Жизнь и смерть, душа, рай и ад...
11 постов
11 постов
15 постов
4 поста
14 постов
10 постов
45 постов
105 постов
20 постов
46 постов
10 постов
6 постов
9 постов
19 постов
3 поста
7 постов
29 постов
3 поста
110 постов
27 постов
18 постов
25 постов
42 поста
15 постов
39 постов
5 постов
6 постов
14 постов
38 постов
9 постов
Что побуждает человека требовать доказательств существования (бытия) Бога?
Некий пикабушный срез по этому вопросу, основанный на моём личном мнении, будет ниже.
Кто есть человек пред Богом?
На подобную тему хорошо написал святитель Игнатий Брянчанинов: «Ах, друг мой! может ли такое слабое, ограниченное существо, как человек, судить сам собою о Боге, Существе безпредельном, превысшем всякаго постижения… Оставь твои собственныя суждения и верь от всего сердца всему, чему научает нас Евангелие».
Жёстко, но честно сказал преподобный Иосиф Исихаст: «Итак, познай себя, что ты — ничто. Таково твое существо — ничто. Происхождение твое — глина, жизненная сила твоя — дыхание Божие. Итак, всё — Божие. Познай самого себя, что ты — ничто, и имей терпение в искушениях, чтобы избавиться от них и стать богом по благодати, ибо ты — дыхание, дуновение Божие.
Доказательство (познание) Бога
Святитель Григорий Богослов в «Слове о смиренномудрии, целомудрии и воздержании» говорит: «Умозаключения мало ведут к ведению Бога, ибо всякому понятию есть другое, противоположное… и к каждой мысли о Боге всегда, как мгла, примеривается нечто мое и видимое», поэтому Бог «Сам приходит к чистому, потому что обителью Чистого бывает только чистый». Говоря о чистоте, Святитель имеет ввиду чистоту внутреннего (духовного) сердца.
Другой же святой Василий Великий говорит на эту тему так: «А вере в Бога предшествует понятие, именно понятие, что Бог есть, и оное собираем из рассматривания тварей. Ибо познаём премудрость, и могущество, и благость, и вообще невидимое Его, уразумевая от создания мира. Так признаём Его и Владыкою своим. Поелику Бог есть Творец мира, а мы часть мира, то следует, что Бог и наш Творец. А за сим знанием следует вера».
Может показаться что отцы противоречат один другому? Нет. У отцов Церкви нет противоречий. Просто они подходят к этому вопросу с разных точек зрения. Поскольку, как мы видели, разум не тождественен вере, а является лишь ее составной частью, то мы, конечно, можем пользоваться разумом и доказывать истинность веры. Так что доказательства бытия Бога вполне возможны. Об этом и пишут святители Василий Великий, Григорий Богослов, Афанасий Александрийский, преподобный Иоанн Дамаскин… Но при этом сводить веру только к разуму ни в коем случае нельзя. Вера выше разума, и доказать бытие Бога, как некоторую геометрическую теорему, доводами разума совершенно невозможно. Но и пренебрегать разумом тоже было бы неправильно. Как видим, все не так просто.
На самом деле, всё достаточно просто, если понимать пути богопознания, которых всего два. Мне могут возразить некоторые, что хотели бы получить доказательство, а не познание Бога. Доказательство без богопознания невозможно и как написано выше, доказать бытие Бога, как некоторую геометрическую теорему, доводами разума совершенно невозможно.
Пути богопознания
Путь первый. Естественное богопознание. Это богопознание имеет в виду святой Василий Великий. Это богопознание происходит естественно, через умозрение сотворённой природы, красоты и совершенства окружающего нас мира, через познание его законов. Наука и её открытия на этом этапе нам в помощь, так же как наши разум и логика. На этом этапе обретается вера. Прочие религии и даже язычники пребывают на этом пути богопознания, но каждый в своей мере.
Путь второй. Превыше-естественное (сверхъестественное) богопознание. Это то, о чём говорит Святитель Григорий Богослов. Он пишет, что Бог приходит к чистому, потому что обителью Чистого бывает только чистый». Что это значит? Необходимо прежде всего встать на путь очищения своего внутреннего человека, своего духовного сердца. Сущность Бога полностью непознаваема, но практика личной духовной религиозной жизни, даёт возможность познать Бога отчасти. Огромный сонм православных святых прошли этот путь, они стали богами по благодати и всем нам завещали идти этим путём. Разум и логика на этом пути уже не помощники, их этап позади, они должны заниматься своим земным предназначением. Сверхъестественное познание - это уже область деятельности духа. Сверхъестественное богопознание возможно только в Церкви, располагающей богодарованными средствами для освящения человека, оно предполагает теснейшее внутреннее соединение человека с Богом, вселение Бога в человека. Встреча с Богом не нуждается в доказательствах. Человек, переживший эту встречу, воспринимает ее саму как наилучшее доказательство. Вспомним слова святителя Иоанна Златоуста о том, что истинная вера состоит в том, что невозможно не верить невидимому. Вот результат истинной встречи с Богом.
Пикабу
Теперь вернусь к Пикабу и его ревницам по доказательствам Бога.
Что за категории людей задают подобные вопросы, что побуждает их просить, а чаще требовать доказательств существования (бытия) Бога?
1. Люди, испытывающие явную неприязнь к Богу. В завязавшемся диалоге они желают опорочить и осквернить православную веру. Да, именно православную, так как такие "герои" не решатся проводить такой же "эксперимент" с мусульманами. Это кстати касается вообще всех православных тем и взглядов, где они оставляют свой след в комментариях.
2. Эта категория людей имеет предвзятое и заранее отрицательное отношение к любому доводу. На любой довод у них заготовлен "убедительный" ответ. У таких людей железобетонное атеистическое мнение, они даже и не планируют задумываться в направлении Бога. Что я могу им всё таки ответить? «Докажите, пожалуйста, что я сижу на стуле», любой из вас усмехнется: «Что же здесь доказывать?!» Все очевидно. Вы видите и ощущаете этот стул. То есть самым лучшим доказательством является непосредственный чувственный опыт. То же самое я могу предложить своему неверующему собеседнику, только личный опыт.
3. Задумывающиеся, искренне интересующиеся или уже ищущие истину люди.
Первые две категории людей преобладают, и им мне сказать нечего, кроме как предложить попробовать задуматься. Для третьей категории людей, я в ближайшее время сделаю продолжение поста.
p.s. Если я кого чем то задел или обидел, прошу прощения.
Человечество как бы разделено на две части: на тех, кто верит в вечную жизнь души, и на тех, кто не верит в нее. Для материалистов и атеистов вся жизнь сосредоточивается в отрезке времени между рождением и смертью. Жизнь – это случайность, удачная комбинация материальных элементов, которые создали устойчивую систему, обладающую возможностью воспроизведения других подобных систем. Поэтому для атеистов логично ограничить свои знания изучением материального мира и жить в соответствии с теми потребностями и желаниями, которые возникают в человеке как биологической системе.
Но парадоксально и непонятно, что люди, верующие в вечную жизнь и бессмертие своей души, также погружены в земную жизнь как в единственную реалию, также отдают свои силы, время и способности достижению земных целей – тому, что принадлежит времени и смерти. Если посмотреть на содержание человеческой психики, то мы увидим, что она поглощена заботой о земном; она погружена в материальность и живет соками земли. Веря в Бога, человек в то же время живет так, как будто Его нет или словно для него стал богом этот мир.
Земная жизнь – это точка в мысленной линии, которая, как луч, уходит в бесконечность, или мгновение по сравнению с вечностью. Надо сказать, что любое число по сравнению с бесконечностью становится бесконечно малым. Есть древняя притча о том, как птица раз в тысячу лет прилетает к каменной скале и точит на ней свой клюв. Когда эта скала будет источена птицей до основания, то пройдет одно мгновение на часах вечности. Но и эта притча не верна. Здесь вечность и время измеряются космическими величинами, как некие циклы, а вечность не имеет ни начала, ни конца, ни выхода из себя, ни возвращения к себе.
Период земной жизни представляет собой только движущуюся цепь мгновений, каждое из которых человек не может ни остановить, ни зафиксировать. Мгновение может быть разделено до бесконечности, и в математике не существует цифры, которая бы не абстрактно и не символически, а реально отражала бы простейший элемент времени, где деление и дробление уже невозможно.
Итак, время – это поток, который невозможно остановить, как невозможно определить его сущность. Единственное свойство времени – это постоянность и необратимость. Время похоже на лесной пожар ночью. Огонь, преследуя путника, сжигает все, что у него позади, – это прошлое; темнота ночи перед глазами путника, в которой теряется его путь, – это будущее, которое еще не наступило и неизвестно для него. От прошлого остался пепел, будущее таится во мраке – это путь жизни, по которому идет человек.
Почему человек, веря в вечную жизнь, на самом деле не думает о вечности? Первая причина – это сластолюбие. Он ищет наслаждения в материальном; он хочет выжать из жизни все возможное и невозможное, забывая о том, что мгновение нельзя остановить, и время непрестанно превращает настоящее в прошлое – некую иллюзию памяти.
Вторая причина, почему человек не думает о вечности, – это трусость. В вечность надо перешагнуть через порог смерти, а смерть представляется человеку в виде трупа, гниющего в могиле, и он стремится вытеснить этот образ из своего сознания. Сама вечность, как возмездие, становится для человека не менее страшной, чем смерть. Страх перед вечностью Александр Блок пронес через всю свою жизнь, который выразил в одном из своих ранних стихотворений:
Это – бездна смотрит сквозь лампы –
Ненасытно-жадный паук.
И агония страха перед вечностью закончилась для него безумием.
Наша земля – пылинка в космических пространствах, но сам космос – пылинка по сравнению с бесконечностью. Человек стремится познать окружающий его мир, но если бы случилось чудо, и он познал и изучил все законы Вселенной, а его разум объял весь космос, то и это было бы ничтожно малым. Ведь главное не то, что творится под звездами, а то, что находится над звездами – тот духовный мир, которому родственна человеческая душа, тот эон, в котором она будет пребывать вечно.
Бог творит вечность и время. Этого не знали языческие мудрецы и философы. Для них вечность была периодами между гибелью и возникновением миров, а время – замкнутым циклом, движение которого, направляясь вперед, на самом деле оборачивалось назад. Язычники не знали тайны преображения материи, поэтому жизнь человека на земле и пребывание души в теле казались им заключением в темнице: душа замурована в склепе и живет, не зная для чего. В этот склеп проникают лучи через щели в камнях, поэтому человек смутно догадывается о существовании другого мира, но выйти из склепа не может. Поэтому мир для языческого мудреца представлялся лабиринтом, где много дверей, но нет выхода наружу.
Материалисты говорят: «Этот мир вещества и материальности – мой родной дом, надо устроиться поудобнее для жизни в нем, а затем умереть и лечь там своими костями, превратиться в порошок – космическую пыль».
Спиритуалисты говорят: «Само тело – это гроб души, поэтому спасение – это освобождение души от телесного и материального и затем исчезновение ее в безликой космической силе, как капли дождя – в океане».
Христиане говорят: «Земная жизнь – это приготовление человека к вечности, это становление его как личности, это время борьбы с грехом, поразившим природу человека, это выбор между Царством Божиим и царством сатаны, это начало преображения, которое одухотворит саму материю. На земле осуществляется союз души с Богом, который будет продолжаться в вечности». Это было реалией для древних христиан. Главным содержанием их жизни было стремление к богообщению и стяжанию благодати. Они видели земной мир пронизанным лучами небесного эона. Они стремились сделать само время ступенями к вечности; на время, данное им, как наследие при рождении, купить саму вечность. Средством к этому для них была земная жизнь.
Многими современными христианами будущая жизнь мыслится как некая декларация. Они не стяжали опыта вечности и, исповедуя христианство, принадлежат земле. Поэтому содержание их души – помыслы о земном и образы земного. Христианство большей частью воспринимается ими как высокая нравственность, как призыв к действию. Но, будучи отключенными от молитвы, т. е. не имея внутреннего устремления души к Богу, они не имеют опыта вечности, для них чужда мистика христианства, и поэтому они, даже пытаясь осуществлять заповеди, принадлежат земле.
Конечно, мы говорим об общем духовном состоянии, о материализации сознания человека. Мы вовсе не хотим сказать, что духовная жизнь совсем исчезла. На общем фоне духовной деградации мы видим людей, которые отдают свою жизнь и силы христианству, которые стремятся повторить путь древних отцов, которые ведут монастырскую жизнь в миру и в монастырях. Но мы хотим сказать, что для современного человека, живущего в атмосфере все более концентрированного люциферианства, особенно необходима молитва и память о смерти для того, чтобы почувствовать дыхание вечности, чтобы иметь силы и стимул противостоять потоку лжи и обольщений, в котором начинает тонуть мир.
Не внешними средствами утверждается христианство, а внутренней силой, которая дается благодатью. Поэтому в духовной нищете открывается великое богатство и в осознании своего человеческого бессилия – всесильная помощь Бога.
На что внешнее может опереться человек? На науку? Но разве она сделала человечество более счастливым? Разве она осветила для человека тайны бытия – эту черную бездну, этот непроницаемый мрак для человеческого разума? Разве фактология дает ответ, что такое человек, зачем дана ему жизнь? Наука находит определенные закономерности между явлениями, а далее простирается область гипотез и теорий, обреченных на увядание и гибель. Всякий опыт не окончен, всякое явление не познано до конца, поэтому всякая теория эфемерна и условна.
Может ли человек найти опору внутри себя? Сам человек – это клубок противоречий. В Библии сказано: «Всяк человек – ложь» – именно потому, что в нем нет постоянства. Мысли человека зависят от чувства, а чувства меняются, значит мысли и чувства лгут. Сегодня человек уже не тот, кем был вчера, а завтра станет не тем, кем был сегодня. Сфера наших эмоций, желаний, намерений подобна вращающемуся шару, который находится под сознанием, как в подвале души, а наше сознание фиксирует точки вращающейся поверхности, как будто смотрит в этот подвал сквозь узкую щель. Это какой-то поток, бьющий из-под земли на ее поверхность и принимающий на стыке сознания и подсознания формы образов и мыслей. Наша душа поражена грехом. Может ли человек в таком состоянии правильно мыслить? Могут ли течь чистые струи воды из загрязненного источника? Поэтому у человека нет опоры ни вовне, ни внутри себя. Единственное, что принадлежит ему – желание истины, а эта истина есть Бог. Поэтому в мире, пронизанном ложью, человеческое сердце может найти покой и правду только в имени Божием.
Христианство имеет опытное доказательство в виде действия благодати на душу человека, которое переживается как новая, ни с чем не сравнимая жизнь. Но современный человек не хочет ничего знать о Боге. Ему говорят: «Клад под твоими ногами». Он отвечает: «Там ничего нет». Ему говорят: «Сколько свидетелей ручаются тебе в этом; сколько столетий безгласно говорят тебе, что ты владелец места, где лежит сокровище». Он отвечает: «Я не верю им». Ему говорят: «Проверь сам, копай землю». Тогда он отвечает: «Не хочу. Мне доставляет больше удовольствия срывать цветы на этом поле».
Один весьма умный и образованный человек, инженер-конструктор по специальности, сказал мне: «Я понимаю, что мои знания относительны, но одно я знаю точно – Бога нет. Я могу ошибаться в другом, но только не в этом». Наверное, это краткий символ веры атеистов. Он готов был выдержать любые разочарования, только не ужас, что Бог все-таки есть.
Жизнь на земле подобна кораблю, который медленно тонет; зданию, охваченному огнем; облаку, плывущему по небу; дыму, стелющемуся по земле; волне, разбивающейся о берег. Мы знаем, что умрем, и все-таки, как зачарованные, ничего не хотим знать, кроме этой жизни. Как часто современный человек бывает подобен Фаусту, который просит демона остановить мгновенье, предлагая ему в обмен собственную душу.
Часто наблюдаешь сцену: стоит бабушка, и стоит внучок, его привели, он глазки выпучил, всего боится, никогда здесь не был, а бабушка его толкает к священнику. А он боится. Потому что ей надо соблюсти форму. А какова форма? Мальчик должен подойти, ручки сложить, взять благословение, ручку поцеловать, поклониться и уйти. Тогда бабушка довольна. А Богу не это важно. А Богу важно, чтоб мальчик Его полюбил. А как полюбить Бога, если тебя к Нему толкают в спину? Никак. Поэтому бабушка аккуратно делает дьявольское дело – отвращает внучка навсегда от церкви. Что такое церковь? Церковь – это когда тебя подводят к страшному дяде, которого ты в глаза не видал и в метро такого не встретишь, и тебя толкают в спину и что-то от тебя требуют, бормочут, хор поёт – ничего не слышно, и надо сделать то, что она требует. И вот это называется у них воцерковлением. Вот точно наоборот тому, что нужно. Или причастить. Как причастить? Берёшь руки – раз ему, назад, раз – ноги скрепил, он орёт, подбородок держи крепче, и туда – раз! На всю жизнь запомнит, как он причащался. Как Ельцин на всю жизнь запомнил, как его крестил пьяный священник. Борису Николаевичу было лет семь, но то, что священник был пьяный, он понял. Не знаю, как сейчас, а тогда на Урале все пили, поэтому он уже умел отличать. И всё – вот у него главное впечатление от церкви. Достигли просвещения. Зато крещёный. Как Ленин, как Гитлер, как Наполеон. Крещёный. Как Карл Маркс. Все были крещёные. Фридрих Энгельс. Все крещёные. Потому что нужно во что бы то ни стало, чтоб был крещёный.
А вот разбойник на кресте был некрещёный. И первый вошёл в рай. И тут у законников что-то не состыковывается. Потому что крещение – это только путь, это только встать перед открытой дверью. А пойдёт ли человек туда или пойдёт в Освенцим, это от человека самого зависит. Возможность у него была, возможность ему открывается. Но не так, чтоб руки ломать, чтоб вопреки желанию, чтобы заставить, чтобы выполнить правило, чтоб бабушка с удовольствием пришла и рассказала: «Я его причастила». А ребёнок до сих пор до обеда успокоиться не может. И при словах: «Пойдём ещё в храм», у него начинается озноб, он весь бледнеет, а слабенький может и в обморок упасть. Опять в эту церковь, опять будут руки ломать, опять страшный дядя, опять крик, гам – ужас! Ужас. И так и поселяется в сердце страх перед храмом. А всё сатанинское, бесовское – это очень весело: чучело сожжём на Масленицу или яйца покрошим на могилу. Вот эту всю бесовщину – пожалуйста. Цветы принесём покойнику, потому что покойники очень любят цветы, они просто обожают нюхать цветы. Отбивает запах серы. К сожалению, наблюдается такое совершенно безумное благочестие. Но ведь это же безумие можно рассеять. Есть же книги. Но человек предпочитает по телевизору смотреть погоду, чем читать книги, к сожалению. Человек занят своим.
Протоиерей Димитрий Смирнов
Завидуют не только красоте,
Богатству, славе и достатку в доме.
Завидуют душевной чистоте
Те, люди, что с ней близко не знакомы.
Завидуют уменью побеждать
В себе лихие страсти и пороки,
Если не могут то же перенять.
Завидуют далёкие от Бога.
Завидуют тому и кто порой
Живёт в сто крат сложнее, чем завистник.
Завидуют, кто, меряясь судьбой,
Своею недоволен вечно жизнью.
Завидуют таланту и уму,
И доброму незлобивому нраву.
Завидуют, впуская в душу тьму,
Считая, что имеют на то право.
Когда-то так из зависти лихой
На Крест отправлен был Господь Спаситель.
Но только те не обрели покой,
Кого вздурманил дьявол-искуситель.
И ты, когда почувствуешь, как вдруг
Вонзилась в сердце зависти заноза,
Попробуй разорвать опасный круг,
Пойми, что над тобой висит угроза.
Завидовать другому не спеши,
Всех смыслов до конца не понимая.
Есть свой урок для каждой из души,
У каждого свой путь к дороге Рая.
Чужие судьбы ты не примеряй,
Обманчив тот расчёт всегда бывает.
И счастлив тот, как догму это знай,
Кто жизнь свою всегда благословляет.
Оксана Агапова
– В разное время на Православие в большей или меньшей степени «давили» разные ереси. В последние столетия особенно увеличилось давление католицизма и протестантизма. Какая из этих ересей по своему влиянию страшнее для православных? От какой выработано более совершенное противоядие?
– Со времени отпадения Рима от вселенского Православия у нас накопилась обширная апологетическая литература, где подробно рассмотрены и исследованы разногласия между католицизмом и Православием. Надо сказать, что с каждым столетием образовавшийся разрыв все более расширялся и углублялся вследствие того, что Рим принимал новые догматы и каноны, несовместимые с учением древней Церкви. Возрастающее влияние иезуитского ордена на Западе внесло в сознание латинских теологов мощную струю либерализма и гуманизма (надо сказать, что само слово «иезуитство» стало синонимом прагматизма и неразборчивости в средствах для достижения поставленной цели). Между Православием и католицизмом проведены четкие границы, которые не могут сдвинуть или уничтожить ни экуменизм, ни волны нарастающей секуляризации.
Протестантизм я нахожу более замаскированным и опасным противником, чем католицизм
С протестантством дело обстоит сложнее. В отличие от католицизма протестантизм представляет собой конгломерат конфессий, деноминаций, сект и теологических школ, вследствие чего он не имеет единой богословской концепции. То общее, что характерно для протестантизма, как бы его кредо, – это отвержение и разрушение Предания и замена его частными мнениями и субъективными толкованиями Священного Писания. Именно благодаря аморфности и многоликости протестантизм легче подделывать под Православие. В этом отношении он имеет своих единомышленников и союзников – «православных» теологов-модернистов, которые стараются дискредитировать Священное Предание и разрушить изнутри Церкви само Православие. Поэтому в настоящее время протестантизм я нахожу более замаскированным и опасным противником, чем католицизм.
Что же касается противоядия от лжеучений и ересей, то я считаю главным противоядием стяжание благодати Духа Святого. Благодать делает православным не только ум, но и сердце человека, и он непосредственно ощущает и познает духовными интуициями, что спасение возможно только в Церкви, в ее Предании, догматике и литургике, что Церковь – это Ковчег, вне которого спастись от потопа зла и греха невозможно. Однако если мы продолжим эту аналогию, то и в спасительном ковчеге нашлись Хам и Ханаан. Для спасения необходимым условием является пребывание в Церкви, однако спасение не происходит механически, а зависит кроме благодати от воли и жизни каждого человека.
Говорить о том, кто ближе к спасению – католики, протестанты или другие еретики – мне кажется бессмысленным. Во время потопа одни люди погибали на равнинах, другие бежали в горы, взбирались на самые вершины, но и там их настигали волны – и все вместе нашли общую могилу в бездне океана. Утонуть вблизи или поодаль от берега – одинаково.
– Что вы можете сказать по поводу представления некоторых богословов о «латинском пленении», в котором, по их мнению, наша Церковь пребывала чуть ли не несколько столетий?
– Что касается обвинения Православной Церкви в «латинском пленении», то это крупномасштабная провокация модернистов, цель которой – найти благовидную причину для проведения своих разрушительных замыслов и реформ в самой Православной Церкви.
Модернисты громко кричат о необходимости «очищения» Православия от латинского влияния, но на самом деле они придумали это прием, чтобы очистить Православие от самого Православия – дискредитировать православное Предание, заключенное в церковной гимнографии, соборных постановлениях, агиографии и уставе Церкви. Модернисты даже не стесняются списывать значительную часть Предания под мифологию.
Надо сказать, что католицизм в основе своей имеет древнее христианство, которое впоследствии было искажено и обезображено человеческими измышлениями и страстями, такими как: слияние с политикой (что проявилось в цезарепапизме), силовые приемы против инославных, разрушение соборных начал, культ Первоиерарха, стремление к унии не только с другими конфессиями, но и с полуязыческим духом мира (путем перманентной секуляризации). Однако все эти негативы не дают право считать католицизм антихристианским явлением, как хотел это представить Лютер. До трагического отпадения от Вселенского Православия Рим принадлежал единой Церкви и после отпадения сохранил часть того, что принадлежало ей. Поэтому отвергая заблуждения католицизма, мы должны отметить, что наряду с наносными пластами человеческих измышлений в нем сохранились остатки древнего учения. Католицизм засорил древнее Предание, но полностью не уничтожил его. А протестантизм своим железным молотом разбил остатки стен от уже разрушенного алтаря.
Схоластика – это не бесплодная софистика, а стремление привести богословские знания в определенную систему
Следующий прием модернистов – обвинение православного богословия в насаждении западной схоластики, как одного из доказательств «латинского пленения». Надо отметить, что схоластика – это вовсе не бесплодная софистика, а стремление привести богословские знания в определенную систему, используя принципы анализа и синтеза, методы дедукции и индукции. Отметим, что в Ветхозаветной Церкви первоначально существовало устное Священное Предание, но затем, в связи со снижением духовного уровня людей, потребовалась его фиксация в форме Священного Писания, чтобы оно не было совершенно потеряно.
Нечто подобное мы можем увидеть в переходе патристики к схоластическому богословию – когда нужно было сохранить через богословскую систему христианские умозрительные истины. Это было также требованием времени, в связи с нарастающим духом секуляризации. При этом в православном богословии схоластика не отвергала патристику, а опиралась на нее. К сожалению, на Западе вместе со схоластикой в теологию стал проникать рационализм, а именно стремление не только дать общую картину догматике и пояснить ее, а проверить саму догматику через человеческий рассудок. Как раз это злоупотребление дискредитировало схоластику и незаслуженно придало ей негативный характер. Но сама по себе схоластика явилась и является необходимым этапом в истории догматики; без нее современное богословие превратилось бы в хаос частных мнений. На православном Востоке схоластика большей частью употреблялась как метод школьного обучения.
Схоластика появилась на Западе несколькими веками раньше, чем на Востоке, поэтому неудивительно, что православные богословы могли использовать как рабочий материал некоторые католические тексты, убрав из них ошибки и неправильности, очистив от поздних заблуждений и теологической кривизны. Такая работа напоминает ту, которую проделали отцы Церкви, использовав в своих сочинениях язык и терминологию античной философии. При этом они переосмысливали такие заимствования и вливали в старые формы новое содержание, а в некоторых случаях развивали и уточняли эту терминологию, приспосабливая ее к христианскому учению.
В то время в стенах Духовных академий выражали солидарность своим будущим гробовщикам.
До XX века никто не упрекал Церковь в «латинском пленении» и отступлении от православного вероучения. Только в начале революционного XX столетия раздались голоса, требующие реформ Православия. К сожалению, некоторые голоса прозвучали из духовных школ. В то время словом «свобода» была опьянена часть преподавателей и даже священников; доходило до того, что в стенах Духовных академий демонстративно служили панихиды по зачинщикам революции (напр., лейтенанте Шмидте), произносились и печатались проповеди, где с гневом обличали подавление мятежа 1905 г. (который Ленин назвал «генеральной репетицией к октябрьской революции»), участвовали в забастовках и т.д., в общем, выражали солидарность своим будущим гробовщикам. В этой среде возник лозунг «обновленное православие» и появилось такое броское выражение, как «латинское пленение Церкви». Один из видных теологов того времени писал: «Учение об искуплении уже не удовлетворяет наших современников – им нужны новые идеи». Эти слова означали отказ от вечных истин христианства ради прагматики.
«Латинского пленения» никогда не было и не могло быть в Церкви, иначе она потеряла бы свою богодухновенность, перестала бы быть «столпом и утверждением истины», хранительницей огня Пятидесятницы и непорочной Невестой Христа.
Отвечал архимандрит Рафаил (Карелин)
Одни называют грех ошибкой, другие – незнанием и неведением, третьи – оскудением добра, четвертые – болезнью души. Может быть, каждое из этих определений несет в себе долю истины, но все они недостаточны, поверхностны и бледны.
Грех – это больше, чем ошибка и уклонение от духовного пути. Грех – тайна беззакония, глубокая как бездна. Грех это сокровенная любовь души к демону – своему насильнику и врагу. Если любовь к Богу становится основой богообщения и богоуподобления, то есть вечной жизнью души, то грех это включение человека в черное поле демонических энергий; это уподобление души сатане, то есть метафизическая основа вечной смерти, падение в бездну, которое имитирует собой полет к небесам. Начало греха – темное влечение к наслаждениям, но это только верхний слой греха, под ним открывается ад человеческого сердца.
Грех уходит корнями своими во мрак древнего богоборчества; это участие в падении первоангела; грех – внутреннее богоотречение. Место Бога в душе человека занимают два идола: он сам и демон. Под всяким грехом лежит скрытый протест: «Почему я не Бог, почему кто-то другой должен управлять мной; мне не нужен Бог – я сам хочу быть свободным повелителем своего бытия».
Наслаждение это психологический момент – удар по чаше колеблющихся весов (выбор воли). Но в грехе главное другое: ненависть к Богу и стремление к иллюзорной свободе через грех.
Как человек может бороться с Богом? Также, как и сатана – изгоняя Бога из своей души. Человек – образ и подобие Божие. Самое дорогое для Бога в сотворенном мире – любовь человека к Нему. Эту высшую ценность жизни – свою любовь – человек отдает сатане. Любовь Бога к человеку – это страдающая, распинаемая любовь. Человек, страшась величия этой любви, из-за своего нравственного ничтожества отвергает и оплевывает божественную любовь. Сатана и грешник мстят Богу посредством своего духовного самоубийства.
Нам могут сказать, что грешник не размышляет над метафизикой, он просто хочет пожить в свое удовольствие, выжать из жизни как сок из лимона всевозможные наслаждения, а до Бога или до черта ему нет дела. Но на самом деле это не так. В подсознании человек, как образ и подобие Божие, как частица неба, как дыхание божественных уст, знает, что он вовсе не земная пыль, не предмет этого мира, обусловленный его законами, не конгломерат молекул и атомов, не клеточная структура, а нечто другое – единая личность, нравственная монада; он на земле, – но не от земли. В его подсознании, таится воспоминание о потерянном рае, там тлеют угли ворвавшегося в душу ада, и в глубине сердца решается вопрос: с кем хочет быть душа – с Богом или демоном?
Грех – это выбор демона. У грешников появляется ненависть к святыни. Вспомним вакханалии, которые устраивали безбожники в монастырях и храмах; кровавую инквизицию атеистической диктатуры, где вера в Бога считалась преступлением, достойным казни. Такое состояние богоненавистничества, хотя бы в бледном отражении, переживает каждый грешник.
У некоторых само имя Бога вызывает психическую аллергию. При напоминании о христианстве они передергиваются как в пароксизме, будто Христос их личный, непримиримый враг. Заговорите с неверующим о религии, посмотрите на первую реакцию: какой сатанинский блеск злобы вспыхнет в его глазах, какой металл, похожий на стук ножен, прозвенит в его голосе. Затем он может взять себя в руки, словно спрятать когти в перчатки, но заметьте, как трудно ему продолжать этот разговор, как будто он задыхается от нехватки воздуха. Люди, умеющие держать себя в обществе и поддерживающие беседы на любые темы, вдруг переходят к явной или скрытой иронии, забыв о нормах этики и приличия, а другие срываются на оскорбления и брань. Никто не стал бы горячиться или волноваться, если бы физик выступил с космогонической теорией, где доказал бы, что сначала существовала энергия, а затем материя, что сначала был вакуум как поле сил, а затем появилось вещество. Эти теории могли бы стать предметом оживленной дискуссии, но мысль о существовании Бога для неверующего подобна удару железа о камень, от которого отлетают искры. Значит, неверие – это личностное отношение к Богу, Которого отрицает сознание, но ненавидит подсознание – сфера эмоций и страстей.
Обратимся к искусству, являющемуся в некотором смысле интимом философии и символикой психологии. Мы должны признать относительную гностическую ценность абстракционизма и декадентства, которые обнажили подсознание человека, как бы оголили электрические провода его психики и мы увидели демонические призраки, которые таились в его глубинах.
Декадентство – это культ сатаны, который воплощен в стихах Бодлера и Рембо, в романах Гюсманса и Пшибышевского, музыке Скрябина (столь любимой Лениным), современном роке, картинах Гойи и Врубеля. Декадентство – это гимн уродству, как красоте; смерти и тлению – как полноте жизни, мраку – как свету. Декадентство похоже на кривое зеркало, где человек изображен перевернутым вверх ногами: небо и бездна меняются местами. Декадентство можно определить через одно название известной книги «Цветы зла». Зло видится не в его гнусной наготе и безобразии, а как букет ярких цветов, где яд превращен в краски. Но зло имеет свое начало, ставшее личностным началом, свой духовный центр – царя ада. Поэтому декадентство сливается в единый гимн сатане.
Абстракционистское искусство хочет вывернуть наизнанку человека, заглянуть в глубь его души, как ребенок хочет посмотреть, что внутри куклы. Оттуда – из расселин души вылетают чудовища, безобразные призраки, как джины из бутылки, которых нельзя вернуть обратно. В абстракционизме индивидуальность уничтожает, как бы съедает до костей личность, и сама разрывается от внутренних противоречий и превращается в груду искореженных конструкций.
Абстракционизм – это пляска смерти, предвидение грядущих катастроф и, в тоже время, гимн уничтожению и разрушению. В абстракционизме нет живых людей, – там только тени и призраки, там кладбище прошедших и будущих цивилизаций, а сама земля мертва, как лунный пейзаж. Даже от пламени пожаров на картинах художников-абстракционистов веет холодом льдины. Это мир грядущих катастроф больного и извращенного подсознания, мир, где царствует демон, полный ненависти к Богу.
Гуманисты прошлого и нового времени игнорируют грех, свивший гнездо в сердце человека. Вообще всякий гуманизм – это примирение с грехом. Язычники, чтобы оправдать грех, ввели понятие некоего «сверхбожества», судьбы или рока, которым связан человек, как узник цепью. Сколько бы не метался человек, он бессилен, – все обусловлено и предрешено. Судьба бросает его из стороны в сторону, как мяч на поле; его свобода оказывается мнимой, это только игра неумолимого рока: рано или поздно удар забросит его в сеть.
Если язычники считали человека игрушкой судьбы, то современные гуманистические теории хотят представить его как продукт исторических и социальных отношений, то есть опять детерминизировать его и притупить чувство ответственности за свою жизнь. Субъективно грех переживается не как оскудение добра, а как невидимое присутствие некоего темного существа. Оно давит на человека непонятной гнетущей тяжестью, похожей на тяжесть трупа. Оно парализует его волю и властно влечет за собой. Говорят, что вид огромного водопада, массы стремительно падающей и клубящейся пеной воды, вызывает у человека тайное желание броситься в эту ревущую бездну. Люди, совершившие тяжелые преступления, особенно убийства, впоследствии рассказывали, что они явно ощущали повеление какого-то третьего существа.
Демонов рисуют черной краской. Черный цвет означает крайний эгоцентризм; черная поверхность поглощает лучи, а не отражает их. Грех – это потеря, прежде всего благодати. Иногда после греха человек чувствует, словно видит, что душа его покрыта мраком, как бы закутана в черный плащ. Часто после греха во сне человек видит змей – древний образ демонов.
Люди могут видеть духовный мир в двух полярных состояниях: через подвижническую жизнь (прозрение святых), или через общение с демонической силой – посредством магии и оккультизма. В первом случае, душа видит демонов как своих искусителей и врагов, как силу, борющуюся с ней. Во втором, душа чувствует себя частью сатанинского царства; этот мир давит на нее как земля на грудь пробудившегося в могиле. В первом случае, душа видит демонов как призраков, как бесплотных духов, во втором, демонический мир материализуется для оккультистов, как бы облекается в тяжелое как свинец вещество.
В демонических ритуалах присутствуют три культовые действия: осквернение святыни, пролитие человеческой крови и разврат. Осквернение святыни – преступление по отношению к Богу, убийство – к человеку, разврат – против собственной души как образа Божьего. Они подобны трем рекам, текущим из ада, или ядовитым растениям, корни которых находятся в области метафизического зла…
Трагизм греха и тайна вечных мук в том, что человек уподобляется сатане, и в вечности становится единым духом с ним.
В Священном Писании и в творениях святых отцов, когда речь идет о людях и животных, используется одно и то же слово «душа». Подобное словоупотребление не означает, что в природном отношении души животных и человека тождественны. Свт. Феофан Затворник говорит: «У животных есть душа, но животная. А у человека душа человеческая, высшая, как и сам человек. Животным свой чин, а человеку – свой». В чем же их различие?
Душа животного лишена высших богообразных свойств: разумности, словесности, бессмертия, свободы, творчества и др. Она является 1) жизненной силой для тела животного и 2) в ней действуют не три, как у человека, а две силы – раздражительная и вожделевательная, под влиянием которых формируется их чувственно-эмоциональная и инстинктивная сфера, что и определяет поведение животного. По мысли прп. Иоанна Дамаскина, душа животного – это душа без разума: «Если бы Господь воспринял душу, лишённую разума, то он воспринял бы душу несмысленного животного».
Возможно, что в душах некоторых животных присутствуют и элементы разумной силы, но они полностью подчинены силам неразумным, не могут развиться до уровня словесности и занять господствующее положение в душе. Главное препятствие для этого – отсутствие образа Божия. По этой же причине души животных смертны и после разлучения с телом полностью исчезают. Свт. Василий Великий пишет: «Для чего земля изводит душу живу? – Чтобы ты знал различие между душой скота и душой человека... (т. к.) душа всякого животного – кровь его (см.: Лев. 17:11), а сгустившаяся кровь обыкновенно обращается в плоть и истлевшая плоть разлагается в землю, то, по всей справедливости, душа скотов есть нечто земное».
На основании Священного Писания можно сказать, что после всеобщего воскресения людей и преображения мира в будущем Царстве Божием будут и животные (Ис. 11:6–9; Ис. 65:25; Ос. 2:18), но это будут не прежде жившие (воскресение мертвых не относится к животным), а новые, обновлённые твари обновлённого мира.
Давайте теперь обратимся к сказке. Думаю, вы поняли, что великан из сказки – это мы сами. Всё говорит нам о том, что Бог создал великана. Давайте же посмотрим на этого Великана из сказки.
Он покинул свой дворец. Увы, вот в чем проблема: оставляя Бога, ты оставляешь свой дворец, свою родину, и ты уже беженец. Чужой повсюду. Что бы нам ни встретилось и что бы мы ни сделали, ничто нас не удовлетворит, потому что единственное, что является нашим, что может нас наполнить, – это наш дворец, Бог.
И вот этот Великан покидает свой дворец и 7 лет живет вдали от него. Кого же он отправился искать? Да он пошел и встретил своего приятеля – Корнуэльского змея. Ты скажешь сейчас: «Ну давай, рассказывай нам сказки! Да что ты такое говоришь?! И что это за сказки такие?» Но знаете ли вы, что мы прекрасно знакомы с этим змеем? И учимся у него, и что он нам скажет, то мы и делаем, потому что змей этот – никакой не Корнуэльский, а змей нашей жизни.
И если хотите увидеть его сущность, которую он скрывает, то она называется эгоизмом. И когда уходишь к нему, ты уже не плачешь, а заставляешь плакать других. И когда уходишь, живешь и учишься у него, ты черствеешь. И когда уходишь туда, ты слепнешь, больше не видишь и не слышишь. Видишь иногда этим самым своим эгоизмом, что другой тебе что-то говорит, но не слушаешь его, он тебя о чем-то умоляет, но ты не слышишь. Не придаешь этому значения.
Другой стоит перед тобой, а ты размышляешь: «Да ты что, бедный Лазарь лежал у двери богатого из притчи, а он на него даже не взглянул?» Да, он на него не взглянул. А почему? Потому что эгоизм, который жаждал удовлетворения помимо всей этой роскоши, трапез и наслаждений, заставил его не видеть другого человека. Если ты видишь только себя, разве увидишь другого?
Если ты видишь только себя, разве увидишь другого?
Ты видишь только эгоизм – змея, который тебя ослепляет, оглушает, окаменяет, делает больным, ожесточает, выводит тебя за рамки того, чем тебя реально сделал Бог. И это в конце концов становится твоим умалением: человек-великан, образ Божий становится карликом. Кто может завладеть всем, становится ничем. Вот где наш крах и грех.
Великан 7 лет проводит вдали от своего дворца. Это годы, проведенные вне своей души. Кто сегодня пребывает в своей душе? В уме-то мы остаемся. Но кто сегодня пребывает в своей душе, чтобы творить, говорить, действовать? Кто? Никто. Годы, проведенные вне души. Годы подряд вне человека, вне любви, в компании змея, годы вне Бога. С одним только змеем – эгоизмом. Отсюда ты понимаешь, что, когда ты не в душе, не в Боге, ты вне человека. Не чувствуешь, не веришь, не надеешься, не любишь, не живешь. Что бы ты ни говорил, ты не живешь.
Великан за столько лет, проведенных вместе с эгоизмом, только пропитался ужасом, и когда вернулся во дворец, маленькие Дети, завидев его, встали и ушли. Вникните в это. Ты боишься человека любви? Кто же его будет бояться, когда известно, что любовь изгоняет страх. Но сегодня любовь у нас отсутствует, и люди боятся друг друга: отец – ребенка, мать – отца, брат – брата, христианин – христианина, священник – верующего и верующий – священника. Мы все сегодня боимся. Чего же нам недостает, что мы так боимся? И чего боимся? Мы вне любви, люди. Не будем себя обманывать. Поэтому и боимся. Мы не любим, поэтому и боимся.
С другой стороны, святость никогда не иссякает. И видишь святых в наши дни в городе, в селе, где уже, казалось, и нет никого. Боялся ли кто-нибудь подойти к старцу Паисию? Боялся ли кто-нибудь святого Порфирия, хотя было известно, что можно к нему подойти и он «прочитает» тебя как книгу, раскроет всю твою жизнь как книгу? Ты знал это, а побояться не мог. Почему? Потому что у святого была любовь, был Бог. А человека Божия, человека любви ты не боишься. Подойти к эгоисту – этого ты боишься, потому что эгоист неприступен, непреклонен, безличен. Как его не испугаться! Как не прийти от него в ужас!
Когда Великан вернулся в свой дворец, где оказались дети, которые играли там, послушайте, чему он научился у эгоизма. Он закричал:
– Это место – мое!
Вот чему ты учишься: «мое».
Не знаем иного слова, а всё «мое» да «мое». Но «му-у» («μοῦ» [му] по-гречески «мое») говорят не люди, а коровы
Один старец на Святой Горе Афонской говорил:
– Увы, дитя мое! «Это мое» – так учимся говорить мы постоянно. И не знаем другого слова, а всё «мое» да «мое». Но «му-у» («μοῦ» [му] по-гречески «мое») говорят не люди, а коровы.
Отцы Церкви называют эгоизм, черствость эгоизма скотским состоянием. «Это место мое!» Но неужели ты не понял, что и место, и пространство, и время, если ими не поделиться, то они не порадуют тебя?
И что же делает дальше Великан?
Посмотрите, сколько же эгоизма у нас иногда бывает. Христос приходит и говорит тебе:
– Дитя Мое, будь осторожен!
А ты отвечаешь:
– Моя жизнь – это мое право!
Любовь тебя посещает, указывает тебе на твою болезнь, состояние парализованности, твой мрак, а ты говоришь: «Мое право!» Ты многократно отвечаешь таким образом на эту любовь, и в этом наш огромный крах. Я не понял, что сломанная ветвь, если отломить ее от дерева, обречена на смерть, увядание. Вот на что меня обрекает эгоизм, если я отломлюсь от дерева Бога, дерева общения с Богом. Бог – мой корень. Ты говоришь: «Моя жизнь! Мое право!» – и ветка отламывается, она обречена на гибель.
Великан выгоняет Детей из своего сада. Эгоист изгоняет всё самое чистое, что только находит в саду своей души и жизни. Вот что делает эгоизм – изгоняет всё самое чистое, детское и хорошее, что у тебя есть. Этот эгоизм часто принимает облик Ирода, который умерщвляет всё самое чистое и обезглавливает самое святое. Ирод умерщвляет младенцев, обезглавливает святого Иоанна Предтечу – то же самое делает и мой эгоизм. Умерщвляет во мне самое чистое, обезглавливает самое святое и таким образом меня изолирует.
И что же делает дальше Великан? Строит высокую стену вокруг своего сада и вешает табличку: «Нарушители будут наказаны». И эта высокая стена, которую мы видим в сказке и считаем воображаемой, говорит о том, что мы своим эгоизмом воздвигли стены, не одну стену.
Если вы читаете исторические повествования, то знаете, что в Константинополе были две стены, и поэтому город считался неприступным: стена святого Константина и вторая – святого Феодосия. Мне недостаточно одной стены, я построю и вторую, и третью, воздвигну много препятствий, лишь бы не приблизиться к другому и другой не приблизился ко мне. И, воздвигая стены, я оставляю человека и Бога снаружи и вхожу внутрь сам. Ну скажите мне, если нельзя определить это как ад, то как еще назовешь это?
Святые отцы определяют ад как одиночество. А Рай – это что такое? Жизнь вместе с другим
Если почитать «Патерик» и отцов, то они определяют ад как одиночество. Поэтому ад – это не то, чем я буду жить, а то, чем я живу сейчас, оно и продолжится в вечности. Рай – это что такое? Жизнь вместе с другим. А эгоизм научил меня, что во мне нет места ни для кого. Я воздвигаю стены, чтобы кто-нибудь случайно не вошел в мою душу.
Мы очень легко строим стены, а рушатся они с большим трудом, потом нам нужно будет огромное смирение, чтобы разрушить стены, огромное смирение. Много труда, много любви, много молитвы, необходимо большое терпение. Стена строится легко, в один момент, а сломать ее тяжело. Очень тяжело.
Когда возводишь стены, ты что делаешь? Когда я возведу высокую стену, я буду вас видеть? Нет. А вы меня будете видеть? Нет. Отсюда мы понимаем, почему мы реально не можем ни почувствовать, ни понять, ни полюбить другого: ты его просто не можешь увидеть.
Иногда мы говорим: «Но он же меня не чувствует! Не понимает, не видит!» Это потому, что и ты, и он, вы оба воздвигли стены. Чему же тогда удивляться? И стены эти удастся сломать с большим трудом.
Мы не только строим свои стены, но и помогаем другому строить их. Он приходит, и что мы ему советуем? «Не надо с ним говорить! Отойди от него!» – и подносим ему стройматериалы, чтобы стены стали еще выше.
Как же мне увидеть человека, как почувствовать человека, как понять человека? Великое дело – понимание. Прочтите молитвы Оптинских старцев. Там говорится нечто такое, о чем мы никогда не задумывались. Что мы обычно говорим на молитве? «Боже, помилуй нас, сделай, чтобы с нашими детьми всё было хорошо, чтобы на работе всё было хорошо». Это всё, конечно же, неплохо, а вот Оптинские отцы говорят: «Помоги мне понимать, помоги прощать, помоги любить». Вот о чем они молятся. Несколькими словами, поскольку мы люди: «Помоги мне, понимая, прощая и любя другого, разрушить стены. Разрушить таким образом то, что меня ограничивает, и снова стать великаном. Разрушить ад и открыть рай». Об этом молят Христа отцы.
Святитель Василий сначала был в Кесарии пресвитером, еще не стал епископом, епископом был тогда Евсевий. А святитель Василий был оратором, великим богословом, подвижником, и народ его любил. А сейчас представьте себе: идет священник, и все бегут к нему, а к епископу не шел никто. Евсевий был человек и немного завидовал, и так между ними стали расти стены. И святитель Василий в какой-то момент решает: «Я должен уйти. Если останусь, что тогда будет? Церковь разделится».
Как хорошо рассуждали отцы! Вот где смирение. Он не искал своей пользы. Одним кивком головы он мог всех перетянуть на свою сторону. Но это его не интересовало. Ему больно было за Церковь: «Неужели я посмотрю на свой интерес и свое право в ущерб Церкви? Разделю народ?» – и уходит.
А легко ли уйти? Нелегко. И святителю Василию нужна была в этом чья-нибудь поддержка. Он ее находит у Христа: «Христе мой, помоги мне!» – а еще и у святого Григория Богослова, который был его другом. Как это прекрасно, вот где находит поддержку человек – у человека и Бога. Он подумал, встал и ушел. Но святой Григорий был миротворцем и владел искусством ломать стены. И с его помощью стены впоследствии пали, и люди объединились. А единение одного человека с другим – это радость для неба.
А наш Великан воздвигает стены и вдруг обнаруживает, что на улице весна, а у него в саду нет: он не мог найти ни одного цветка, там трещал мороз, выла буря, бил град, и больше ничего. А теперь скажите мне: отличается ли от этого тот климат, который создает мой эгоизм? Может ли эгоист почувствовать тепло, весеннюю радость, весенний свет? Внутри у него стоит суровая зима, потому что он выбросил весну вон.
И Великан думал: «Надеюсь, погода изменится». А здесь нам надо быть очень внимательными. Если не разрушишь стен, не полюбишь, не простишь, не приблизишься, исключено, чтобы погода изменилась. Почему? Потому что не изменился ты: изменись ты, чтобы изменилось всё. А если не изменишься, не жди перемен. Думать, что что-то изменится без того, чтобы изменился ты, – это обольщение и самообман.
Если не изменишься, не жди перемен. Думать, что что-то изменится без того, чтобы изменился ты, – это обольщение и самообман
Не жди перемен. Перемены приходят, когда человек меняется. А он меняется, когда любит, когда смиряется, когда кается. Так что не говори: «Погода изменится!» Человек решает и меняется. И если изменится, он может изменить всё.
Но Великан так и сидел в своей лютой зиме, как сидят в ней многие люди. Знаете, сколько людей могут оставаться в суровой зиме собственного эгоизма с юных лет? А сейчас, с течением времени, эта возрастная граница еще больше падает, потому что человек воспитывается на большом эгоизме, вырастает с большим эгоизмом. И вот уже видишь человека, который пребывает в этой суровой зиме с 10-летнего возраста до 90 лет, и весна для него не наступит уже никогда.
Но в какой-то момент стена Великана рухнула. Бог всё устроил так, что, если ты не смиришься, Он что-нибудь сделает, чтобы тебя смирить, дать тебе возможность для смирения каким-нибудь событием, какой-нибудь ситуацией. Поэтому в какой-то момент рухнула стена, которую Великан сам воздвиг, хотя он ничего для этого не делал, а всё сидел и думал: «Погода изменится», – как и мы думаем: «Что-нибудь произойдет. Старый год подходит к концу, а новый будет лучше», – и т.д., однако ничего не меняется.
Итак, Бог дал такую возможность, и стена рухнула. И вдруг он видит, как весна входит в сад, видит каких-то детей, и один из них хочет залезть на дерево, но не может. Великан от радости лишился дара речи: наконец-то весна пришла! Бросился в сад, но дети испугались его, убежали, и снова вернулась зима. Только самый маленький Ребенок не успел убежать.
Там, где в человеке почивает чистота, там весна. Какая весна? Христос – вот весна человека. В чем же почивает Христос? В любви, чистоте, прощении, добродетели, молитве, смирении. Где Христос, там весна. Где Христа нет – там суровая зима.
Тогда Великан спускается в сад, поднимает Ребенка и сажает его на дерево.
Ох уж эти деревья! Какое огромное значение они имеют в нашей жизни! Из-за одного дерева мы пали – хотя, впрочем, не из-за дерева, не дерево было тому виной, а из-за непослушания, из-за нашего эгоистического состояния.
И вот Великан подходит и поднимает Ребенка. И это не случайно. Почему? Чтобы поддержать весну, надо что-нибудь поднять – свой крест. Если понесешь свой крест, древо непослушания снова станет древом послушания. Древо, сделавшееся началом твоего ада, станет началом твоего рая.
Надо понести крест. Великан его понес, и так вернулась весна. Ребенок обрадовался. Великан обнял его и поцеловал, потому что то, что почувствуешь, когда поднимаешь свой крест, – это Божия любовь.
Но когда же любовь в конце концов коснется этого мертвого, холодного, непреклонного эгоизма? Когда произойдет это чудо? Мы все ищем чудес: чтобы какой-нибудь слепой прозрел, парализованный пошел, но всё это ничто в сравнении с прикосновением любви. Любовь воскресит всё мертвое, исцелит всё парализованное, просветит всё омраченное. Прикосновение любви – как же оно важно! Великан обнял Ребенка и поцеловал его – он никогда еще не ощущал такого чуда.
Послушайте теперь голос старца Ефрема Катунакского, который каждый день видел Христа на святом дискосе. Он говорит:
– Я вижу Христа.
Он видел Его своими детски чистыми чувствами и свидетельствовал об этом. И в одной молитве говорится: «Приди, Свет! Где Ты, Свет, Которого я не увижу снова?» Что же это значит? Что благодать Божия входит в человека, но не остается в нем на всю жизнь, а приходит, услаждает его и уходит, чтобы человек продолжил подвизаться, смиряться, усердствовать, терпеть, нести свой крест и ждать. Потому что, если бы она была здесь, я бы ничего не делал и ничего не ждал.
Вспомните мудрых дев из евангельской притчи (см.: Мф. 25). Что они делали? Ждали Жениха. Что такое эта жизнь? Ожидание, вожделение весны, желание того, чтобы она пришла, чтобы меня коснулась любовь, чтобы пришел Христос. Вот что она такое.
Покаянием ты разрушаешь стены. И предоставляешь Богу, чтобы Он теперь строил Своей любовью
И Великан разрушил все стены. Когда тебя коснется любовь, ты снесешь все стены и препятствия. Это духовная жизнь. Покаянием ты разрушаешь стены. Всё, что воздвигал в качестве стен, ты идешь и вычеркиваешь: «Это не нужно», – говоришь. Покаяние – это и есть разрушение. Ты разрушаешь всё и предоставляешь всё Богу, чтобы дальше уже строил Он Своей любовью. Это покаяние. Это рай. Когда вложишь Христа в свою жизнь, когда тебя коснется любовь, стены падут, и тогда Его жизнь войдет в твою жизнь и твоя жизнь – в Его жизнь. Это рай.
Наступит в духовной жизни и зима, но ты ее больше не ненавидишь, не боишься, потому что знаешь, что за ней, за искушением и испытанием скрывается весна, Бог. Ты знаешь это и ждешь. Не боишься. Наступит зима.
Один великий подвижник Святой Горы Афонской, отец Герасим – отличный химик, получивший образование в Европе, говорил:
– Вы видите эту молнию, которая сейчас ударила? Вы и представить себе не можете, сколько математики скрыто за этой изломанной молнией! Это математика Бога. Ты иногда говоришь: «Ударила молния». Но это тоже просчитано. Всё просчитано.
Наступила зима, но Великан уже не боялся: он ждал, знал, как верующий знает, что за испытанием скрывается весна. И вдруг он в изумлении стал протирать глаза, снова и снова вглядываясь в сад. Там открылось чудесное зрелище: в самом отдаленном уголке сада стояло дерево, всё покрытое белыми цветами. Ветки у него были золотыми, и на них висели серебряные плоды. А внизу стоял тот маленький Мальчик, которого Великан так полюбил.
Он быстро спустился в сад. Так бывает, когда познаешь любовь: ты спускаешься вниз и, спускаясь, восходишь. От радости он пустился бежать. Это та спешка, которую мы видим в жизни святых. Они никогда не дают себе отдыха, бегут день и ночь.
И вот, преисполненный радости, он прибежал в сад и прямо по траве подошел к Ребенку. А подойдя, весь побагровел от ярости и закричал:
– Кто посмел нанести Тебе раны?
На ладошках Мальчика видны были следы от гвоздей, и на маленьких ножках тоже.
– Скажи мне, кто посмел Тебя ранить? – закричал Великан. – Скажи, я возьму большой меч и убью его!
– Нет! Это раны любви, – ответил Ребенок.
– Да кто же ты? – спросил Великан.
И вдруг почувствовал странное благоговение и встал на колени перед умерщвленным Ребенком. А Ребенок улыбнулся Великану и сказал:
– Когда-то ты разрешил Мне играть в твоем саду. А сегодня пойдешь со Мной в Мой сад – в рай!
Когда дети прибежали после обеда в сад, они нашли умершего Великана: он лежал под деревом, весь покрытый белыми цветами.
Это рай – когда вложишь Христа в свой сад, в свою жизнь. Но, чтобы сделать это, надо быть великаном. Не эгоистом, а смиренным великаном, надо быть человеком. Когда вложишь Христа в свой сад, Он тоже примет тебя в Свой. А сад этот – рай.
Спиридон Василакос
Перевела с болгарского Станка Косова
