"Давление 40/0- практически не определяется" История из практики врача-реаниматолога (ч3)2
Понедельник. 15:00
Девочке 17 лет, приводится ИВЛ и большой объем интенсивной терапии в условиях отделения реанимации. Больная в тяжелом шоке, за инфекционную природу которого говорят только температура и анализы крови. Источник не ясен, значит и главного лечения – нет. Нет диагноза... Каждый специалист пропальпировал живот, послушал легкие, провел полный осмотр, ознакомился с исследованиями – и не выявил «своей» патологии. На УЗИ всего – чисто, на нативных КТ всего – чисто. На фоне максимальных доз адреналина и допамина давление чуть ниже 90/45 мм рт.ст. С учетом динамики, без новых идей и попыток помочь, и с верой в молодой возраст – времени до утра максимум.
Установили двухпросветный диализый катетер в правую бедренную вену. Начали инициацию гемодиализа, давление на заборе крови снизилось до 70 на 30 мм рт.ст., риск осознанный…
Подключен 1 из 3 на всю больницу LPS- фильтров. Срок жизни фильтра обычно 8 часов. Нам этого для начала хватило бы. Бывало, работали с одним фильтром и сутки, если не «забивался». Проводим гепаринизацию. Все надежды на то, что мы не ошиблись и не «добьем» больную. Пространство и время «сгустились», Всё было в фокусе внимания, и тянулось «резиной» одновременно. Хотя на деле время «летело», и мы успевали заниматься поступлениями, переводами, контролем лечения уже спасенных пациентов – всеми больными.
Размышление про увеличение потока на «Фрезе» (Fresenius Multifiltrat) громко прервал сигнал тревоги прибора: «Повышенное сопротивление в контуре». Блин! Процедура «на стопе», кровь не возвращена (минус 300 мл крови у пациента в шоке) – потенциальный вред вместо пользы. Хочу проверить, промыть катетеры и продолжить процедуру. Попытка забрать кровь из диализного катетера бедренной вены вручную не привела ни к чему. Шприц не набирает в вакуум ни грамма крови. Сменил шприц – та же история. Попытка забрать кровь из подключичной вены – тоже тщетно! Все катетеры «встали» (тромбы), не смотря на непрерывное введение гепарина! Протолкнуть шприцом кровь не в шприц, а в кровоток, внутрь по катетерам, чтобы прочистить их и продолжить фильтрацию? – потенциально убить больную этими тромбами. Прекратить процедуру – не получить эффекта, навредив поменьше.
Быстрое удаление венозных катетеров и установка таких же слева – и процедура продолжена, с повышенным введением гепарина. Но… - теперь «встала» сама колонка за четверть миллиона. Ставим новый фильтр. Уши горят.
Начинаю задумываться. Затромбировались оба катетера: ладно подключичный центральный катетер. Но диализный катетер, его просвет сильно больше, чем у катетера для центрального венозного доступа. И пониманию, что впервые в профессиональной жизни – наблюдаю на практике, а не в теории 1- ую стадию ДВС. Синдром ДВС - диссеминированного внутрисосудистого свертывания. Он убеждает меня в том, что у пациентки острейший септический шок и процедура неизбежно важна, нужна, своевременна и незаменима.
Пишу заму глав врача о своем «хулиганстве» и необходимости рано утром искать еще такие же, но не отвлекаюсь на звонок и оправдания.
ДВС
Все реаниматологи обычно имеют дело со 2 стадией ДВС, когда наоборот – нет свертываемости и у пациентов отовсюду кровотечение. Тогда мы восполняем факторы свертываемости донорской плазмой и специальными препаратами. Но у девушки тромбы будут сейчас по всем органам, и мы уже никого не спасем. Включаем новый риск и «гепариновый протокол», как при тромбоэмболиях. Целевое АЧТВ в коагулограмме 50, можно выше (отталкиваемся от этого показателя, чтобы не «уйти» во внутренние кр0вотечения). Почему риск – если не уловить минуту, когда 1 стадия закончится, мы «ввалимся» в такую 2ую, что не поможет ни протамина сульфат, ни литр плазмы.
В общем… К утру мы пережили с пациенткой К. все стадии её ДВС и умудрились ценою всех трех фильтров «забрать» шторм медиаторов воспаления, источник которого до сих пор был не ясен.
Вторник. 8:00
У пациентки появились + 1 сутки жизни. Ими нужно воспользоваться правильно, чтобы появились и последующие. Безвыходность ситуации и отсутствие помощи профильных врачей (профиль пациентки не определен) заставляют идти на крайние меры.
Так как из всех непонятных ранее картин на моём опыте чаще оказывались причины хирургические, и так как нативная компьютерная томография грудной клетки гораздо более информативнее, чем этажей ниже диафрагмы – я предполагаю острую не диагностированную хирургическую патологию. И сообщаю это мнение врачам хирургам.
Вторник. 16:00
Общего решения нет. Постепенно вновь подключаю более высокие дозы адреналина, от которого на короткое время после фильтрации крови удалось «уйти». Я готов изложить особое мнение в истории болезни, о чем информирую снова. Чувствую сильный дискомфорт и некоторую невнятность собственной речи. Вторые сутки без сна.
Тогда дежурил такой же молодой как и я (до 40 лет) врач, и относительно своего стажа – опытный. Дежуривший ежемесячно, как и я тогда, на 2-3 ставки по всем стационарам города (легкая гипербола здесь уместна). Он, как ржавая, но поддающаяся усилию, дверь, – соглашается «взять на стол» пациентку, которая становится Нашей.
Операционная. Наркоз, обезболивание. Скальпель. Разрез. Поиск чего-то, что даст ответ, почему септический шок, каков его источник. Ревизия органов брюшной полости окончена. В малом тазу и по гинекологии – тоже «спокойно». Источник – не найден.
Бледнею под маской, как пациентка К. при поступлении. В голове временно вакуум, а ощущения отчаяния и беспомощности пытаются овладеть разумом. Может я вовсе не туда смотрю, и теперь точно «добил» Её?
Вторник 17:00, операционная
За пациентку борьба вторые сутки. Попытка обогнать смерть на часы и минуты, ради шанса на диагноз и верное лечение. Поиск истины привел к тому, что пациентка К. «на столе» у хирурга
Она всё это время в коме, решения за неё, на что она согласна в объеме лечения и диагностики и на что не согласна – принимает врач, вторые сутки без сна находящийся рядом. Такое право есть у врачей реаниматологов. Но это скорее не право, а ответственность, а иногда и проклятье (если не успел).
Ревизия органов брюшной полости и малого таза не дала ответа на вопрос, а такая агрессивная диагностика точно забрала часы жизни из примерно отведенных суток.
«Боль в спине и проекции почек» - вспоминаю записи в истории, которые сам же делал после общения с мамой пациентки (так проявлялось заболевание дома). Область почек… Теперь мы не с УЗИ или КТ. Мы в операционной и видим всё вживую.
Только я подумал об этом, операционная бригада отстранилась от раневого колодца. Пока мои мысли рикошетили по синапсам мозга анализируя ситуацию – руки отличного хирурга работали почти "автоматически"
В нос ударил резкий запах гниения.
– Что?.. – не веря в находку спросил я.
Уж очень сложно создавалась эта реальность, в успех которой ко вторым суткам с трудом верил сам.
Если меняешь судьбу больного, который практически умер или по всем канонам – не жилец. Что-то происходит. Не физически, более тонко. Внутри появляется Творчество (от слов творить, творение), ощущаешь силы и право на творение, создание чего-то. Эта сила создает желание что-то создать, что останется для людей. Даже после тебя. Вне зависимости от времени и твоей персоны. Но у всех по-разному.
Очаг заражения был найден. Жировая ткань всей спины стала единой по плотности и пропитана гн0ем. Именно поэтому и УЗИ, и КТ не «увидели» конкретного очага.
Наедине с собой
Вопреки желанию оказаться в постели, я ехал, не превышая скоростной режим, даже держался правых рядов. Держа баланс между не уснуть и безопасно добраться. Внутренний МКАД всегда радовал. Потому что по нему проходил путь домой.
По дороге додумал о том, что МРТ стало бы информативнее. А делать КТ с контрастом «на шоке» – сомнительное «удовольствие», за которое в большинстве случаев получишь не диагностическую награду, а острую почечную недостаточность с лишением сертификата врача. Ещё, что МРТ всех областей пациентки выполняли бы более 1 часа – а такого времени у нас не было, требовалась интенсивная терапии в условиях реанимации, а не кабинете МРТ.
Я убеждал себя, что мало кто смог бы догадаться делать МРТ или КТ с контрастным веществом у пациента в септическом шоке на максимальных вазопрессорах. И еще, что я не виноват, но чуть не похоронил больную, не догадавшись о причине шока сразу.
Среда, 10:00
Пациентка 3-ий день в ОРИТ, 13-ый день болезни.
Я должен был указать экстренные показания к операции и клиническое обоснование суждений. Кафедра заинтересовалась случаем, профессор пришел на диалог. Оформленная история – это часть нашего ремесла. Самая нелюбимая часть. А пациентка еще на грани жизни и смерти. Адреналин. ИВЛ. Кома.
Заражение крови «прошлось» по всем органам, оставило тяжелую полиорганную дисфункцию – с которой еще бороться не 1 неделю. Мозг отёк, почки «встали», кишечник еле «плещется», печень по биохимии крови с высокими трансаминазами, респираторный индекс низкий (развивается острое легочное поражение).
У пациентов после ДТП переломы остаются, даже после покидания места ДТП. Так и после шока с заражением крови – выход 50/50.
Как я рассказывал ранее, первые минуты и часы реаниматолог борется за жизнь больного своими навыками интенсивной терапии и реанимации, затем поиском диагноза и верного лечения, потом сутками строит и контролирует план лечения, и постоянно организует всех на помощь в лечении и диагностике.
На первом отрезке забега мы пациентку спасли. Но это ещё не финал истории.
Если у уважаемого читателя сохранился интерес к судьбе К., пониманию природы случившегося, и читатель позволит мне уместить предстоящий 51 день лечения в крайнюю статью, я сделаю это в ближайшие дни.