Во второй части Червячка Джима тоже есть секретный уровень. Находится на уровне Level Ate. Нужно на парашюте залететь в узкий проём между беконом и вилками. Оттуда попадёте на уровень Secret Room Number 37 / Totally Forked.

Пашка жил в старом брусовом доме у самой железной дороги. Крыша покосилась, а в сенях пахло сыростью и застарелым похмельем. Я позвонил в звонок, корпус которого кто-то (Пашка, кто же еще!) прожег зажигалкой. Оббитая утеплителем дверь открылась, тетя Маша заулыбалась своей широкой и желтозубой улыбкой и впустила меня. Говорила она полушепотом, потому что отец Пашки крепко спал. Волосы собрала в короткий хвост на круглом затылке, глаза излишне ярко подкрасила. Я заподозрил неладное – куда-то собралась.

Она проводила меня в зал, где Пашка смотрел телевизор, и указала на видеоплеер и коробку с проводами. Я попросил пульт и взялся за дело, не глядя на ее сына. Тетя Маша бросила ему, чтобы проводил меня, когда закончу, и ушла в магазин. И вот тут мне стало не по себе.

Негнущимися пальцами я распутывал «тюльпаны», вытаскивал черный видеоплеер, потом взялся искать розетку.

– Куда его поставить? – заговорил я негромко, помня о Пашкином отце.

Пашка молча подошел, отодвинул телевизор, стоящий на широкой тумбочке, влево, грохнул рядом плеер и вернулся на место. Я все подключил, выбрал видеовход на телевизоре и снова подал голос.

– Есть какие-нибудь кассеты? Надо проверить.

С тяжелым вздохом Пашка поднялся, открыл тумбочку и вытащил старую, засаленную коробку с кассетами. Я быстро пробежал по названиям взглядом и насчитал четыре штуки из нашего списка, который я передал продавцу на рынке. Выбрав «Сержанта Билко», я удивленно поднял брови и вставил кассету в плеер. Тот проглотил ее и забурчал.

– Что не так?

Оказалось, Пашка внимательно за мной следил.

– В смысле?

– Чё ты так на нее посмотрел?

– На кассету?

– Ну, а на кого еще? На мамку мою?

– Просто не ожидал, что ты такое смотришь.

– Какое?

Он уже нависал надо мной сзади, и мне стало не по себе. Видимо, придется получить по лицу во второй раз в жизни.

– Комедии со Стивом Мартином.

Пашка хотел что-то сказать, но я пустился в путанные объяснения:

– Если бы он в боевиках снимался, ну, там, Командос или в Крепком орешке, я бы еще понял. А он постоянно трусливых жуликов играет.

В этот момент я попытался вспомнить хотя бы еще один фильм, где бы Стив Мартин играл трусливого жулика, и не смог.

– И юмор там такой… короче, ты понял. Вот я и удивился.

– А ты шаришь в киношках.

Я промолчал. То, что меня не ударили по лицу, уже было достижением.

– Покажи, как тут чё включать.

Пока я показывал, Пашка достал тетрадь и начал записывать.

– Это для маман, чтобы не забыла, – он захлопнул тетрадь. – Пошли, посидим.

Он повел меня на веранду, которую обустроил по последней моде. Тут были кровать, два стула и стол у занавешенного окна; ковер с оленями в лесу, написанными настоящими красками; слева от него постер с Терминатором, справа – с Рэмбо; стена вокруг окна, уставленная банками из-под газировки («Краш», «Миринда», «Пепси» и другие) и пива. Чтобы они не падали от каждого неосторожного хлопка дверью, Пашка закрепил их почти незаметной рыбацкой леской. Рядом с лампочкой в дощатый потолок был вколочен и загнут гвоздь. На нем висела жестяная банка из-под пива «BUD» с сотней заботливо пробитых гвоздем дырочек. Пашка включил свет, и на стены и пол упали желтые лучи. На столе была полупустая пепельница, двухкассетник «Панасоник» и декоративный светильник «Салют». Такую штуку я увидел впервые в жизни. внутри куба с круглыми отверстиями находилась лампочка, а над ней игла, на которую насажен полупрозрачный разноцветный цилиндр. Когда светильник включали, лампочка нагревалась и от испускаемого ею тепла цилиндр крутился. Выглядело это очень круто.

Пашка развалился на кровати, я сел у стола и заметил рядом с «Салютом» колоду карт с голыми женщинами. На веранде можно было не боясь говорить в полный голос – спящий глава семейства точно не услышит.

– Что у тебя есть посмотреть? Второй Терминатор есть?

Я помотал головой.

– Мне больше комедии нравятся.

– Да я уж понял.

– Смотрел «Горячие головы»?

– Конечно!

«Горячие головы» – это был верняк. Мы проговорили о фильме, вспоминая любимые моменты, минут двадцать. Потом плавно переключились на «Голый пистолет», «Смертельное оружие» и «Жадность».

Пашка перестал растягивать слова и смотреть на меня из-под полуприкрытых век с видом насытившегося удава. Он оживился, забыл о том, что я на два года младше и что в прошлом году он изрядно подпортил мне жизнь. Я тоже об этом забыл, но по другой причине. Возможно, меня просто накрыло облегчение, что сегодня я не получу. А может, я понял, что Пашка такой же человек, только ему в жизни часто не везло, вот он и отрастил шипы, которые пускал в ход при первой возможности.

– Слушай, – произнес Пашка, – ты не обижайся только, но ты вот вроде нормальный пацан, в кинохах рубишь и все такое, а водишься с какими-то обсосами.

– Это мои друзья, – мой рот, недавно растянутый в улыбке, будто онемел и перекосился.

– Да я понимаю, – Пашка сел на кровати и попытался донести свою мысль (давалось ему это с большим трудом, ведь с Толиком и остальными он общался более простыми словесными формулировками). – Но, блин, чё вы вечно про всякую фигню орете на переменах, как лохи? Толстый этот вообще контуженный какой-то.

Я начал закипать. Уши горели, глаза слезились от внутреннего жара и Пашка это заметил.

– Они, может, и нормальные пацаны, я не знаю, – он сбавил обороты, – но выглядят со стороны не так. Вы же в девятом уже, начали бы на дискач ходить, с нами бы разок посидели в центре.

– Венерка уже посидел с твоим Толиком, – съязвил я.

– Да, хреново получилось, – Пашка потер лоб. – Я Толику мозги уже вправил, он больше к твоему другу не полезет. Позорище, малолетку в лес повез. Утырок.

– Спасибо.

Пашка не ожидал благодарности и какое-то время сидел с глупым видом, будто услышал это слово впервые.

– Короче, я к чему, – снова заговорил он, – завязывайте уже с этой фигней. А то над вами смеяться все начнут.

– Пусть смеются.

– И новенькая пусть смеется?

Я замер, как кролик, почуявший западню.

– Ты о чем?

– «О чем», о Карине. Я слышал, как вы под лестницей про нее базарили. Так-то твои друганы правильно сказали – позови ее на дискач. А то ее скоро мои пацаны начнут звать.

Я задумался, и крепко. Пашка, конечно, рассудил по-своему, он не видел других вариантов, а у меня уже было кое-то на уме. Но, может быть, и правда, воспользоваться самым очевидным – позвать на дискотеку. Там все и решится.

Если она пойдет.

Точно, а ведь она может отказать.

И что тогда?

Твою же…

– Ты чё завис?

– Да так. Наверное, позову.

– Давай! Если чё, в субботу лучше зови. Там народу много будет.

«Много народу» на языке завсегдатаев клуба означает «круто» или «успех».

– Ага.

От Пашки я пошел к Венерке и все ему рассказал, кроме нашего разговора о Карине. За все годы нашей дружбы я ничего от Веника не скрывал, а тут… Короче, мне было не по себе, особенно после слов Пашки о моем друге. Может, я и сам начал видеть в нем «малолетку»?

Это уж точно нет! Он мой друг и никогда меня не подводил. Или почти никогда.

Ночью я все обдумал и на следующий день в школе подошел к Карине, потея и тяжело дыша. Она, как обычно, стояла с девчонками, которым пока еще была интересна новенькая в классе. К тому же, им перепадало немного внимания ребят, которые кружили, словно коршуны вокруг добычи, рядом с Кариной.

Я отвел ее в сторону, постарался не замечать вцепившихся в наши лица взглядов ее подруг, и позвал на дискотеку. Она растерялась, будто уже перестала ждать от меня этих слов, а потом искренне огорчилась.

– Извини, – голос у нее был мягкий и такой доверительный, что захотелось ее обнять, – я не могу.

Она покраснела и отвела взгляд.

– Меня уже пригласили.

Пронзительное соло на электрогитаре, вступает угрюмый бас, дают жару ударные и я медленно иду ко дну под эту музыку всех отвергнутых.

Книга целиком здесь.

На пикабу публикую по главам.