— Дела… — протянул он.

— Дела? — переспросил Серёга. — И всё? Ты только что убил Макса или…

— Или, — перебил друг. — Это были не они.

— А кто?

— Я не знаю, — Вова развёл руками.

— Покажи руки, — Серёга повёл ножом.

Вова закатал рукава — кожа как кожа.

— А теперь рассказывай, — Сиплый убрал нож и тяжело опустился на землю, не выбирая места: его одежда и так была грязной и мокрой, хуже уже точно не станет.

«Куда уж тут хуже?»

Но Володя не спешил. Он погрузился в свои мысли, хмурился и будто считал что-то в уме, шевеля губами.

— Я. Теперь вот ты, — сказал он. — Кто следующий?

— Ты о чём? — нахмурился Серёга.

— Следующим должен быть кто-то из них, — друг кивнул в сторону. — Либо Катя, либо Макс.

— Так, давай по порядку. — Сиплый поднял руку и бегло рассказал всё, что с ним произошло с момента пробуждения.

— Та же фигня, — кивнул Вова. — Запертые вагоны. Макс и Катя. Станция. Шпалы. А потом мы увидели тебя и сошли с путей. Вот только мужик появился позже. Тоже в плаще, но с ружьём.

— Седой?

— Угу.

— И?

— Да я так и не понял. Всё случилось очень быстро: хлоп — и ребята мертвы уже.

— Жесть.

— Да не то, чтобы. Мужик закатал им рукава, и я сразу понял, что это вовсе не они. Не знаю, мутанты быть может, или что похуже. Тут что-то такое творится…

Вова замолчал. Серёга вспомнил, как выглядела рука Максима, и боязливо покосился в сторону.

— Мужик этот, — продолжил Володя. — Он тоже странный. Дал мне ружьё и патроны. Сказал, проверять руки. А потом исчез.

— И всё?

— Ну он говорил очень странно. Искать машиниста, соберутся четверо. Что только скорость позволит разорвать петлю. Я туго соображал. А потом лес как-то изменился, и я оказался на той полянке. Ты высматривал следы, а эти двое стояли истуканами у тебя за спиной. Ну, Макс бы себя так не вёл, да и Катя бы тараторила без умолка. Мои тоже вели себя странно, но я как-то не придал значения.

— Я тоже, — Серёга задумался. — Хм, выходит, сейчас там у станции другой я и нормальные ребята?

— Не знаю. Может они раньше нас с тобой проснулись?

— Намекаешь, что они прошли петлю раньше? А если не ушли по рельсам?

— Тогда бы или я, или ты их встретили. Логично?

Серёга почесал щеку.

— Наверное. А мужик. Ты его не видел до этого?

— Нет.

Сиплый сжал руку в кулак.

— А вагон? — спросил он. — Седьмой вагон.

— Я не смотрел, — Вова мотнул головой. — Из поезда вылез через окно, а на станции уже встретил ребят.

— Странно, — Серёга поджал губы. — А другой я в точности повторял всё за мной.

— Или ты за ним, — ухмыльнулся Вова.

— Тебе смешно? — обиделся Сиплый.

— Нет, — взгляд у друга оставался серьёзным. — Какой смысл гадать. Нужно выбираться отсюда. Раз уйти не получается, то будем делать как сказал мужик в плаще.

— Скорость, — догадался Серёга. — Нам нужен локомотив.

— И машинист, — кивнул друг.

Всё это не укладывалось в голове, но Серёга решил положиться на слова мужика. Ведь он подсказал ему тогда с ключами и помог Вовчику.

— Может, мы умерли? — предположил он.

— Не знаю, — Вова снова ухмыльнулся. — Но жрать я хочу, как живой. И шишка на лбу болит натурально.

— Мужик?

— Нет. Приложился, когда из поезда вылезал. Есть, что пожрать?

— Что-то найдём, — улыбнулся Серёга и стал снимать рюкзак.

Сосновый бор замер в тяжёлой, почти осязаемой тишине. Воздух, напоенный смолой и влажной землёй, казался гуще обычного. Серёга смотрел на Вову, который методично, с привычной туристской аккуратностью, перебирал рюкзак.

— Соберутся четверо… — проговорил Сиплый, ломая тягостное молчание. — Он это сказал конкретно? Не найдём, а соберутся.

Вова кивнул, затягивая стропу.

— Конкретно. Значит, Катя и Макс где-то тут. Настоящие. И их тоже преследовали эти… тени. Или что они такое?

— И мы их бросили в том… цикле, — с горечью выдавил Серёга, глядя на ссадины на своих костяшках.

— Мы выжили. Сейчас это главное. Чтобы собрать всех, надо понять правила. — Вова взвалил рюкзак на плечи и взял ружьё. — Мужик дал ствол не просто так. Значит, эти штуки можно остановить. Но пули, похоже, не убивают. Тот, в кого я стрелял, дёргался, но не истёк кровью. Они… ненастоящие.

Мысль была жуткой, но логичной. Серёга вспомнил холодную, чёрную вязь на руке двойника Макса. Не кровь, не плоть. Нечто иное.

— Значит, ищем машиниста, — заключил Сиплый.

Друзья двинулись вдоль ручья, выбрав направление по солнцу, скупым пятном света на свинцовом небе. Лес молчал неестественной тишиной — ни птиц, ни зверьков. Только шорох их шагов по хвое да далёкий, навязчивый шепот ветра в макушках елей. Шли молча, прислушиваясь к каждому звуку. Серёга ловил себя на том, что ищет в черноте между стволами знакомые силуэты — то ли с надеждой, то ли со страхом.

Через полчаса они вышли на просеку, проложенную вдоль ЛЭП. Оголённое пространство, заросшее бурьяном, казалось островком безопасности. Они пересекли просеку бегом и снова нырнули в лесную чащу. Теперь они шли быстрее, почти бежали, ориентируясь на дымок, который Вова заметил ещё у ручья — слабую серую струйку, поднимавшуюся где-то впереди.

Дым привёл их к краю леса. За последней стеной сосен открывался тупик: железнодорожное депо, вернее, его призрак. Два проржавевших до дыр товарных вагона, куча искореженного металла и, в центре, локомотив. Не современный электровоз, а старый паровоз, будто сошедший со страниц учебника истории. Он стоял на коротком тупиковом пути, заросшем репейником. Из его трубы и валил тот самый чадный, жидкий дымок. Казалось, он только что прибыл, но вид его говорил о десятилетиях забвения.

И самое главное — вокруг, на путях, в траве, сидели и лежали люди. Вернее, то, что от них осталось. Скелеты в истлевшей одежде разных эпох: от шинелей до современных курток. Их было много. Десятки. Они лежали и сидели, как пассажиры, ожидающие свой поезд, который так и не пришёл.

— Жесть… — прошептал Серёга.

Вова молчал, сжимая приклад ружья. Его взгляд был прикован к будке машиниста. Там, за забрызганным грязью стеклом, виднелась фигура.

Они подошли ближе, стараясь не смотреть на пустые глазницы, глядевшие в серое небо. Дверь в кабину была приоткрыта. Внутри пахло угольной пылью, маслом и тленом. На сиденье машиниста, спиной к ним, сидел человек. Плащ из грубого брезента был накинут на его плечи.

— Ты… — начал Серёга.

Фигура медленно повернулась. Это был тот самый седой, но теперь они разглядели его лицо. Морщины, словно трещины на высохшей земле, глубокие тени под глазами. Но взгляд — острый, пронзительный, лишённый безумия. Он смерил их взглядом, остановившись на ружье в руках Вовы.

— Двое, — произнёс он сиплым, выцветшим голосом. — Быстро. Цикл ускоряется. Солнце уже не встаёт по-настоящему.

— Кто вы? — прямо спросил Вова, не опуская ружья.

— Алексей Игнатьевич. Машинист этого состава. Когда-то. — Он махнул рукой в сторону призрачного паровоза. — А теперь — сторож. Игла в колесе Фортуны.

— Что это за место? — вступил Серёга. — Почему мы здесь?

— Место сильное. Древнее. Оно… притягивает катастрофы. Аварии. Крушения. — Машинист говорил медленно, подбирая слова, будто давно не пользовался речью. — Мой поезд сошёл с рельсов здесь в пятьдесят третьем. Я один выжил. И остался. Потом стали появляться другие. Автобусы, машины, ваш поезд… Место впитывает их, как губка. Создаёт петли. Копии. Проигрывает снова и снова последние моменты.

— Двойники? Те, в поезде?

— Отпечатки. Тени пассажиров. Они не злы. Они просто хотят завершить свой путь. Но для этого им нужны… места в вагонах. Живые души. Они будут пытаться заменить вас. Потом заменить ваших друзей. Их можно узнать по отметинам. Руки, лица… они плохо копируют живую плоть.

— А что в седьмом вагоне? — спросил Серёга, чувствуя, как холодеет желудок.

Машинист посмотрел на него с странной, почти отеческой жалостью.

— Те, кого заменили. Они… ещё не совсем мертвы. Но уже и не живы. Существа вроде меня, но без воли. Растение. Запасные части для петель.

Серёгу скрутил спазм тошноты. Вова хмуро спросил:

— Как выбраться?

— Правила просты и жестоки, — вздохнул Машинист. — Петлю можно разорвать только изнутри. Нужно собрать всех живых, кто попал в эту конкретную петлю — вашу петлю. Вас четверо. И нужно дать составу ход. Настоящий ход, снаружи петли. Это создаст разрыв.

— Но этот паровоз… он же настоящий? Из вашей аварии?

— Он — ядро. Ключ. Он может тянуть любую иллюзию, любую копию. Ваш поезд — всего лишь тень, привязанная к нему. Когда тронется этот, — он похлопал ладонью по панели управления, — тронутся и все тени. А живая душа за рычагами… сжигает петлю изнутри. Но чтобы запустить его, нужно больше, чем уголь. Нужна воля четверых. Синхронная. Единая.

Машинист оборвал речь и резко, с неожиданной для его лет ловкостью, обернулся к глухой стенке кабины, за которой скрывался тендер с углём.

— Кто там?

Из-за груды чёрных, запылённых пластов угля тихо, словно призраки, поднялись две фигуры. Серёга ахнул, инстинктивно отшатнувшись к двери. Вова взвёл курки.

Это были Катя и Макс. Лица землистые, под глазами синие круги, одежда порвана и в грязи. В глазах Кати стоял немой ужас, Макс сжимал в руке обломок шпалы, как дубину. Они дрожали.

— Не стреляй! — сипло крикнул Серёга, хватая Вову за руку. — Смотри на руки!

Рукава их курток были порваны, закатаны. На коже — ссадины, грязь, но никакой чёрной вязи. Только человеческая, живая бледность.

— Это… это вы? Настоящие? — прошептала Катя, её голос сорвался на полушепот.

Она смотрела на них не с радостью, а с животным недоверием.

— Это мы, — тихо сказал Вова, опуская ружьё. — А вы… как?

— Мы прятались… в лесу, — заговорил Макс, его взгляд метался по кабине, цепляясь за лица, за ружьё, за седого. — Потом услышали гудок… и увидели вас. Пробрались с другой стороны, пока вы говорили. Мы думали… мы думали, вы тоже…

Он не договорил. История читалась в их измождённых лицах. Они тоже встретили двойников. Возможно, боролись. И теперь доверяли только тому, что можно проверить — холодному металлу в руках и глазам седого, который знал правила.

Машинист кивнул, удовлетворённо.

— Четверо. В срок. Значит, шанс есть.

Он развернулся к рычагам, покрытым вековой пылью и масляными потёками.

— Правило последнее. Чтобы дать ход, нужно не просто толкнуть рычаг. Нужно дать ему намерение. Цель за пределами петли. Каждый должен думать об одном и том же месте. Реальном месте. Сильнее, чем обо всём остальном. Петля питается разрозненностью. Воля должна быть едина. Что было за околицей вашего последнего лагеря, перед тем как сесть в поезд?

Друзья переглянулись. Мысли, замутнённые ужасом, медленно поворачивались вспять.

— Река, — сказал Серёга. — Перекат «Бычок». Мы там сушились.

— Да, — кивнул Макс. — Большой валун, как голова.

— И запах сосны после дождя, — тихо добавила Катя.

— И костёр, который Вовка так и не разжёг с трёх спичек, — хрипло усмехнулся Серёга.

Вова фыркнул, но в его глазах вспыхнула искра — живая, человеческая.

— Вот туда, — резюмировал Машинист. — Держите этот образ. Вместе. Не отпускайте. Сейчас будет шумно.

Он взялся за главный рычаг контроллера. Металл скрипнул, недовольный.

— Давайте, руки поверх моей. Все. Не давите. Просто… держитесь. И думайте о своей реке.

Рука его, костлявая и сильная, легла на чёрную ручку. После мига нерешительности Вова положил свою сверху. Потом Серёга. Макс. Катя положила свою маленькую, грязную ладонь последней, завершая пирамиду.

Кабина наполнилась напряжённым молчанием. За окном ничего не изменилось: тот же тупик, тот же лес, те же кости на рельсах. Но что-то дрогнуло в самом воздухе. Тишина стала звенящей.

«Перекат Бычок. Запах сосны. Тёплый камень. Звук воды», — крутилось в голове у Серёги, и он видел, как другие, стиснув зубы, делают то же самое.

Машинист с силой, на которую, казалось, не был способен, потянул рычаг на себя.

Раздался не рев, а какой-то вселенский вздох — будто гигантская машина, застывшая навеки, сделала первый вдох после долгой спячки. Всё паровозное нутро затрепетало, заскрежетало, зашипело. Из топки вырвался не дым, а сноп искр, ослепительно белых в сером свете. Кабина задрожала.

И мир за окном поплыл. Не поезд тронулся — поплыли депо, лес, небо. Они растягивались в серые, лишённые деталей полосы, как краска на мокром холсте. Кости на путях рассыпались в прах и смешались с размывающейся землёй. Звук — нарастающий, низкий гул — заполнил всё, заглушив собственное сердцебиение.

Серёга чувствовал, как под его ладонью рычаг бьётся, как живой, пытаясь вырваться. Он смотрел на сплетённые руки: грязные, в синяках, но крепко держащиеся. Катя зажмурилась. Макс что-то кричал, но слов не было слышно. Вова смотрел вперёд, в катящуюся навстречу стену небытия, но лицо его оставалось спокойным.

И вдруг — тишина. Резкая, оглушительная.

Гул стих. Дрожь прекратилась.

Поезд стоял. Но стоял он теперь на реальных, ржавых, заросших бурьяном путях где-то на глухом перегоне. По бокам тянулся обычный, осенний лес. В небе, разрывая тучи, светило бледное, но настоящее солнце. Воздух был холодным, свежим и не пах ничем, кроме сырости и преющих листьев.

Машинист убрал свою руку. Он тяжело дышал, опираясь на пульт.

— Всё. Петля… порвана. Ваша — порвана.

Он указал слабым движением руки вперёд, за лобовое стекло.

— Выходите. Идите по путям. На запад. Километров через пять будет будка путевого обходчика. Там… там уже другой мир.

Друзья молча, как лунатики, разжали руки. Они выбрались на ватных ногах из кабины и спрыгнули на насыпь. Земля под ногами была твёрдой, устойчивой, бесконечно реальной.

Серёга обернулся. Паровоз стоял, застывший памятник. В будке машиниста — пусто. Седой старик исчез.

Они шли молча, не оглядываясь, почти бежали, подгоняемые остатками животного страха, что всё может вернуться. Через час, когда солнце поднялось выше, а в лесу застучал дятел, они остановились, падающими с ног от усталости.

— Билеты, — первый заговорил Вова, садясь на шпалу. — У нас не было билетов. Мы же просто договорились с проводницей. Так? Ни в одном списке пассажиров нас нет.

— Вещей… кроме рюкзаков, там ничего нашего не осталось, — добавил Макс, тупо глядя на свои потрёпанные ботинки.

Катя, обняв себя за плечи, просто покачала головой.

— Никому ни слова. Никогда. Скажем… заблудились. И всё.

Серёга кивнул. Мысль казалась ему чужой и грязной, но абсолютно правильной. Кто поверит в паровоз-призрак и тени? Их сочтут сумасшедшими. Или хуже — начнут искать тот состав, задавать вопросы…

— Молчок, — хрипло подтвердил он. — Как не было.

Они поднялись и пошли дальше, уже не бегом, а устало бредя по шпалам. Их силуэты медленно уменьшались на фоне бесконечной стрелы рельс.

А позади, в густом кустарнике у самой кромки леса, из которого они только что вышли, стояли двое и смотрели им вслед.

Один — седой, в накинутом на плечи грубом брезентовом плаще. Рядом с ним — молодая женщина в чёрной спортивной одежде для фитнеса, слишком лёгкой для осеннего леса. Её светлые, почти белые волосы были собраны в тугой «конский» хвост. В её руках мерцал экран планшета, но сейчас она его не смотрела.

— Ушли, — сказала она, и её голос был удивительно спокойным, почти бесцветным.

— Ушли, — согласился седой, не отрывая взгляда от удаляющихся фигур. — Но он рано или поздно догадается.

— Обязательно.

— Мне показалось, — седой прищурился, — парень этот весьма дотошный. Думаешь, он не станет искать ответы?

— Конечно, станет, — блондинка ухмыльнулась. — В том и суть. Он захочет вернуться — найти своих друзей… настоящих друзей.

— Всё-таки вы решились?

— Да, — кивнула блондинка и, развернувшись, бесшумно растворилась в чаще.

Седой ещё минуту постоял, вглядываясь в пустоту. Потом поправил плащ и шагнул в сторону, противоположную той, куда ушла блондинка. На том месте, где он стоял, не осталось ни следа. Ни от него, ни от паровоза, который теперь был лишь смутным сном в памяти Серёги и в том ином, непостижимом нечто, что поселилось в оболочках его бывших друзей, бредущих по железной дороге к спасению и молчанию.

Третий их товарищ, Игорь, не отреагировал на происходящее. Он сидел на своём рюкзаке, поджав ноги, и смотрел в единственное не полностью забитое досками окно. За мутным стеклом бушевала настоящая пурга, закручивая в белое безумие снежную пыль, полностью отрезав их от остального мира. Их внедорожник, верный и обычно непобедимый, теперь представлял собой лишь безнадёжный бугор под снегом в трёх километрах ниже по склону. Эта башня, больше похожая на мрачный крематорий из кошмарного сна, стала их единственным убежищем от верной и холодной смерти. Возвращение с рыбалки, не увенчавшейся ни единой поклёвкой, превратилось в борьбу за выживание.

– Ладно, чёрт с ним, со стеклом, – Серёга потянулся к горелке. – Перекантуемся до утра. К рассвету должно стихнуть, в прогнозе обещали.

Игорь молча кивнул, не отводя взгляда от окна, за которым пурга свирепствовала вовсю. Он всегда был человеком немногословным, но сейчас, казалось, он вслушивался в вой ветра, пытаясь разобрать в нём нечто большее.

Тихий скрип заставил его медленно повернуть голову. Дверь в соседнее помещение, которую все они при входе сочли наглухо запертой, теперь была приоткрыта. В проёме стоял высокий, до неприличия худощавый мужчина, одетый в простую, поношенную и явно не по сезону лёгкую куртку и штаны. Лицо его было самым заурядным, ничем не примечательным.

– Э-э-э, добрый вечер, – первым нашёл в себе силы окликнуть незнакомца Серёга. – Мы тут, значит, путники заплутавшие. Машину в сугробе похоронили. Не возражаете, если переждём у вас этот адский шторм?

Незнакомец не ответил, тупо продолжал стоять на пороге неподвижно. Его взгляд медленно скользнул по Серёге, перешёл на Генку, на мгновение задержался на осколках разбитого стакана и, наконец, упёрся в Игоря.

– Мужик, ты чего? – Генка, оправившись от испуга, встал, демонстрируя свою богатырскую комплекцию. – Глухой, что ли?

Незнакомец, не удостоив его ответом, сделал шаг вперёд и устроился на обломке бетонной плиты в самом тёмном углу комнаты. Он сел там с видом безучастного наблюдателя.

– Похоже, местный юродивый, – фыркнул Серёга. – Брось, Генка. Сиди уж.

Но Генку уже понесло. Его природная, бычья упёртость, вперемешку с адреналином и остатками самогона из фляги, требовала немедленного выхода.

– Эй, ты, я с тобой разговариваю, Карлсон, – он грузно подошёл к неподвижному типу. – Тебя не учили, что гостей встречать надо? Хлебом-солью? А у тебя тут, небось, склад провизии припрятан? А то мы с голодухи помереть можем.

Генка протянул руку, чтобы похлопать незнакомца по плечу, но в следующий момент прикрыл лицо руками, отпрянул назад и издал короткий, лающий звук.

– Сука! Вы видели? Он меня… он мне как будто чем-то в глаза ткнул!

Серёга нахмурился, непроизвольно сжимая кулаки. – Кто? Что ты несёшь, Генка?

– Он, блядь! – Генка истерично указал пальцем в сторону молчаливого мужчины. – Вот так, сука, тыкал!

Незнакомец сидел всё в той же позе, его руки лежали на коленях, выражение лица не изменилось ни на йоту. Он просто медленно перевёл взгляд с трясущегося от возбуждения Генки на напряжённого Серёгу.

Серёга почувствовал внезапный, ничем не обоснованный приступ раздражения. «Бред сивой кобылы, – попытался он убедить себя. – Контуженный Генка городит чушь. Все устали, нервы на пределе».

– Успокойся, – строго сказал он. – Никто тебя не тыкал. Сядь, выпей воды.

– Да пошёл ты на хер со своей водой! – взревел Генка, его глаза налились кровью.

Серёга почувствовал, как в его собственной груди закипает злоба. Эта тупая, бычья упёртость Генки всегда его бесила, а сейчас казалась личным оскорблением.

– А ты не ори, как потерпевший на районе, – сквозь зубы процедил Серёга. – Может, он немой или психически нездоров. Ты чего к нему пристал с претензиями, как к нормальному?

– А ты чего за него заступаешься, а? – Генка сделал угрожающий шаг в сторону Серёги. – Родственник ему приходишься, да? Или тоже молчать собрался, как этот мутант в углу?

Игорь, сидя всё это время в стороне, наблюдал за ними с нарастающим ужасом. Он видел всю механику происходящего с пугающей ясностью. Незнакомец не делал абсолютно ничего, просто сидел и смотрел. Но его взгляд был как мощный катализатор. Он вытягивал наружу всё самое гнилое, что таилось внутри каждого из них – все мелкие обиды, давние раздражения, невысказанные претензии, которые накопились между друзьями годами.

– Генка, заткни свой хавальник, я тебе серьёзно говорю, – злобно проговорил Серёга. – А то щас вмажу так, что свои же не соберут.

– А ну попробуй, петух сутулый! – Генка развернулся и зашагал к своему рюкзаку, откуда торчала рукоять топорика для колки дров. – Я тебе сейчас твою интеллигентную рожу по стене размажу!

Игорь вскочил с рюкзака.

– Ребята! Остановитесь, вы что, совсем охренели? Вы не понимаете? Он же этого и добивается!

Оба обернулись на него синхронно. В их взглядах не осталось ни капли прежнего, дружеского узнавания. Была только чужая, заимствованная ненависть.

– А ты чего, Игорек, в сторонке решил постоять? – Серёга злобно ухмыльнулся. – Умный самый? Нас, лохов, на эту херову, бесперспективную рыбалку уговорил, а теперь белый и пушистый? Чистенький?

– Да он всегда такой, этот тихий шпиль в жопе, – прошипел Генка, сжимая в руке рукоять топора. – Я ему ещё с прошлого раза за ту палатку должен, помнишь? Так он, гад, вчера как бы невзначай напомнил, будто я, дурак, забыть могу.

Игорь отступил на шаг, натыкаясь спиной на холодную стену. Он смотрел на лица своих друзей, людей, с которыми он пил водку, ходил в походы, хоронил родителей. Он не узнавал их. Черты их лица исказились, стали карикатурными, гротескными.

Незнакомец наблюдал. На его лице не было ни удовольствия, ни простого человеческого интереса. Только абсолютная, животная отрешённость. Он был похож на бесстрастного учёного, наблюдающего за предсказуемой химической реакцией.

– Брось топор, Генка, – Игорь не терял надежды уладить всё словами. – Серёга, очнись. Это не мы. Это он. Он на нас смотрит, и мы сходим с ума.

– Кто сходит с ума-то? – Генка повернулся к нему с безумным взглядом. – Может, вы с ним в сговоре? А? Заманиваете доверчивых рыбаков в ловушку?

Серёга, не произнеся больше ни слова, вдруг сорвался с места и нанёс Генке точный, боковой удар кулаком в челюсть. Генка ахнул, выронил топор и отлетел к стене, но, на удивление, не упал. Он выплюнул на пол струйку алой крови и с рёвом бросился на Серёгу.

Игорь кричал им, чтобы они остановились, кричал на незнакомца, требовал, чтобы тот прекратил, умолял, плакал. Но всё безрезультатно.

Зрелище было страшным, откровенно животным. Они не дрались, а уничтожали друг друга. Серёга рычал, впиваясь зубами в мочку уха Генки. Генка, рыдая от ярости и боли, молотил его короткими, мощными ударами в корпус, по почкам, по затылку.

И всё это время незнакомец сидел и смотрел. Его взгляд перемещался с одного на другого, и с каждым его взглядом ярость вспыхивала с новой силой. Он не управлял ими. Он просто убирал все барьеры, все социальные условности, всё человеческое, оставляя голую, первобытную сущность.

Игорь не выдержал. Он не мог больше это видеть. Схватив со стола газовый баллон от горелки, он с диким криком бросился к незнакомцу.

– ХВАТИТ!

Он замахнулся, чтобы размозжить эту спокойную рожу. Их взгляды встретились, и Игорь просто застыл на месте, словно тот, кто сидел перед ним, попросту лишил его воли.

Игорь не услышал хруста костей, когда Генка сломал Серёге шею. Не увидел, как Генка, рыдая и смеясь одновременно, пошёл на него с окровавленным топором и даже не почувствовал удара.

Его последним осознанным ощущением был взгляд незнакомца, смотрящего на него, как на интересный, но в итоге бесплодный результат эксперимента.

***

Снег перестал идти к утру. Ветер стих. В разбитое окно метеостанции лился холодный, розовый свет восхода.

В главном зале было тихо. Сидел Генка, прислонившись к стене, весь в крови, своей собственной и чужой. В руках он сжимал окровавленный топор. В глазах плескалось безумие. Он что-то беззвучно шептал, обращаясь к трупу Серёги, который валялся на полу как тряпка.

Чуть поодаль, в луже запекшейся крови, лежал Игорь. Его голова была рассечена почти пополам.

На своём бетонном постаменте сидел незнакомец, который выглядел точно так же, как и вчера. Его одежда была чистой, а лицо спокойным.

Он посмотрел на Генку. Его взгляд задержался на нём на несколько секунд. Генка перестал шептать и медленно поднял голову. В его безумных глазах вспыхнула последняя, финальная искра ярости. Он поднял топор и занёс его над собственной головой.

Раздался приглушённый, влажный удар, а после наступила тишина.

Незнакомец встал, прошёл через зал и перешагнул через тело Игоря, не глядя на него, а потом вышел за дверь. Холодный утренний воздух не вызвал у него ни единой мурашки. Он постоял на пороге, его безразличный взгляд скользнул по заснеженному лесу, по чистому, безжизненному небу.

Затем он медленно пошёл, шаг за шагом, растворяясь в белизне ландшафта. Он не оставил следов на снегу, просто ушёл таким же, каким и пришёл. Бесцельный и безмолвный. Оставив за спиной тела троих в каменной коробке, которым он просто своим присутствием показал истинное лицо, скрытое под тонким слоем цивилизации. Лицо обезьяны, увидевшей в глазах другой обезьяны лишь конкурента, которого нужно уничтожить.

— Может, мы спим? — тихо спросила она.

— Угу, — буркнул Сиплый. — Вечным сном.

— Серый! — Макс скривился. — Что с тобой? Ты в норме?

Серёга дёрнул головой, скривившись. А и правда, что с ним? Он окинул друзей взглядом и поймал себя на мысли, что не чувствует себя спокойнее рядом с ними. Что-то было не так, но что — Сиплый понять не мог: будто и не друзья рядом с ним, а совершенно чужие люди. Ну формально, конечно, они друзьями не были, так — приятели по вузу, любители таёжной романтики и сплавов по рекам, одним словом — туристы. Но за те несколько лет, что группа ходила в походы, Серёга сблизился с ребятами, мог положиться на каждого. Даже колкой на язычок Кате в лесу он доверял больше, чем школьным друзьям в городской черте. Это, конечно, было весьма странно, и Серёга частенько рефлексировал на этот счёт, ну или, что вернее, занимался банальным самоедством. Но, тем не менее — он полагался на этих людей. Сейчас же всё как рукой сняло, будто и не было никаких походов. А ещё это постоянная паника, которая то засыпала, то снова просыпалась в груди, спускалась ниже, сковывая желудок. Ног в такие моменты Сиплый не чувствовал: они будто наливались свинцом и подкашивались.

— Серый? — Макс тронул друга за плечо.

— Да, — встрепенулся Сиплый. — Идём в здание.

Двери станционного здания были широко распахнуты. Внутрь ветром уже нанесло опавшей листвы и разного мусора. У входа висела большая выцветшая табличка с надписью «ст. А…», остальные буквы отсутствовали.

— Нормально, — хмыкнул Максим. — Мы даже не знаем, где находимся.

Сиплый остановился у пожарного щитка, посмотрел по сторонам, а потом снял с крюков багор.

— Ты серьёзно? — вскинул бровь курчавый.

— Угу, — буркнул Серёга, закинув багор на плечо.

— Слушай, — Максим обогнал его и перегородил путь. — А мы точно сели в нужный поезд? Я помню, что было темно и мы там по перрону шатались, как четыре зомбака. Может, мы в какой-то не тот поезд сели.

— Это ты еле ноги передвигал, — Катя одарила парня строгим взглядом. — В нормальный мы поезд сели. Были и люди, и проводница.

Серёга кивнул.

— Дела, — протянул курчавый.

В павильоне шелестела лишь листва на полу, гонимая порывами ветра. Никого. Серёга заглянул в окно кассы — пусто. Часы на стене замерли, показывая ровно двенадцать. Карта железнодорожных путей валялась на полу, а на лавочках толстым слоем лежала пыль. Здание выглядело так, словно с момента, когда его покинула последняя группа пассажиров, прошли годы.

— Тупик, — выдала Катя.

— Всё.

Серёга откинул багор, снял рюкзак и достал компас. Посмотрел на стрелку.

— Поезд ехал верно, — сообщил он. — Уходим отсюда. Пойдём по шпалам.

— Слушай, а фигня, — задумался Максим. — Поезд стоит и никого это не колышет. Ведь есть же сигнализация, диспетчер должен видеть, что поезд стоит на месте. И что, никакой реакции? Где локомотивная бригада? Где все?

— Ты долго догоняешь, — скривился Серёга. — Я о чём? Нет никого: ни бригады, ни пассажиров. Только трупы, мы, да странный мужик в плаще.

— Тупик, — снова повторила Катя. — Поезд загнали в тупик.

— Ну и? — Сиплый поднял бровь. — Как это нам поможет, если это так?

— Тогда нужно идти в другую сторону — противоположную.

— Нет, — Серёга отрицательно мотнул головой. — Идём по компасу. Там должны быть деревни.

Катя недовольно поджала губы, но воздержалась от комментариев.

— Трупы, — Макс провёл рукой по небритой щеке. — А ты уверен?

— Нет, блин, — Сиплый продемонстрировал штаны. — Я нашёл кетчуп и решил измазаться им.

— Ну ладно, ладно, — курчавый поднял руки в примирительном жесте. — Но, быть может, это какой-то передвижной морг?

— Что? — Серёга округлил глаза. — Ты в сосну впилился?! Какой, на хрен, морг?

— А ты уверен, что их… ну, убили? — спросила Катя.

Сиплый протянул девушке ключи.

— Пойди — погляди, — предложил он.

Катя брезгливо отшатнулась. Макс снова почесал щёку. Взъерошил волосы и подошёл к кассе.

— Смотри, — сказал он. — Там, кажется, телефон. Ну, проводной.

— Я видел, — отмахнулся Серёга. — Как туда попасть? Тут решётка.

— Там дверь, — Макс указал на тёмный проём в глубине помещения. — Видимо, с улицы вход.

— Да фигня, — Сиплый снова махнул рукой. — Спорим, телефон давно не работает.

— Но проверить стоит. Дай багор.

Курчавый забрал у Серёги багор и вышел на улицу. Через пару минут он уже ломал дверь с другой стороны.

— Надо уходить, — повторил Серёга, глядя на Катю.

— Давай проверим телефон.

— Ладно, — сдался Сиплый. — Выйду осмотрюсь.

На перроне всё ещё моросил слабый дождь, а неугомонный ветер гонял мелкую рябь по лужам. В окнах вагонов призрачного состава всё ещё горел свет. Лишь в нескольких — первом и седьмом — было темно. В первом все шторки были задёрнуты, а в сторону седьмого Серёга бросил лишь быстрый взгляд, поднял воротник куртки и вышел из здания.

Станцию оглашали мерные звуки выламываемой двери, иногда доносилась ругань. Максим не сдавался. Сиплого же интересовал седой незнакомец. Чёрт его знает почему, но встречаться с этим типом Серёге не хотелось. Он всё ещё ощущал чьё-то незримое присутствие, чей-то заинтересованный взгляд. Иногда Сиплому чудилось какое-то смазанное движение в лесу, но когда присматривался, то ничего кроме колыхнувшейся ветки или сорванного листа с уже облетевшей берёзки он не видел.

— Есть! — радостно крикнул Максим. — Серый! Я выломал замок!

— Иду! — крикнул в ответ Сиплый.

Потоптавшись на месте, Серёга всё же решил вернуться в станционное здание: он не хотел оставлять Катю одну. Девушка боязливо обернулась, когда Сиплый ворвался в помещение, но узнав его — облегчённо вздохнула.

— Напугал, — буркнула Катя. — Что там?

— Сейчас узнаем, — Серёга кивнул в сторону кассы, включая фонарь.

Он подошёл к стеклу и посветил в тёмный проём, но Макс всё не появлялся. Сиплый нервно закусил губу, чувствуя, как нарастает тревога. Наконец в свете фонаря появилась курчавая голова. Друг вошёл в помещение прикрываясь от яркого луча рукой.

— Да выруби ты, — попросил он.

Сиплый перевёл фонарь вбок. Макс убрал руку от лица и как-то странно посмотрел на Серёгу.

— Ну? — спросил Серёга с напором.

— Что ну? — удивился Максим.

— Ты гонишь? Телефон, Макс.

— А, точно, — курчавый улыбнулся и подошёл к старенькому аппарату.

Снял трубку и покрутил барабан.

— Глухо, — резюмировал он.

— Почему я не удивлён? — задал риторический вопрос Серёга, покосившись на Катю.

Девушка закатила глаза, мол, не умничай, проверить всё равно нужно было.

— Уходим, — приказал Серёга и добавил, обратившись к Максу: — Багор забери.

— Что? — удивился друг. — Какой… а… багор, да, хорошо.

Сиплый проводил его долгим взглядом и повернулся к Кате и спросил:

— У него всё в порядке? Его, ну его проблема, она…

— Нет! — резко ответила девушка. — Он в норме. Мы это уже обсуждали. Врачи давно не выписывают ему препараты.

— Ладно, — пожал Серёга плечами.

Но что-то в поведении Максима его насторожило. Та самая тихая паника, которую знали лишь свои. Рецидив? Всего лишь одно нелепое слово — и хрупкое равновесие рухнуло? Впрочем, то, что происходило вокруг, могло свести с ума и здорового человека.

— Присматривай за ним, — сказал Сиплый.

— Ладно, — кивнула Катя.

Кажется, она тоже уже поняла, что болезнь Макса могла вернуться.

Друг вернулся в зал быстро. Он крутил багор и насвистывал что-то себе под нос.

— Чему ты радуешься? — изобразил удивление Серёга.

— Не знаю, — курчавый пожал плечами.

— Дай его мне, — попросил Сиплый, протягивая руку к багру.

Макс ловко крутанул древко и протянул инструмент другу.

— Всё, валим отсюда. — Серёга прислонил багор к стене и стал закидывать рюкзак на плечи.

— А как же Вовчик? — Макс стал серьёзен.

Серёга покосился на седьмой вагон, сглотнул и нервно дёрнул щекой.

— Валим, — повторил он. — Идём в ближайший населённый пункт, там находим участкового и рассказываем, как есть.

— А багор?

— Багор выбросим. Всё! Ходу! Ходу!

— Стойте, — Катя взяла Максима за руку. — Мне нужно в туалет.

— На давайте, давайте, — Сиплый вздохнул. — Он тут везде. Далеко не уходите.

— Ну да, буду я тут светить задом, — фыркнула девушка. — Пошли.

Серёга проводил друзей взглядом. Катя была той ещё занозой и естественно потащила Макса в чащу леса.

— Сдался кому-то твой зад, — сплюнул Серёга и отвернулся.

Он решил обойти здание и проверить телефон сам, да и просто осмотреться. Что-то в поведении друга настораживало.

Телефон молчал. Сиплый осмотрел провод и убедился, что он идёт к вилке, а вилка вставлена в розетку. Тогда он подёргал за провод, вынул и вставил вилку — ничего, аппарат молчал. Вздохнув, Сиплый вернулся к двери и осмотрелся. Но и тут не нашёл ничего подозрительного.

— К чёрту, — сказал он выбитой двери и вернулся на перрон.

Парочка уже возвращалась.

— Всё, ребята, давайте! — поторопил их Сиплый. — Хрен знает, как далеко до следующей станции. У нас после похода из продуктов банка тушёнки, пачка макарон и пара банок консервов.

— У меня ещё шоколадные батончики есть, — сказала Катя.

— Пошли, — с нажимом выдал Серёга.

По шпалам шагать оказалось ещё тем удовольствием: ступать на каждую — так шаг маленький; перешагивать — и ноги через пару сот метров начинали гудеть. Макс шёл какое-то время сбоку, но щебень постоянно выскакивал из-под ног, и парень пару раз скатился в канаву. Катя неудобств вроде не замечала, будто расстояние между шпалами сделали специально под её шаг.

Покинув злополучную станцию, Серёга почувствовал, как непонятное чувство тревоги отпускает его, а чужой взгляд больше не прожигает затылок. Ветер стих, а сквозь плотные тучи иногда проглядывало солнышко. Впрочем, на душе всё равно скребли кошки. Серёга думал про Вову. И каждый раз перед глазами всплывала жуткая картина седьмого вагона. Сиплый даже стал корить себя за то, что не осмелился войти внутрь и проверить: может кому-то нужна была помощь? Что если Вовчик был там?

Друзья всё шли, а шпалы не кончались. Железнодорожное полотно уходило стрелой вдаль, лишь изредка изгибаясь. Мрачный лес стоял стеной по обеим сторонам пути, а серая хмарь нависала так низко, что, казалось, вот-вот вдавит путников в щебень. Влажный и густой воздух порой сгущался в туманную дымку, отчего видимость сразу ухудшалась. Серёге в такие моменты мерещились быстрые тени в кустах, и он постоянно оборачивался, вглядываясь в заросли.

Катя раздала всем по шоколадному батончику. Глюкоза слегка взбодрила Сиплого — он почувствовал, как покалывает пальцы рук, отогреваясь. На душе сразу потеплело, но это мимолетное просветление оказалось таким же коротким, как и редкие проблески солнца. Впереди из молочной дымки показался хвост пассажирского состава, а потом пошёл дождь. Туман рассеялся. Снова вернулось неприятное чувство. Сердце сжалось.

Друзья прошли ещё немного и заметили впереди знакомый перрон, ветхое станционное здание с выцветшей табличкой и одинокий фонарь, покачивающийся на ветру. А потом Серёга увидел себя, бегущего вдоль состава. Его двойник замер и стал протирать лицо рукавом.

— Быстро! — приказал Сиплый, толкая друзей в канаву.

Спрятавшись за кустарником, туристы приникли к земле и стали наблюдать. У Серёги бешено колотилось сердце.

Тем временем его двойник забрался на подножку, провёл какие-то манипуляции с дверью и забрался в вагон.

— Серый, это же ты? — Максим удивлённо смотрел на друга, указывая рукой в сторону поезда.

— Видимо, я, — кивнул Сиплый. — Это же бред, да?

Парень посмотрел на друзей, но отвечать ему никто не спешил.

— Мы вернулись? — догадалась Катя. — Но… как такое возможно?

— Не знаю, может, тут кольцевая? — предположил Серёга.

— Ага, — хмыкнул Макс. — И ты тоже закольцован?

— Да, — нахмурился Сиплый. — Это никак не вяжется.

Он посмотрел в сторону поезда, задумался на миг.

— Я вам не говорил. — Серёга повернулся к Максу. — Но когда я бежал вот там, — Сиплый указал на вагон, в котором скрылся его двойник, — то увидел на путях людей. Потом присмотрелся — а и нет никого.

— Мне тоже показалось, что другой ты нас заметил, — кивнула Катя.

— Да не, — отмахнулся Максим. — Дичь какая-то, ты хочешь сказать, что мы не просто вернулись, а ещё и попали в прошлое?

— Не знаю.

Сиплый аккуратно обошёл куст и стал изучать землю. Помимо свежих отпечатков на мокрой глине просматривались и старые следы — оттиски протекторов совпадали.

— Идите сюда, — позвал Серёга.

Когда Макс подошёл, Сиплый попросил того продавить глину ботинком.

— Один в один. — Серёга присел на корточки, изучая следы. — Катя, а это твои следы.

— А это чьи? — Макс хмурил брови.

— А это следы Вовчика, — улыбнулся Серёга. — Я уж насмотрелся за поход, топая за ним. Это точно отпечаток его ботинка.

— Стойте, — Катя смотрела на друзей удивлённым взглядом. — То есть, ты хочешь сказать, что тут до этого прошли мы? И там в поезде тоже мы?

— Выходит, что так, — Сиплый обернулся к поезду. — Если я не ошибся, то скоро из вагона должны выйти наши двойники.

— И что будем делать? — спросил Макс.

— Подождём.

— А я думаю, что нам стоит пойти по этим следам, — не согласилась Катя.

— Почему? — Серёга покосился на неё.

— Ну, хотя бы потому, что предыдущие мы ушли в лес и не пошли к нам тем. — Девушка указала в сторону состава.

Серёга закрыл глаза, слушая как часто бьётся его сердце. Что-то тут было не так, но что, он не мог понять. Нет, понятно же, что тут творилось настоящее безумство, но должна же быть какая-то закономерность? Или нет? Да и друзья какие-то странные. Где паника? Почему они так легко воспринимают происходящее?

Сиплый открыл глаза как раз в тот момент, когда на щебень спрыгнул его двойник. Следом из вагоны вышли Макс и Катя. Ребята о чём-то спорили — Серёга помнил о чём, — а потом его двойник показал Кате неприличный жест и быстро пошёл в сторону перрона.

— Это точно мы, — выдохнул Серёга.

— Да уж… — хмыкнул Максим.

— Что делаем? — спросила Катя.

Сиплый задумался. Если их двойники будут делать всё тоже самое, а судя по всему, они это уже делают, то через полчаса покинут станцию. Можно было бы остаться тут и подождать их, но что-то подсказывало Серёге — это может плохо кончиться. Быть может Катя права? Стоит пройти по следам.

— Ладно, — сдался Сиплый. — По следам, так по следам. В конце концов, там может быть Вовчик.

— Так я о чём! — обрадовалась Катя.

Сиплый окинул её недоверчивым взглядом, но промолчал. Серёга вдруг отчётливо осознал, что реальным тут может оказаться только он, а настоящие друзья давно мертвы. Перед глазами снова встала картина из седьмого вагона.

«Рано я выкинул багор», — подумал Сиплый, нащупывая в кармане складной нож.

Следы привели туристов к небольшой опушке. Осины и берёзы отступили, а впереди вырос густой хвойный бор. Отпечатки ботинок обрывались у раскидистой ели — терялись в ковре опавших иголок. Серёга сделал несколько шагов вперёд, внимательно осматривая землю, но следы исчезли. Возможно, какой-нибудь герой из романов Майн Рида смог бы выследить прошедших тут путников, но не Серёга. Парень осмотрелся, бросил взгляд на тёмную чащу леса и досадливо поджал губы.

Сиплый обернулся к друзьям и замер от удивления: на опушку, позади туристов, вышел Вова с двухствольным ружьём наперевес.

— Серый, я тебя вижу, — сказал друг. — Не вздумай бежать. Выходи оттуда.

— Вова?! — радостно воскликнула Катя, обернувшись.

Володя никак не отреагировал. Он откинул капюшон куртки, который мешал обзору, и взял друзей на прицел. Сиплый отметил, что под глазом друга темнел кровоподтёк, а на бритой голове бугрилась шишка.

— Вовчик, ты чего? — Макс приподнял руки и отступил на шаг.

— Стоять! — рявкнул бритый.

Макс замер. Серёга медленно вышел на опушку.

— Покажите руки, — приказал Володя. — Закатайте рукава и покажите руки.

— Вова, ты чего? — Катя растерянно улыбнулась.

Серёга отметил краем глаза, что Максим встал вполоборота и завёл руку за спину.

— Вовчик, объясни, — попросил Сиплый.

— Серёга, покажи руку, — процедил сквозь зубы друг.

Пожав плечами, Сиплый закатал рукав и продемонстрировал предплечье.

— Вторую.

Серёга подчинился.

— Дуй ко мне, — сказал Вова. — Быстро.

— Не слушай его, — сказал Максим.

— Стой тут, — кивнула Катя.

Сиплый покосился на друзей. Что-то в них продолжало смущать его. Он стал медленно отходить, забирая левее.

Макс вдруг резко прыгнул, выставив руку перед собой. Серёга среагировать не успел: он поскользнулся на влажной траве и упал на спину, а курчавый уже нависал над ним. Руку его покрывала чёрная вязь, пальцы удлинились, а лицо потемнело.

Грохнул выстрел. Максим отлетел в сторону, а Серёга рванул со всех ног. Катя взвыла. От этого звука у Сиплого подкосились ноги, но он продолжал бежать. Спотыкался, падал, но всё равно бежал без оглядки. Володя медленно пятился, перезаряжая ружьё.

— Давай в лес! — крикнул он Сиплому.

Серёгу дважды просить не пришлось. Он миновал друга и ворвался в густую чащу. Мокрая еловая ветка стегнула по лицу, а затем ещё одна и ещё. Это привело Сиплого в чувство. Приступ паники отступил, и он нашёл в себе силы остановиться. Обернулся с зажатым ножом в руке. Замер, пытаясь рассмотреть сквозь раскидистые еловые лапы поляну.

Вова продолжал пятиться. Максим дёргался на земле, а Катя приняла низкую стойку и изловчилась, словно кошка перед прыжком. Глаза её светились янтарём.

— Мать честная, — вырвалось у Серёги.

Володя закинул ружьё на плечо и сказал всего одно слово:

— Беги!

Друзья побежали.

Глухая плеть. Часть 3

Мы позавтракали на камнях как и вчера. Каша была как раз такой консистенции, которая подходила Луне; ей не приходилось слишком много жевать, и поэтому она могла есть относительно безболезненно. Хлеб доставлял больше проблем, поэтому она предложила его мне. Я скромно приняла его, и хотя мне было неловко за то, что я ем её еду, оставлять что-то недоеденным было бы ещё большим преступлением.

Я не хотела пялиться, но было трудно не смотреть. Её лицо выглядело удивительно хорошо, если учесть все обстоятельства. Некоторые синяки уже начали исчезать, а рана на лбу едва была заметна. Я видела, как её лицо заживает, словно оно становилось лучше с каждой минутой, но это казалось невозможным. Наверное, раны выглядели хуже при тусклом свете масляной лампы… или, может быть, всё было не так плохо, как я думала.

После обеда Луна сказала, что хочет показать мне кое-что. Мы обошли холм, на котором находился комплекс зданий старейшин. Я следовала за ней по каменистому склону. Мы остановились у большого камня, который глубоко врезался в землю. Он был удивительно плоским, как будто его специально стесали, что делало его идеальным местом для посиделок. Луна села и прислонилась к стене, закрыв глаза, чтобы солнце грело каждую частичку её тела. Я сделала то же самое.

Что-то в расположении этого камня относительно всего остального делало это место тихим и уютным, а еще тут было достаточно высоко, чтобы никто снизу не мог нас увидеть — да и сверху тоже — если только нас не искали бы специально. Мы были только вдвоём, не только телом, но и духом, и, даже не замечая этого, мы взялись за руки. Какое-то время мы просто молчали, слова были не нужны. Солнце грело, я слышала тихое дыхание Луны, переплетающееся с еле слышными отголосками пения птиц из окружающего леса. Я могла бы остаться здесь навечно, и мне хотелось сказать это Луне, но я не осмеливалась.

Тишину разорвал пронзительный металлический голос, доносящийся сверху. Он вырвал меня из мечтаний — о Луне — и заставил меня похолодеть.

«Ритуал начнётся через два дня. Истинная Любовь наконец-то принесёт свои плоды, братья мои, сёстры, наши дети! Пожалуйста, сделайте все необходимые приготовления. Да благословит нас Один Истинный Бог!»

— Два дня? — спросила я у Луны, мои приятные мысли мгновенно рассеялись. Она смотрела в пустоту, погружённая в размышления. Я заметила, что отпустила её руку, и теперь ощущалась холодная и неправильная пустота. Когда я отпустила? Или это она сама сделала?

После паузы она наконец посмотрела на меня и сказала:

— Да, похоже, так и есть.

Когда Джон говорил со мной о ритуале раньше, я думала, что это может быть через месяцы, даже годы. Два дня — едва ли достаточное время, чтобы продумать действия; я планировала собственный побег два года. Почему Луна не сказала мне об этом? Но ответ был очевиден: Луна просто не имела представления о том, что такое ритуал.

Я огляделась, чтобы убедиться, что никто не слышит нас. Прижалась ближе к Луне, пока наши локти не соприкоснулись. Она казалась холодной и отстраненной.

— После этого, после ритуала, всё закончится. Убежать больше не получится, — сказала я.

— Почему? — спросила она, недоумевая.

Она всё ещё находилась под влиянием россказней старейшин. Она, может, и видела несостыковки, но не знала всей правды. Я глубоко вздохнула и начала объяснять всё о ритуале, что такое К’алут, как я сбежала, красные глаза Джейкоба — моего ровесника, — как меня нашли наблюдатели и как все в моём доме в конечном итоге погибли. Не знаю, сколько времени мне понадобилось, чтобы рассказать ей всё это, и уверена, что мой поток слов едва ли был связным, не говоря уже о хронологическом порядке, но я помню, как у меня пересыхало во рту во время рассказа. Когда я произнесла это все вслух, оно начало казаться таким безумным, что я не удивилась бы, если бы она поверила намекам Джона о моем сумасшествии. Чёрт, до ритуала я бы тоже в такое не поверила.

Луна молчала. Я чувствовала, что она обдумывает всё сказанное и меня в том числе. Я была готова уйти с камня и освободить её от моего безумия. Все ощущалось как какая-то жуткая и поглощающая все и вся болезнь, от которой нет лекарства.

— Итак, день ритуала — лучшее время, чтобы это сделать? Как ты все провернула?..

Огромное облегчение накрыло меня. Я не потеряла её. Она всё ещё была на моей стороне.

— Да, в день ритуала проще всего, — ответила я.

— Я не могу уйти без мамы. Я не могу позволить, чтобы с ней это случилось, — она повернулась ко мне. Обычное суровое, монотонное выражение лица Луны полностью исчезло, уступив место широко открытым, испуганным глазам. — Ты должна это понять, Элиссон.

Я кивнула, но знала, что существует явная вероятность того, что всё пойдёт не по плану. Её мама была в руках старейшины Джона, и я сомневалась, что она вообще захочет уйти, если представится такая возможность. Мне было достаточно трудно сбежать одной, не говоря уже о том, чтобы вытащить троих.

— Должны ли мы сказать ей сейчас? О побеге? — спросила я. Мне казалось, что именно она должна решить это.

Луна задумалась, а затем сказала:

— Я понимаю. Она не… она часть всего этого. Так что, может быть, пока не стоит ей говорить. Но когда мы пойдем, мы возьмём её с собой, ладно? Мы заставим её, если потребуется. И она меня послушает. Должна.

— Ладно, пойдет. Но сначала нам нужен план.

— Верно.

— Эм, у меня его нет. То есть, он был, но потом, знаешь…

— Да…

Мы некоторое время сидели в тишине, затем Луна сказала:

— Думаю, у меня есть идея.

— Выкладывай.

— Хорошо. Итак, ты сказала, что во время ритуала все находятся на главном поле, в центре комплекса, верно?

— Да, и что с того?

Она понизила голос.

— Ну, есть одно место, через которое мы могли бы пройти, прямо у главных ворот. Там есть нора, которая проходит под забором, и я думаю, что она достаточно большая, чтобы пролезть через нее. Раньше её заделывали, но когда идёт дождь, она всегда появляется снова. В конце концов, ее просто перестали закапывать, так что она там уже как минимум год. В любом случае, это рядом с воротами, которые всегда охраняют несколько мужчин, так что никто не сможет пройти незаметно. Но если все мужчины будут на поле…

— Тогда они не будут охранять, и мы сможем пройти!

Луна улыбнулась.

— Ты думаешь, это сработает? — спросила она. У меня сложилось впечатление, что она считает меня экспертом, что, я полагаю, было совершенно незаслуженным титулом.

— Это, вероятно, наш лучший шанс, — сказала я. — Но они всё равно будут следить за тем местом с помощью видеокамер, так что нам нужно делать все быстро. И, конечно, есть ещё твой папа…

— Я могу позаботиться о нём.

— Но тогда его просто заменят.

— Верно... Но я знаю, что старейшины не будут пачкать руки, и они будут заняты проведением ритуала. Сомневаюсь, что они приведут нового наблюдателя, чтобы заменить его — все были так напуганы, когда тебя привели извне, понимаешь? Самый разумный шаг для них — просто попросить одного из других пап прийти и сделать это, когда он закончит со своей семьёй.

Я обдумала это, и хотя я не была уверена, что Джон не воспользуется шансом, чтобы лично расправиться с её мамой, идея Луны казалась наиболее правдоподобной.

— Хорошо, предположим, что всё пойдёт по плану, — сказала я, — а что если наблюдатели будут в окружающем лесу, просто дожидаясь, когда я — мы — сбежим?

— Наверное, нам просто придётся надеяться, что у них есть что-то более важное, чем это.

— Да, например, расстрелять другой сектор или…

Мои слова прервал крик, доносящийся издалека. Мы встали, чтобы определить источник звука, и я увидела, как на главном поле одного мужчину тащат в центр. Мы с Луной поспешили к ритуальной поляне.

Когда мы добрались туда, уже собралась толпа. Мы протиснулись между людьми, чтобы лучше видеть происходящее.

Трое мужчин держали другого, не давая ему вырваться. Он всё ещё кричал, но его лицо было прижато к земле, что заглушало звук, а с каждым вдохом песок и земля забивались ему в нос и рот. Я услышала скрип вдалеке и увидела, как двое мужчин катят что-то большое к нам. Когда они подошли ближе, я увидела, что это “что-то” было сделано из прочного тёмного дерева, с тремя смежными отверстиями, вырезанными на верхней части, одно из которых было больше остальных.

Устройство открыли, откинув верхнюю часть. Они положили руки и голову мужчины на полукруглые прорези, затем вернули устройство в закрытое состояние, заперев человека внутри. Он слегка наклонился вперёд, и его руки с головой казались оторванными от остального тела. Он попытался пнуть деревянную конструкцию, но она не сдвинулась с места. Мужчины стояли вокруг, и с холма спустился Джон вместе с двумя другими старейшинами, которых я никогда раньше не видела, одетые в похожие чёрные сутаны, как и у старейшины Джона.

Запертый мужчина кричал о помощи, но как только другие мужчины увидели, что старейшины приближаются, один из них ударил пленника в лицо. Человек замолчал, край его губы начал кровоточить. Кажется, она лопнула от удара.

Когда старейшины подошли ближе, толпа сделала несколько шагов назад. Луна схватила меня за руку, и мы последовали за другими, стараясь слиться с толпой как можно лучше.

Старейшина Джон вышел вперёд и посмотрел на мужчину, а затем повернулся к толпе.

— Этот человек задумал нечто плохое, ужасное против всех нас, — произнёс он с безумной силой в голосе. Он не звучал как хрупкий старик — он звучал как тиран.

— Истинная Любовь запрещает злодеяния против своих братьев и сестер. Этот человек замышлял побег своего ребёнка, что, следовательно, приведёт нас всех к гибели. Я уверен, вы все понимаете, что это неправильно. Для одного из нас уйти —  значит приблизить всех к опасностям внешнего мира. Это не то, что хочет от нас Один Истинный Бог. Это не признак здравомыслящего человека нашей общины.

Толпа молчала. Я не была уверена, верили ли они в то, что говорит Джон, или просто боялись встать и что-то сказать. Сколько из них думали так, как мы с Луной? Сложно сказать.

— Насколько неблагодарным он должен быть, чтобы думать побег? — продолжал старейшина Джон. — После того приюта, который мы предоставили ему, его жене и сыну? Еда, которую они едят, вода, которую они пьют, и общество, которым мы их благословили?

— И что мы можем сделать, как не указать ему на неповиновение? — сказал он, его голос теперь стал низким и обращённым больше к пленнику, чем к толпе.

Как будто по сигналу, один из мужчин вышел с ручной пилой. Джон кивнул ему и сделал несколько шагов назад, чтобы вернуться к старейшинам. Взгляд Джона переместился на меня, как будто он каким-то образом знал, что я всё это время была в толпе. Он улыбнулся так же, как когда Фред вытащил Луну из-под кровати. Холодная ярость пробежала по моему позвоночнику. В его присутствии я балансировала на грани страха и гнева, и теперь эта грань сломалась, и я оказалась на стороне раздирающей мою душу ярости. Единственное, о чём я могла думать, было: «Я ненавижу тебя», — слова били в голове набатом.

Мужчина с пилой подошёл к запертому в устройстве, и начал двигать зазубренное лезвие по его голой руке. Пленник захлебнулся в какофонии криков, но он был в ловушке, не в силах двигать ничем, кроме ног и ступней — мощное толстое дерево не позволяло ему сдвинуться. Он пинался и метался, его рука сжималась в кулак, пока пила углублялась в плоть с каждым движением. И хотя вокруг были люди — а люди ли? — он был совершенно один.

Оба мужчины быстро покрылись кровью, а звук движений пилы стал тише — по крайней мере, до тех пор, пока она не наткнулась на кость.

Пленник едва мог сжать кулак, а его лицо было забрызгано кровью, которая стекала вниз вместе с его слезами. Кость оказалось трудно резать, и каждое движение происходило с резким, жестоким рывком, будто два камня терлись друг о друга. Луна сжала мою руку так сильно, что мне стало больно, но мне было всё равно. Боль казалась лучше; это позволяло мне хоть как-то стать частью экзекуции мужчины, сопереживать через страдание.

Кость вскоре поддалась, и рука была разрезана пополам, удерживаемая лишь кожей, мышцами и сухожилиями. Она болталась, как сломанная ветка, держащаяся за остатки коры. Не потребовалось много времени, чтобы дорезать остатки плоти, и рука упала, повиснув на наручнике, прикреплённом к другой руке. Мужчина дергался от боли, его ноги бессмысленно дергались и сучили по пыли и грязи. Земля под ним была красной и влажной, песок слипался от крови.

Другой мужчина подошёл и вылил что-то из пластиковой бутылки на обрубок, а затем начал перевязывать культю бинтами.

Мы смотрели, как “наказанный” дергается ещё некоторое время, пока его силы не иссякли совсем. Он больше не мог бороться, да и за что, собственно, было бороться?

Старейшина Джон стоял с гордой осанкой, его аура была наполнена злым высокомерием. Затем он развернулся и начал подниматься обратно на холм с другими старейшинами, сигнализируя, что шоу окончено. Толпа начала расходиться, и именно мне пришлось схватить Луну на этот раз, таща её прочь от этого кровавого зрелища.

Утром мужчины на поле уже не было, остались лишь багровые следы на земле.

~

Оригинал

Телеграм-канал чтобы не пропустить новости проекта

Хотите больше переводов? Тогда вам сюда =)

Перевел Хаосит-затейник специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Кожа на предплечьях пошла мурашками, и Сиплый зябко передёрнул плечами. В плацкарте было холодно — изо рта шёл пар. Остатки сна улетучились, а на смену вязкой дрёме пришла тревога. В груди защемило, а желудок сжался. Серёга глубоко вдохнул, выдохнул, борясь с паникой, которая пеленой застилала глаза и толкала Сиплого броситься вон из пустого вагона.

«Прочь! Беги!» — набатом била мысль.

Справившись с эмоциями, Серёга вытер босые стопы о матрац, который лежал напротив, а пальцы о простыню. Наощупь отыскал свою куртку, а в кармане нашёл налобный фонарь. Включил его, выхватив из полумрака полки: матрацы раскатаны, поверх них белели простыни, лежали скомканные одеяла и подушки, забранные в наволочки — всё выглядело так, словно люди только-только покинули поезд. Но за окном не было ни души, лишь качался фонарь и накрапывал мелкий дождик. Шумел ветер в макушках деревьев.

На полу Сиплый заметил свои ботинки под столом, а чуть левее — блестящую лужу. Сглотнул. Субстанция очень походила на кровь, но проверять Серёге не хотелось. Обувшись, он перешагнул пятно и выглянул в проход — ни души.

— Эй! — позвал Серёга.

Тишина.

— Да какого хрена?! Есть тут кто?! — повысив голос, прохрипел парень.

Ни звука.

Сиплый вернулся. Снова перешагнул лужу, скомкал свою постель и перекинул на соседнюю полку. Водрузив фонарь на голову, Серёга поднял свою полку. Под ней лежал лишь его рюкзак, хотя Сиплый отчётливо помнил, что вчера вечером, когда туристы сели в поезд, то под эту полку друзья положили два рюкзака — Серёгин и Вовин.

Посветив внутрь поклажи и, убедившись, что все вещи на месте, Сиплый закрыл полку и сел. Соображал он всё ещё туго, потому как в голову продолжала лезть всякая ерунда. Достав флягу, Серёга напился, вытер тыльной стороной ладони губы. Покосился на блеснувшую в свете фонаря лужу.

— Ерунда какая-то, — сказал сам себе Сиплый.

И ведь действительно это пятно было весьма странным. Если это кровь, то пролилось её достаточно для того, чтобы человек почувствовал себя плохо. Почему нет следов в проходе? Почему нет на матрацах? Куда пропал раненый?

Серёга уже был готов поверить, что это друзья над ним подшутили: разлили какую-то гадость на пол, тихо собрались и сейчас ржут где-нибудь в тамбуре. Вовчик мог забрать рюкзак вчера, когда Сиплый отлучался из купе. Но тогда, где люди? Не могли же пассажиры все сойти ночью? Или могли?

Сиплый выключил фонарь и попытался открыть окно. Оно поддалось, жалобно скрипнув. Высунувшись, парень буквально задохнулся от порыва промозглого ветра, который с силой окатил его мелкими дождевыми каплями. Холод забрался под воротник и студил уши.

На перроне никого. У привокзального здания тоже. Выругавшись, Серёга закрыл окно, вытер лицо простынёй и полез в рюкзак за свитером. Подумав, Сиплый решил вооружиться маленьким складным туристским ножом. Ерунда, конечно, но так он чувствовал себя уверенней.

Зашнуровав ботинки и надев куртку, Серёга убрал нож в карман. Покосился на рюкзак, но решил пока оставить его тут. Что-то Сиплому подсказывало — вскоре всё встанет на свои места.

«Проводница!» — догадался Серёга, и вслух добавил:

— Она же не могла сойти.

Воодушевившись, Сиплый сменил режим фонаря на тусклый и пошёл в сторону купе проводника. Но по мере того, как он продвигался, запал его спадал. Серёга ещё надеялся застать кого-то спящим в вагоне и даже успел укорить себя за то, что сдуру громко кричал, — а ведь кто-то мог просто спать, — но и в первом, и во втором, и в третьем купе картина была одинаковой: раскатанные матрацы, мятые простыни, скомканные одеяла; ни вещей, ни людей, ни стаканов на столах. Будто пассажиры просто испарились. Ведь всегда же сдавали постель, убирали матрацы.

Паника вернулась внезапно, так что Сиплый подавился собственной слюной. По спине пробежала волна холода, и Серёга резко обернулся: ему почудилось, что огромная чёрная тень крадётся за ним по пятам.

Никого.

Нащупав в кармане нож, Серёга раскрыл его и тихо ступая, почти крадучись, пошёл дальше. Теперь он часто оборачивался, а в каждое новое купе заглядывал с опаской. Наконец он подошёл к закрытой двери купе проводника. Протянул руку к ручке и замер, закусив губу.

«А вдруг она спит?» — подумал Сиплый.

Потоптавшись на месте, Серёга всё же решил пока не заходить в это купе. Он вышел в тамбур и заглянул в соседний. Там тоже никого не оказалось, а дверь в следующий вагон была открыта, но идти туда Сиплый опасался. Он не мог точно сказать почему, но какое-то внутреннее чутьё не давало ему сделать шаг вперёд. Ноги налились свинцом и не слушались. Сердце колотилось в бешенном ритме.

Вытерев вспотевшую ладонь о штанину, Серёга решил проверить вагон с другой стороны. Тревожить проводника он всё ещё опасался, быть может, боялся обнаружить за запертой дверью что-то ужасное. От этой мысли Сиплый ускорил шаг и уже не таясь, часто оборачиваясь, добрался до своего купе. Тут его осенило, и Серёга полез в карман за смартфоном, но гаджет не подавал признаков жизни, словно его аккумулятор полностью разрядился. Но Сиплый помнил, что у него был повербанк и за время турпохода он разрядил его едва на половину.

Однако парня ждало разочарование: повербанк тоже не подавал признаков жизни. Ноги у Сиплого подкосились, и он обессиленно рухнул на полку.

— Это сон, — нервно хихикнул он, щипая себя за кожу. — Сон… дурной сон…

Но проснуться не получалось. Дождь за окном усилился. Тяжёлые капли застучали по крыше. Сиплый вжал голову в плечи, потушил фонарь, выставил нож перед собой и замер в такой позе, тяжело дыша. В монотонной дроби ему чудились странные звуки, будто кто-то сопел и скребся в соседнем купе.

Сколько Сергей так просидел, он не знал, но дождь затих, а сквозь просветы в низких тучах стало просматриваться голубое небо. Впрочем, оно тут же затянулось. Сиплый собрался с духом, включил фонарь и выглянул в проход.

Ни души.

— Ну попадись мне тот, кто это устроил! — гневно воскликнул Серёга.

Он закинул рюкзак на плечо, выставил нож перед собой, и, подбадривая себя руганью, направился к другому вагону. Заглянул в туалет — пусто. В тамбуре никого. Дверь заперта. Сиплый попробовал двери наружу — заперты.

— Да вы прикалываетесь?! — нервно хихикнул он.

Собравшись с духом, Серёга решил всё-таки проверить купе проводника. Проскочив вагон, он замер на миг у двери, прислушиваясь, а потом рывком открыл дверь.

Пусто.

Смятая простынь, пиджак на тремпеле, куча пустых стаканов в блестящих подстаканниках и никого.

Сиплый сбросил рюкзак на койку и выскочил в тамбур. Подёргал все двери — заперто. На смену страху пришла злость, и Серёга с силой пнул дверь. Та, естественно, не поддалась, так как открывалась вовнутрь. Он ударил ещё пару раз, выругался и вернулся в купе проводника. В голову пришла мысль — покидать вагон через окно, и Сиплый потянул за ручку, но рама открылась лишь на треть, как и в его купе.

Серёга подёргал окно ещё, навалился всем весом, но рама не поддавалась. Тогда он решил, что просто выбьет стекло. Сиплый стал закрывать окно, но вдруг замер. У самой границы леса он заметил тёмный силуэт человека. Мужчина в брезентовом плаще шёл между сосен. Голову его скрывал глубокий капюшон.

Сиплый обрадовался, крикнув:

— Эй!!!

Мужчина замер. Скинул капюшон и повернулся. Серёге показалось, что волосы и борода незнакомца были подёрнуты сединой. Путник замер, изучая парня. Отвечать не спешил.

— Эй! — снова позвал Сиплый. — Помоги мне. Я не могу выйти отсюда.

Седой лишь ухмыльнулся.

— Ты меня слышишь? — спросил Серёга. — Что случилось? Где все и как мне выйти из вагона?

— Ключи, — тихо сказал незнакомец, накинул капюшон и направился в лес.

— Стой! — крикнул Серёга. — Да стой ты!

Но седой и не думал останавливаться.

— Да что же это такое! — буркнул Сиплый. — Вот же хрень! Ключи… какие на хрен ключи?!

И тут до Серёги дошло, что в купе проводника должны были быть ключи. Такие — с трёхгранным пазом. Он точно видел связку вчера на столе, когда получал бельё.

Но на столе ключей не оказалось. Тогда Сиплый стал рыться в шкафчиках, открывал полки, но искомого предмета нигде не было. Седой тем временем почти скрылся. Отчаявшись, Серёга решил всё-таки высадить стекло, но тут на глаза ему попался пиджак на тремпеле. Сиплый потряс его — в кармане звякнуло. Выудив на свет заветную связку, довольный собою Серёга бросился в тамбур. Провернул замок и рывком открыл дверь.

Холодный воздух тут же ударил в лицо. Сиплый выключил фонарь и стал всматриваться вдаль, но незнакомца нигде не было.

— Ну и хрен с тобой, — зло бросил Серёга.

— Эй! — услышал он звонкий девичий голос.

Кричали откуда-то с хвоста поезда и голос показался Сиплому знакомым.

— Эй! — снова крикнула девушка. — Серёжа! Это ты?

Сиплый радостно улыбнулся. Это была Катя — девушка Макса. Впрочем, радость тут же сменилась разочарованием: лучше бы вместо Кати там оказался Вовчик.

Схватившись за поручни, Серёга высунулся из вагона.

— Катя?! — крикнул он всматриваясь вдаль. — Я тут!

— Слава богу! — услышал Сиплый радостный возглас, а потом через три вагона из окна показалась курчавая голова Максима.

— Серый?! — крикнул парень. — Какого хрена?! Это ваши шуточки?!

— Нет!

— Нас тут заперли!

— Сидите там! — приказал Сиплый. — У меня есть ключи! Сейчас приду!

— Давай!

— Вовчик с вами?!

— Нет!

— А люди есть?!

— Никого!

— Чертовщина какая-то, — пробормотал Серёга и громче добавил: — Короче, я иду. Ждите.

Голова Макса скрылась. Сиплый ещё раз окинул перрон взглядом, посмотрел в сторону леса — седого незнакомца и след простыл, — и решил от греха подальше закрыть дверь. Думать и гадать на тему: что за дичь тут творится, — Серёга сейчас не хотел. Он был рад, что нашёл друзей. Осталось только отыскать Вову, а потом уже толпой можно и седого этого изловить. Мужик Серёге не понравился.

Осветив фонарём вагон, Сиплый вздохнул, забрал рюкзак из купе проводника и открыл дверь тамбура. Замер на мгновение, задумавшись: идти через пустые вагоны ему не хотелось, он всем телом ощущал какую-то странную опасность впереди, но и выходить на улицу под холодный осенний дождь тоже желания не было. Да ещё этот странный мужик.

Поправив рюкзак, Серёга взял нож в одну руку, а ключи в другую и вошёл в тамбур.

Следующая дверь оказалась не заперта, как и дверь из тамбура в вагон. Сиплый приложил фонарь к стеклу и попытался рассмотреть что-то, но из-за бликов ничего видно не было. Однако Серёга понял, что за дверью после туалета света в вагоне нет. Даже тусклого. Ноги снова предательски дрогнули, а противные мурашки побежали по спине. Впрочем, Сиплый быстро справился с собой и шагнул в вагон, готовый сразу отскочить назад.

Но нападать на него никто не спешил. Здесь так же лежали матрацы на полках, бугрились мятые подушки и пустовали столы. Ни души. Лишь ветер колыхал занавеску у приоткрытого окна в середине вагона. У купе проводников на полу валялась порванная дорожная сумка и битое стекло. От котла всё ещё шёл жар, а термометр показывал семьдесят градусов, будто его не так давно топили. В купе никого.

Серёга заглянул внутрь и бегло осмотрел помещение в поисках чего-то увесистого, но не нашёл ничего стоящего. Плюнув, он пошёл дальше. Следующий тамбур оказался заперт и Сиплый долго возился с замком: трясущиеся руки никак не хотели слушаться. Страх усиливался, но что было тому причиной — Серёга не понимал.

В следующем вагоне свет горел, картина та же: матрацы, простыни, одеяла и никого. Серёга проскочил его быстро. Это был второй вагон, если считать от плацкарта, где проснулся Сиплый. Значит до ребят ещё оставался один вагон.

В купе проводников тоже ничего стоящего обнаружить не удалось. А вот страх усилился, словно кто-то хватал Серёгу за плечо и тянул назад, при этом нашёптывая:

«Не ходи туда… не ходи…»

Сиплый протёр вспотевший лоб. Посветил в тамбур — пусто. Открыл первую дверь и встал на перемычку между вагонами. Вдохнул свежего воздуха. И пусть от старых шпал несло креозотом, но дышалось тут гораздо легче, чем в тесных пустых вагонах.

На удивление вторая дверь тоже оказалась запертой, чего не встречалось ранее. Серёга посветил по углам и вдаль. Пусто. Выругавшись в голос и коря себя за трусость, Сиплый отпёр дверь и вошёл внутрь. И чуть не одурел от зловоний. Желудок сжался от тошнотворного запаха, а Серёгу повело в бок — ему пришлось ухватиться за ручку двери ведущую в вагон. Сам того не желая, Серёга открыл дверь и ввалился внутрь. Поскользнулся и упал на пол, больно приложившись плечом.

Зловонный запах усилился и Сиплый уже с трудом сдерживал рвотные позывы. Свет тут не горел, а пол был покрыт склизкой субстанцией. Серёга уже было собрался выскочить из вагона, но любопытство взяло верх, и он украдкой глянул через стекло в коридор. Тут же горько пожалел об этом: желудок скрутило судорогой, и Сиплый согнулся в приступе рвоты, снова поскользнулся и стал забирать руками и ногами, семеня к тамбуру, отплёвываясь и откашливаясь, но ватные ноги не слушались — Серёга снова упал на скользкий пол. А воспалённое сознание рисовало жуткие картины и, казалось, будто сама Смерть дышала Сиплому в затылок, а лезвие её косы холодной сталью прикоснулось к горлу.

Наверное, он отключился. А когда пришёл в себя, то обнаружил, что сидит в тамбуре предыдущего вагона. Дверь была заперта. Рюкзак валялся рядом, и Сиплый, дрожащими руками достав флягу, напился. Открыл дверь наружу и буквально вывалился из вагона. Шатаясь и борясь с новым приступом рвоты, он бегом проскочил жуткий вагон улицей, стараясь не смотреть в его сторону.

— Макс! — крикнул Серёга.

Курчавая голова друга высунулась из окна первого купе.

— Где ты ходишь? — спросил друг, скорчив гримасу.

— Давай к следующим дверям, — Сиплый кивнул на другой конец вагона. — Я дам ключи — откроете дверь.

— Зачем? — удивился Макс. — Тут же ближе.

— Я сказал: к следующей двери, — процедил сквозь зубы Сиплый и побежал вдоль поезда.

Станционный перрон остался за спиной. Началась крутая осыпь. Справа в канаве просматривалась затянутая ряской гладь воды. Серёга несколько сбавил темп, опасаясь сверзиться в трясину, но щебень всё равно уходил из-под ботинок, норовя сбросить парня в канаву.

Дождь усиливался, а холодный ветер, как назло, дул прямо в лицо, хлестал струями воды по глазам. В какой-то момент Сиплый поднял взгляд и увидел вдали на путях смазанные силуэты. Замер на миг, смахнув капли воды с ресниц рукавом. Тени исчезли. Впрочем, Серёга явственно ощущал на себе чей-то внимательный взгляд. По спине снова пробежал холодок.

Озираясь и стараясь держаться ближе к вагону, Сиплый подбежал к окну проводника, но никто не спешил открывать его.

«Они не врубаются, что это ни фига не шутка?!» — гневно подумал Серёга и стал осматривать дверь на наличие паза для ключа.

Трёхгранный выступ он нашёл быстро, вставил ключ и провернул — замок щёлкнул. Серёга открыл дверь, откинул люк и забрался в вагон. Обернулся. Бегло осмотрел тёмный лес и закрыл дверь. Смахнул воду с лица. Прислушался. По вагону кто-то шёл.

— Серый, это ты? — раздался голос Максима.

— Я, — облегчённо выдохнул Сиплый, убирая нож в карман.

Макс показался в дверном проёме и скептически оценил внешний вид друга.

— Ты где так уделался? — скривился курчавый. — Выглядишь так, словно в деревенский сортир провалился, да и несёт от тебя соответственно.

Сиплый проигнорировал вопрос, он заглянул в вагон, спросив:

— Где Катя?

— В купе.

— А ваши вещи?

— Там же.

— Надо уходить отсюда. — Серёга устало прислонился к стене плечом.

— Куда? — удивился курчавый. — Зачем? Это явно не наша станция.

— Ты не врубаешься?! — Сиплый бросил на Макса недобрый взгляд. — Тебя ничего не смущает?

— Ну, пока меня смущает только твой внешний вид.

— Нормально, — вздохнул Серёга. — И с этим чуваком я хожу в походы. Макс, обернись вокруг. Тут нет никого. Это нормально, по-твоему?

— Да хрен его знает, — курчавый пожал плечами. — Я вчера вообще туго соображал, так навпечатлялся с вами бабкиного пойла, что ничего не помню. Ну, а от вас с Вовчиком можно ждать чего угодно. Перебрались в другой вагон и ржёте там. Я угадал?

Серёга хотел было выдать очередную тираду, но осёкся: ведь он сам часом ранее думал точно так же.

— Короче, — сказал он. — Надо валить. Тут что-то не так. Следующий вагон похож на картину из фильмов ужасов. Там куча трупов.

— Гонишь, — отмахнулся Макс.

Серёга смотрел строго. Друг всё ещё улыбался, но пятна крови на штанах Сиплого, которые Макс теперь хорошо рассмотрел, заставили того нахмуриться.

— Трупы? — тихо спросил он, обернувшись.

Катя махала туристам рукой с противоположного конца вагона.

— Натуральная жесть, — кивнул Сиплый, вздрогнув.

Желудок его снова сжался в спазме, и парень закашлялся.

— Я говорю: валим отсюда, — прохрипел он.

— А как же Вовчик? — удивился Максим.

— Не знаю, но из поезда надо валить!

— У тебя телефон работает?

— Нет. И повербанк тоже сдох.

— И… у… нас… — растягивая слова, сказал Максим.

Кажется, до него начало что-то доходить.

— Я же говорю: хрень какая-то. — Серёга отодвинул Макса в сторону и заглянул в купе проводника. — Забирай Катю и дуйте сюда.

— Ладно, — кивнул курчавый и скрылся.

Серёга пошарил в ящиках и под полками. Сейчас бы топорик какой или лом, но в купе кроме мешков, набитых скомканным бельём, грязных стаканов и пары пачек рафинированного сахара ничего не нашлось.

— Говорил же, — буркнул Сиплый сам себе, — надо было топор в поход брать.

Серёга, вытерев волосы чистым полотенцем — благо этого тут оказалось навалом, — сел на полку. Адреналин потихоньку выветривался, а на смену ему пришла усталость. Парень прикрыл глаза и стал прикидывать дальнейший план действий.

«Найти бы Володю», — тоскливо вздохнул он.

От Макса толку мало — да, он весёлый парень, но в сложные моменты Сиплый полагался на крепкого духом Вову. Друг всегда имел на всё ответы и, кажется, никогда не унывал. А Катя? А что Катя — она девушка Макса, вот и вся Катя.

— Вот же засада. — Сиплый стукнул кулаком по столу.

О том, что Вовчик мог сейчас лежать в предыдущем вагоне, Серёга старался не думать.

— Ну, мы готовы. — В купе заглянул Максим.

Из-за его плеча выглядывала Катя. Серые глаза её излучали тревогу. Девушка собрала каштановые волосы в хвост и закрепила их резинкой. Поправила лямку рюкзака, и одарила Серёгу недобрым взглядом: мол, опять Серёжа твои дурные шуточки?

— Пошли, — приказал Сиплый, вставая.

Отперев дверь, он высунулся из вагона и осмотрелся. Вроде никого. Но ощущение чужого взгляда не исчезло: Серёга мог бы поклясться, что сейчас за ними кто-то наблюдает.

— Жутковато как-то, — сказала Катя, тоже почувствовав неладное.

— Куда? — спросил Макс.

— Идём на станцию, — Серёга запахнул куртку и спустился на щебень. — В поезде делать нечего.

— А если он поедет? — Катя повела бровью.

— Не поедет, — скривился Серёга. — А если так, то и хрен с ним.

— Что значит: хрен с ним? — девушка не унималась.

— Да то и значит. Короче, отвали.

— Серый! — Макс скорчил недовольную гримасу.

— Ну а хрена она прицепилась-то? — Сиплый развёл руками. — Поедет, не поедет. На, держи ключи, — парень протянул девушке связку, — пройдись по поезду, может, перестанешь задавать глупые вопросы.

— Серёга. — Максим несильно толкнул друга в плечо.

— Козёл… — обиделась Катя, показав Серёге неприличный жест.

Сиплый ответил ей тем же. Впрочем, тут же стушевался и отвернулся. Он и сам не понял, что на него нашло.

Глухая плеть. Часть 2

— Наконец-то! Выйди же, ты должна это видеть! — Кассандра, моя неугомонная тень и отныне соседка, уже кружилась на месте. Её тёмная фигура казалась всплеском жизни на фоне каменного безмолвия. — Смотри! Это же готический идеал! Чувствуешь, как время впиталось в эти камни?

Я вышла. Платье — чёрное, высокое до подбородка — не дрогнуло складкой. Движения мои были отточены десятилетиями: осанка, замороженная в позапрошлом веке, взгляд, сканирующий периметр.

— Я чувствую запах старой пыли, полированного дерева и большого капитала, — ответила я. — И хватит называть меня Кейт. Мы не в пансионе для благородных девиц.

Кассандра лишь фыркнула, её димидианские глаза сверкнули азартом.

— Соседки — это куда серьёзнее, чем подруги, дорогая. Привыкай к близости.

Наша комната оказалась в башне, что выходила окнами в лес. Пространство было просторным, пахло пылью и старым деревом. Пока Касс возилась с сундучком, развешивая пёстрые ткани и расставляя кристаллы, я одним движением поставила свой чемодан у дальней кровати — спиной к стене, с видом на дверь. Инстинкт.

— Надеюсь, тебя не смутят мои ночные прогнозы, — тараторила она. — Видения иногда прорываются наружу. Я могу говорить во сне. Бессвязно.

— Меня не смущает ничего, что происходит во сне, — сказала я, подходя к окну. За стеклом густела лесная тьма. — У меня своих видений достаточно наяву.

Их прервало едва уловимое движение воздуха. В центре комнаты материализовалась фигура в мантии. Ни лица, ни намёка на личность — просто форма. Служитель. Он парил в сантиметре от пола, протягивая ладони. На них лежали два амулета.

Кассандра ахнула от благоговения и взяла свою подвеску — серебряную спираль. Я медленно протянула руку. Моё кольцо было чёрным, холодным и невероятно тяжёлым для своего размера. В тот миг, когда кожа коснулась металла, сила, дремавшая в глубине, сжалась и отпрянула. Ошейник. Ярлык. Напоминание.

Призрак исчез. На столе с шуршанием появились два свёртка.

— Расписание! — Касс развернула свой, глаза бегали по строчкам. — «История искусств», «Алхимия для начинающих»... О! «Защита и самоконтроль». Обязательный курс. Интересно, кто ведёт?

Я взяла свой свёрток, даже не глядя.

— Какая разница? Всё это сводится к одному — как лучше притворяться, чтобы нас не прикончили.

— Не знаю... — голос Кассандры стал тише, её взгляд ушёл куда-то внутрь. — Мне кажется, этот курс... он окажется важным. Особенно для тебя.

Она сказала это странно, словно не ей. Я резко обернулась, но она уже сияла прежней улыбкой, тяня меня к двери.

— Пошли! Бал в честь начала года! Танцы, знакомства...

— Социализация не входит в мои планы, — отрезала я, глядя в тёмное окно. Лес был таким тихим. Таким безопасным.

— Но она входит в наши правила, — её голос прозвучал мягко, но неумолимо. — Такова цена входа, леди Вейл.

Я сжала челюсти. Именно этого я и боялась. Не охотников с серебром, не открытой битвы — этого утончённого насилия, завёрнутого в правила и улыбки.

С обречённостью, которую не смогла скрыть даже от себя, я повернулась к ней. Свет лампы поймал мои глаза — жёлтые, с железным отливом.

— Хорошо, — сказала я, и в голосе прозвучала холодная, отточенная резкость. — Покажем им, на какого монстра они так любезно пригласили в свою гостиную. Но только на один танец.

/с помощью ии/