Это перевод истории с Reddit

Когда вспоминаю ту ночь, я до сих пор чувствую запах свечного воска. У девушки Брендона, Кейт, была привычка зажигать сразу пять разных ароматов, будто смесь ванили, сосны и жжёного сахара могла замаскировать тот факт, что в её квартире всегда слишком тихо. Моя девушка, Лайла, подтрунивала над этим, пока мы вчетвером сидели за журнальным столиком, ели лапшу на вынос и вполглаза смотрели фильм, играя в «Уно». Должен был быть обычный вечер.

Помню, как тихо было в районе. Та самая тишина, при которой слышно гул холодильника и мягкий шорох между словами. Дом Брендона стоял в конце тупика, один из тех двухуровневых арендных домов с узким крыльцом и единственным охранным фонарём, который никак не хотел оставаться включённым.

Мы только начали обсуждать планы на выходные, когда раздался стук. Три чётких удара. Не торопливых, не нерешительных. Уверенных.

Брендон нахмурился и приподнялся на полкорпуса:

— Ты кого-то ждёшь?

— Нет, — сказал я, прежде чем успел себя остановить. Это была не моя квартира, но звук будто адресовали мне.

Стук повторился — тем же ритмом, с секундной паузой между ударами.

Кейт посмотрела на дверь, потом на Брендона:

— Наверное, перепутали доставку.

Но Брендон не двигался. И я тоже. В этом ритме было что-то такое, от чего у меня сжался живот.

— Расслабься, — сказала Лайла, толкнув меня локтем. — Я посмотрю.

Прежде чем я успел её остановить, она босиком прошла по гостиной и щёлкнула выключателем на крыльце. Свет моргнул раз, потом выровнялся. Я успел заметить силуэт за матовым стеклом — чей-то тёмный контур. Ростом со мной.

Лайла открыла дверь наполовину. Потом застыла.

— Эй, Брендон, — тихо сказала она, — тебе стоит это увидеть.

Он подошёл к входу, на лице промелькнуло недоумение. Кейт перегнулась через спинку дивана, но я уже вставал. Не знаю, чего я ожидал — розыгрыша, соседа.

Когда я подошёл к двери, воздух словно стал тоньше. Мужчина снаружи выглядел в точности как я. Та же куртка. Та же стрижка. Те же уставшие круги под глазами. Даже манера держать плечи, чуть развёрнутые, словно он не был уверен, шагнуть вперёд или отступить, — это была моя привычка.

Увидев меня, он улыбнулся.

— Эй, — сказал он ровным голосом. — Зачем ты поменял замки?

На секунду никто ничего не сказал. Мозг судорожно искал объяснение — близнец, двойник, какая-то шутка.

Брендон пробормотал:

— Какого чёрта…

Мужчина снаружи наклонил голову:

— Вы меня пустите? Тут же холодно.

У меня перехватило дыхание.

— Кто ты?

Он моргнул, будто удивился вопросу:

— Забавно. Это ты мне скажи.

Я захлопнул дверь, прежде чем он успел сделать ещё один шаг.

Звук раскатился по гостиной. Кейт взвизгнула. Лайла схватила меня за руку:

— Ты что творишь, Мэтт?

— Там кто-то притворяется мной.

Брендон повернул засов:

— Ладно, это… это безумие. Может, он просто похож на тебя.

— Нет, — сказал я. — Ты его видел. Это невозможно.

С крыльца снова трижды постучали — на этот раз медленнее.

Лайла прошептала:

— Вдруг это розыгрыш? Как это называется — дипфейк, что ли?

Я покачал головой:

— На нём моя одежда. Он даже… говорил, как я. Думаю, мои родители бы не отличили.

Стук прекратился.

Брендон выдохнул прерывисто:

— Я звоню в полицию.

Он схватил телефон и начал набирать.

Пока он говорил с диспетчером, мы просто стояли и слушали. Никаких шагов. Никакого голоса. Только тихий дом дышал вокруг нас.

Когда он закончил, сказал:

— Они пришлют машину.

Мы ждали. Десять минут. Пятнадцать. Лайла один раз заглянула в боковое окошко, но тут же отшатнулась:

— Он всё ещё там.

Я заставил себя посмотреть. За стеклом на меня смотрело моё же лицо. Он едва заметно улыбался, словно его что-то забавляло. Потом поднял руку и снова постучал — мягко, ровно, терпеливо.

Брендон пробормотал:

— Боже правый.

Когда приехали полицейские — двое — они никого не нашли. Крыльцо было пустым. Ночной воздух выглядел нетронутым, будто так и было всё это время.

Один из офицеров спросил, не пил ли я. Я ответил, что нет. Он сказал, что они проедутся по району, велел запереться и уехал.

Мы попытались отшутиться, но это никому не удалось. Брендон предложил всем остаться у него на ночь, на всякий случай.

Около полуночи Кейт ушла спать. Лайла лежала, свернувшись рядом со мной на диване, делая вид, что спит. Брендон сидел, уставившись в тёмный экран телевизора. И тут я снова услышал это.

Одинокий стук. С задней двери.

Брендон посмотрел на меня так, будто я мог это придумать. Потом мы оба услышали: три удара, тот же медленный ритм.

Мы на цыпочках прошли на кухню. Маленькое окно над раковиной выходило на задний двор. Фонарь был выключен. Темнота густая, как бархат.

— Не надо, — прошептал я.

Брендон меня проигнорировал и щёлкнул выключателем. Лампочка ожила гулко, слабым жёлтым светом очертив стеклянную дверь.

Снаружи снова стоял я.

Та же куртка, та же осанка, только теперь с улыбкой было что-то не так. Слишком широко.

Он поднял руку и приложил ладонь к стеклу. Её форма идеально совпадала с моей.

Брендон прошипел:

— Как он это делает?

Я хотел ответить, но во рту пересохло. Существо снаружи наклонилось ближе, лбом мягко упёрлось в стекло, и на нём выступил туманный круг.

Потом он что-то прошептал. Мы не слышали через дверь, но я узнал форму слов. Он беззвучно сказал: «Пусти меня».

Брендон дёрнул шторы:

— Нет. Всё. Ещё раз звоню.

Но прежде чем он потянулся к телефону, кухонный свет моргнул и погас.

Электричество не столько отключилось, сколько запнулось. Затих гул холодильника, мигнул и погас дисплей на плите, и сам воздух как будто сгустился. Я слышал, как рядом дышит Брендон — часто и неглубоко. Потом раздалось мягкое скольжение ладони по внешней стороне стеклянной двери.

Мы отступили в коридор. Появилась Лайла, протирая глаза:

— Что происходит?

Я уже начал отвечать, как за занавеской шевельнулась тень. Силуэт — мой — скользнул по ткани, контур лица едва коснулся её — настолько, что она дрогнула. И исчез.

— Подвал, — прошептал Брендон. — Автомат.

Он направился к лестнице. Кейт крикнула из спальни тоненьким голосом, всё ли в порядке. Никто не ответил.

Мне не хотелось спускаться в этот тёмный лестничный пролёт, но стоять на месте было ещё хуже. Я пошёл следом за Брендоном, луч фонарика на его телефоне резал узкие полосы света по необшитым стенам.

Рычаг уже стоял в положении «ON».

— Видишь? — сказал он. — Питание в норме. Значит…

Наверху что-то грохнуло. Так, что с потолка посыпалась пыль.

Мы кинулись вверх через две ступени. Дверь на кухню была распахнута.

В комнату лился холодный воздух, как вода. Занавеска хлопала о стену. Кейт застыла в коридоре, ладонь прижата ко рту.

— Он внутри, — прошептала она.

Я увидел на плитке следы мокрых подошв, прежде чем увидел его — себя — стоящего в проёме гостиной, голова чуть наклонена, взгляд расфокусирован. Он выглядел так, будто забыл, как дышать.

Брендон схватил со столика лампу и поднял, как оружие:

— Не подходи, — сказал он, и голос сорвался.

Существо повернуло к нему голову — медленно, как на ржавой петле, — и улыбнулось. На этот раз не широко — печально.

Лайла произнесла моё имя. Не знаю, кого из нас двоих она имела в виду.

Мгновение все стояли неподвижно. Потом оно двинулось — быстро, невозможно быстро, сбило лампу, та с грохотом покатилась. Брендон крикнул. Кейт закричала. Лайла дёрнула меня за руку, и мы, спотыкаясь, отступили в коридор.

Я помню обрывки: звук тяжёлого падения, звон бьющегося стекла, голос Брендона, оборвавшийся на полуслове, его хрип, когда он рухнул.

Когда всё закончилось, тишина оказалась хуже шума.

Свет мигнул и вернулся. Лампочки тихо зажужжали над головой. В воздухе пахло озоном и потом.

Я стоял посреди гостиной. Руки тряслись. У моих ног лежал кто-то без движения.

Он был точь-в-точь как я.

Полиция приехала после звонка Кейт. Сирены я почти не помню, только вопросы. Откуда взялся проникший? Почему он был похож на меня? Что случилось с Брендоном?

Я повторял: не знаю.

Один офицер отвёл меня в сторону и снова спросил, медленнее, будто я перестану врать, если он смягчит тон.

Он указал на тело под простынёй:

— Вы правда хотите, чтобы я поверил, что вы его не узнаёте?

Я посмотрел на руку, высунувшуюся из-под ткани. Тот же шрам на костяшке. Та же крошечная родинка у запястья.

— Я его узнаю, — сказал я. — Я просто не знаю, кто из нас кто.

Им не понравился такой ответ.

Меня держали отдельно от остальных несколько часов. Детектив, который меня допрашивал, сказал, что соседи видели в окне только одного — того, кто разбил стекло. Но когда они показали мне фото с места, в углу снимка было что-то не так. Лицо на полу выглядело спокойным, почти облегчённым.

Когда нам наконец разрешили поговорить, Лайла не подняла на меня взгляд. Она лишь сказала:

— Они нашли тебя стоящим над ним.

— Над кем? — спросил я.

Её голос дрогнул:

— Над тобой.

Это было два дня назад. Я сейчас дома, жду, решат ли предъявлять мне обвинение. Они сказали, что отпечатки пальцев у тела совпадают с моими. Те же данные стоматологической карты. Та же группа крови.

Я пытался вспомнить каждую секунду той ночи, но детали всё время ускользают. Иногда я помню, что ударил его. Иногда — что он ударил меня.

Иногда я тот, кто убежал, иногда — тот, кто остался.

Когда я смотрю в зеркало, отражение снова запаздывает на полудолю секунды. Недостаточно, чтобы кто-то заметил — достаточно, чтобы я это чувствовал.

Ночью я всё время слышу один звук, как ровный мягкий стук где-то в стенах. Три раза, пауза, ещё три.

Лайла не отвечает на звонки. Кейт говорит, что та не спит, что боится меня. Я её не виню. Я ловлю себя на словах, которых не помню, чтобы я выбирал, оказываюсь в комнатах и не понимаю, зачем туда вошёл.

Сегодня утром я нашёл в кармане куртки то, что мне не принадлежит — ключ от дома с синей биркой — такие использует Брендон. Я не знаю, как он туда попал. Полиция сказала, что у найденного — другого меня — в кармане тоже был такой же ключ.

Я всё думаю о том, что он сказал через стекло: «Пусти меня».

Может, он этим и занимался. Может, один из нас впустил другого.

Я больше не знаю, по какую сторону двери нахожусь.

Чтобы не пропускать интересные истории подпишись на ТГ канал https://t.me/bayki_reddit

Можешь следить за историями в Дзене https://dzen.ru/id/675d4fa7c41d463742f224a6

Или во ВКонтакте https://vk.com/bayki_reddit

Это перевод истории с Reddit

Я шесть лет работаю на одной и той же работе и не пропустил ни дня. Ни одного. Когда начальник сказал взять две недели отпуска, чтобы не сгореть окончательно, я не спорил. За последний месяц я вёл себя как мудак со всеми коллегами. В ту же ночь я собрал сумку, закинул её на заднее сиденье и выехал до рассвета.

Настоящего отпуска у меня не было со времён колледжа. План был прост — проехать через пару штатов, навестить родителей, проветрить голову и напомнить себе, что жизнь существует вне света люминесцентных ламп и уведомлений в почте.

Первые часы были именно такими, какими я надеялся. Небо — выцветшее серое, смягчающее всё вокруг. Мир пах мокрой травой. Я пил заправочный кофе со вкусом картона и слушал классический рок с помехами, пока работа совсем вылетела из головы.

К середине дня шоссе сузились до двухполосных просёлков, петляющих через фермы и пятна сосен. GPS потерял сеть где-то после полудня, но меня это не тревожило. У меня был распечатанный маршрут, полный бак и никакого графика.

Потом я проехал зелёный знак.

Он был обветренный, наполовину задушенный вьюнком, и я едва не пропустил его. Белая краска облупилась, но я всё ещё мог разобрать буквы с названием округа.

После этого дорога вилась среди деревьев так долго, что казалось, она бесконечна. Кроны сомкнулись так плотно, что солнечный свет пробивался косыми полосами, и каждая пульсировала, когда машина проходила под ними. Я опустил стёкла, чтобы выветрить запах двигателя, и почувствовал, как сменился воздух: он стал тёплым, тяжёлым, неподвижным.

Когда лес наконец редел, я увидел его.

Впереди, в низине, сидел маленький городок — тихий и аккуратный, как на картине. Все дома белые с зелёными ставнями, газоны подстрижены до идеала. Над всем торчал шпиль церкви, а узкая главная улица вела прямо к закусочной с серебристой крышей, ловящей последние лучи дня.

На въезде стоял знак. Краска свежая, дерево новое. Ни названия, ни численности населения. На нём было лишь:

ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ ДОМОЙ.

Я сбросил скорость, улыбаясь тому, как странно — вот так наткнуться на такое прелестное местечко без единой отметки в GPS. Может, это из тех старых забытых остановок, что когда-то стояли вдоль больших дорог до появления межштатных трасс. На улице были люди — старик, метущий крыльцо, женщина с лейкой. Все оборачивались, когда я проезжал, и хоть лиц толком не видел, было понятно, что они улыбаются.

Открытой выглядела только закусочная. В окне жужжал выцветший неон. Я не ел с утра, так что припарковался у входа и зашёл.

Над дверью звякнул колокольчик, и меня накрыл запах кофе и жареного масла. Всё было безупречно — линолеум, кабинки с красными кожаными сиденьями, в рамках — фотографии старых машин и парадов. Женщина за стойкой улыбнулась, не дав мне и слова сказать.

— Добрый день, милый. Садись, где хочешь.

На бейджике было написано: ЭДНА. Ей на вид было под пятьдесят, волосы уложены и заколоты, макияж идеальный — в той старомодной манере, от которой она казалась почти вне возраста.

Я заказал чизбургер, картошку фри и чёрный кофе. Она ничего не записала, только сказала: «Сейчас будет, сладкий», — и скрылась за кухонными дверями.

Я сел у окна и стал смотреть на город сквозь стекло. Улица почти пустая, но я чувствовал на себе взгляды — люди выглядывали из дверей и окон, быстро отводя глаза. Это не было угрозой. Больше — любопытство.

Когда Эдна вернулась, она поставила тарелку передо мной.

— Ты не местный, да? — спросила она.

— Просто проездом, — сказал я и откусил. Бургер оказался идеальным — сочным, с хрустящими краями, прожаренным ровно так, как я люблю. — Кстати, очень вкусно.

Она улыбнулась, почти застенчиво.

— Мы стараемся.

— Есть дорога назад к межштатной трассе? — спросил я. — Мой GPS, кажется, умер.

— Конечно. Просто езжай по той дороге, по которой въехал, милый. Она выведет тебя куда угодно.

Тон у неё был будничный, но в самой формулировке было что-то, от чего у меня сжался живот.

Я поблагодарил, расплатился и оставил на стойке пару лишних купюр. Она махнула мне через окно, пока я сдавал назад.

Солнце висело низко, оранжевый свет вытягивал тени по дороге, пока я ехал по тому же пути, что и въезжал. Воздух остыл, лес снова сгустился, и какое-то время я ехал, не встретив ни машины, ни знака.

Потом я вышел из поворота — и снова увидел тот самый знак «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ ДОМОЙ».

Сначала я решил, что ошибся поворотом. Но я никуда не сворачивал. Всё время ехал прямо.

Закусочная была на месте. Церковь. Дома. Всё.

Я взглянул на часы. Я был в дороге почти двадцать минут.

Я не знал, что тревожит больше — то, что меня каким-то образом вернуло туда, откуда я уехал, или то, что солнце не сдвинулось ни на дюйм.

Я решил, что это какая-то петля в дороге. Я уже заблудился как-то в сельских просёлках — одинаковые изгибы, которые приводят тебя обратно. Но здесь было… как будто намеренно.

На этот раз я припарковался у заправки, надеясь спросить дорогу. Снаружи — старый аналоговый насос и пыльная табличка «Открыто» на двери. Внутри тихо играло радио, непонятно откуда.

Мужчина за стойкой поднял голову, когда я вошёл. Высокий, с редеющими седыми волосами, зачесанными назад, и той кожей, что становится кожистой от лет на улице. На бейджике — ХЭНК.

— Быстро вернулся, — сказал он с улыбкой.

Я нахмурился.

— Простите?

Он кивнул в сторону моей машины за окном.

— Думал, ты только что тут проезжал.

— Возможно, я и правда проезжал, — выдавил я смешок. — Дороги тут как-то странно петляют.

Хэнк медленно кивнул, всё с той же лёгкой улыбкой.

— Через город идёт всего одна дорога, дружок. Та самая, по которой ты въехал.

Я замялся.

— Да, Эдна из закусочной тоже так сказала.

Он хмыкнул.

— Значит, у Эдны всё ещё глаз-алмаз.

Я купил бутылку воды просто ради повода постоять. Воздух внутри был тяжёлый, будто влажность, которая не выветривается. Когда я вышел, улица показалась пустее, чем раньше. Раньше я не заметил, но ни у одного дома не было машины во дворе. Ни одной.

Деревья за краем города еле колыхались, хотя ветра не было.

Я решил попытаться ещё раз.

На этот раз я считал каждый поворот, каждый ориентир, каждый мильный столб. Даже выпустил в окно скомканную салфетку — вдруг увижу её снова, если каким-то образом вернусь. Лес густел, дорога сужалась, и мне, клянусь, показалось, что между деревьями что-то движется — белёсая вспышка, словно кто-то идёт параллельно машине.

Минут через пятнадцать лес начал редеть. Меня накрыло облегчение. Потом асфальт выровнялся, и вдалеке блеснула серебристая крыша закусочной.

Знак «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ ДОМОЙ» стоял на том же месте. Салфетка исчезла.

Когда я проехал мимо закусочной, Эдна стояла снаружи, вытирая руки о тряпку. Она помахала так, словно не видела меня много лет.

— Уже вернулся, милый?

Я не ответил. Просто проехал через город до противоположной окраины и сбросил скорость до остановки. Я сидел с работающим мотором, пытаясь сообразить.

Если дорога из города приводит меня обратно, может, другая — тоже. Должен быть ещё путь — просёлок, что не отмечен. Тропка без указателей.

Я ездил наугад полчаса. Каждая дорога упиралась в тупик или забор. Каждый поворот выводил обратно на Главную. Когда я наконец остановился, стрелка топлива опустилась ниже половины.

Мысль пришла медленно, но больно: я могу остаться без бензина, так ничего и не поняв.

Я заехал на парковку закусочной и просто сидел. Эдна долго смотрела на меня из окна, потом вышла.

— Всё в порядке, милый? Ты выглядишь немного потерянным.

— Да, — сказал я, потирая виски. — Кажется, я где-то не туда свернул. Любая дорога, которую я выбираю, приводит меня обратно сюда.

Эдна медленно кивнула.

— Ну, если едешь невнимательно, эти дороги такое вытворяют. Некоторые ведут не туда, куда собирался.

Это не имело смысла.

— Можно карту? Или кого-нибудь, кто покажет выезд на межштатную трассу?

— Конечно, — сказала она. — Поговори с шерифом. Его участок — прямо напротив церкви.

Она снова улыбнулась — слишком добродушно, слишком спокойно — и ушла внутрь, прежде чем я успел спросить ещё что-нибудь.

Участок шерифа — одноэтажное кирпичное здание с флагштоком у входа. Флаг висел безжизненно в неподвижном воздухе. Внутри стены были увешаны старыми чёрно-белыми снимками — ярмарки, охотничьи компании, улыбающиеся лица десятилетней давности и старше.

Из задней комнаты вышел мужчина в бежевой форме с жетоном, больше похожим на украшение, чем на знак власти. Крупный, кряжистый, с тяжелым усом и мягким говором.

— Добрый день, — сказал он. — Слышал, вы меня искали.

Я рассказал, что происходит — как пытался уехать, как всё время возвращался, как не понимаю, в чём моя ошибка. Он слушал молча, иногда кивая.

Когда я закончил, он улыбнулся, как улыбаются ребёнку, спросившему, куда девается солнце на ночь.

— Не бери в голову, — сказал он. — Эти дороги иногда хитрят. Люди путаются. Просто едь по главной, пока у старого амбара не попадётся развилка, возьми левую — и окажешься на шоссе, глазом моргнуть не успеешь.

— Амбара? — переспросил я. — Я никакого амбара не видел.

Он хохотнул.

— Теперь увидишь. Иногда он не появляется, пока не знаешь, что его искать.

От этой формулировки по спине пробежал холодок.

Тем не менее я поблагодарил и ушёл. Когда вернулся к машине, он стоял в проёме двери — всё с той же улыбкой, всё так же наблюдая.

Я ехал до сумерек. Свет в кронах выцвел до тёмной бронзы, потом исчез совсем. Дорога сузилась, провалилась, поднялась. Долгое время мне казалось, что я наконец вырвался. Потом лес разошёлся, и в свете фар снова вспыхнул знакомый знак «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ ДОМОЙ».

Я остановился посреди дороги. Сердце колотилось так, что больно.

Знак выглядел новее, чем раньше. Краска ярче, буквы резче.

И звонил церковный колокол.

Я не помню, как парковался. Не помню, как решил зайти внутрь. Помню только, как стоял на улице, когда колокол смолк и город снова затих.

Огни закусочной погасли. Заправка была темна. Но двери церкви распахнуты, проливая бледный свет на траву.

Внутри у стен горели свечи. Пахло воском и пылью. Людей не было, никаких звуков, кроме моих шагов по деревянному полу.

Впереди, за небольшим деревянным аналоем, висела картина — Иисус с распростёртыми руками, но лицо было не его. Глаза — чёрные, рот — неправильный, растянутый так, что я невольно сделал шаг назад.

Я развернулся и вышел.

Снаружи небо изменилось. Это была не ночь, но и не рассвет. Облака будто застыли на полпути, и всё имело мягкий серый тон, как на старой фотографии.

Я решил найти, где переночевать, и попробовать утром. Неон закусочной слабо трепыхался, пока я проезжал мимо.

Мотель был небольшой — один ряд номеров с зелёными дверями. Администратор поднял глаза, когда я вошёл.

— Вы наш новый постоялец, — сказал он, даже не спросив имени. — У нас нынче нечасто новые лица.

Улыбка у него была, как у всех, — тёплая, застывшая, слишком вежливая.

— Сколько за ночь?

— Не беспокойтесь, — сказал он. — Расчёт при выезде.

От того, как он это сказал, у меня пересохло в горле.

Комната была чистая, но старомодная — дисковый телефон, цветастое покрывало, из тех старых телевизоров, которым нужно время, чтобы прогреться. Я включил — только снег. Но под шипением, клянусь, слышались шёпоты. Не слова — просто звук.

Я выключил.

В какой-то момент я должен был заснуть. Когда проснулся, солнце просачивалось сквозь занавески. На миг, сладкий и короткий, я подумал, что всё приснилось.

Потом вышел наружу.

Машина стояла там, где я её оставил, но улица выглядела чуть иначе. Здания прежние, но цвета выцвели — словно весь город слишком долго лежал под солнцем.

Когда я ехал по Главной, людей было больше. Мужчина стриг газон. Двое детей катались на велосипедах. Все приветливо махали, когда я проезжал.

Я помахал в ответ — и застыл.

Дети — это были те самые, что на фото в участке шерифа. Та же одежда. Те же улыбки.

А когда они проехали снова, теперь в обратном направлении, я понял, что грязь на их джинсах тоже не изменилась.

Они тоже шли по кругу.

Я остановился у закусочной, хотя не планировал. Руки сами сделали это. Эдна снова была там, протирала стол у окна.

Она подняла голову, улыбнулась и беззвучно что-то сказала.

Я зашёл.

— Доброе утро, милый, — бодро сказала она. — Кофе?

Голос у меня был хриплый.

— Вы меня помните?

Она моргнула.

— Конечно. Ты был вчера.

— Нет, — сказал я. — Я про первый раз. Про то, как я спрашивал, как уехать. Помните?

Выражение лица не изменилось, но в глазах что-то дрогнуло — на долю секунды.

— Зачем тебе уезжать? — мягко спросила она.

Слова прозвучали не её голосом. Акцент был не тот, интонация — тоже.

Я не ответил. Встал и оставил кофе нетронутым.

Сев в машину, я машинально включил радио. Динамики наполнил шорох — но на этот раз под ним было ещё кое-что.

Моё имя.

Я убавил громкость. Шёпот потянулся следом — тихий, терпеливый, прорывающийся сквозь помехи, как пульс.

Джесси.

Чем дольше я слушал, тем яснее становилось: это не голос поверх сигнала, а что-то внутри него. Гул, который складывается в слова.

Не уходи.

Я хлопнул по выключателю.

Звук не исчез.

Он шёл из воздуховодов, из двигателя, из гравия под шинами, когда я трогался. Каждый уголок города будто отдавал тем же шёпотом, словно голос был не в радио — он был в самом месте.

Я попытался уехать ещё раз той ночью. Я ехал быстрее, чем следовало, фары резали тьму, деревья по бокам превращались в размазанные полосы. Руки так тряслись, что я едва держал машину прямо.

Когда я выскочил из последнего поворота, снова показался знак «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ ДОМОЙ» — только теперь буквы были размазаны, а дерево — в заусенцах, будто его когтями драли.

Рядом с ним стояла фигура.

Это был шериф. Шляпы не было, лицо — серое в лучах фар. Он поднял руку и указал за мою спину.

Я посмотрел в зеркало — и увидел, что огни закусочной опять горят. Эдна стояла в дверях.

Я перестал пытаться уехать.

Я не знаю, сколько я здесь уже нахожусь. Солнце то появляется, то исчезает, но я не понимаю, настоящее ли оно. Люди всё так же машут. Всё так же улыбаются. Но, думаю, они просто делают то, что всегда делали. Словно застряли в бесконечной петле.

Каждый раз, когда я с кем-то говорю, они будто знают меня чуть лучше. В первый день Эдна называла меня «милый». Вчера она назвала меня Джесси.

Есть одно место в городе, где ловит связь — прямо здесь, за церковью, если держать телефон под углом и не шевелиться. Я уже часами пытаюсь это запостить.

Если кто-то это читает — если кто-то знает, что это за место, — скажите мне.

Кажется, город начинает меня вспоминать.

Когда я прохожу мимо окон, моё отражение улыбается раньше меня.

Когда я еду, радио шепчет «домой» снова и снова, на любой волне.

И сегодня ночью, когда я снова взглянул на церковную картину, там был уже не Иисус.

Там был я.

Я устал. Я спалил полбака, наматывая круги, и в воздухе стоит запах чего-то сладкого и гнилого.

Если это загрузится, знайте: я пытался. Правда.

Я просто посижу здесь, пока всё не закончится. Кажется, из этого города никто не уезжает.

Даже если ты только проезжал мимо.

Чтобы не пропускать интересные истории подпишись на ТГ канал https://t.me/bayki_reddit

Можешь следить за историями в Дзене https://dzen.ru/id/675d4fa7c41d463742f224a6

Или во ВКонтакте https://vk.com/bayki_reddit

Это перевод истории с Reddit

Я работаю инспектором недвижимости почти пятнадцать лет. Когда проводишь дни в гниющих домах и наполовину обрушившихся подвалах, учишься не обращать внимания на странности — енотов, плесень, похожую на лица, а иногда и сквоттеров, притворяющихся призраками. Но есть дома, которые кажутся неправильными с того момента, как переступаешь порог. Дом по адресу 278 Гринбраер-лейн был именно таким.

Его не было в моём обычном списке. Начальник, Рэнди, сказал, что это старый дом, изъятый за долги, который наконец-то допустили к осмотру после многолетней юридической неопределённости. «Зайди, сделай фото, убедись, что конструкция в порядке и оставь ключи в кодовом ящике», — сказал он. По его словам, прежний хозяин исчез в 2008-м — его так и не нашли.

Помню то утро: пасмурно и безветренно. Воздух был густой. Двухэтажный дом в колониальном стиле, облупившаяся краска, окна настолько грязные, что казались чёрными. Траву не косили годами, но сквозь бурьян тянулась узкая, чёткая тропинка — будто кто-то всё ещё по ней ходил.

Я отпер дверь. Петли взвизгнули. Внутри пахло гнилью и мокрой штукатуркой. Обои свисали лоскутами, как сброшенная кожа, и в планировке было нечто чуть-чуть неправильное, будто размеры сдвинули самую малость — ровно настолько, чтобы тревожить подсознание. По плану на первом этаже должно было быть двенадцать окон. Но когда я обошёл комнаты, насчитал тринадцать.

Я решил, что ошибся. Прошёл ещё раз — кухня, гостиная, столовая, кабинет. Результат тот же. Снаружи видно двенадцать, изнутри — тринадцать. Лишнее окно было в кабинете — высокое, узкое, зажатое между двумя книжными шкафами. Я выглянул и увидел… ничего. Ни двора, ни деревьев, ни даже темноты. Просто густой серый, мерцающий, как туман, подсвеченный изнутри. Камера не хотела фокусироваться на нём. Я всё равно сделал снимок.

Дальше осмотр шёл без сюрпризов. На втором этаже не было ничего, кроме опрокинутого стула и стопки старой почты. Дверь в подвал была заперта, но на кольце висел старый железный ключ, который подошёл. В тот же миг с нижнего этажа словно хлынула та самая вязкая неподвижность, будто воздух там не тревожили десятилетиями.

Фонарик мигал. Ступени были влажные, на стенах — следы, похожие на отметины от пальцев: длинные, неглубокие борозды, уходящие в бетон. Внизу оказалась небольшая подсобка с единственной лампочкой под потолком, а под ней — зеркало, прибитое к стене.

Только это было не совсем зеркало. Оно отражало комнату, но не меня. Я встал прямо перед ним и видел противоположную стену, полки, болтающуюся лампочку — но не фигуру с фонарём. Я подумал, что это одностороннее стекло или оно повреждено, но когда я повёл лучом, отражение двигалось синхронно — только без меня.

В этот момент я услышал слабый стук. Три удара. Медленно. Сверху.

Я крикнул: «Есть кто?» Ответа не было. Ещё три удара. Тот же ритм. Я выключил свет, решив, что это, возможно, ветка стучит по окну. Но звук был слишком осмысленным.

Когда я поднялся, в кабинете стало холоднее. Лишнее окно теперь было открыто, хотя я его не трогал. В комнату тянуло бледно-серым сквозняком. Луч фонаря не проходил наружу — он просто исчезал в той же бездонной дымке.

И тут кто-то постучал в ответ.

Три медленных удара — с другой стороны стекла.

Я ушёл. Я даже не запер за собой дверь. Прямо поехал в офис, бросил ключи на стол Рэнди и сказал, что на сегодня закончил. Он рассмеялся. «Выглядишь так, будто увидел привидение», — сказал он. Я сказал, что неправильно посчитал окна. Он посмотрел на меня пустым взглядом. «У дома на Гринбраер-лейн окон нет. Их заколотили в 2009-м — доски, фанера, всё как надо».

Он открыл на компьютере фото из листинга. И правда, все окна закрыты. «Наверное, ты поехал не по тому адресу», — сказал он.

Я знаю, что видел.

В ту ночь я не спал. Около двух ночи телефон завибрировал — уведомление из облачного хранилища: «Загружено новое фото». Я ничего не синхронизировал. Открыл папку — там был снимок из кабинета. Но теперь окно не было пустым. На другой стороне стоял расплывчатый силуэт — высокий, человекоподобный, с лишними суставами. Почти человеческий, если не считать лица — просто бледное пятно с щелью вместо рта. В метаданных значилось, что файл изменён полчаса назад.

Я выдернул кабель и швырнул телефон через комнату.

Утром я вернулся к дому. Сказал себе, что просто докажу: окна заколочены — что я допустил глупую ошибку. Но когда я подъехал, досок не было. Все окна снова открыты. Их было тринадцать.

Внутри на пыльном полу так и оставались мои следы. Никаких признаков, что кто-то заходил. Серое окно на этот раз было закрыто, но стекло запотело изнутри, исчерчено следами пальцев, тянущимися вверх, будто что-то пыталось выбраться.

Я не подошёл к нему. Вместо этого направился прямо к подвалу — но двери не было. Не заперта, не заклинила — её просто не было. На её месте — голая стена.

Тогда я заметил гул. Низкий, пульсирующий, как сердцебиение под полом. Я прижался ухом к полу и услышал дыхание. Длинные, протяжные вдохи где-то в глубине фундамента. Я медленно отступил и снова ушёл. На этот раз сделал снимки снаружи — с любого ракурса было видно двенадцать окон.

Когда вечером я загрузил их, программа насчитала тринадцать.

Через неделю позвонил Рэнди. «Ты не закончил отчёт, — сказал он. — Я отправлю Кевина, он доделает. Он поедет туда сегодня после обеда».

Я попросил его этого не делать. Умолял. Он снова засмеялся: «Стареешь, вот и нервничаешь».

На следующий день Кевин не вышел на работу. И через день — тоже.

К пятнице его девушка подала заявление о пропаже. Полиция спросила, знает ли кто-нибудь, где он был в последний раз. Я промолчал.

Прошло три месяца. Компания закрыла дом на Гринбраер из-за «нестабильности конструкции». Объявление исчезло из всех баз, но иногда, когда я проезжаю мимо того района, вижу примятую сорную траву там, где была тропинка, — будто кто-то продолжает по ней ходить.

Вчера ночью пришло ещё одно уведомление: «Загружено новое фото». Тот же снимок, только на этот раз чётче. Фигура стояла ближе к стеклу. Теперь я видел лицо — бледная кожа, натянутая слишком сильно, без глаз, и рот, тянущийся от уха до уха, с тонкими, как иглы, зубами. Пальцы были прижаты к стеклу, такие длинные, что доставали до обеих рам.

За ней, в дымке, я смог различить ещё один силуэт. Моё отражение.

Я не помню, чтобы прошлой ночью делал какие-то фото, но утром в телефоне было ещё двенадцать. На каждом — я, спящий. И каждое снято ближе, чем предыдущее.

Тринадцатая фотография — серое окно.

И теперь кто-то по эту сторону.

Я перепробовал всё. Разбил телефон. Сжёг карту памяти. Поехал на час от города и выбросил куски в реку. Но той ночью ноутбук включился сам. Экран мигнул и открыл ту же папку — пустую, кроме одного файла под названием «open_me». Я не удержался. Нажал.

Это было видео секунд на пятнадцать. Оно показывало мой кабинет. Камера стояла на столе, направленная на дверь. Сначала ничего. Потом ручка начала поворачиваться — медленно и намеренно, — и из коридора просочился тот же серый свет. Вошла фигура, двигалась неправильно — будто суставы сгибались не в ту сторону. Она остановилась перед объективом и наклонила голову. На долю секунды, прежде чем экран погас, я снова увидел её лицо — неестественно растянутое в улыбке.

Потом еле слышно прошептало: «Окна всегда тринадцать, если знать, как смотреть».

Я уволился. Переехал в другой город. В другой штат. Сказал себе, что всё кончено. Но на прошлой неделе я опять начал замечать странности. В моей новой квартире — двенадцать окон. Но иногда ночью, когда свет выключен, я краем глаза вижу лёгкое серое мерцание. Будто есть тринадцатое, ждущее, когда его заметят.

И оно хочет, чтобы его заметили.

Я закрыл все зеркала. Любые отражающие поверхности. Но отражения больше не ограничены стеклом. Я вижу его в лужах, в потухших экранах, даже в щелях между жалюзи. Всегда стоит неподвижно. Всегда лицом ко мне.

Я почти не сплю. Каждую ночь слышу стук. Три медленных удара где-то в стенах.

Прошлая ночь была другой.

Стук начался вновь, но громче. Отчаяннее. Я прижал ухо к гипсокартону и впервые, помимо ударов, услышал голос. Хриплый, влажный, шептавший снова и снова одни и те же слова:

«Выпусти меня. Выпусти меня. Выпусти меня».

Я отступил, и что-то постучало в ответ с другой стороны окна моей квартиры. На этот раз — тринадцать ударов. Стекло начало запотевать изнутри.

Сегодня утром я позвонил Рэнди. Он взял с первого гудка, голос был пустой. «Тебе не стоило возвращаться, — сказал он. — Ты позволил ему тебя сосчитать».

«Что?» — спросил я.

Он слабо рассмеялся. «Теперь всегда есть тринадцать. Ему просто нужно заменить пропавшее».

И связь оборвалась.

Сейчас три часа ночи. В квартире тихо. Моё отражение больше не повторяет меня — я двигаюсь, оно запаздывает. Я моргаю — нет. Свет от фонаря на улице мерцает сквозь шторы, и в этом мерцании я вижу его. Оно стоит в отражении позади меня, выше потолка, голову наклонило набок, чтобы уместиться. Кожа тонкая, как бумага, под ней что-то шевелится, будто внутри кто-то есть.

Я думаю, это они. Пропавшие.

Оно стучит снова — теперь не по стеклу, а по моему плечу.

Если вы когда-нибудь обнаружите тринадцатое окно там, где должно быть двенадцать, не заглядывайте в него.

Потому что это не окно.

Это дверь.

И кто-то смотрит в ответ.

Чтобы не пропускать интересные истории подпишись на ТГ канал https://t.me/bayki_reddit

Можешь следить за историями в Дзене https://dzen.ru/id/675d4fa7c41d463742f224a6

Или во ВКонтакте https://vk.com/bayki_reddit

Это перевод истории с Reddit

Кажется, это мой любимый день в году. Первый холодный фронт после изнуряюще жаркого лета на побережье — блаженная передышка. После ежедневной стопроцентной влажности в воздухе появляется хрустящая свежесть, и мне хочется провести весь день на улице.

К вечеру, как это бывает по мере приближения зимы, темнеть стало всё раньше. Я включила лампу у дивана, накинула на ноги лёгкий плед и устроилась читать новый роман моего любимого автора. Снаружи яростно хлестал ветер. Я отчётливо слышала его, и почему-то это меня успокаивало.

Я едва успела углубиться в новую главу, как свет от лампы мигнул. С такой погодой неудивительно: могли отключить электричество — или лампа могла просто мигнуть. Я не всполошилась. Встала и зажгла свечи по дому — на всякий случай.

Когда я снова села с книгой, уставилась на страницу. Не могла вспомнить, на чём остановилась. Перелистнула назад пару страниц — ничего не показалось знакомым. Будто я читаю эти слова впервые. Я попыталась вспомнить последнее, что удержалось в памяти, и пролистала назад в поисках этого места. Оказалось, это было несколько глав назад. Я пожала плечами и списала это на что-то вроде диссоциативного состояния. Такое время от времени бывает у всех — например, когда едешь домой после длинного дня, проваливаешься в задумчивость, а потом вдруг осознаёшь, что уже почти приехал. Наверное, что-то из этой серии. Ничего страшного, просто продолжу с того места.

Я осилила около пяти страниц, и свет снова мигнул. Я поднялась, чтобы зажечь свечи на случай отключения. Но свечи уже горели. Я не помню, чтобы их зажигала. Обошла все комнаты — в каждой комнате горела свеча. По количеству растаявшего воска было ясно, что их зажгли совсем недавно. Казалось бы, такое нельзя не помнить.

Идя на кухню, я увидела, как лампа в гостиной снова мигнула. Огляделась на кухне и не смогла вспомнить, зачем сюда пришла. Может быть, за чашкой чая — в такую холодную, ветреную ночь. Я наполнила чайник, поставила на конфорку и вернулась на диван, дожидаясь свиста. Решила написать лучшей подруге Стейси и рассказать ей о странном вечере. Я описала, что не помню, где остановилась в книге, не помню, как зажигала свечи, и что до сих пор не понимаю, зачем пошла на кухню, но чашка чая кажется неплохой идеей.

Она ответила и спросила, не случалось ли со мной чего-нибудь: не падала ли я, не ударялась ли головой — словом, ничего такого, что могло бы объяснить провалы в памяти. Я написала, что нет. День прошёл спокойно дома, ничего примечательного. Она попросила дать знать, если случится ещё что-то, сказала, что волнуется, и я пообещала.

Когда чайник засвистел, я отложила телефон и пошла заварить чай. Свернулась на диване, пока чай настаивался на столике рядом с лампой. Примерно через две минуты потянулась к кружке — и лампа мигнула.

Я поднесла кружку к губам и подула на чай, когда телефон пикнул: пришло сообщение. Отправителем значилась какая-то Stacy. Я не знаю никого с таким именем.

Я открыла сообщение и прочитала. Она писала, что просто проверяет, как я. Ничего не сходится. Я пролистала переписку вверх. Там были сообщения туда-сюда, и переписка тянулась довольно долго. Я добралась до её первого «просто проверяю, как ты» и прочитала сообщение строкой выше. В нём говорилось, что у меня начались проблемы с памятью, но я понятия не имею, чем они могли быть вызваны.

Мне стало по-настоящему страшно.

И тут лампа снова мигнула.

Чтобы не пропускать интересные истории подпишись на ТГ канал https://t.me/bayki_reddit

Можешь следить за историями в Дзене https://dzen.ru/id/675d4fa7c41d463742f224a6

Или во ВКонтакте https://vk.com/bayki_reddit