Тишина в палате была не естественной, а призрачно-пустой, выкачанной, словно воздух в вакууме. Она давила на барабанные перепонки густым, вязким гудением, в котором, если прислушаться, угадывался отдалённый, монотонный гул того же нейростимулятора, теперь работавшего в режиме стабилизации. Тусклый свет монитора дефибриллятора давал обзор на свисавшую с койки руку Агонии и нежно поглаживавшую её - руку нейрохирурга.
Клиника «Neues Leben» (нем.), — с холодной удовлетворённостью подумал он . Место, отрезанное от прошлого. Нулевая точка. Отсюда и начнётся отсчёт её новой жизни. Нашей жизни.
Его тень, длинная и уродливо искорёженная светом того же монитора , на мгновение накрыла Агнию, словно крыло хищной птицы. Он не сел, а скорее воссел в кресло у изголовья — высокий, прямой, властный. Его взгляд, лишённый теперь необходимости скрывать голод, медленно, с наслаждением, скользил по её лицу, по линиям шеи, угадываемым под одеялом контурам плеч. В голове снова пронеслось: "Материал. Безупречный, податливый материал."
На тумбочке, в луче света, лежало нечто большее, чем медицинская карта. Это был том. Тяжёлая, переплетённая кроваво-алой кожей книга, на корешке которого серебром был оттиснут номер «03» и тот же символ — птица в клетке. Его досье. Его Агния. Он не стал его открывать. Он помнил. Каждая страница, каждая строчка, каждый клочок информации были выжжены в его сознании с той же безжалостной точностью, с какой нейростимулятор строил нейронные связи.
Звание: капитан медицинской службы.
Состояние при поступлении: глубокая диссоциация, мутизм, психогенные галлюцинации…
Его губы, тонкие и бледные, дрогнули в подобии улыбки. Безнадёжен для них. Для серых, бездарных ремесленников от психиатрии. Для него же это был сияющий диагноз — tabula rasa (лат.). Чистая доска.
И он, Отто Шварц, был тем, кто напишет на ней новый текст. Её текст. Вернее, их текст. Он знал её старую, ненужную биографию до мелочей. Не потому что лечил, а потому что изучал. Собирал по крупицам, как археолог сметает пыль веков с древней реликвии. Официальные отчёты, рассекреченные характеристики, обрывочные свидетельства сослуживцев… И то, что было дороже всего — её цифровые следы. Фотографии, где она смеялась, зажмурившись от солнца (дата: 12 июля, место: озеро Лахер-Зе). Списки книг, которые она хотела прочесть. Любимый парфюм — «TOM FORD Tabacco Vanille». Он даже знал, где и когда она его купила: 3 октября, GoldApple, Париж. Он знал вес её тела, родимое пятно, отдалённо напоминающее огонь, на правом боку между 8 и 9 рёбрами, рубец на левом колене, оставшийся с семи лет. Он знал всё. Это знание сжимало его горло сладким, удушающим восторгом. Он был не врач. Он был демиург, держащий в руках не пациента, а саму сущность, растворённую в тысяче разрозненных фактов, которые только он мог собрать в новое, ослепительное целое.
Он представил завтрашний день. Первый сеанс. Он не станет торопиться, не полезет грубо в ещё кровоточащие раны памяти. Нет. Он начнёт с малого. С создания фундамента. С внедрения первой, крошечной лжи, которая станет краеугольным камнем всей новой реальности. Но его мысли прервал тихий, жалобный стон девушки..