AlexandrRayn

— Простите, у нас выступление, детишкам надо репетировать. Мы не сильно громко, можно? — спросила маленькая и легкая как пушинка руководительница, которую на земле удерживали лишь ее огромные очки на минус семь.

— Главное, чтобы не мешали другим пассажирам, — напомнила двадцатидвухлетняя проводница Ксюша Белкина, которая в случае конфликта могла использовать только боевые слезы. Основной удар пришелся на ее вагон.

— Они тихонько, я обещаю, — закивала женщина, и тут же третьему купе, откуда звучала валторна, начало аккомпанировать седьмое, где разместились струнные. Через пять минут им стал задавать ритм ударник из пятого, а уже совсем скоро весь вагон сыгрался.

Вахтовикам, к слову, этот концерт, состоящий из сюит, менуэтов и всяких там мазурок, быстро наскучил. Запрещенные в поезде напитки усваивались тяжело, сердце требовало чего-то более жизнеутверждающего, мажорного, но при этом непосредственного и глубокого, чтобы душа на разрыв. Появились просьбы сыграть что-нибудь из «Лесоповала» ну или хотя бы «Сектора Газа». Дети таких песен не знали или кривили носы от грязной безвкусицы. Но у вахтовиков были деньги, и уже совсем скоро самые принципиальные «Чайковские», «Мусоргские» и «Брамсы» засунули нотные тетради и свои высокие убеждения поглубже в рюкзаки и начали зарабатывать на новые телефоны и электросамокаты.

Ксюша умоляла детей не поддаваться на провокации, а мужчин — не орать песни во всю глотку, но вскоре в этих мольбах пропал всякий смысл. Пенсионерки разом достали телефоны и,выкрутив громкость на максимум, устроили видеоконференции со своими родственниками. Гудки встречных поездов тонули в этих голосах, что уж там говорить о каких-то пьяных вокалистах и слабеньких детских легких, что накачивали трубы воздухом.

Белкиной казалось, что неконтролируемый шум, пьянки и курение в туалете — это высшая кара, ниспосланная на проводника, — пока поезд не прибыл на очередную остановку. Еще на подъезде к ней за окнами резко потемнело и стекла начали покрываться инеем. У юных музыкантов на носах образовались ледяные сталактиты, а водка вахтовиков затвердела прямо в стаканах, и мужчины убежали за добавкой в вагон-ресторан. На совершенно пустой станции стоял всего один человек. Несмотря на середину июля, одет он был в черное длинное пальто. На плече у пассажира сидел очень старый и облезлый волнистый попугай. Случайно заглянув в глаза птицы, Белкина подумала, что та осуждает само ее существование и весь окружающий мир.

— Геннадий Геннадьевич Скорбин, — прочла вслух проводница ФИО, указанное в паспорте. — У вас выкуплено два места.

— Верно, — медленно и тоскливо произнес пассажир. — На верхней полке будет спать мой коллега Фитиль. Вот его документы.

Скорбин протянул ветеринарный паспорт попугая. Белкина глянула разворот и поняла, что птица по возрасту годится ей в отцы.

— Простите, но попугай должен быть в клетке, — больше не заглядывая в глаза странному пернатому, сказала Ксюша.

— Вся эта жизнь — сплошная клетка, а поезд — лишь очередная передвижная камера, хранящая бренные тела и души для передачи их новому заточению заурядной обыденности, скованной границами нашего краткого существования, — с придыханием ответил попугай вместо своего хозяина.

Белкина почувствовала, что литраж омолаживающего крема надо утроить, и вернула документы.

Гена Скорбин шел медленно и смотрел прямо перед собой, словно нес на плече собственный гроб. Дети сами не заметили, как, не сговариваясь, заиграли «Лунную сонату» Бетховена, а рельсы трагично подпевали им.

В купе Гена обнаружил, что на его полке уже мирно храпит какой-то человек в грязной рабочей одежде.

— Простите, но вы, кажется, ошиблись.

Слова Скорбина проникли прямо в сон мужчины и моментально превратили его в кошмар. Пассажир проснулся с криком, а когда увидел бледное каменное лицо Гены и такую же каменную морду попугая, перепрыгнул на свою верхнюю полку из положения лежа.

Место напротив занимал молодой человек в очках и со шрамом на лбу, напоминающим эмблему на электрощитке. Он смотрел на Гену как на врага народа.

— Добрый день, — поздоровался Скорбин. — Геннадий, родом из Абакана.

Дрожащей рукой парень достал откуда-то странный сучок и, направив Скорбину в лицо, неуверенно произнес:

— «Экспекто патронум».

Скорбин изменился в лице, глаза его налились кровью, живот скрутило спазмом. Достав из кармана таблетку анальгина, он начал рассасывать ее как леденец и слегка причмокивать от удовольствия. Наблюдая за этим, парень со шрамом сломал свой сучок в трех местах и со слезами на глазах отвернулся к стене.

Белкина не хотела еще раз встречаться с новым пассажиром, но должность проводника обязывала. Прикрепив улыбку прищепками к щекам, она зашла в купе и предложила Геннадию чаю или кофе.

— Спасибо, у меня с собой.

С этими словами Гена расстегнул свой ветхий саквояж и достал литровую банку с мутной чагой внутри.

— Тогда, может, вашему питомцу что-то нужно? — зачем-то спросила Ксюша.

— Ты что-нибудь хочешь? — спросил Гена у попугая, который не сводил глаз с окна.

— Се-се-се-серотонину, если можно, — произнес попугай не оборачиваясь.

Прищепка отлетела от щеки Белкиной в затылок парня со шрамом, отчего тот еще больше заскулил.

Заливистые голоса вахтовиков послышались аж за три вагона. Они шли неровным строем, приставали к пассажирам и даже умудрились напоить начальника поезда.

— О нет… — ноги проводницы подкосились от волнения, она плюхнулась на полку рядом со Скорбиным и машинально вжалась ему в плечо. Гена немедленно достал вторую таблетку анальгина и засунул в рот.

Пьяные пассажиры ворвались в вагон стремительно — как вирус гриппа на утренник в детском саду.

— Я не понял, а где музыка? — громко спросил один из мужчин, видя, что родной вагон превратился в склеп.

Ксюша еще сильнее вжалась в Скорбина, у него затрещали ребра, и он начал вежливо бить ее по голове ложкой для обуви и просить прекратить.

Вахтовики пили прямо из горла, спорили с пассажирами, отнимали у детей инструменты, играли на скрипках, как на гитаре, и, что самое страшное, пустились соблазнять милую и целомудренную руководительницу ансамбля, которая, к слову, была не так уж и против.

От всего этого шума у Скорбина обострился гастрит. Оторвав от себя Белкину, он достал из саквояжа единственный в мире контейнер с постной гречкой быстрого приготовления и, взяв с собой попугая, отправился к титану. Там уже час набирала воду в стакан женщина, громко жалуясь на свои болячки по видеосвязи.

— Кажется, я за вами, — флегматично сказал Гена, подойдя вплотную.

Заметив безжизненное бледное лицо во фронтальной камере, женщина дрожащим голосом попрощалась с собеседницей словами: «Ну вот и всё, за мной пришли. А ведь я говорила, что анализы плохие, а ты не верила!».

Женщина повернулась к Скорбину и, скрестив руки на груди, спросила, что же ждет ее дальше?

— Сахарный диабет и пародонтоз, — сказал Гена, показав на пять сахарных пакетиков, а затем аккуратно втолкнул женщину в открытую дверь купе, где уже сдавала последние рубежи руководитель ансамбля, и принялся запаривать свой обед.

— О, закуска!

С этими словами вахтовики повязали Скорбина на обратном пути. Они затащили его в одно из купе, куда набилось человек десять. Внутри стоял оглушающий гвалт и плотный сигаретный смог. Брыкающегося Гену в шутку называли Кащеем, а его попугая — мелкой курицей и требовали от обоих выпить штрафную порцию и что-нибудь спеть. Мужчины потешались над ним ровно до того момента, когда дверь их купе закрылась и стало понятно, что Гена не отражается в огромном зеркале.

В нависшей тишине Гена поднял стакан с водкой и, осушив его, а затем закусив пустой гречкой, взял в руки скрипку и объявил:

— Владимир Высоцкий.

Вахтовики немного приободрились, Скорбин дал аккорд, и Фитиль, сидевший у него на плече, затянул:

— Подшит крахмальный подворотничок,

На голенище серый шрам от стека,

И вот легли на спусковой крючок

Бескровные фаланги человека…

Кто-то попытался открыть дверь, чтобы выгнать странных гостей прочь, но замок заклинило. Фитиль продолжал петь, мастерски стирая из песни весь имеющийся там позитив. Дверь пытались выломать, но она никак не поддавалась, а Гена и попугай уже охмелели и вошли во вкус. Развернув скрипку как положено и найдя смычок, Скорбин начал извлекать из инструмента печаль целого столетия.

— Сергей Есенин, — объявил попугай. — Простись со мною, мать моя. Я умираю, гибну я!..

Вахтовики забыли, с какой целью собрались здесь, куда лежит их путь и в чем смысл просыпаться по утрам и идти на работу. Под звуки скрипки и попугаичьи мотивы хотелось рассосаться по всему поезду, попросить прощения у пассажиров, а заодно и целого мира, а затем уснуть до окончания поездки.

Наконец дверь поддалась. Скорбина настоятельно попросили покинуть помещение и даже предлагали денег, но он не хотел уходить. От грустных лиц у него повышалось настроение и разыгрывался аппетит.

При помощи рабочего лома, проводницы Белкиной и наряда полицейских, вызванных к ближайшей станции, огорченных Гену и попугая всё же удалось вернуть на их законные места.

До конца дня никто не покидал свои купе — даже для похода в туалет. Случайная встреча с Геной или Фитилем в общем проходе сулила потерю жизненных ориентиров и преждевременный сход с поезда.

— Можно? — спросила Белкина, постучавшись в купе Скорбина.

Гену она застала лежащим на голом матрасе в верхней одежде под шерстяным одеялом. Руки его были сложены на груди. На столе стоял раскрытый ноутбук, по клавиатуре гулял Фитиль и клювом набирал текст, который ему тихо нашептывал Скорбин.

— Я хотела вас поблагодарить. Это мой первый рейс, и я боялась, что не выдержу и сойду где-нибудь на половине пути, а тут вы со своим другом...

Гена внимательно смотрел на экран и следил за тем, чтобы попугай правильно обособлял одиночные деепричастия.

— Скажите, а вы по работе путешествуете? — продолжила через пару минут молчания Белкина.

— Да, у меня выступления в библиотеках и домах культуры.

— Ого! Как интересно! А с чем выступаете? Дайте угадаю... С лекциями, наверное? Вы судмедэксперт? Директор хосписа? Учитель трудного класса?

— Я детский писатель, — сухо ответил Скорбин и поднялся, чтобы позволить проводнице сесть рядом. — А еще я немного артист, немного стендап-комик, иногда пою.

— Что-о-о? — нахмурилась Ксюша. — Да я вам в жизни не поверю.

— Дело ваше. Мы с Фитилем работаем в дуэте. Он как раз сейчас записывает новые шутки. Хотите, прочту?

— Хочу!

Услышав это, мальчик со шрамом и пассажир с верхней полки пулей выскочили из купе и остаток пути провели с вахтовиками. Только там они чувствовали себя в хлипкой, но безопасности.

Скорбин закрыл дверь и начал зачитывать шутки для Белкиной. После первой же у Ксюши случилась настоящая истерика. Она залилась смехом и даже сходила в туалет, чтобы вымыть лицо.

Пассажиры подумали, что у проводницы поехал рассудок от общения со странным попутчиком, и решили, что два оставшихся дня без туалета и воды прожить вполне реально, а в дальнейшем лучше пользоваться воздушным транспортом или личным автомобилем.

— Ну и куда вы после Оренбурга? — спросила Ксюша, когда они прощались с Геной на вокзале.

— Думаю добраться до Адлера.

— Ой, здорово, море... Купались когда-нибудь?

— Только в Карском.

— Интересно… В общем, спасибо вам большое, —смущенно улыбнулась Ксюша, — мне очень понравилась эта поездка, ну, та часть, где вы давали мне персональный концерт.

— Не за что, — поклонился Скорбин.

— А мы с вами еще увидимся?

— Не хотелось бы, но, думаю, что да. У меня этот маршрут теперь будет частым. К сожалению, много желающих попасть на мои выступления.

— Тогда — до свидания? — с надеждой спросила Белкина.

— До него, — ответил Скорбин и пошел прочь.

Лишь когда он покинул перрон и скрылся из виду, из поезда начали выходить остальные пассажиры.

Александр Райн

Дорогие читатели приглашаю вас в свой телеграм, где я делюсь не только рассказами, но и новостями о выходе книг, концертах и просто историями из своей жизни https://t.me/RaynAlexandr

— Давайте я вам на карту закину.

— Ну давай,— смотрит он подозрительно.

Посмеялись, конечно. Но признаюсь, давно я себя таким идиотом не чувствовал. А что самое главное — у меня из товаров были только яйца и кефир, причём не по акции, и карта была не нужна.

Вот так я впервые сделал обналичку баллов с «Пятёрочки». Надеюсь, это никак не преследуется акционной полицией.

Александр Райн

— Главное, не наступи на него и не сядь. И постарайся хотя бы иногда кормить. Расход небольшой: на одной ложке сухого корма протянет три дня, а вот без воды может мумифицироваться, и меня жена потом прибьет, — выдал краткую инструкцию друг Доскину.

— А намордник? — спросил Дима, вертя в руках зверя и пытаясь понять, где у него перед, а где зад.

— Можешь резинку для волос использовать.

— Никита-а, ты опять со своими шуточками? — раздался женский голос из прихожей. — Намордник ему не надо, он в нем на миниатюрного Ганнибала Лектера похож, другие собаки начинают нервничать. Главное — следи, чтобы ничего с земли не ел, — продолжала она вещать, не сходя с коврика. — Всё, Никит, поехали. Если опоздаем на самолет, ты мне такси «комфорт» до Шарм-эль-Шейха закажешь!

— Спасибо, дружище! — Никита быстро сжал ладонь Димы и, забрав жену, исчез за тонкой дверью съемной квартиры Доскина.

Чихуахуа совсем не вписывался в отсутствующие планы Димы. После работы он обычно просто ждал новой смены и проводил свою молодость в интернете. На зарплату менеджера из пункта выдачи заказов не разгуляешься, и Доскин не разгуливался.

Вечером он вывел своего сожителя по кличке Крендель во двор, где каждый встречный сосед молча хмурился и указывал ему в сторону собачьей площадки. Доскин думал, что крошечной собачке и времени на туалет надо немного, но, как оказалось, у Кренделя в его маленьком мозгу, состоявшем сплошь из кусочков нервов, затесался характер.

Подойдя к площадке, Дима почему-то вспомнил свой первый и единственный поход в фитнес-центр. Огромные поджарые псы, у которых от морд исходил пар, носились по полосе препятствий без остановок и перекуров, а маленькие и неспортивные собаки вроде Кренделя ютились в одном из углов и смущенно дрожали, как те бедолаги, которые купили абонемент, а сами не знают, с какой стороны подойти к штанге.

Крендель не боялся идти на площадку, он просто не видел в этом смысла. Пес оказался рационалистом и к тому же воспитанным аристократом, а потому тянул Диму в сторону лесочка. Прогулка затягивалась.

— Ого, какой красавец! Как зовут? — послышался чей-то голос, когда Дима листал ленту в интернете, пока пес искал, где у березы биде.

— Дима, — встревоженно ответил Доскин, распознав в голосе мужской бас. — А вас? — спросил он, оторвав взгляд от телефона.

— Джукс, — ответил невысокий, крепко сложенный дядечка с обветренным лицом. — В честь Джорджа Лукаса. Не против новых знакомых?

Дима с опаской протянул руку странному типу, тот охотно пожал ее и почему-то еще раз представился:

— Иван.

— Иван Джукс Лукас? — переспросил Доскин и уже приготовился искать повод свалить в закат.

— Джукс — это он, — кивнул дядька в сторону джек-рассела, который вовсю налаживал коммуникативные связи с Кренделем.

— А-а, вы про собаку, — с облегчением улыбнулся Дима, не привыкший к таким знакомствам, и тут же объяснился.

Иван беззлобно посмеялся над домыслами Доскина и предложил вместе пройтись до пруда, пока их собаки обмениваются последними новостями, но сначала спросил у Димы:

— Пакет дать? — показал он на тот самый результат, ради которого Доскин привел сюда четырехлапого.

— Спасибо, у меня, кажется, есть.

Дима похлопал себя по карманам и, достав огромный пластиковый пакет из маркетплейса, начал его разворачивать.

— Да-а-а, тебе точно надо пройти курс молодого собачника, — засмеялся Иван, протягивая целлофановый пакетик.

Доскин закончил с уборкой, и они пошли в сторону аллеи, ведущей к пруду, где собак выгуливало половина района.

— Ой! Какой хорошенький! Сколько ему? А вы как с аллергией боретесь? А какие вы ему витамины для шерсти даете?

Дима не привык к такому вниманию, пусть даже и оказанному не ему лично. Но собака, к сожалению, не могла ответить, и Доскин чувствовал себя его секретарем. За одну прогулку он перезнакомился с бо́льшим количеством людей, чем за последние пять лет, и всё благодаря маленькому псу, который, кажется, чувствовал себя вполне естественно. Настоящий сангвиник.

На следующий день ливанул циркулярный дождь и задул шквальный ветер. Вода, казалось, била даже из-под земли, а с домов срывало фасады и кровлю. Крендель особо не выпендривался и сделал свои дела прямо у подъезда, в воздухе, пока Дима держал его на поводке. Благо даже убирать за ним не пришлось, так как ветер моментально унес все отходы собачки в сторону изумрудного города.

Дождь продолжался три дня. Дима был ему даже благодарен — не надо лишний раз выходить на улицу. Но тут, как назло, остановилось сердце холостяцкой квартиры — микроволновая печь. А ведь с момента покупки не прошло и недели. Пришлось ехать в магазин.

Доскину оказали холодный прием, намекали на сложность процедуры возврата по гарантии, так как устройство сильно пропахло бедностью и мини-чебуреками. Дело шло к вызову директора, и он нехотя, но явился.

— О! Какие люди! Дима, привет, — радостно протянул свою руку глава магазина.

Ничего не понимающий Доскин поздоровался.

— Мы знакомы?

— Ну да! Иван Джукс Лукас. Ну, с джек-расселом который.

Доскин пригляделся и узнал мужчину с обветренным лицом. В белой рубашке и без собаки это был совершенно другой персонаж.

— Чего тут у тебя? Микроволновка? Сейчас сделаем возврат.

Иван забрал чек и, замахнувшись на менеджера, пригрозил увольнением.

К такому блату Дима был никак не готов. Этим вечером дождь закончился, и из-за туч вылезло побитое осадками солнце. Дима и Крендель вернулись в лесок, где моментально влились в царящую там атмосферу. За пять лет существования Диминой анкеты на сайте знакомств ему написал только админ, попросив не портить рейтинг площадки и заменить фото. А тут девушки сами подходили и заводили разговор. Правда, начиналось всё со слов: «Извините, я его не удержала», или «Извините, вы не против понюхаться?».

Дима млел от счастья и был не против, пусть и нюхаться доводилось Кренделю, но тут ведь главное диалог…

Чем чаще Дима выходил на прогулку с псом, тем дальше распространялось их влияние. В лифте с Доскиным стали чаще здороваться какие-то люди и обсуждать с ним всякое. Все это, как понял Дима, были его новые друзья-собачники, которых в обычной жизни он редко узнавал. Это было похоже на встречи тайного сообщества. Владельцы шпицев, пекинесов, пуделей и корги объявлялись в самых неожиданных местах: кофейнях, столовых, аптеках, МФЦ, парикмахерских, больницах. Они растворились во всех нишах и всюду встречали знакомого как дорогого друга: делали скидки, давали подробную консультацию, угощали блюдами, которых не было в меню.

А потом Диму пригласили в гости. Это была странная собачья вечеринка, где все разговоры велись про питомцев и их привычки, но зато Дима отведал вкусной еды и попробовал домашние настойки. По этикету следующую встречу он назначил уже у себя. Впервые за год Дима провел генеральную уборку — и все благодаря гостям. Кренделя он тоже как следует искупал и даже раскошелился на элитный корм для него и гостей.

За те две недели, что Крендель жил у Димы, у них гостей побывало как в первом выпуске дог-шоу «Я и моя собака». Все это плохо сказалось на Димином статусе ответственного квартиросъемщика в глазах владельцев квартиры, которые внезапно нагрянули с проверкой, когда соседи начали жаловаться.

Договор аренды закончился в тот же день, и Доскина выселили вместе с чихуахуа.

Парень прозвонил порядка двадцати объявлений о сдаче квартир, но все хозяева, как один, шли в отказ, узнав, что проживание будет с собакой, пусть маленькой и на недолгий срок. Из-за отмены рейса друг немного задержался в Египте и должен был вернуться лишь через два дня. Нужно было что-то решать.

Когда телефон разрядился, а надежда начала превращаться в отчаяние, Доскин пошел туда, где ему и Кренделю были всегда рады — в лесочек у пруда. Сегодня там не оказалось знакомых собачников, а по алее прогуливались совершенно незнакомые лица и морды. Но Дима уже знал, как нужно начинать разговор с людьми из этого тайного сообщества. Буквально пара фраз об аллергии и клещах — и Дима с Кренделем уже нашли для себя передержку на несколько дней, а позже Доскину и вовсе предоставили съемное жилье. Хозяева-собачники были только рады, что у них появился постоянный присмотр за их питомцами на время деловых поездок и отпусков, которое Доскин с радостью готов был оказывать в съемной квартире в обмен на скидку за проживание.  

— Ну как? Не сильно он тебя напрягал? — спросил друг, вернувшись из поездки. Он с трудом оторвал пса от Доскина, который не хотел отпускать животное.

— Может вы его еще на пару лет оставите? Я работу хочу сменить и на права пойти учиться, а потом машину купить, ипотеку взять… Но это надо на дальнюю площадку сходить. Говорят, там обитают нужные мне… собаки, — умолял Дима.

— Сдурел? Машка скорее от меня откажется, чем от собаки. В чем проблема завести своего? — вырвал наконец Никита Кренделя их рук Доскина.

Тут Дима задумался. А ведь и правда, в чем проблема? Но потом вспомнил.

— Так у меня денег нет.

— А ты породистого не бери. Возьми из приюта.

— А вдруг его не примут другие собачники?

— Мне кажется, ты как-то слишком серьезно ко всему этому относишься. Знаешь, собачники не святые люди, и тебе не обязательно перед ними стелиться. Если не примут, то и не нужны тебе такие друзья. Мы с Кренделем вообще долго нормальную площадку искали, где адекватные собираются. А вообще, пес расцветает с хозяином. Пострижешь, подлечишь, научишь командам — будет круче, чем породистый, и живучее.

Немного поразмыслив над словами друга, Дима кивнул и сказал, что понял. Правда, понял он все равно по-своему и через неделю взял сразу двух рослых псов из приюта. «Они братья и не могут жить в разлуке», — так Диме объяснили в приюте, оформляя животных. Со своими новыми друзьями Доскин планировал обзавестись связями чуть ли не государственного масштаба, но все сработало несколько иначе.

Совсем скоро собак у Димы вообще стало три, а из съемной квартиры он перебрался в частный деревенский дом. Дело в том, что он со своими питомцами часто посещал ветеринарную клинику, где и познакомился с будущей женой — хозяйкой очень интеллигентного и дружелюбного двор-терьера, которого она тоже когда-то подобрала на улице и увезла жить в деревню, где у нее имелся большой участок. К ней Доскин и перебрался. А с собаками он с тех пор больше не гулял, так как у них теперь была огромная территория, огороженная забором. Крендель, кстати, был частым и всегда желанным гостем в их доме.

А потом Доскина с женой попросили взять на передержку сфинкса…

Александр Райн

Дорогие читатели, приглашаю вас в свой телеграм, где я публикую не только рассказы, но и заметки из жизни, информацию о новых книгах и концертах https://t.me/RaynAlexandr

Я решил, что это не мое место, и хотел уйти, но отзывы в интернете уверенно сообщали, что это лучшее заведение в округе. Пять звезд из пяти. Вот бы у пиратов в свое время были гугл-карты: «Брал этот порт три раза. Охрана вялая и слабо вооруженная, женщины раскрепощенные, грог крепкий. В общем, советую!»

«Надо попробовать. В конце концов, можно будет потом на концертах рассказывать, как тебе дали в бубен в Кёнигсберге. Звучит солиднее, чем получить по лицу в Девяткино или Шушарах», — подталкивал меня демон на плече.

Захожу и сразу погружаюсь в атмосферу. Население бара немногочисленно и весьма молчаливо. Несколько мужчин и одна скучающая дама флегматично отрывают кружки от стола и подносят к губам. По телевизору — хоккей. Спортсмены бьются под песни группы «Комбинация», звучащие из колонок. Захотелось уйти, но я заметил в кружках темное, как нефть, пиво и решил остаться.

Я не стал тревожить завсегдатаев по поводу свободных стульев и скромно встал у края стойки. Бармена нет. Стою минуту, две, три. Уже собираюсь уходить, как вдруг сбоку раздается:

— Слышь!

«Пошло-поехало…» — с такими мыслями поворачиваю голову и вижу перед собой огромного лысого детину лет сорока с густой бородой.

— Слышь, — повторяет он, — ты че такой…

«Борзый? Дерзкий? Веселый?» — перебираю варианты в голове.

— …голодный, — заканчивает бармен. — У нас бутерброды со шпротами на бородинском хлебе знаешь какие вкусные!

— Д-д-давай, — соглашаюсь я, — два. Кстати, я местный.

— А я приезжий, — усмехается бармен, и тут я теряюсь и не знаю, что делать. По правилам я, видимо, должен ему предъявить. Не решаюсь.

В общем, накормил он меня бутерами, рассказал про пиво и предложил попробовать настойки.

— Уникальные вкусы, такое нигде не попробуешь! Настойка на корюшке, на белых грибах, на асбесте, — он протягивал мне трехлитровые банки с мутной жижей, а я нюхал и вежливо отказывался.

Через десять минут сбоку снова раздается грозный голос:

— Ну и долго ты тут стоять будешь?!

Медленно поворачиваю голову. Передо мной очередной здоровяк: левая рука сжата в кулак, в правой зажат барный стул.

«Вот сейчас мне стулом-то голову и проломят».

— На, садись, чего ты стоишь-то как не родной, — ставит мне стул этот тип.

— Спасибо, — говорю. — Я, если что, местный.

— А с какого района?!

Тут я понимаю: как ни скажи, все равно будет звучать нелепо, и только открываю рот, как он сам говорит:

— Нормальный район, у меня там теща живет и угощает меня настойкой с грибами.

— А хочешь, я хоккей переключу, — спрашивает меня бармен, — тебе может кино какое поставить?

А я вижу, что люди наблюдают за игрой, и тут же мотаю головой.

Потом меня накормили картошкой с мясом, провели дегустацию настоек и даже рассказали про форты, которые надо обязательно посетить, хоть я и повторил несколько раз, что местный. В общем, отпустили меня только убедившись, что я вызвал такси и оно приехало по нужному адресу.

А после концерта меня захватили в плен двое других местных и катали на машине по области: оплатили экскурсии, кормили в ресторане в Светлогорске и поили кофе в Зеленоградске.

В общем, в Калининграде очень опасно, будьте крайне осторожны.

Александр Райн

После работы жена все чаще пропадала на репетициях, по субботам на благотворительных концертах пела в хоре. По воскресеньям она просила ее не бесить, чтобы голосовые связки не напрягались, и, запершись в комнате, подолгу спала.

Совершенно не творческий Мохов отныне сам стал той самой домохозяйкой. После работы он готовил, мыл полы, кормил стиральную машину грязной одеждой, а детей — полезной гречкой, водил их по магазинам и в секции, стал меньше пить, похудел, появилась усталость, а еще эти песни…

Жена теперь пела всегда. Она пела в ванной, пела, когда вытирала пыль или варила себе кофе, подпевала на прогулке уличным музыкантам. Любой совместный выход, даже за хлебом, заканчивался в караоке у дома, где у Моховой отныне имелся абонемент. В полутемном подвале Толик слушал, как нетрезвые люди с вокальными навыками бензопилы исполняли про любовь, что спасет мир, и мечтал об отите.

Вскоре отец Мохова проникся новыми чувствами к невестке и стал приглашать их с Толиком на рыбалку с ночевкой. По пути через поле два певуна голосили про коня и про белоствольные березки, пока самый немузыкальный Толик плелся сзади, увешанный котелками, картошкой в сетках и бутылями с водой. Свекор разрешал пугать рыбу и пускал ностальгические слезы, когда жена Толика затягивала песни его молодости у костра под гитару.

Однажды Моховой надоели каверы, и она решилась на свой собственный сингл.

В бюджете семьи появились первые дыры, а дома появился микрофон, поп-фильтр, звуковой пульт, а еще какие-то сомнительные «джеки» и, что особенно пугало, «мини-джеки», к которым Толик ревновал. Начались съемки видеоклипов на фоне занавесок. Мохов против воли выступал не только спонсором, но и видеооператором. Когда трек был наконец рожден, каждый член семьи был обязан поддержать мать и установить сингл на рингтон. Даже коту по такому случаю купили телефон, хоть он и редко звонил.

Мохов ожидал, что скоро жена перебесится, но та лишь распалялась. Утром Толик с наслаждением ехал на работу в тишине или слушая любимое радио, где не было знакомых голосов, пока однажды диджей не сообщил: «А сейчас прозвучит взрывная новинка от восходящей звезды поп-музыки Ольги Моховой “Анатолий, сердце снова под контролем”».

Магнитола была вырвана с потрохами и выброшена из окна.

А потом жена взяла да и выиграла музыкальный конкурс «Звезда Нового Уренгоя». Тут же нарисовался немолодой продюсер, запахло перспективами, начались первые концерты. События развивались чересчур стремительно. Толик чувствовал, что скоро такими темпами он может потерять любимую, и решил действовать.

Уговоры, разумеется, не сработали. Жена обвинила его в сексизме, газлайтинге и ментальном терроре. Неизвестные слова только еще больше пугали Толика, и он решил обратиться за помощью.

Продюсер выслушал Мохова и назвал сумму, которую тот может оплатить, чтобы его супруге перекрыли доступ ко всей эстраде на стадии зародыша. Толик и не представлял, что курс его жены так сильно взлетел со дня их свадьбы. Таких денег у него, конечно же, не было, а за спасибо продюсер семью спасать не желал и даже наоборот, сказал, что певунью надо отпустить, а то задохнется в тисках вялого патриархата.

Толик собирался набить ему морду, но побоялся, что может проиграть в битве, и решил попробовать другой метод. С тещей у них были холодно-сдержанные отношения, как у страховой компании и автомобилиста. Раз в год встреча была неизбежна, и каждый терпел ее с достоинством. Толик рассказал о проблеме, слегка приукрасив. Намекнул теще на внуков, что будут расти без стремительно обретающей популярность матери, на себя, построившего этот брак с нуля, и на то, что все артисты обязательно заканчивают где-то в наркодиспансерах.

Теща со скучающим видом выслушала эту полуторачасовую презентацию и спокойно сказала:

— Да не мути ты воду. Это у нее второй переходный возраст.

— Чего-чего? — нахмурился Толик.

— Наследственный феномен. В тридцать семь у нас в роду все женщины ударяются в творчество. Она же в день рождения запела?

Толик задумался и вспомнил, как жена год назад задула свечи на пицце и вдруг ни с того ни с сего пропела что-то про «попытку номер пять», и кивнул.

— Ну вот. Это тебе еще повезло, что она поет. Я в ее возрасте вела кулинарную колонку в журнале «Крестьянка», а моя мать увлекалась таксидермией, причем сама добывала материал. Как вспомню всех этих несчастных белочек, барсучков… Как-то раз даже на волка замахнулась. В общем, жди, пока ей тридцать девять стукнет, а там само пройдет.

Толик всегда чувствовал, что теща — человек из параллельной реальности, и лишний раз убедился, что обсуждать с ней серьезные вещи этого мира бесполезно.

Через полгода у супруги вышло семь хитов и нормальный клип, в котором не было занавесок и мимо не пробегал с жалобами вечно голодный кот. Близились первые гастроли. Дети, в отличие от отца, очень гордились матерью и желали ей если не платиновый альбом, то хотя бы дюралюминиевый. Мохов знал, что как только жена выйдет из квартиры с чемоданом, то уже вряд ли вернется. Деньги и слава любого сведут с пути целомудрия, особенно если путь состоит из старой трехкомнатной квартиры на периферии, работы на почте и мужа — водителя трамвая.

Гастроли получились успешными. Двадцать концертов пролетели как один. Моховой подпевали, просили автографы, дарили цветы. Ее песни быстро становились народными, но Толик не мог разделить радость, хотя все тексты были посвящены ему. А потом, когда тур закончился и продюсер предложил подписать контракт на три года, Мохову как подменили.

— Нет, нельзя мне на три года. У дочери в следующем году выпускной в девятом классе, а с младшим надо к соревнованиям готовиться и математику подтянуть — троек нахватал. Без меня они не справятся. Да и с почты звонили, говорят, что мой отпуск за свой счет затянулся.

— Оля, какая почта? Какие тройки? У тебя все шансы пробиться в хит-парад «Радио Дача», а там не за горами и «Милицейская волна»!

— О, точно! Еще же и дача на носу! Толик-балбес там все цветники нарушит без меня. Всё, я закругляюсь, пишите письма, звоните. Будет время — приезжайте в гости.

С этими словами Оля Мохова покинула студию звукозаписи и, взяв такси, отправилась домой.

— Так ты вернулась? — не верил своим глазам Толик.

— Вернулась.

— Насовсем?

— Насовсем.

— А как же большая сцена? — не мог поверить своему счастью Мохов.

— Не такая уж она и большая. А с Варум мне все равно не спеть, так как она уже не выступает. Так что я решила: хватит. Надеюсь, ты хотя бы торт догадался купить? Или опять пиццей отмечать будем? — в глазах жены читалась угасающая надежда.

— Обижаешь! — после небольшого замешательства ответил Толик. — Торт, шампанское, виноград! С днем рождения, родная! — он страстно поцеловал жену, параллельно обуваясь. — Я только до магазина сбегаю, корм надо коту купить, а ты пока прими ванну. Устала, наверное, с гастролей.

— Ага. Устала. Ладно, — снисходительно улыбнулась Мохова, — беги в магазин и шампанское не забудь. Эх, Анатолий, Анатолий, где конец твоих историй… — напевая себе под нос, она отправилась в душ.

Александр Райн

Друзья, 4 апреля у меня концерт в Калининграде а девятого в Твери, жду вас! Подробности можно глянуть в моем телеграме https://t.me/RaynAlexandr

— Не трогай шторку, — с напором повторил странный тип и чихнул. С волос в разные стороны посыпалось что-то белое. Оказалось, что это не седина, а шпаклевка.

— Тебе чего, пугало? — спросил Валера.

— Мне нужно, чтобы ты просто вышел и никогда не возвращался в этот магазин. Послушай, у меня мало времени, я вернулся в прошлое, чтобы предупредить тебя.

— Ты псих? — спросил Валера, сделав шаг в сторону.

— Станешь тут психом, — тяжело вздохнул человек. — Я — это ты, только через десять месяцев.

Валера внимательно вгляделся в лицо, которое скрывалось за слоем штукатурки и обойного клея, и, кажется, увидел какие-то знакомые черты.

— Послушай, — продолжил незнакомец. — Как только ты купишь эту шторку, будет запущен необратимый процесс.

— О чем ты?

— Не перебивай! Ты принесешь ее домой, начнешь вешать и поймешь, что штанга совершенно не подходит. Тогда-то ты и вернешься в первый раз… — от голоса мужчины повеяло такой безысходностью, что у Валеры пересохло во рту. — Ты вернешься сюда за другой штангой, и тут же станет ясно, что они с новой шторой совершенно не подходят под старую ванну. Это будет первый минус на кредитной карте. Ты купишь ванну-джакузи, но гидромассажу порадуешься очень нескоро. Под старой ванной обнаружится отсутствующая часть пола, которую раньше скрывали декоративные экраны. Ты, конечно же, захочешь все сделать по-человечески. Ну и раз уж ванну все равно сняли и ты все увидел, то надо бы доделать пол. Но подходящей плитки в магазинах не окажется, и ты решишься на полную замену. За ванной потянется унитаз…

— Но я не… — хотел снова вступить Валера, но ему не позволили.

— Вирус ремонта уже будет не остановить! Зараза перебросится на стены, потом переползет на потолок, а там и на дверь. Ты готов полгода закрываться занавеской, ходя в туалет? — в глазах мужчины появились проблески безумия. — Я уже пережил это во время ежегодного нашествия тещи и тестя.

Валера вспомнил своего тестя — любителя мексиканской и вьетнамской кухни, и у него непроизвольно задергался глаз.

— Проявив слабость перед санузлом, ты станешь легкой добычей для голодного до креатива коридора.

Валера слушал, а сам косился на проходящих мимо людей, которые с невинным видом расхаживали по магазину и даже не подозревали, какой опасности подвергается их согражданин и, возможно, они сами.

— Всё начнется с выключателей. Несмотря на то что они отвечают за свет и вытяжку в ванной комнате, находятся эти клавиши за ее пределами. Электрика — это следующий виток.

Мужчина с валиком умолк на секунду. Кажется, воспоминания причиняли ему боль. Но, собравшись с силами, он продолжил:

— Меняя выключатель, ты поймешь, что подрозетники слишком сильно разбиты и ничего внутри не держится, а старая алюминиевая проводка никуда не годится. Тогда-то и начнется великий процесс соседского разлада! С женой, кстати, тоже будет непросто. Ее эта хворь накроет в три раза сильнее… — на лице путешественника во времени проявилась злобная ухмылка.

Валера огляделся по сторонам. Его жена задержалась где-то в обойном отделе. Дрожащей рукой он потянулся за телефоном, чтобы позвонить ей, но сеть в магазине работала плохо.

— Да-да, ты правильно переживаешь. Она включится в процесс сразу после того, как ты проложишь первую штрабу, и станет ясно, что следующий этап — это стены. Жену точно не устроят те обои и то освещение, что ты выберешь. Ванная отойдет на второй план, а сюда, — он развел руками и затряс ими, — ты будешь приходить как на работу.

Валера хотел сделать шаг в сторону выхода, но его страшная копия вцепилась ему в руку.

— Это не всё. Как только ляжет первый плинтус, ты навсегда возненавидишь углы и повороты, которым не будет конца и края. В какой-то момент ты решишь, что надо остановиться и просто прекратить, но не сможешь. Ты будешь пытаться переложить часть дел на наемного специалиста, начнешь с ванной. Он разложит инструмент, сделает разметку, приготовит клей и, возможно, даже вырежет под углы несколько плиток. Он пообещает сделать все быстро и качественно, а потом у него зазвонит телефон, и он сорвется на другой заказ. По его словам, он отлучится всего на полчаса. Больше вы с ним не увидитесь. А тем временем ты уже будешь есть кашу со вкусом гипсовой крошки и ароматом жженого полипропилена, так как ремонт кухни будет идти полным ходом.

Тут мужчина загоготал как истинный безумец.

— Но… Но как ты попал в прошлое?! — уже почти не сомневаясь в словах этого страдальца, спросил Валера.

— Переместиться в прошлое проще, чем закончить проклятый ремонт! Однажды ты решишь заменить стеклопакет и перестеклить балкон… Монтажники при замене старых окон обнаружат такой древний утеплитель, что, прикоснувшись к нему, можно нечаянно вломиться в пространственно-временное поле, откуда тебя отфутболит в любой промежуток твоего прошлого. Мне повезло, я вернулся к началу, — мужчина показал рукой на шторку с котиками. Валера глянул на нее и с трудом проглотил комок в горле, а когда повернулся, посланник из будущего уже исчез.

— У нас к этим шторкам есть отличные штанги, — раздалось сбоку. — Помочь подобрать?

Валера взглянул на консультанта и с криком бешеного мула бросился от него прочь. По дороге он зацепил свою жену, разглядывающую люстры.

***

— Костя-я-я, там какой-то мужчина пытался руками раздвинуть отключенные автоматические двери, а когда охранники пытались его утихомирить, кричал, что ему нужно срочно бежать и спасать свое будущее, а ремонт — это от лукавого. Это не твоих рук, часом, дело? — строго спросила жена у мужчины с декоративным валиком в руках, когда тот складывал в телегу малярный скотч и грунтовку.

— Не представляю, о чем ты, — изображая задумчивость, ответил тот.

— Костя, завязывай ты уже незнакомых людей кошмарить своей чушью про будущее и ремонты!

— Я человеку жизнь спас. Он мне потом спасибо скажет, что не ввязался в этот ад.

— Ты бы лучше столько сил на изучение инструкций тратил, и тогда нам бы не пришлось потом половину тех жидких обоев от стен отдирать. Пойдем, надо направляющие для звукоизоляции купить.

Костя тяжело вздохнул и закинул в телегу еще несколько товаров. Заметив, что их с женой разговор с интересом слушают какие-то молодые люди, он повернулся и страшным голосом, от которого по телу проносится дрожь, произнес:

— Бегите. Бегите отсюда и не оборачивайтесь!

Александр Райн

Друзья, приходите на мои концерты: 4 апреля в Калининграде, 9-го в Твери, 12 в Москве и 25 апреля в Петербурге. Информация в телеграм канале https://t.me/RaynAlexandr