В полумраке, освещаемом лишь мерцающим пламенем свечи, я трудился над своим кошмарным творением. Мука, словно пепел, покрывала стол, напоминая о том, что мы все – лишь тлен, призраки, блуждающие в этом мире. Она была холодной, словно прикосновение смерти, и ее запах, сладковатый и тошнотворный, заполнял комнату.
Я смешивал ее с ледяной водой, холодной, как дыхание смерти, и замешивал тесто, которое становилось все плотнее, все тверже, все более похожим на плоть. Оно липко тянулось за моими руками, словно кожа с мертвеца, оставляя на них следы, напоминающие о том, что я – всего лишь инструмент в руках некой ужасной силы.
Я раскатывал тесто, словно кожу с мертвеца, и вырезал из него круги, словно глаза, глядящие в бездну. Они были холодными, словно стекло, и их края, неровные и рваные, напоминали о том, что мы все – лишь осколки, разбросанные по этому миру.
В эти глаза я помещал нечто, что было холодным, словно тело недавно умершего, и его запах, острый и неприятный, заполнял комнату. Я лепил края, словно зашивая раны, которые никогда не заживут, и каждое творение становилось все более похожим на маленькое, безглазое чудовище.
Эти создания, готовые к своей судьбе, лежали на столе, словно жертвы, ожидающие своего конца. Их поверхность была бледной, словно кожа мертвеца, и их форма, неровная и угловатая, напоминала о том, что мы все – лишь искаженные отражения самих себя.
Я бросил их в кипящую воду, словно в пасть чудовища, и наблюдал, как они меняют цвет, становясь бледными, словно призраки. Вода, бурлящая и шипящая, напоминала мне о том, что мы все – лишь капли в океане, обреченные на забвение.
Когда они были готовы, я подал их к столу, где они лежали, словно жертвы, ожидающие своего конца. Я съел их, чувствуя, как их холодная плоть проникает в меня, как их вкус, подобный вкусу смерти, заполняет мой рот.
И я знал, что это только начало.
Я бахнул пельмени.