Начальник был молодой, моложе Степана почти на десять лет, и сам-то он отлично со всем справлялся. И вот теперь он весело отчитывал Степана — отчитывал дружелюбно и даже ласково, но от этого было только унизительнее. Степан слушал его и не понимал, как не понимал многого, что вообще происходило на его работе, но старался это скрывать. Помимо «реперных точек», Ветран произносил ещё какие-то слова, совсем уж загадочные, вроде «заувертильность», «копелейность» и «спиной к бумазее». Последнее было корпоративной шуткой, которая часто звучала в чатах и получала много лайков, но Степан не понимал её смысл.
Он много чего не понимал! Гораздо меньше, чем подозревал Ветран. Хотя и старался — старался понимать и быть полноценной частью коллектива. Но всё же быть не мог, а мог только казаться, и то кое-как. Пытаясь не выделяться, он сам иной раз писал в общем чате совсем не смешное ему «спиной к бумазее», однако без успеха, возможно, потому что писал невпопад.
Конечно, это не могло не вызывать чувство неполноценности. Но вместе с тем он почему-то считал, что все его коллеги во главе с Ветраном — очень недалёкие люди.
«Они же, — думал Степан, — напрочь лишены элементарного вкуса и чувства юмора!»
Он объяснял это духом корпоративности: в компаниях так бывает, что тон задаёт начальство и его ближайшее окружение — что считать смешным, что интересным, и, чтобы не противопоставлять себя коллективу, нужно либо это принять и стать как все, либо уйти. По-другому ты не впишешься.
Бывало, он сопротивлялся общему течению, как недавно, когда вышел фильм «Барбератор в будущем», продолжение нашумевшего пятнадцать лет назад «Барбератора в прошлом» про барбера, который спасает мир. Фильм собрал большую кассу в прокате, получил хорошие отзывы известных критиков и завоевал множество престижных наград. Все в офисе были в восторге и обсуждали его неделю. Степан тоже посмотрел, но был потрясён его примитивностью и вторичностью. Потрясён именно потому, что другим он так нравился. Ему даже не хватило воли досмотреть до конца: он то и дело перематывал и в итоге справился с трёхчасовой эпопеей за полчаса.
Он пытался спорить с коллегами, доказывая, какой это дурной фильм, но не мог: его хилые и бессвязные аргументы встречали безупречный интеллектуальный отпор. Он путался, запинался, начинал горячиться и от этого говорил только хуже, и оппоненты разбивали его уверенно, но спокойно и дружелюбно. Они никогда не горячились.
Вот и сейчас Ветран как всегда сдержанно и тепло говорил:
— Не справляешься, Степан! Сатурилья опять же не прошла? А без неё судогба не заработает… Ты у нас что, спиной к бумазее?! А ведь начальник отдела, а?! — И он засмеялся.
Степан засмеялся в ответ, напряжённо думая про сатурилью и судогбу. Знал бы он, что это такое! Он знал только, что они должны быть сделаны, но ему казалось, что поскольку он совершенно не понимает, что это, то они не очень важны, и никто и не заметит, если он не сделает. Но Ветран, похоже, считал иначе.
— Степан, ты понимаешь, к чему я клоню? — спросил он покрасневшего работника.
— Меня уволят? — испуганно ответил тот.
— Ну конечно нет! Как я могу уволить такого ценного сотрудника? — По лицу Ветрана было неясно, ирония это или нет. — Я просто предлагаю тебе пройти процедуру. А точнее, я настаиваю!
Почти все коллеги Степана, по слухам, уже прошли процедуру. После неё сразу повышался уровень интеллекта — в разы. Минутное дело: в мозг вставляют крошечный нейрочип — и вот ты уже подключён к мировой сети, знаешь всё, что можно знать, и умеешь всё, что умеет искусственный интеллект. Вроде бы одни плюсы, в чём же можно сомневаться? Тем более Степан не был неучем, который считает, что новые технологии — это ухищрения дьявола. Впрочем, таких в современном мире почти и не осталось: все, абсолютно все получали теперь отличное образование с помощью этих самих технологий, которые позволяли дать его даже самому отсталому, самому ограниченному и тёмному человеку. Тут в помощь была и генная инженерия — для совсем уж отсталых. Но какими бы образованными и умными люди ни были, всё равно они безнадёжно уступали искусственному интеллекту. И вот блестящее решение, которое позволяло избежать мрачного сценария с вымиранием человечества за ненадобностью, — совмещение человеческого интеллекта с искусственным. В этом-то и была суть чипирования.
Но Степан всё равно сомневался и боялся. Точнее, именно потому и сомневался, что боялся. Боялся он, как это ни глупо звучит, потерять себя.
«Когда я стану киборгом, кем я буду? — думал он. — Больше человеком или роботом? Не завладеет ли моей личностью искусственный интеллект?!»
В обществе такие вопросы не обсуждались. Не потому, что на эти вопросы ответ «нет», а потому, что, как уже давным-давно было показано философами и затем подтверждено учёными, эти вопросы попросту не имеют смысла. Нет никакого «я», которое можно было бы потерять. Это фикция, это иллюзия, так как личность человека — не какой-то зафиксированный раз и навсегда набор данных, а динамичная, постоянно меняющаяся информация.
И вот, зная это, Степан тем не менее сомневался, сомневался вопреки рациональным доводам. Сомневался, потому что боялся. А страх лежит вне области рационального.
— Ветран Метельевич, можно?
— Проходи, Степан! — улыбнулся Ветран и протянул руку. — Ты сегодня здорово припозднился?
Вопрос предполагал объяснения, но Степан просто кивнул в ответ. Ветран вопросительно посмотрел на него.
— Ветран Метельевич, я решил, что не буду проходить процедуру!
— Спокойно, Степан! Ты решил что?.. Ещё раз.
— Что не буду проходить процедуру!
— Почему же ты так решил?
Ветран развёл руками, всё ещё улыбаясь.
— Ну… Степан… Ты ведь понимаешь, что в таком случае мне придётся… И даже не мне, а… Я против, но… Компании нужны эффективные сотрудники!
— Да, я понимаю! И всё же я решил твёрдо.
— Что за детский сад, — поморщился Ветран. — Степан, если ты думаешь, что в каком-то другом месте тебе не нужно будет проходить процедуру, то ты заблуждаешься. Мы живём в новое время… Технологии бросают нам вызов, искусственный интеллект…
— Да погоди ты! — Ветран поднялся. — Пойдём сыграем в аэрохоккей.
Ветран не зря столько лет держался на самом верху. Он хорошо руководил, умея подчинять своей воле коллектив, но Степан был готов:
— Я сказал, что не буду. Я ухожу!
— Ну иди, — неожиданно равнодушно ответил Ветран, садясь на край стола.
Степан, побледнев, пошёл к выходу. В дверях он обернулся и сказал громко, так, чтобы слышал весь офис:
— И вообще, я считаю, что вы все роботы! Спиной к бумазее… Ха-ха-ха! Очень смешно. Идиоты!
В самом деле, оказалось, что устроиться на новую работу непросто. Перед каждым собеседованием он заполнял анкету и везде видел пункт: «Проходили ли вы процедуру?» Степан отвечал, что нет, не проходил. Он мог бы и соврать, но кто бы поверил на слово? Потом, после анкеты, происходило общение с каким-нибудь очень приятным человеком, совсем не похожим на человека. После собеседования оставалось уютное впечатление, что как будто бы он его прошёл, но вскоре ему сообщали, что нет. И было ясно почему: из-за того пункта в анкете, а само собеседование было простой формальностью.
Свободного времени появилось много. Раньше он каждый день, кроме выходных, сидел с девяти до пяти в офисе и хотя не понимал, чем занимается, и, в общем-то, ничем там и не занимался, потому что совсем уж ничего не понимал, но всё же был занят. Повезло ещё, что он был начальником, а не рядовым сотрудником и всё за него делал искусственный интеллект, а он лишь… Что лишь? Что он делал-то? Он попытался вспомнить: ах да — сатурилья и судогба!
«Быть может, я просто тупой? — подумал он. — Это ведь ничего, что не понимаешь значения каких-то новых слов, такое часто бывает, они становятся ясны в процессе употребления, постепенно».
И всё же раньше он был при деле.
Он пробовал читать, смотреть кино, ходить в галереи, но ничто не увлекало. Ему казалось, что всё сделано как-то слишком уж шаблонно и поверхностно… А всему миру нравилось! В социальной сети было то же самое. Он пользовался только одной социальной сетью, которая так и называлась: «Сеть». Самая большая сеть в мире с миллиардами участников. Он заходил в неё время от времени, смотрел, что там происходит, ему становилось дурно, и он выходил.
Но теперь, когда делать стало нечего, ему пришла в голову новая мысль. Он решил в этой самой сети делиться своими мыслями. Мыслями обо всём, что его тревожило.
«Не один же я такой, спиной к бумазее, — подумал он, впервые употребив это выражение правильно, сам того не зная, — есть наверняка и другие! Они откликнутся на мои истории! Я найду людей, близких по мировоззрению…»
И вот он сел и приступил, охваченный вдохновением, писать свой первый пост. Написав, он его опубликовал. И стал ждать.
Реакций последовало мало. Совсем немного. А точнее, только одна. Незнакомый Степану пользователь оставил обидный комментарий: «Ничего не понятно!» И потом, видимо, не удовлетворившись этим, добавил: «Автор сам понял, что хотел сказать?»
Просмотров при этом было много. В этой Сети имелась опция — за плату показать публикацию большему количеству людей. Степан воспользовался ею, и Сеть показала его пост нескольким тысячам, но никто больше не откликался.
Это показалось ему странным. Он немедленно написал новый пост, в котором было сказано, в общем, то же, что и в предыдущем, но немного по-другому. И вновь никакой реакции.
Он писал ещё и ещё и дошёл до какого-то остервенения, он потратил почти все деньги на продвижение — и его мысли увидели десятки, если не сотни тысяч людей по всему миру, но никому не было дела до него! О… Теперь Степан был бы рад и тому единственному комментатору, который ответил на его первый пост, но тот больше ничего не писал.
Самым обидным было то, что на его глазах чужие посты, совершенно глупые, несмешные и пошлые — пошлые именно своей глупостью и какой-то эмоциональной примитивностью, от которой ему снова становилось дурно и подкатывала тошнота, — эти самые посты набирали множество реакций и комментариев за считаные минуты!
А он был никому не интересен. Осознание этого нового неожиданного факта, о котором он раньше не знал, стало весьма неприятным. До сих пор он воспринимал всё в ложном свете, обманывая себя и делая вид, что на самом-то деле он очень нужен миру и находится чуть ли не в самом его центре.
Проснувшись рано утром, Степан первым делом зашёл в Сеть.
«Вполне вероятно, — подумал он, — что за ночь кто-то прочитал мои посты, которых набралось уже больше десяти, и не остался равнодушным».
Так и случилось. Некая Медуза Горгона поставила реакции к каждому его посту и, более того, отправила ему личное сообщение. В сообщении говорилось, что она глубоко удивлена и давно не читала ничего подобного. Хорошо это или плохо, она не уточнила. Степан перешёл в её профиль и увидел очень худую бледную женщину с кудрявыми волосами и огромными чёрными глазами. В профиле значилось, что она психолог, психоаналитик и психотерапевт. Из вежливости он тоже поставил реакции к некоторым её постам и, подумав пару минут, простреленное сердечко к её фотографии.
После этого он написал ответ, в котором вежливо поблагодарил за интерес к его записям и добавил, что рад знакомству. И убрал сердечко с фотографии, решив, что это чересчур — вот так сразу.
Она ответила немедленно. Завязался разговор, и Степан, приободрённый тем, что она имеет отношение к психологии, и чувствуя необходимость выговориться, в течение нескольких часов выложил ей всё, в том числе и такое, о чём сам в себе не подозревал. Своими вопросами она поддерживала его настрой, но про себя ничего не рассказывала, а потом, когда он немного выдохся, вдруг написала с ехидным смайликом:
— Кстати, я заметила, что вы убрали сердечко с моего фото! Мальчик-какашка!
Это было обидно и неожиданно. «Мальчик-какашка»?! После всего, что он рассказал ей?! После того как вывернул перед ней наизнанку всю душу?
Видя, что Степан не отвечает, Горгона, должно быть, рассчитывавшая на какую-то его реакцию, но не дождавшись её, написала сама:
— Однако я готова бесплатно каждый день обсуждать с вами ваши проблемы.
Степан, проглотив «какашку», вежливо поинтересовался, какие именно проблемы. Она ответила, что любые, поскольку она владеет всеми техниками, а проблем у него явно немало — он просто ходячая проблема.
— Я согласен, — ответил он.
— А я нет, — написала она. — Вы не достойны моего внимания! Но я подумаю.
На следующий день Степан, как обычно, волнуясь и горячась, потому говоря очень путано, рассказывал Горгоне, каким удивительным ему кажется то, что другим людям нравится всякая дрянь, что у них нет художественного вкуса, и что замечать он это стал ещё в детстве, но тогда всё было не так критично, как сейчас, когда, по его мнению, весь мир охватила бездуховность.
Они общались теперь по видеосвязи, и он мог видеть вживую кудрявую голову Горгоны на неизменно чёрном фоне. Она глядела на него огромными глазами с ироничным выражением, и волосы на её голове тихонько шевелились, как змеи. Впрочем, он не был уверен, что они шевелятся, скорее, это была аберрация фона.
Степану не нравилось собственное волнение и горячность. Из-за них он чувствовал себя ребёнком, который не умеет совладать с эмоциями и поэтому вместо того, чтобы высказать связно взрослому свою мысль, возбуждённо тараторит, говоря чепуху, отчего сам смущается, а взрослый смотрит на него снисходительно и с натянутой улыбкой, которая показывает, что он в самом деле несёт чепуху. Горгона и правда, глядя на него, чуть улыбалась, но улыбалась она всегда, так уж были от природы сложены её губы.
Вдруг, перебив его, она сказала:
— Степан, а вы заметили, что все эти люди, о которых вы говорите с таким волнением и которых осуждаете, умнее вас?
— В смысле?! — обиделся он.
— В прямом. Ваши вот, например, коллеги, они же все эффективнее в работе. Я даже удивляюсь, какая нечеловеческая хитрость вам понадобилась, чтобы так долго продержаться там… Впрочем, как раз наоборот, очень даже человеческая!
— Да, это так, — после паузы ответил Степан.
— Более того, согласитесь, они во всём лучше вас. Им не нужно хитрить, изворачиваться, лгать. Они честно делают свои дела. Они ведь абсолютно рациональны, так?
— А знаете почему? — продолжала она. — Знаете, почему они во всём лучше вас?
— Нет, — сухо ответил он.
— Потому что они не люди! Вы такой глупыш, это же очевидно! — Она засмеялась.
— А кто же они тогда? — усмехнулся в ответ он.
— Роботы и киборги! Вот кто они! Откройте глаза, наконец!
— Вы надо мной издеваетесь?
— Степан! Вот ваш начальник. Напомните, как его зовут?
— Ну и подумайте сами, может быть такое имя у настоящего человека?
— А почему нет?! Может быть у настоящего человека имя Медуза Горгона? Значит, и вы робот или киборг?
— Вы смешны, Степан! Я так и знала, что вы такой.
— Да вот такой! Мальчик-какашка! Вы не заслуживаете, чтобы я тратила время на вас. Вам нужно измениться!
— А знаете что? — взорвался Степан. — Да вы просто манипулятор! Типичный абьюзер и манипулятор. Я сомневался поначалу, «она же психотерапевт» — думал я! А теперь понял: как раз таки психотерапевт и должен быть идеальным манипулятором! Вот зачем вы постоянно пытаетесь сделать так, чтобы я чувствовал себя перед вами виноватым?
— Всего вам хорошего! Рада была знакомству.
И голова Горгоны исчезла, оставив после себя тьму. Глядя на своё отражение в ней, Степан почувствовал себя одиноким.
На следующий день беседа продолжилась как ни в чём не бывало. После полудня Горгона разблокировала Степана и написала ему: «Как дела? Всё дуетесь, Дуся?!» Вероятно, она ждала, что он будет первым искать способы связаться с ней, но не дождалась и сделала это сама.
«Манипуляторы-самодуры все такие, — подумал он, — этим-то они и притягивают слабые личности!»
Вскоре они снова перешли на видеосвязь.
— Ну что, обиженка. — Она возникла на чёрном фоне, шевеля змеями на голове. — Вы, я надеюсь, подумали за ночь и признали мою правоту?
— В том, что все вокруг вас роботы и киборги!
— Все-все-все? — улыбнулся он.
— Но вы ведь и сами это знаете! Всё, что вы мне тут рассказывали, эти ваши сопливые истории про то, что никто вас не понимает, что ни у кого нет ни вкуса, ни души…
— Ну, это совсем другое… Это же не значит, что они роботы, с таким же успехом их можно было бы назвать инопланетянами…
Горгона странно посмотрела на него. Она хотела что-то возразить, но потом, видимо, передумала и сказала другое:
— Хорошо. Вот вам доказательство! Вы заметили, что вам становится плохо, когда вы смотрите в экран смартфона?
Это было правдой. Но Степан не помнил, чтобы говорил ей об этом. Даже точно нет. Но, возможно, он упоминал об этом в своих постах? Хотя что тут удивительного, могла и так догадаться — любому станет дурно, если постоянно пялиться в экран, а он именно это и делает!
— Да, заметил, — кивнул он.
— А происходит это потому, что все экранные устройства заточены под киборгов и роботов! У них другой способ восприятия, чем у людей, понимаете? Они там видят иное, они видят поток специальной цифровой информации, которая загружается прямиком в чип, а не всякие картинки и видосики. А ваш мозг не способен воспринимать эту информацию, и поэтому он перегружается, он сопротивляется, он говорит организму: «Нет! Это не для живых существ, это противоестественно!» И вас начинает тошнить.
Говоря это, она возбудилась, и тёмные глаза её, и так очень большие, стали ещё больше, а волосы как будто задвигались быстрее.
— Перейдём на «ты»? — вдруг предложил он.
— Я вижу, вы думаете совсем не о том, о чём следует! Нет, мы останемся на «вы». Поверьте, так лучше, это позволяет избежать фамильярности и всяких гнусных манипуляций, которые происходят между людьми из-за чрезмерного сближения. А вы ведь типичный манипулятор!
— Это всё очень важно! Вы что, не понимаете, что вас не оставят в покое? Вам тоже придётся пройти процедуру! Сначала вы станете киборгом, вроде оставаясь больше, чем наполовину, человеком, ничего такого, лишь чип с искусственным интеллектом! Но совсем скоро и совсем незаметно вы превратитесь в типичного робота! Он вас поработит, подчинит ваш мозг своей воле, он будет всё делать за вас — и вам это понравится! Вам станет так легко, вам больше не нужно будет думать самому! И вскоре вы станете почти таким же, как этот ваш Ветран, только хуже и примитивнее! Потому что он-то с самого начала робот, а киборги — так себе копии…
— Ну, Ветран совсем не похож на робота, — засмеялся Степан.
— Вы ошибаетесь! Он потому и не похож на робота, что роботы стали создавать себя по образу и подобию человека, чтобы обмануть человечество и уничтожить его! И в этом смысле они даже более человечны, чем вы, люди! Они прекрасно имитируют все ваши слабости, но они несравнимо умнее!
— Ну раз они так хороши, то чего мне бояться? Я же стану только лучше от этой процедуры, если вам верить.
— Не всё так просто… Есть то, в чём они хуже!
— Да вы сами мне об этом все уши прожужжали! В эстетике, вот в чём! Те фильмы, книги, всё то искусство, если это можно назвать искусством, что они создают, только им и может нравиться! Но не настоящим людям вроде вас. Они не способны видеть подлинную красоту и глубину, им это недоступно! Не знаю, станет ли когда-либо доступно, но сейчас — нет! И хотя вы дрянной человечишка, жалкий самовлюблённый глупец, просто ничтожество с непонятными амбициями, ничего не умеющий и ни на что не способный, но всё же в вас есть искра божия, есть то, в чём скрыт смысл мироздания, его тайна и откровение… Подумать только, в такой какашке!
— Всё, с меня хватит, — оборвал её Степан. — Всего хорошего.
Он вышел из диалога и заблокировал её.
Степан держался уже три дня. Он твёрдо решил, что больше никогда не будет с ней общаться. Но она не выходила у него из головы. Он думал о ней непрерывно, и её бледное лицо с огромными глазами и шевелящимися волосами возникало перед ним всякий раз, когда он закрывал веки.
«Всё дело в гордости, — думал он. — Я чувствую себя оскорблённым и потому не могу от неё отделаться! Так всегда и бывает с манипуляторами… Пусть найдёт кого-то другого для этих штучек… Какого-нибудь униженного и оскорблённого, который будет всё это терпеть!»
И вечером третьего дня он схватил смартфон, разблокировал её и написал: «Зачем вы пишете мне? Что вам нужно?!»
Она ответила быстро, как будто только и ждала его сообщения: «Позвони мне по видеосвязи, Стёпа».
Его охватило ужасное волнение, так, что задрожали руки и даже коленки затряслись, и он бы, наверное, не устоял на ногах, если бы не сидел сейчас. Дрожащими пальцами он нажал вызов. Почти сразу появилось её окружённое чернотой лицо, глаза, в которых таилась глубина космоса, загадочная улыбка и вяло ползущие змеи волос.
«Боже мой, — вдруг в испуге воскликнул он про себя, — неужели я влюбился?!»
— Здравствуй, — сказала она, — я знала, что ты напишешь мне снова! И ты поступил правильно, потому что у тебя нет выбора!
— Ой, не нужно повторять эти шаблонные фразы! «Выбор есть всегда»... А у тебя его нет!!!
— Потому что ты единственный человек на планете Земля! Никого, кроме тебя, не осталось! Все остальные — роботы и киборги. А ты один. Ты — последний!
«Она же ненормальная, — вдруг с тоской понял Степан. — Поехавшая на всю голову. Как я раньше не догадался?»
— Если я последний человек, то, выходит, ты тоже робот?! Или киборг?
— Я — нет. Ни то ни другое.
— А, значит, всё же я не один и нас осталось двое?
Степан не сдержался и весело захохотал. Но она спокойно выдержала его смех.
— Мы прилетели из созвездия, которое вы называете Орионом. Вылетели, как только узнали об угрожающей вам экспансии искусственного интеллекта! Чтобы спасти вас… Но путь неблизкий, и мы опоздали! Опоздали и застали уже последнего представителя человечества, далеко не самого достойного и лучшего, а попросту…
Степан предостерегающе поднял руку:
— Стоп. Дальше понятно. У меня вопрос. Выходит, ты — представитель очень высокоразвитой цивилизации?
— Выходит, так, — серьёзно ответила она.
— А вот в это трудно поверить! Трудно поверить, что представители высокоразвитой инопланетной цивилизации настолько человечны, что ведут себя как типичные манипуляторы! Вот кто ты такая: ты просто манипулятор и абьюзер!
К удивлению Степана, она не стала спорить и обвинять в том же самом его, как и должен поступать в таких случаях манипулятор, вместо этого она печально прошептала:
— Да, так и есть! Потому что мы живые! Мы настоящие! Мы не дали в своё время искусственному интеллекту поработить нас. Поэтому нам не чужды слабости и страсти, присущие обычной биологической жизни… Кстати, очень редкой во Вселенной, потому что почти все цивилизации, стоило им лишь подняться на ноги, немедленно создавали искусственный интеллект, который их уничтожал!
— Но ты выглядишь как обычный человек!
— Это неудивительно! Мы с вами дальние родственники. Но на самом деле мы не так уж и похожи. Ты видишь сейчас лишь оболочку. Вот скажи: есть ли среди вас, людей, особи с живыми волосами? А? — И волосы на её голове так быстро поползли в разные стороны, что у Степана разбежались глаза.
— Всё, с меня хватит, — отмахнулся он. — Это совершенно нелепый развод. Непонятно, почему ты считаешь меня настолько тупым, что я могу в это поверить. Пока, и на этот раз навсегда!
— Стой! — она повысила голос. — Подожди! Хотя ты и в самом деле тупой и далеко не самый лучший представитель человечества, а просто какашка… Но ты единственная в своём роде какашка! Последняя на Земле!!!
Она замолчала. Поглядев на него не моргая какое-то время, которое ему показалось очень долгим, она сказала:
— И есть ещё кое-что, что я должна сказать. Я влюбилась в тебя, Стёпа! Сама не знаю, как это произошло, но за эти три дня, что мы не общались, я поняла, что не могу жить без тебя…
Это было неожиданно. Степан открыл рот, чтобы ответить ей, но не смог. Коленки опять затряслись, а смартфон пришлось взять обеими руками покрепче, чтобы он не выпрыгнул.
— Милый! Тебе больше нечего делать здесь! Полетели со мной, выбери, наконец, настоящего себя! Хватит казаться, начни быть! Ты согласен?!
— Да, — ответил он, подумав, что «полетели» — это романтическая метафора.
— Отлично! В таком случае открой окно и встань около него! Я скоро буду…
Степан стоял у открытого окна.
«Она добилась своего, — думал он. — Вот я, как дурак, стою у открытого окна и жду, что за мной прилетят! Самое смешное, если она живёт в доме напротив и наблюдает за мной. Может, это розыгрыш, который кто-то из знакомых устроил? Ветран с коллегами, например».
Но это маловероятно, скорее, просто незнакомка развлекается и теперь хохочет до слёз, представляя его у окна. В самом деле, не самый-то он умный представитель человечества…
За окном где-то справа мелькали огоньки. Красный, зелёный, синий…
Степана охватило волнение. Он перегнулся через подоконник и выглянул — и в этот момент в нём вспыхнуло старое, почти забытое чувство, оно заполнило его и заставило вновь, как в детстве, задрожать от возбуждения.
Огоньки были от гирлянды — у соседей никак не кончался Новый год.
— Ну я, в самом деле… — сказал он с усмешкой и выпрямился.
На небе горели звёзды. Не так много, как за городом, но всё же были. Интересно, где там Орион и видно ли его вообще отсюда? Кроме Большой Медведицы, он ничего и опознать не сумеет... В отличие от Ветрана, который всё небо знал как свои пять пальцев.
В вышине, почти прямо над ним, замигало. Должно быть, это не звёзды, а самолёт пролетает. Или спутник? Хотя нет: мигали сразу несколько звёздочек, образуя какую-то геометрическую фигуру. Степан плотно сжал веки и через несколько секунд разжал. Мигание не исчезло и как будто стало ниже — невидимый контур, обозначенный вспыхивающими и гаснущими точками, увеличился. Степан протёр глаза. Фигура стала ещё ближе.
Редактор: Наталья Атряхайлова
Корректор: Александра Каменёк
Другая художественная литература: chtivo.spb.ru
