— Нет, Демьян, это я тебя слушаю. Ответь, будь добр, где ты раскопал этого щёголя?
— Это невыносимо, я же просил не называть меня Демьяном! — Звягинцев подхватил телефон и принялся измерять периметр кабинета в шагах. Выходило восемь в одну сторону и шесть в другую. Конура, а не кабинет.
— Я звоню тебе раз в четверть века, мог бы и потерпеть, Деймун, — в голосе собеседника недовольство сменилось безграничной усталостью. — Так что насчёт щёголя? Кадров получше не нашлось?
— Евсеюшка, это по-вашему щёголь, а для нас он хипстер. Смузи, пробежки, стоматолог, маникюр-педикюр…
— И как посланнику вашего мира поможет ма-ни-кюр?
— Воспаления от заусенцев не случится, — Звягинцев неожиданно развеселился. — Ты же знаешь, что такое заусенцы? То, что ты возле ногтей обгрызаешь…
— Ой-ой-ой, вот только не нужно нас с туземцами равнять. В общем, давай по делу: через сколько часов высаживать девчонку?
— Дались вам эти девчонки! Семьдесят два часа, и чтобы раньше её там не было.
— Как скажешь, мой заклятый друг, как скажешь. Только не девчонки дались, а именно девчонка — она у нас одна такая, — и собеседник нажал на отбой.
— Ямщик, не гони лошадей!
Мне некуда больше спешить…
«Спеши-и-и-ить» прозвучало так надрывно, что Макс поёжился и попытался ещё плотнее накрыться тулупом. Завывания ямщика стали глуше, но полностью не исчезли. По большому счёту, старик прав — спешить было бестолку, они плутали по заснеженной равнине уже третьи сутки.
Обычно с утра и часов до пяти вечера погода радовала, лохматые низкорослые лошадки бодро трусили по насту, а сани, поскрипывая, мчались вперёд. Ровно в 17:00 кто-то будто выключал небо — моментально сгущалась тьма, поднималась пурга, лошадки проваливались в снег, а возница начинал надрывно голосить. Попытки в первый же вечер остановить это народное творчество разбились о странный ответ:
— Мак-сим спать в санях хочет? Вот и дед Матвей не хочет…
Дальнейшие расспросы ничего особо не прояснили — по всему выходило, что петь нужно, иначе сани не доберутся до постоялого двора. Что должно случиться с санями, Макс мог лишь догадываться — на краткой стоянке «до ветру» боковым зрением он выхватил мельтешение на горизонте, словно там тьма сгустилась ещё сильнее, и сгустки эти рывками приближались к ним. Больше об остановках он не просил, все надобности справляя на постоялых дворах. Или дворе?
С местами ночлега тоже творилась какая-то чертовщина. На третий день пути Максим укрепился в подозрениях, что постоялый двор один и тот же, меняется лишь трактирщик. Отправляясь сегодня в путь, он решил сделать зарубку на одном из столов. Достал нож, вдавил его в податливую столешницу, выбелив нетронутую временем и антисанитарией древесину. А когда отнял лезвие, то увидел, что подобных зарубок, уже потемневших, поэтому незаметных сразу, на столешнице насчитывается не один десяток.
И вот, по темноте да под унылый аккомпанемент ямщика, они едут уже пару часов. Ещё минут сорок — и загадка постоялого двора будет раскрыта. Их ждёт горячая еда, холодная постель, а Макса ещё и оставленная им с утра зарубина. В том, что зарубина найдётся, он почти не сомневался — монотонность ландшафта не просто казалась одинаковой, изо дня в день пейзаж буквально был одним и тем же.
— А боль незакрывшихся ран
Останется вечно со-о-о...
«Со мной, Карузо недоделанный», — весь репертуар возницы Максим уже знал наизусть. Но ямщик замолчал и сани вдруг остановились. Макс выглянул из своего укрытия и увидел, как дед Матвей подхватил фонарь и побрёл куда-то в темноту. «Вот старый дурак», — промелькнула мысль прежде, чем он осознал, что остаётся один в непроглядной тьме без источника света.
— Дед, погоди меня! — Макс пулей вылетел из-под тулупа — и тут же увяз в снегу по колено. Ориентируясь на мерцающее сквозь пургу пятно света, он рванул за возницей, и не факт, что сумел бы догнать его по таким сугробам, если бы Матвей решил прогуляться чутка подальше. Но дед преодолел всего метров пятнадцать и теперь рассматривал какой-то тёмный бугор, тыкая его рукавицей. Максим доковылял сквозь снежный затор до возницы и обалдел — тёмным бугром оказалась посиневшая от холода нагая девица...
— Почему Вы решили, что подходите на эту должность? — кадровик со странным именем, которое моментально вылетело у Макса из головы, размеренно шагал по кабинету. Казалось, что число шагов от стены до стены занимало его больше, чем кандидат на роль техника-метеоролога.
— Я с отличием закончил МГУ...
Макс снисходительно улыбнулся:
— Ну когда-то нужно этот опыт получать.
Кадровик остановился и вернул отличнику снисходительную улыбку:
— В тридцать пять? Уволившись с должности управляющего конным клубом?
— Я осознал, что не люблю лошадей.
— Тогда вас ждёт неприятный сюрприз — остаток пути к месту назначения вам придётся проделать на конной повозке. И кстати, на станции нет барбершопа, ваша шикарная борода определённо станет менее шикарной.
— Уверен, я это переживу.
Максим бежал не от лошадей, а от Леночки — умницы, красавицы и дочери владельца конного клуба. После трёх лет совместной жизни она вдруг решила, что счастье в материнстве, заказала обручальные кольца и начала готовиться к свадьбе. Не удосужившись спросить мнения жениха.
С Леночкой было удобно, но ровно до тех пор, пока она не возомнила, будто Макс её собственность. А он вдруг отчётливо понял, что умницу и красавицу не любит. Или любит не так сильно, как свою свободу и ненаглядного себя.
И вот же напасть — стоило уезжать в глухомань от одной ненормальной девицы, чтобы найти в снегах другую? Тащить полудохлую находку к саням пришлось Максиму под строгим взглядом деда Матвея, который явно дал понять, что его основная миссия — нести тяжеленный фонарь, а на большее он неспособен.
Сгрузив девицу и укрыв тулупом, Макс вдруг услышал из темноты за спиной отдалённый не то вой, не то клёкот. Возница засуетился, подстегнул лошадок, и сани дёрнулись, а затем заскользили вперёд, не дожидаясь, когда в них заберётся второй пассажир.
— Да ты сдурел, старый?! — на бегу запрыгивая с другой стороны от девицы, выдохнул Макс.
Но ямщик его уже не слышал, заунывно горланя:
— Слышу звон бубенцов издалёка –
Это тройки знакомый разбег,
А вокруг расстелился широко
Белым саваном искристый снег...
Вот и разбери его — то ли ритуал какой исполняет, то ли вой и клёкот заглушить пытается.
«Эх, Макс, во что же ты вляпался?»
Пурга вдруг утихла, и Макс впервые за трое суток увидел огромную круглую луну. Метеоролог из него был никудышный, но ещё со школы Максим помнил, что луна может быть разных оттенков из-за пепла или смога в воздухе. Над холодными равнинами никакого смога не было и в помине, а ровное фиолетовое свечение создавало эффект футуристического пейзажа. Зрелище поистине красивое и жуткое. Не менее жутко было и то, что оставшиеся сорок минут пути до постоялого двора подобранная девчонка даже не пошевелилась. Под фиолетовым свечением кожа её уже не выглядела синей, скорее, серой. Лёд на ресницах не оттаивал, а пар изо рта не вырывался. В какой-то момент Максу показалось, что его везут в одних санях с покойницей. «Может, спихнуть её с саней? Дед за своими вокальными упражнениями всё равно ничего не услышит...» — развить малодушную мысль метеорологу не удалось — впереди заскрипели ворота, ямщик наконец-то заткнулся, и стало слышно, как причитает трактирщик:
— Вы опоздали! Опоздали! Парень, подсоби, быстро! — Макс спрыгнул с саней и помог вложить тяжеленный брус в держатели, заклинивая створки. Или воображение так разыгралось, или свист и клёкот слышались совсем близко. Странно, при такой-то луне он наверняка бы заметил преследователей, если бы они были.
Трактирщик тем временем заглянул в сани и будто совсем не удивился наготе бездыханного тела:
— Тащи девку внутрь, на кухне чан с тёплой водой — в воде-то отогреется.
Зачем отогревать труп, Максу было невдомёк, но спорить не стал, подхватил находку и отправился на поиски кухни. От чана исходило такое блаженное тепло, что первой мыслью было бултыхнуться в него самому — Максим только сейчас понял, насколько продрог, уступив тулуп попутчице. Опустив девчонку в воду и убедившись, что голова её уверенно держится на поверхности, Макс вернулся в зал, протиснулся за стол и обессиленно плюхнулся на лавку. Итак, сегодня трактирщик лысый. А что с зарубкой?
Зарубка была на том же месте. Глубокая, явно та, что он от души сделал сегодня утром. Только вот белизной она похвастаться не могла — темнела так, будто прошли десятилетия, а не несколько часов. Чертовщина, да и только.
На этот раз Звягинцев не стал дожидаться входящих звонков с другой стороны, а набрал номер Евсея сам:
— Объясни мне, какого чёрта я просиживаю штаны в этом кабинете уже две тысячи лет?! Неужели только мы заинтересованы в постоянном сообщении между мирами?
— Что заставило тебя усомниться в единстве наших интересов, Демьян? — собеседник был предельно серьёзен, и на этот раз Деймун не стал его поправлять.
— Просто я не понимаю: у вас что, за столько времени новой девчонки не нашлось? Хотя, прости, назвать нашу бессменную чаровницу девчонкой в её солидном возрасте язык не повернётся.
— Кадры решают всё, — Евсей даже не пытался изобразить раскаяние. — У неё большой опыт, а ритуал должен пройти безупречно — только так мы получим двух ямщиков одновременно.
Звягинцев, чеканя шаг, вновь начал мерить кабинет:
— Так ведь столько попыток провалилось именно из-за неё! Да, опыт огромен, но этот опыт отрицательный.
— Я уверен, в этот раз у нас всё получится. Меня проинформировали, от чего бежит ваш щёголь...
— Он хипстер! А, гори оно всё! — и Деймун с размаху опустил трубку на рычаги, прерывая бессмысленный спор.
Дед Матвей сослался на усталость и отправился в номер на втором этаже. Как бы ни был обескуражен происходящим Макс, но последовать примеру возницы на голодный желудок был не готов. Трактирщик принёс две миски с каким-то варевом, основное достоинство которого заключалось в том, что оно было горячим, а также поставил на стол большое блюдо со свиными рёбрами — уже остывшими, но с горчицей по-прежнему вкусными. Максим с сомнением глянул на вторую миску, но спорить не стал, а принялся за еду.
«М-да, это тебе не смузи», — оторвавшись от похлёбки, он потянулся к блюду за ребром, да так и застыл — напротив него сидела недавняя попутчица.
Вполне живая, не с серой, а просто очень смуглой кожей. Девчонка пялилась на Макса карими глазами и грела ладони о миску с варевом. Одеться после импровизированной ванны она не потрудилась — пряди чёрных волос влажными лентами спускались по груди до сосков, её нагота от этого наряда становилась лишь бесстыднее. Максим пытался отвести взгляд, но он словно приклеился, застрял между острыми ключицами, узкими плечами, тонкими запястьями. Он поймал себя на мысли, что хочет встряхнуть девчонку за плечи так, чтобы с прядей полетели капли, а стол перестал скрывать то, что ниже груди. Нет, ну бесстыжая же девка! Что за дичь вообще, их тут одеваться не учат?
За стойкой хмыкнул трактирщик, и наваждение отступило:
— Меня Максом зовут. А тебя? — вопрос повис в воздухе, девчонка буравила его взглядом. — Я думал, ты замёрзла до смерти. Как ты оказалась там, на равнине?
В ответ тишина. Мысленно плюнув, Максим продолжил трапезу, постаравшись забыть, что за столом он не один. Насытившись, поднялся — одновременно с ним поднялась девчонка. То, что ранее скрывал стол, было ничуть не хуже верхней половины. И что дальше?
Неожиданно ему помог трактирщик:
— Она из племени гуронов. Её народ забрался далеко от дома, но от диких обычаев не избавился. Не пытайся с ней разговаривать — она тебя не поймёт. А за спасение от тьмы отблагодарит так, как у них принято.
— И как же у них принято? — Макс ещё хотел спросить, что за тьма угрожала девчонке, но счёл, что с его страхами это никак не связано — просто фигура речи.
— Увидишь, — трактирщик подмигнул и первым потопал на второй этаж — спать. Максим отправился следом, замыкала шествие нагая девица.
Пройдя до комнаты в конце коридора, которую он занимал последние три дня, Макс не удивился, когда девчонка проскользнула вслед за ним и тут же юркнула под одеяло. Ночевать на полу он не собирался, поэтому не торопясь разделся и улёгся с другой стороны кровати, полагая, что устал настолько, что до «благодарности» дело не дойдёт.
Но у попутчицы было своё мнение на этот счёт. Она словно поглотила его, опаляя жаром грудей, бёдер и рук. Бешеный ритм сменялся негой, а животная страсть яркими вспышками и умиротворением. Снова и снова. Откровенно говоря, конезаводчица Леночка этой скво и в подмётки не годилась — заснуть удалось лишь под утро.
Казалось, он просто прикрыл глаза — и тут же в дверь застучали, заколотили, голос деда Матвея был встревожен — судя по всему, в этот раз они всё же куда-то опаздывали.
Макс с сомнением поглядел на нежданную любовницу, вздохнул — и начал доставать из рюкзака сменные вещи. Трактирщик нашёл в закромах эскимосские муклуки, будто был уверен, что девчонка отправится с ними. Через полчаса сани выехали за ворота. Уже накрываясь с девчонкой одним тулупом, Максим с огорчением отметил, что очередную зарубку поставить забыл, будто это что-то меняло...
— Ну, я же говорил! — Звягинцев ещё не успел донести трубку до уха, как на него уже выплеснулся торжествующий голос Евсея.
— Ну да, ты говорил. А не напомнишь, сколько раз ты это говорил? — Деймун очень хотел верить в успех, но своим предчувствиям он верил больше. Впрочем, пока интуиция хранила молчание.
— Демьян, не занудствуй, — сбить собеседника с толку было не так-то просто. — Вот увидишь, завтра мы с тобой будем есть уху из стерляди на берегу самой чистой реки из тех, что ты видел за последние две тысячи лет.
— Да ты достал! Я терпеть не могу уху, как и имечко, которым ты меня упорно кличешь. Всё, до связи через девять часов, тогда и обсудим планы.
Обсуждать, по сути, было нечего. Толстосумы давно рвались щупать неиспорченных силиконом и косметикой девок, бить зверя, пить как воду чистейший воздух. Взамен мир Евсея получал бы новейшие технологии и экологически-чистые энергетические комплексы. Неужто в этот раз ритуал по привлечению второго возницы состоится, и сообщение удастся наладить?
Всё-таки кабинет катастрофически мал. Как скоротать девять часов, если по одной стене восемь шагов, а по другой и того меньше — всего-то шесть?
То, что наступил вечер, Макс понял по традиционному «Ямщик, не гони лошадей». Вдвоём под тулупом дневной путь оказался куда теплее и приятнее — сначала Максим спал, затем проснулся от того, что девчонка гладила его лицо — проводила пальцами по бровям, лбу, спускалась к губам. Словно рисовала его, изучала прикосновениями, запоминала. Взгляд её смягчился, компанией скво была явно довольна. Да и Макс поймал себя на мысли, что ждёт возвращения на постоялый двор уже не для того, чтобы выбраться из надоевших саней. Подробности прошедшей ночи бередили мысли, а в паху становилось тесно.
Максим блаженно потянулся, высунулся из-под тулупа, ожидая увидеть фиолетовую луну, но вокруг царила мгла и опять мела пурга. За спиной явственно послышался вой и клёкот. Ямщик возвысил голос, изо всех сил горланя «Нам некуда больше спешить».
Девчонка вцепилась обеими руками в локоть Макса и вдруг заговорила:
— Плохая ночь. Они догонят. Они не получили жертвы, Мак-сим спас скво. Защити!
«Это какой-то дурной сон. Я же просто еду на станцию. Четвёртый день?»
Клёкот и вой приближались.
Девчонку откровенно трясло. Она прижалась к Максу и потянула его ладонь, накрывая ею свой живот:
— Скво будет хорошей женой. Скво родит красивых детей! Защити... — и уже не ясно было, чей вой он слышит — попутчицы или тот, что неотвратимо настигает сани.
Лошади хрипели, понукаемые ямщиком, дед Матвей уже орал во весь голос:
— Мне некого больше люби-и-и-ить...
— Защити! — всхлипывала, подвывая, девчонка, вжимаясь в Макса всем телом.
— Да как я тебя за... — и тут его осенило.
«Они не получили жертвы», — так вот о каком обычае говорил трактирщик. И как он должен защитить в кромешной тьме новую претендентку на замужество и деторождение? Выброситься из саней? Или скормить клубкам мглы ямщика? И какого хрена снова всё решили за него?
Мощный удар выбил из полозьев щепу, лошади заржали. Ещё чуть-чуть — и сани бы перевернулись.
Макс на мгновение зажал ладонями уши, а затем выпрямился, едва удерживая равновесие, подхватил девчонку на руки, отцепил её от себя и швырнул на звук клёкота. Несостоявшаяся жена и мать его детей даже не вскрикнула. На равнину словно сошла тишина, разбавляемая лишь скрипом саней, — возница тоже заткнулся. Но ненадолго:
— Ты молодец, Мак-сим, сделал правильный выбор.
— Повтори, — в обрывке фразы не было и намёка на просьбу, но ямщик угрозы не уловил.
— Я говорю, Мак-сим, что теперь ты связной между мирами. Меня не отпустят, потому что нужны двое... — дед закашлялся. — Это был правильный выбор.
— Выбор? Выходит, мне всё же предоставили выбор?! — ярость превратила слова метеоролога-неудачника в клёкот.
Макс сграбастал возницу за шиворот, волоком протащил через сани и спихнул вниз следом за девчонкой. Тьма довольно заурчала. Две жертвы куда лучше одной.
— Не ори! Двадцать пять лет. Теперь девчонка будет вашей, а ямщика выберу я, — судя по всему, Евсей надрался вдрабадан. Звягинцев себе такой роскоши позволить не мог — нужно строчить отчёты начальству, а потом встречаться лично, лебезить и объясняться. Чёрт бы побрал этих аборигенов!
— Попробуем через четверть века, я даже согласен на твою хвалёную уху.
По заснеженной равнине, сквозь мглу и пургу, направлял сани к постоялому двору новый возница. Зарубки не имели никакого значения. Ничто не имело значения. Важно было лишь то, как долго он не сорвёт голос:
— А ночью по лесу идёт сатана
И собирает свежие души.
Новую кровь получила зима,
И тебя она получит, и тебя она получит...
