В прошлой серии мы оставили Русь на пике могущества: Владимир Мономах, как супергерой, усмирил князей, навел шороху в степи и наконец-то сел в Киеве, чтобы править справедливо и мудро. Казалось, наступил золотой век. Но пока Мономах латал одну дыру, на её месте возникали две новых. А потом он и вовсе двинул кони.

Итак, встречаем – эпоха Удельной Руси. Или, как любят говорить учебники, «феодальная раздробленность» (про это было у мена на канале). Представьте: большой семейный бизнес «Рюрик и сыновья» после смерти гендира (в нашем случае – Мономаха) начал делиться на франшизы. Каждая ветвь рода решила, что будет сама себе голова на своей земле. Киевский престол после смерти Мономаха по всем правилам лествицы переходит к его старшему сыну – Мстиславу, вошедшему в историю как Мстислав Великий. Да, он был весь в отца, как говорят многие дамы. Не просто сумел удержать то, что сколотил его батя, но и продолжил давить половцев, усмирять строптивых князей (например, настучал по голове полоцких князей, которые давно уже считали себя отдельным государством и вернул их в орбиту Киева). Казалось, мономашичи рулят. Но в 1132 г. Мстислав умирает. И вот тут-то и рвануло. Киев пытается занять следующий по старшинству брат – Ярополк Владимирович. Но тут против него восстаёт… их же младший брат – Юрий Владимирович, сидевший в Ростове. Да-да, тот самый будущий Долгорукий. Лествичная система дала первый глобальный сбой. Сыновья одного отца не поделили наследство. Началась война мономашичей против мономаховичей. Ну, или наоборот.

Ах, да – не забываем ещё про Ольговичей (потомки Олега Гориславича) из Чернигова. Они, потирая руки, наблюдали за всем этим безобразием и периодически подливали масла в огонь, пытаясь урвать свой кусок. Киев постепенно терял авторитет единственного центра силы. Теперь чтобы сесть на пенёк в Киеве, нужно было не столько право старшинства, сколько сильная дружина и поддержка местных бояр. И вот тут начинается самое интересное – рост новых центров силы. Пока потомки Мономаха и Олега рвали друг друга за Киев и Чернигов, другие города Руси начинают жить своей, отдельной жизнью.

Вот вам три примера.

Господин Великий Новгород. Уже к 1136 г. новгородцы официально закрепляют своё право выбирать и изгонять князей по своему желанию. Фактически, Новгород становится самостоятельной республикой. Князь там просто наёмный военный руководитель. «А пошёл ты, князь, от нас, мы тебя не звали» (ну, типа пошёл-ка ты на мороз, Вася). Главный интерес Новгорода – не земля, а деньги. Торговля, ремёсла, и колонизация.

Галицкое (Галицко-Волынское) княжество. В отличие от Новгорода юго-запад Руси пошёл по пути усильния княжеской власти. Там были богатые города, мягкий климат и добрые, но сильные соседи-европейцы (Польша, Венгрия). Тамошним князьям (потомкам другого сына Мономаха – Изяслава) скоро станет тесно в рамках Руси, и они начнут свою большую игру с королями и папой римским. Но это вообще отдельный спин-офф, как-нить потом расскажу (если заходите, хе-хе).

Наконец, зародых нынешней России – Владимиро-Суздальская земля (БолотаЗалесье). Туда, в леса и луга, ещё Мономах отправлял своего младшего сына – того самого Юрия Долгорукого. Зачем? Резервный аэродром. Далёкий, безопасный от половцев, богатый пушниной, лесом и землёй. И именно здесь, вдали от киевских дрязг, начинает коваться та самая будущая Россия. Юрий, сидя в Суздале, не оставляет мечты о Киеве (за что и получает прозвище Долгорукий) и регулярно ходит на юго-запад воевать. Но именно его сын (Андрей Боголюбский) совершит настоящую геополитическую революцию, перенеся центр власти с юга на север. Но об этом далее и потом.

Так вот. К середине XII в. Древняя Русь уже не единое государство даже формально. Это конгломерат из дюжины самостоятельных княжеств и земель, связанных между собой династией, языком и верой, но ведущих самостоятельную политику. У каждого князя свои интересы, свои друзья и враги. Киев ещё формально старший, но его уже никто не боится. Главный итог этого периода: Русь перестала быть проектом одной княжеской ветки. Она стала делом семейным и многополярным.

В следующей серии: как Андрей Боголюбский взял да перенёс столицу из Киева во Владимир, зачем он разгромил «мать городов русских» и как его убили свои же бояре. Это будет эпично и кроваво! Не переключайтесь!

Почему вообще спорят о «самой богатой».

В советские годы на вопрос «какая республика была самой богатой» ответ зависел от того, какие критерии вы брали. Уровень зарплат, доступ к дефицитным товарам, качество городской инфраструктуры, доля экспорта, обеспеченность жильём — каждое из этих мерил давало собственный рейтинг. По одному списку наверху оказывались прибалтийские республики с их относительно высокой производительностью и близостью к западным рынкам. По другому — индустриальные центры Белорусской ССР, способные выдавать стабильный объём сложной продукции. Если смотреть на курортную экономику и сельское хозяйство, в обсуждение неизбежно попадала Абхазия — в советской географии «маленькая витрина» с чайными плантациями, цитрусами и санаторно‑курортной сетью на Чёрном море. Поэтому корректнее говорить об ансамбле лидеров с разной специализацией, а затем разложить, как в них жилось и что стало с ними после распада Союза.

Прибалтика: зачем её называли «витриной».

К концу 1970‑х — началу 1980‑х прибалтийские республики — прежде всего Эстонская и Литовская — последовательно попадали в верхние строчки неофициальных сравнений по уровню жизни. Причины были прагматичны. Во‑первых, исторический промышленный задел: энергетика на сланце, деревообработка, машиностроение, электроника, пищевая отрасль. Во‑вторых, логистика и география: порты, железные дороги, воздушные ворота, через которые шли как сырьё, так и готовая продукция. В‑третьих, культурная и деловая близость к Северной Европе: туристический обмен, сотрудничество предприятий, неформальные контакты, которые ускоряли обмен практиками и навыками. На бытовом уровне это выражалось в более стабильных поставках, чуть большей насыщенности магазинов, лучшем состоянии городской среды и жилья. Дефицит, очереди и «достать по блату» никуда не исчезали — просто регулярно встречались «островки нормальности», которые в бытовых воспоминаниях и сделали Прибалтику образцовой точкой Союза.

Как жилось в Эстонской ССР: бытовая сторона «зажиточности».

Повседневная жизнь эстонских городов отличалась аккуратной застройкой, сравнительно ухоженными улицами и сервисом, который чаще соответствовал регламенту. В Таллине и Тарту работали крупные промышленные предприятия и НИИ, а в Нарве энергетику подпитывали сланцевые станции. Зарплаты в республике традиционно были немного выше среднесоюзных, при этом бытовые расходы сдерживались благодаря развитой коммунальной инфраструктуре и транспорта. Важная деталь тех лет — «окно в Финляндию»: на побережье ловили финское телевидение, в порт заходили паромы, туристы привозили журналы, пластинки и бытовую технику. Это не отменяло советской действительности с талонами и пустыми прилавками, но задавало иной стандарт ожиданий: после поездки на пароме люди по‑другому смотрели на сервис, одежду, дизайн и музыку. В частной речи «зажиточность» Прибалтики часто означала не богатство в западном смысле, а более ровную и предсказуемую жизнь.

Литовская ССР: индустрия, кооперативы и сельская глубинка.

Литва сочетала крупные заводы в Каунасе и Вильнюсе с сильной переработкой сельхозпродукции. Холодильники, телевизионные трубки, электротехника, мебель — всё это формировало занятость и экспорт. С конца 1980‑х кооперативы оживили торговлю и бытовые услуги, а фермерские инициативы — пусть и под жёстким контролем — подсобно поддерживали семьи. В деревнях оставались хронические проблемы — старение населения, отток молодёжи, сложные бытовые условия, — но именно литовская «смешанная модель» давала ощущение, что при усердии и навыке можно выстроить более удобный быт. Магазины выглядели аккуратнее, чем во многих регионах Союза, а городской транспорт работал предсказуемо и по расписанию, что в СССР само по себе было важным показателем качества жизни.

Латвийская ССР: портовая экономика и городская среда.

Рига, Лиепая, Вентспилс — это про торговые порты, судоремонт, логистику и машиностроение. Портовая специализация делала республику чувствительной к союзной торговой политике, но одновременно давала устойчивый поток работы и валютной выручки. В городской ткани это проявлялось в благоустроенных набережных, плановой реконструкции исторических кварталов, относительно ухоженных общественных пространств. Добавьте к этому сильные техникумы и вузы, выпускавшие инженеров и технологов, и получите логичное объяснение, почему прибалтийская «нормальность» закрепилась в массовой памяти как «богатство».

Белорусская ССР: «богатство» как стабильность и цеховая гордость.

Белоруссия часто проигрывала Прибалтике в анекдотах про колбасу и кофе, но выигрывала в промышленной надёжности. Минск, Гомель, Могилёв, Борисов — это конвейеры грузовиков, тракторов, шин, оптики, станков. Цеховая культура, дисциплина и выучка рабочих формировали устойчивый средний класс советского типа: пусть без дефицитной роскоши, зато с ровной зарплатой, общежитием для молодёжи, детским садом у проходной и профилакторием. В магазинах по‑прежнему многое «выбрасывали» по расписанию, но сбоев в обеспечении было меньше, чем в республиках на периферии Союза. Для многих семей именно белорусская «предсказуемость» и была тем самым «богатством»: ты знал, что получишь квартиру по очереди, что ребёнок устроится в ведомственный сад, а путёвку на море дадут на профсоюзной комиссии.

Абхазия в составе Грузинской ССР: курорт как отдельная экономика.

Абхазия в советской экономике — особый случай. Это субтропики, чай, цитрусы, виноградники, табак и тысячи коек санаториев, которые наполнялись в сезон по ведомственным путёвкам. Сельское хозяйство давало валютную выручку для союзного экспорта, а курорты работали фабрикой впечатлений для миллионов граждан. По меркам южных регионов это действительно был «богатый уголок»: сочные рынки с фруктами, свежая рыба, ремонт и строительство пансионатов, сезонная работа для студентов и местных жителей. При этом «богатство» было сезонным и не уравнивало доходы с индустриальными центрами Союза. То, что сегодня называют «туристическим опытом», тогда называлось просто «поехать в Гагры»: отстроенные набережные, парки, концертные площадки, непривычный для северян быт и еда. Всё это укрепило репутацию Абхазии как «витрины юга».

Был ли дефицит там, где «всё было».

Миф о том, что в «богатых» республиках «всё было в магазинах», удобно развенчивается бытовыми воспоминаниями. Колбаса появлялась к праздникам, кофе привозили «по случаю», импортная одежда стоила дорого, а за обувью стояли очереди. Уровень жизни отличался не наличием чудес, а степенью предсказуемости: расписания автобусов соблюдались, крышу чинили по графику, а районную поликлинику не закрывали на полгода. Там, где инфраструктура работала, люди меньше «выживали» и больше «жили»

Перестройка и кооперативы: последняя попытка догнать нормальность.

Конец 1980‑х во всех «богатых» регионах запомнился кооперативами, кафе и ларьками, где за наличные можно было получить то, что обычная торговля не обеспечивала. В Таллине и Риге открылись первые точки с видеопрокатом и западной музыкой, в Вильнюсе и Минске кооператоры взяли на себя ремонт и сервис техники, которых системная торговля не успевала покрывать. Экономика шарахалась от либерализации к контролю, но для горожан это было редкое ощущение выбора: купить кофе не по талону, отремонтировать магнитофон на месте, а не ждать месяц. Парадоксально, но именно эти «островки рынка» сильнее всего закрепили за прибалтийскими столицами образ «нормальной жизни».

После распада: как изменилась жизнь в Эстонии.

Эстония пережила жёсткую трансформацию 1990‑х, быстро перешла к цифровому государству и системной интеграции в ЕС и НАТО. Электронное резидентство, онлайн‑услуги, налоговая простота, ставка на ИТ‑сектор — всё это сделало страну символом «умной малой экономики». В городах продолжают вкладываться в общественные пространства, реновацию жилья и общественный транспорт. При этом за фасадом успеха стоят привычные вызовы малых стран: утечка молодёжи, ценовой разрыв с центрами Европы, языковая и культурная сложность приграничных регионов. Однако бытовой стандарт «предсказуемая, честная, удобная среда» в Эстонии закрепился и стал новой нормой — именно этого хотели люди ещё в позднесоветские времена.

Литва и Латвия: от индустрии к сервисам и логистике.

Литва сумела провести приватизацию крупных производств и одновременно вырастить сферы услуг, логистики и высоких технологий. Вильнюс стал заметным региональным центром финтеха, в Клайпеде укрепился порт, а университеты настроили программы под запрос частного сектора. Латвия сделала ставку на транспортные коридоры, складскую логистику, финансовую и креативную индустрию. Обе страны прошли болезненный этап сокращения населения и сегодня балансируют между ростом зарплат и конкуренцией за кадры. Если смотреть на повседневность, именно здесь лучше всего видно, как «советская нормальность» превратилась в европейскую: чистые кварталы, расписания, цифровые сервисы и привычка горожан требовать качества.

Белоруссия после 1991 года: ставка на промышленную преемственность.

Беларусь сохранила значительную часть советского индустриального ядра, сделав ставку на госуправление и крупные предприятия. Это обеспечило низкую безработицу и привычный ритм крупных заводов, но ограничило предпринимательскую инициативу и скорость модернизации. В инфраструктуре уделяли внимание дорогам, жилью и коммунальным сетям, что поддерживало повседневную «предсказуемость» — ту самую, что многие называли «богатством» в советские годы. При этом внешние шоки и санкции усилили зависимость от отдельных рынков и поставщиков. На бытовом уровне это выражается в осторожности домохозяйств и предпочтении «стабильного над новым», хотя городские сервисы и жильё остаются сильной стороной.

Абхазия сегодня: признание Россией, туризм и узость экономики.

После распада СССР Абхазия пережила войны и долгий период нестабильности. Сегодня республика признана Россией, поддерживает с ней тесные экономические и гуманитарные связи и делает ставку на туризм, сельское хозяйство и небольшую переработку. Сезонные доходы дают рабочие места в гостиницах, общепите, транспорте и строительстве, а рынки по‑прежнему полны фруктов, мёда, вина и сыра. В то же время узкая специализация делает экономику чувствительной к сезонности и логистике: отсутствие широкой диверсификации, потребность в инвестициях в дороги, коммунальную инфраструктуру и берегозащиту остаются главными задачами. Для многих жителей важнее всего базовая предсказуемость сезона: когда дороги починены, вода подана, берег укреплён и поток туристов стабилен, «богатство» ощущается не в цифрах, а в том, что можно спокойно работать и планировать следующий год.

Как корректно сравнивать «богатство» СССР и сегодняшнее благополучие.

Сравнивать «самую богатую республику» СССР и нынешние страны по уровню жизни — неблагодарная задача. В Советском Союзе «богатство» распределялось планом, ведомственными снабженческими цепочками и доступом к распределённой инфраструктуре. Сегодня показатель — это рост частных доходов, качество институтов, конкурентная среда и инвестиции. В 1980‑е «богатая» Прибалтика отличалась тем, что автобус приходил по расписанию, а отделка домов была аккуратнее. Сейчас «богатая» Эстония — это цифровые сервисы, среда для бизнеса и стабильные правила. В СССР Белоруссия была «богата» заводом, жильём от предприятия и садиком у проходной. Сегодня Беларусь «богата» той же предсказуемостью быта, но сталкивается с глобальными ограничениями доступа к рынкам и технологиям. Абхазия в СССР была «богата летом», а сейчас её благополучие зависит от того, как быстро она сможет укрепить инфраструктуру и расширить экономическую базу.

Итог: кто был «самым богатым» и что сейчас.

Если учитывать сочетание городской инфраструктуры, промышленной базы и доступа к внешним рынкам, на позднесоветском отрезке чаще всего лидировала Прибалтика, прежде всего Эстонская и Литовская ССР. Если важнее стабильность занятости и социальные гарантии — Белорусская ССР была образцовой. Если говорить о курортном доходе и сельском хозяйстве — Абхазия, будучи частью Грузинской ССР, выглядела «богатым югом» Союза. Сегодня эти траектории логично продолжились: Эстония и её соседи интегрировались в европейское пространство и сделали ставку на цифровую экономику и сервисы, Беларусь сохранила индустриальное ядро и повседневную устойчивость, Абхазия — ориентир на туризм, сельское хозяйство и инфраструктурное развитие при опоре на отношения с Россией. В каждом из этих кейсов «богатство» — это не только цифры. Это привычная предсказуемость, возможность планировать и честный обмен труда на качество жизни, к которому в позднем СССР стремились все, но по‑разному его достигали.

Источник.

Республика Коспайя получила независимость в 1441 году, когда папа Евгений IV, втянутый в борьбу Флорентийским собором, продавал территории Флорентийской республике. По ошибке, малый участок земли не был замечен в договоре. Его площадь 3,3 км² (3,3 км на 1 км), население в 17 веке составило 373 человека.

Заблуждение возникло из-за того, что примерно в 500 метрах от ручья, который должен был установить границу (названного в договоре просто - "Рио"), был ещё один "просто ручей". Делегаты Флорентийской республики купили земли по северный ручей, а делегаты Церкви продали до южного. Таким образом была образована терра нуллиус, жители которой провозгласили себя независимыми. Это напоминает ситуацию с двумя участками на египетско-суданской границе - от одного из них отрекаются обе страны.

В 1484 году автономия была официально признана.

Республика как форма правления была крайне редкой до Французской революции. Существовали республики Генуя и Венеция, возглавляемые "дожем" выборного характера, а также Республики Лукка (с олигархическими институтами), Республика Сан-Марино, Республика Ноли, Республика Флоренция, Республика Рагуза и предполагаемая Республика Сенарика (в Абруццо) с дожем, как в Венеции (но ее реальное существование исторически не подтверждено).

Поэтому коспайцы предпочитали основывать свою независимость на полной свободе жителей, обладающих суверенитетом, не возложенным на какой-либо орган власти. Республика Коспайя не имела правительства или государственной системы управления. Там не было ни тюрем, ни постоянной армии, ни полиции. Существовал совет глав семей, который собирался по выходным в церкви. На заседаниях Совета старейшин также присутствовал викарий Сан-Лоренцо в качестве "президента" (возможно, как единственный грамотный человек).

Коспайя была единственным местом в Италии, которое не подчинялось папскому запрету на выращивание табака. Это обеспечило маленькому государству экономическое процветание.

КОНЕЦ АНАРХИЧЕСКОЙ РЕСПУБЛИКИ

После нескольких столетий существования Коспайя превратилась в простую базу контрабандистов. Концепция свободы несколько затуманилась в пользу привилегий, которые привлекали авантюристов всех мастей либо по экономическим причинам, либо для того, чтобы избежать правосудия двух крупных соседних государств. Семьи Коллакчиони и Джованьоли в итоге скупили всю территорию республики.

В итоге Коспайя была разделена между Папской областью и Тосканой 5 мая 1826 года. Договор был подписан 14 жителями Коспайи, которым выплатили по серебряной монете и выдали разрешение на выращивание 500 тысяч табачных растений в год.

Сайт: http://www.repubblicadicospaia.it/

Вчера узбеки были плохими, позавчера чеченцы,в прошлый вторник дагестанцы.
Завтра будут дружно ненавидеть енотов.
Потому что,те ещё пидорасы.
Есть Азербайджанское ОПГ где то в России, допустим,и оно давно сформировано -ок.
Узбеки,таджики и пр.молятся по 150 тысяч в Москве и Питере,ну ладно,ок.
Чеченцы и кадыровцы совсем разные люди,и они очень мягко сказано не любят друг друга..
Я живу достаточно много на этой планете,но никто из выше перечисленных ко мне не докапывался.
Наши же гопники в конце 90-х и в 2000-х планку подняли по заёбыванию местного населения.
Сейчас,живя в 2025 до сих пор ,кроме русских ребят ,которые выжрали больше,чем нужно,не доёбываются.
Работаю в здание,где есть клиника на 3 этажа.
Сво- шники постоянно подъезжают,кто без ног,кто на коляске,у кого катетер в животе- вот они с претензиями всегда.
"Я герой'
"Чего тут стоишь- куришь?спусти меня на МРТ!"
и ещё одна претензия постоянно:
"Я за тебя воевал,а ты ещё не на фронте,козлина"
это образно я описал,в общих чертах.
У моей жены дедушка Азербайджанец был,умер ещё в 90-х.
Он был ветеран ВОВ,познакомился с её бабушкой в г.Владимир.
Родители его жили в Баку и запретили жениться на русской,т.к жену ему выбрали уже из мусульманки ,дочь друзей.
Дедушка её отказался от мусульманства( религии )и с родителями перестал общаться всю оставшуюся жизнь.
Выбрал русскую девушку Валю, её бабушку,с которой прожил прекрасную долгую жизнь.
Не надо судить людей по национальности, везде есть прекрасные люди,и есть отбросы.

Бывает и более забористая трава: