Перевод опубликован в июньском номере журнала 'Крокодил" в 1991 году. Речь идёт о саммите в Хельсинки в сентябре 1990-го и последующем визите американских торговых представителей в Москву. Прочитала впервые сейчас. Было интересно, надеюсь будет интересно и вам.
"Согласитесь, что-оказаться на гребне истории, хотя бы на короткий срок,— событие, более волнующее, чем виндсерфинг. Поэтому когда министр торговли США Роберт Мосбакер предложил мне слетать в Москву в приятном обществе президентов богатейших фирм США (кажется, вы называете таких «vorotila»?), я размышлял чуть меньше времени, чем требуется для произнесения слова «да».
Целью нашей поездки было ознакомиться с условиями для инвестирования американских денег в СССР и заодно показать, что мы тоже — парни не промах. Западноевропейские и особенно немецкие бизнесмены так и снуют в Москве и по всему Советскому Союзу. Японцы тоже не спят. Понятно, что США не могут позволить себе уступить такой громадный потенциальный рынок своим конкурентам.
Мы вылетели из Вашингтона на «6оинге-707», оба бока которого были украшены надписью «Соединенные Штаты Америки». Наша первая остановка была в Хельсинки. В посольстве США президент Буш пожелал информировать нас о своей однодневной встрече на высшем уровне с Михаилом Горбачевым.
Президент сказал, что и он, и Горбачев придают большое значение нашему визиту. Президент подчеркнул, что даже сейчас, когда состояние советской экономики с каждым днем ухудшается, Горбачев не просит прямой правительственной помощи. Советский руководитель дал ясно понять, что он жаждет инвестиций из частного сектора и считает американскую технологию и искусство административного управления крайне важными для успеха перестройки. Буш заметил в заключение, что, хотя Советам придется пройти долгий путь, пока они действительно поймут, как работает рыночная экономика, Горбачев по крайней мере все говорит правильно, в частности, он признает, что нужна широкая приватизация государственных предприятий.
Затем три кортежа машин направились в аэропорт Хельсинки по улицам, освобожденным от движения в обоих направлениях: первый — Буша, затем — Горбачева и, наконец, наш. Мчась по полосе встречного движения, мы обогнали вереницу машин, добропорядочно следовавших по правой стороне дороги. Это был Горбачев с эскортом. Поощряемый азартными криками президентов корпораций, наш водитель нажал на газ и вырвался вперед, обогнав кавалькаду Горбачева. Еще одна маленькая победа капитализма!
В нашей делегации были и такие матерые специалисты по Советам, как Дуэйн Андреас из «Арчер Дэниелс Мидленд» и Дон Кендалл из «Пепсиколы», но большинство чувствовали себя Колумбами. Ваш покорный слуга относился тоже к категории первооткрывателей.
Но все везли с собой невидимый драгоценный багаж, не замеченный таможенными рентгенами и собачьими носами, а именно идеи и планы. Дон Маррон из «Пэйн Уэббер» надеется помочь Советам осуществить их намерение открыть фондовую биржу. Многие из нас— 6 из 15 — были «энергетики». Начиная от Кена Дерра из «Шеврон» до Чесли Пруэта из «Пруэт ойл», изыскательской компании из Миссисипи,— все горели желанием приобщиться к обширным, но слаборазвитым нефтяным месторождениям, тем более что и Советы хотели их помощи.
Мы приземлились в Москве за полночь в воскресенье, и уже рано утром начались четырехдневные лихорадочные встречи. В нашем расписании, включавшем однодневную поездку в Ленинград, были встречи практически со всеми главными участниками исторических споров, бушующих в СССР. Среди них были радикальные реформаторы, такие, как популярный мэр Москвы Гавриил Попов и его ленинградский коллега Анатолий Собчак; осаждаемый противниками премьер-министр и, наконец, сам Горбачев.
Хотя мы наблюдали глубокие расхождения по поводу темпов реформы, все, с кем мы встречались, были согласны, что СССР переживает огромный кризис, который можно разрешить только всеохватывающими изменениями. В каком направлении — ясно всем: Советский Союз должен двигаться от контролируемой, командной экономики к свободной и открытой системе, направляемой рыночными силами.
Ни разу за все время нашей поездки не возникало вопроса об идеологии. Хотя взор Ленина был устремлен на нас почти на каждой встрече с портретов, больших и малых, слово «коммунизм» не было произнесено ни разу. «Невероятно было слышать, как в залах Кремля постоянно повторялись такие слова, как рынок, прибыль, капитал и акции»,— заметил Лойд Кук, председатель АРКО.
И при этом нас постоянно поражало, как мало эти магические слова понятны советским людям. Как-то на приеме один из них отвел меня в сторону и спросил шепотом: «Пожалуйста, джентльмены, будьте добры объяснить мне разницу между прибылью, поступлениями и доходом?»
Мы, конечно, и сами порой бывали озадачены семантической стороной вопроса. Например, во время неофициальных встреч, устроенных для того, чтобы делегаты могли индивидуально пообщаться с представителями соответственно своих отраслей, мы стали глубже понимать советское толкование «совместного предприятия». Для многих — не всех — оно в основном выражается в том, «сколько твердой валюты вы готовы израсходовать, чтобы делать бизнес в нашей стране?».
В первый наш лихорадочный день мы завтракали с Доном Кендаллом, после того как он разрезал ленточку на открытии первой московской «Пицца-Хат». Было очень забавно наблюдать, как высокооплачиваемые администраторы наслаждались простецкой едой «на скорую руку». С нами был Анатолий Добрынин, бывший советский посол в США, с которым Кендалл не раз делил трапезу в Вашингтоне. Весьма любопытно, что этот ресторан, как я узнал, возвратившись в США, был затем временно закрыт, якобы за нарушение гигиенических правил, а на самом деле в ходе борьбы за власть между радикальным Московским городским Советом и районным Советом.
Проблемы «Пицца-Хат» подчеркивают, насколько запутано политическое положение в СССР сейчас. Практически на каждом шагу во время нашей поездки Боб Мосбакер напоминал советским собеседникам о препятствиях, которые стоят перед иностранными инвесторами. В числе этих препятствий — отсутствие четкого определения владения и прав собственности, права вывоза прибылей; путаница, возникающая в результате борьбы за контроль между центральными, республиканскими и местными властями; и прежде всего отсутствие конвертируемого рубля.
Советские деятели заверяли нас, что все эти вопросы будут решены «со временем». Неизбежно будут приняты законы, обещали они, защищающие иностранные инвестиции. Заверения обычно завершались примерно такими словами: «Мы люди честные, за нами не заржавеет, даст Бог — все образуется».
Но даст ли Бог? Конечно, не в близком будущем. Когда вы видите очереди не менее чем на четыре часа, вам ясно, что вы наблюдаете глубоко нарушенную экономику. Потребители не имеют никакого выбора при покупке товаров — дай Бог удовлетворить самые насущные свои потребности. Мы действительно не могли найти в магазинах ничего, что можно было бы купить.
В нашей группе, шутили: «У вас в руках ничего нет, видно, что вы ходили по магазинам». Виденные нами до этого фотографии длинных очередей за мылом, картофелем, свеклой не подготовили нас к тому потрясению, которое мы испытали, когда увидели это своими глазами.
В то же время перспектива удовлетворить эти громадные неудовлетворенные потребности может породить в вашей голове самые радужные финансовые мечты и планы. И при всем риске верно, что цена вступления на советский рынок сейчас, возможно, ниже, чем она будет когда-нибудь в дальнейшем, и круг возможностей сейчас самый широкий. Вот почему Кендалл говорит: «Инвестировать надо сейчас». Если вы решите действовать, постарайтесь подстраховать себя, ведя переговоры на всех уровнях — федеральном, республиканском и местном.
Высшая точка нашей поездки пришлась на последний день, когда мы два часа беседовали с Горбачевым. К нам присоединились государственный секретарь Джим Бейкер и его советский коллега. Когда Горбачев вошел в зал, сразу же стало ясно, что он не такой, как все. Он был безупречно одет, великолепно держался и не имел того несколько неряшливого профессорского вида, типичного для других советских деятелей, с которыми мы встречались. Он смотрит вам в глаза удивительно твердо. У других ощущались напряженность и скованность, у Горбачева этого не было. Когда мы бились над проблемами, он поощрял к поиску компромисса, и его чувство юмора часто давало себя знать, облегчая споры.
Горбачев говорил о нашей миссии, как о «вторжении США», которое он приветствует. Для того, чтобы в мире произошло что-то хорошее, подчеркнул он, должны существовать добрые отношения между США и СССР. Он подтвердил готовность его страны начать двигаться к рыночной экономике, но затем предостерег, что бросаться сломя голову было бы безответственно.
Он сказал, что всякая новая реформа прежде всего должна делать упор на стабилизацию экономики. «Конвертируемость рубля,— добавил он,— моя первейшая задача». А когда мы изложили готовящийся проект, который позволит советским управляющим поработать в компаниях США по три-шесть месяцев для практики, он встретил эту новость с радостью и добавил, что очень важно изменить умонастроение народа.
Он прав. Но даже если ускорится такой сдвиг в умах — у всех нас создалось впечатление, что так и будет,— экономический и социальный кризис, переживаемый Советами, так велик, что можно только поражаться его размерам. Я, в частности, был преисполнен сочувствия к простым людям, которых мы наблюдали только уголком глаза в ходе нашего стремительного визита. Как-то, стоя посреди очередного пустого магазина, я с удивлением подумал: «Для чего здесь все эти полки? Неужто они когда-нибудь были заполнены или находятся здесь только в надежде на будущие блага?» И подумать только, что мы долгие десятилетия спорили, какая система лучше: коммунизм или капитализм!..
Поневоле приходишь к выводу, что на протяжении 70 лет советские лидеры вершили величайшее в истории надувательство. Сегодня они больше не вводят в заблуждение ни себя, ни свой народ. Вот почему я убежден, что мы должны найти способы помочь им. США — и мировое сообщество — могут только выиграть, если СССР когда-нибудь станет крупным новым торговым партнером. Перевел с английского М. БОДРОВ."
Текст взять из интернет-архива журнала "Крокодил" https://croco.uno/year/1991
