AlexandrRayn

В город приехала ярмарка. Ничего особенного: те же товары, что и везде, только с припиской «Натуральное» или «Местное производство» и на пятнадцать процентов дороже, чем в магазинах. Люди лениво слонялись туда-сюда, пробуя на вкус сырокопченую колбасу, разносолы, наливки. Из динамиков звучала музыка, на сцене разыгрывалась хлебная корзина и блендер, возле тандырной из-за лепешек ругались грузные тетки с большими пакетами, из которых торчали веники зеленого лука.

— Павловская молочная продукция! Башкирский мед! Дагестанский урбеч! Тульский пряник! Ленинградская корюшка! Московские цены! — звучало с разных уголков ярмарки. Каждая палатка сияла красивой вывеской, источала запахи и всячески старалась привлечь как можно больше людей. И только одна неприглядная стоечка с совершенно бесцветным молчаливым человечком и такой же неприветливой табличкой «Дегустация эмоций, чувств и ощущений» выделялась на общем фоне.

— Негусто у вас как-то, — заметил молодой человек, которого держала за руку привлекательная барышня. Второй рукой девушка то и дело засовывала в рот и вытаскивала обратно разноцветный леденец. — А что дегустировать-то?

— А всё, что вашей душе угодно! — улыбнулся промоутер — мужичок средних лет в сером фартуке и серой кепке, надвинутой на густые рыжие брови. — Будущие отношения, родительство, одиночество, измены, дружбу. Короче говоря, прежде чем хлебнуть сполна, выпей капельку сперва, — заговорил он стихами собственного сочинения. — Помогает от необдуманных решений и неблагоприятных последствий. Вот вы, например, планируете семейную жизнь? — посмотрел мужчина на молодых людей без колец на безымянных пальцах.

— Ну мы… э-э-э, — замялся было парень.

— Планируем, — уверенно ответила за него девушка, вытащив изо рта леденец.

— А вы опробуйте для начала, каково это на вкус, — предложил промоутер и стукнул о стойку донышком бутылки, внутри которой плескалась темная жидкость, а затем вытащил и поставил рядом две небольшие пластиковые стопочки.

— Фигня какая-то, мы сами разберемся. И так понятно, что мы подходим друг другу и всё будет хорошо, — поморщился парень от вида неизвестной бормотухи и уже повернулся, чтобы уйти, но девушка его остановила, придержав за локоть.

— Мы хотим попробовать, — строго заявила она. Молодой человек тяжело выдохнул, но спорить не стал.

Мужчина за стойкой кивнул и, откупорив бутылку, наполнил стопки до краёв.

— Отпейте понемногу, а затем поменяйтесь, — проинструктировал он молодых людей.

— Ну, за будущих Воробьевых, — поднял стопку парень, и девушка, широко улыбнувшись, чокнулась с ним. Оба выпили по чуть-чуть.

— На вкус как малина, — облизал губы молодой человек. Его спутница согласно кивнула.

— Меняйтесь, — кивнул промоутер.

Пожав плечами, молодые люди обменялись стопками и тут же отхлебнули. Их лица изменились, как только жидкость прошла через горло каждого.

Повисло молчание. Молодые люди задумчиво и синхронно облизали губы. Они словно боялись повернуться друг к другу и взглянуть в глаза.

— Ну как? — спросил мужчина за стойкой.

— Слушай. Что-то вообще не малина, — обратился молодой человек к своей спутнице.

— Да, горечь какая-то, — согласилась та. — У меня прям горло обожгло, и внутри такое чувство, словно меня чего-то лишили. Не знаю, как описать, я будто в тюрьму попала. Привкус заточения. Странно, но почему-то именно это сравнение в голову пришло, — задумчиво произнесла девушка, продолжая облизывать губы. — Мне как будто каменной пыли со ржавым железом намешали и всё это разбавили постной гречкой, а затем в блендере перемололи.

— Странно, у меня такого нет, — пожал плечами молодой человек. — Всё еще привкус малины, но какой-то ненастоящий, пластмассой отдаёт. У меня тут еще немного на донышке, хочешь попробовать? Может, тебе понравится? — он протянул девушке остатки своей порции.

Допив, она поморщилась еще сильнее.

— Фу, дрянь какая, больше не хочу! — она бросила стопку на стойку и прикрыла рот рукой, а затем спросила: — Это что, вот такой вот вкус у нашей будущей семейной жизни?

— По всей видимости, — ответил мужчина за стойкой, убирая бутылку.

— Мне не нравится, — холодно заявила девушка и отпустила руку молодого человека, а затем, поежившись, добавила: — Слушай, Паш, я пойду кофе попью с подругой, а лучше коктейль махну, мне нужно этот вкус перебить чем-то. Я тебе позвоню позже. Завтра, ладно?

Не дожидаясь ответа, она убежала.

— Вы нафига это сделали? — разозлившись, молодой человек ударил кулаком по стойке.

— Я ничего не делал, я дал вам попробовать на вкус ваше будущее. Каждый ощутил то, что ощутил. Вы, как я понял, — предательство и подмену ожиданий, ваша девушка — полное разочарование и ощущение заточения. Вот и подумайте, надо оно вам? Возможно, с годами всё это дело настоится, станет концентрированным, придется искать, чем или кем разбавлять.

— Ужас какой… — побледнел молодой человек. — Пожалуй, надо подумать, спасибо… — повесив голову на грудь, он направился прямиком к выходу.

Следующей к стойке подошла женщина лет пятидесяти с двумя огромными пакетами, до отказа набитыми разными продуктами: колбасой, копченой рыбой, разносолами.

— А чё это у вас тут? — спросила она с любопытством.

Мужчина в кепке объяснил смысл дегустации, и женщина, поставив пакеты, изъявила желание отведать жидких чувств.

— Плесните-ка мне пятьдесят граммов материнской заботы. Сын с невесткой, видите ли, от мяса и от мучного решили отказаться. У Оксаночки этой то аллергия, то диета, то новомодное питание! Не понос, так золотуха. Придумала какую-то ерунду и сыночка моего заставляет вместе с ней страдать, — огорченно мотала головой женщина. — Я вот планирую к ним поехать в отпуск на недельку, а то непонятно, чем они там питаются. Святым духом небось. Наготовлю и ни копейки не попрошу, — гордо заявила она.

— Понял вас. Не могли бы вы дыхнуть в стаканчик, чтобы я смог настроить напиток на вас?

После того как женщина выполнила условие, бармен достал из-под стойки несколько разноцветных бутыльков и, смешав жидкости, налил в стакан, на стенках которого сохранился налет дыхания. После он добавил немного льда, чтобы убавить градус концентрированной заботы, а затем сдобрил взбитыми сливками. И всё равно женщина сильно поморщилась, сделав всего один глоток.

— Тьфу, дрянь какая, — плевалась она. Достав из пакета бутылку воды, женщина прополоскала горло. — Я этот вкус узнала. Теплое молоко с маслом. В детстве, когда отец брал меня с собой на рыбалку или по грибы, вместо чая в термос молоко горячее всегда наливал. Я просила его этого не делать, а он знай своё. Говорил, что полезно, что я ничего не понимаю, мол, маленькая еще. Фух, аж до тошноты, — женщина смахнула рукой проступившую испарину со лба. — Хотите сказать, что для них моя забота — такое же молоко? Что я, мол, как лучше хочу, а сама упрямая, как мой папка был? — разворчалась женщина.

— Вы сами такие вывод сделали, — заметил промоутер.

— Знаете, не поеду я к ним. Раз такое дело, пусть сами решают, что им есть, а что не есть. Взрослые уже. А захотят меня проведать, так приедут, — бубнила женщина, освобождая место для следующего человека в очереди.

По ярмарке прошел слушок о необычной дегустации, и любопытных возле стойки становилось всё больше.

— У меня тут мысль попробовать кардинально сменить профессиональную деятельность. Есть у вас что-то со вкусом перемен? — спросил толстощекий мужчина в камуфляжном кителе и протянул руку, куда ему через минуту сунули зеленоватый коктейль в пол-литровом стакане. — Вкус какой-то слишком незнакомый. Пугает, — причмокивая, бубнил дядька, делая глоток за глотком. — Я, пожалуй, поспешил с решениями. Не готов я вот так с обрыва вниз. На нашем комбинате мне спокойней, да и потом обратно хрен устроишься — не возьмут предателя. Спасибо.

Он поставил стакан и, сделав шаг в сторону, набрал номер начальника.

За день через стойку с дегустацией прошло ни больше ни меньше — треть посетителей ярмарки. И далеко не все получали противные на вкус коктейли, шоты или крепкие и горькие, как эспрессо, чувства. Были и те, кому от сладости сводило зубы; другие чувствовали перчинку и экзотические нотки, когда захотели узнать, что такое иметь любовницу или любовника; кому-то человек в кепке просто насыпал в стакан льда, когда люди спрашивали, что будет, если они возобновят отношения с бывшими партнерами.

Под конец дня подошли мужчина и женщина: на вид обоим лет по сорок. Им нетерпелось узнать, что это за ощущения — быть приемными родителями ребенку из детского дома.

— Знаете, мы ведь даже не расписаны. Считай, просто сожители, — признались будущие опекуны промоутеру. — Детей ни у кого не было. Страшно очень.

— Это не моё дело, — тактично ответил тот и вежливо улыбнулся, разливая чувства по стопкам.

— А я думала, вы тут боретесь за чужое счастье, — хмыкнула женщина.

— Я? — удивился промоутер. — Нет, я вообще не вмешиваюсь. Вы сами принимаете решение. Я даже не даю советы. Ну разве что, кроме как хорошенько подумать. Но это просто акт вежливости и слоган нашей торговой марки.

Дегустаторы сделали по глотку и поморщились.

— Ну как?

— На вкус будто недоспелое яблоко, вымоченное в лимонной кислоте, — вытирая губы, оценил мужчина. — Слушайте, а сюда можно добавить что-нибудь?

— А что бы вы хотели добавить? — оживился промоутер.

— Ну что-нибудь сладенькое.

— Можно заботы немного подлить, — кивнул промоутер и плеснул из небольшого красного пузырька.

— А еще? Чтобы не такое вязкое было, — попросила женщина.

— Легко. Давайте добавим щепотку взаимопонимания.

— Ну и пряностей каких-то, что ли, — нюхнул стопку мужчина.

— Ага, — поднял палец вверх бармен в кепке, — выжмем в напиток любви и самопожертвования.

Смешав все в шейкере, он заново разлил по стопкам напиток и присыпал сверху сахарной пудрой.

Посетители сделали по глотку и, облизав губы, довольно улыбнулись.

— Слушайте, то что надо, — почти в один голос ответили они.

— Ну вот. Видите, всё не так плохо.

— А почему вы сразу не предложили добавить что-то? — нахмурился мужчина. — Мы же видели, как многие опускали руки, едва попробовав на вкус свои будущие начинания и отношения.

— Значит, для них проще бросить всё, даже не попытавшись добавить что-то в состав. Я не по технологическим картам смешиваю — каждый сам решает, что добавить, — пожал плечами промоутер, собирая пустые бутылки и одноразовую посуду в большой мешок и протирая липкую стойку.

— Но ведь вы им не подсказали даже, что так можно!

— Знаете что… — мужчина снял фартук, сложил его в рюкзак и только потом сказал: — В таких делах любой советчик — враг. Тем более человек со стороны. Никто не запрещает работать над своими собственными проблемами, тем более над теми, которые только ожидаются. Было бы желание. Вот, к примеру, сегодня приходила женщина, которая хотела учить жизни своего взрослого сына и невестку. А когда поняла, какова на вкус ее забота, не придумала ничего лучше, чем гордо уйти в тень. Вкус обиды на ее губах будет только усиливаться с годами. Она могла бы приготовить то, что порадует детей и приехать к ним с гостинцем, предварительно согласовав дату, но не захотела из-за гордости. Как я должен ей объяснить очевидные вещи? Каждый сам выбирает, что будет в его стакане. А вас я поздравляю. Вы будете замечательными родителями.

— Спасибо большое. А что мы можем у вас купить? — спросила женщина, горячо пожимая руку промоутера.

— Я ничего не продаю, только даю попробовать. Наша компания планирует запустить массовое производство этих напитков. Представляете, сколько необдуманных поступков получится предотвратить! А сколько семей спасти от разводов!

— Но ведь эти люди просто никогда не женятся…

— А разве это плохо, если они не готовы бороться за свое семейное счастье? — подмигнул мужчина.

— Наверное, нет.

Попрощавшись с промоутером, пара поспешила к палатке с медом, которую тоже начинали сворачивать. Мужчина посмотрел им вслед, а затем достал из внутреннего кармана личную флягу и, открутив крышку, произнес:

— Хорошо, когда живы те, с кем еще можно строить отношения и вместе перепробовать сотни разных вкусов.

Он сделал затяжной глоток и, вытерев резко подступившие слезы, покинул ярмарку, никому так и не поведав, что этот чудо-рецепт он разрабатывал в надежде уничтожить собственные чувства, изнуряющие его душу, но ошибся в расчетах и сделал совершенно иное открытие…

Александр Райн
мой тг канал https://t.me/RaynAlexandr

Федоров шел домой темными пустынными дворами, скрывая лицо плотным капюшоном и стараясь не попадаться на глаза редким прохожим. Костяшки пальцев всё еще саднило, а с потрескавшихся губ, словно на повторе, беззвучно срывались одни и те же ругательства.

— Да уж, натворил ты сегодня дел, Федоров, — раздался чей-то незнакомый голос.

Федоров остановился и повернул голову. Ночной ветер гонял по асфальту пакет-маечку, из окон серых пятиэтажек доносился звон посуды, гремели заставки сериалов, плакали дети; вдалеке на объездной трассе гудели фуры, но ни одной живой души вокруг не было.

— Кто тут? — спросил он и сжал в карманах кулаки — единственное свое оружие.

— Ты идиот, Федоров. Смысл скрываться, если тебя всё равно камера наблюдения засняла? — снова раздался голос, хозяин которого оставался за гранью видимости.

— Че ты шкеришься? — рявкнул Федоров, стреляя мутным взглядом по темным углам и кустам. — Выходи, поговорим по-мужски! Или ссышь?

— Не ссу, — спокойно ответил голос, и через секунду из густого мрака возникла мужская фигура: одежда и лицо были обычными — темными и незапоминающимися, а всё внимание приковывали желтые змеиные глаза. — Здравствуй, друг прекрасный, — расплылся в самодовольной улыбке мужчина.

— Че хочешь, пугало? — злобно оскалился Федоров и еще крепче сжал кулаки.

— Поговорить хочу, дело у меня к тебе. Серьезное. Ты же серьезный человек? — спросил незнакомец, глядя немигающим взглядом прямо в глаза Федорову.

— Серьезный, — уже не так уверенно ответил тот, шмыгая замерзшим носом.

— Во-от, а с серьезным человеком — серьезный разговор. Давай-ка пройдемся, — кивнул желтоглазый вбок, и Федоров, сам не понимая почему, повиновался.

Они шли рядом, нога в ногу, практически касаясь друг друга плечами. Воздух из ноздрей незнакомца выходил плотным паром.

— Послушай, я не буду ходить вокруг до около, нет у меня ни времени, ни желания, — продолжил желтоглазый. — Я — Люцифер. Король Ада. Князь тьмы. Падший ангел. Понимаешь, о чем речь?

— Ты ля! Меня за дурака, что ли, держишь? — повернул голову Федоров, но тут заметил, что они уже прогуливаются не по знакомому спальному району с малоэтажными панельными домами и пестрыми вывесками «Озон» и «Бристоль», а среди дымящих, заполненных серой кратеров: безжизненные окаменелые земли тянутся до горизонта, а с грозовых небес, словно черные снежинки, медленно падают души грешников.

Федоров взвизгнул от страха, словно поросенок, который понял, что его пришли колоть, и бросился креститься. Незнакомец посмотрел на него и, звонко щелкнув языком, вернул город на место.

— Вопрос закрыт?

Федоров, судорожно сглотнув, закивал.

— А креститься правильно справа налево. Перейдем к делу. Жить тебе осталось недолго. Только не надо вешать свой сопливый нос: всё не так плохо, как ты думаешь. Я здесь для того, чтобы помочь.

— Да ты же главный злодей! — вспомнил Федоров.

— Сам ты, дурень, злодей, — рявкнул Люцифер, и асфальт под ногами пошел трещинами.

Мужчина зажмурился от страха и вжал голову в плечи.

— Ну ладно, прости, что напугал. Согласен: я заслужил такую репутацию, — успокоился Люцифер. — Но всё давно в прошлом, понимаешь? Я натворил дел, но это было тысячелетия назад. Дальше само как-то пошло по накатанной, люди и без меня справляются. Я уже давно никого ни на что не провоцирую… Короче, возвращаясь к делу. Ты скоро умрешь, но… Федоров, ау, ты слушаешь? Хватит рыдать. Ты умрешь, но попадешь в рай!

— Правда, что ли?! — просиял Федоров, вытирая слезы рукавом куртки.

— Правда. Но только если сможешь себя пересилить и откажешься через месяц от предложения своих дружков-идиотов от налета на инкассацию. А лучше всего, если ты предупредишь соответствующие органы о налете. Сделай доброе дело, а лучше сделай их как можно больше. Раскайся в своих грехах, извинись перед парнем, которому сегодня нос сломал в караоке, верни ему часы, долги все раздай, накорми голодного, приюти бездомного… Ну, короче, месяц у тебя есть на то, чтобы заработать билет в рай, а я подсоблю со своей стороны, чем смогу. Потом — тромб, последний вздох и аля-улю, — щелкнул языком Люцифер, как бы поставив точку.

— Без вариантов? — с надеждой спросил Федоров.

— Сто процентов.

— А тебе-то какое до меня дело? — подозрительно спросил мужчина.

— Мне нужно, чтобы ты письмо наверх передал.

— В смысле? Бумажное, что ли?

— Нет. С этим-то и проблема, — тяжело вздохнул Люцифер, — придется голосовое сообщение отправить. Сейчас мы с тобой его наизусть заучим, там ничего сложного. Сделаешь? Как у вас принято говорить — по-братски. Услуга за услугу.

— А чего ты не попросишь того, кто точно попадет в рай?

— Они меня не слышат, мы на разных частотах. А ты на грани, фифти-фифти. Уникальный ты, Федоров, — толкнул Дьявол мужчину в плечо по-дружески.

Они вышли к небольшому скверику и остановились возле покосившейся скамейки, приваренной к слепому фонарю. Люцифер щелкнул пальцами, и лампочка засияла тусклым светом.

— Что за письмо? — спросил Федоров, переварив информацию.

— Ты отца любишь? Помнишь, как в детстве с ним на рыбалку, за подосиновиками, как в Челябинск на его семерке ездили к бабке?

— Ну да, помню, люблю…

— Ну вот. И я своего люблю. Правда, он и твой тоже, и вообще, он всем нам отец, но этим я тебе сейчас голову не буду забивать.

— То есть прям Ему передать сообщение? — показал Федоров пальцем на безоблачное небо.

Люцифер кивнул.

— Соображаешь. Помоги, дружище.

— Таки дружище? — скрестил мужчина руки на груди.

— Конечно. Я как впервые тебя увидел, сразу понял, что ты правильный пацан, что есть в тебе зачатки человека с большой буквы «Ч». Мы с тобой общий язык с полуслова нашли, ты заметил?

— Ага, — разомлел Федоров от такой знакомой ему с детства манеры общения и от приятных слов и протянул руку. — Друзья?

— Друзья, — ответил Люцифер на рукопожатие. Фёдоров отдернул руку, почувствовав сильный жар. — Ну что, давай учить?

— Давай, друг, — широко улыбнулся Федоров, и его новый знакомый, достав из кармана лист бумаги и направив к свету, начал читать:

— «Дорогой Отец, это я, твой изгнанный сын Люцифер. Мне бы хотелось так много сказать тебе и попросить прощения за всё, что я сотворил, но, боюсь, что на это не хватит вечности». Повтори, — попросил Люцифер.

И Федоров повторил. С седьмого раза.

— «Я хочу вернуться. Я хочу исправиться. Я искренне сожалею о том, что хотел быть как Ты, но, умоляю, не вини, ведь каждый ребенок хочет быть похож на отца. Дай мне шанс искупить вину. А если не справлюсь, то уничтожь меня с концами», — так заканчивалось письмо Люцифера на небо.

Федорову потребовалось два часа за запоминание, но, в конце концов, текст отлетал от его кривых зубов.

— Повторяй каждый день, чтобы ничего не забыть, и никаких импровизаций, усвоил? — спросил напоследок Люцифер и загасил фонарь.

— Да, братан, усвоил, спасибо тебе! — крепко обнял счастливый Федоров князя Ада.

Разошлись они в приподнятом настроении.

Месяц для Люцифера тянулся дольше, чем половина тысячелетия. Он без конца прибирался в своем печальном дворце, гоняя пепел из угла в угол, рассеянно отдавал приказы, готовился к самой знаковой встрече в жизни и начищал до блеска замо́к, который собирался повесить на вратах преисподней. Он не наврал тогда в своем письме. Осознание вины пришло уже очень давно, и больше всего на свете он мечтал получить прощение, но осмелился просить его только сейчас. И вот, когда момент настал, он нашел подходящего человека.

— Ваша милость, там к вам грешник какой-то рвется, говорит, что вы с ним знакомы, требует аудиенции, — постучался как-то в покои Люцифера бес-прислужник.

— Грешник? Знакомый? Ко мне?!

— Федоров его фамилия, Ваша милость.

— Как Федоров? Он здесь?! — оборвалось дыхание у Люцифера. — Но он же… Он должен был!..

Тут двери огненного дворца открылись и, отбиваясь от чертей, на порог явился Федоров.

— Дружище! А вот и я!

— Федоров! Ну етить твою налево, как так?! Что ты здесь делаешь?! Мы же договорились! Ты в раю должен быть! — задыхаясь от негодования, кричал Люцифер.

— Слушай, я тут подумал, ну а что мне рай? Кто у меня там? Ни друзей, ни знакомых путных. Родители? Так мне с ними скучно. А тут у меня братан — сам повелитель Ада, — кричал радостно Федоров, окидывая взглядом владения Люцифера. — Мы же друзья, ты сам сказал. Вот я и подумал, всё взвесил. Решил, что повыгоднее будет у вас тут. Так ведь, братан, а?

— Эх, Федоров, Федоров… — Люцифер уселся на черный пол и, повесив голову, достал письмо, чтобы бросить его в огонь. — Ну что ты за человек? Я теперь еще тысячу лет не осмелюсь. Ладно, иди выбирай себе кратер: серный, соляной, хлорный...

— Как кратер?! Мы же друзья! Ты сам говорил!

— Так я и говорю: выбирай…

Александр Райн

(заходите в гости https://t.me/RaynAlexandr)

— Когда можно приехать за номерами? — небрежно спросил Фролов, позвонив по объявлению.

— Здравствуйте. За номерами?.. Так я же машину продаю… — удивилась женщина-продавец.

— Ведро с гайками себе можете оставить, а мне номера нужны. Откуда они у вас такие, если не секрет?

— Из ГАИ, когда оформляли, нам их там и выдали… — не понимала сути вопроса женщина. — А вам зачем номера? Машина же на ходу еще. Муж говорил: подварить, подкрасить, пыль с панели протереть и еще лет пятнадцать можно ездить.

— Хорошо, — Фролов старался держаться холодно и не выдавать переполняющую его радость, — через час готов приехать забрать.

— Ой. Ну… ну приезжайте, я сейчас тогда салон пропылесошу.

— Ок.

Фролов был тот еще щеголь: золотой ребенок, пафосная молодежь. Брендовая одежда, брендовая техника, брендовые девицы. Внимание и уважение для него являлось жизненной необходимостью — без этого он чах и терял самоуверенность. А тут такой крутой автомобильный номер по цене прошлогоднего айфона. Нужно только доехать до какой-то мухосрани. Хорошо, что в мире остались ограниченные идиоты.

Через час Фролов уже стоял возле белых «жигулей» с ярко-красными полосками. На заднем стекле машины прицелом выделялся крест, а на дверях — выцветшая надпись: «Медицинская служба». Но главным здесь был хромированный бампер, гордо держащий драгоценный номер «Т333ТТ».

— Муж всегда говорил, что ТТТ — это тьфу-тьфу-тьфу, он после каждого вызова плевал так через плечо, — с наивной улыбкой объясняла полненькая и вспотевшая от уборки салона хозяйка. — Он на этой машине двадцать лет фельдшером отработал у нас в городе. За свой счет ее покупал, сам за рулем ездил.

— Угу, угу, — без интереса кивал Фролов, прикидывая, как бы ему поскорее оторвать благородные цифры и буквы от этой скверны на колесах.

— Вы, кстати, молодой человек, можете и сами на ней еще поработать. И клеить ничего не нужно, — женщина пальцем придавила отошедший край буквы «ж» в слове «служба», но тот снова отлип.

— Спасибо, — рыгнул Фролов и отсчитал наличку.

Через два дня на пункте скупки металлолома от машины оторвали двери с надписями, сняли стекла, вытащили все органы и еще живые сиденья, а затем обескровленную и выпотрошенную «четверку» без какого-либо уважения расчленил газовый резак.

Очищенный и обновленный номер теперь красовался на новеньком кроссовере, подаренном Фролову родителями на окончание института.

После оформления машины Фролов решил сделать круг почета по городу, чтобы оповестить весь белый свет о своем приобретении. Горячая кровь бодро циркулировала по молодому организму, и правая нога Фролова работала как пресс, вдавливая педаль газа в пол и заставляя стрелку спидометра быстро ползти вверх.

Красные сигналы светофоров, камеры, пешеход, шагнувший на двухмерную зебру, — все эти препятствия и возможные штрафы вызывали у водителя лишь скуку, и он бессовестно игнорировал их. Но вот внезапное падение оборотов двигателя Фролов игнорировать не мог. Машина не слушалась, на грубости и другие истерики водителя не реагировала. Фролов давил на газ, словно пытался накачать надувной матрас ножным насосом, но машина тормозила и вот-вот должна была остановиться. Свернув с главной дороги, Фролов накатом добрался до каких-то гаражей, где машина окончательно заглохла.

Фролов крутил ключом, снова ругался, затем вызвал по телефону эвакуатор и собирался перемыть кости всему гарантийному отделу салона, где купил машину. Покинув автомобиль, он обошел его, зачем-то попинал колеса и собирался зайти за гаражи, чтобы немного растопить снег собственными жидкостями, как вдруг заметил возле ворот одного из гаражей чье-то тело.

«Задолбали эти бичи», — подумал Фролов и отправился за гараж делать свои грязные дела. Закончив, он снова взглянул на человека. Судя по одежде и гладко выбритому лицу, а еще дорогому телефону, лежащему рядом с мужчиной, это был никакой не бомж. Фролов подошел ближе и заметил валяющийся рядом увесистый лом. Очевидный вывод напрашивался сам собой: падение было делом рук коварной воды, но не огненной, как поначалу решил Фролов, а замерзшей. Дядька явно расчищал вход в гараж ото льда. Молодой человек попытался растолкать мужчину, но тот никак не реагировал. Нащупав пульс на скукожившейся от холода руке, Фролов достал из кармана телефон и набрал номер скорой.

— Ожидайте бригаду, — сухим голосом ответили ему по телефону и, дав какие-то вводные по первой помощи, попросили дождаться врачей. Но у Фролова и так не было выбора.

«Вот мне делать-то больше не… И надо же было этому корыту сломаться!»

Пока не земле остывал человек, у Фролова остывали его драгоценные понты.

Скорая не спешила, эвакуатор тоже; пострадавший не просыпался и менялся в цвете, как неопытный хамелеон. Снег белый, а мужик — синий. Фролов начинал психовать.

«Да чтоб тебя!»

С этими словами он открыл заднюю дверь своей машины и, не скрывая брезгливости, вцепился в мужчину. Приподняв его, молодой человек заметил красное пятно там, где только что лежала голова. Впервые в жизни вскрыв автомобильную аптечку, Фролов достал бинт и, периодически потирая свой текущий нос, сделал из мужчины Тутанхамона, забинтовав ему половину головы и лица, а затем затащил на заднее сиденье, обещая, что позже вышлет счет за химчистку.

Сев за руль, Фролов без какой-либо надежды крутанул ключом. Машина рыкнула, загорелись приборы, задула холодным воздухом печка.

— Че за прикол? — спросил у Вселенной водитель, но Вселенная промолчала в ответ.

Не желая больше тратить свое золотое время, Фролов поехал к ближайшей больнице, надеясь как можно скорее вернуться на свой воображаемый подиум.

Не без проблем и дополнительной ругани с персоналом, Фролов сдал болезного в травмпункт и, отменив скорую и эвакуатор, вернулся на главную дорогу. Включив погромче музыку, чтобы выветрить из памяти неприятные события, он мчался вперед, плохо подпевая голосам, льющимся из колонок. Не проехав и трех километров, водитель снова почувствовал неладное. Руль не слушался, поворотники включались сами собой, а тормоза, наоборот, не срабатывали. Машина шла юзом и игнорировала дешевые Фроловские угрозы продать ее за бесценок.

Всё произошло быстро и на глазах самого Фролова. Впереди, в трехстах метрах от светофора, на котором его машина остановилась, произошла авария. В одной точке пешеходного перехода сошлись две непредсказуемые стихии: таксист и курьер на электровелосипеде. Оба нарушили правила: один не пропустил пешеходов, спеша на заказ, другой тоже торопился на заказ и не спешился при пересечении улицы.

Фролов попытался свернуть, чтобы не приближаться к аварии, но машина знать ничего не хотела и тащила его прямиком к месту происшествия, с которого уже скрылся таксист.

Курьер был жив и изнывал от боли. Его рука была изогнута под прямым углом и напоминала ту самую букву, на которую начинаются многие плохие слова и популярная болезнь желудка.

Машина Фролова заглохла в метре перед потерпевшим.

Совершенно не понимая, что происходит, Фролов тоже вспомнил много слов на ту самую букву и адресовал их своей машине, дополнив прилагательным «китайское». А потом бросил еще пару слов в адрес уехавшего таксиста.

Курьер смог сам встать, а значит, травм с позвоночником у него, вероятно, не было, но от срочной госпитализации человек бы точно не отказался. Машина Фролова по-прежнему не заводилась. В голове парня возникла пугающая теория.

— Слышь, болезный, сядь-ка в машину, — обратился Фролов к курьеру.

Тот, кажется, намеревался отказаться, но Фролов намекнул, что недалек тот час, когда болеть будут обе руки, и курьер повиновался. Машина тут же завелась. Проклиная всё на свете, Фролов помчал в сторону больницы.

— Вы наш новый водитель, что ли? — спросила уже знакомая женщина в приемной.

— Тьфу-тьфу-тьфу, — сплюнул он в ответ и, поймав себя на страшной мысли, выругался.

Фролов мчал как безбашенный «шашист»: обгоняя, резко перестраиваясь и проскакивая перед трамваями. Он решил как можно скорее добраться до дома и оставить свои понты для обитателей парковки, надеясь, что завтра странная напасть его минует; но до завтра было еще далеко.

Фролов был готов в жизни ко многому: к большим деньгам, большой любви, большой популярности и большим перспективам, но вот к чему он не был готов, так это к тому, что придется принимать роды, а больше никого рядом для помощи не будет…

Фролов стоял на очередном светофоре, когда пассажирская дверь его машины открылась и на заднее сиденье взобралась женщина, готовая вот-вот явить миру нового человека.

— Вы кто? — спросил испуганно Фролов, не понимая, как вообще женщина смогла открыть заблокированную дверь.

— Я заказывала до третьего роддома, — обливаясь по́том, пыхтела женщина.

— Это не такси! — закричал Фролов, и женщина закричала в ответ, но то был крик безысходности, а не злости.

— Да вашу ж налево! — выругался Фролов и ударил по газам.

Впервые его навыки хамского вождения приносили пользу. Фролов нарушал все известные правила, а сзади готовилось что-то страшное. К роддому он подъехал вовремя, но столкнулся с самой непробиваемой, жестокой и принципиальной силой в мире — оператором шлагбаума. Фролова не пропускали, а сзади уже появлялся новый пассажир.

Роды прошли успешно. Подоспевшие к их окончанию врачи предложили юному «акушеру» перерезать пуповину, но тот лишь чудом не падал в обморок.

Через пару часов об этой истории уже знал весь город, а экстремальную езду Фролова засняли более пятнадцати камер, и записи эти транслировались по всему интернету. Штраф набежал приличный, Фролову даже светила уголовная ответственность. Но когда про пафосного водителя рассказал курьер и тот дядька, что потерял сознание, администрация города совместно с ГИБДД решили пойти на компромисс. Герою-лихачу дали выбор: лишение прав и условный срок или полгода работы водителем в скорой помощи за полноценную оплату плюс стаж в трудовой книжке.

Фролов подумал, что скрутит проклятые номера и, отработав положенный срок, вернется к своей привычной беспечной жизни, где за всё платят папа с мамой. Но когда в новостях написали, что пассажирка-роженица назвала в его честь сына, он изменил свое решение. Что-то в его ветреной, набитой исключительно самодовольством голове щелкнуло. Фролову понравилось быть героем. Впервые в жизни его уважали за дело, и это, черт возьми, было жутко приятно.

— У меня тогда тоже есть условие, — сказал Фролов. — Я буду работать на своей машине.

Александр Райн

— Сдачи не нужно, — сказал Филатов, протягивая пятитысячную купюру кассиру, когда та пробила мороженое.

— Спасибо, — искренне улыбнулась она, заглянув в глаза мужчины.

— Как думаете, мороженое вкусное?

— Понятия не имею, я за четыре тысячи мороженое не ем, — пакуя товар в пакет, ответила кассир.

— Я обычно тоже. Решил попробовать хотя бы раз в жизни, что там такое за четыре тысячи. Ощущение, будто в космос вот-вот слетаю, — усмехнулся покупатель.

— Что ж, завидую вашему грядущему открытию.

— Мне вот эта пятерка подсказала так поступить, — заговорщицки кивнул Филатов в сторону ещё открытой кассы.

Женщина достала банкноту и с наигранным любопытством покрутила в руке. Заметив надпись «Потрать на себя», сделанную шариковой ручкой, она улыбнулась:

— Хороший совет.

— Воспользуйтесь, — подмигнул Филатов и, забрав покупку, направился к выходу.

Дежурная улыбка кассира Ерёминой растаяла, как только раздвижные двери магазина сомкнулись за спиной Филатова. До конца смены оставалось пятнадцать минут, и улыбаться уже не было ни сил, ни желания.

— Аванс из кассы возьмите, — дала разнарядку управляющая в конце смены.

Ерёмина еще раз пересчитала деньги, сделала запись и отложила в сторону три купюры для себя, а еще ту тысячу, которую ей оставил последний покупатель в качестве чаевых.

Сдав кассу, она вышла в теплый вечер и направилась к дому. Впереди маячило два выходных, один из которых Ерёмина собиралась провести в постели. Спина гудела от напряжения и требовала покоя.

Дома Ерёмина мысленно составила список покупок на завтра и достала деньги из кошелька, чтобы просто взглянуть на них.

— Да уж, не разгуляешься.

«Потрать на себя» — прочитала она надпись, перевернув одну из бумажек и, улыбнувшись наивности совета, уснула.

***

Утром Ерёмина встала с кровати, привычно кряхтя от боли. Под матрасом, не иначе, поселился какой-то инквизитор с тупым мечом, всю ночь пытавшийся проткнуть грешную спину кассира.

Запихнув в себя полезный и пресный завтрак, Ерёмина хотела вернуться в постель и до обеда деградировать, пялясь в экран телефона, но тут на глаза ей попались деньги.

«Потрать на себя» — словно текст мантры еще раз прочитала про себя Ерёмина послание неизвестного автора.

Сев на кровати, она задумалась. Несколько минут спустя руки сами потянулись к телефону. Найдя нужный сайт, женщина ткнула пальцем на номер телефона.

— Алло, массажный кабинет? — спросила Ерёмина, покусывая губы от волнения. — Сколько у вас сеанс… вернее, сколько стоит обычный массаж? Хотя нет… — она глубоко вздохнула, закрыла глаза и совершенно спокойным, ровным голосом произнесла: — Сколько у вас комплекс стоит? Четыре пятьсот? Отлично! Запишите меня на два часа сегодня, это возможно? Благодарю.

Сама не понимая, как решилась на такую дерзость, Ерёмина впервые в своей жизни променяла рыночный шопинг на собственное тело. Запасов еды хватало до зарплаты, закупаться впрок не было острой нужды, муж вполне разок обойдется без пива и копченой рыбы, а сама Ерёмина не умрет, если пропустит скидки в обувном. Небо точно не рухнет, если она купит туфли из новой коллекции с зарплаты. Да, никто не любит ужиматься, и Ерёмина не исключение, но, если задуматься, она только и делает, что без конца ужимается.

— Боже, какой это кайф, — мурчала женщина, пока ее спина подвергалась всяческому лечебному давлению.

— Как себя чувствуете? — спросил массажист Чумаков после сеанса, проводив Ерёмину к кассе.

— Как тетрис, который наконец нормально собрали, — резюмировала Ерёмина. — Жаль, нельзя так постоянно…

— Ну вы приходите на классический массаж два раза в месяц, поверьте, результат будет не хуже.

— Знаете что, я, пожалуй, так и буду делать, — уверенно кивнула клиентка, а затем протянула пять тысяч одной купюрой: — Вот, сдачи не нужно.

Собравшись, она вышла из кабинета, сияя довольной улыбкой.

Прежде чем запихнуть купюру к остальной выручке, Чумаков поднес ее к лампе для проверки подлинности. Кроме водяных знаков на глаза ему попалась забавная надпись: «Потрать на себя».

— Было бы здорово…

— Вы мне? — спросил мужчина, ожидающий своего сеанса.

— Нет-нет, это я сам с собой, — улыбнулся в ответ массажист.

Остаток смены Чумаков никак не мог выбросить из головы странный призыв банкноты. Буквально вчера он задумывался о том, чтобы отложить покупку аккумулятора и сходить на концерт любимой группы, впервые приехавшей в его город за десять лет. Концерт должен был состояться уже завтра, а стоимость билета как раз составляла пять тысяч. «Надо было купить за три, когда была возможность», — укорял себя Чумаков.

— Простите, моя вторая нога уже начинает ревновать, — вежливо заметил мужчина, когда прошло десять минут с тех пор, как Чумаков начал массировать его ступню.

— Прошу прощения, — извинился массажист и, отбросив размышления, включился в работу на полную.

После смены Чумаков прибрал в кабинете, вымыл руки и, одевшись, хотел было выйти, но тут машинально потянулся к кассе. Выудив оттуда пятерку, он запихнул ее в карман джинсов и, выключив свет, поспешил на выход.

***

— Билеты еще остались на завтрашний концерт? — спросил Чумаков, подойдя к концертной кассе.

— Да, пять штук еще есть, — ответила ему пожилая женщина за стеклом.

— Дайте мне, — протянул он купюру.

«На работу могу и на велосипеде пару недель поездить, здоровее буду, — решил для себя массажист, принимая заветную глянцевую бумажку. — В конце концов, деньги для того и нужны, чтобы их тратить!»

***

Билетер Анфиса Олеговна собиралась сегодня после работы отправиться за подарком для внука. Мальчик Антоша был не сильно впечатлен тем трансформером, что бабушка подарила ему неделю назад на день рождения. Груз вины давил на женщину, требовал реабилитации; к тому же внук четко дал понять, в чем заинтересован.

Как всегда педантично складывая деньги в кассу, женщина не могла не заметить надпись на одной из купюр. Бумага явно приказывала ей совершить некое действие.

— Разве можно быть таким эгоистом? — спросила билетерша у пятерки.

Надпись не изменилась, как бы намекая, что иногда быть эгоистом вполне допустимо.

— А как же Антошенька? — зачем-то снова спросила женщина у купюры.

Надпись по-прежнему не менялась.

— Нет, ну, с другой стороны, счастье бабушки должно быть счастьем и для внука? Я ведь права?

«Потрать на себя», — молчаливо повторила банкнота.

— И что, вот пойти и купить себе ту самую сумочку? Господи, вот докатилась, старая, с деньгами болтаю, — легонько стукнула себя по лбу женщина.

Она ежедневно смотрела на всех этих счастливых людей, которые могли себе позволить билеты на концерты любимых исполнителей, и мечтала тоже осуществить хотя бы одну маленькую мечту. Анфиса уже три года ходила с обычным пакетом. Пенсия и зарплата тратились на еду, лекарства, коммуналку и на прожорливого Антошу.

— Обойдется без своих аирпопсов, или как там наушники сейчас называются, — снова произнесла вслух женщина и, достав из пакета кошелек, выудила собственные пять тысяч, чтобы заменить на те, что были с посланием.

***

— Вот, держите, — протянула Анфиса пять тысяч молодой студентке-заочнице Плаксиной, работающей в галантерее. — Я так давно хотела эту сумку. И знаете что? Мне ни капельки не стыдно. Я… Я счастлива! — заявила пожилая покупательница, крутясь перед зеркалом. — Живите здесь и сейчас, — оставила она непрошенный совет продавцу перед уходом.

Плаксина провожала жизнерадостную женщину завистливым взглядом. Себе такую сумку она бы ни за что не позволила. А тут какая-то невзрачная бабка пришла и, не глядя на ценник, купила. Удивительно.

Плаксина жила в съемной комнате на отшибе и знала на вкус всю линейку доширака. Девушка переехала из области, чтобы покорить большой город, и ни разу за два года не попросила финансовой помощи у родителей. Она планировала добиться больших высот, мечтала стать гордостью семьи, но до сих пор не могла позволить себе потратить деньги на какие-то собственные хотелки, как это ей предлагала надпись на купюре, полученной только что от покупательницы. Девушка вообще не могла потратить эти деньги, так как они принадлежали магазину.

— «Потрать на себя», — прочитала Плаксина таинственное послание. — Вот было бы круто… — она поджала губы и убрала пятерку в кассу.

В середине дня к Плаксиной в отдел зашла толпа цыганок. Одна из женщин просила пробить ей кошелек и положила пять тысяч на стол, другая отвлекала Плаксину и требовала показать сумки, третья беспардонно снимала с витрины весь товар и выворачивала его наизнанку. Плаксина начала паниковать, в какой-то момент она потеряла контроль над ситуацией и, вернувшись за кассу, отсчитала цыганке сдачу с пяти тысяч, которые та уже успела убрать обратно в карман. Лишь к концу дня, когда Плаксина пересчитала кассу на глазах у хозяина магазина, стало ясно, что она попала на три тысячи и кожаный кошелек. Общая стоимость убытков составляла ровно пять тысяч рублей.

— Так как ты заработала за две недели десять тысяч, то половину я оставляю в счет твоей ошибки, а пять ты можешь забрать сейчас. Простите, Елена, но так работать нельзя. Эти цыгане вас тут без последних штанов в итоге оставят, — протянул пять тысяч хозяин галантереи зареванной Плаксиной.

Выйдя из торгового центра, студентка побрела в сторону дома, сжимая в кулаке свой скромный расчет. Через две недели платить за жилье, а она без денег и без постоянной работы. Про другие расходы и думать было глупо. Проходя мимо зоомагазина, Плаксина зашла внутрь и, как обычно, уставилась на аквариумы с животными. Разжав кулак, девушка взглянула на свою единственную купюру. Это были те самые пять тысяч, которыми расплатилась пожилая клиентка сегодня днем. «Потрать на себя» — снова прочла Плаксина надпись и кивнула собственным мыслям.

— А сколько вот этот ёжик стоит? — показала девушка на африканского декоративного ежа.

— Знаете что, берите бесплатно. Он уже взрослый, скорее всего, никто не купит, — предложил продавец, взглянув на красные глаза девушки. — Лучше купите ему контейнер и корм.

— А давайте, — согласилась Плаксина.

— Знаете, как за ним ухаживать? — спросил молодой человек, оформляя покупку.

— В интернете гляну.

— А может… Может, вам помочь? Подсказать, ну там, как оборудовать всё...

— Клеишь меня, Илья?— прочитала Плаксина имя на бейджике продавца и улыбнулась.

— За ежа переживаю, — покраснел тот.

— Хорошо, диктуй номер, я тебе напишу завтра, — окончательно пришла в себя девушка и, записав контакт продавца, вышла из магазина с новым маленьким другом.

Добравшись до скамейки, Плаксина устроила привал и, найдя нужный номер в телефоне, набрала его.

— Алло, мам, неудобно просить, но, кажется, мне нужна ваша помощь…

Через пять минут на карту Плаксиной пришла хорошая сумма и сообщение: «Мы сами хотели послать тебе денег, но боялись, что обидишься».

***

Эти пять тысяч ходили по рукам еще очень-очень долго. Многие так и не смогли прислушаться к совету купюры, а кто-то просто его не заметил. Но были и те, кто действительно тратил деньги на себя. Одни делали это легко, смешав деньги с другими, как фантики, и даже не переживая за растраты, другие, наоборот, пересиливая себя… Пока однажды эти пять тысяч снова не попали в руки к Филатову, купившему когда-то дорогое мороженое в супермаркете.

— Помнишь, как ты однажды предложила взять и потратить деньги на себя? — спросил он у своей супруги.

— Помню, я написала это на пятерке, — улыбнулась она. — Ты ведь всё до рубля тратил на мои лекарства.

— Я бы снова потратил все свои деньги на то, чтобы ты была здорова.

— А помнишь, что ты сказал мне, когда съел то мороженое? — спросила жена, гладя Филатова по голове.

— Да, что оно самое вкусное на свете.

— И ничего, так ведь? Мы же справились без тех пяти тысяч.

— Справились, — подтвердил Филатов и показал купюру, которую ему выдал сегодня банкомат.

— Как думаешь, кто-нибудь еще потратил эти деньги на себя лично? — спросила супруга, разглядывая собственный почерк.

— Возможно. Интересно было бы послушать такие истории, но, боюсь, мы никогда о них не узнаем. А давай подарим деньги внуку на день рождения?

— Хорошая идея. Илюха с Леной как раз через час его приведут.

— Ага, скажем, что ёжик передал, тот самый, который десять лет назад его родителей познакомил.

Александр Райн