В голове гудело, будто там всю ночь туда-сюда катался грузовой лифт с перегаром. Боже… как же раскалывается. Каждый удар пульса отдавался в висках тяжелым, тупым молотом. Семён поднялся с незнакомой кровати, еле волоча ноги, и из глубины души выдохнул целую тираду непередаваемо цензурных слов, удивляясь тому, что вообще выжил. Вчерашний вечер был прекрасным. Слишком прекрасным. Теперь же ему было не просто плохо — он чувствовал себя выжатым лимоном, брошенным на помойку истории.
Если бы он мог просто продолжить спать… Укрыться с головой и раствориться в небытии. Но работа не ждала. Она никогда не ждала. Все тело ломило, а во рту будто кошки ночевали. Продрав воспаленные, слипшиеся глаза, Семён с трудом осознал, что находится не в своей квартире. Времени на разбирательства, куда его, такого прекрасного, занесло, не было. Он быстро — по крайней мере, его похмельный мозг посылал такие сигналы — оделся и, скрепя зубы, через боль и вселенское отчаяние, выполз на улицу.
Воздух с силой ударил по лицу — влажный, промозглый, густой. Под ногами хрустнул жалкий, грязный снег, превратившийся в отвратительную жижу. Но главным был не он. Главным был запах. Тяжелый, химический, невыносимый. Горьковатый дым, перегаданный машинным маслом и чем-то приторно-сладким, гнилым. Просто смердело. Встав у светофора, Семён дрожащими руками закурил сигарету, сделав первую, обжигающую горло затяжку. Он тяжело выдохнул серый дым и, запрокинув голову, посмотрел на небо.
И обомлел. По грязно-розовому от утренней зари небу, как ни в чем не бывало, полосовали бесшумные сигары космических кораблей, оставляя за собой ядовито-зеленые, фосфоресцирующие шлейфы. Звезды, невидимые в обычные дни из-за смога, сияли сейчас холодными, игольчатыми булавками, пронзая вышибу. Мужчина залюбовался этим сюрреалистичным, прекрасным и пугающим видом, полностью позабыв, где стоит. Его вернула в реальность лишь дворняга, тщетно роющаяся в перевернутом мусорном баке. Она коротко, сипло залаяла, провожая его преданными, голодными глазами.
«Ну вот и «дорогая» и «любимая» работа», — промелькнула в голове привычная, горькая мысль. Пройдя на склад, Семён механически разделся и замер в полном ступоре. Раньше его день состоял из беготни, ругани с накладными и вкалывания с тележками. А сегодня… Сегодня в центре пустого цеха на одиноком пьедестале гордо красовалась одна-единственная, огромная красная кнопка. Рядом торчал массивный желтый рычаг.
Все было до идиотизма просто. Нужно было вовремя нажимать на кнопку. Главное — не просрать тайминги. Потом — с грохотом опускать рычаг. И на этом всё. Откуда он это знал? Ну, дык, профессионал же, не первый день на складе! И вот он, герой трудового фронта, стоял и с фанатичным упорством вдавливал эту кнопку, вкладывая в процесс всю свою душу. Кто, если не он? Работа должна быть сделана! Рука онемела, мышцы сводила судорога, но сдаваться было нельзя. Это был его долг. Его крест. Его кнопка. Нужно. Нажать. На. Кнопку. И. Опустить. Этот. Проклятый. Рычаг!
На лбу выступили капельки пота, смешавшиеся с городской грязью. Рука начала предательски дрожать и жить своей собственной жизнью. Но это было не важно. Он был ответственным работником. Он не мог позволить себе халтурить.
И вот — божественный гонг! Звонок, возвещающий обеденный перерыв. Можно было расслабиться. Семён стоял, обливаясь потом, его футболка насквозь прилипла к спине, а лицо… Его лицо излучало глубокое, почти духовное удовлетворение от проделанной работы. Словно он только что одержал победу в самом важном марафоне своей жизни.
Сегодня всё было как-то не так. Обычно он шёл есть с друзьями в столовую, где пахло старым маслом и тоской. А сейчас весь цех гудел и выстраивался в живую, нетерпеливую очередь перед… вентиляционной шахтой? Из которой доносилось натужное гудение и периодический влажный хлюп. Лаааааадно…Сёмка пожал плечами и влился в строй.
Очередь продвигалась с подозрительной быстротой. И вот он уже увидел всё во всей красе. Из чёрного, заляпанного чем-то отверстия в стене с шипением и бульканьем выплёскивалась густая, маслянистая субстанция цвета ночной пустоты. Она тяжело шлёпалась в протянутые тарелки, разбрызгиваясь липкими, радужными каплями. Воздух вокруг вибрировал от жара и неслышимого ультразвука, а пахло… пахло как в гараже после капитального ремонта: жжёным металлом, свежим асфальтом и старой соляркой.
Конечно, дед на кухне их и раньше не жаловал изысканными блюдами, но тут он явно вообще не старался! Это что, новый суп-пюре «Венеция после отлива»? Или может, макароны по-флотски, но угольные, для антуража?
Мысли Семёна перерезали возгласы рабочих сзади. Они тоже увидели этот «деликатес» и пришли в состояние, близкое к религиозному экстазу.
—Боже ж мой! Наконец-то! — просипел один, снимая каску и почти крестясь.
—Да я с прошлой смены мечтал! — вторил ему другой, облизывая губы.
—Добавку обязательно спрошу! Не стесняйтесь, мужики, берите, пока дают!
«Добавку? Этого?» — внутри у Сёмы всё перевернулось. Даже мысль о подобном не вызывала ничего, кроме спазм в желудке. Его передёрнуло.
Наступила его очередь. Он неуверенно подошёл с тарелкой к зияющему отверстию. Из него снова с хриплым вздохом вырвалась струя чёрной жижи, едва не попав ему на рукав. Сзади тут же раздались одобрительные крики:
—Давай, молодой! Не робей! — тыкали в него пальцами мужики, — Бери две! Сегодня густо!
Сёмка натянуто оскалился, что выглядело как гримаса боли, и подставил тарелку. На него с шипением вылилась двойная порция маслянистой, отливающей всеми цветами грязного бензина жижи. Она была на удивление тёплой и отдавала слабым вибрациям, будто в тарелке пульсировала жизнь. Мммм… вкуснятина?!
«Ну что ж…Нефть так нефть. Съедобная смола. Литол повышенной питательности. Съём — и буду до конца смены скользким», — смирился он.
Он сел за стол, без какого-либо аппетита черпая ложкой это нечто. Оно медленно стекало обратно, оставляя на металле радужные разводы. Он ощутил на себе десятки колючих взглядов. Подняв голову, он увидел, как все смотрят на него с немым, суровым укором. Мол, че не жрёшь, малый? Дарёному коню в зубы не смотрят! Он вздохнул и, зажмурившись, как перед прыжком с тарзанки, запихнул в рот полную ложку.
И… обалдел. На вкус это было похоже на самую что ни на есть рассыпчатую варёную гречку с маслом. А через секунду на языке расплылся сочный, дымный вкус чизбургера с двойной котлетой, прямо как в том самом «Маке», что он помнил из прошлой жизни. На послевкусии отдавало почему-то копчёной колбасой и ностальгией.
«Дед превзошел себя! — пронеслось в голове. — Если б он еще проработал внешний вид этого блюда… и запах… и тактильные ощущения… и сам факт его существования…»
После обеда все вернулись в свои цеха, и Семёна ждало ещё немало часов наедине с этой проклятой кнопкой… Но вот незадача… Внезапно до него дошло, что это не его склад… Да что уж там, вероятно, и век… Любой бы удивился или растерялся, но не наш Семён. Его интересовало лишь одно. Где мой цех? Работать-то надо. Остальное — потом. Незнание того, как попасть на рабочее место, вызывало у него куда большее волнение, чем межпланетная война.
Его из мыслей выдернул резкий, пронзительный свист. Какой-то чувак в засаленной куртке с капюшоном, надвинутым на самые брови, подзывал его к себе, выразительно кивая в сторону темного прохода. Он явно давал понять, что им уже пора. Сёмка, не раздумывая, поплёлся за ним. Мужики не задают лишних вопросов. Поэтому они не обмолвились ни словом. Просто шли, и только их шаги отдавались эхом в полупустых коридорах.
Чувак завёл его в какую-то комнатушку. Там на стенах висели потрёпанные красные ковры, а в углу, на ящике из-под патронов, два угрюмых армянина с азартом рубились в нарды. Косточки громко стучали по дереву. В целом, ничего необычного. Никто не обратил на них ни малейшего внимания. Работа ждёт. Да, в нарды сыграть хотелось — адски хотелось, — но нельзя. Семён покорно поплёлся дальше за своим немым проводником.
Тот вёл его по бесконечным, похожим друг на друга цехам и вёл себя так, словно знал Семёна всю жизнь. Хотя, учитывая время, что они молча бродили по этим лабиринтам, они уже были почти кровными братьями. Мужская дружба — она проста и нерушима.
— Земля ещё не сдалась, — внезапно нарушил тишину Чувак. Его голос был хриплым, как скрип несмазанной шестерёнки, и полным такой непоколебимой уверенности, что усомниться в его словах было просто невозможно. Чувак решил заговорить. Значит, теперь они кореши навек. Братки. — Скоро мы достроим наш дредноут, и мы им покажем! — он с силой сжал кулак, и Сёмке почудилось, что где-то вдали звякнул ослабевший болт.
«Так, судя по всему, это Питер. Причём трущобы… Нормально так они мощности нарастили в таких условиях… Вокруг ведь говно какое-то везде. А кому Земля не сдаётся? Может, на Марсе всё же нашли жизнь и теперь воюют?»
— Кому? — много слов — это для женщин. А тут всё должно быть чётко и по делу. Поэтому это всё, что спросил Семён.
— Титану, — так же лаконично ответил Чувак, сплюнув на пол маслянистой слюной.
Спутник Сатурна…
Семён слегка кивнул, сделав вид, что это абсолютно нормальный и ожидаемый ответ. На некоторое время повисла тишина, наполненная лишь гулом механического оборудования и далёкими взрывами плазмы.
— Так-то я таксист, — внезапно признался Чувак, — а здесь так… для души. Разминаюсь.
— Пойдём покурим. Расскажешь больше, — предложил Сёмка. Ну раз война, то в целом можно и курнуть. Может, узнает, чего ещё интересного. Чувак странно оживился и, кивнув, свернул в узкую нишу, заваленную ящиками. Там плитка на полу отличалась от остальной — была более потрёпанной. Когда они зашли, с лёгким шипением из щелей в стенах и полу поднялись полупрозрачные закопчённые стены, отсекая их от внешнего шума и образуя крохотную курилку. Семён достал смятую сигарету. Его уже, вроде бы, ничего не удивляло. Так он думал…
Чувак с благоговейным видом извлёк из-за пазухи странную, замысловатую трубку, собранную, казалось, из обрезков медных трубок и старых свечей зажигания. Он с любовью провёл по ней рукавом, затем засунул раструб в рот и начал рыться в карманах. Оттуда он извлёк маленькую терку, а затем — аккуратно высушенную до состояния щепки мёртвую мышь. Он принялся методично тереть её о терку. Серая мышиная стружка падала вниз, но зависала в воздухе, словно на невидимой тарелке, мерцая и переливаясь в тусклом свете. Потом Чувак достал небольшую палочку с кнопкой, нажал на неё, и палочка с жужжанием измельчила стружку в мелкий, однородный порошок. С довольным видом он засыпал этот порошок в трубку и чиркнул древней зажигалкой в виде голой женщины.
Он с глубоким, блаженным кейфом начал раскуривать эту дрянь. Теперь Семён окончательно понял, чем так смердело на улице по пути на работу. Пахло горелой шерстью, пластмассой и тоской.
«Всё равно пахнет лучше, чем этот ебучий IQOS», — стоически подумал он. — Кто знает, может, это я со своей сигаретой странный».
— Расскажи больше. Почему мы воюем с Титаном? — спросил Сёмка, затягиваясь своим табаком.
Чувак не удивился вопросу. Возможно, он уже решил, что Семён просто немного туповат.
—Ресурсы, — коротко ответил он, сделав жадную затяжку. После медленно, со вкусом выпустил струйку сизого, вонючего дыма и продолжил: — После терраформирования Титана… — он снова с наслаждением затянулся, выдерживая драматическую паузу, — не рассчитали. — Выпустил дым кольцами. — Но мы не сдадимся!
В целом, всё понятно. После столь необычного обеда мысль попробовать курево Чувака уже не казалась такой уж странной или омерзительной. А вдруг вкусно? Не попробуешь — не узнаешь. Да и что им теперь, братки ж, а значит, можно и попросить.
— Братиш, что за хуйню ты куришь? Воняет пиздец. Дай попробовать, — с вызовом сказал Семён.
— От твоей вообще залупой какой-то несёт. Дай тоже, — без обиды ответил Чувак.
Они обменялись тем, что курили. В руках трубка весила неприлично тяжело и пульсировала тёплым металлом. Запах от неё исходил ещё более концентрированный и зловещий. Но назад дороги нет. Семён сделал решительную затяжку. Его лёгкие наполнились густым, едким дымом, от которого слезились глаза и сводило скулы. Он пару мгновений посмаковал этот адский коктейль и с силой выдохнул.
— Ну как? — с интересом спросил Чувак.
— Довольно выраженные нотки бензина «Аи-92», — прохрипел Сёмка, с трудом сдерживая кашель, — на послевкусии, кажется, литол… и… лёгкий оттенок жжёной проводки. Дерьмо, одним словом!
Он вернул трубку Чуваку, а тот с сожалением протянул ему обратно сигарету.
— Да ты сомелье по трубкам! — с неподдельным уважением в голосе воскликнул Чувак. — Прям угадал! Она у меня неделю настаивалась в бачке дизельного движка, а для полноты вкуса я добавил щепотку солидола «Лукойл»! — он снова затянулся своей отравой с видом истинного гурмана. — А у тебя… ну, какой-то палёный чай. Травка.
В этот момент стены с тихим шелестом исчезли, вернув их в грохочущую реальность цеха. Чувак грустно вздохнул и, нехотя, потушил трубку о свою заляпанную бочину. Перекур, как и всё хорошее в этой жизни, закончился. Пора идти работать. Они молча, полные взаимопонимания, пошли дальше.
— Ну что, браток, пошли, работа не ждет, — кивнул он Сёмке.
Тот лишь молча кивнул в ответ, в последний раз с тоской глянув на место, где только что были невидимые стены. Ему все еще было хуёво, голова все еще раскалывалась, но теперь к этому добавилось стойкое послевкусие солидола и понимание, что он воюет с Титаном.
«Вот же ж блядь, обычный вторник.»
