Мне двадцать шесть, я британец, и около двух лет назад я окончил университет. Вскоре после этого нашёл удалённую работу протоколиста. Всё казалось простым: раз в неделю я созванивался с клиентом по видеосвязи, записывал заметки по мере того, как он говорил на разные темы, а затем отправлял ему их для оплаты.
В описании было сказано, что клиент из Каира и вроде как работает в сфере IT. Ему нужен был не столько специалист по темам, сколько человек, который уверенно пишет заметки на английском. Я решил, что он сотрудничает с несколькими компаниями, которым нужны эти записи, но сам не способен превращать их в нормальный текст — или у него просто нет на это времени.
Я подал заявку вечером, и меньше чем через час мне позвонили с неизвестного номера. Обычно я такие звонки не беру, но тогда я рассылал отклики куда только можно — с финансами было туго. Я не собирался игнорировать потенциальное приглашение на собеседование.
Я ответил, и заговорил низкий, хрипловатый голос. Это был клиент из Каира. Ради анонимности я буду называть его Амоном. Он пригласил меня на собеседование в Teams на следующий день.
Собеседование прошло хорошо — даже очень. Амон оказался дружелюбным, и, несмотря на низкий тембр, у него было чувство юмора. Он производил впечатление мягкого великана. На вид — мужчина средних лет: густая борода, очки в оправе.
Он почти не спрашивал о моём опыте, и хотя я не самый харизматичный человек, мне показалось, что я его расположил к себе. Задним числом понимаю: ни то ни другое изначально не имело значения.
После подписания контракта и начала работы я заметил кое-что в манере Амона. Он говорил медленно — гораздо медленнее, чем я ожидал. Это облегчало работу, но растягивало сессии больше, чем нужно. Меня это не сильно напрягало. Мне платили почасово, так что чем дольше, тем лучше — даже если порой становилось скучновато.
Амон часто прерывал созвоны, чтобы «сделать перерыв» минут на десять–пятнадцать. На это время он всегда выключал камеру и звук, что меня не тревожило: я использовал паузу, чтобы перекусить.
Когда он возвращался в кадр, он всегда казался… другим. Более расслабленным. Я не мог это толком описать, но говорил он ещё медленнее. Я решил, что он, возможно, на лекарствах — или даже на чём-то покрепче. Честно говоря, это было не моё дело.
К Рождеству я проработал у него около трёх месяцев. Каждый год я ездил домой — к родителям, бабушке и дедушке. Это уже стало традицией. Примерно за день до отъезда я получил самое неожиданное сообщение, какое только можно представить.
Это был скриншот, присланный на почту от Амона. Мне пришлось несколько раз моргнуть, чтобы убедиться, что я вижу именно то, что думаю. Это был авиабилет: перелёт туда-обратно из лондонского аэропорта Гатвик в международный аэропорт Каира.
Сначала я просто растерялся. К чему это? Он ожидал, что я полечу к нему на Рождество? Амон ни разу не упоминал семью, но даже если она у него есть, с какого чёрта я должен там быть?
Мне стало не по себе, но я решил, что это ошибка. Не было ни сопроводительного текста, ни темы письма, ни объяснений. Я предположил, что он хотел отправить это кому-то другому в Великобритании.
Я ответил через несколько минут, спросив, не тому ли адресату он это прислал. Его ответ удивил меня ещё больше. Короткий, но жёсткий:
«Нет, не ошибся. Ты не сможешь?»
Мне стало по-настоящему тревожно. Я не хотел грубить, но и оставлять у Амона ощущение, что так можно, тоже не собирался. Это грубо нарушало границы «работодатель — сотрудник». Я написал, что, хотя ценю жест, у меня уже семейные планы — и вообще неуместно покупать мне билеты в другую страну, даже не спросив.
Я ждал быстрого ответа… но его не было. Прошла неделя. Потом вторая. Когда мы уже сидели за рождественским ужином с семьёй, тишина продолжалась. Я решил, что работе конец. Было обидно, но что я мог сделать? Человек в другой стране, платит с одного банковского счёта — не подступишься.
Отец счёл это дико странным. Сказал проверить контракт на предмет пункта о периоде без контакта. Если Амон нарушил контракт без уважительной причины, мне могли полагаться компенсационные выплаты.
Следующую неделю я шерстил длинный контракт. Ничего особо в глаза не бросалось — сплошная юридическая тарабарщина, — но когда я уже собирался сдаться, наткнулся на одно место.
В нём говорилось, что работодатель вправе прекратить контакт максимум на три недели без объяснений. Если срок превышен, на мой счёт поступает справедливая выплата, а контракт становится недействительным. Я был поражён, что такой пункт вообще существует. Зачем он? И самое интересное — трёхнедельный срок истекал… на следующий день.
И вот на следующий день я без конца проверял почту, надеясь, что он напишет… но одновременно надеясь, что не напишет, чтобы получить выплату. И ровно за час до истечения трёх недель пришло письмо.
Это был Амон. Он горячо извинялся, говорил, что был занят на Рождество, и просил прощения за то, что купил билет без предупреждения. Утверждал, что это был «ранний рождественский подарок», но понял, что это дурной тон.
В конце он спросил, не хочу ли я продолжить у него работать. Конечно, хотел. Мне нужны были деньги, и я не собирался бросать самую лёгкую работу в своей жизни. Амон мог быть странным, но я же никогда не встречусь с ним лично. За экраном он казался безвредным.
Когда мы созвонились через несколько дней, я уже вернулся в свою квартиру. Первое, что я заметил, — Амон сидел в другой комнате. Раньше он всегда был в одной и той же комнате.
Будто прочитав моё недоумение, он сразу сказал, что «в процессе переезда» и поживёт в нескольких жильях Airbnb ради экономии. Я не придал этому значения, и наши созвоны пошли как обычно.
В следующие недели звонки стали реже — один–два раза в неделю вместо трёх–четырёх. Каждый раз — новая комната за его спиной. Я тоже не придавал значения… пока не случилось кое-что, от чего у меня застыла кровь.
Амон заканчивал разговор о проблемах кибербезопасности. Я как раз записывал тезисы, когда он объявил о перерыве. Я поднял глаза на экран.
В отличие от большинства раз, когда Амон выключал камеру до того, как встать, он поднялся сначала, открыв взгляд на стену за своей спиной, которую до того закрывало его тело. Сначала я не понял, что вижу… а потом, за мгновение до того, как экран погас, дошло.
Если вы не знаете, розетка типа G используется в Великобритании. Значит… Амон был не в Каире.
Пока шёл перерыв, я перепроверил в интернете — в Каире используются типы C и F. Не G.
Следующие пятнадцать минут я смотрел на чёрный экран, сомневаясь, действительно ли я это видел. Когда камера Амона вернулась, я снова краем глаза заметил то же самое. Это была точно британская розетка.
А чтобы окончательно закрепить моё подозрение, следующее выбило у меня дыхание. Моя квартира стоит рядом с оживлённой дорогой, особенно в час пик. Было минут десять седьмого, когда машина просигналила. Этот сигнал с задержкой прозвучал и в его микрофоне, и у меня похолодело внутри.
Через пару секунд — ещё сигнал. И снова он с задержкой прошёл в его аудио.
Тут я понял. Амон остановился где-то рядом с моей квартирой.
Оставшуюся часть звонка я сохранял каменное лицо. К счастью, оставалось всего минут тридцать. За это время ещё несколько машин посигналили — и каждый раз я слышал это дважды.
Как только звонок закончился, я бросился к окну, выходящему на улицу. Я обшарил взглядом все окна напротив, сердце колотилось. Никого. Но потом меня осенила очевидная мысль.
Через дорогу стоял небольшой отель. Я прохожу мимо него каждый раз, когда иду в центр. Наверняка он там. Должен быть.
Через несколько секунд с работы вернулась моя девушка. Я не упоминал её раньше, потому что она не была важна для рассказа, но, заглянув в комнату, она сразу поняла, что что-то не так.
Я рассказал ей всё. О билете она уже знала — ей это показалось странным, — но когда я поведал, что увидел и услышал, её лицо побледнело.
«Может, позвонить в полицию?» — спросила она. Я думал об этом, но что сказать? Он не совершил преступления. Он всего лишь поселился в отеле.
Пока она пыталась меня успокоить, кусочки пазла начали складываться. Три недели Амон планировал маршрут, бронировал рейсы и отели — и всё это время приближался ко мне.
Оставался один вопрос… зачем?
Девушка сказала, что я, скорее всего, накручиваю. Может, он хотел сделать сюрприз или познакомиться лично. Возможно, всё невинно.
В ту ночь я почти не спал. В конце концов усталость взяла своё. Но казалось, что прошло всего несколько секунд после того, как я отключился…
В коридоре послышался слабый звук. Достаточно громкий, чтобы меня разбудить. Я мягко подтолкнул девушку и приложил палец к губам.
Она тоже застыла, когда услышала это.
Это был звук дверного замка.
Кто-то пытался его вскрыть.
Я выскочил из кровати и бросился к двери. Я уже знал, кто это.
Злость пересилила страх. За кого он себя принимает?
Я посмотрел в глазок — никого.
Может, мне послышалось. Стресс и недосып могут сыграть с тобой злую шутку. Но нет — девушка тоже это слышала.
Я открыл дверь и посмотрел в обе стороны по коридору. Если кто-то и был, то давно исчез. И замок выглядел нетронутым.
Обычно я не ставлю дополнительные засовы, но в ту ночь рисковать не стал.
На следующий день у меня был запланирован звонок с Амоном. Девушка сначала отговаривала и сказала, что теперь-то уж точно пора звонить в полицию, но я ответил, что у нас нет доказательств попытки проникновения. Если мы хотим доказать, что это он, нам нужно зафиксировать это… на камеру.
Я старался сохранять максимум спокойствия и беззаботности во время созвона. Амон вёл себя обычно, совсем не как человек, который прошлой ночью пытался вскрыть дверь. Меня разрывала ярость, но я из последних сил сдерживался, чтобы не сорваться.
Этой ночью мы с девушкой были готовы. Я закрепил камеру у дверного глазка с внутренней стороны квартиры и сел в нескольких футах от двери в полной темноте.
Девушка была в кровати, хотя сразу сказала, что не сомкнёт глаз. Я тоже.
Во мне плескалась пара энергетиков, а в руках я сжимал тяжёлую бейсбольную биту.
Если Амон осмелится снова попытаться сунуться в мою квартиру, я сделаю так, чтобы второй попытки у него не было. Да, я наполовину дрожал от страха, но, как я уже говорил, вторую половину крепко держали злость и ярость.
К моему удивлению, ждать пришлось всего час после полуночи, прежде чем я снова услышал, как ковыряют замок. Я подождал пару минут, чтобы камера наверняка записала как можно больше… потом… я медленно подкрался к двери.
На этот раз я не ставил засовы. Я хотел иметь возможность вмиг отпереть дверь и поймать его на месте. Кто бы это ни был, тут же получил бы битой по голове.
По крайней мере, такой был план. Пока я подкрадывался, сердце забилось. Когда я говорю «забилось», я имею в виду — забилось. Будто я на беговой дорожке.
Руки задрожали и вспотели, хват биты показался куда менее надёжным, чем всего несколько секунд назад.
Я замер с рукой над замком, морально уговаривая себя повернуть его… но рука не слушалась.
Когда казалось, что пульс достиг максимума, ковыряние прекратилось… и замок повернулся.
Вы, наверное, думаете, что в этот момент я сорвался бы в атаку, увидев, как дверь открывается и фигура возникает всего в футе передо мной.
Но я не сорвался… я застыл.
И он тоже. Это был мужчина, теперь я видел.
Он выглядел удивлённым, увидев меня, но ни разу не ахнул.
Казалось, он так же ошарашен, как и мы. Но из нас двоих, увы, именно он пришёл в себя первым.
Он прикрыл лицо ладонью, насколько смог, и отчаянно забегал глазами по комнате.
Я сделал несколько шагов назад, стараясь выровнять дыхание. Я злился на себя за бездействие, но всё стало слишком реальным.
Я знал: стоит ему сделать шаг в сторону спальни, где спала моя девушка, — и меня прорвёт. Я почти внутренне умолял его сделать этот шаг, чтобы моё тело вырвалось из коматозного оцепенения.
Амон сделал два шага в комнату и остановился.
Через несколько секунд страшной тишины он огляделся, оставаясь за дверью, и улыбнулся.
Он сорвал закреплённую у глазка камеру и помахал ею у меня перед лицом, всё ещё улыбаясь. Я никогда не забуду этот взгляд. В тот момент он понял, что что бы ни произошло, он выйдет сухим из воды — без улик.
Даже этого не хватило, чтобы вывести меня из ступора, и прежде чем я успел произнести хоть слово, его не стало. Прошла целая минута, прежде чем я смог снова пошевелиться. Казалось, кровь вернулась к органам и конечностям, и я наконец смог нормально дышать.
Я даже не бросился за ним. Просто закрыл дверь и задвинул засовы.
Я хочу закончить эту историю признанием: мне стыдно каждый день за то, что я не действовал, когда оказался лицом к лицу с этим человеком. Каждую ночь я снова и снова прокручиваю всё в голове. Сначала уверенность… потом нахлынувший страх… и, наконец, парализующее оцепенение. Мне мерзко от мысли, что я повёл себя как жалкий трус. К таким моментам ничто не готовит.
Хуже всего то, что если бы это повторилось, я боюсь, я снова замер бы.
Чтобы прояснить, что произошло, и, главное, почему… после той ночи мы с девушкой позвонили в полицию и всё рассказали. Полиция наведалась в отель через дорогу — никого не нашла. Подтвердилось, что Амон действительно там жил: заселился за несколько дней до этого и уехал в ту же ночь — через считанные минуты после того, как вломился в нашу квартиру.
Он не использовал имя «Амон» — вместо этого назвался очень «английским» именем — и предоставил поддельные документы, настолько искусно сделанные, что система отеля даже не заподозрила подлог.
Кем бы он ни был… это был профи.
Я показал полиции выписку со всеми платежами, но отследить их не удалось. Счёт к тому моменту уже закрыли, и выйти на след было невозможно.
Лишь на прошлой неделе полиция сообщила нам сведения, которые всё перевернули… спустя почти полтора года после инцидента.
Амон не покидал Великобританию. Он останавливался в разных отелях, меняя поддельные удостоверения одно за другим, чтобы оставаться анонимным. И у него это получалось. Примерно через год полиция почти махнула рукой на поиски и отправила дело в архив нераскрытых, решив, что он ускользнул и вернулся к себе, в Египет.
Но затем… Амон дал слабину.
В последнем отеле, где он остановился (чего он не знал), была ежедневная уборка номеров. Горничная стучала трижды в определённое время, и если гость не отвечал и дверь не была заперта на засов, она входила убирать. Так вышло, что в момент её входа Амон принимал душ.
Горничная сразу поняла, что, вероятно, мешает, и собралась уйти. На выходе её взгляд зацепился за нечто столь тревожное, что она тут же покинула номер и вызвала полицию.
Она увидела на кровати план-схемы того, что можно было описать только как «сексуальное подземелье». Были наброски комнаты, различного оборудования и фигуры, изображённой в нескольких позах — закреплённой и связанной. Но позвонить в полицию её заставило не это. А то, что лежало рядом…
Фотографии мужчины, сделанные через окно его квартиры. На некоторых он был по пояс голый. На других ходил в одних трусах. Часть снимков — на улице, среди толпы, в людных местах.
Этот мужчина не знал, что его фотографируют.
Сотни и сотни моих фотографий… рядом с чертежом помещения, которое Амон, по-видимому, подготовил для меня.
Всё окончательно сложилось, когда нашли и данные на ноутбуке. Каждый наш звонок был им записан. Сотни и сотни скриншотов с моим лицом. Сотни распечатаны.
Во время тех самых «перерывов», которые просил Амон, можно лишь догадываться, чем он занимался…
Когда полицейский всё это рассказывал, меня подступающей рвотой сводило. Этот человек пришёл в нашу квартиру не для того, чтобы навредить моей девушке или что-то украсть. Он пришёл, чтобы забрать меня… обратно в Каир. К тому, что он для меня приготовил.
Почему он не забрал меня той ночью? Не знаю. Правда, не знаю. Возможно, увидел биту и решил, что я слишком хлопотный. Может, он планировал накачать меня во сне, а моё бодрствование стало палкой в колёса.
Я не знаю, почему он тогда ничего не сделал… но знаю, что благодарен за то, что не попытался.
Потому что не уверен, что был бы сейчас жив.
Чтобы не пропускать интересные истории подпишись на ТГ канал https://t.me/bayki_reddit
