volchek1024

Рассказана эта история мне замечательным человеком по фамилии Харламов (не тот, что хоккеист).

Когда служил в армии, один земляк дедушка, подсказал, что если вдруг запросят добровольца на что – сразу говори, что де я и знаю и умею и сделаю. Работа будет на расслабоне, относительно прочей армейской муштры.

И наступила дата Х, выстроили их, солобонов, и спрашивают:

- Кто каменщик?

- Я! – Харламов делает шаг вперед.

- Ну я так я. Поедешь на склад, там стенку надо построить.

Отправили его на склад какой-то, типа военный, рядом с которым, честь по чести, даже часовой стоял. Только вот в складе том было пусто, и начата стенка та самая – в один ряд выложена была.

- Вот, солдат – достраивай!

- Есть достраивать! – отчеканил Харламыч, да и проводил офицера.

Надо строить, да только вот как… Хер знает, а тут в ворота склада заглядывает часовой, спрашивает:

- Это ты каменщик?

- Ну да.

- А разряд у тебя какой?

Врать не мешки ворочать, и Харламыч решает идти во все тяжкие:

- Четвертый.

- А у меня только третий… Слышь, друг, а можно я тут немного построю, а то стоять – задолбало уже.

- Ну давай.

Стал тот солдатик строить, а Харламыч подглядывает, на ус мотает, как раствор замесить, как что сделать. А тот солдатик все по честному: шнурку натянул, да еще, видать, чтобы понтануться, де хоть у тебя и четвертый, да и я неплохо могу стеночку выложить – выкладывал кирпич ровненько, будто по начерченному, и меж кирпичиков расстояние - хоть по линейке замеряй. Идеально одним словом.

За часа три выложил этак не фигово, а потом встрепенулся, мол де что-то увлекся, давай ты дальше.

Только успел он заступить на свое законное место, появляется офицер, смотрит, как что построено, говорит:

- Видно, что могешь, только ты это, сильно больно стараешься. Тут так не надо, - скидывает китель и давай класть так что тяп ляп, да тоже увлекся – с полчаса кирпич клал, Харламыч ему только раствор замешивал. А тут и машинка за Харлмаычем подъехала, дабы обратно его в часть забрать.

Вот так и проваландался он день, так ни одного рядка не выложив толком. Зато слава о нем, как о каменщике пошла знатная! И стали его дергать на сии труды часто-часто. И к концу службы он, толком автомат в руках не подержав, а в безотрыве от мастерка да лопаты, дембельнулся уже с благодарностью за дела на ниве строительной.

Я был замечательным мальчиком. Послушный, усидчивый, дисциплинированный, хорошо учился и фотография моя красовалась на доске почета в школе. Когда встал вопрос о том, кого первыми обозначить в рядах пионеров за особые заслуги, выбор пал на меня и еще на штуки три-четыре учащихся. Посвящали нас в пионеры с помпой: на школьной линейке, при всем честном параде, повязали галстуки, мы отчеканили клятвы, и всем довольные понесли на своих шеях галстуки (он же с красным знаменем цвета одного).

Потом начался мой первый год ПЫОНЭРОМ. И стало это для меня проклятием.

- Надо сделать стенгазету, Паша, ты же пионер, займись.

- Хорошо, Ольга Анатольевна.

Вся детвора гоняет футбол, или там в снежки играет, а я херачу эту чертову стенгазету.

- Ребята, на празднике мы будем показывать сценку и нужны декорации. Паша, займись.

- Ольга Анатольевна, но я же…

- Паша, ты пионер! Покажи пример ребятам!

- Хорошо…

И далее и далее в том же духе. Я был навечно прикован к кистям и краскам, писал какие-то стишки для стенгазеты, что самое отвратительное – должен был кропать фельетоны в эти же стенгазеты на своих же одноклассников за какие-то их проступки. Не имел права ввязываться в драки (даже если обидят) – ибо я пионер, мать вашу, пример! И даже когда был однажды выловлен директрисой среди прочих играющих в снежки, был отчитан, за то что де – те то ладно, они еще октябрята, а ты – ПЫОНЭР!

И ближе к новогодним праздникам, когда в очередную же стенгазету я должен был придумать стишок и про себя и про свое грядущее день рождение (родился я 31 декабря, а о себе любимом должен был тиснуть стишок по указанию Ольги Анатольевны, так как я ж отличившийся, мля, в классе), и еще должен был херачить какие-то поздравительные разрисовки на угрюмые, коричневые картонки подарков, которые получим все мы (одноклассники и я) на новый год… Короче стало мне все это так противно, что просто ужас, да еще и детишки во дворе верещат, а я херачу и херачу эту задолбавшую меня фигню…

На следующий день я хорошенько продышался, прежде чем решиться на ВЕЛИКИЙ поступок и постучал в кабинет директрисы.

- Войдите.

Я зашел, как в омут нырнул.

- Паш, что случилось? Краски нужны?

- Юлия Дмитриевна, - зажмурился, набрал в грудь воздух и выдал, - я не хочу быть пионером!

Снял галстук и положил ей на стол.

Что потом было! Изгоняли меня из пионеров со вселенским позором. Так же, перед всей школой, перед выстроившимися классами. Рядом стояла Ольга Анатольевна, которой тоже немало перепало за мою неверность идеалам коммунизма. Слова мне предоставлено не было, да и не смог бы я из себя что-то выдавить перед всей школой.

Само собой моя фотография была низвергнута с доски почета. Школа мною больше не гордилась, хотя успеваемость и дисциплина остались у меня на том же уровне, что и ранее. Но вот напрягать по дополнительным делам меня уже больше не пытались, и я снова окунулся в мир прекрасного детства. И да, конечно же с родителями состоялся диалог. Мама пила валерьянку, папа же понял все, успокоил маму, да и меня тоже (тоже был на нервах).

Ну а еще через два года сняли галстуки уже все, но это уже было по политическим причинам – наступило новое, постпутчевое время.

Есть у нас на работе чувак из вечно недовольных, да еще и с прибабахом (порой кажется, что малость со сдвигом). Еще не холодно по осени, отопления нет – ноет, что отопление зажали. Дали отопление, ноет, что жарко. Дорога до работы херовая была, замостили плиткой, ноет, что бабла наворовали и плитку херово положили (хотя нормально там все), территория не огорожена – доехать на машине удобно, ноет, что все своруют (хотя вроде не особо воруют), ворота поставили с пультами, ноет, что пока дождешься, пока эти ворота откроются – короче никогда ничем не бывает довольным, причем всегда найдет кому это выгодно и кого обвинить.

Итак сегодняшяя ситуация. Идет дождик мелкий и противный. Перерыв на работе, народ выставил сидушки у ворот открытых, смотрят из цеха на улицу, на лужицы, на дождик, курят. Вечно недовольный мается, чувствуется, что хочет что-то поныть, а повода вроде как нет. И тут он выдает:

- Они там что ли совсем охренели!

- Кто? – спрашивают его

- В правительстве!

- А что? – народ навострил уши, думают, что сейчас им опять про ковид задвинут, или еще какую сплетню, а этот недовольный выдает.

- Нахрен дождь счас нужен!

- Поясни.

- Ну дождь нахрена сейчас, они вообще что ли не понимают, что только подсохло, такие деньжищи вбахали, а он сейчас никому не нужен. Лучше бы в августе включили.

Короче так выходит, ребятки, коль что кого не устраивает в погоде – пишите жалобы в местную администрацию, там этим делом, походу, заведуют.

P.S.

мы не в московском регионе проживаем, и облака у нас как-то никогда не разгоняли, если вдруг кто что за это вспомнит

Есть хороший знакомец – потомственный еврей. Конечно все мы наслышаны о том, какие они скаредные, как у них мамы воркуют вокруг любимого дитячка. И есть другой товарищ – истинно русских кровей, потомственный сибиряк и далее в этом же духе, то бишь душа нараспашку должна быть, рукастый, да легкий на подъем.

Этот русский, Даня, настолько жадно-припоминающего человека – еще поищи. При встречах зачастую припоминает своим друзьям знакомым все, вплоть до того, что а вот помнишь, тогда-то, когда нам было по семь лет, угостил я тебя конфетой, или нечто в том же роде. И не подумайте – это не добрые воспоминания о прошлом, это обозначает, что сейчас он заявит нечто в том роде, что де прикупи мне пивасика за то или нечто в том же роде – баш на баш через многие годы. Так же у него есть очень подленькая черта – напоминание о выплаченном долге. Он, в некотором роде, проверяет память ли, или же еще что, но, если вдруг «посчастливилось» вам занять у него что-то, то, опосля окончательной отдачи задолжного он позвонит и скажет: «А что это мы долги не возвращаем?» - и будет до усери доказывать, что вернул то не все. И если вдруг вы не ведете отчетность по возвратам, то будет сложновато доказать, что отдано все до копейки. Так же интересна его черта по посиделкам. Скинулся народ, прикупились, включили футбол по телеку, попивают, а этот товарищ возьмет да пару бутылочек сразу себе на сумку бросит – мол де дома хапну, а далее не мелочится, и принимает как и прочие в том же объеме. А уж как этого Даню мама окучивает – это вообще нереально. По сорок раз на дню созваниваются, узнает, покушал ли, покакал ли, поглажены ли у него рубашечки, носки да шнурки и далее и далее и далее.

Теперь о еврее. Зовут его Семеном, но, конечно же, закрепилось за ним прозвище Сема. Где какой кипиш – он туда, где за друга вписаться (это еще из подросткового возраста) – не вопрос, через пять минут на месте. Надо тебе что-то – заходи, друг, бери, да даром забирай, ты что ты что – не возвращай, тебе же надо. Ну и мама его в плане опеки – вырастила, сделала из него человека – вот и ладно, дальше сам расхлебывай.

Вот вам и национальные признаки…

А к чему я эту историю вспомнил-то. Позвонил Сёма и говорит:

- Паш, тут Дане долг не отдают, надо бы вписаться…

- Сёма, ты с дуба рухнул, сейчас какой год, нам по сколько лет, куда ты вписаться собрался, срок себе хочешь?

- Ну он же друг.

- Какой-на друг! Окстись!

- Ну в детстве же…

- Сёма, в детстве он нам барбариски под проценты давал, ты охренел – друга в нем нашел.

- Не пойдешь?

- Нет – нах мне это под старую жопу надо. И ты даже не лезь.

Вздыхает, молчит, говорит:

- Нет, пойду я, друг все же…

Вот и думаю теперь, что за еврей такой, что за русский такой, и блин, так на душе погано. Даньку этого – вот ни разу не жалко, отдают ему там что-то, или нет, а вот за Сёму – обидно. Сижу на нервяке, думаю – чем вся эта история у них закончится.