршало. Марат обернулся. Дыхание спёрло. Он не верил своим глазам: по дороге ползли увитые зелёными молодыми листьями прутья.

- Ни хрена се, чё творится! - выдавил Марат и побежал.

… У Евгения Петровича, следователя, от тумана слезились глаза. Голос охрип. Его, словно специально водили по кругу. Хоть он и не раз останавливался с намерением вернуться назад, неоднократно брал в руки рацию, телефон… Всё оказывалось бесполезно. Только помехи и полное отсутствие сигнала связи.

Внезапно от бессилия нахлынула злость, в голове следователя возникла беспорядочная круговерть образов. Евгений Петрович снова остановился, выдохнул. Вдохнул, убеждая себя, что такого в реальности просто быть не может, верно?

Скулящая, взъерошенная Копейка неожиданно вынырнула из тумана, жалобно льня к его ногам.

- Ох ты, девочка, - Евгений Петрович присел, схватил её за ошейник, погладил по голове. Влажно блестевшие от испуга шоколадные глаза собаки смотрели с тоской и ожиданием.

Евгений Петрович велел Копейке идти за ним, дав команду привести к Гаврилычу и Димычу. Но собака упрямо мотала головой, отказываясь  двинуться с места.

Всегда послушная ранее, беспрекословно выполняющая команды служебная собака отказывалась сейчас повиноваться. Чем не шуточно встревожила Евгения Петровича. Так ничего не добившись от собаки, он снова в одиночку возобновил поиски.

Марат в отчаянии зажмурил глаза. Затем снова открыл. Наваждение не проходило. Хорошо хоть, ползущие вслед прутья исчезли. Туман оставался на месте, а родное село точно испарилось.

Сколько он ни бегал, ни искал, но находил только заброшенный колодец и спуск в овраг.

- Вот сука!.. - решившись, выдохнул Марат и начал спускаться в овраг.

Кривые, трухлявые от дождей, сырости и червей ступеньки угрожающе скрипели под его весом. А перила сохранились, лишь благодаря узловатым кореньям хмеля да цепкого вьюна, опутавших их собой, как и ступеньки.  Несколько раз Марат едва не оступался. Нога зависала над пропастью, грозя провалиться. А в самом конце спуска он с чертыханьем поскользнулся и сел на пятую точку, с остервенением выругавшись.

Янтарное свечение пробивалось сквозь молочно-белый туман, образуя форму гигантского дерева. Марат крякнул и протёр глаза. Не помогло. Затем снова зажмурился, вновь открыл глаза и неверяще покачал головой, присвистывая:

- Твою-то мать!..

Любопытство вопреки всему заставило пойти посмотреть. Вскоре туман расступился, и Марат увидел зелёную от листьев яблоню, испускающую яркий янтарный свет. На ветках, помимо листьев, расцвели цветы, и он принюхался: вот точно – сладко благоухали бело-розовые лепестки. Одновременно с цветами на ветках, что совсем уж нереально, красовались зрелые, красные яблоки.

Он потряс головой. Наваждение не исчезло. «Если я действительно сплю, - подумал Марат, протягивая руку к яблоку, - то не грешно будет и съесть один плод…»

- Остановись! Ты недостоин! - голосом брата грозно прошептали над самым ухом.

- Костик, братишка!.. - с радостным удивлением выдохнул Марат, но никого вокруг не было. Только янтарный свет и густой туман.

В тумане тенью мелькнуло что-то скособоченное, тёмное и расплывчатое. И показалось, что у тени вместо рук были обросшие листьями ветви. Это точно не сон – у Марата тревожно ёкнуло сердце. Он сделал шаг назад и неожиданно уперся спиной во что-то. Спину закололо и припекло. Он задрожал, вдруг понимая, что нет сил обернуться.

Голосом брата произнесли:

- Все платят по счетам.

От этого столь родного и одновременно чужого голоса Марату стало так жутко, что мочевой пузырь опорожнился. Горячее пятно растеклось между ног. Он не шевелился, пока тугие лиственные жгуты оплетали тело. Но заорал во весь голос, когда земля под ногами провалилась, забивая комками и пылью ноздри и рот.

Данила так и сидел под домашним арестом в своей комнате. Компьютер был под строжайшим запретом, заблокирован новым паролем, а телефон мать забрала с собой.

Мальчишка не мог спать, и еда не лезла в горло. Оставалось только тупо сидеть или лежать, уставившись в потолок, что в потоке собственных терзающих мыслей было невыносимо.

Гиперактивный Данила Стрельцов и на уроках усидеть не мог, а тут такое наказание.

От нечего делать ему пришлось достать с верхней полки коробки с пазлами и составлять картинки из диснеевских мультфильмов, но вскоре бросить и разрыдаться. Ну, за что такое с ним? За что?!

Собственный всхлип неожиданно сменил тихий шорох за окном. Затем в стекло легонько поскреблись. Что за шутки?

Данила подошёл к окошку, отвесил дневные полупрозрачные шторы и, конечно же, ничего не увидел сквозь плотный, густой туман, но всё же для собственного успокоения спросил:

- Кто там?

И вздрогнул от тихого знакомого голоса:

- Это я Костя.

- Костя! Костик, сейчас! – Сердце мальчишки  от счастья буквально запело, радостно заколотившись в груди.

В тумане фигуру за окном как следует было не разглядеть. Проступали лишь одни очертанья. Вот только промелькнуло и исчезло скрытое зелёным капюшоном лицо. Хотелось крикнуть, чтобы Костя подошёл к двери, но тут же Данила вспомнил, что заперт. Поэтому мальчишка стал открывать пластиковое окно, чтобы хоть поговорить. Стальная витиеватая решётка – едва ли кот пролезет, – не позволяла вылезти из окна во двор.

- Костя, Костя! - закричал Данила,  распахнув окно и сразу учуяв в тумане отчётливую нотку гнили. Так пах бы компост, если к листьям добавить рыбные головы да куриные кости.

Запах насторожил, как и фигурка в тумане, в зелёной куртке, с накинутым на лицо капюшоном. У Костика точно такой куртки не было, да и у его брата тоже. Куртка нелепо сидела, словно была велика… И вот чёрт, вздувалась и опадала, но ветра-то не было…

Данила понял что замёрз. Озноб неприятно стёк по спине морозной капелькой пота. Что-то было не так.

- Костя, это ты? – спросил, не узнавая в писке свой голос, Данила и потянулся раме, чтобы закрыть окошко.

Фигурка в зелёном приблизилась.

За стальной решёткой Данила должен был чувствовать себя в безопасности, но вот отчего-то этого чувства у него не возникло. Только всё возрастающий панический страх скрутил ледяной петлёй кишки.

Нужно было что-то делать. Но ноги, пальцы на руках словно онемели…

Фигурка в зелёной куртке в одно мгновение проступила сквозь туман и оказалась под окошком.

Данила заорал, когда капюшон шуршащей живой массой сполз с головы фигурки. В сплетеньях лозы, корешков и извивающихся жгутиков, в форме головы, зажглись янтарём глаза. Стремительно распахнулся округлый рот, выстрелив упругим жгутиком узловатый и невероятно длинный язык.

Секунда замешательства. Отчаянная паника вызвала нехороший привкус во рту и слёзы.

Жгут-язык ухватился, крепко обвивая пальцы, болезненно впиваясь в кожу. Как же сильно и остро… Шок. Обрубки пальцев покатились по подоконнику, словно и не свои. Данила снова заорал, срывая голос до хрипоты, когда вся голова чудовища взвилась жгутами, мгновенно протискиваясь сквозь решётку, обвивая всё тело мальчишки. Немилосердно скручивая и разрезая на части. Крик Данилы оборвался булькающим хрипом и затих.

С урчанием пылесоса лоза всасывала в себя кровь, набухая до красноты. Затем вытолкнула из решетки раздавленные куски тела, оставив на полу смятую, искорёженную голову и обрывки, лоскуты одежды, мотки кишёк и застрявшие в решётке кости.

Наконец Евгению Петровичу повезло, если можно назвать такой поворот событий везеньем. Лёгкий ветерок слегка разогнал туман, давая возможность сориентироваться.

Вот, наконец, он снова оказался на перекрестке, увидел заброшенный колодец, крыши домов. Задребезжала, оживая, рация.

Следователь только собрался передать сообщение, как увидел бегущую вниз, к оврагу, Копейку. Глаза собаки в ужасе вытаращены, язык свисает, шерсть грязная, влажная. Она буквально исчезла внизу, в туманном овраге, словно в пруду с молоком.

- Копейка стой! - запоздало выкрикнул следователь, поморщившись от собственного голоса, вырвавшегося тонким писком. И тут же, стряхивая оцепенение, закричал:  - Эй, Коновалов, ты-то куда пошёл?! Гаврилыч, Димыч! Кому сказал – стоять?! Стоять! – и, не раздумывая, побежал следом за фигурами оперативников и Марата, скрывшимися в овражьем тумане.

Спускаться было опасно. Грузный следователь едва одолел несколько лестничных пролётов, как стал задыхаться. Схватился за поручень и тут же разжал пальцы. Показалось ли, но лоза на дереве поручня дёрнулась.

Наконец спустился. Земля под ногами была вскопана, точно проехал трактор. Но сколько ни моргал, ни протирал глаза Евгений Петрович, всё так же отчётливо он видел янтарное свечение и зеленые, скручивающиеся сами по себе листья огромной, как исполин, яблони.

Рука инстинктивно потянулась к рации, поднесла к лицу.

Следователь назвал код и после действующей на нервы долгой статики шипенья услышал насмешливое скрежетание:

- Поздно…

Волосы на затылке поднялись по стойке «смирно». Шестое чувство приказало уносить ноги.

Но мышцы, игнорируя приказы мозга, обездвижились, превратившись в кисель. Под подошвами туфель следователь почувствовал в земле всё возрастающее шевеление. От того шевеления стало совсем уж не по себе.

- Что за чертовщина?!

Глаза заслезились. Яркий, пронизывающий насквозь янтарный свет исходил от коры дерева, то наливаясь яркостью, то резко светлея. Сами по себе шевелились ветви. А там, где раньше протекала узкая речушка, зиял провал.

Ноги сами понесли к краю провала. Зубы стучали, холодный пот стекал по лбу, едкостью раздражая глаза.

В Бога следователь не верил, но сейчас как никогда захотелось вспомнить хоть одну молитву. По щекам от ужаса самопроизвольно стекали слезы.

Евгений Петрович увидел, как из ямы-провала гибкие прутья вытаскивают что-то похожее на коричневые, покрытые тонкой, трепещущей корой коконы. Только в рост человека.

А Яблоня медленно распахивала на своём широченном стволе огромный рот-прорезь, в который прутья подавали эти коконы.

Евгений Петрович мог только отстранённо смотреть, всё крепче стискивая зубы и при этом подходя всё ближе к яблоне.

Рот закрылся, приняв первую партию коконов. Хруст. Урчание. Отрыжка обдала Евгения Петровича влажным смрадом медной крови и тухлятины.

Следователь блевал снова и снова, до головокружения и чёрных точек перед глазами. Пока во рту не остался горький вкус желчи и не полегчало.

… Евгений Петрович пытался вырваться и изо всех сил сопротивлялся, когда ступней коснулись гибкие прутья, когда обвили ноги. Затем поползли дальше по телу, обвивая и пеленая, как младенца.

Следователь тихо, истерично смеялся, когда его таким образом доставили к яблоне. Как на подъёмнике, поднимая всё выше и выше к ветвям, полным красных яблок.

- Нет, не хочу! - как маленький, захныкал Евгений Петрович, когда существо, лишь отдалённо похожее на мальчишку, протянуло ему спелое, красное яблоко.

- Ешь, - с улыбкой говорило существо, если можно было назвать кривляние тонких, нитяных серых губ улыбкой.

Жизнерадостный до тошноты голос существа звучал угрожающе. Его глаза были такие же янтарные, как и свет, исходящий от яблони.

А предложенное яблоко ярко-красное и даже с рук существа сладко пахнет.

«Господь, если я сплю, то молю, помоги мне проснуться».

- Ешь, - приказывают следователю, и он плачет, когда против воли открывает рот, откусывает и жуёт.

Яблоко на вкус сладкое, паточное. Но эта сладость, шевелясь, растекается на языке, ползет, обволакивая небо.

Евгения Петровича тошнит, но приходится проглотить идущий ком рвоты из желудка. И, давясь, есть мягкую красноту яблока с прожилками-ниточками янтаря, сокрытую под кожицей. Понимая, что эти ниточки в яблоке живые семена.

- Молодец, а теперь спи. -  Рьяное одобрение мелькает в янтарных глазах существа. Евгений Петрович впадает в сонное забытьё, внутри живота разгорается пекло.

Его бережно бросают в яму, к остальным спящим. Их, к огорчению существа, недостаточно. Ибо слишком мало в селе тех, кто подходит для распространения новой жизни. Для этого нужны молодые, здоровые. А лучше всего дети.

Старики пошли на корм, на силы для роста плодов.

Помощник в теле Архипки послужит ещё так долго, сколько понадобится.

После того как село обезлюдеет, в планах существа – райцентр, затем город. Ведь существо уверено, что не осталось никого в живых из знающих, что происходит. Тех, кто способен вмешаться и остановить его.