Полина стояла у открытой балконной двери и курила. Пасмурное небо поздней осени скапливало темные тяжелые тучи. Вечером обещают снег. Снег это хорошо. Белый, красиво искрящийся и переливающийся под лучами зимнего солнца. Светлое пятно, положенное небрежными мазками на серый город, на серую душу. Полина чиркнула спичкой, прикуривая очередную папиросу. Светлое пятно на серой душе. Белый ком, тщетно пытающийся заполнить внутреннюю пустоту. По большому счету - это просто красивые слова, маскирующие гнетущие мысли. Но снег это все равно хорошо. Скоро он заметет начисто лишенный остекления балкон, насыплет сугроб. Большой-большой. Как снежная горка в далеком детстве. И тогда она, открыв в очередной раз балконную дверь, пройдет по этому сугробу к самым перилам. Постоит, выкурит папироску и сделает шаг. И уже будет не важно, полетит ли ее тело вниз, а душа ввысь или наоборот - старое тело, вопреки законам физики взмоет в облака, а душа рухнет искупать грехи сквозь слои земли прямиком в Ад. Никакой разницы не будет. Ад, Рай, Чистилище, бесконечное забвение. Все что угодно будет лучше чем сейчас, чем долгие годы до этого момента. В этот раз она сможет. Точно сможет. Она будет сопротивляться до самого последнего шага и тогда…
Впрочем сегодняшняя ночь прошла спокойно. Полина даже просыпалась всего раз или два. Так всегда бывает, когда в соседнюю квартиру вселяются новые жильцы. Сколько их самых разных видела и слышала Полина за эти долгие годы? Уже давно сбилась со счета. Кому то хватало одной ночи, чтобы больше никогда не появиться здесь, кого то хватало на дольше, но итог всегда был один - они очень быстро съезжали и квартира вновь выставлялась на продажу. И снова приезжали новые хозяева, переделывали ремонт под себя, выносили старую (а иногда и совсем свежую) мебель, заносили новую. И технику. Как же много сейчас у людей разной техники. И с каждым разом ее все больше. "Совсем современные люди не могут без техники прожить", - подумала было Полина, но осеклась, покосившись на свой древний телевизор, уже цветной, но устаревший как морально, так и физически. Телевизор не выключался ни днем ни ночью, каким то необъяснимым образом не перегорая и продолжая выдавать слегка размытую картинку и, что самое главное, исправно работал звук. Хоть он и стал давно только фоновым шумом, но создавал ощущение, что кроме Полины с ее пустотой, обреченностью, ужасом, в квартире есть еще живые люди. Нормальные живые люди со своими радостями, заботами. С любовью, а не только ненавистью. Может даже добротой, перекрывающей глухую злобу, с надеждами, которые возвышаются над не проходящим отчаянием. Что будет с ней в тот день, когда старый верный друг замолчит навсегда, выбрав последние капли жизни из своих постаревших схем, она даже боялась представить. Ведь, по собственным ощущениям, сойти с ума она не сможет, навсегда застряв на границе между сознанием и окончательным помешательством.
"Странно, что до сих пор тихо, - как бы выныривая из собственных мыслей, произнесла она шепотом, - на улице давно светло, а тишина, спокойная тишина так ни разу не была нарушена." Может все закончилось? Как бы ни была эта мысль приятна, как бы не хотелось в это верить, но такого не может быть. Максимум - небольшая передышка. Неожиданный подарок, который должен был быть приятным, но никогда таким не будет из-за ожидания. Ожидания продолжения. Снег. Может не дожидаться, когда образуется спасительный сугроб, ведущий к свободе? Дверь открыта, перила не высокие. Три шага, каких то три шага отделяют ее сейчас от завершения пути. От прекращения страданий, от нескончаемого помутнения и серости. От окончательного искупления всех ошибок, включая одну - самую главную, последствия которой не дают спокойно жить старому человеку, но и умереть спокойно не позволяют. Три шага. А что будет потом все равно. Это будет уже не с ней. Может быть кошмар закончится, а может кто то другой вынужденно подхватит ее ношу и будет так же страдать изо дня в день, проклиная тот момент, когда позволил себе допустить ошибку, стоившую всего. Наплевать. Это будут уже не ее страдания и не ее крест. Свой она вынесла сполна и чья то, возможно, искалеченная в будущем судьба ни сколько не трогала погасшее сердце Полины. Вот сейчас, еще папироску и в путь. Долгий, короткий, только одну папироску на прощание.
- Стой! - Голос как всегда не был слышен, но ощущался каждым миллиметром кожи, внутренними органами, корнями седых волос.
Полина вздрогнула, но не обернулась. Она прекрасно знала что за спиной никого нет. Только отчаянно, уже зная что и эта попытка ни к чему не приведет, попыталась сделать шаг вперед.
- СТОЙ! - В этот раз голос обжег словно раскаленное масло. Тело оцепенело. Полина снова проиграла. Она знала это, но все еще не хотела верить. Тело не двигалось, но мысли были уже там, у перил.
- Дверь. - голос стал мягче, даже наверное добрее, но тело уже было полностью в его власти. Шаг вперед, рука протянулась к двери и с силой захлопнула ее.
- Хорошо. - еще спокойнее сказал голос и отпустил.
Полина снова могла шевелиться, хотя сейчас это было уже не важно. Очередная попытка провалилась. Как и сотни предыдущих. К пустоте примешался холод. Полина поежилась и побрела к столу, на котором стоял старомодный хрустальный графин, чуть меньше чем на половину наполненный прозрачной жидкостью и не менее старомодный граненый стакан. На сегодня должно хватить. Выходить в магазин сил уже нет, да и не планировалось - вчера только ходила. Холодно. Очень холодно. Вся комната как один большой холодильник. Сколько же часов простояла она перед открытой балконной дверью, продуваемая холодным ноябрьским ветром? Час? Два? Вечность? А вечером обещают снег.
