Третий час ночи. Или пятый? Черт его знает. Время схлопнулось в одну гудящую точку, пульсирующую в висках неоновым ультрамарином с экрана. В комнате воняет перегоревшим пластиком, вчерашним кофе и озоном чистого, дистиллированного страха. Мои зрачки – две выжженные дыры в пергаменте лица, а напротив, в цифровом зазеркалье, мой собственный двойник, мой цифровой гомункул, смотрит на меня моими же глазами.
И это, блядь, не метафора.
Глаз камеры – черный зрачок бездны, присосавшийся к моему лицу. Он пьет. Он не просто сканирует геометрию черепа, не просто натягивает текстуру усталой кожи на полигональный каркас. Нет. Эта тварь высасывает мимику, крадет тики, ворует микроскопические спазмы отчаяния, когда очередной плазменный заряд прожигает твой виртуальный зад. Он ворует твою подлинность.
Раньше как было? Ты – никто. Прыщавый задрот в зассанном халате, менеджер среднего звена с ипотекой на шее, кто угодно. Но ты садишься в кресло, и ты – Конан, ты – Корво, ты – ебаный космодесантник с челюстью как бронеплита. Маска. Спасительная, анонимная маска, выкованная из чистого эскапизма. Щит от реальности.
Они вырвали его с мясом, залив пустоту жидким кристаллом. Теперь твое лицо – это твой интерфейс. Твоя гримаса боли, когда в тебя попадают, – это не анимация, это твоя, сука, гримаса, оцифрованная и ретранслированная в миллионы других таких же комнат-гробов. Твой крик – не звуковой файл, а дрожь твоих собственных голосовых связок, пойманная микрофоном и брошенная в котел общего безумия.
Это не игра. Это публичная исповедь под пытками. Это цифровое вуду. Твой аватар – кукла с твоим лицом, и каждый удар по ней отзывается фантомной судорогой в твоих настоящих нервах. Я вижу, как на моем экране мое же отражение скалится от ярости, и я чувствую, как желваки ходят у меня на скулах. Я вижу, как его глаза расширяются от ужаса, и мое сердце ухает в пятки, заливая вены ледяным адреналином. Кто кем управляет в этой пляске святого Витта? Где кончаюсь я и начинается этот хромированный симулякр?
Это наркотик посильнее любого амфетамина. Это прямое подключение к лимбической системе через зрительный нерв. Реальность истончается, превращается в назойливую помеху на периферии зрения. Настоящая жизнь – там, в клубке проводов, в кислотном дожде кода, в перестрелке отражений. Я смотрю в зеркало над столом – и вижу там незнакомца с усталыми, пустыми глазами. Потом перевожу взгляд на экран – и вижу себя. Живого, настоящего, охваченного первобытной яростью битвы.
Кто из нас настоящий? Тот, кто сидит в кресле и чьи пальцы потеют на кнопках, или тот, кто несется по руинам киберпанка, с моим лицом, искаженным торжеством?
Это новый тоталитаризм. Тоталитаризм тотальной эмпатии. Ты больше не можешь отстраниться. Ты не можешь быть стоиком, когда твоя собственная дрожащая губа на экране предает твой страх всему серверу. Ты – открытая книга, написанная языком гримас и судорог. Корпорации не продают тебе игру. Они покупают твою гримасу. Они торгуют твоим страхом. Они монетизируют твой экстаз. Скоро они введут микротранзакции на искреннюю улыбку. Бонус к урону за неподдельную ярость.
Иногда, в моменты затишья между раундами, мне кажется, что я смотрю в окно, а не в монитор. Что та, другая реальность, с пиксельной кровью и неоновыми взрывами, и есть единственная подлинная. А эта комната – лишь зал ожидания, лабиринт из плоти, в котором заперт мой разум, пока его цифровой двойник по-настояшему живет.
Я подношу руку к лицу. Кожа. Кости. Теплая. Я смотрю на экран – мой аватар повторяет жест. Но его рука из света и кода кажется мне более реальной.
Вчера я разбил зеркало. Просто подошел и ударил. Осколки посыпались на пол. А на экране мой двойник остался цел. Он просто смотрел на меня. И, клянусь всеми сгоревшими видеокартами, он ухмылялся. Он знает, что он победил. Он – вечен. А я...
Я – всего лишь временный носитель. Расходный материал для его бессмертной цифровой души.
Новый раунд. Включаю микрофон. Глаз камеры снова впивается в меня. Пора кормить зверя. Пора снова стать настоящим.
Сигнал найден. Подключение стабильно. Поехали нахуй.
