Уже достаточно долго брожу по узким улочкам этого усталого городка: бургомистр даже не потрудился встретить меня на станции, и теперь приходится самому искать кров. Воздух здесь тяжёлый и густой, пропитан запахами гари, прелых листьев и влажной плесени. В некоторых закоулках тянет чем-то горьковатым.
Солнце уже давно склонилось за горизонт, и забытые временем улицы погрузились во мрак. Высокие фонари тускло горят, едва разгоняя тьму. Проходя мимо полуразрушенной церкви, я ощущаю укол досады. Когда-то мне нравилось заходить в такие места, пусть я и никогда не был особенно религиозным. Привлекала атмосфера: запах ладана, тихое спокойствие, возвышенный голос священника и разноцветные лучи от витражей, стекающие на каменный пол. Но теперь двери церквей для меня закрыты.
Звуки исчезают, будто их поглощают облупившиеся, унылые фасады покосившихся домов. Где-то далеко слышен слабый лай собаки, но он мгновенно стихает, оставляя вокруг меня лишь пустую тишину.
Чутьё безошибочно подсказывает, что за мной следят. Это ощущение, знакомое и точное, никогда не обманывает. Незнакомец начал преследовать меня ещё от станции. Что ему нужно? Внешне я выгляжу вполне безобидно и заурядно — охотник на чудовищ не должен привлекать внимание, но, похоже, именно это сделало меня мишенью для другого охотника — на людей.
Свернув в ближайший переулок, я ускоряю шаг, стараясь слиться с тенью. Но внезапно тусклый свет фонаря выхватывает из темноты два силуэта, преграждающих мне путь.
— Добрый господин заблудился? — насмешливо произносит один из них, делая шаг вперёд.
Я пячусь, но сзади уже раздаётся грубый голос преследователя.
— Точно заблудился, — в его голосе звенит угроза. — Ты ведь не хочешь проблем, верно?
Резко разворачиваюсь и упираюсь спиной в холодную стену: отступать больше некуда, да и врагов лучше держать на виду.
— Нет, не хочу, — мой голос дрожит.
— Тогда тебе придётся отдать всё, что у тебя есть, — вступает в разговор третий, и в его руке поблёскивает нож.
— Но у меня ничего нет! Я только приехал по поручению бургомистра, он должен заплатить мне за работу.
— Неужели? — первый говорит насмешливо, не скрывая недоверия. — Что-то не верится. Придётся немного пощипать тебя.
— Вы не имеете права! Бургомистр так этого не оставит!
— Да плевать, — откликается третий, его голос холоден и остр, как лезвие ножа в его руке. — Прикончим его.
Вот этих слов я и ждал. Мне позволено убивать людей только в случае самообороны. Улыбка сама расползается по лицу, а волна азарта и предвкушения накрывает с головой. Нежно провожу кончиком языка по клыкам, ощущая их остроту. Охотясь на чудовищ слишком долго, сам становишься одним из них.
Глаза ближайшей жертвы расширяются от ужаса, сердце бьётся всё быстрее и быстрее. Он вскидывает руки и отступает назад, но я молниеносно бросаюсь на него, впиваясь клыками в шею. Краем глаза улавливаю движение: двое оставшихся пытаются бежать. Бесполезно. Одним прыжком я сшибаю первого с ног, слышу, как хрустят его кости. Пара глотков — и его жизнь становится моей.
Последний спотыкается, падает, ползёт к стене, крестится дрожащими пальцами. Я вижу, что он никогда не верил в Бога, но страх — это его последняя молитва. Нарочно неторопливо приближаюсь, смакую каждое мгновение, вбираю в себя его сладкий ужас. Наклоняюсь к нему.
— Знаешь, что придаёт крови изысканный вкус? — капли крови с моих губ падают на его лицо. — Страх.
