Безрадное
8 постов
8 постов
5 постов
3 поста
16 постов
5 постов
9 постов
3 поста
4 поста
10 постов
Говорят, за спиной каждого успешного мужчины стоит женщина. За спиной Витечки Горохова их стояло целых три: мама, бабушка и сестра. Затем к этому созвездию присоединилась соседка тетя Катя, а потом и жена. Последняя, впрочем, появилась гораздо позже, пришла на всё готовое и лишь сняла сливки с его успеха. Правда ее все равно приняли, потому что знали: без женщины Витечка Горохов пропадет.
Как и любая большая история, эта началась с революции. Витечка устроил бунт. Всю жизнь он был комнатной розой — миниатюрным чайно-гибридным существом, запертым в тесном пространстве матриархата. Витя оставался единственным мужчиной в семье: рыхлым телом и душой, но всё-таки мужчиной. Семейная конституция лишала его всех свобод: слова, выбора, веры и профессии. Даже в интернет его провожали и забирали, тщательно изучая историю браузера.
Когда угрозы сдать его в детдом потеряли силу из-за возраста, Витечка бросил институт, забрал выстиранные мамой вещи, кастрюлю с бабушкиным супом, теплые вязаные носки от сестры — и снял комнату в общежитии. Чтобы не растерять запал маскулинности, он устроился на большой и страшный завод. От одного запаха цеховых площадей у Вити активно вырабатывался тестостерон, а волосы дуром росли в самых неожиданных местах. Ему было жутко, но Горохов держался: он должен был доказать всем, что он — Мужик с большой буквы «М». На заводе его тоже называли на букву «м», но слово звучало несколько иначе.
Так и не поняв, с какой стороны подходить к станкам и намертво запутавшись в газовых шлангах, Витечка был сослан охранять склад метизов. Там, среди болтов, хомутов и подшипников, пропитанный маслом и солидолом, с вечной грязью под ногтями он и начал свой новый — мужской — век.
Через полгода срок давности семейных обид истек, и Витечку решили навестить. Первой оттаяла бабушка. Сложив в сумку котлетки, макарошки и три вида бутербродов, она явилась на склад, который Витя гордо величал своим кабинетом, а себя — начальником. «Кабинет» напоминал лабиринты больного кишечника: в его темноте и тесноте было совершено неясно, что ждет тебя на пути и что в итоге выйдет на финишной прямой. Дни напролет Витечка блуждал среди гор немаркированных ящиков с фонариком в руках, часто принося не те гайки. За это к букве «м» в его адрес прочно приклеилась буква «у», но слово по-прежнему было далеко от «мужик».
В углу склада стоял стол и стул начальника, а также «гостевой» поддон, на котором посетители могли дождаться свой заказ. Войдя внутрь, бабушка схватилась за крестик и не отпускала его до самого ухода, опасаясь, что эти адские чертоги ее не выпустят. Витечка же сиял от удовольствия. Вернее, он всем видом пытался показать, что доволен и в помощи не нуждается. Но бабушкино сердце знало внука насквозь, и она решила провести с ним весь этот день, наблюдая за его работой.
Грубые цеховые мужики заходили к Горохову в грязных сапогах, плевали на пол и тушили там же окурки. Витечка, стремясь быть своим в коллективе, тоже смачно плевался при народе, но чаще попадал на себя. Глядя на это, бабушка молча качала головой и вздыхала. На следующий день она явилась снова — со шваброй, ведром и моющим средством. Витя пытался ее прогнать, но бабушка мастерски изображала глухонемую и продолжала мыть. К обеду она добралась до древних слоев паркета, а потом подвинула стол к самому входу, чтобы никто не смел зайти и наплевать на плоды ее трудов. Витечке она тоже запретила плеваться, напомнив, что это кабинет начальника, а не его вольер.
— Нечего им тут ходить. Пропадет что — тебе головой отвечать, да и в чистоте работать приятнее, — подвела итог бабушка, и Витя не стал спорить. Он и сам не любил, что у него вечно накурено и наплевано.
Следующей пришла мама. Вопреки ожиданиями, матушка не назвала его Иудой и не стала гнуть Витечкин мужской стержень, который и так шел волнами от любого сквозняка. Но сказала, что в такой темноте работать нельзя — он же не шампиньон.
Витечка обиделся. Конечно, не шампиньон! Он начальник склада. А начальник склада — это минимум подберезовик! А то и целый белый гриб. В общем, маму он впустил, и та растворилась в недрах склада как дым, клубясь то в одном углу, то в другом, вытирая пыль с лампочек или отдирая от стен фанеру, за которой скрывались мутные окна и белела улица.
Витечка пытался ее изловить, но мама была бестелесна и вездесуща, когда дело касалось порядка в помещении. К концу дня Витечка смог разглядеть свой «кабинет» в свете и заплакал от безысходности. На ящиках, оказывается, есть ярлыки со всей информацией, и он мог не убивать спину ежедневно, разыскивая нужный болт методом тыка.
Мама задержалась дольше бабушки. Три дня она помогала Витечке разобрать склад и привести к какой-никакой системе. Теперь все было как в аптеке: болтик к болтику, хомутик к хомутику. В мусорку полетели лишние ящики и пакеты, работа ускорилась вдвое, а рядом с буквой «м» в обращении к Витечке появились буквы «о», «л», «о», «д», «е», и буква «ц». Не «мужик», конечно — но тоже приятно.
Следующей явилась сестра — самая приставучая. Витя пытался ее выгнать и даже подговорил охрану, но сестра умела договариваться куда лучше Витечки, и ей выдали ключ от склада. Всё потому, что она была первоклассным кондитером и художником-оформителем и знала, где и как подсластить.
Как-то раз Витя пришел на работу и не узнал своего царства: на окнах висел кружевной тюль, на новых подоконниках зеленели комнатные цветы, стены, выкрашенные в пастельные тона, украшали картины, а запах металла и масла перебивали тонкие благовония. Витечке это не нравилось. Склад терял брутальные очертания, превращаясь в какую-то кофейню, а самого Виктора теперь в шутку величали «болтистой» — это как «бариста», только от слова «болт».
Позже сестра договорилась за два шоколадных тортика с местным электриком, и у Витечки в «кабинете» засияли модные яркие фонарики и забили светом стильные светильники вместо трех лампочек, криво свисающих с потолка. Несмотря на обиды и враждебность брата, она уговорила его сделать перестановку, и вскоре Витечка сам удивился тому, какие просторы таила в себе его кладовка.
Вернулась бабушка, на сей раз с соседкой тетей Катей. Женщины приволокли ткани, подушки, плоскогубцы и с жаром набросились на поддон ожиданий, к вечеру превратив его в комфортабельный диван, за которым немедленно распили пару литров чая. Наконец Витечку оставили в покое. Семья уважала его выбор и стремление всего достичь самостоятельно.
Отношение к Горохову на заводе менялось странно и динамично. Теперь мужики здоровались за руку и просились к нему «на перекур». Курить, разумеется, никто не курил — Горохов запрещал. Зато чайные паузы и кофе-брейки не возбранялись. На фоне Витечкиного склада заводская столовая отталкивала как предупреждающая картинка на пачке сигарет. Здесь теперь проходили все производственные праздники и дни рождения. Некоторые приходили, чтобы почитать во время обеда, другие — чтобы просто отдохнуть от суеты или обсудить с Гороховым какие-то личные мысли.
Слух об уютном кабинете дошел до верхов. И однажды случилось невероятное: старая железная лестница, ведущая на склад, вдруг зазвучала незнакомыми нотами — по ней спускались на каблуках. Впервые с конца прошлого века столкнулись две противоположные вселенные — склад метизов и бухгалтерия. Движимые любопытством женщины, прикрываясь нелепыми предлогами, принесли с собой запах духов, эклеры и кофеварку.
Тогда-то слух и дошел до начальства. Директор приказал немедленно уничтожить «эту уютную порнографию» и вернуть складу первозданный вид склада, а Витечку в очередной раз назвал словом на «м», пригрозив штрафными санкциями за развращение коллектива. На всё про всё дали двое суток.
Вместо того чтобы «включить мужика», Витечка сник и капитулировал. Он вернул стол на место, снял запрет на курение и плевки, убрал картины, проветрил помещение от благовоний, заколотил окна и уже собрался красить стены в мрачные тона и бить лампочки, как вдруг ему позвонили сверху.
— Горохов, ты там еще не всё разобрал? — строго спросил директор.
— За-за-заканчиваю! — задыхаясь от паники, пообещал Витя.
— Погоди… — раздалось в трубке. — Верни обратно. Успеешь к двум?
— Обратно? Зачем? — Витечку бросало то в жар, то в холод.
— У меня над кабинетом крыша протекла, а к нам едет крупный заказчик. Мне нужно хорошее место, чтобы его принять. Из всех кабинетов твой притон — самый культурный после моего… — директор взял паузу, задумавшись над выбором метафор. — Сделаешь — я тебе позволю всё оставить как есть и даже официально устрою.
Витечка взглянул на часы. До двух оставалось пятнадцать минут.
— Сделаю, — уверенно произнес Горохов и бросился вешать картины, отдирать фанеру и выгонять быстро вернувшиеся зловония.
Прием прошел успешно. Кабинет Витечки Горохова был признан заказчиками лучшим из всех, что они посещали на подобных предприятиях. Там и были подписаны все основные бумаги. Завод получил заказ, Витечка, как и было обещано, получил официальную должность, небольшую прибавку к зарплате и возможность вести дела так, как он хочет сам. А он сам хотел чтобы его уважали. Потому на двери склада теперь появилась надпись «Кабинет метизов. Начальник Горохов В. С.».
Теперь его никто не называл Витечкой или некультурным словом на «м». Его называли Виктором Семеновичем. А потом в его кабинет спустилась кадровик, чтобы подписать трудовой договор. Они стали общаться. Спустя полгода во всех документах фамилия кадровика уже значилась как Горохова. И супруга теперь тоже всеми силами влияла на мужской стержень Виктора Семеновича, помогая двигаться дальше и становиться лучше. Но ему всегда говорила, что он всё сам. Всё сам!
Александр Райн
— Да что за жук-стенкоед там поселился! — выругался Аркадий и, скрипнув пружинами, встал с дивана.
Сунув ноги в тапочки, он вышел в прихожую, чтобы прямо через стенку неприлично объяснить соседям правила приличия. Но стоило ему подойти к стене, как сверлить перестали. «Опередили», — понял Аркадий, услышав сдавленную ругань с той стороны и звук, похожий на перезарядку ружья. Прильнув ухом к прохладной поверхности, он надеялся разобрать слова, но это была фатальная ошибка. Именно в эту самую точку и был нацелен перфоратор соседа с другой стороны.
У Аркадия аж потемнело в глазах, когда за стеной нажали на кнопку и сверло с треском вгрызлось в железобетон. Мужчине повезло, что на пути сверла встала арматура — были все шансы, что жук-стенкоед прочистит ему оба ушных канала за один подход.
Аркадий начал орать, еще сидя на полу в собственной квартире, и продолжал до тех пор, пока соседи не открыли ему после пяти звонков в дверь. На пороге его встретила женщина с перфоратором на плече, вся в пестрых обойных лоскутах и припудренная штукатуркой, словно новогодняя елка на утреннике у маляров.
— Вы в курсе про закон о тишине? — набросился Аркадий и, не дожидаясь ответа, отчеканил: — Шумные работы запрещены с часу до трех! Это время дневного сна!
— Простите, не знала, что у вас дети, — спокойно парировала незнакомка. — Я спрашивала у старшей по дому, она сказала, малышни в обоих подъездах нет.
— Это я сплю, — уже чуть тише, но всё так же раздраженно рявкнул Аркадий.
— Погодите, — замотала головой женщина, — закон же только на детей работает.
— Все мы чьи-то дети, — грозно изрек мужчина, и соседка, не сдержавшись, прыснула со смеху. Из ее носа прямо на рубашку Аркадия вылетело два засохших кусочка той самой стены.
— Ой, простите! — засмеялась она неприлично, словно стая гусей, и машинально стала похлопывать соседа, чтобы стряхнуть грязь, напрочь забыв, что её руки в строительной пыли. Теперь они оба напоминали работников мукомольного цеха. — Ой…
Оглядев себя, Аркадий начал темнеть как предгрозовая туча:
— Куда делась воспитанная пожилая женщина, которая тут жила? У нас с ней был договор о тишине: любой шум, даже храп — по согласованному графику. Мы достигли такого взаимопонимания, что я не смывал в туалете после одиннадцати, а она смотрела свои концерты только с субтитрами. А последний месяц я вообще ее не слышал.
— Это потому, что моей тети не стало месяц назад…
— Соболезную, — холодно сказал Аркадий. — Надеюсь, вы просто вешали портрет любимой тетушки и теперь, в память о ней и ее любви к тишине, законсервируете квартиру.
— Ага, сейчас, разбежались, — улыбка сошла с лица соседки, как краска с дешевого велосипеда. — Я приехала, чтобы подшаманить ее перед продажей.
— Продажей? Подшаманить? Вы??? — казалось, что с каждым новым словом Аркадию загоняют под кожу огромную тупую иглу и проталкивают всё дальше. — Беспредел…
— А что, собственно, вас не устраивает? — соседка вопросительно вскинула бровь. — Я и в своей квартире сама ремонт делала, помочь, знаете ли, некому было. Да и не ваше дело, чем на своей жилплощади занимаюсь.
— Вы нарушаете мое спокойствие. У меня месячный отпуск, и я планировал провести его в гармонии с собой.
— Ваш отпуск — это ваше дело, как и ваша гармония. Пока я не закончу с ремонтом, вам придется потерпеть — уж извините.
— Я начальник технадзора на ТЭЦ. Мой отпуск — это стратегическое и глубоко социальное мероприятие! — не сдавался мужчина.
— А я собираюсь в кругосветку, как только продам квартиру. И мне глубоко фиолетово, что у вас там за мероприятия наедине с собой во время вашего отпуска. Я ничего не нарушаю, так что терпите.
Аркадий хотел сказать еще много всякого, он это умел, но дверь перед его носом захлопнулась, и внутри квартиры тут же что-то грохнуло.
— Вы это… в порядке там? — без энтузиазма крикнул Аркадий в замочную скважину.
— Да… Армстронг обвалился, — глухо раздалось изнутри. — Все хорошо, упало на пол. Плюс еще недели две к ремонту.
— Жаль, что на пол, а не по креативному центру. Глядишь, передумала бы, — досадливо цокнул языком Аркадий и поплелся к себе.
Первый день отпуска был сущим кошмаром. Аркадий вообще не мог понять, как можно столько времени сверлить стены, существующие лишь формально. До этого самого дня он был уверен, что перегородкой служат те двадцать пять слоев обоев, что хозяева двух квартир клеили со дня постройки дома. Но шум перфоратора был не худшим наказанием. Мужчина слышал так много, что боялся заживо сгореть от испанского стыда.
Все свои работы дамочка за стеной делала под музыку. Вернее, ей казалось, что это музыка. Аркадий бывал в различных зоопарках страны, когда ездил в командировки. Он слышал, как кричат приматы во время брачного периода. Он их сразу узнал и боялся, что скоро дом возьмет в осаду армия шимпанзе. Через пару дней, еще до восхода солнца, он услышал, как соседка разговаривает с ламинатом. Больше так продолжаться не могло — тихий отпуск на диване был на грани срыва.
В тот же день Аркадий сходил в гараж и забрал свой инструментальный ящик.
— Снова вы, — совсем не удивилась соседка, заметив на пороге Аркадия. — Я сегодня не сверлила вроде.
— Зато вы очень отважно дрались с карнизом, — усмехнулся он. — Я так понимаю, он вам наподдал как следует?
— Пока счет 1:1, — устало хмыкнула хозяйка. — Простите, что шумлю, я очень эмоциональная. В детстве папе уронила молоток на ногу — от страха кричала громче, чем он.
— И тогда вы поняли, что хотите заниматься ремонтом?
— Ха-ха, очень смешно. Вы что-то хотели?
— Есть взаимовыгодное предложение. Впустите? — Аркадий осторожно шагнул вперед, но наткнулся на ее руку.
— Будете пытать? — бросила она взгляд на инструмент.
— Я же не вашего племени, — скривился сосед. — Думаю, что нам обоим нужно одно и то же, — Аркадий поставил ящик на пол. — Я так понимаю, что вы в наследство вступите только через полгода, а значит, раньше квартиру не продадите. Чем быстрее вы закончите свой ремонт, тем больше у меня будет времени отдохнуть в тишине.
— Железобетонная логика, — скрестила руки на груди соседка. — А вы точно умеете работать? Вроде технадзор только критиковать способен.
— Я исключение из правил, — сказал Аркадий и, не дожидаясь приглашения, схватил ящик и шагнул в квартиру.
Как только дверь за ним захлопнулась, на пол упали остатки армстронга в прихожей. Одна плита попала Аркадию прямо по креативному центру.
— Ну вот, а я переживала, что самой придется остатки демонтировать, — снова послышался гусиный смех. — Меня Настей зовут, а вас, рыцарь плинтуса и страж коммунального покоя, как величать?
— Аркадий… — мужчина разглядывал фронт работ, с ужасом понимая, что шум за стеной был не так страшен, как то, во что он ввязывается, — Филиппович.
— Как официально. Ну тогда Анастасия Викторовна.
— Угу, приятно познакомиться, Авастасия Икоровна… — все еще находясь в прострации, пробормотал Аркадий.
За неделю работ эта женщина успела превратить скромное жилье с бабушкиным ремонтом в античные руины. Сюда уже можно было водить экскурсии.
— Слушайте, а может, ну его, этот ремонт? Пусть новые хозяева делают под себя?
— Нет. Дом старый, покупатели, наверняка, небогатые. Нужно предложить вариант «заехал и живи».
— Больше подходит «сдохни или умри…»
— Что-что? Вы так тихо говорите.
— Просто я тишину люблю, — обреченно выдохнул Аркадий и, открыв чемодан, взялся за работу.
Главной проблемой Насти была хаотичность. Она одновременно ломала полы, вешала карнизы, прикручивала плинтусы и клеила обои. Замешивая клей, она могла заметить отвалившуюся деталь и, бросив кисть, переключиться на сантехнику. К вечеру у нее благополучно застывало всё — краска, клей, герметик. Нужен был руководитель, способный обуздать эту бурную энергию. К счастью, Аркадий обладал нужными навыками и выстроил четкий план.
Пусть и не без споров, но постепенно дело пошло на лад. Аркадий очень старался, потому что от этого ремонта зависело его собственное душевное спокойствие. Было важно свести к минимуму проблемные места, действующие не только на шум, но и на безопасность: смазать всё, что скрипит, заменить старые розетки, притянуть половые доски, выровнять пол под стиральной машинкой. Мужчина часто намекал на звукоизоляцию стен за счет хозяйки, но та почему-то смеялась в ответ и хвалила чувство юмора соседа.
Закончив с потолком в прихожей, они решили отметить это событие. Вернее, Анастасия Викторовна просто поставила Аркадия Филипповича перед фактом, заказав ужин из грузинского ресторана. Они ужинали за импровизированным столом из коробок. Одиночная лампочка, свисавшая с потолка, отбрасывала причудливые тени, воздух пах краской и гипсокартоном.
— Не проще было ко мне пойти? — спросил Аркадий.
— Ну вы вообще не романтик, — цокнула языком Настя, разливая вино по кружкам. Аркадию досталась та, на которой было написано «100 лет Городской инфекционной больнице № 3». — Тетка там гардеробщицей работала, — пояснила Настя, — не переживайте. Эту кружку она мне подарила, я с собой из дома привезла. Так вы что, совсем один живете?
— А вы, значит, сразу, без прелюдий, с головой в чужую личную жизнь, — отхлебнул вино Аркадий.
— Ну а чего тянуть кота за ата-та — это же самое интересное.
— Ну и нравы… — снова отпил Аркадий. — Да, живу один, в тишине, мне хорошо. Было. Пока ваша тетка, царствие ей небесное, была жива-здорова.
— А жена?
— Жена себя прекрасно чувствует. У меня зарплата белая, алименты плачу исправно, да и сам помогаю.
— Так вы, значит, еще и отец, — без иронии заметила Настя.
— Папа выходного дня, — поправил он. — Но с дочкой отношения хорошие, она умница, старшеклассница. Завтра, кстати, идем в зоопарк, на обезьян смотреть. (Тут он вспомнил оглушительную «музыку», которую Настя слушала и которую он запретил включать во время работ). — А вы?
— А я грустная и независимая, — соседка коротко, почти призрачно улыбнулась.
— Феминистка? — пошутил он.
— Вдова.
— Ой, простите…
— Ничего. Уже пять лет прошло. Вроде научилась жить по-новому. Кажется, научилась… Хотя, до сих пор не могу ни на чем сосредоточиться. Ну, вы уже, наверное, поняли.
— Это точно.
Они оба рассмеялись.
— Значит, кругосветка? — оживившись, спросил Аркадий, допивая вино и тут же наполняя бокалы снова.
— Да. С детства мечтала. Мы с мужем столько всего планировали… Строили воздушные замки. А тут, знаете, представился шанс… Раньше вечно было некогда. Только вы не подумайте, что я за теткиной квартирой охотилась. Она сама мне перед смертью позвонила, почти прощаясь, и предложила ее продать. Я и не знала, что являюсь единственной наследницей.
— Хорошая женщина, — задумчиво произнес Аркадий и, заметив, как блестят мокрые глаза Насти, добавил: — А главное, тихая была.
— Это точно, — она тут же расплылась в улыбке и незаметно смахнула слезу.
— Спасибо, что помогаете. Правда.
— Да ладно, мне самому это выгодно. К тому же смогу пугать будущих жильцов байками, что я телепат и знаю, сколько сантиметров у них от пола до полотенцесушителя.
— Неплохо. А вы сами в путешествие не хотели бы?
— Мы с женой раньше часто ездили, — он на секунду ушел в воспоминания.
— А одному скучно. Не с кем радостью поделиться. Может, позже с кем-нибудь и махну. Коллега Андрюха в Черногорию звал, но он пьяница, а мне это неинтересно.
— Понимаю. А ничего, что я вино купила?
— Мы же один раз, да и повод есть.
— Согласна, нет лучше повода, чем выпить за потолок, который не падает на голову.
Они снова рассмеялись и сменили тему.
Теперь они отмечали каждую маленькую победу: покраску батарей, поклейку обоев, подключение люстры. Аркадий покупал вкусные десерты, а Настя заваривала свой любимый чай. У них даже появился небольшой общий сервиз для таких случаев. Квартира преображалась на глазах, и посиделки становились всё комфортнее.
Через пару недель Аркадий стал понимать, что дело близится к финалу, скоро они с Настей расстанутся, и каждый вернется к своей жизни. И тут, неожиданно для самого себя, он начал выискивать какие-то мелкие недочеты, на исправление которых ему требовалось много времени. Иногда он по два дня мог подрезать потолочный плинтус или менять саморезы на карнизе. Настя ничего не говорила. Она и сама в какой-то момент стала работать медленнее и часто переделывала то, что уже выглядело идеальным.
Так они растянули ремонт еще на неделю. Аркадий вышел на работу и теперь после трудового дня первым делом шел не к себе домой, а на «объект» к соседке, где они сначала вместе ужинали, а потом принимались за дело. Или не брались, а просто обсуждали планы.
— Ты же понимаешь, что я всё равно должна уехать, — сказала как-то в воскресенье Настя, когда они одной кисточкой уже в десятый раз перекрашивали батарею в кухне. К тому времени они уже перешли на ты, а Настя периодически оставалась в гостях у Аркадия до самого утра.
— А как же санузел? — встревоженно спросил он. — Надо ведь поменять плитку под ванной, иначе квартиру могут не купить…
— Сами поменяют, — пожала плечами Настя. — Может, они вообще другой ремонт захотят. А мне нужна кругосветка. Очень нужна, понимаешь?
Он второй раз увидел, как у нее текут слезы и, конечно же, всё понимал. Но отвечать не хотелось. Бросив кисточку, он ушел к себе, громко хлопнув дверью. Потолок не упал — он был надежно закреплен.
На следующий день она вывезла вещи и законсервировала квартиру на четыре месяца. Нельзя было привязывать себя к новому месту и к этому человеку, к тому, что может встать между ней и мечтой, которая, возможно, уже никогда не сбудется. Она и так уже была готова бросить всю эту затею, чтобы остаться здесь, в этой тишине, с ним.
Теперь Аркадий получил то, чего так желал. За стеной было тихо, в квартире — тихо, везде — тихо. Слишком тихо. Он слонялся из угла в угол, пиная мебель и проверяя, не расшаталась ли ножка стола, не перекосилась ли стиралка. Иногда включал странные песни, что нравились Насте. Оказалось, что и не обезьяны там орут вовсе, а вполне себе нормально поют люди.
А потом в соседскую квартиру стали приходить. Аркадий прислонял ухо к стене и слушал, как с той стороны незнакомцы хвалят его ремонт. Настя не приходила, она наняла риэлтора.
И вот как-то раз за стеной прозвучали те самые слова: «Берем!» Сердце разрывалось в клочья. Хотелось ворваться туда и закричать: «Под ванной течет! Саморезы не те! Потолок упасть может! Бегите, глупцы!» Но он не стал. Было и так ясно, что это не выход.
***
За окном моросил осенний дождь. Кажется, это был вечер вторника. В дверь позвонили.
— Кто? — спросил Аркадий, не глядя в глазок.
— Соседи, — бодро отозвался знакомый голос, от которого екнуло сердце.
Открыв дверь, Аркадий застыл, не в силах вымолвить ни слова. На пороге стояла Настя. В руках она держала ящик с инструментами, а из большого пакета выглядывали продукты.
— Т-ты ч-чего тут? — дрожащим голосом выдавил Аркадий. — Я думал, ты уже за экватором, на страусах катаешься.
— Вспомнила, что звукоизоляцию мы так и не сделали. Я пока сняла квартиру с продажи. Мне помощь нужна. Ты как? Не занят?
— Я? Нет. Наверное, нет! А как же покупатели?
— Поняла, что не смогу поселить к тебе незнакомцев. Вдруг придешь к ним ругаться и ремонт затеешь. Давай лучше летом куда-нибудь махнем, разделим радость.
Наш подъезд оборудован умным домофоном: его можно открыть дистанционно из приложения и через камеру наблюдать в реальном времени за всеми, кто подходит к двери. Иногда, когда мне становится скучно, я подгадываю момент: вот сосед подходит, тянет руку к домофону с ключом или для набора кода, а дверь уже сама распахивается перед ним. Забавно наблюдать за реакцией, особенно, когда кто-то нагружен тяжелыми пакетами. В эти мгновения я чувствую себя невидимым хранителем двери. Тайный и бескорыстный герой Doorman!
Токарь Самсонов пробирался к остановке, перепрыгивая через осенние лужи и то и дело потирая раскрасневшийся нос, как вдруг из клубов черного дыма прямо перед ним возник дьявол. Самсонов обошел его не моргнув глазом, запрыгнул на бордюр и благополучно миновал очередное коричневое «озеро».
— Здравствуй, Самсонов. Знаешь ли ты, кто я? — спросил владыка преисподней, когда все же догнал токаря и поравнялся с ним.
Тот лишь буркнул, что ему некогда и он опаздываетна работу.
— Так не надо больше на работу, Самсонов. Настал твой звездный час. Я дарую тебе всё, что пожелаешь. Чего ты желаешь? — раскатистым голосом произнес дьявол, но тут угодил копытом в осеннюю жижу и негромко выругался.
— Желаю не опоздать. Вчера вечером новые чертежи принесли, надо всё переделывать, — шоркая ногами по асфальту, ответил Самсонов.
— Да что ты заладил со своей работой! Говорю же, можешь пожелать всё что угодно!
— Что угодно? — переспросил Самсонов, не сбавляя шага.
— Абсолютно.
— Денег хочу.
— Отлично! — возликовал Сатана. — Сколько тебе? Миллиард? Триллион?
— Сто двадцать две тысячи семьсот пятьдесят три рубля хватит, — сказал Самсонов через десять минут подсчетов на ходу.
— А чего так мало? Впрочем, дело твое, — сказал Сатана, и тут же Самсонову на телефон пришло СМС о зачислении средств на счет. Довольный собой дьявол исчез.
На следующее утро он подкараулил токаря на том же месте.
— Самсонов, — приступил он к допросу, пока тот палкой счищал с подошвы налипшую грязь, — ятебе деньги зачем дал?
— Чтобы я ни в чем не нуждался, — вспомнил Самсонов. — Я на них спецовку купил и годовой запас хороших рукавиц.
— Верно. Но зачем ты всему цеху спецовки заказал?! — голос дьявола срывался на крик от негодования.
— А что же я один буду как павлин ходить? Не поймут меня мужики-то, — отрезал Самсонов, бросая палку. — Неудобно как-то.
— Неудобно спать на потолке. Ты должен о себе думать! — не отставал Сатана, семеня рядом. — Ладно, давай по новой. Чего ты хочешь для себя? Лично для себя!
— Машину хочу. Большую, чтобы вместительнаябыла и с хорошей подвеской.
— Вот это по-нашему! — обрадовался дьявол, ударив копытом так, что асфальт треснул.
Тем же вечером Самсонов выехал с завода на огромном внедорожнике: тонированные стекла, литые диски, кожаные кресла, всё в камерах — в общем, полный фарш. Самсонов сидел за рулем, а в багажнике звенело полтонны каких-то деталей. На пассажирском сиденье материализовался дьявол.
— Украл? В чермет везешь, надеюсь? — спросил Сатана и облизнулся в предвкушении.
— Нет, везу заказчикам. У нас на работе водитель — Колька Степашкин — приболел. Я и решил за него поработать, чтобы он в деньгах не терял — у нас на больничный не проживешь. А на газельке заводской ехать страшно, она и так на ладан дышит. Пока две недели я поезжу, чтобы задержек не было, потом с Колькой по очереди будем, а там, глядишь,начальство новую машину купит.
Дьяволу казалось, что над ним шутят, но Самсонов заверил, что нет.
— Ладно, я тебя понял, — сказал Сатана.
В тот же день он отобрал у токаря машину, но тот, кажется, совсем не расстроился.
Наутро у проходной дьявол вновь нагнал Самсонова.
— Я все обдумал! — затараторил он, путаясь в копытах. — Давай отомстим твоему начальнику-жадюге.
— Некогда, — отмахнулся токарь. — Работы по горло.
— Ну так я сам все устрою. Давай ему болезнь какую нашлем или заставим вам, простым работягам, подчиняться, а?
— Можно, — согласился Самсонов. — Только сделать надо так, чтобы он мне одному подчинялся. А то у нас в цехе полно «творческих» личностей, придумают еще чушь какую.
Услышав это, дьявол радостно заплясал вокруг токаря и тут же исполнил просьбу.
На следующее утро хлестал холодный дождь. Самсонов шел под старым полинявшим зонтом.
— Ты что, надо мной издеваешься? — набросился на него дьявол, с трудом сдерживаясь, чтобы не испепелить токаря на месте. — Ты зачем директора в отпуск отправил?!
— Да потому что он два года не отдыхал, а это — переутомление, нервные срывы, рассеянность. На производительность влияет. А он считает, что дело не в нем, а в подходе к работе. Ходит вечно со своими инновационными идеями, только работать мешает. Ему уже все говорят, что отдохнуть нужно и перезагрузиться, а он знай свое. В общем, я ему приказал. Всем от этого только лучше будет.
Сатана взвыл так, что тектонические плиты затрещали.
— Слушай, Самсонов, ты мне это кончай. Я из-за тебя лицо теряю. А ну, живо желай что-то такое, что будет только тебя одного радовать, что-то немыслимое, фантастичное, чтобы все вокруг завидовали, а ты ни с кем не мог поделиться и помочь этим! Только тебе, только для тебя!
Самсонов, не сбавляя шага, нахмурился.
— Есть одна вещь... — медленно начал он.
— Ну же!
— Это почти невозможно... — голос его впервые дрогнул.
— Для меня нет ничего невозможного! — у дьявола в предвкушении аж рога отвалились, словно у лося. Он чувствовал: победа близка.
— У нас на работе пропуск электронный. И по выходным он не работает, потому что день нерабочий. Можно сделать его... безлимитным? Чтобы я всегда мог в цех пройти?
— ЗАЧЕМ?! — взмолился дьявол, хватаясь забезрогую голову.
— В пятницу короткий день — до трех, и на понедельник много работы переносится. Я, бывает, не успеваю, и у завода потом сроки смещаются. Уж лучше в субботу приходить и до обеда работать. Можно так?
— Можно, Самсонов, для тебя всё можно, — с покорностью обреченного прошептал Сатана. Он достал из воздуха новую пластиковую карту, сунул ее в руку токарю и превратился в дым.
***
— Ну что, поздравляю, — отзвонился тем же вечером владыка ада на небеса. — Вы победили:душа токаря Самсонова не поддалась. Согласно условиям пакта ада на земле в ближайшие тридцать веков можно не ждать. Поздравляю...
— Это, конечно, здорово, — ответили в трубке как-то безрадостно, — только и рая нам на Земле тоже не видать. Самсонов же с твоим пропуском теперь и по воскресеньям в цех захаживать будет, и на Пасху. А нам тоже была дана разнарядка: пока этот альтруист грешить не перестанет — никакой монополии. Так что живем по-старому.
Александр Райн
Поддержать мое творчество можно тут
Тут подписаться на телеграм
А тут можно глянуть гастрольный график и прийти на мой литературный концерт в вашем городе
Личное мнение людей зашло настолько далеко, что его можно встретить в самых неожиданных местах. Недавно я читал кучу отзывов на остановку, с которой часто уезжаю домой. Потом был свидетелем настоящей интернет-баталии на восточном участке одного из городских кладбищ. А вчера, совершенно случайно, ткнул на карте наугад в Тихий океан и попал на одинокую гору Серро-де-лос-Иносентес, которой наши люди умудрились оставить 4 отзыва, два из них — отрицательные! Люди, что вам гора в Тихом океане сделала?
Витя Волков стоял на берегу речки и с тревогой смотрел на ажурную гладь. Тридцать лет прошло с того момента, когда ногу его свела судорога и он чуть не утонул, а страх до сих пор не давал войти в воду глубже чем по пояс. Через месяц прилетает с проверкой глава колбасного завода, где работает Волков, а это значит, что все руководящее звено будет собрано на берегу городского озера, дабы совершить ритуальную гулянку во имя благополучия родного предприятия. И все бы ничего: корпоратив отгулять — не смену в варочном цехе отстоять, да вот только глава завода — подлый трезвенник и фанатичный спортсмен. У него странное представление об отдыхе: вместо водки, коньяка и самогона — турпоходы, марафоны, биатлоны и, что самое худшее, заплывы на дальние дистанции.
Требования к подчиненным у колбасного короля — как в Древней Спарте: слабых и разжиревших сбрасывают с карьерной горы. Поэтому каждый раз за два месяца до его приезда начальство разом бросает пить и пытается придать форму тому, что весь год старательно разрыхляло. Витя тоже недавно примкнул к руководящей братии и получил должность техдиректора. Он просто не мог потерять всё из-за какого-то дурацкого плавания.
Волков стоял на берегу уже час, теплый ветерок телепал его плавки-шорты, водичка заманчиво журчала, нужно было сделать всего шаг…
— Физкульт-привет! — раздался позади бодрый голос, от которого все комплексы и страхи Волкова забились по углам.
Повернув голову, Витя увидел ту, кого меньше всего желал бы встретить этим теплым июньским вечером, — Аллу Афанасьевну Акт по прозвищу Радиото́чка. Прозвище это было полностью оправданно: язык — помело, уши — локаторы, встроенный генератор тем и сюжетов, перед которым пасуют любые нейросети, и главный конструктивный недостаток — отсутствие кнопки «Выкл». Говорят, что при рождении Алла Афанасьевна не плакала, как все нормальные дети, а делилась новостями и слухами с акушерами. К речке Радиоточка явилась в купальнике. И хотя он был закрытым, Витя все равно разглядел слишком многое, и эти тревожные образы навсегда врезались в его память.
— Тоже поплавать решили? Погода расчудесная. Правда, в этом году, говорят, в воде буйствует стафилококк. Но я общалась с эпидемиологом, и мне сказали, что процент заражения крайне мал. А в процентах, сами знаете, я разбираюсь — на рынке работала. Как у вас дела? Что новенького? — вот так началась ее очередная светская беседа.
— Простите, Алла Афанасьевна, мне уже бежать нужно.
Волков понял, что на счету каждая секунда и начал спешно собираться, но было поздно: хищник-говорун уже почуял кровь (вернее, увидел свободные уши). Бежать и бороться было бесполезно: Радиоточка знала, как обездвижить наивную жертву.
— Я вашу Яночку часто вижу и знаю, к кому она ходит после работы по четвергам, — донеслось в спину удирающего Волкова.
Витя словно в стену уперся. Душа его ушла в пятки, а из головы выветрились мысли о заводе, колбасном короле, должности и дурацком корпоративе. Волков давно стал подозревать, что жена ему изменяет. Вечно она по четвергам после работы где-то задерживается на час, а то и два, но не говорит куда, чуть что — сразу темы меняет. А тут самый главный источник района дал сигнал. Выхода не было.
Развернувшись, Витя с трудом разомкнул рот, опасаясь моментального схода словесной лавины, и спросил:
— И к кому же?
— Вы простите, Виктор Алексеевич, но мне плыть нужно. На том берегу меня ожидает зять на машине. Он меня в санаторий отвезет. Если хотите, можете составить компанию, и по пути я вам всё расскажу, но, разумеется, не настаиваю, — женщина сделала вид, что ей не до пустых разговоров, и полезла в воду.
Понимая, что пожалеет, Волков вернулся к берегу и снова столкнулся со страхом.
— Водичка — парное молоко, догоняйте! — крикнула Алла Афанасьевна, лягушкой устремляясь вперед.
Глядя на то, как главного свидетеля слегка сносит течение, Витя мысленно перекрестился и шагнул в воду. Мурашки тут же вонзились в кожу тысячами иголок.
— О-о-ох! — затарахтел Волков, погружаясь в реку, и, оттолкнувшись от дна, начал судорожно загребать воду руками.
Страх детства бил по мозгам, хотелось вернуться — пока не поздно. Но вода действительно была теплой, а течение слабым — это вселяло надежду. Быстро нагнав женщину, Витя поравнялся с ней и закричал:
— Алла Афанасьевна, умоляю! Расскажите, что вы знаете о Яне?
— Все началось во вторник, три недели назад. В водах Индийского океана трагически закончил свой жизненный путь консул Папуа-Новой Гвинеи, — со спокойствием подводной лодки начала рассказ Радиоточка и, не сбавляя темпа, грациозно перевернулась на спину.
Волков тотчас сделал то же самое, с удивлением обнаружив, что за тридцать лет совсем не растерял навыки.
— Это в новостях показывали. Я тогда на кухне готовила суп-солянку, а за окном как раз Лида из пятнадцатого дома парковала машину рядом с помойкой. У нее сын в этом году в школу пошел, и она на права недавно сдала, чтобы его возить, потому что муж ее за пьянство прав как раз лишился.
Алла Афанасьевна снова перевернулась и, перейдя на брасс, резко устремилась вперед. Волкову пришлось вспомнить шестиударный кроль, которому его обучал в детстве отец, чтобы нагнать эту кладезь ненужной информации. Вскоре они оба снова шли на спине, и Алла Афанасьевна продолжала:
— Так вот. У меня закончились огурцы, надо было идти в магазин. А там как раз Лешки Гусева смена — он там охранником работает. А у его кота токсоплазмоз. Вы знали, что это заболевание передается человеку? Я на всех жалобу накатала: на Лешку — в магазин, на магазин — в Потребнадзор…
— Анна Афанасьевна, мне кажется, что вы не с того конца начали, — хватанув носом воды, брякнул Волков.
— Думаете, надо было начать с кота?
— Думаю, вы должны были про Яну мне рассказать! — с тревогой кричал Волков, понимая, что до берега осталось каких-то пять метров, а значит, сейчас они выйдут, и Радиоточка смоется в свой санаторий, оставив тлеть этот костер недосказанности.
— Так я как раз к этому и веду, не переживайте. Машины зятя все равно не видно, еще не приехал, значит. Давайте обратно, я по пути расскажу.
Они доплыли до берега и, не переводя дыхание, устремились в обратную сторону.
— Солянка у меня хорошая получилась, и я решила позвать в гости Ольгу Петровну, которая на почте работает. У них как раз новый оператор устроился, девушка с синими волосами…
Когда они вернулись к первому берегу, Радиоточка закончила с новостями вторника. По пути Волков наглотался всевозможных стафилококков и, поймав темп, смог дотянуть до мели. Но отдохнуть ему не дали. Алла Афанасьевна перешла к событиям среды и баттерфляю. Волков двигался вольным стилем и уже чувствовал, как мышцы дубеют, но не сдавался — на кону была его семья.
Зятя на том берегу снова не оказалось. Волков еле доплыл и, не в силах больше грести, развалился прямо на песке. Алла Афанасьевна присела рядом и продолжила свой рассказ. За полчаса Волков узнал новости и слухи половины города. Новая информация быстро заполняла его «жесткий диск», безжалостно удаляя старые данные.
После передышки они вернулись в воду и поплыли обратно. В какой-то момент стало понятно, что зять не приедет, а этот заплыв будет вечным. Волкову начало казаться, что он попал в эту реку еще будучи икрой, и уже представлял, как состарится в воде, отрастит жабры, а его длинная зеленая борода будет цепляться за коряги на дне, когда он в стотысячный раз отправится на другой берег.
— Яночка ваша к Ромке Федорову по четвергам ходит, — произнесла на исходе дня Радиоточка.
«Наконец-то», — обрадовался Волков, хотя ему уже было все равно — он просто хотел на сушу.
— Кто этот Ромка? — спросил он задыхаясь.
— Да валенок безрукий — вот кто. Хотя всем говорит, что сапожник. Сапоги вашей Яне уже два месяца починить не может: то подбой отвалится, то молния зажуется, а то он и вовсе забывает, куда их засунул. Принимает-то только по четвергам, в остальное время на молокозаводе кефир разливает! Я ж ее предупреждала — не связывайся с шарлатаном!
— Са-сапоги? — Витя чуть не глотнул воды от нелепости открытия.
— А вы чего ожидали? Шпионские страсти? — язвительно хмыкнула Радиоточка.
— Почему же она мне ничего не сказала?..
— Да потому что боится говорить. Вы же вечно ее попрекаете всякими ненужными покупками. Она эти сапоги в интернете заказала, а они с браком пришли. А магазин закрылся, поэтому вернуть не вышло. Вот и мучается с ремонтом уже два месяца.
Волкову стало стыдно. Он и правда часто ругался с женой из-за ее покупок. Кто же знал, что дело дойдет до секретов… Позор какой-то. Надо было срочно исправляться — лишь бы удалось выбраться из этой проклятой реки.
Неподалеку хлопнула автомобильная дверь, раздался голос зятя:
— Алла Афанасьевна, закругляйтесь, ехать пора.
— Умеешь ты, Борька, кайф обломать! Ладно, иду, — крикнула она зятю, а затем обратилась к Волкову: — Спасибо за компанию. Ух, хорошо поплавали. До новых встреч. Будут новости — зовите!
Волков еще немного посидел не берегу, переводя дыхание и размышляя о чем угодно, только не о том, что он еще совсем недавно боялся воды. А затем сделал последний рывок и поплыл в обратную сторону.
Весь следующий день он провалялся в постели, не в силах пошевелить больными мышцами. А в понедельник прилетел колбасный король и повез коллектив к озеру. Волков был в ударе: бегал, метко стрелял из пневматики и плавал. Последнее давалось ему удивительно легко. Он двигался словно легкомоторная лодка, ловко перебирая руками и ногами, пока его коллеги бултыхались где-то на мели. Начальник не мог не отметить такой прыти и без конца нахваливал Волкова перед другими директорами. Доплыв до финиша, Витя по привычке дал обратный ход, хотя этого совсем не требовалось.
Волков не просто так старался. Очень хотелось выйти как можно скорее на прибавку, чтобы купить жене хорошие сапоги. И у него были все шансы.
Когда корпоратив уже близился к концу, а всё руководящее звено, включая колбасного короля, изнывало от усталости и мечтало лишь доползти до своих кроватей и упасть лицом в подушку, откуда-то раздался голос. Никто, кроме Волкова, его не узнал, но у всех присутствующих почему-то резко зачесались уши. Надвигалось что-то страшное, что-то, от чего не было спасения.
— Физкульт-привет!
Александр Райн
Анна Сергеевна ворочалась в постели и никак не могла провалиться в сон. Чувство тревоги — лучшее топливо для сердечного мотора: разгон моментальный, но и износ соответствующий.
Она ждала этого стука в дверь, разлетевшегося эхом по пустой квартире, но все равно дернулась, когда он раздался словно набат среди ночи. Включив везде свет, она надеялась, что сможет таким образом прогнать тени, явившиеся к ее порогу.
— Кто там? — спросила Анна Сергеевна.
— Доброй ночи. Это плохая новость, — раздалось с той стороны.
Анна Сергеевна посмотрела в глазок, хотя в этом не было необходимости — она интуитивно знала, что это никакой не розыгрыш. Набравшись храбрости и быстро мобилизовав волю, она заковала голос в металл и строго произнесла:
— Уходите, я вас не ждала!
Получилось всё равно не так уверенно, как хотелось бы.
— Простите, но уйти я не могу. Откройте, пожалуйста.
— Уходите, я сказала! Вы ошиблись дверью. Идите к кому-нибудь другому, — уже более уверенно произнесла хозяйка, но внутри нее по-прежнему всё дрожало, а мотор вовсю гонял кровь, вытеснив из организма зачатки сна.
— Ошибки быть не может. Вы же Анна Сергеевна Ткачёва?
— Нет. Я Ткачева, через «е», — попыталась выкрутиться женщина, — так в паспорте написано. Уходите, а я ложусь спать.
— Послушайте, игнорировать вечно всё равно не выйдет.
— Но попробовать же я могу? — с надеждой спросила Анна Сергеевна.
— Вы можете всё что угодно, это ваше личное право. Но очень бы не хотелось вас преследовать. Гораздо проще нам встретиться лицом к лицу и всё обсудить. Вам самой так будет проще.
— Ну… Ну хорошо, — сдалась Анна Сергеевна. — Только пообещайте, что не будете бить обухом по голове!
— Я ничего обещать не могу, тут больше от вас зависит. Откроете, как будете готовы.
— Хорошо… Минуту.
Анна Сергеевна Ткачева забежала в комнату, чтобы переодеться и накраситься. Она собиралась дать настоящий отпор этой плохой новости. Ее не застанут врасплох — ну уж нет, только не в собственной квартире. Она откроет дверь и встретит невзгоды с высоко поднятой головой, чтобы сказать в лицо этой дурацкой новости всё, что она о ней думает. Напугать Анну Сергеевну не получится, пуганая она. А если надо, то и по голове шарахнет… этим, как его… да вот хоть обувной ложкой.
Женщина вооружилась и, крутанув барашек дверного замка, толкнула дверь. Тут же на порог шагнули двое. Свет внутри квартиры померк; несмотря на закрытые окна, резко повеяло холодом. «Грозное» оружие тут же выпало из рук Анны Сергеевны и звонко ударилось об пол.
— Почему вас двое? — еле выдавила из себя хозяйка квартиры.
— Плохая новость не приходит одна, вы же знаете, — виновато улыбнулась та, с кем изначально общалась Анна Сергеевна.
— Но… но так же не делается… Вы должны предупреждать… Я же… я не готова! — Анна Сергеевна пыталась поднять с пола обувную ложку, при этом не сводя взгляда с незваных гостей, но постоянно промахивалась рукой мимо оружия.
— Мне очень жаль, но к плохим новостям нельзя подготовиться, как ни старайся. Это всегда внезапно. Так уж заведено. А мы в этом деле, к сожалению, лучшие, — одновременно криво улыбнулись эти двое.
Спесь быстро выветрилась из Анны Сергеевны, и женщина решила сменить тактику.
— Вы, наверное, привыкли забирать последнее, — заискивающе щебетала хозяйка квартиры и бросилась к бельевым ящикам, в которых были спрятаны деньги и скромные семейные драгоценности. — У меня еще на вкладе есть немного, там, правда, проценты должны только через месяц начислиться, но я готова снять прямо сейчас, если нужно, — суетилась она, разбрасывая по углам вещи и пытаясь отыскать свои сбережения.
— Анна Сергеевна, нам не нужны ваши деньги, мы к вам по другому вопросу. Думаю, что вы понимаете по какому.
— Нет, не понимаю! Не понимаю и понимать не хочу. Вот, забирайте всё и уходите! — она протянула мешочек с кольцами и ещё какой-то бижутерией, а заодно небольшую пачку денег.
— Мы уже всё забрали, нам как раз надо это обсудить, — уже более напористо произнесли гости.
Анна Сергеевна почувствовала, как у нее подгибаются колени, и присела на кровать.
— Уже забрали? — еле слышно произнесла она, смотря перед собой невидящим взглядом.
— Уже.
— Значит, я не смогу с вами договориться?
— Увы.
— Хорошо, делайте, что хотите, я не буду вам мешать. Мне всё равно. Какая теперь разница? — по щеке скатилась слеза.
Деньги в руках и бижутерия внезапно превратились в мусор. Тьма уже не пугала и, как и свет, перестала иметь какое-либо значение. Хотелось просто лечь и лежать, глядя в потолок или просто в никуда.
Когда плохие новости официально заявили о цели своего визита, стало понятно, что они задержатся здесь надолго. Так и случилось.
Каждый раз, когда Анна Сергеевна возвращалась в свою квартиру после работы, похода в магазин или каких-то встреч, она сталкивалась с Ними. Новости просто сидели и ждали ее, чтобы, когда она останется в полном одиночестве, напомнить о себе и заполнить своим присутствием всё пространство.
Так они и жили около года вместе. Анна Сергеевна вела обычную жизнь, а новости просто сидели в сторонке и напоминали о себе, не давая женщине ни минуты на то, чтобы не думать о них. Пока однажды Анна Сергеевна не пришла домой с целым пакетом продуктов и впервые за всё это время не предложила новостям пройти на кухню.
— Чай будете? — спросила женщина, заливая кипятком заварку.
— Можно, — не без удивления согласились новости. — Но, знаете, это совсем не обязательно.
— Согласна. Но я тут подумала, раз уж мы с вами и дальше будем жить вместе, то нам надо как-то научиться сосуществовать. Иначе никак, — она кивнула сама себе, словно решилась на что-то очень отчаянное, и, подав на стол чай, открыла упаковку пряников. — Мы с вами знакомы год, и будем знакомы еще очень долго — всю жизнь. Я полагаю, что если я не найду в себе сил с вами общаться и принимать вас, то вы же начнете приглашать сюда друзей. Я ведь правильно подозреваю?
— Не исключено, — подтвердили новости и с охотой принялись за чай.
Так они и стали потихоньку привыкать друг к другу в этой скромной полупустой квартире, куда постепенно начали захаживать и другие новости. Чаще всего они не были ни хорошими, ни плохими — просто новости (пустяки, малополезные глупости, какие-то слухи). Но иногда случалось, что появлялись и очень даже важные — такие, к которым Анна Сергеевна готовилась заранее и была очень взволнована, открывая им дверь.
В конце концов новостей стало так много, что дом Анны Сергеевны стал напоминать проходной двор, и те мрачные тени, что явились к ней на порог когда-то, практически растворились в его стенах. И хоть избавиться от них окончательно не было возможности, Анна Сергеевна была с ними доброжелательна, потому что иначе они снова начинали занимать слишком много места.
Жизнь продолжала крутить свое колесо, пока однажды ночью Анна Сергеевна не проснулась от бодрого стука в дверь.
— Кто там? — спросила она, подходя к двери с замершим сердцем.
— Это Анна Сергеевна Ткачёва? — спросили с той стороны.
— Кто спрашивает? — грозно ответила хозяйка.
— Это хорошие новости. Мы пришли по верному адресу? Не пойму, как правильно читается фамилия.
— Неважно, как читается! Заходите! — женщина распахнула дверь, и в дом хлынула развеселая толпа.
В квартире мгновенно потеплело, хотя отопление должны были дать только через неделю. И стало светло — будто наступило утро, а не стояла глубокая ночь.
— Проходите на кухню, поставлю чайник, — засуетилась хозяйка. — Вас так долго не было...
Александр Райн
Инна Марковна не могла понять, что же с ней сделали на тех маркетинговых курсах, куда ее затащили прямо с точки сбыта три недели назад. В тот день она так же, как и сегодня, сидела на своей складной табуретке у метро и продавала укроп с петрушкой, когда к ней подошел лощеный пижон и предложил «реально прокачать и оптимизировать продажи, подмяв под себя нишу».
Тогда она еще не знала, что эти высокоэффективные упыри вынут ей мозг — вернее, brain, обкусают со всех сторон и положат обратно, навсегда изменив представление бедной женщины о реальности. Теперь Инна Марковна видела мир через призму маркетинга и ничего не могла с этим поделать. Она потерла в очередной раз уставшие глаза, сделала глоток тыквенного рафа из литрового термоса и продолжила внимательно анализировать всё вокруг, как учили на курсах.
Всё изменилось. Всё… Люди вокруг больше не люди, а целевая аудитория и лиды. Хотя раньше Лида в жизни Инны Марковны была только одна — та, что сидит по правую руку и торгует кинзой, чесноком, помидорами и хреном. Теперь она перестала быть просто соседкой и хорошим собеседником для разговоров о сериалах. Отныне — это конкурентный плейер на том же B2C-рынке, но с более высокой скоростью вывода продукта и широким ассортиментом. Прямая угроза ее, Инны Марковны, рыночной доле. Ох, нельзя им работать рядом — товарные матрицы пересекаются.
Сразу за Лидой вела деятельность Дарья Семеновна — человек, еженедельно проводивший ребрендинг продукции. Вот и сегодня ее картонка предлагала «новые» уникальные продукты: «Вкусняшки от Дуняшки» и «Салат-халявка». Хотя, по сути, это были те же консервированные овощи, что и три дня назад. Бытовые алкоголики, вернее, «релевантная клиентская база» (снова поправила себя Инна Марковна), каждую неделю просили что-нибудь новенькое. А сами охотно сметали всё тот же маринованный лук с морковью и свёклой.
«Видать, тоже на курсы по повышению продаж ходила — вон как со шрифтами играет», — кивнула собственным мыслям Инна Марковна и, встав с табуретки, схватила свой ящик, чтобы переставить в другое место.
— Инна, ты куда? Обиделась, что ли? — потянула ее за куртку Лида, испугавшись, что подруга от нее сбегает. — Ну прости, коль я тому пареньку сказала, что у тебя черемша не мытая. Ну правда не знала. А он сразу в рот потянул. Боялась, что глисты у парнишки заведутся. Ну сглупила. Что ж теперь — всё, обида на всю жизнь?
— Отстань. У меня рядом с тобой индекс лояльности потребителя падает, — Инна Марковна выдернула куртку и глазами начала искать новое место.
Торговки кучковались по визуалу и сопутствующим категориям: «серое пальто и бежевый платок», «кабачки и перец Блонди». Разговоры велись в основном деловые. Обсуждались графики роста, осуществлялись прямые обмены контактами поставщиков и горячей клиентской базой. Инне Марковне срочно требовалось поднять свой социальный статус и примкнуть к более перспективному рыночному сегменту.
Выбор пал на место между Аллой Андреевной, которая торговала популярной в этом сезоне квашеной cabbage и облепихой, и Клавдией Анатольевной, вот уже несколько лет успешно продвигающей на рынке луковицы цветов, семена и саженцы. Обе женщины были настоящими сеньорами среди прочих джунов и мидлов на этом незарегистрированном базаре. Они успешно работали с таргетированной рекламой на дачах, и у их продуктов всегда была самая высокая маржинальность.
«У таких трафик никогда не пересохнет», — подметила про себя Инна Марковна и поставила свой ящик между двумя успешными бизнес-леди.
Проактивная бизнес-стратегия была выстроена, оставалось изучить местную фокус-группу и наладить с ней коннект. Инна Марковна достала из сумки тыквенные семечки и предложила соседкам. Те охотно запустили руки в пакет и начали звучно лузгать промотоварами. Кажется, контакт с партнерами был установлен, но что-то бередило душу предпринимателя, только она не могла понять, что именно…
День тянулся ровно. Конверсия была отличной, лиды пёрли как на нерест, петрушка едва поспевала за укропом. Женщины легко приняли в свою компанию нового члена и охотно делились новостями. Алла Андреевна рассказывала, как недавно у нее расширился штат сотрудников, и теперь не только зять работает на грядках, но и двое подросших внуков. А у Клавдии Анатольевны так крутится воронка продаж, что в нее всё подряд залетает: и лук-севок, и томаты Хурма, а еще редис Французский завтрак и патиссоны Бинго-Бонго.
В голове Инны Марковны зрели перспективы, когда к ней подошел очередной контрагент в полинявшем свитере и попросил скидку на явно неликвидную руколу.
— Уставшая она у вас какая-то. Чай, в магазине купили неделю назад и тут толкаете втридорога. Давайте за полцены заберу остатки. Все равно никто не купит, — обратился мужчина.
Тут-то Инна Марковна и разблокировалась.
— Сам ты уставший, в обоих глазах похмелье недельное. Не нравится — шуруй в магазин и торгуйся там с кассой самообслуживания. Пшёл вон отседова! — быстро нашлась она с контрпредложением.
Мужчина фыркнул и спешно удалился, а Инна Марковна впервые за день почувствовала, как с плеч свалилась целая Килиманджаро. Повернувшись к одному из своих новых партнеров, она желчно заявила:
— Надоело мне вашу бредятину слушать про зятьев-бесхребетников и лук-севок ваш идиотский. И что за нейминг вообще — патиссоны Бинго-Бонго! Для обезьян, что ли? А ну, дайте выйти. Расселись тут!
Инна Марковна расправила плечи, встала, схватила свой ящик и потопала к единственной и неповторимой Лиде, с которой собиралась обсудить вчерашнюю серию любимого детективного сериала.
А что до маркетинга и психологии продаж — так она старых цыган тряпками всю жизнь гоняла, сможет и новым популярно объяснить насчет целевой аудитории и прочих ретаргетингов.
Александр Райн