Блииин это мой первый пост!!!!
Я сегодня узналчто существует такой площадка ))))) и решилприсоединитьсяк вам хихихмхи ХАХАХААХ🤣🤣😈 вобщемпупсики мои я с вами!) # мысль
Я сегодня узналчто существует такой площадка ))))) и решилприсоединитьсяк вам хихихмхи ХАХАХААХ🤣🤣😈 вобщемпупсики мои я с вами!) # мысль
Вот я офигеваю, у меня в этом плане удачное расположение. В спальне две стены выходят на улицу, третья стена в ливингрум, четвёртая, где стоит комп с маломощными колонками, выходит в общий коридор. Телевизор висит на стене между комнатами. В общей комнате комп стоит около стены с соседями, все остальные стены никак не взаимодействуют с соседями ( одна на улицу, вторая на кухню коридор).Второй комп колонок не имеет, играет через встроенную карту ( тут неуверена,тк не компьютерщик). Объяснила для того, чтобы была понятна ситуация со звуком. Мы с моим бф работаем по ночам, иногда у него бывают дневные смены, но вобщем нам проще функционироватьночью. Итак, когда я делаю уборку, то это чаще всего происходит уже вечером, после девяти, когда он уже на работе и я не мешаю ему, а он мне. Понятно, что в тишине скучно убираться, но я всегда одеваю наушники и слушаю музыку, чтобы было веселее. Я иногда не понимаю людей
На улице Садовой моего городка, в одноэтажном доме на 4 семьи, проживал в собственной квартире мужичока лет 50-55. Жил он один, ранее был судим за мелкие пакости, периодически влетал по административке. Он считал себя крутым парнем (в масштабе двора) и по данной причине клал на своих соседей и их мнение болт. Очевидно, чтобы самореализоваться и показать кто в доме (многоквартирном) хозяин, он взял за правило врубать в своей квартире исключительно в дневное время музон-шансон, отменно блатного содержания, типа шарика на цепи, долю воровскую и прочий шлак. Причем наслаждался он этим шлаком на полной громкости, для пущего восторга открыва окна. Просьбы соседей не маятся дурью, он, как опытный юрист, получивший юридический стаж в темницах для мелких хулиганов и прочих особо опасных нарушителей общественного порядка, отклонял, сылаясь на то, что понятия и закон на его стороне и днем он волен услаждать свой слух и слух окружающих тем способом, который для него является наиболее предпочтительным. Неоднократно соседями вызывались сотрудники милиции - полиции, но им он сообщал вышеуказанные сведения и чувствовал себя как адвокат, выигравший процесс по самому безнадежному делу. Вызовы полиции поступали неоднократно и только от его соседей. Но однажды поступил вызов от вышеозначенного меломана. Прибывшим сотрудникам он пояснил, что сего числа в дневное время, он как обычно наслаждался шедеврами русского блатного шансона и приобщал к нему окружающих. В это время кто-то настойчиво постучал в его двери. Открыв посетителям, он неодиданно для себя выхватил серию кулачных ударов в бубен, после чего прилёг на коврах, а визитеры в количестве пары ранее незнакомых ему мужчин проследовани в его бунгало, где к хренам собачьим изничтожили музыкальную аппаратуру и запас дисков. Розыск не принес желаемого данным персонажем результата. По данной причине он огорчился и перестал нести миру доброе и светлое, лишив соседей удовольствия бесплатно наслаждаться выбранными им хитами. Вот так иногда бывает в небольших провинциальных городках.
«Самодостаточная, красивая и умная» может быть таковой только в присутствии «свидетеля иегова» - в присутствии того, кто свидетельствует (=льстит) ей о её самодостаточности, красоте, уме.
«Самодостаточный, красивый и умный» мужчина абсолютно никак не может быть таковым свидетелем. В присутствии «самодостаточного, красивого и умного» мужчины женщина автоматически падает в её мнении о себе до «женщины-нахлебницы».
И именно потому, что женщина хочет оставаться (пребывать) в её мнении о себе «самодостаточной, красивой и умной», ей абсолютно необходим «мужчина-нахлебник».
«Мужчина-нахлебник» - это неизбежная плата (рас-плата) женщины за удовлетворение её безграничного тщеславия (в бытии «самодостаточной, красивой и умной»).
Когда женщина (в этом её тщеславии) соглашается пожертвовать умом, она получает (от «бога»?) умного мужчину, но не-красивого и не-самодостаточного.
Когда женщина (в её тщеславии) соглашается пожертвовать умом и само-достаточностью, она получает (от «бога») умного и само-достаточного мужчину (но не-красивого).
Дальше женщина обычно не идёт (не опускает-ся). Поэтому женщине обычно приходится довольствовать-ся лишь некой (придуманной себе лишь ею самой) красотой.
Таким образом, лишь то, от чего отказывается (отказывает себе) женщина, достаётся её избраннику (избраннику её сердца).
Самая преданная женщина отказывается от всего – и поэтому всё её (лишь воображаемое) богатство (самодостаточность, красота и ум) достаётся её избраннику.
Самая тщеславная женщина не отказывается ни от чего и именно поэтому ей достаётся лишь «мужчина-нахлебник». Такова расплата (возмездие, воздаяние) за гордыню, за непомерное высокомерие - за высокий полёт в воображаемом ею мире.
«Одинокая птица, ты летишь высоко
В антрацитовом небе безлунных ночей,
Повергая в смятенье бродяг и собак
Красотой и размахом крылатых плечей.
*
У тебя нет птенцов, у тебя нет гнезда,
Тебя манит незримая миру звезда.
А в глазах у тебя неземная печаль.
Ты сильная птица, но мне тебя жаль...»
— Егорова, эй, слышь, тебя тоже, что ли, этот Шаров кинул с зарплатой? — обратился Ванька Никитин к однокласснице во время урока.
Боясь быть наказанной за болтовню, Егорова грустно кивнула в ответ.
— Вот ведь скотина! Я и не знал, что он столько наших развел, — повернулся Никитин к своему другу Тёме Маркову.
— Он и мне не заплатил, а я весь июль ходил эти объявления вонючие клеил! Только футболку испортил, — послышалось откуда-то с задних рядов.
— Я вообще сегодня узнал, что он половину школьников со всего города кинул, — сжал кулаки Марков и, не сдержавшись, ударил по парте.
— Для тех, кто забыл, напоминаю: каникулы закончились, вы на уроке, — монотонно промычала Любовь Васильевна, заполняющая журнал, пока ученики писали сочинение. Голоса умолкли, и класс снова наполнили царапающие звуки, создаваемые шариковыми ручками.
— Егорова, Никитин, Марков, Калинин, поле урока задержитесь, — не отрывая глаз от журнала, произнесла Любовь Васильевна, и в воздухе раздалось несколько тяжелых вздохов.
— Давайте, рассказывайте, что там у вас приключилось, — обратилась русичка к своим ученикам, когда весь остальной класс умчал на перемену.
***
Лёва Шаров переехал в этот город всего год назад и уже успел прослыть аферистом, кидалой и, переводя со школьного жаргона на более литературный язык, очень нехорошим человеком.
Этот предприимчивый дядя нанимал подростков на летнюю подработку и не выплачивал им зарплату, придумывая самые нелепые отговорки или просто игнорируя своих временных сотрудников.
Родители школьников не раз приходили с разборками к ушлому бизнесмену: угрожали вендеттой, писали заявления в полицию, обращались за поддержкой в интернет, но с Шарова всё как с гуся вода. Все договоренности — устные, офиса как такового нет, а сама фирма оформлена на брата, который уже два года работал в «службе безопасности банка», находясь в исправительном учреждении где-то на севере. Шаров посылал всех далеко и надолго, не опасаясь последствий.
— Может, машину ему разобьем? — предложил Марков одноклассникам, когда они всё рассказали учительнице.
— Или битами ноги переломаем, — произнесла миниатюрная, похожая на куколку с большими невинными глазами Егорова. Все с удивлением и испугом посмотрели в сторону девочки.
— С ума сошли? — строго обвела взглядом учеников Любовь Васильевна. — Хотите жизнь себе испортить? Вы же школь-ни-ки, вас тут каждый день думать заставляют, работать головой, а вы какие-то пещерные методы обсуждаете.
— Ну а что мы можем? У нас ни трудовых договоров, ни доказательств…
— Вы уже сделали два верных шага, — заговорщицки посмотрела на ребят учительница, и те навострили уши.
— Это какие?
— Нашли таких же потерпевших и рассказали о проблеме взрослым.
— Это не помогает, — отмахнулся Никитин.
— Да, но вы нашли правильного взрослого. Учителя.
— И что вы сделаете этому гаду? Поставите два за сочинение? — грустно усмехнулся Марков. — Лучше уж мы ему колёса спустим.
— Или арматурой по рукам надаём, — снова подала идею Егорова.
— Хватит, — хлопнула Любовь Васильевна по столу ладонью. — У него страничка в социальных сетях есть? В «Одноклассниках», например?
— Ага, я его аккаунт нашел, голосовые ему посылал, — признался Марков.
— Надеюсь, используя литературную лексику? — строго посмотрела на него учительница русского языка.
— Ага, стихами даже, вернее речитативом. Хотите послушать?
— Упаси господь, — перекрестилась учительница. — Меня и так после твоих сочинений и диктантов бессонница мучает, еще и рэп слушать. Покажи мне лучше его страничку, а я что-нибудь придумаю.
Профиль Шарова оказался закрытым, личной информации минимум: родной город и номер школы. Но этого Любови Васильевне оказалось вполне достаточно.
Когда все уроки в школе закончились, учительница достала телефон и, найдя в интернете контакты школы, которую когда-то окончил Шаров, позвонила туда. Объяснив ситуацию, она выпросила личный номер классного руководителя, выпустившего Шарова двадцать пять лет назад.
Женщина уже была на пенсии, но прекрасно помнила всех своих учеников, а про Шарова с ходу сказала:
— Тот ещё засранец. Причем как в прямом, так и в переносном смысле. Он, когда в девятом классе учился, собрал со всего класса деньги — якобы мне на подарок к Восьмому марта, а сам половину суммы в карман положил. Были и еще случаи. Ребятам тогда это всё надоело, и они его проучили на промежуточном выпускном. Он из-за этого даже в десятый класс не пошел.
— А поподробнее можно?
***
На следующий день Любовь Васильевна снова вызвала после уроков жертв Шарова и рассказала о своем расследовании.
— И что вы предлагаете? — спросил Марков, выслушав учительницу.
— Я ничего не предлагаю, я лишь рассказала вам историю одного мальчика. А что с ней делать, решайте сами.
Сделав вид, что она не при делах, Любовь Васильевна собрала вещи и, выпроводив учеников, закрыла кабинет.
— Ну и что будем делать? — спросил Никитин, когда они оказались на школьном дворе.
— Давайте попробуем сковырнуть старую болячку. В любом случае мы ничего не теряем, — посмотрела на ребят Егорова.
***
Шаров вышел из своей квартиры в приподнятом настроении. С утра позвонил какой-то мужчина, представился крупным поставщиком школьного оборудования и предложил заключить договор на распространение рекламы. Был обещан хороший аванс. Ноги Шарова пружинили, в голове играла музыка, а как только он зашел в лифт, то и в животе начались какие-то процессы. Их спровоцировало стихотворение, которое кто-то написал на стене в лифте. Шаров прочел только одно четверостишье и выбежал тремя этажами раньше, напугав соседей.
Шаров постарался выкинуть это всё из головы, но когда вышел на улицу и подошел к машине, то увидел под дворниками десятки листков со стихами. Живот скрутило еще сильнее. Шаров собрал листки и потопал с сторону мусорных баков, где толпилось несколько старушек.
— Тут что, сухпай раздают? — токсично съязвил он, проталкиваясь между бабками.
— Вот какая молодежь пошла, а мы всё их ругаем, что они отупели, а тут такие стихи, да еще и на мусорных баках, — восторженно лепетали старушки.
Шаров встал на месте как вкопанный. Кто-то перекрасил баки в черный цвет и белой краской вывел уже знакомые строки.
Разбросав листки по улице, мужчина поспешил к автомобилю и, чем больше он оглядывался по сторонам, тем чаще попадались рифмованные строки. Они были написаны мелом на асфальте, красиво оформлены в виде граффити на стене электрической подстанции во дворе — так, что почти с любого угла было видно. Даже на доске объявлений у подъезда красовались приклеенные намертво бумажки. Живот урчал всё сильнее.
Доехав до офиса, Шаров выдохнул. Он был уверен, что только его двор подвергся атаке странного литературного вандала, но ошибся. Какой-то очень молодой уличный певец положил те самые стихи на музыку и горланил вовсю, аккомпанируя себе на гитаре, прямо возле здания, где работал Шаров. К тому же по пути бизнесмену попался странный нищий, читавший стихи вслух, везде были разбросаны листовки, ими же под завязку была заполнена и мусорка у входа.
Вбежав в кабинет, потный от волнения и с дрожащими коленями, Шаров тут же упал в кресло и выпил воды. Наконец-то он был в безопасности. Достав из кармана телефон, мужчина увидел десятки одинаковых сообщений во всех мессенджерах. На его рабочую почту также сыпался стихотворный спам.
— Алло, полиция! Меня, кажется, преследует Лермонтов, — выпалил Шаров, набрав номер экстренных служб.
В ответ ему предложили два варианта: штраф за ложный вызов или рубашку с длинными рукавами. Шаров сбросил вызов.
Телефон разрывался весь день. Но бизнесмен перестал принимать звонки после нескольких вызовов, когда ему либо смеялись в трубку, либо читали стихи.
Через несколько часов бледный и измотанный Шаров двинулся в направлении, где должна была состояться встреча с заказчиками. Когда он вышел из офиса, то попал в окружение школьников разных возрастов. Все как один смотрели на него.
— Все по малолетке пойдете за угрозы и преследование! — зарычал Шаров.
А когда школьники начали в ответ хором читать стихи, он стартанул к машине странной напряженной поступью, напоминающей спортивную ходьбу. Шаров чувствовал, что начинает сходить с ума. Даже по радио ему теперь слышались злосчастные стихи, и он предпочел ехать в полной тишине.
Добравшись до места, мужчина выскочил из машины и помчался прямиком в главный офис заказчика, который, по его словам, находился в старом Доме культуры.
— Да-да, всё верно, мы в ДК. Заходите со служебного входа, я там, — инструктировал Шарова клиент по телефону.
Найдя нужную дверь, мужчина вошел внутрь и оказался в довольно темном помещении. Замо́к позади него щелкнул, и Шаров дернулся от испуга. Впереди что-то мерцало, и Шаров пошел на свет, то и дело набирая номер заказчика, который был временно недоступен.
Наконец включилось освещение, да такое яркое, что Шаров прищурился. Через пару мгновений он понял, что стоит на сцене в большом зале, битком набитом школьниками.
— Что вообще происходит? Где Павел Андреевич? Я по поводу распространения рекламы, — не своим голосом произнес Шаров.
— Может, сначала прочтете нам стихи, а потом уже о делах поговорим? — строго спросила Любовь Васильевна, сидящая в первом ряду.
— Я вас всех, всех… — бубнил Шаров что-то сквозь всхлипы. — Да вы хоть знаете, кто я такой?! — внезапно заверещал он, и в ответ зал взорвался издевательским смехом, как это было двадцать пять лет назад. Тогда, будучи подростком, он вышел читать стихи перед всей школой, и его сначала освистали кинутые не раз одноклассники, а потом, когда Шаров от волнения немного перегрелся ниже пояса, обсмеяла вся школа.
— Послушайте, либо вы вернете детям честно заработанное, либо мы свяжемся со всеми учреждениями, где вы наследили. Начиная с химико-механического техникума, где вы проучились два года, и заканчивая детским садом. Ваши педагоги наверняка с удовольствием составят для нас ваш портрет, — предупредила Любовь Васильевна.
Шаров сдался. Пришлось расплатиться машиной, когда стало ясно, что ни полиция, ни бандиты не собираются вести войну с несовершеннолетней ОПГ (организованной поэтической группой).
С бизнесом пришлось временно завязать. Шаров обратился за помощью к специалистам, чтобы побороть душевные травмы детства, мешающие ему нормально вести дела. Но он так залечился, что добрел до сути своих проблем, заставляющих его обманывать людей.
Сам не осознавая, он начал менять отношение к жизни. Впереди маячила долгая и кропотливая работа над собой.
Александр Райн
ПС. Продолжаем продвигать авторов, которые остались на Пикабу с контентом, за который не стыдно.
@SallyKS - Замечательный и душевный автор
@DoktorLobanov, - талантливый и очень интересный коллега-писатель
@MamaLada - отличный автор
@WarhammerWasea - авторские рассказы
@IrinaKosh - спаситель и любитель котиков.
@ZaTaS - Рисует оригинальные комиксы.
«Теперь едем на восток сквозь леса Берлинервальд, Грюневальд, чинные немецкие леса, с кюветиками для стока воды по бокам тропинок и урнами для окурков. Недостает только жестяных инвентарных номерков на деревьях. Множество брошенных легковых автомашин («адлеры», «мерседесы», «оппели», «вандереры»). К задкам щегольских автомобилей приделаны безобразные «самовары» газогенераторов – бензиновый голод. Благопристойность немецкой природы нарушают баррикады из цементных и стальных плит, аккуратно сложенные между деревьями, по большей части безлюдные. В лесу немцы сражаются вяло. Они быстро отступают на восток, в кварталы Шарлоттенбурга, под прикрытие домов…»
«На лесной поляне, залитой кровью и гороховым супом, вытащили из кустов эсэсовца. Обвисшие щеки бывшего толстяка, слезящиеся от бессонницы глаза. Он нахально передергивает плечами и говорит:
– Ну так что, что вы под Берлином? Мы тоже были под Москвой.
Из его припухших глаз глядит на мир старое прусское чванство.
Мой спутник, капитан Савельев, кидает на эсэсовца взгляд, от которого тому становится не по себе, и спрашивает:
– На что же вы, собственно, еще надеетесь?
– О! Наше командование заявило, что приложит все силы, чтобы воспрепятствовать русским захватить Берлин. Из двух зол мы выберем меньшее: сдадим Берлин американцам…
«Мы выберем!» Как будто гитлеровцы еще вольны выбирать!…»
«Генерал-полковник Кузнецов сказал:
– В метро жаркие стычки. Немцы освещают подземные туннели прожекторами и простреливают их пулеметами. Мы отказались от мысли взорвать метро, чтобы Берлин не провалился…»
«Едем все дальше на восток сквозь прирученные немецкие леса, где стоят автоматы для продажи открыток, сквозь чащи, доведенные до состояния дач. Между деревьями мелькают маленькие коттеджи, похожие на радиоприемники. На крылечках сидят немки в брюках с детьми на руках, кой-где и мужчины, посасывая пустые трубки, глазеют на нескончаемый конвейер нашей боевой техники. Когда проезжают гвардейские минометы, они толкают друг друга в бок и бормочут с боязливым удивлением:
– «Катюшь!…»
«Колонна освобожденных из Каульсдорфского лагеря. Глубокий старик в скуфейке, священник Хижняков. Рядом жена. Ему 76 лет, ей 64. Зачем их угнали с родины? Он не знает. Здесь они работали по разборке руин за двести граммов хлеба в день. Как умудрились выжить?
– Крали карточки, – говорит он, – красть у врага – не грех. А две недели тому назад итальянцы попались на крупе, уж очень грубо крали крупяные карточки. Из-за них-то, из-за итальянцев, всем стало худо. Голод. Господь бог помог – прислал Красную Армию…»
«Супружеская пара: голландец и галичанка. Поженились в немецкой неволе. Он – юный и медлительный рыжий колосс. Она – маленькая, черная, живая, грациозная. Говорят на чудовищной смеси голландского и украинского. Видимо, очень любят друг друга. Счастливы, что вырвались из фашистского рабства, но полны беспокойства: неужели им расставаться? Она готова ехать с ним в Гаагу, он с ней – в Коломыю…»
«Два немецких коммуниста. Освобождены нашими. Сидели семь лет. Высокие широкоплечие ребята рабочего типа. В двухцветных темно-зеленых куртках, в клоунских штанах, с яркими лампасами, – одежда немецких каторжников. Шагают в Берлин. За плечами котомки с картошкой, нарытой в брошенных огородах. Лица изможденные и счастливые. Настроены решительно. Долго приветственно машут…»
Лев Исаевич Славин, «Последние дни фашистской империи»
Мне удалось повидать этих головорезов все в тот же памятный день 2 мая. Я искал вход в пресловутое подземелье, где всю войну укрывалась гитлеровская верхушка. Мне было известно, что туда можно было проникнуть из Новой имперской канцелярии по лестнице и по лифту. Однако, когда я приблизился к этому ходу, я уже не нашел его: накануне он был разворочен нашими снарядами. Берлинцы указали мне другой ход – непосредственно с улицы.
В добровольных гидах тогда недостатка не было. Сразу же после капитуляции Берлина, как только утихла стрельба, жители высыпали на улицы во множестве. В Берлине к моменту капитуляции оставалось, по-видимому, не менее двух миллионов человек. С метлами и лопатами в руках берлинцы принялись убирать с улиц щебень и кирпич. Таскали воду из колонок, искусно лавируя между падавшими отовсюду горящими головешками. Усердно растаскивали товары из полуразрушенных магазинов. И все это многие из них делали с таким будничным, деловитым видом, точно ничего особенного не случилось, точно не произошло только что на глазах их величайшее историческое событие: пала их столица, рухнуло их государство. Что это: бесчувственность? усталость? безразличие? жажда покоя?…
Следуя указаниям берлинцев, я пошел по Вильгельм-штрассе и, обогнув слева здание Новой имперской канцелярии, оказался перед входом в знаменитое подземное убежище. Вход прикрывался огромной бронированной плитой. Сейчас она была в приподнятом положении, позволяя пройти вниз. Обычно во время бомбежек особый механизм опускал эту плиту.
По крутой лестнице я сошел в убежище. Открылся длинный коридор, облицованный кафелями. Он был залит ярким светом, из кранов в стенах текла вода. Странно было видеть электричество и воду в разрушенном Берлине. В этом огромном убежище – своя электростанция, водопровод, радиоузел. Все осталось в исправности. Во всю длину коридора, оставляя лишь узкий проход посредине, лежали на нарах, на койках, а то и просто на полу раненые эсэсовцы, личные телохранители Гитлера. Исподлобья смотрели они на проходивших мимо них советских офицеров. Многодневная небритость усиливала в их лицах выражение жестокости. Более обширной коллекции отталкивающих физиономий мне не приходилось видеть. Здесь был госпиталь для этих охранников Гитлера, раненных во время боя за Новую имперскую канцелярию. Некоторые из них стонали от боли в ранах. Признаюсь, их не было жалко. По коридору сновали пленные немецкие врачи и сестры с перевязочными материалами и медикаментами. Многие эсэсовцы убежали в нижние этажи убежища, и наши бойцы проникали в глубины подземелья и выковыривали их оттуда. Эсэсовцев боялись немецкие генералы, но не русские бойцы.
Здесь уже стоял наш пост. Командовал им капитан из комендантского управления. Он пригласил меня в свой кабинет, который еще сегодня утром был одним из кабинетов Геббельса.
– Хотите вина? – спросил капитан.
При этом он взглянул на меня так значительно, что я сказал:
– Какое-нибудь особенное вино?
– Особенное в нем то, что его будет подавать виночерпий Гитлера. Ведь вся его челядь осталась здесь.
Действительно, через несколько минут худой старик в неопрятном смокинге разливал нам скверный немецкий вермут. На лице его застыла маска профессионального лакейского подобострастия.
Я сказал капитану, что хочу пройти по госпиталю и поговорить с эсэсовцами.
– Не советую. Вы видели – их тут несколько сот. А у меня, – капитан нагнулся ко мне и конфиденциально прошептал, – шесть бойцов. Пырнет вас какая-нибудь сволочь – я даже не узнаю.
Все же я пошел. Никто меня не «пырял». Смотрели злобно, но разговаривали, и я узнал от них некоторые подробности о быте подземной резиденции Гитлера, которые я использовал в этом рассказе.
Лев Исаевич Славин, «Последние дни фашистской империи».
Их есть у нас! Красивая карта, целых три уровня и много жителей, которых надо осчастливить быстрым интернетом. Для этого придется немножко подумать, но оно того стоит: ведь тем, кто дойдет до конца, выдадим красивую награду в профиль!
Довольно давно я перешла на наличный расчет. И зачастую мне дают сдачу мелочевкой.
Клянусь богом я не знала зачем я собираю этот денежный мусор (думала сделать какое-нибудь денежное панно или мозаику), и даже не думала этим го.ном когда-нибудь расплачиваться. Но сегодня до меня дошло что 5-10 копеек это самая подходящая валюта для моего бывшего парня, который работает водителем на линии моего маршрута. Вставлю, так сказать свои 5 копеек. Посчитала свое го.няное сокровище. Оказалось не густо. Всего на пару поездок. Придется обратится в банк за разменом. Убью 2-х зайцев: мелочевку сбагрю и бывшего позлю.