Его университетом было само Урочище, а преподавателями — дед по прозвищу Горазд и бабушка, которую все звали Радмила. Дед, Горазд, был молчалив и суров, как старый дуб. Его уроки были краткими и жёсткими. Он не объяснял, а показывал. Охота — это не про убийство, — говорил он, вглядываясь в след на влажной земле. — Это про понимание. Он учил Зорича читать лес как открытую книгу: по сломанной ветке определять, кто и когда прошёл; по клочку шерсти на коре — настроение зверя; по птичьим крикам — приближающуюся бурю. Он показывал, как ставить силки, чтобы зверь не мучился, и как просить у леса прощения за взятую жизнь. Рыбачить — значит вести диалог с рекой, — наставлял он на рассвете. Дед учил не насаживать червя на крючок, а погружать руку в воду, чувствуя её течение и характер. Он показывал, как сложить ладони рупором и издавать низкий, гортанный звук, на который из глубины поднималась стайная рыба, доверчиво подплывая к босым ногам. Но Горазд учил не только выживать, но и быть сильным. Он заставлял мальчика таскать на спине тяжелые камни, говоря: «Сила не в мышцах, а в выдержке. Дерево гнётся, но не ломается, потому что умеет слушать ветер». Он учил его особому способу отдыха — «Сну зверя»: умению погружаться в глубокий, восстанавливающий сон на короткие промежутки времени, растянувшись на земле и сливаясь с её ритмом. А главное — он учил «слушать молчание». Они могли часами сидеть неподвижно на пне, и дед шепотом указывал: «Слышишь? Дятел стучит не просто так — он предупреждает о приближении рыси. А ворона каркнула один раз и замолкла — значит, увидела змею. Лес всегда говорит. Надо лишь научиться слышать». Но самые ценные уроки Горазда были о том, как встречать лицом к лицу опасность, подстерегающую в чаще. Зорич шёл по краю леса, где сосны стояли плотнее, а тропы давно заросли мхом. Он возвращался с северного ручья, неся в берестяном туесе свежие коренья для настоев. Воздух был густым от запаха прелой листвы и приближающейся грозы — небо уже темнело, и первые капли падали на широкие листья папоротника. Предчувствие. Ещё до того, как он увидел зверя, Зорич почувствовал не ладное. Птицы смолкли — ни дятла, ни сойки, ни даже кузнечиков. Ветер стих, будто лес затаил дыхание. Земля под ногами дрогнула — не от грозы, а от тяжёлого шага. Он замер, опустил туес, положил ладонь на кору ближайшей ели. Слух, отточенный дедом Гораздом, уловил хриплое дыхание — низкое, прерывистое, с булькающим призвуком. «Раненый», — понял Зорич. Из‑за бурелома вышел медведь. Лапа его была в запекшейся крови, бок разодран — видимо, схватился с другим самцом или попал в ловушку. Зверь двигался медленно, но в каждом шаге чувствовалась слепая ярость. Он поднял морду, учуял человека — и глаза его вспыхнули злобой. Зорич не дрогнул. Он знал: бежать — значит стать добычей. Уроки Горазда в деле «Не показывай страха» Зорич выпрямился, не сутуля плечи, не отводя взгляда. Он не сжимал кулаки, не делал резких движений — только стоял, как дерево, прочно и спокойно. Медведь замедлил шаг, принюхиваясь. «Говори с ним, как с равным» Тихим, ровным голосом, без вызова, но и без мольбы, Зорич произнёс: «Я не враг тебе. Я не трогал твой след. Я иду своей тропой. Отпусти меня — и я не стану мстить». Слова звучали не как просьба, а как договор. «Чувствуй ритм леса» Зорич прислушался: Ветер начал подниматься с востока. Где‑то вдали треснула ветка — возможно, олень или лось. Дождь усиливался, смывая запахи. Он понял: зверь растерян, боль и гроза лишили его уверенности. «Не провоцируй, но будь готов» Правая рука Зорича незаметно скользнула к поясу — там был нож, но он не вынул его. Только принял устойчивую позу, распределив вес на обе ноги, как учил дед: «Если ударишь — бей насмерть. Если не бьёшь — не показывай, что можешь». Медведь зарычал, поднялся на задние лапы, но тут раскат грома разорвал тишину. Молния осветила чащу, дождь хлынул стеной. Зверь вздрогнул — боль в ране, шум, запах озона, сломили его решимость. Он опустил голову, сделал шаг назад, ещё один — и вдруг рванулся в чащу, ломая кусты. Через миг его уже не было слышно. Зорич постоял, глубоко дыша. Он не побеждал — он сохранил равновесие. Не бежал — значит, не показал слабость. Не напал — значит, не нарушил закон леса. Говорил — значит, дал зверю выбор. Он поднял туес, отряхнул одежду и пошёл дальше, но теперь шагал тише, прислушиваясь не только к звукам, но и к тому спокойствию внутри себя, которое дед называл «сердцем медведя». Когда он вернулся в своё дупло, бабушка Радмила, взглянув на его лицо и только кивнула:— Ты говорил с ним. И он услышал. Зорич молча разложил коренья у очага. Это был не подвиг — это был урок.
Однажды Зорич, тогда еще подросток, по неопытности съел несколько ягод, от которых у него перехватило дыхание и потемнело в глазах. Дед, не тратя слов, развел костер, вскипятил воду и, заварив горький корень, заставил его выпить отвар до дна, а потом вызвать рвоту. — Яд и зелие рядышком живут. Жизнь твоя от выбора твоего зависит.— хрипел Горазд, растирая ему спину, пока тот корчился от спазм. — Твоя жизнь зависит от того, что ты выберешь. Запомни: если твой живот режет, как ножом, а голова кружится, ищи укроп, одуванчик или дубовую кору. Заваривай круче и пей, пока не станет легче. Это даст те время добраться до дома. Другой урок был выжжен на коже — в прямом смысле. Зорич опрокинул на ногу котелок с кипятком. Боль была адская. Горазд, не дав ему опомниться, схватил его и понес к ручью, погрузив обожженную кожу в ледяную воду. — Огонь лечит, но он же и главный враг, — сурово сказал дед, пока мальчик плакал от боли и холода. Огонь — и целитель, и губитель. Сперва охлади, потом врачуй. И уже потом, дома, Радмила наложила на ожог свою мазь. Но правило — сначала охлади, потом лечи — навсегда врезалось в память Зорича. Бабушка, Радмила, была его полной противоположностью . Её руки, иссечённые морщинами, знали иной язык — язык прикосновений и шепота. — Каждая травинка — это буква в великой книге исцеления, — нашептывала она, склоняясь над манжеткой. — Надо только суметь её прочитать. Она водила маленького Зорича по лугам и опушкам, заставляя не срывать растение, а сначала посидеть с ним рядом, почувствовать его запах, запомнить, как оно дрожит на ветру. Она учила его благодарности: «Положи у корня гостинец — крупицу соли или блестящую пуговицу. Дух травы должен знать, что его дар ценят». В их ветхой избушке, пахнущей дымом и сушёной мятой, она учила его алхимии. Как в старом медном тазу выпаривать сок из корней окопника, чтобы получилась мазь, затягивающая раны за одну ночь. Как смешивать горькую полынь с мёдом диких пчёл, чтобы получилось снадобье от лихорадки. Как по цвету и пене отвара определить, готова ли «Настойка Тишины», унимающая тревогу в сердце. Но её главными уроками были духовные практики. Она учила его «дыханию земли» — глубокому и медленному, в такт с шелестом листьев, чтобы накапливать силу не только в мышцах, но и в духе. Она показала ему, как разговаривать с деревьями, прикладывая ладони к коре и закрывая глаза, чтобы чувствовать их древнюю, неторопливую жизнь. А по вечерам она уводила его к ручью и учила «слушать воду» — не ушами, а кожей, ощущая её бесконечный поток и очищающую силу, чтобы смывать усталость и тревоги.
Дед давал ему уроки как выжить. Бабушка — жить в гармонии с миром. От одного он унаследовал стальную выносливость и звериную интуицию, от другой — дар чувствовать незримые нити, связывающие всё живое. Их самые сокровенные знания были о стихиях. Они открывали Зоричу, что у каждой есть душа, и с ней можно говорить. «Огонь — самый своенравный, — говорил Горазд, глядя на пламя костра. — Его нельзя приказывать, его нужно уговаривать». Подкармливать его сухими ветками, шептать ему просьбы, никогда не поворачиваться спиной. Как уговаривать: «Поделись своим теплом, и мы согреем тебя дровами». Просить, а не требовать. Как предвидеть: «Если огонь потрескивает сердито и дым стелется по земле — жди непогоду. Если горит ровно и светло — будет ясный день». «Вода — это память земли, — нашептывала Радмила, черпая воду из родника. — Она впитывает и твои слезы, и твою радость». Прежде чем зачерпнуть, нужно коснуться поверхности пальцем, поздороваться. Нести воду в берестяной или глиняной посуде, а не в железной. Как уговаривать: «Умой меня своей свежестью, а я сохраню тебя чистотой». Пить маленькими глотками, с благодарностью. Как предвидеть: «Если родник замутился без причины — в лесу беда. Если вода в реке побежала, пузырями — к долгому дождю». «Земля — это великая мать, — учили они оба. — Она дает силу, но требует уважения». Ходить босиком, чтобы чувствовать её пульс. Спать на земле, чтобы набраться её прочности. Как уговаривать: «Дай мне немного своей твердости, а я оставлю тебе подарок». Перед долгой дорогой взять горсть земли с собой. Как предвидеть: «Муравьи спешно строят высокие кучи — к ненастью. Пчелы не летят из улья утром — к грозе». «Воздух и Ветер — это вестники, — объяснял Горазд. — Они разносят по свету и новости, и опасность». Встать лицом к ветру, распахнуть руки, позволить ему обнять тебя. Слушать, что он нашепчет. Как уговаривать: «Принеси мне добрые вести, а унеси мои печали». Бросить на ветру горсть песка или лепестков с просьбой. Как предвидеть: «Ветер резко сменился и подул с севера — к холоду. Полная тишина перед грозой — значит, буря будет сильной».
И когда они ушли, оставив его одного в Урочище, Зорич понял, что они ушли не навсегда. Дед Горазд остался с ним в умении читать следы, в суровых правилах выживания и в умении говорить с ветром. Бабушка Радмила — в шелесте засушенных трав, в терпком запахе мазей и в тёплом свете вечернего костра. Их знания — острая сталь и нежное целительство — сплелись в нём в единую мудрость, сделав его не просто выживальщиком, а настоящим Стражем этих мест.
Когда же пришла пора Зоричу о женитьбе помышлять, призвала его баба Радмила и рекла:
— Чадо мое возлюбленное, не по одной лишь красоте лицевой жену избирай. Красота — цветок утренний, к вечеру увядающий. Гляди в сердце ее, яко в воду родниковую.
— Первое: Пусть руки ее трудолюбивы будут, да не брезгуют ни работой хлебной, ни травою целебной. Рукодельница — всей семье опора.
— Второе: Ищи слово ее мудрое, да не пустое. Глаголы ее да будут тихи, да метки, яко стрела, и добры, яко летний дождь.
— Третье: Нрав ее да будет ровен, яко гладь озера в безветрие. Гневливой — беги, яко от огня лесного. Унылой — яко от тли.
— Четвертое: Род ее знай. Яблоня от яблони недалече падает. Матери ее взирай в очи — то, что ныне она, то и жена твоя грядущая.
— Пятое: К земле да прислушивается. Коли траву узнает, да птичий глас разумеет, да пред грозой тужит — душа ее с твоею в ладу пребудет.
— Шестое же и главное: Смех ее слушай. Коли смех ее сердце твое, яко солнце, согревает, а не яко терние колет — то знак от самой Матери-Природы.
— Не ищи жены в терему богатом, ибо злато глаз затмевает. Ищи в поле широком, на трудной тропе, в час беды народной. Та, что в нужде руку помощи подаст, та тебе верной спутницей во веки будет.— Помни, чадо: жена — не раба, но соратница. Яко земля с дождем, яко ветер с семенем, яко пламя с воздухом. Изберешь по уму да по сердцу — род твой крепким деревом станет, на века укоренится. Изберешь же с поспешностью да по слепоте — одинокая осень тебя ждет, да ветер холодный в жилище твоем. Сии слова в сердце своем Зорич сохранил, яко зеницу ока.
Гораздово наставление о женитьбе , подозвал Горазд внука к потухающему очагу и молвил сурово: — Слушай слов моих, отрок. Жена — не постель мягкая, а спина твоя вторая. Выбирай, как лук добрый — по руке, а не по красоте тетивы.
— Первое: Смотри, как зверя дикого, не в лицо, а в следы её. Как с родителями своими говорит? Как с сиротой обходится? Как в гневе себя ведёт? Нрав узнаётся не в пиру, а в беде.
— Второе: Руки её пусть будут сильными, но ладонь — мягкой. Чтобы и дров нарубить могла, и дитя укачать. Беги от тех, чьи пальцы белее лилии лесной.
— Третье: Язык её пусть будет короче уха. Многоречивая — что порожняя торба: шумит, а пользы нет. Умей слушать тишину меж слов её.
— Четвёртое: Бери из рода работящего. Спроси, умеет ли она: Хлеб печь — не покупной, а на закваске своей Раны лечить — не только телесные, но и душевные. Огонь беречь — чтобы в очаге твоём не угас
— Пятое: Испытай её стихиями: К воде подведи — если умоется с радостью, а не брезгует, добрый знак. В бурю выведи — если не ропщет, а смеётся ветру, стойкая. У огня посади — если не отшатнётся от искр, а пищу примет — твоя.
— Шестое: Не верь слезам её первым. Искусственная грусть — что роса на крапиве: с виду блестит, а обожжёшься. Истинные слёзы приходят молча.
— Седьмое: Дай ей в руки нож — если не испугается, а спросит: "Что разделывать будем?" — бери в жёны. И, затушив уголь в горсти, добавил:
— Лучше одному с волками выть, чем с глупой женой у очага сидеть. Жену ищи, как точильный камень — чтобы острила твой ум, а не тупила душу. Выберешь правильно — получишь соратника на жизнь и смерть. Ошибёшься — станешь пнём прогнившим, что снаружи цел, а внутри червоточиной изъеден. Эти слова Зорич в сердце своём зарубцевал, как зарубцовывается рана от верного ножа.
