№ 1

Панорамный план. Приближение: серый, снежный, зимний день. Всё, что находилось дальше первых нескольких метрах, покрыто тонким слоем снега и льда. В дымке тумана на уровне земли скрывалась замёрзшая пустошь. Сквозь завесу летящего снега впереди можно различить огромный особняк за высокой оградой в стиле шотландского деко. Здание на опоре, и что-то мигающее красным. Автомобиль фрунтлиции остановился у самого особняка.

Внутри особняка. Широкая комната превратилась в кровавую бойню. Стрелки на часах показывали «22:30».

— Господи, блядь, Иисусе. Это Мирошков? Я думал, такие как он умирают в своей мягкой постели от больной печени. Слышишь, Оли? — произнёс старший фрунт Вендиш.

Вендиш – молодой бурлебовиц, старший фрунт в форме. Пепельно-серая кожа, сильно раскосые глаза. Вендиш выглядел как звезда книги. Развязанный и дерзкий изгиб бровей. Он осмотрел место происшествия, переглянулся с инспектором. Инспектор посмотрел на него.

"Не зови меня Оли, идиот" – безмолвно ответил инспектор Олршарм.

Олршарм — пятидесятилетний пухлощёкий бурлебовиц в тяжёлом пальто. Олршарм присел на корточки, натянул резиновые перчатки и посмотрел на тело суровым взглядом.

Зверь порубил Мирошкова на кусочки. Коричневые линии внутренностей разбросаны на полу, как конфетти. На ковре, мебели, стенах следы буро-красной крови.

Внезапно у Вендиша зазвонил телефон. Это его женская особь.

— Вендиш слушает. Да, лапочка, — ему явно не нравится его подружка, — что? Нет. Я работаю. Послушай. Нет, послушай меня. Это не так работает. Я сейчас на работе.

Вендиш глазел на Олршарма.

— О, а теперь ты перешла к деньгам? Знаешь, что? Я сейчас в доме Мирошкова. Ага, его самого. Хочешь с ним поговорить?

Вендиш положил трубку возле лица Мирошкова.

Олршарм сухо повторил свои повседневные действия. Вендиш поднёс телефон к уху.

— Слышала? Он не хочет с тобой разговаривать. Потому, что он помер. Всё, я пошёл. Прими уже свои гормональные, — рявкнул Вендиш и сбросил, — Что там?

— Никаких следов пилы, или горелки. Тут не много осталось, но и дураку понятно, что сила рубящих и колющих ударов была не хилая. Даже кости расщепило.

Вендиш опустил глаза на Мирошкова и нахмурил лоб.

— Пойду осмотрюсь вокруг.

Тень Вендиша проходила по освещённым болезненным жёлтым светом коридору. Он исследовал окружающую обстановку. Когда он добрался до заднего флигеля дома, Вендиш обнаружил скрытую специфическую комнату – гностическую лабораторию.

Закрыв за собой дверь, Вендиш подошёл к шкафу, ощупывая стоящие на нём трофеи и инструменты. Ложки – больше похожие на метательные снаряды, – из длинных костей; браслеты из оленьего рога; подвеска из клыков благородного оленя; «Lakposht-e Pir»; бычьи рога; скелет нерождённого щенка; книги; ленточный магнитофон.

Фрунт щёлкнул магнитофон. Он услышал механическое пощёлкивание. Потом жужжание. Звук перемотки магнитофонной ленты.

Грязный, жёсткий, абразивный шум. Звуки жидкости, треск чего-то хрупкого, вопли, электрические разряды. Вендиш нахмурил лоб. Его бросило в дрожь от ощущения дежавю.

***

Когда мир превратился в порочную спираль, первое место, куда он подумал пойти – это трактир. Корсо всегда чувствовал себя комфортно в подобного рода месте. Довольно миленький посредственный бар, даже для пригорода. Там он праздновал лучшие – и худшие, – времена.

Есть места – как и создания, – которые созданы для насилия. Происходит это столь естественно, как ритм, или счёт, или звук. Что-то в воздухе режет тело, заводит его курком. Малейшее давление приводит в действие утилизацию.

Корсо – прямоходящий пёс не высокого роста. Сломанные уши, без хвоста. На нём тёплая куртка.

Густой сигаретный дым обжигал нос. Корсо дёрнул ушами после ещё одного смачного удара; за его спиной четверо кузмечей устроили настоящий мордобой.

Корсо не знал ни одного из них. Его это не особо волновало. Не сегодня.

Рядом стояла полупрозрачная бутылка пива. Наполовину полная. Он налил себе в бокал, от всей души, как всегда. От воплей и ругательств уши свернулись в трубочку. Горькая струйка покатилась по его горлу. Корсо рыгнул. Ещё одна порция. Корсо подумал, что выпить серную кислоту было бы его лучшим решением. Наверное, вкуснее. Это разбивает ему сердце. Он действительно расстроен.

Ещё глоток пива, прямо из бутылки. Забвение появилось, словно он его вызвал.

В нескольких метрах от него, на стойку, прибили драчуна с сломанным кием.

"Доигрался" – подумал Корсо.

Алкоголь как будто новый бригадир, который меняет течение работников на смене. Как будто начинает воровать на рабочем месте у других цехов.

В любом случае, он никогда не сможет быть тем, что правильно для него. Он не верит, что хочет начать новую жизнь. «Ты не в состоянии построить своего будущего, пока не познаешь своего прошлого» – это он вычитал в каком-то справочнике. Он играет в игру, пытаясь узнать больше о себе. С трудом пытается собрать все кусочки мозаики, которые он разрушил «по угару». Ещё однин и ещё один, но это никогда не будет достаточно. Забвение так быстро проходит.

Корсо встал, кинул на стойку несколько купюр, пошёл к двери.

Снаружи туман. Холод до самых костей проникал в жилистое тело Корсо. Ночь стала намного холоднее – нереально холодной, будто со времени его пребывания в трактире прошло несколько недель, а не каких-то несколько часов.

Панорамный план. Отдаление: Непщеван похож на современный город старого Востока. Здания бесцветные и невыразительные, больше похожие на передвижной военный лагерь, чем на город. Снег покрывал всё вокруг, и по всему городу огни фонарей, выстроившихся повсюду. Несколько созданий на улицах, также транспортные средства.

Он слонялся по городу в поисках работы. Других идей у него не было. Запах плохой канализации ударил по мозгам.

Корсо никуда не мог поддеваться от чистых, звучащих громче, чем для остальных созданий, звуков. Ещё есть запахи. Они окутали его, накрыли удушающими волнами…

…и наконец на мерцающие шпили его воображения упала тень трупа.

В снегу Непщевана можно найти кусочки кожи. Накрытое полотном тело лежало под снегом рядом с домом. Корсо стоял там, в оцепенении.

По всем улицам эти ужасные «нет бомбам»; все эти кричащие скелеты. Горящие города. Раньше Корсо представлял Бога скелетом, а гром – звуком его большого чёрного железного поезда. Война, апокалипсис. Плакаты из ада. Это действительно испортило ему настроение.

Снег хрустел под его подошвами. В конце улицы свет одинокого светофора переключился с зелёного на жёлтый, потом на красный и обратно. На тротуаре не было прохожих, а часы на покрытой снегом башне храма шли назад. Корсо учуял запах гавна.

Есть один старый засранец – Шеперд, – неподалёку. Он пялился на Корсо. Старик опрокинул свою бутылку. Его глаза внезапно казались яркими и напряжёнными.

— Апокалипсис грядёт. Всё тайное станет явным, — тихо сказал Шеперд, — Тени Венеры и Марса упадут и обнимут нас…

***

Это место, где прятались бродяги, многоквартирный дом, превращённый верующими в убежище. Корсо и сам когда-то был верующим, очень давно, но помнил достаточно из их рукописей, чтобы обманом проложить себе путь в эту трущобу.

Дверь квартиры деревянная, но надёжная. Запах зловонии настолько пропитал квартиру, что уже почти не чувствовался.

На стойке рядом с раковиной громоздилась груда пустых бутылок, и остальная часть скромной квартиры выглядела не лучше. Открытая электропроводка и трубы пересекали потолок, единственная лампочка освещала комнату тусклым светом. Пожелтевшие газеты валялись на полу с жирными пятнами. Комната была маленькая, как коробка, бутылки занимали большую часть комнаты, большую часть его мозга.

На столе неотправленные письма. Корсо обманывал самого себя, обещая отправить их. Под его ботинками порвались таблоиды недельной давности. Бессмысленные тайны и сговоры, день за днём. У Корсо тоже есть тайны.

Корсо рухнул рядом с разорванным диван с торчащими пружинами. Внезапная, нестерпимая, всепоглощающая боль сковывала его в области живота. Когда он закрыл глаза, в темноте мерцали линии, и он чувствовал, что его сердце больше не подчиняется ему. Корсо смял лист газеты и швырнул в стену.

На грязной стене трещины и следы свернувшейся крови. Ночами, когда он ворочался на диване от бессонницы, он поднимался и боксировал на стене. Гулкие удары можно было услышать в коридоре, на этажах выше. Это было не очень разумно. Но это было похоже на него.

Корсо срезал свои когти садовыми ножницами. Они сами по себе очень острые, и днём, если фрунты заметят его с выпущенными когтями, могут задать не нужные вопросы, на которые Корсо не сможет ответить.

Потом он упал на диван, сделал глоток. Сознание словно обтянули концентрированной смесью горечи и кислотности.

Алкоголь помогает забыть о сложности различия.

Забыть…

***

Снег на оконных стёклах. На флажке громадные золотые буквы складывались в слова «ЦЕНТРАЛЬНЫЙ СОЦИАЛЬНЫЙ КЛУБ». По всему залу прозрачный сигаретный дым.

Все гости уверенные, с животами, в костюмах и галстуках. Танцевали голые женские особи в масках, клепали плетью гостей, душили, отбивали половые органы, кормили собственным молоком, слюной, потом. Кто-то вожделел трансгендерных особей – отдавал им оружие и просил сделать ему больно.

За столиком в отдельной комнате сорокалетний кот Эчиславский с длинными усами сидел со своим коллегой в тёмных очках.

Эчиславские – самая богатая семья в городе. Они владеют пивоваренным заводом, консервным заводом и мельницей. Но они также перекачивают много денег обратно в Непщеван.

На лапах Эчиславского блестящие перстни. На шее – подвеска из клыков оленя.

— Я собрал наш небольшой тет-а-тет, чтобы отметить день смерти Мирошкова, — расслабленно произнёс Эчиславский.

— За главного в мире мудилу! — поднял бокал коллега. В этот момент из под стола вылезла женская особь и удалилась.

Лысая официантка в нижнем белье – и с недостатком гормона роста – положила на стол стейк с соусом Демиглас и вазочку с мороженым в шоколадном соусе. В центре стола коробка с сигарами.

— Его звезда закатилась, и вот он ушёл, — пауза, — Когда я был маленький, дед рассказал мне сказку Афанасьева – «Звери в яме». Свинья шла по дороге в город. Напросились к ней волк, лисица, заяц, белка. По дороге все звери упали в яму. Они долго сидели в яме, изголодались. Лисица, как самая умная, предлагает решить вопрос голода случаем и ассоциацией. Сначала сожрали зайца, потом белку. Потом волка разодрали. Когда лисица и свинья остались одни в яме, лисица поселила в свинье сомнения. В конце концов, лисица забрала всё мясо.

Коллега поднял глаза на Эчиславского, остановив ложку с мороженым в сантиметре от открытого рта. Он таращился на него, как рыба – коллега не понял большинства из того, что он сказал.

— И что из этого?

Эчиславский положил кусок говядины на язык. Он долго пережёвывал мясо прикрыв глаза.

Внезапный крупный план: коллега с хрюканьем жрал мороженое. Можно увидеть каждое вкрапление грязи между его зубов.

Затем Эчиславский сделал глоток коньяка, закурил сигару.

— Когда он в первые рассказал мне её, я был в ужасе. Я плакал и не мог уснуть всю ночь. Меня не устраивал конец сказки, я думал, что пропустил очень важную деталь. Что я всё не правильно структурировал в своей голове. Я просил его рассказать мне её снова и снова. Я уже не боялся. Потом мой дед умер, а тот возраст был последним периодом в моей жизни, когда я плакал.

Коллега поморщил лоб, жестом позвал официантку.

— Иди сюда. Нет, иди сюда, — недобро сказал он ей, — Стой. Просто заткнись. Я хочу, чтобы ты ответила на мой вопрос: я что, по-вашему, грёбаный идиот?

Испуганная особь стояла на месте, не смея пошевелиться. Коллега схватил нож и приставил к её лицу.

— Я тебе кесарево сделаю, тупая сука! Вы вместо шоколадного соуса захерачили мне в миску бальзамический, ублюдки! Убери это гавно с нашего стола.

Эчиславский посмеялся над абсурдностью ситуации и сделал глоток.

— Непщеван полон экологии, — заявил Эчиславский, — Смерть Мирошкова – это следствие закона бумеранга. Некоторые вещи просто неизбежны, — пауза, — Как я понимаю, мир делится на хищников и конкурентов.

Особь убежала с порезом на лице. Коллега вытер нож салфеткой

— В точку. Все мы хищники.

Эчиславский посмотрел ему прямо в глаза с нескрываемым презрением.

— Некоторые конкуренты.

Коллега открыл глаза, как будто что-то вспомнил.

— А что нам делать, если этот херосос придёт за нами?

На миллисекунду, на лице Эчиславского появилась тонкая полоска злобной ухмылки.

— Я не беспокоюсь об этом. Если этот мясник придёт за мной, кто бы он ни был… я устрою ему тёплый приём.

***

Внезапно Корсо услышал изнурительный крик, словно вопль ребёнка, который затянулся в жужжании и превратился в звук перемотки магнитофонной ленты. Потом он проснулся от щелчка. Он открыл глаза и уставился в потолок. Крики под ним словно иголки вонзились в его воспалённые нервы.

Через секунду он вскочил на лапы, давая глазам время приспособиться к мраку. Корсо нарыл свой охотничий нож, выбежал в коридор и остановился – весь этаж был обесточен. В полной тьме, Корсо повернулся и медленно пошёл к лестнице в противоположном конце длинного коридора. Внизу слышны звуки борьбы. Он учуял гнилостную, трупную вонь. Из-за электрохимической активности в левой префронтальной части его мозга казалось, что происходящее просто дурной сон…

…сон, из которого он не сможет проснуться.

Скрипели перила. Корсо бесшумно скрылся за стеной. Силуэт очень быстро поднялся на этаж – с кровожадным рёвом Корсо прыгнул прямо на него, клинок ножа прорезал одежду и кожу на спине, силуэт с грохотом рухнул на пол. От него исходил неприятный солоноватый запах. Наступила могильная тишина. Лишь тяжёлое дыхание Корсо и треск искр.

Потом, как будто с помощью волшебной ауры, налётчики взлетели вверх по лестнице,

Корсо побежал обратно в коридор, но не смог найти свою дверь. Она просто исчезла. Он начал ломиться в другие квартиры. На стене неожиданно загорелась ярко-красным светом лампочка без плафона, закрытая лишь решёткой. В конце длинного узкого коридора стояла троица высоких налётчиков, также с ножами. Исключая все лишние чувства, Корсо, ощерившись, с первобытной свирепостью рванулся вперёд к злостным силуэтам – они поглотили пространство вокруг него, словно образовав гравитационную точку.

Корсо с безжалостностью резко выкинул лезвие – первый силуэт с вскриком и звуком рваной ткани упал на колени, – у него порван бицепс. Помещение слишком тесное – Корсо толкал одного на другого, перебивал атаки, одной лапой крепко хватал противника, а другой забивал сталью голову или брюшную полость. В этот момент силуэт с «обжёгшейся» рукой подполз к Корсо и проткнул ему бедро клинком – Корсо проревел, другой налётчик провёл успешный финт, – Корсо завалили на пол, начали бить ступнями. Поймав момент, Корсо захватил ногу силуэта и пробил коленку ножом – на штанах появилось чёрное пятно, – силуэт вскрикнул, потом он вцепился пастью в ногу другого налётчика, ударил остриём в пах – фонтанчики артериальной крови ударили на пол, нож бряцает об плитку, – третий схватил его за ноги, не давая подняться, Корсо перевёл его в удержание и забил выпавшим ножом в грудь, как ломоть мяса. Кровь забрызгала всё вокруг. Силуэт с травмированной коленкой кинулся на Корсо, начал душить, Корсо с рёвом несколько раз впечатал его в стену, вырвался из захвата, хищно вгрызся клыками ему в кадык и с хрустом вырвал его – противник с булькающим звуком скатился по стене.

Прихрамывая, Корсо вышел на лестницу – часто дыша, – и спустился вниз. Через десять метров он плюхнулся вперёд на грязный пол. Из ран быстро сочилась кровь. После тяжёлого боя его мышцы напряжены и никак не могли расслабиться. Он весь взмок, в пасти стоял металлический привкус и ужасная сухость, как будто у него лихорадка.

Страх настолько въелся в его вены и кожу, что Корсо почти ощущал его вкус. Он слышал стук собственного испуганного сердца.

Красный свет начал мигать, сменяясь на черноту. Внизу Корсо повернул голову к стене: на ней он увидел большой, как гора, силуэт. Запах действительно был таким, как будто эта тварь спустилась с гор.

Замороженный кадр: животное одним быстрым ударом рубанула Корсо по спине, он отскочил вперёд, а потом упал. Упал он в лужу чего-то жидкого и горячего. Его глаза потускнели.

Корсо собирался выпустить собственные когти, но ничего не произошло. Он сплюнул лишнюю кровь.

"Не нужно было… срезать их".

Он почувствовал странное облегчение. Больше негде спрятаться, и негде притаиться. Чудовище надвигалось на него. Закрыло в своей тени. Осталась лишь боль. Его сознание погасло.

***

В мёртвом пространстве сдавленные звуки, царапанье, реверсированные неразборчивые голоса, а также разрезающие звуки идут кругами дюжину раз.

Внезапный крупный план: глаза Корсо раскрылись.

Корсо очнулся в больнице, прикованный к постели, сражаясь со своими чувствами и пытаясь отбросить раздражители. Он чувствовал, что белый свет это инопланетный разум изучающий его, а он сейчас лежал на хребте агатовых гор. Как Рип Ван Винкль, прожил в этом месте тысячи лет.

В палату зашла медсестра, осмотрела его, затем сказала «он очнулся», а когда она ушла Корсо ещё некоторое время чувствовал запах растворов.

— Вы наконец проснулись, господин Корсо.

Инспектор Олршарм – запах корейской еды, но не способный перебить запах тела.

— Проснулся? Инспектор, что произошло? — простонал Корсо.

Олршарм сел на стул рядом с койкой.

— Вы серьёзно пострадали. Мне сказали, это чудо, что вы остались живы. Вы помните, что произошло в доме тридцать восемь на улице Ниц неделю назад?

"Я был в отключке неделю?!".

— В голове всё штормит… это были наёмники. Их было трое, а может и больше. И ещё с ними была какая-то тварь. Я просто не знаю…

— Мы уже собрали отряд. Ещё вопрос: вы работали на кирпичном заводе Мирошкова?

Корсо посмотрел прямо в глаза инспектора. Инспектор скорее всего знал правду и просто проверял его.

— Было дело. Сомневаюсь, что ещё когда-нибудь буду работать на него.

— Точно подмечено. Его убили.

— Что?!

Сколько раз Корсо хотел разорвать его живот и наполнить внутренности бетоном. Он ненавидел его больше, чем кого бы то ни было. Эта скотина не отпускает даже после своей смерти. Вот, что значит связаться с плохими созданиями – твоя жизнь всё ещё летит к большим чертям.

— Разорвали на куски. Как и жильцов дома, — продолжил инспектор.

— Преславная Матерь Божия.. инспектор, это всё та чёртова тварь.

— Мы провели исследования. Честно скажу, я ещё не встречал зверя, который грызёт жертву на части и не закусывает. Понимаете, что это значит?

— Я что, арестован? — с задержкой ответил Корсо.

— Я этого не говорил. Мы приложим все усилия, чтобы разобраться, что к чему. Но подозрения с вас пока не сняты. Через трое суток за вами будут присматривать органы фрунтлиции. А пока постарайтесь всё вспомнить.

Инспектор Олршарм странно посмотрел на него и ушёл.

Весь в бинтах, Корсо попытался встать, но сразу упал в агонии. Он выдернул все датчики, открыл окно, вылез на холодную улицу. Нужно самому разобраться, что к чему. С законом здесь всегда были проблемы, а он не может попасть в тюрьму.

Подумав немного, Корсо спрыгнул на карниз второго этажа. Подтянувшись, он прыгнул ещё ниже, но не успел ухватиться за карниз и рухнул навзничь. От боли у Корсо едва не перехватило дух. Голожопый, он медленно поднялся и побрёл по внезапно угрожающим улицах дневного Непщевана.

***

Корсо шатался по переулкам; нашёл себе штаны, куртку и ботинки в мусорном контейнере. Без гроша в кармане. У него больше нет дома, ведь он в розыске. И при этом, у него ощущение, что он допускает большую ошибку.

"Зверюга пришла вместе с наёмниками. Эта тварь смышлёная? Зачем они пришили всех созданий в доме? Ещё одна загадка. Вся моя жизнь грёбаная загадка".

Снова этот запах экскрементов. Он услышал хихиканье.

— Что, жалит, как сука? — улыбнулся Шеперд. Его гнилые зубы сколоты и коричневые.

Шеперд – старый кобель. Дегенеративный, седой, со шрамами и грубо подстриженной шерстью. Он немного ниже Корсо.

— Ты кто, твою мать, такой?

— Бом-бом-бом, дай своей голове отдохнуть. Внутри тебя Чанда Прабху смеётся с Асурой. У тебя очень отрицательная карма, Корсо.

Корсо придавил Шеперда к стене.

— Откуда ты знаешь моё имя? — возбуждённо рыкнул Корсо.

Шеперд неприятно ухмыльнулся, как злобный ребёнок, собирающийся раздавить жука.

— Господи, Корсо! Запал у тебя всё тот же. Когда это ты успел стать такой психованной сучкой?

Корсо замахнулся, но вся боль сконцентрировалась в области живота. Он осел на землю. Шеперд громко хихикал.

Продолжение следует…

- Зачем ты туда идешь? – в очередной раз спросил Рыба. Его спутник упрямо качнул головой и не ответил, лишь движения стали жестче и злее.
Они взобрались на поросший кустарником холм и синхронно пригнулись. Здесь светиться не следовало. Место хоть и глухое, но с опорных точек и высот просматривается хорошо. А на точках всякие сидеть могут. Могут федералы, могут люди Корнея, а могут и вовсе не люди... Зона живая, здесь все меняется каждый день. Вот, только что ложбинку проходили. Тихая, укромная, кустиками поросла... Кажется: хорошее укрытие. Хорошо, Чикаго вспомнил, что месяц тому не было тут ни ложбинки, ни воронки... Бросили гайку – а она в землю ушла с таким свистом, что внутри захолодело. Вот и приляг там, в этих кустиках... Не встанешь.
- Видишь вешку? – спросил Чикаго. Рыба прищурился. Его лицо закаменело. Вешкой был их старый приятель – Хомяк. Пару месяцев назад они проходили тут к старой водонапорной башне, у которой стоял брошенный БТР федералов. Хомяк видел трупы солдат возле машины и оружие... Оружие взяли и решили вернуться – в Зоне хороший ствол ценится не меньше иного хабара – но Хомяку вернуться было не суждено... Ветер трепал остатки изодранной одежды на белых костях. В нижней челюсти черепа блестела золотая фикса. Рыбе казалось: Хомяк зловеще улыбается. Ползите ко мне, ползите...
- Угу.
- Обходим правее, к тому дереву. И прямиком – к башне.
- Нечисто там. Слухи ходят...
- Ты слухи слушал, а я ногами ходил, понял? – Чикаго пополз через бугор. – Давай за мной.
Рыба полез следом. К башне он ходил лишь раз, но и того раза хватило. Ни черта не нашли, зато натерпелись... Но теперь Чикаго хабар обещает, хороший хабар. Говорит, барыги с руками оторвут. А что за хабар – не говорит. Странно. Другому бы Рыба не поверил, но Чикаго свой, не падла. Никто про него плохого не скажет, хоть характер и не сахар. А в Зоне все с характером, без него нельзя. Без него минуты не проживешь.
- Поднимаемся, - скомандовал проводник. Рыба вскочил и, поправляя СКС за спиной, след в след пошел за товарищем. Чикаго двигался быстро, но не торопясь. Так шагали опытные, тертые, знающие повадки Зоны: уверенно, но внимательно, не шугаясь, но держась начеку.
Вот и БТР. Колеса машины оплела трава. Ее гибкие побеги затянули открытый люк и свисали с орудия. Рыба знал, что подходить к машине опасно: веселенькая на вид травка не гнулась на ветру и резала получше отточенных лезвий. Легко останешься без ног.
Чикаго свернул налево. Уверенно прошел по старой потрескавшейся бетонной дорожке – бетон был надежным материалом. Ни «мясорубку», ни ржавую паутину никогда не встретишь на бетоне. Конечно, он не препятствие для бегающих по земле тварей, но от того, что под землей, хранит хорошо...
- Сюда, - Чикаго сошел с бетонки, направляясь к ближайшему дому. За ним, метрах в пятидесяти, торчал обгорелый обрубок башни. Бывшая водонапорка.
- Рыба, здесь аккуратнее, пригнись.
Они вошли в дом. Обрывки старых обоев, проломленная кровать, выбитые рамы. В таких домах Рыба чувствовал себя уверенно. Здесь все так, как и должно быть. Хуже, когда в доме порядок, все на месте и, кажется, что хозяева вот-вот вернутся... Но в таких домах другие хозяева. Такие, что лучше бы с ними не встречаться.
- Перекурим.
Чикаго снял с шеи автомат, опустился на пол. Спиной к стене, лицом к окну. Рыба присел напротив. Щелкнула зажигалка, взвился дымок. Рыба тоже закурил, глядя, как Чикаго выпускает дым из упрямого, заросшего щетиной рта.
- Зачем ты туда идешь? – снова спросил он.
Чикаго выдохнул дым:
- Ты, что, хабара не хочешь?
- Хабара всякий хочет. Только знаешь, что...
- Что? – равнодушно спросил проводник.
- Не за хабаром ты туда идешь.
Непроницаемое лицо сталкера дрогнуло. Сигарета застыла в пальцах и едва не сломалась. «Попал, - подумал Рыба, - в десятку».
- С чего ты взял?
- Наблюдательный, - ответил Рыба.
Чикаго помолчал. Запустил пятерню в густую, подернутую сединой шевелюру и сказал:
- Так и есть.
В комнате повисла тишина.
- Ну, и...
- Что: и? – спросил Чикаго. Напарник поднял брови:
- Зачем ты туда идешь?
- Затем.
Рыба фыркнул:
- Значит, не хочешь сказать?
- Как ты догадался?
Рыба фыркнул: Чикаго в своем репертуаре. Если что задумал – ничего не скажет, пока не сделает. Он такой. Ну и ладно. Лишь бы хабар был. А Чикаго обещал.
Докурив, встали. Рыба перекинул карабин на грудь – дальше идут опасные места, населенные. Мутировавшими тварями и людьми, которые хуже тварей.
Чикаго подпрыгнул: экипировка сидела крепко – ничего не звякнуло. Рыба прыгать не стал. Не любил этих спецназовских штучек. Звякнет - не звякнет. Ерунда. Чему быть – того не миновать.
- Пошли.
Выйдя из дома, они двинулись вдоль поваленного забора, огородами, а если точнее – заросшими пустырями. Рыба бы в эту зеленку не сунулся, но коли Чикаго идет, значит, так и надо. Значит, дорогу знает. Кто хочет выжить в Зоне, всегда идет за проводником, след в след, и Рыба шел так же, хоть давно уже не был новичком.
Слева раздался шум. Что-то ломилось сквозь заросли разросшегося ивняка. Чикаго мигом пригнулся, автомат прыгнул в руки. Рыба сдернул карабин, прицелился на шум, глянул на товарища. Тот поднял вверх два пальца: выжидай, не дергайся. С хрустом рухнуло молодое деревце, утробный рык сотряс воздух. Бежать поздно. До домов далеко.
За разлапистыми ветками мелькнула пятнистая шкура вепря. Мутировавший зверь в игольчатых наростах на шкуре развернулся и рванулся к гостям, вторгшимся на его территорию. Сухо выстрелил СКС. Рыба брал верно, на опережение, и был уверен, что попал, но зверь лишь дернулся и продолжал бежать на Чикаго. Стрелок стоял неподвижно, ствол ловил жуткую морду в прицел. Десять метров. Пять. Почему он не стреляет, запоздало подумал Рыба, и тут прогремела очередь. Утробно рыкнув, вепрь распластался у ног напарника.
- Ты что! – подбежал Рыба. - Чего не стрелял? Он чуть тебя не порвал!
С коричневых клыков зверя стекала кровавая пена. Подернутый матовой пленкой глаз с ненавистью глянул на пришельцев и закрылся.
- Хоть бы отпрыгнул куда.
Чикаго опустил ствол:
- Куда? – спросил он, кивая в сторону. Рыба присмотрелся: ничего.
- Вон там, смотри, не обрежься, - в метре от них, меж двух березок, протянулась тонюсенькая серебристая нить. «Проклятье! - похолодел Рыба. – «Нить богов»! Кажется: пройдешь - она и оборвется, но эта еле заметная ниточка разрезает танк, как нож - масло, а уж человека... Как только Чикаго ее заметил?
Напарник протянул Рыбе автомат:
- Прикрой.
Тот взял оружие и повесил на плечо, приготавливаясь стрелять навскидку. Чикаго осторожно приблизился к нити, достал саперную лопатку и одним ударом наискось срубил верхушку деревца. Примерился – и срубил второе.
- Взять хочешь? – изумился Рыба.
- Хочу, - придерживая одно из деревьев рукой, Чикаго срубил его под корень, оставив палку длиной в локоть. Затем срубил второе. Нить повисла меж двух палок, почти невидимое, но страшное лезвие. Рыба не знал, есть ли вообще на Земле что-то способное ее порвать.
- А понесешь как?
- Молча.
- А если ветер?
- Она не режет ненатянутая, - Чикаго закинул палки за спину. – Пошли.
- Это уже хороший хабар, - сказал Рыба. – Может, вернемся?
- Договорились же.
- Ладно, я просто предложил.
Они поднялись на заросший деревьями холм. Отсюда был виден заброшенный поселок, напорная башня и труп вепря на прогалине.
- Значит так, - забирая автомат, сказал Чикаго. – Сейчас спустимся, ты встанешь у входа в башню и будешь следить, чтобы никто не подошел.
- А кто может подойти?
- Кто угодно.
Рыба потер небритый подбородок:
- А ты?
- А я наверх полезу.
- А что там?
- Хабар спрятан.
- Ага, - кивнул Рыба. Что ж, сделаем, как скажет. В Зоне всякое случается, иногда добычу лучше спрятать, чтобы не досталась шакалам или федералам. А взять потом, при случае.
Чикаго быстро пересек открытое место, пользуясь одному ему известными вешками, лишь раз остановился и бросил гайку. Но все было нормально.
Вход в башню был завален битым кирпичом и обломками, но оставался небольшой проход. Неподалеку белел скелет коровы. Рыба взглянул в черный провал, и ему стало нехорошо: он точно знал, что внутри что-то есть. Иногда это чувствуешь.
- Чикаго...
- Стой здесь! – отрезал товарищ. – И ни с места, чтобы ни случилось, понял? Запомни: ни с места! Я скоро вернусь. Держи периметр.
Он исчез в наступавших сумерках, и Рыба услышал, как топают его берцы. Походу, он не боится, идет уверенно и смело. Что ж, Чикаго тертый мужик, знает, что делает.
Рыба присел, откинувшись на стену, положил винтарь на колени, достал сигарету и закурил, не отводя взгляда от раскинувшейся перед ним лужайки. Слева белой глиной сияла «плешь», справа синело болотце. Что-то хлюпало там и урчало, но Рыба знал: «болотники» сюда не сунутся, если только ночью и в дождь… Мы прошли ровно посередине, и выбираться, должно быть, будем так же, подумал он. Успеем, хотя ночь уже близко. Где же Чикаго?
Он докурил, поднялся и прислушался. Как будто голоса... Чикаго... С кем это он там? Может, у Чикаго и рация там спрятана? Рыба шагнул в темноту, и в последний момент понял, что здесь было не так: солнце светило в проем башни, но не могло проникнуть внутрь. Что-то задерживало лучи на пороге, словно проем занавешивала невидимая плотная ткань. Рыба включил фонарь. Вокруг мусор, осколки кирпича, погнутая взрывом арматура. Гранату кинули, подумал Рыба, или из танка шмальнули... Луч света выхватил размазанное черное пятно на стене и под ним – чей-то изорванный ботинок. Куда же ушел Чикаго? Ага, вот куда!
Здесь была лестница наверх. Рыба поставил ногу на ступеньку и услышал голос. Женский голос! Он замер: не может быть! Откуда здесь женщина? И, услышав шум снаружи, вспомнил слова напарника. Назад!
Вылетев на порог башни, Рыба увидел выводок вепрей. Пять зверей шли прямо к башне, шли странно, будто нехотя, останавливаясь и топчась на месте. Рыба ожидал, что звери бросятся на него, как это сделал тот, в лощине, но вепри приближались неохотно. Они видели человека, но не хотели нападать, скорее, хотели бежать... Поджимали хвосты, вертелись на месте, визжа и хрюкая – и все же подходили. Рыба вскинул карабин. Выстрел. Самый здоровенный зверь упал, но остальные не разбежались и не ринулись на стрелка. Словно не заметили, как только что от пули пал их вожак. Второй вепрь задергался, получив пулю в грудь, засучил копытами, заревел. Рыба прицелился снова, ощущая, что стрелять совсем не хочется. Было в этом что-то нечестное, не по правилам, не так. Они должны нападать, а не крутиться под пулями!
- Этих оставь, - сказал явившийся из проема Чикаго, – не стреляй, хватит. Пошли.
Он свернул влево и пошел вдоль башни.
- Разве мы не старым путем пойдем? – спросил Рыба.
- Нет, так будет быстрее.
- А хабар?
- У меня.
Оглянувшись на вепрей, стремительно убегавших от башни, Рыба последовал за товарищем. Они обошли строение. Рыба невольно поглядел вверх, и ему показалось, что в разбитом пулями проеме окна что-то мелькнуло.
- Что там?
- Где? – резко спросил Чикаго.
- Там, в окне, - Рыба вытянул руку, но Чикаго больно ударил по ней:
- Никого там нет, - он шагнул к товарищу и, глядя в глаза, сказал:
- Ты вроде неплохой парень, Рыба, поэтому даю совет: не ходи к башне один, или с кем-то без меня. Не надо. Усек?
***
- Ну, что, Рыба, это здесь? – Корней подтолкнул пленника к черному зеву башни. – Здесь он хабар прячет?
- Здесь, - шевельнул разбитыми губами Рыба. Ах, как плохо все вышло, как погано. Не стоило столько пить, не стоило языком трепать, не стоило приходить сюда. Да, что сделаешь, когда Корнею должен – а он долги выбивать умеет...
- Ну, и темень здесь, - Лимон посветил в провал фонарем. – Никого.
- Ты под ноги посвети, придурок, - сказал Дуплет, придерживая собравшегося шагнуть внутрь товарища. – Я Чикаго знаю. Он растяжку может поставить... для гостей.
- А мы Рыбу вперед пустим, - сказал Корней, ласково похлопав пленника по плечу. – Пусть плывет.
- Я дальше не ходил, - вздрогнул Рыба. – Чикаго не пускал.
- Вот теперь и сходишь. Хабар наверху?
- Наверно... Он туда ходил.
- Хорошо, - Корней оглядел отряд. – Бравый, останешься тут. На случай... На всякий случай. Смотри, бля, не спи. Чикаго шутить не станет, понял?
Детина в вязаной шапочке на бритой макушке и с пулеметом на плече кивнул и сплюнул через прореху в зубах. «Чикаго точно шутить не станет, - подумал Рыба, - вам, суки, повезло, что он сгинул где-то. А может, не сгинул... Чикаго часто пропадает. Все думают: уж не вернется, а он приходит. И не пустой, а с хабаром. Ах, как я же попал!»
Из провала тянуло холодом и опасностью. Рыба умел чуять такие места. И по своей охоте не сунулся бы в эту башню, тем более – обещал, но когда за спиной четверо со стволами, а у тебя ствола нет...
- Вперед, Рыба, время не ждет, - подтолкнул Корней.
Рыба шагнул внутрь. Страшно.
- Фонарь хоть дайте.
Корней сунул фонарь:
- Пошел!
Рыба вспомнил, куда в тот раз пошел Чикаго. Слева должна быть лестница. Вот она. Под ногами хрустнул кусок кирпича, и пленник вздрогнул. «Под ноги свети, идиот», - обругал он себя, понимая, что там, где прошел Чикаго, пройдет не каждый.
За разорванной взрывом железной бочкой обнаружились ступени наверх. Тщательно освещая фонарем каждый метр, Рыба поднимался наверх. Под подошвами потрепанных берцев хрустели обломки штукатурки и стекло. Пахло пылью. Похоже, здесь давно никто не бывал. Рыба слышал дыхание Корнея и чувствовал смотрящий в спину ствол. Это мешало, и Рыба напрягал все силы, чтобы сосредоточиться. Пропустишь ловушку – останешься калекой или умрешь...
Лестница сворачивалась в уходящую во тьму спираль. Лучи фонарей метались по пыльным стенам. Вот и второй этаж. Сколько их вообще?
Рыба вспомнил нечто, мелькнувшее в разбитом окне. Что это было, он так и не понял, зато хорошо понял предупреждение Чикаго: не соваться в башню без него! Но сейчас выбора не было. И что бы там ни находилось, это не так страшно, как ствол, направленный в спину.
- Давай-давай, шевелись, - Корней толкнул Рыбу стволом калаша, - скоро стемнеет.
Второй этаж. В стене пролом, видно, пробили гранатометом. Или снарядом. В воздухе кружится пыль. Пол ровный, на стенах щербины и надписи.
- Корней, я что-то слышу, - сказал Дуплет.
- Стой! – скомандовал главарь. Рыба остановился. Дуплет обошел его и прислушался.
- Там, наверху, кто-то есть, - сказал он. Корней поглядел на Рыбу:
- Что скажешь?
- Я ничего не слышу.
- Я тоже. Но Дуплет не ошибается. Он сквозь стены слышать может. Кто там?
- Я не знаю, - Рыба вспомнил, как Чикаго с кем-то говорил там, наверху. Там кто-то есть, но кто? Если Чикаго говорил с ним, значит, это человек. И голос, кажется, женский... Но зачем женщине жить здесь?
***
В комнате не было ни души. В развороченном взрывом окне плыли грязные облака. На стенах – клочки обоев и чья-то облезлая фотография. Куча щебня в углу. Отрывной календарь. Тикающие часы, стальная кровать со сгоревшим матрасом, и в центре комнаты – упавший перевернутый шкаф.
- Часы-то ходят, - заметил Лимон.
Корней молча выглянул в окно и повернулся к остальным:
- Обшарьте тут все. Аккуратнее – Чикаго мог растяжку поставить.
- Не впервой, - ухмыльнулся Дуплет. Он внимательно осмотрел кучу щебня, откинул несколько камней. – А тут что-то припрятано!
Он разгреб обломки кирпича и штукатурки. Под ними оказался черный снарядный ящик.
- Ага! – произнес Корней. – Вот и нашли. Открывай, Дуплет.
Мародер осмотрел находку, осторожно приоткрыл. Заглянул – и откинул крышку.
- Ты только глянь!!
Рыба обомлел. Внутри было полно хабара! Столько, сколько не снилось ни одному удачливому сталкеру. На дне ящика в маленьком декоративном сундучке лежали «зеленые слезы» - кусочки застывшей органики, ценившиеся на вес урана. Несколько вечных «батареек», одна «цепь сатаны», а дальше... В маленькой картонной коробочке лежали «живые кресты» - редкие артефакты, живые крестообразные кристаллы, ценившиеся баснословно дорого. Одна эта коробочка сделает их миллионерами!
Корней захохотал. Остальные тоже. Лишь Рыба не смеялся. Он понимал: ему не достанется ничего, а вот пуля – наверняка, и очень скоро.
- Вытаскивайте ящик! – скомандовал главарь.
Мародеры собрались вокруг находки. Рыба глянул в сторону лестницы, но там стоял Лимон. Палец в ободранной вязаной перчатке многозначительно похлопывал по курку автомата.
Корней обернулся:
- Лимон, присмотри за ним, пока мы хабар оформим.
- А то, - ответил мародер.
Снизу ударила очередь. Мародеры обернулись в сторону двери, в этот миг створки упавшего шкафа распахнулись. Нечто, похожее на освежеванного человека, вскинуло вверх брызжущие кровью руки. Пол прорезали трещины. Из них, вспарывая воздух и разбрасывая куски цемента, вылетали длинные узловатые нити. Дуплет заверещал, проткнутый насквозь и прибитый к стене рядом с календарем. Сочащаяся слизью нить обвилась вокруг горла Корнея, свалила на пол и потащила к шкафу. Лимон вскинул автомат, и Рыба едва успел упасть. Пули пробили туловище монстра, он завизжал и выпустил Корнея. Лимон стрелял, пока свесившийся откуда-то с потолка отросток не вонзился ему в глаз. Мародер вскрикнул и вылетел в коридор.
Длинные нити вновь оплели Корнея и тащили к мутанту. Главарь отчаянно боролся, пытаясь достать нож... Нити впились в его кожу, набухали и пульсировали кровью. Корней закричал. Его крик становился все тише, пока не умолк, прервавшись отвратительным чавканьем.
Как во сне, Рыба пополз к лестнице. Уйти, бежать, пока монстру не до него... Отросток, пробивший Лимону глаз, ринулся к нему, но сталкера спасла реакция. Он извернулся и перехватил его у своего горла. Нить обладала огромной силой - он словно держал огромную, яростно бьющуюся в руках змею. Рыба выхватил спрятанное в сапоге лезвие...
- Положи нож!
Рыба узнал голос:
- Чикаго, ты? Это...
- Брось нож, или я тебя пристрелю! – голос сталкера звучал так спокойно и страшно, что Рыба не посмел перечить. Он выпустил зловонную кишку и нож. Повернулся. Кишка с отвратительным хлюпаньем втянулась куда-то за его спиной.
Да, это был Чикаго. Как всегда, небритый, в грязном, окровавленном камуфляже. Он держал Рыбу на мушке, и руки его тоже были в крови.
- Чикаго, я не хотел, понимаешь... – Рыба в страхе оглянулся, но мутант куда-то исчез.
- Понимаю.
- Они заставили меня, - Рыба медленно поднимался, Чикаго не препятствовал, но автомат не опускал. – Я помню, что ты предупреждал... Я бы не пошел... Что здесь такое, Чикаго?
Чикаго опустил автомат:
- Уходи.
Рыба не поверил ушам:
- Что?
- Вали, говорю.
Рыба попятился к двери. Споткнулся о труп Лимона и кубарем прокатился по пролету. Поднялся. Тишина. Никто не преследовал, Чикаго остался наверху.
Он сбежал по ступеням. У входа лежал труп пулеметчика с перерезанным горлом. Да, с Чикаго шутки плохи...
Хотелось бежать со всех ног, но Рыба остался. Что же там происходит? Чикаго отпустил меня... И не приказал молчать. Хотя, и так понятно: расскажу кому - не жить. У Корнея полно дружков. Но - хабар... Сколько хабара, и какого! Словно в тумане, Рыба поднял пулемет и стал подниматься наверх.
- Тебе хватит этого, да? – голос Чикаго было не узнать. Рыба никогда не слышал, чтобы сталкер так говорил.
- Может быть... - ответил кто-то, и Рыбе стало не по себе от этого голоса. Говорила женщина. – Зачем ты отпустил его?
- Он пришел не по своей воле, - сказал Чикаго, - поэтому пусть живет. Он ничего не расскажет. Некому рассказывать.
- Хорошо... Но мне нужно больше плоти. Приведи еще... Скажи... Ты любишь меня?
- Да.
Раздался страшный звук, такой, что Рыбу замутило. Словно огромная мясорубка засасывала и перемалывала мясо... Господи, да что же там такое, подумал он.
Он поднялся еще на пролет и в ужасе вздрогнул, едва не нажав на курок: через дверной проем протянулась мясистая узловатая нить, обвилась вокруг трупа Лимона и втащила убитого внутрь. Через несколько секунд страшный звук повторился. Хотелось бежать, но бежать глупо. Здесь лежит столько, что хватит на всю жизнь, даже правнукам. Надо только суметь взять...
Рыба сделал шаг. Еще один. Страшно. Чикаго меня не убил и отпустил... Но зачем? Ему разве все равно, что я могу рассказать, о том, что видел? Что эта тварь всех сожрала? Выходит, они заодно? Значит, Чикаго не лучше мутантов, а может, и сам... Может, потому и любит его Зона, и живым всегда возвращается? А если он - не человек...
Рыба решился и медленно заглянул в комнату. Поднял пулемет.
Чикаго сидел на перевернутом шкафу, обнимая жуткое, кровоточащее существо без кожи. Ног у монстра тоже не было, вместо них по полу рассыпались змеящиеся нити. Длинные волосы закрывали лицо, и Рыба был рад, что не видит его – разум и так отказывался верить в происходящее.
- Ты ведь не бросишь меня? – спросило существо.
- Нет. Я вернусь очень скоро.
Рыба видел, как напарник обнимает монстра, как лоснящиеся кровью руки существа гладят Чикаго по спине, оставляя красные разводы... и палец надавил на курок.
Щелчок прозвучал, как выстрел. Рыба тряс пулемет, дергал затвор - но оружие не стреляло. Чикаго подошел. Навел автомат:
- Он не выстрелит, Рыба. Патронов нет... В угол! – неожиданно крикнул он. Не отрывая глаз от ствола, Рыба бросил оружие и сел на кучу щебня рядом со вскрытым мародерами ящиком. Мутант проводил его жутким немигающим взглядом. Белки глаз были неестественно белыми. Казалось, они светились в наступавших сумерках.
- Вот и ты, Рыба, - произнес Чикаго.
- Я...
- Молчать! – слово было сказано так, что Рыба заткнулся. Он понял, что Чикаго выстрелит. Легко.
- Ты слышал про Зою? – вдруг спросил Чикаго.
- Да, слышал, - торопливо прошептал Рыба. Его глаза обшарили лежащий рядом обескровленный труп Дуплета – под ним могло быть оружие... - Это твоя девушка была. Пока не погибла в Зоне...
- Она не погибла. Зоя?
- Да, милый, - ответил мутант. Длинная тонкая рука обняла Чикаго, красное, жуткое лицо без губ и ушей прислонилось к плечу. Рыба обомлел. Это... Она? Обгорела? Или...
- Я люблю тебя.
- И я тебя, любимый, - тварь приподнялась, и Рыба увидел ее полностью. Она была нагой, если можно назвать нагим существо без кожи. Нечто, обнимавшее сталкера, когда-то было женщиной, но теперь покрытые кровавой слизью сплетения мышц и сухожилий вызывали отвращение и страх. Что сделало ее такой? Ее можно было пожалеть, если бы не узловатые нити, тянувшиеся из обрубков ног. Забившиеся в трещины пола, а может, и сами пробившие их, припорошенные пылью и похожие на старые гнилые провода, они тянулись по всей комнате, превращая ее в жуткую ловушку. Нет, это не может быть Зоей...
Рыба не знал прежнюю Зою. Лишь раз видел издалека, как раз перед тем, как она пропала в Зоне. Но как Чикаго не видит, что это не та Зоя, что это вообще не человек!
Сказать это вслух он не решился.
- Зоя не умерла, - повторил сталкер. – Она здесь, со мной. Она... пострадала, но я исправлю это. Мы вместе исправим. Надо немного плоти и крови... и Зоя станет прежней.
- Да, - улыбаясь, прошептало существо, и Рыба вздрогнул. Это безумие, подумал он.
Напарник опустил автомат, но Рыба не питал иллюзий. Он знал, как стреляет Чикаго.
- Зачем ты взял пулемет, Рыба? Я ведь сказал тебе: уходи...
- Я не хотел... Я...
- Хабара захотел? – равнодушно произнес Чикаго. – Все хотят хабара. По-быстрому и без проблем. Все хотят денег... а я не хочу. Деньги не вернут мне Зою. А кровь и плоть вернут. Ваша плоть и кровь, подонки. Что ты кривишься! - автомат поднялся и нацелился Рыбе в голову. – Ты ее боишься? Противна она тебе?
- Нет, нет, ты что! - Рыба поднял руки, чувствуя, как внутри все сжимается от страха.
- Вижу, что противна! А мне вы противны, вы, которые в Зону ломитесь, словно занятия другого на Земле нет! Вы, как бараны, прете на убой, самих себя режете за хабар. Вы человеческое теряете, едва за карантин проберетесь. Сами рветесь нелюдью быть! В Зоне нет законов, и вы этому рады. Такие, как вы, изувечили Зою, и теперь заплатите за все. Плотью и кровью своей заплатите!
Рыба в ужасе молчал. Чикаго не был похож на себя. Всегда молчаливый и собранный, сейчас он выдавливал слова, тяжелые, как пули:
- У тебя был шанс, Рыба, но ты такой же, как они.
- Нет, Чикаго, я просто испугался! Я не знал, что это Зоя, я думал, это мутант, чудовище... Ведь она всех, всех тут положила! Что еще я мог подумать? Прости! Что бы ты сделал на моем месте?!
- Застрелился.
- Но ты же не «черный», Чикаго, ты же честный, все это говорят! Ты не можешь... своего товарища, ведь мы же с тобой... – Рыба пятился к стене, пока затылок не уперся в щербатые от пуль кирпичи. В голове, как кинопленка, промелькнули последние дни. Рыба вспомнил Тунгуса – сталкера, познакомившего его с Чикаго: «Не бойся, если не крыса - живым вернешься. И с хабаром».
Крысой себя Рыба не считал. И рискнул. Деньги нужны были. Большие. Корнею задолжал, а он шутить не любит. Не любил...
- Теперь все они здесь, - сказал Чикаго. – И для тебя все закончится тоже здесь, и так правильно.
- Значит, это был Корней, - догадался Рыба. Он старался поддержать разговор, не молчать, чувствуя, что молчание означает вину, а вина означает пулю. – Это они все сделали! Они подставили Зою!
- Да, они, - отозвался Чикаго. Он смотрел на Зою, и Рыба вытянул руку. Граната на поясе Дуплета так близко. Нет, не успеть.
- Но я-то здесь причем? – Рыба сдвинулся еще на ладонь левее. Сорвать – и бросить. И плевать, что осколки. Повезет – выживу, не повезет... Все лучше, чем... как они.
- Я знал, что у тебя дела с Корнеем, - сказал Чикаго. - Потому и взял тебя с собой. Так все и вышло. Ты привел Корнея, как я и хотел... И как хотела она.
- Но я ведь ничего ей не сделал! – выкрикнул сталкер. – Не было меня там!
- Верно, - усмехнулся Чикаго. – И потому я тебя отпустил. Но ты вернулся и нажал на курок. И не потому, что испугался. А потому, что хабар выше жизни поставил.
- Нет, я...
- Если б ты жизнь ценил, ушел бы. Тунгус проверку прошел, его я не тронул. А ты – нет. Зое нужна плоть, а мне – чистая Зона...
Рыба рванулся вперед, но выстрел отшвырнул его обратно. Захлебываясь кровью, сталкер упал.
- Зоя, он твой...
- Хорош-шо, - ноги мутанта свело судорогой, длинные нити обвились вокруг истекающего кровью человека, впиваясь в мышцы и буравя плоть. Рыба закричал.
- Мало в Зоне людей, - сказал Чикаго. - Одни крысы. Но нам их не жаль. Правда, Зоя?
- Правда...
Нити поволокли его к чудовищу мимо того, что осталось от Дуплета. Рыба увидел на его поясе гранату, последним усилием вцепился в нее. «Не дамся!» - подумал сталкер. Он увидел над собой жуткую, невообразимую тварь, а под ней - высосанные досуха, пустые кожистые оболочки – все, что осталось от Корнея и его людей. Чикаго стоял и улыбался. Рыба смотрел на него лишь секунду... и разжал ладонь.
- Горите, суки! – брызгая кровью, прошептал он.
Он ждал, что Чикаго сбежит, у него было четыре секунды, он бы успел, но... Чикаго шагнул к мутанту и обнял, закрывая собой.
- Зоя! – успел сказать он.
Взрыв пошатнул башню, ее верхушку окутал огненный гриб, осколки кирпичей брызнули во все стороны, повалил черный дым.
Но Зона видела и не такое.

Река Ока является границей между Орловской и Тульской областью. Есть там «Кривцовский мемориал», жители, кто живет там, зовут то место «Долиной смерти».

Пойма рек Ока и Зуша – место страшных кровопролитных боев.

Потери наших войск на этом месте превысили сто тысяч человек.

По документом потери были колоссальные, но понимания "почему?" не было... не было до тех пор, пока мы с мамой не приехали на  это место. Оказалось, что берег с которого пытались наступать наши войска, помимо того, что он был степной и простреливался на десятки километров, был намного ниже берега, на котором успели закрепиться немцы, да и склон они заливали каждый день водой, поэтому получилась неприступная ледяная горка, которая стала непреодолимым на долгий срок препятствием, а быстрая Ока, покрытая льдом – могилой для десятков тысяч наших воинов, ведь когда бежишь в наступление по льду, а рядом попадают в тот же лёд снаряды немецкие взрывом выталкивает воду из реки на поверхность льда, и там уже невозможно разобрать, где есть воронки и смерть, а где крепкий лёд...

Но и тех, кто преодолел это препятствие ждала залитая ледяная горка при морозе минус 20-25-30... Со степным ветром... Сотни тысяч убитых. Из них десятки тысяч ещё не похороненных ...

До сих пор дождями вымываются, ветрами выветриваются кости павших в той «Долине смерти».

Моя бабушка Нюра (Анна Игнатьевна Боровая) так и прождала своего мужа (моего деда) Илью, который пропал без вести в этих местах под Новый, 1942 год, до конца жизни своей.

Верила, надеялась, что он жив ...

Моя мама Надежда (Боровая Надежда Ильинична), одна из семи детей смогла выжить в ту суровую пору. Мы с ней побывали в тех местах.

Обошли мы вдоль и поперек места лютых боев.

Изъездили сотни километров по деревням и селам вдоль Оки с двух сторон в поисках памятников, братских могил, заброшенных окопов и блиндажей – любого упоминания о тех страшных событиях. Оказалось, что ещё живы те из местных жителей, кто был ребёнком в те годы.

Рассказали они нам о кровопролитных боях, больше походивших на мясорубку, о том, что лёд и снег на Оке той зимой были красными от крови, а по весне, когда лёд таял и сходил, то река выносила на отмели немыслимое количество наших бойцов и иногда фашистов.

Отличали они наших от немцев по белым полушубкам из овчины и белым валенкам–катанкам … в деревнях были дети малые и дряхлые старики, баб угнали в рабство, мужики воевали, потому хоронить наших воинов было просто некому …

Чернозем в тех местах по весне превращался в непролазную грязь, и делали дети из останков наших воинов себе дорожки между селами, там, где они ходили по хлеб и по воду …

Не понимали тогда, что они творили.

Да и Бог им судья.

Сожаление сквозит в каждом их слове, когда вспоминают, как они кидали камни в девушек, которых угоняли в рабство в Германию, как кричали разные обидные слова, сравнивая этих несчастных с продажными женщинами...

Показали они мне и маме мемориал – могилу двадцати дивизий русских солдат (Кривцовский мемориал)

Рассказали, что и после войны эхо её долго не отпускало селян.

Как рвались на минах мальчишки, ходившие по грибы и ягоды.. и по сей час зовут кусочки леса или Ванькиной опушкой, или Володькиным лугом … или те из мужчин, кто вернулся живым с победой с той проклятой Войны, во время пахоты натыкались плугом, который тянули быки, на противотанковые мины.

И как они потом пытались понять, где бык, а где два парня–пахаря, чтобы похоронить их … и таких случаев на их памяти десятки только в их районе …

Говорят, эхо этих внезапных взрывов, через несколько лет после войны, и сейчас стоит у них в ушах, перебивая все другие воспоминания войны ...

***

Меня поразил один памятник, похожий на несколько десятков других, рядом стоящих, на котором было написано, что под ним покоится тринадцать известных с перечнем имён и 771 неизвестных...

Это был всё тот же Кривцовский мемориал...

Тринадцать нас, известных, на граните

А остальным – безвестность, как удел

Мы шли на горку ледяную ... мам, простите

Крича – "За Родину!"..., по сути – на расстрел ...

============================================

Ока течет в сторону Белёва, когда мы приехали туда, то увидели ещё один мемориал с сотнями братских могил...

Выяснилось, что и сюда прибивало тела наших воинов с той ледяной горки и тут их хоронили с 1944 го и по сей день...

Разрытая под очередную братскую могилу земля ...

Сказали, что следующее массовое захоронение будет 9 мая...

Мама очень надеется, что её отец будет похоронен, пусть безвестным, но будет похоронен...

Снится он ей часто.

Во сне видит его встающим из под берёзки со своим взводом, и успакаивающим дочку свою, что мол, не переживай, отыщут меня вскорости и похоронят со всеми солдатами рядом...

П.С. Из воспоминаний одного из тех, кто смог это пережить:

Кузнецов П.И., капитан, командир минометного батальона:

"После недельного упорного боя мы отошли на левый берег Березуйки. Здесь завязли в позиционных боях. Февраль и март донимал нас жуткими морозами, а тут ещё и ветер. Он всегда там гулял по долине Оки. Прибрежная земля закаменела. Саперная лопатка отскакивала от неё со звоном и искрами.

Мы у немца – как на ладони. Чуть пошевелишься – и получай в «награду» или пулемётную очередь, или миномётно-артиллерийский залп. А жить хочется, и укрыться, и согреться от леденящего ветра. Что делать?

Придумали.

Ночами стали собирать трупы.

Складывали из них сарайчики. Укроем сверху плащ-палатками, шинелями, и их засыпало снегом.

Помню, у одного покойника была откинута рука, на неё мы ставили светильник.

Так жили и воевали мы на поле боя целый месяц, где мёртвые спасали живых..."

***

Если будут желающие прочитать его полностью, то с удовольствием вышлю в ответном письме абсолютно безвозмездно книгу в электронном формате.

Пишите мне на почту weretelnikow@bk.ru

Предыдущий пост

Генерал Чистяков – «Как расстреливали труса–новобранца»