AlexandrRayn

У каждого дворового пса есть мечта. Это домашние собаки ни о чем не мечтают, потому что зажрались, а бездомные преисполнены надежд.

Обычно у животины мечты пролетарского размаха, что-то бюджетное: поселиться в чьей-нибудь теплой квартирке на первом этаже, найти бесхозную сосиску или куснуть хотя бы раз на ходу колесо. У пса по кличке Трус была мечта оказаться на южном курорте: сожрать морскую звезду, погонять чаек и зарыться мордой в горячий песок.

Каждый раз, наблюдая из-за угла, как очередная семья, обутая в сланцы, запихивает огромные пакеты с вещами, палатки, надувные круги и прочую отпускную утварь в машину, Трус скулил от зависти. Особенно он завидовал животным, которые подло ухмылялись, глядя на него из салона машины.

— Мам, там собачке плохо, — показывали дети на бедного пса.

— Не подходите, он, наверное, болеет, — старались родители отгородить своих чад от воющего зверя, и были правы: пёс болел. Болел тоской по золотым пляжам и теплому бризу.

В этом году Трус решил во что бы то ни стало исполнить свою мечту.

—Кому ты там на морях сдался? — уже в третий раз вылизывая банку из-под сметаны, спросил Григорян — старый дворовый пёс с одним ухом и половиной хвоста.

— А здесь я кому сдался? — ответил вопросом на вопрос Трус, не понимая логики старшего товарища. — Там всегда тепло, шашлыки, воздух такой лечебный, что хоть внутривенно коли, а всё равно не помрешь, — мечтательно затянул пёс.

— Я слышал, там блохи бешеные, размером с яблоко каждая. Солнечная радиация на них плохо влияет, — продолжая работать языком, сказал Григорян.

— Где ты это слышал?

— От Феликсовича, ну того, который грач. Они же каждый год летают.

— Феликсович трепло. Он в прошлом году рассказывал, что женился на попугае, а оказалось, что его жена просто в свежую краску вляпалась, — почесался Трус, вспомнив о собственных блохах.

— Проверять я бы всё равно не стал, — закончил с банкой Григорян и, зевнув во всю пасть, посмотрел на сородича. — Сиди уж на месте, тут хотя бы всё знакомое, проверенное. Ты же с котами дружбу водишь, там тебя за такое порвут местные, если вообще доберешься.

— Я не боюсь.

— Охотно верю, — сказал старый пёс и принялся вылизывать колбасную кожуру.

Трус со своей идеей фикс взбаламутил весь двор. Поначалу никто не верил в серьезность его намерений — репутация говорила сама за себя. Но Трус начал составлять завещание, вскрывались подробности его незадекларированного богатства в виде свиных ребер, прикопанных за подстанцией.

— А как же дети? — спросила у Труса его возлюбленная Кармен на очередном свидании под мостом, перекинутом через овраг, и показала на свежий приплод.

— Там мои хотя бы есть? — спросил Трус, глядя на разномастных кутят, напоминающих бойцовских такс с прикрученными ушами от мопса.

— Не знаю. Предлагаешь тест ДНК сделать?

— Если собственной тени боятся, то мои.

— Тогда нет, — печально тявкнула Кармен.

Перед отпуском Трус решил сделать все необходимые прививки, поэтому слегка прикусил за штанину одного вредного дядечку, который вечно парковался впритык к подъезду и был груб с окружающими. В тот же день Труса поймали ребята из отлова и вкололи ему весь «витаминный комплекс», а заодно вакцинировали от бешенства и перекрыли доступ к свиданиям, потом дали пинка и выпустили обратно на свободу, пометив позорной желтой биркой.

Трус искал поддержки среди знакомых, просил домашних собак замолвить за него словечко перед хозяевами.

— Как ты себе это представляешь? — спросил у него ризеншнауцер, когда они с Трусом обнюхивали друг друга во время прогулки. — Семья, позвольте представить вам моего знакомого. Он немного бездомный, но я за него ручаюсь, мы из одной лужи в детстве пили. Давайте возьмем его с собой в Анапу на недельку?

— Вроде звучит убедительно, — сказал Трус.

— Прости, но мои человеки друг друга порой не понимают, а ты хочешь, чтобы я им на собачьем объяснил.

Пару раз Трус добегал до железнодорожного вокзала. Сторонясь полицмейстеров и бомжей, он хотел проникнуть в один из поездов дальнего следования, но из-за отсутствия смелости и билета просто смотрел с перрона. Сидящие за откидными столиками и бесящие своими радостными физиономиями путешественники дербанили пакетики с «дошираком» и разворачивали фольгу с курицей гриль внутри.

«Точно, курица гриль!» — вспомнил Трус прошлогодний долг и побежал во двор искать участкового кота по имени Рыбов.

Рыбов как раз возвращался с ежедневного обхода. День выдался скверный. На участке завелись крысы, причем среди котов: кто-то подворовывал у своих сородичей корм. Рыбов нашел следы и весь день выслеживал преступника, но потом понял, что ходит по собственным отпечаткам. Дело и сам Рыбов зашли в тупик.

— Рыбов, погоди! — появился перед котом запыхавшийся пёс.

— Рабочий день закончился, я домой, — обогнув пса, кот пошуршал дальше без остановок.

— Рыбов! — гавкнул пёс. — Долг платежом красен!

— Помню. В работе. Курицу гриль не так просто достать, но Рыбов всегда возвращает долги, — кот любил говорить о себе в третьем лице.

— Предлагаю изменить условия сделки, — сказал Трус и поделился с Рыбовым своей мечтой.

— От меня-то чего надо? — остановился наконец «участковый». — Я тебе турбюро, что ли?

— Рыбов, ты же светила современности. Покровитель слабых и обездоленных, генератор справедливости…

— Знаешь, я ведь и сам себе зад могу вылизать, причем буквально. Ладно, решим твою задачу, а взамен ты поможешь мне поймать воришку, что подъедает из чужих кормушек. А то неравноценный обмен какой-то.

— Буитсделано! — отчеканил Трус, не веря собственному счастью.

Остаток вечера Рыбов провел в раздумьях. Отправить бездомного пса на курорт — не в лоток сходить. На следующий день началась работа. Рыбов подключил все имеющиеся связи, в том числе беспорядочные.

К обеду у него был полный список людей, ни разу не бывавших на югах и проживающих в радиусе пятнадцати километров. Он знал об их привычках, имеющихся аллергиях, финансовом и душевном состоянии, вероисповедании и количестве пломб в зубах. Оставалось вычленить самых лояльных и тех, у кого близился отпуск. Получился короткий список из трех фамилий. Одна фамилия принадлежала приемному семейству Рыбова, пришлось вычеркнуть: скорее Уругвай запустит космическую программу, чем эти люди покинут зону его — Рыбова — кошачьего комфорта.

В сухом остатке — пенсионерка Зоя Нефедова и никому не знакомый карьерист Шайбин, который ни разу не выходил из дома. Оба они проживали в одном подъезде.

Три дня Рыбов пытался научить Труса произносить по-человечески слово Геленджик, чтобы описать людям свою потребность. Получалось неплохо. Трус осилил «Ге», но потом снова срывался на лай. Он стоял под окнами кандидатов и громко намекал: «Ге-ав-ав-у-у».

Поняв, что метод нерабочий, Рыбов украл в одной турфирме рекламу с горячими турами и, засунув Трусу в пасть, отправил на этаж к Шайбину. На пенсию Нефедовой Рыбов особо не ставил.

Поцарапав пару раз железную дверь, Трус добился внимания карьериста, однако вместо турпоездки и теплого южного солнца чуть не загремел на очередные сутки в приемник, но вовремя дал стрекача.

— Может, просто собачьим мечтам не суждено сбываться? — спросил Трус у усатого товарища, когда они прощались, потерпев очередную неудачу.

Но тут сама судьба, видимо, услышала его скулеж. В нос обоих животных ударил едкий запах гари, а вдалеке раздался вой сирены. На участке Рыбова лютовал пожар, причем горело в подъезде Нефедовой и Шайбина. Будучи ярым атеистом, Рыбов захотел перекреститься, но не смог. Вместе с Трусом они, не сговариваясь, метнулись в сторону пожара.

Горело в самом подъезде. Какой-то электрик-любитель, обучившийся по коротким роликам в сети, решил самостоятельно подключить новую проводку к общему щитку. Огонь быстро распространялся, дым валил дуром, превращая подъезд в газовую камеру.

Жильцы боялись выходить, но и дома находиться становилось всё опаснее. Постепенно пожар начинал перекидываться на двери, хорошо горела и оставленная соседями на лестничной площадке автомобильная резина.

Спасатели выводили людей, Рыбов выводил животных. Трус, как и полагается трусам, смотрел на происходящее с безопасного расстояния.

— Ну чё там? Всех вывели? — прозвучало в чьей-то рации.

— Да, остальные на работе, — последовал незамедлительный ответ. — Погоди, тут, кажись, еще кто-то, — сквозь помехи и шум из рации доносился странный хриплый голос, без конца повторяющий что-то, похожее на «Геленджик». — Здесь пёс какой-то в квартиру скребется, наверное, там кто-то остался, возможно, угорел, будем вскрывать!

— Добро!

Через десять минут из черного зева задымленного подъезда появились двое спасателей с временно отключенной от реальности Нефедовой. Следом за ними пулей вылетел Трус и, не раздумывая, метнулся в сторону импровизированной уличной кухни для кошек. Вылакав всю воду, он принялся за влажный корм.

— Так вот кто поджирает у своих! — поймал его с поличным Рыбов.

— Отстань, я нервничаю. Когда я нервничаю, то не контролирую голод. А нервничаю я часто. Сам к тому же просил помочь с поисками, — прочавкал Трус.

***

Пожар хоть и нанес ущерб общедомовому имуществу, но жильцам удалось отделаться минимальными потерями, не считая пары дверей, комплекта резины и стойкого запаха гари, въевшегося в стены и потолки. Главное, обошлось без жертв. Выписавшаяся через неделю из больницы Зоя решила, что ей требуется срочная душевная и физическая реабилитация в виде трехнедельного отдыха в гостях у младшей сестры в Туапсе.

Перед отъездом женщине предложили принять участие в прямом эфире местного телеканала. Туда же в добровольно-принудительном порядке был приглашен и спаситель женщины — четвероногий бродяга, о котором она ничего не знала. Трус поджимал хвост и прятался от камер, но когда спасенная им женщина заявила, что собирается приютить своего хвостатого ангела-хранителя, воспрял духом и даже что-то там протявкал.

Через пару дней счастливого Труса провожали к поезду все двором. От пса требовали гостинцев и историй о дальних теплых краях. А вечером, когда железная многотонная махина несла его вдоль бесконечных зеленых лесов навстречу мечте, Зоя достала из своей сумки что-то объемное, завернутое в фольгу и пахнущее, как самое настоящее счастье.

Александр Райн
предыдущий рассказ про Рыбова тут Участковый Рыбов

Мой тг канал https://t.me/RaynAlexandr

Шалин, как обычно, проснулся в плохом настроении. Он находился в нем перманентно вот уже шесть лет — с тех самых пор, когда врачи запретили ему есть и пить всякую гадость. В итоге гадостью стал сам Шалин.

Вечно обиженный, злой и невероятно токсичный, он не имел друзей, любимой, не умел радоваться жизни без допингов и поэтому просто высасывал радость из других людей.

Сегодня Шалину пришла зарплата на карту, а еще пришла пора прощаться с ботинками. Подошва отслоилась, дерматин зачах, шнурки облезли — третьим ремонтом тут делу явно не поможешь, пришлось отправиться на рынок. Скупой Шалин не гнался за модой и качеством, его вполне устраивали цыганские спекулянты, торгующие китайскими подделками. Но он всё равно вредничал и ругался с продавцами.

— Вот хороший, бэри! — показывал на ботинки небритый детина в спортивных штанах и кожаной куртке. В руках у него был пластиковый стаканчик с дымящимся пакетированным чаем.

— Не надо, — отмахнулся Шалин, как от прокаженного, — не люблю, когда молния сбоку.

— Вот, мэряй, бэз молний, твой размэр, — снял здоровяк с полки другой экспонат.

— Дрянь, кожзам, — плевался Шалин. — Я сам лучше выберу.

— Ну сам так сам, хозяин — барин. А этот? — показал торговец на симпатичные бежевые полуботинки с толстой подошвой.

— А эти ничего, — нехотя выдавил из себя Шалин.

— Ноутбук! — гордо заявил продавец, взмахнув стаканчиком.

— Чего? — покосился на него Шалин.

— Матирьял — ноутбук!

— Нубук, что ли? — Шалин смотрел на торговца с искренним сожалением.

— Он. Вэщь! Волшэбный походка! — продавец изобразил шаг с сильным вилянием бедер.

— Ясно. Тоже мне — Ирина Шейк. Две пятьсот за ноутбук, — плеснул желчью Шалин.

— Нэ. Три, — поморщился продавец и плеснул чаем.

— Две пятьсот, — повторил Шалин.

— Двэ дэвятсот, — эмоционально парировал продавец.

— Две пятьсот, — совершенно спокойно сказал Шалин.

— Ладно, бэри за двэ восэмьсот и шапка в подарок, — показал мужчина на цветастые бейсболки.

Шалин поставил ботинки и хотел уйти.

— Стой, знаэшь что? — улыбнулся продавец своими редкими разновысокими зубами.

— Что? — без интереса спросил Шалин.

— Они волшэбныэ, — наклонился к покупателю торговец.

— Ага, Золушкины онучи, блин, — поморщился Шалин и сделал шаг назад.

— Я сэрыозно! — разозлился торговец. — Они тэбя к шастью привэдут! — снова плеснул он чаем, размахивая руками.

— От рефлюкса эзофагита излечат что ли? — просил Шалин.

— Нэ исключэно, — прикинул в голове торговец.

— Ладно, держи три. Ложка есть?

***

У Шалина сегодня был выходной: жаль, начальство об этом постоянно забывало. Телефон противно завибрировал в кармане, номер определился, пришлось принять вызов. Разговор состоялся длинный и неприятный.

Шалин был далеко не Юлий Цезарь, и «заниматься одновременно несколькими делами» — это совсем не про него. Пока он объяснял руководству суть своей вчерашней ошибки, ноги вели его куда-то сами, а в новых ботинках шагать было одно удовольствие. Когда разговор был окончен, Шалин остановился и огляделся по сторонам. Сам не понимая как, он дошел до родительского дома. Развернувшись на пятках, Шалин хотел было вернуться на предыдущий маршрут, но тут услышал негромкий гул домофона и знакомый протяжный голос:

— Ой, Сереж, привет, а ты чего тут?

— Привет, мам, — поздоровался Шалин, глядя на женщину, чье лицо наполовину скрывала огромная коробка. — Чего это у тебя? — ответил он вопросом на вопрос.

— Да вот, книги решила в библиотеку отвезти.

— Давай помогу, — спохватился Сергей и, выхватив у матери вес, чуть не рухнул в кусты. — Ты чего такие тяжести таскаешь сама? Позвонила бы! — отчитал он женщину, погрузив коробку в машину.

— А чего тебе звонить? Ты же огрызаешься постоянно. То занят на работе, то спишь, то спишь на работе, — убрала волосы с красного лица мама.

— Ой, не начинай только, — поморщился Шалин. — Много у тебя там еще?

— Еще два.

— Ты хотела сказать — две? — переспросил Шалин, любивший поправлять всех подряд (хотя здоровенного продавца на рынке всё же не рискнул).

— Нет. Два. Шкафа, — улыбнулась виновато мама.

— Шкафа? — вытаращился Шалин. — И ты решила всё сама перетаскать?

— Нет у меня денег на грузчиков.

— Ладно, пошли. Ты в коробки укладывай, а я таскать буду! — скомандовал не Юлий Цезарь — Сергей Шалин.

Через два с половиной часа и три ходки в библиотеку Шалин растекался в мамином кресле на кухне.

— Добавку супа будешь? — спросила мама.

— Спасибо, я еще блины не доел, — лениво взглянул Шалин на мясные конвертики, сдобренные сметаной. — Вкусно, я давно так не ел. Всё по бургерам и шаурме скучал, совсем забыв, что у тебя такие вкусные блины.

Шалин схватил румяный маслянистый конвертик и, утрамбовав его в рот, активно заработал челюстями.

— Компотик? — подлила мама ароматный напиток из трехлитровой банки.

— Угу, — промычал разомлевший Шалин.

— Слушай, а ты через недельку не зайдешь? Мне бы с ноутбуком помочь.

— С обувью? — переспросил на всякий случай сын.

— С компьютером. Он пока в ремонте. Скоро заберу, там Zoomнастроить и Wi-Fi, «Одноклассники» еще. А то соседа просить не хочется, он вечно издевается, говорит, что я торможу и мне нужно какой-то там памяти добавить и жесткий диск почистить.

— Вот сволота. Так и говорит?! — закипел Шалин одновременно с чайником.

— Ты тоже так говорил, когда помладше был, — смущенно напомнила мама, разливая кипяток.

— Прости. Я приду, — пообещал Шалин и принялся доедать.

Покончив с обедом и распихав пакеты с блинами по карманам, Шалин отправился на улицу.

Всю дорогу он был погружен в размышления о матери, о соседе, о блинах. Ноги несли его по своему собственному навигатору и молча давали сами себе указания: «Через три метра поверните направо», «Развернитесь», «Перейдите дорогу, а затем поверните налево».

Так, придавленный чугунными думами, Шалин оказался возле дверей торгового центра. Это было очень кстати, так как компот и чай сговорились, требуя немедленной депортации и мечтая посмотреть мир вне организма Сергея.

Посетив уборную, Шалин захотел восполнить жидкость и зашагал в сторону супермаркета на нулевой этаж. Разгуливая между стеллажами, он бубнил себе под нос и всячески критиковал всё, что попадалось на глаза: зарубежные макароны, отечественный хлеб, жесткие фрукты, дорогие конфеты, сонных мерчендайзеров. В какой-то момент он достиг определенной кондиции, при которой пар валит из ушей, и, подойдя к мужчине, чья одежда расцветкой напоминала фирменный логотип магазина, рявкнул:

— Где в вашем проклятом лабиринте минералка?!

Мужчина повернулся к Шалину и, смерив его суровым взглядом, ответил:

— Чё?

— Я. Спросил. Где. Тут. Минералка? — медленно повторил вопрос Шалин, намекая на скудные запасы серого вещества у мужчины. — Или вы тут вместо декораций?

— Я. Тебе. Сейчас. Уши. Откручу! — раздалось в ответ. И в этот момент Сергей увидел, как мимо них прошагал настоящий сотрудник в совершенно другой одежде.

— Ой, — словно черепашка, вжал голову в плечи Шалин. — Прошу прощения, ошибся.

Мужчина прищурился, явно выбирая, куда бить сначала, но вдруг передумал и просиял лицом:

— Шалун, ты, что ли?

Шалин тоже присмотрелся. В грозной глуповатой физиономии он признал своего одногруппника Кузина.

— Кузя, я тебя не узнал. Ты вроде меньше был раза в три. Дрожжи в чае размешиваешь, что ли? — нервно хихикнул Шалин.

— Ха-ха, смешно, — улыбнулся Кузя. — Всё проще: спорт, спорт и еще раз спорт. Ну и протеин немного. Ладно, много. А ты чего тут шатаешься и без охраны? С такими наездами долго жить — роскошь.

— Да так, прогуливаюсь, ботинки новые разнашиваю, — показал Шалин на обновку. — Выходной.

— О! У меня для такого случая способ идеальный есть! — загорелись глаза у Кузина. — Мы через час с мужиками в волейбол играем, айда с нами!

— И рад бы, да занят, — вежливо отказывался Шалин.

— Ты же сказал — выходной, — напомнил Кузин.

— Им и занят, — развел руками Шалин.

— Да ладно тебе. Я же помню, как ты любил волейбол, лучше всех подавал. Пошли на часик, когда еще встретимся?!

— Кузь, у меня обувь не та… И одежды запасной нет, — всё еще верил в силу отговорок Шалин.

— Ну, значит, будешь чисто на подачах. Идем, ну? Пошли!

Шалин хотел отказаться, он придумывал новые отговорки, а ноги тем временем несли его в спортзал. И вот, сам не понимая, как это произошло, Шалин уже лупил ладонью по мячу.

— Один – ноль! — радостно крикнул Кузя, когда Шалин принес очко их команде с первой же подачи.

Сергей приободрился. Выигрывать он любил даже больше, чем обзываться и ворчать. Снова подача. Сетка.

Ботинки Шалина явно не предназначались для спорта, но в них так легко было прыгать и двигаться, словно они ничего не весили. Шалин, сам не замечая как, включился в битву на полную. Он бегал, прыгал, отбивал, иногда немного ругался, иногда немного плакал от боли.

— Хорошо играли, — утешал Кузин Шалина после матча в раздевалке. — Пусть и не победили, но попотеть им с нами пришлось.

— Согласен, — улыбался довольный Шалин. — Хотя меня самого словно выжали.

— Может, повторим в четверг? — спросил Кузя. — Мы каждую неделю собираемся.

— Не знаю, постараюсь. Если ноги дойдут, то приду.

Умывшись, Шалин облил себя с ног до головы Кузиным дезодорантом и вышел в вечернюю прохладу.

По телу растекалась приятная усталость, Шалин чувствовал себя как-то странно, как-то спокойно и даже, на удивление, счастливо. Он решил еще немного прогуляться и насладиться сладкими остатками своего выходного.

Не выбирая конкретного направления, Шалин начал движение. Он шагал быстро и уверенно, как атомный ледокол сквозь неприступные толщи, но стоило подуть ветру или кто-то задевал Сергея плечом, как он тут же менял направление, словно воздушный шарик: куда толкнут — туда и летит. Таким методом Шалин скоро добрался до небольшого плохо освещенного скверика, где до его слуха донеслись чьи-то негромкие жалостливые мольбы:

— Пожалуйста, не нужно, отпусти, прошу!

Шалин остановился и навострил уши.

Кто-то от кого-то чего-то хотел, и это что-то явно не вписывалось в рамки уголовного и гражданского кодексов. Шалин сделал шаг, затем еще. Веточки и камушки под его ногами не издавали ни звука, и он чувствовал себя настоящим ниндзя, только с остеохондрозом и лишним весом.

Возле слепого фонарям какой-то рослый мужчина держал за руку невысокую девушку и требовал пойти с ним.

Шалин почувствовал, как в крови закипает адреналин. Он не был героем, но что-то ему подсказало, что нужно срочно действовать. Взяв разбег и замахнувшись как следует, Сергей издал грозное «А-а-а!» и отвесил окаянному преступнику пинок. Шлепок, напоминающий звук выбиваемого во дворе ковра, разлетелся по округе гулким эхом. Вообще-то Шалин надеялся, что волшебный ботинок отправит мужчину в нокаут, но бандит лишь подпрыгнул.

— Ай, за что?! — взревел от боли мужчина, повернувшись к Шалину.

— На счастье! Отстань от нее, извращенец!

— Больной, что ли? Это мой отец! Папа, ты как? — беспокойно схватила пожилого отца за руку девушка.

Шалин почувствовал прилив сильного стыда.

— А чего вы людей в замешательство вводите? Я думал, что у вас тут похищение, — оправдывался Шалин. — Провокаторы!

— А спросить сперва не пробовал, герой хренов?! — рявкнула девушка, усаживая отца на скамью. — Всё, я вызываю полицию.

Шалин уже подумывал сбежать с места нелепого преступления, но тут на страдальческом лице мужчины проступила какая-то благодатная улыбка. Морщины на его лбу расправились, он глубоко задышал, а затем сказал:

— Стой, Марин, не надо. У меня седалищный нерв, кажись, отпустило.

— Как это? — Марина убрала телефон в карман. — Совсем?

— Представляешь? — лицо мужчины становилось всё более мягким: казалось, что он вот-вот запоет от счастья. — Спасибо вам огромное! Я уж думал, это никогда не закончится! Столько мучений мне приносило, — посмотрел дядька на Шалина.

Сергей стоял молча, боясь как-то реагировать, словно ощущая подвох в своей внезапной реабилитации.

— Вы знаете, я действительно как лучше хотел, хотя обычно хочу наоборот, — признался Шалин.

— Всё хорошо. Не переживайте, — просипел мужчина на скамейке. — Могу я вас еще об одном одолжении попросить?

— Только не говорите, что у вас проблемы с печенью или почками, — взмолился Шалин.

— Нет-нет. Проводите дочку до дома, а то мы повздорили немного, и я повел себя некрасиво, — виновато посмотрел дядька на взрослую девушку. — Она, конечно, уже не маленькая, а у меня старое воспитание — как и вам, везде маньяки мерещатся. Хотел сам ее проводить, а она возникает.

— Это потому, что тебе ходить больно, — напомнила ему дочь.

— Ну теперь-то с этим проблем нет. Правда, я хотел бы немного посидеть здесь. Так здорово снова не чувствовать боль. А вот этому молодому человеку, кажется, можно доверять.

— Пап, я и сама могу…

— Я обижусь.

— Ну мне, в целом, не трудно, — осмелел Шалин, когда уже хорошенько разглядел девушку симпатичной ему наружности, — всё равно по пути.

— Да вы же понятия не имеете, где я живу, — подозрительно посмотрела девушка на Шалина.

— А давайте проверим? — предложил Сергей. — Если вдруг ошибусь, вызову вам такси.

— Идите, — кивнул мужчина. — Через десять минут я позвоню и проверю. Если что, я твою физиономию и размер ноги запомнил, — грозно посмотрел он на Шалина, и тот кивнул.

По дороге Шалин вдохновленно рассказывал девушке о себе, о своей жизни и о новых ботинках. Истории были обычные, но Сергей так восторженно их преподносил, будто с него сорвали оковы молчания. Впервые за долгое время Шалин ощущал радость и, несмотря на то, что вел девушку совсем не тем маршрутом и не туда, она его не останавливала. Ей было приятно и забавно слушать рассказ этого свалившегося из ниоткуда чудака. А Шалину было приятно не ощущать злость на весь мир и делиться с кем-то впечатлениями от этого. Они расстались на том же месте, где и встретились. Шалина даже удостоили поцелуем в щеку.

С утра, проснувшись в хорошем настроении впервые за шесть лет, Шалин вспомнил слова продавца о том, что ботинки «волшебные». Недуг его так и остался при нем, а после вчерашней прогулки еще и кровавая мозоль натерлась. Блины, забытые в карманах, испортились, Шалин начал ощущать себя «кинутым» на волшебство. Не изменяя свои принципам, он двинул на рынок требовать законную скидку.

— Давай пятьсот или ботинки свои забирай! — не поздоровавшись, зашел в торговую палатку Шалин.

— Нэ понял, — удивился торговец, — а что нэ так?

— А всё! Где обещанное счастье? Желудок так и болит, богаче не стал, моложе… — Шалин на всякий случай заглянул в зеркало для обуви, стоящее на полу, — тоже не стал. Где счастье-то? Нет его!

— У тэбя тэлэфон звонит, — показал продавец на карман Шалина.

— Алло, привет, мам. Нет, не сильно занят. Хочешь, чтобы я сегодня снова зашел? Наготовила вкусной и полезной еды? Конечно, буду счастлив.

Только было Шалин сбросил вызов и хотел вернуться к спору с продавцом, как ему снова позвонили.

— Алло, Кузя, привет. Немного занят. На день рождения? В следующую субботу? Хорошо, постараюсь, спасибо за приглашение.

Шалин пытался в третий раз вернуться к разговору, но тут на экране высветился номер его новой знакомой. Шалин удивленно посмотрел на улыбающегося торговца.

— Ну что, счастьэ привалило? — засмеялся тот.

Шалин задумчиво кивнул. Переговорив с девушкой на улице, он вернулся в палатку.

— Ладно, давай свою шапку.

— Полторы.

— Чего? Ты мне вчера ее бесплатно отдавал!

— Вчэра ты нэсчастлив был, а сэгодня — полторы.

— Восемьсот!

— Нэ-э, тысяча двэсти!

Александр Райн

мой тг https://t.me/RaynAlexandr

Булкина ворвалась в ванную комнату, опустила крышку унитаза, села. Дрожащими руками сорвав слюду с пачки сигарет, достала одну, покрутила между пальцами, сжала мягкий фильтр губами и просидела так с минуту, размышляя о несправедливости жизни. Затем чиркнула зажигалкой, кончик сигареты зарумянился, вспыхнул. Булкина втянула дым, как лимонад через трубочку, и закрыла глаза.

Через пару секунд раздался громкий сухой кашель и ругань:

— Етишкин крот, кто там курит?

Вскочив со своего «трона» как ошпаренная, Булкина подняла крышку унитаза и, выбросив в него сигарету, спустила воду. Затем вымыла руки с мылом, сполоснула рот и только было хотела выйти, как вспомнила: ей двадцать восемь, в квартире, кроме нее, никого, а курить можно, не боясь, что застукают взрослые.

— Кто здесь? — спросила Булкина, оглядываясь по сторонам.

— Свои, — раздался глухой голос откуда-то сверху.

Булкина взглянула на пластиковую штангу для шторки, на которой сушились после стирки трусы, и, чувствуя себя полной дурой, спросила:

— Слипы или бразилианы?

— Омичи мы, хотя бабка была из Гродно, — ответил мужской голос из вентиляции. — Фамилия моя Чижов, зовут Алексеем. С кем имею честь?

— Бу-булкина, — ответила встревоженно Булкина, глядя на пластиковую решетку, — Анна.

— Что ж, приятно познакомиться, Бубулкина Анна, — продолжило вещать вентиляционное окно.

— Я и не знала, что у нас тут как в концертом зале, — огорченно произнесла Аня. — Я вас раньше никогда не слышала.

— Раньше никто и не курил в туалете.

— Извините. Я вообще не курю, просто день такой выдался, решила вот попробовать, говорят, успокаивает, — оправдывалась Булкина.

— Попробуйте пустырник или мяту — куда полезнее. А что у вас стряслось?

Тут Булкина начала приходить в себя. Разговаривать с незнакомым человеком о личном, да еще и через вентиляцию санузла, ей показалось верхом неэтичности и даже чем-то грязным.

— Знаете, а это не вашего туалета дело! — отозвалась Булкина.

— Пока дым от ваших сигарет поступает ко мне — мое.

— Не переживайте, больше не будет поступать. И вообще, перестаньте мне отвечать, вы нарушаете частную жизнь!

— Далась мне ваша частная жизнь как Буратино — крем от загара! Вы, вообще-то…

Булкина не дослушала и еще раз смыла унитаз, заглушив таким образом голос.

— Хамка! — раздалось сверху.

— Извращенец! — крикнула Аня и громко хлопнула дверью.

Булкина была вне себя от злости. Когда ей сдавали эту квартиру, никто не упомянул об акустических проблемах в санузле. Теперь было некомфортно туда заходить. Хотелось немедленно переехать, да только вот ценник был здесь уж больно хороший, а сама Булкина и так находилась на грани увольнения из-за своих принципов. Пришлось пока что смириться.

Курить Булкина бросила, так и не начав, а когда ходила в туалет или душ, прислушивалась: не следят ли за ней любопытные соседи. Но никто больше с ней не разговаривал, пока однажды Аня не пришла домой вся в слезах и сразу направилась в санузел, громко ругаясь при этом со своим молодым человеком по телефону.

— Свадьба отменяется! Катись ты к чертовой бабушке! Хотя, боюсь, ты и ей под юбку заглянешь! — голосила девушка. Выслушав ответ, она молча сбросила вызов и уселась рыдать на край ванны.

— Слушайте, я знаю, что это не мое дело, но мне кажется, вы зря так убиваетесь, — раздался в тишине голос сверху.

— Вы правы, — шмыгнула Булкина носом, — это не ваше дело! — и принялась реветь еще громче.

— Так или иначе, я чувствую, что просто обязан вас поддержать, а то от ваших слёз у голубей на чердаке начнется неделя траура.

— Простите, я сейчас умоюсь и уйду, — промямлила Булкина и потянулась к смесителю.

— Я так понял, у вас проблемы в отношениях. Знаете, я ведь трижды был почти женат и кое в чем разбираюсь.

— В чем вы разбираетесь? В почти свадьбе, почти семейной жизни и почти детях? — иронизировала Булкина.

— Дети у меня как раз в полном объеме вышли. Вернее, вышел — сын. Его мать сама не захотела со мной жить. И я ее понимаю. Ничто не имеет смысла без искренней любви. И уж точно нет смысла страдать из-за предателей и эгоистов, а я так понимаю, вы именно с таким и столкнулись.

— Да, но я-то люблю его!

— Сейчас, минутку, кхе-кхе, — откашлялся Чижов, и из вентиляции как будто вылетело немного пыли. — Как там, эт самое, было? А, во:

Пробило полночь. В доме тишина…

Она сидит и неотступно ждет.

Ей не до книг сейчас и не до сна:

Вдруг позвонит? А вдруг еще придет?

Любовь приносит радость на порог.

С ней легче верить, и мечтать, и жить.

Но уж не дай, как говорится, бог

Вот так любить!

— Красиво, — печально высморкалась Булкина. — Это чье? Бузовой?

— Почти. Эдуард Асадов, — ответил Чижов. — Так что не лейте слезы почем зря. И воду тоже не лейте, если у вас счетчики, а то иногда кран по полтора часа открыт… Я уж не говорю ничего, вы же просили не лезть.

— Я постараюсь, — утерев слезы, ответила Булкина. Умывшись, она спросила: — Так вы в итоге так и не женились?

— Увы. Остался свободным как ветер. Теперь вот задуваю иногда беспардонно в вашу вентиляцию.

— Ладно уж, задувайте иногда, — сказала Булкина.

— Мне кажется, или вы улыбаетесь сейчас?

— Вы что, еще и подглядываете? — нахмурилась Аня и, обмотав свое и без того одетое тело полотенцем, осмотрела потолок на наличие скрытых камер и сквозных отверстий.

— Нет-нет, я же просто пошутил. Мне было приятно думать, что вы улыбнулись, — затараторил Чижов.

— Ну да, вы правы, улыбнулась, — расслабилась Булкина и убрала полотенце.

Они стали общаться чаще, чуть ли не каждый день. Обычно Булкина заходила в туалет и первым делом в шутку спрашивала: «Есть кто онлайн?»

Если в ответ была тишина, то Аня занималась своими делами, если же Чижов отвечал, то начиналась беседа минимум минут на сорок.

Аня рассказывала про работу, про то, как ее в очередной раз пыталась при всех унизить некая Сюзанна по прозвищу Рылоконь, но получила от Булкиной достойный ответ; про своего уже бывшего Юру, что засыпает ее рафинированными извинениями, а сам в очередной раз был замечен с новой вертихвосткой…

Чижов хвалил Булкину и обучал всяким интеллигентным подколам и сарказму, благодаря которым Аня научилась виртуозно отстаивать свою честь перед обидчиками и коллегами и даже смогла выбить себе повышение. А еще он читал ей стихи, много стихов… И все они, так или иначе, были в тему Аниной жизни. А иногда, когда она очень просила, он рассказывал о себе. В основном о своем прошлом: о мечтах детства, об институте, о том, как дикарем объездил весь Союз и половину Скандинавии. А еще он много рассказывал о сыне. О том, какой он замечательный, как в школе хорошо учится, как изучает искусство и занимается картингом.

Как-то раз у Булкиной и Чижова даже было что-то вроде романтического вечера. Аня налила горячую ванну, накидала в воду бомбочек, взбила пену, открыла шампанское, зажгла свечи. Они слушали Стинга через динамики Аниного телефона, болтали обо всем на свете и даже об очень личном.

Булкина периодически намекала на реальную встречу и даже пару раз звонила Чижову в дверь, но тот не открывал и всегда почему-то отказывался попадаться на глаза соседке.

— Слушай, Леш, если у тебя инвалидность какая или еще чего, ты не переживай, я тебя точно не обижу! Ты мне очень дорог стал…

— Ты ведь не влюблена в меня, я надеюсь? — спросил как-то Чижов.

— А если и влюблена, то что?

— Не обольщайся, Бу-бу, — он теперь часто так называл Булкину, — но я влюблен в Кавказские горы, черный, как нефть, кофе и первые фильмы Гая Ричи. Несмотря на то, что я классик и люблю женщин, между нами крепкое, нерушимое товарищество, как между Фредди Меркьюри и Монсеррат Кабалье.

— Ах так! Да и катись ты со своим товариществом! — не выдержала Булкина такой моральной пощечины.

— Ну зачем ты?..

— Иди к черту!

Булкина обиделась и исчезла на две недели. А потом как-то раз пришла домой не одна, с каким-то мужчиной. В воздухе слышался смех, томные разговоры и имя Юра.

«Тот самый Юра…» — понял Чижов.

На минуту показалось, что у Ани с ее бывшим всё было хорошо. Они шутили, целовались, вспоминали былое, пили вино. А потом у Юры вдруг снесло крышу. То ли красное сухое в голову ударило, то ли старые обиды. Он начал кричать, потом бить посуду, потом и вовсе стал распаляться и кидаться на Булкину с кулаками. Та просила успокоиться, звала на помощь, расцарапала Юре лицо. Он немедленно бросился в ванну, чтобы смыть кровь и позже взять реванш. Булкину он запер в комнате, заблокировав дверь стулом.

— Слышь, Геракл малосольный, успокойся, — раздался чей-то суровый голос в ванной.

— Кто говорит?! — рявкнул раскаленный добела Юра.

— Говорит бывший егерь Чижов. Даю тебе две секунды на размышление: либо успокаиваешься и оставляешь Аню в покое раз и навсегда, либо я спускаюсь и проделываю в твоей голове новое окно для приема пищи, — после этого из вентиляции донесся звук передергиваемого затвора.

Юра, конечно, был не самым одаренным парнем даже в пределах лестничной площадки, но намек понял. Выбежав из ванны, он подсечкой выбил стул, блокирующий дверь в комнату, и смылся из квартиры.

Слышавшая всё Булкина тут же ворвалась в ванну и начала благодарить Чижова, умоляя о прощении. Твердила, что просто оступилась и совершила ошибку, что без их общения у нее началось помутнение рассудка. Но Чижов не отвечал. Он не отвечал день, два, неделю.

Булкина места себе не находила. Она жгла бумагу, посылая дым в вентиляцию, громко ругалась матом, включала на телефоне современную поп-музыку, но Чижов никак не реагировал на раздражители. А потом Булкина дошла до управляющей компании и потребовала вскрыть квартиру, убеждая, что, возможно, случилось страшное, так как человек, проживающий над ней, не выходит на связь.

— Он уже пятнадцать лет на связь не выходит, — смотрел на Аню, как на ненормальную, директор управляющей компании.

— Что вы имеете в виду? — требовала ответа Булкина.

— Чижов Алексей Егорович умер пятнадцать лет назад от инсульта. Его в ванной нашли. С тех пор в квартире никто не живет.

— Как это умер?.. Вы что, хотите сказать, что я с ума сошла?! — не верила своим ушам Булкина.

— Не знаю, — пожал плечами директор, — но провериться стоит.

— Сами проверяйтесь, я знаю, что я слышала, — обиделась девушка и вышла прочь.

На свой этаж она поднималась на совершенно ватных ногах. Голова гудела, мысли напоминали клейстер, хотелось забыться во сне. Неужели она всё это придумала? Столько месяцев бесед, стихов, советов… Но ведь Юра тоже слышал. Иначе б не убежал.

Вставив ключ в дверь, Булкина услышала движение сверху. Прямо над ней кто-то пытался попасть в квартиру Чижова. Не теряя ни секунды, она ломанулась наверх, громко, как сигнализация, крича:

— Стоять!

Завидев удивленного мужчину с картонным стаканчиком в руке, Булкина бросилась на него:

— Ага! Попался! А я уж думала, что умом тронулась! Как тебе не стыдно! Стои́т, значит, с кофе как ни в чем не бывало!

—Прошу прощения, — всё еще делая вид, что искренне ничего не понимает, сказал мужчина. — Хотите — можете забрать, — протянул он стаканчик странной девушке.

— Не надо, — отмахнулась Булкина, а затем спросила: — Чижов?

— Чижов, — кивнул мужчина.

— Алексей? — процедила сквозь зубы Булкина.

— Ну да…

— А бабушка из Гродно? — ухмыльнулась Аня.

— Прабабушка из Гродно, — уточнил Чижов.

— Как — прабабушка?.. Так ты что, сын его, что ли? — сдулась, как пробитое колесо, девушка. — Ты же вроде в старших классах должен учиться...

Через секунду Булкину осенило. Если Чижов умер пятнадцать лет назад, то его сыну как раз должно быть где-то в районе тридцати.

— Ой, прошу прощения, я, кажется, ошиблась…

— Да ничего, бывает, — улыбнулся Чижов-младший. — С кем имею честь?

— Аня, — представилась Булкина.

— Приятно познакомиться, Аня, а я Алексей, — улыбнулся мужчина и протянул руку. — Я так понял, вы моего папу откуда-то знали. Хотя вы вроде младше меня выглядите.

— Знала, — печально кивнула Булкина.

— А я с его смерти так ни разу сюда и не приезжал, жил с матерью. Мы по всей стране мотались, квартиру решили не сдавать. А недавно, представляете, он мне приснился. Буквально на днях. Сказал, что надо срочно ехать сюда, что есть какое-то важное дело, кому-то помочь нужно. А еще постоянно бубнил как-то странно: «бу-бу» да «бу-бу». В общем, надо разбираться.

Тут у Булкиной чуть ноги не подкосились, но она устояла.

— С вами всё в порядке? — спросил Чижов — Вы побледнели.

— Да-да… Просто… Просто всё это немного неожиданно для меня.

— Не хотите зайти? — предложил мужчина.

— А можно? — просияла Аня, переводя взгляд с двери, в которую столько раз безуспешно ломилась, на симпатичного молодого человека без кольца на безымянном пальце.

— Конечно. Добро пожаловать.

Булкина как будто видела призрака. Именно таким она себе и представляла Чижова. Сердце бешено колотилось.

— Скажите, а вы стихи любите? — спросил смущенно Чижов-младший.

Тут-то Булкина и не удержалась — сначала от предложения, а потом и на ногах. Она вошла в квартиру, но лишь наполовину, рухнув, как поваленное дерево, поперек порога. А когда пришла в себя и увидела перед собой лицо Чижова-младшего, глупо улыбнулась.

- Лежите, я вызову скорую, — суетился мужчина. — Как ваша фамилия?

- Бу-булкина, - произнесла Аня.

Александр Райн

Мой тг канал https://t.me/RaynAlexandr

Липатов только-только вступил в должность старшего по дому, и ему жутко хотелось проявить активность. Первоочередной целью он выбрал сделать сквозной проезд во дворе, чтобы машины могли быстро сворачивать на дублер главной дороги, а не кататься в объезд через три дома по разбитому асфальту.

Жильцы двухподъездного дома инициативу поддержали, идея казалась достойной. Была только одна проблема — бетонный блок, перекрывающий этот самый проезд с незапамятных времен. Свидетелей его заложения или хозяина искать было бесполезно, блок стал частью мировой истории, как кости мамонта или египетские пирамиды. Не исключено, что древние люди оставили его здесь как послание потомкам. Для вывоза этой реликвии требовались деньги, и, когда Липатов озвучил сумму жильцам, оказалось, что объезд по дворам не сильно-то и напрягает.

Отбив руки кувалдой и чуть не угробив перфоратор, активист обратился за помощью к знатокам.

— Хороший же блок, ровный, с целыми проушинами. Выложи объявление о самовывозе — уйдет махом, — предложил сосед сверху.

— И правда, — просиял Липатов. — Спасибо за идею.

Тем же вечером старший по дому сфотографировал блок со всех сторон и выставил на торговой интернет-площадке с примитивным текстом: «Отдаю бесплатно, самовывоз».

Звонки не заставили себя долго ждать.

— Добрый вечер, я по поводу блока, — позвонила какая-то женщина.

— Здравствуйте, блок бесплатный, адрес указан, приезжайте, забирайте, — ответил радостный Липатов.

— Вы не могли бы привезти его в поселок Загородный?

— Извините, но нет.

— Дело в том, что мы малоимущие, денег на доставку нет, но блок нам очень понравился…

— А зачем вам блок? — удивился Липатов.

— На фундамент под баню. Нам всего три штуки не хватает, войдите в положение.

Старший по дому задумался. Самый бедный коттедж в Загородном стоил как половина квартир в подъезде Липатова. Малоимущим там считался тот, у кого вместо гаража стоял автонавес для трех машин.

— Извините, но нет, — ответил он.

— Будь ты проклят, жмот! — раздалось в динамике.

Странные звонки продолжались. Липатова просили отправить блок Авито-доставкой, предлагали закинуть по пути, если он будет проезжать мимо центра города. Потом позвонил какой-то дед и долго отчитывал Липатова за то, что тот обманывает людей, а бесплатный блок бывает только в мышеловке. Последней каплей стала жалоба, которую написала на Липатова женщина, перепутавшая объявления. Она хотела системный блок, а когда увидела ЖБИ размером 1500х600х400 мм, сильно разозлилась, так как потратила на дорогу сорок минут.

— Но ведь в объявлении было написано, что блок лежит на дороге, вас это не смутило? — пытался реабилитироваться Липатов, когда дама устроила скандал на всю улицу.

— Я думала, что вы просто неадекватный и вынесли компьютер на улицу! — верещала женщина хуже бензопилы.

Липатов понял, что бесплатно от бетона не избавиться, и решил поставить символическую цену.

В первую же ночь блок попытались украсть, но, к сожалению, лишь сдвинули на двадцать сантиметров. Воры приходили три ночи подряд. Пару раз Липатов даже спускался к ним с чаем и бутербродами и пытался помочь, но даже впятером у них ничего не вышло.

Потом начали звонить перекупы. Спрашивали про марку бетона, год выпуска, арматуру. Просили: «Если будут звонить от нас, накидывайте к цене дополнительный процент». Никто не звонил.

Липатов обещал любую скидку, но только при торге «у капота». Звонили всякие маркетологи, таргетологи и прочие астрологи, предлагали оформить сайт, сделать рекламу, расширить ассортимент, сделать раскладку Таро… Блок оставался на месте. Липатов планировал капитулировать.

Как-то он вспомнил, что жена постоянно участвует в различных конкурсах репостов. Вся страница его возлюбленной была забита этими розыгрышами, причем совершенно ненужных ей вещей. Так у Липатова дома собралась коллекция чугунных статуэток половины пантеона индийских богов, коробка носочной пряжи, кольца для нарезки бисквитов, глушитель от «Дэу Матиз» и целая библиотека никому не известных поэтов и писателей. «Была не была!» — решил Липатов и организовал свой собственный конкурс. На удивление блок пользовался популярностью. За неделю набралось больше двухсот желающих. И всё получилось. Правда, не с первого раза. Сначала блок выиграла жена Липатова, и пришлось проводить повторный конкурс. За выигрышем приехала какая-то женщина из соседней области с очень грустным мужем, оплатившим манипулятор для доставки. По его лицу было видно, как сильно он устал говорить и убеждать.

Жильцы хвалили Липатова за смекалку, обещали купить ему медаль. Мужчину в шутку называли Колумбом, проложившим короткий путь до «дублера». Но радость была недолгой. Машины начали ездить слишком часто, и их стало слишком много. Всякие «иноземцы» стали заезжать на газон и портить бордюры. От выхлопов окна чернели, а жильцы становились злыми. Липатову предложили озадачиться установкой шлагбаума, но с деньгами никто опять не хотел расставаться.

Через неделю вся страница Липатова была заполнена различными репостами, правда, пока он выиграл только два бетонных блока и куб щебенки в соседнем городе.

Александр Райн
мой канал в телеге https://t.me/RaynAlexandr

Ромбов был вечным узником печально известной зоны — френдзоны. Вскормленный без ласки орел молодой, Ромбов знал на вкус все виды женских слез и весь ассортимент красных вин Таманского полуострова.

— Ну вот скажи, Сеня, как мужчина женщине… Ты же ведь мужик? Мужик! Скажи мне, мужик, где? Где мне найти такого… Ну вот такого, чтобы он просто брал меня без лишних слов, ласкал, обнимал и делал счастливой? — так обычно начиналась очередная тирада в половине третьего ночи на скамейке во дворе.

Ромбов чувствовал себя посетителем зоопарка возле клетки с медведем: глазеть можно, кормить издалека специальным кормом — тоже, а вот трогать где хочется и за ушком чесать — нет, руки оторвут. Поэтому он просто сидел и, словно окно приема грязной посуды, принимал в себя чужие страдания. В конце своего невнятного монолога дама обычно заявляла: «Вот сейчас как пойду да как полюблю первого встречного мужчину, вот любого! И замуж за него выйду! И гори оно всё конём!», а потом обязательно добавляла: «Спасибо, что выслушал, ты самый лучший в мире друг».

Ромбов перепробовал всякое, чтобы вырваться из петли, скрученной из носового платка, которым сам и являлся: преуспел на работе и прилично повысил достаток, вместо стрижки сделал прическу, накачал тело, сдал на права и купил машину, выучил второй язык, но вот первым так и не научился пользоваться, а потому узел только сильнее затягивался на его шее. Женщины так и не начали воспринимать его всерьез.

Он столько раз намекал им на себя, разве что не кричал: «Вот он я! Вот тот, кто принесет тебе завтрак в постель, ванну, лифт, такси. Я буду близко и не изменю, не стану ругаться, если ты случайно поцарапаешь машину, экран ноутбука, чужое лицо или греческую вазу третьего века до нашей эры в музее. Я всегда слушал тебя и слышал, и буду делать это несмотря на то, что ты несешь откровенный бред, от которого даже у собак начинается мигрень, и они воют, лишь бы заглушить твой голос». Но ему всегда напоминали о том, где его место.

Ромбов отчаялся. Как-то быстро повзрослел, пристрастился к элитному алкоголю, начал курить, стал циничным и грубым. Несчастные разбитые сердца, как и раньше, приходили к нему за советом, а Ромбов только отмахивался и ставил блок в телефоне. Ему несли свежие истории об изменах и расставаниях, отправляли заплаканных голубей с драматичными письмами в клювах, но Ромбов выучил третий язык — матерный — и умело применял его, когда нужно было быстро послать.

А потом случился классический драматический кульбит: женщины начали Ромбова уважать и, как следствие, желать. В маленьком, нескладном, бесхребетном простаке вдруг разглядели принца, словно кусочек мяса в супе привокзального кафе. Его подопечные, те, кому Ромбов вытирал сопливые носы, начали эти самые носы в его сторону поворачивать. Ромбов был недурен собой, состоятелен, харизматичен и неукротим. Как волк. Как очень перспективный волк.

Почувствовав такое внимание, Ромбов не стал долго выпендриваться и позволил себя любить. Он играл чувствами, разжигал сердца и тела на короткие мгновения, а потом тушил их своим безразличием, как это делали другие мужчины из историй его экс-подруг.

Это была его минута мужского величия. Но Ромбов знал, что за всеми разбитыми сердцами, за всеми страстными ночами и триумфальными победами на любовных поприщах где-то сидит на лавочке в три часа ночи такой же вот Сеня и утешает заплаканного, немножко пьяненького медведя. И захотелось ему всем этим недолюбленным, недопонятым, недослышанным «просто друзьям» помочь.

***

— Эль, скажи, а у тебя есть друг? — спросил как-то Ромбов, выпроваживая очередную звездочку, что сорвал с небосвода.

— Друг? — состряпала звездочка непонимание на своем милом личике.

— Ну да. Хороший парень, что всегда выслушает и поддержит в трудную минуту.

— Это ты про Кирюшу, что ли? — работая обувной ложкой в ботинке, спросила она.

— Наверное.

Ромбов понимал, что попал в яблочко. Девушки всегда называли мужчин-друзей как плюшевых идиотов: Сенечка, Кирюша, Вадичка.

— Познакомишь нас?

— А тебе зачем? — закончив обуваться и заправив волосы за уши, спросила она.

— Помочь ему хочу.

— Хм. Странный ты какой-то. Ну ладно. Только ты ему о нас не рассказывай.

— Не переживай, я твой хлеб отбирать не собираюсь.

— Какой хлеб? — захлопала она глазами.

— Френдзоновский. Не парься, это у меня юмор такой.

Увидев впервые Кирюшу, Ромбов словно в зеркало из прошлого заглянул: зажатый, немного дерганый, воспитанный и с грустной доброй улыбкой.

— Любишь ее? — строго спросил Ромбов у Кирюши прямо при Эле.

Кирюша побледнел, кадык его задергался как поплавок при поклевке, губы сжались.

— Да ты чего, Сень, мы друзья просто, — поспешила разрядить обстановку Эля.

— Тихо ты, — холодно осадил ее Ромбов. — Это мы с тобой просто друзья. А вот он тебя любит, я ведь прав?

Кирюша коротко кивнул и опустил глаза.

— Погоди, так мы с тобой просто друзья? А как же… — Эля хотела выяснить отношения, но Ромбов проигнорировал ее и снова обратился к парню: — Ты ведь не Кирюша, ты Кирилл.

— Кирилл Алексеевич, если быть точным, — протянул руку Кирюша, преподававший в институте техническую механику.

Ромбов уважительно сжал пятерню нового знакомого и предложил пройтись.

Через неделю Ромбов и Кирилл Алексеевич умотали на Кипр. Там они кутили, отъедались, отсыпались и много беседовали. Причем не только между собой, но и с другими отдыхающими. В итоге Ромбов вернулся один, а преподаватель технической механики улетел в Самару со своей новой пассией, которую в порыве курортного ража смог обаять томными рассказами о шарнирно-подвижных опорах и других реакциях связей.

— Я что-то не поняла… — Эля не врала, ее озадаченный вид демонстрировал глубокое замешательство. — Ты улетел отдыхать с Кирюшей, а не со мной, так еще и сосватал его там кому-то, лишив меня духовной поддержки?

— Всё верно.

— И еще мы расстаемся?

— Тоже верно.

— Я что-то сделала не так?

— Ты всё сделала так. Но мне пора.

Сеня поцеловал руку девушки и исчез, как исчезают деньги с карты в день получки: быстро, болезненно и безвозвратно.

Ромбову так понравилось торжество справедливости, что он решил продолжить. Раз в несколько месяцев он знакомился с новыми несчастно влюбленными и брал их на поруки. Люди, как правило, были готовы к действиям: их просто нужно было подтолкнуть, дать направление — что Сеня и делал. Одиноких Ромбов чуял за версту — как женщин, так и мужчин. За годы общения с людьми он изучил их досконально и мог по чиху определить несчастного, брошенного, разведенного человека.

— Вон, видишь, сидит на скамейке? Одинокая, исстрадалась по большой любви и ждет, чтобы с ней познакомились, — показывал он своему подопечному цель в парке.

— А вдруг откажет? — с сомнением глядели на Ромбова неуверенные глаза. — Вдруг она занята?

— Тогда я тебе пятьдесят тысяч на счет переведу, — подначивал Ромбов, и человек охотно соглашался, даже бегом бежал.

По сарафанному радио пошла весть. Люди сами начали интересоваться, находили контакты Сени, просили помочь, предлагали деньги. А он и не отказывал. Начали организовываться целые группы, Ромбов открыл фирму, стал продавать курсы. Он устраивал грандиозные выступления, на которых со сцены называл «бессердечными» и «гадинами» всех любителей фразы «Мы просто друзья». Ромбов был светочем всех обиженных и оскорбленных — настоящий защитник и борец за справедливость.

Спустя годы, Ромбов начал осознавать, что переженил и осчастливил множество людей, но для себя счастья выкроить так и не смог. Пока на одном из своих выступлений не встретил Машу. Он уже и забыл, как она со школьной скамьи выслушивала его жалобы и как заботливо вытирала ему нос, пока он страдал по всяким «королевам красоты». Да, у Ромбова была своя собственная бригада скорой психологической помощи, вернее всего один бригадир по имени Мария, которую он всегда в шутку называл «дружбан».

— А ты чего тут забыла? — удивленно спросил Ромбов у старой знакомой, которой ни разу не позвонил с тех пор, как перестал быть тряпкой.

— Да вот, узнала про твои курсы, захотелось тоже научиться жить иначе. Устала быть кому-то просто другом, — печально пожала плечами Маша.

Тут-то до Ромбова дошла неприятная истина. Он столько лет изображал жертву недопонимания, злился на тех, кто в упор его не замечал, и совершенно не осознавал, что сам являлся таким же бессердечным слепцом. Оказывается, Маша — девушка. А Ромбов, оказывается, идиот. Не будем говорить о том, что между ними тут же случилась любовь: яркая и будоражащая кровь, как лампочка холодильника, открытого в три часа ночи. Но в кино он ее пригласил. А потом и в кафе. В конце концов, лучше поздно, чем никогда. Ведь кому, как не Ромбову, знать, что за, казалось бы, простой и неприметной оболочкой скрывается глубокий и прекрасный мир.

Александр Райн

мой тг канал https://t.me/RaynAlexandr

Антон давно уже поглядывал на турник, на котором так ни разу и не оставил своих отпечатков. Снаряд висел крепко, притянутый четырьмя анкерными болтами к стене, — чего не скажешь о разболтанном по жизни Антоне.

Но сегодня мужчина был тверд. В руке он крепко сжимал ремень — надежный, из кожи испанского буйвола. На такой можно положиться. Антон сам его сделал, как и бумажники, картхолдеры, обложки на паспорт и кучу других изделий, покоящихся на полках и в чревах пакетов из-под продуктов.

Все это теперь достанется неизвестно кому, но Антону было плевать. Несколько неудачных поворотов на склоне под названием «жизнь», и вот ты уже катишься вниз снежным комом. Как оказалось, микрокредиты приводят к микроинфарктам и макродепрессиям. Мечтами и надеждами на чудо не наполнишь холодильник и не заставишь течь воду из крана, а еще ими мало кого удержишь рядом. Работать на нелюбимой работе ради бесконечного погашения долгов не было никакого желания. Выход казался очевидным.

Взобравшись на табурет, Антон почувствовал, как сильно любит дышать.

«Мне нужен знак. Всего один знак…» — мысли проносились в его голове по кругу, как болиды «Формулы-1».

Знаков не было уже давно и ничто их не предвещало. Антон продел конец ремня через пряжку, сделав петлю, и поднял взгляд на турник. Так он простоял несколько минут в звенящей тишине. В комнате что-то щелкнуло. Антон отвлекся и обвел взглядом бездушные вещи. Решив, что ему почудилось, он начал просовывать голову в свой последний и единственный в жизни «галстук».

Щёлк.

«Нет, не почудилось», — Антон осторожно вылез из «вагона поезда, следующего в один конец», и мысленно попросил контролера придержать состав.

Щелкало со стороны ноутбука. Мужчина подошел к столу, тронул мышку, и экран ожил.

— «Жюль Верн оценил вашу запись», — прочитал вслух Антон.

Какой-то человек лайкнул его кожаный ремень коньячного цвета, тот самый, что болтался сейчас на турнике и ждал своего применения. Под фото ремня человек оставил комментарий:

«Ремень хороший?»

Антон несколько раз перечитал эти два слова, будто не понимая их смысла.

«Если бы таким ремнем пороли детей, они просили бы добавки», — ответил мужчина в своей излюбленной манере.

«Класс! Хочу заказать!»

За три года, что Антон посвятил своему хобби, у него не было ни одного заказа. С онлайн-досок объявлений звонили только мошенники, а еще любители халявы, требующие скидку в половину стоимости изделия. Антон совершенно не умел рекламировать себя и ограничился скромной личной страничкой в социальной сети, куда выкладывал свои поделки. Он и не рассчитывал этим заработать —просто убивал таким образом время.

«Эта модель закончилась», — написал Антон и уже хотел закрыть ноутбук, но не успел. Снова раздался щелчок, и под его комментарием возник новый:

«Можете сделать еще? Мне очень нужен именно такой. Пожалуйста».

— Надо же, какой настырный Жюль Верн», — произнес Антон и взглянул на свой ремень, висящий на турнике, словно заснувший гимнаст.

«По стоимости будет восемь тысяч».

«Ок. Куда перевести деньги?»

К такому Антон не был готов. Цену он взял с потолка, и она явно была в два раза выше рыночной. Специально, чтобы его оставили в покое. Исключительно ради любопытства он написал номер карты и стал ждать.

«Минуту», — появился новый комментарий.

— Откуда он вообще взялся? — Антон кусал сухие губы, изучая совершенно пустую страницу таинственного заказчика: ни фотографии, ни друзей, ни одной записи в профиле. Только фальшивое имя.

Телефон пиликнул. На экране загорелось сообщение: «Перевод 8000 от Андрея Константиновича В.»

— Вот ты и попался, Жюль Константинович Верн, — усмехнулся Антон.

Зайдя в приложение, он с тоской взглянул на свой счёт: –695000 рублей. Эти восемь тысяч не сильно исправили положение, но Антон не мог отказаться от работы. Это ведь его первый заказ — нельзя уйти из жизни мошенником. Хорошо, что заготовки были в наличии.

«Через неделю будет готово», — написал Антон и сразу принялся за работу. Хотелось закончить как можно скорее и вернуться к тому моменту, на котором его прервали.

Через пятнадцать минут в динамике ноутбука снова щелкнуло. Антон прочел сообщение уже с телефона:

«Скажите, а вы где-то этому учились?»

«В интернете», — коротко ответил Антон.

«А почему решили именно кожей заняться?» — продолжился допрос.

«Это вам для новой книги, что ли, сюжет?»

«Вы меня раскусили! Шучу. Нет, я не пишу. Жюль Верн просто любимый автор моего сына».

«Ясно. Решил заняться кожей, потому что всегда хотел носить Луи Виттон, но то, что предлагали на нашем рынке, Луи бы не одобрил. Попробовал сделать себе зажим для денег, понравилось. Правда, пока не использовал ни разу, так как зажимать нечего».

«У вас хорошо получается, не отличишь от дизайнерских изделий».

«Спасибо. Можете меня не отвлекать? Я начал над вашим ремнем работать».

«Прошу прощения. Творите!»

Антон управился за четыре дня вместо заявленной недели. Пока он трудился, ноутбук продолжал издавать щелчки. Таинственный собеседник прошелся по всем изделиям кожевника и оценил каждое. Он расспросил обо всех нюансах промысла и задал еще с десяток вопросов, никак не связанных с кожей и заказом, вроде: «А кто вы по профессии?», «А нужно ли для такой работы специальное дорогое оборудование, мастерская, вдохновение?» и тому подобных.

Антон отвечал кратко, со свойственным ему сарказмом, мечтая скорее разобраться с новым долгом, тянущим его в яму ответственности. Но заказчику, кажется, нравились такие колкие отписки. Через четыре дня мастер сообщил об окончании работы и послал фото клиенту.

Но вместо своего адреса тот написал, что теперь хочет кошелек и обложку на паспорт. Но не из коллекции Антона, а выполненные по фотографии, найденной в интернете.

«Не дадут спокойно уйти», — чертыхался про себя кожевник-самоучка.

На кошелек и обложку ушло еще около недели. Потом дошло до картхолдера и чехла для телефона. Деньги исправно приходили на счет, потихоньку уменьшая отрицательный баланс. Питавшийся все это время пустыми макаронами, Антон даже осмелился расчехлить свой неприкосновенный запас и, купив мяса, приготовил целую сковороду жаркого.

Заказанные изделия копились. Жюль Верн продолжал писать на отвлеченные темы. Иногда рассказывал какие-то незначительные детали из собственной жизни, философствовал, делился предпочтениями в еде и музыке.

Антон отвечал сначала нехотя, затем ввязался в какой-то глупый спор, выиграл его, позлорадствовал, извинился, предложил новую тему для разговора. Работа растягивалась с утра и до ночи. Мужчина не был профессионалом, поэтому времени на каждое изделие уходило много. Часто получался брак. Горбясь по несколько часов над рабочим столом, мастер начал ощущать болезненное давление в спине и иногда подходил к турнику, чтобы просто повисеть. Ремень все еще был там: изображал твердый знак, намекая на совсем не мягкое окончание.

«А сумку вы сможете сделать?» — спросил Жюль Верн, когда Антон закончил с последним заказом.

«Простите, я никогда их не делал. Не могу брать с вас деньги, так как не уверен в результате», — честно ответил Антон.

«Ну вы попробуйте, а как получится, я у вас ее выкуплю», — не отставал Жюль.

«Простите, но у меня закончилась кожа, с себя срезать не смогу, а купить новый материал не на что».

«Скажите, где и что нужно заказать, и я пришлю».

«Зачем вам это? — не сдержался Антон, чувствуя какую-то внутреннюю злобу. Он не хотел быть кому-то обязанным. Это сильно давило, а он устал быть под давлением. — Есть куча мастерских, способных сделать сразу и хорошо, почему бы не обратиться к ним?»

«Я не хочу к ним. Я хочу, чтобы сделали именно вы. Если вопрос только в деньгах, то нет проблем, я заплачу. Деньги не главное, поверьте, я-то знаю…»

«Вопрос не в деньгах. Вопрос в том, что вы от меня хотите?!»

После этих слов Жюль Верн пропал и не появлялся до следующего утра. Всю ночь Антон места себе не находил, чувствуя стыд за то, что обидел человека. А еще у него жутко чесались руки: хотелось шить, резать, клепать, кантовать. Заказы Жюля вернули Антону чистые мысли, вернули желание существовать.

«Хочу общения, — появилось сообщение утром, а следом еще одно: — Простите, интернет вчера закончился. Мне нужно от вас общение, и я готов заказывать столько, сколько нужно, чтобы мы продолжили эти беседы. Мне очень понравилась ваша манера вести диалог, ваша решительность, преданность делу и жизни. Признаюсь честно, я хотел заказать ваш ремень совсем не для талии, если вы понимаете, о чем я…»

«Не понимаю», — ответил Антон, но, кажется, начал догадываться.

«Видите ли… Я лишился многого в жизни, очень многого… И мне начало казаться, что она потеряла всякую ценность. А тут я случайно попал к вам на страницу и увидел тот ремень. Мне он так понравился, и я решил, что он-то мне и поможет со всем покончить. А потом вы начали ерничать и отвечали на все мои вопросы идиотскими шутками. У вас замечательное чувство юмора! В общем, мне стало легче… немного. Думаю, что вы мне помогли, и помогаете до сих пор тем, что не игнорируете».

Мурашки оттоптали Антону всю спину, когда он читал это сообщение.

Он снова глянул на ремень, который должен был забрать одну жизнь, а вместо этого три недели удерживал на плаву две. Он встал, подошел к турнику и, сняв с него ремень, опоясал им джинсы. Затем повис сам и сделал несколько подтягиваний, на сколько хватило сил. Спрыгнув, он уселся за ноутбук.

«Вот тут можно заказать материалы», — отправил Антон ссылку на магазин, а затем написал свой адрес.

«О, а я в соседнем городе живу! — ответил Жюль Верн. — Может, я сам привезу вам сырье? Заодно и познакомимся лично».

Антон задумался. Вся эта ситуация до сих пор казалась странной, но тут снова пришло сообщение от Жюля:

«Вы знаете, мой хороший приятель занимается созданием и раскруткой сайтов. Могу в обмен на сумку предложить вот такую помощь для продвижения вашей мастерской. Не обещаю, что что-то выйдет, но попробовать можно».

«Спасибо большое, — пальцы Антона замерли над клавиатурой, он некоторое время собирался с духом, а потом решительно продолжил: — Я буду рад вас видеть у себя в гостях, меня Антон зовут».

«Очень приятно, а меня — Андрей».

Александр Райн

( мой тг канал https://t.me/RaynAlexandr)