Зачем?
Последние несколько часов задаю себе вопрос зачем я здесь? Для чего? Ничего важного в жизни я не сделала, вскоре вероятнее всего меня не станет, либо я превращусь в унылый овощ, неспособный что-то сделать. Вот для чего всё это, чтобы что?
Последние несколько часов задаю себе вопрос зачем я здесь? Для чего? Ничего важного в жизни я не сделала, вскоре вероятнее всего меня не станет, либо я превращусь в унылый овощ, неспособный что-то сделать. Вот для чего всё это, чтобы что?
Когда же все-таки человек становится взрослым? Сейчас полностью совершеннолетним человек становится только в двадцать один год, тот возраст, когда человек может управлять транспортным средством любой мощности и употреблять алкоголь любой концентрации, вкушать любые легальные плоды культуры. Однако, даже делая все это, многие люди остаются не вполне взрослыми. От многих грамотных людей можно услышать определение взрослого человека, как того, кто сам несет ответственность за свои действия. Но на каждого, даже самого взрослого человека постоянно влияет множество внешних обстоятельств, так что все мы вынуждены делить ответственность не только за свои действия, но и за свои мысли, со всем окружающим нас миром. Так что принимать решения сам не может никто. Так или иначе, выбор человека всегда обусловлен его жизненным опытом, местом и временем, где он родился и вырос, людьми, которые его окружают, материальным положением семьи, в которой он воспитывался.
Если человек появляется на свет в семье безработных, то ему очень трудно захотеть стать ученым, потому что он имеет об этих людях и их деятельности такое же смутное понятие, как потомственный охотник с Новой Гвинеи. Да, он, конечно, видит по телевизору людей, которые говорят много непонятных слов, знает, что тот же телевизор кто-то изобрел. Однако в его реальной жизни присутствуют другие примеры – люди зарабатывающие деньги на скучной работе, люди обивающие пороги госучреждений, чтобы получить пособия, люди нарушающие закон, сорящие деньгами, а потом сидящие в тюрьме. Он понимает, что, если будет хорошо учиться в школе и копить деньги на обучение, то в итоге сможет стать непохожим на людей из той среды, в которой он живет. Так же он понимает и то, что если ему все же удастся получить хорошее образование и устроиться на респектабельную работу, то он отдалиться от тех людей, которые его окружают, и окажется в кругу людей, в сущности, чуждых ему.
Родители выстраивают свои надежды на детей, согласно своему кругозору. Не всякому рабочему будет приятно, если его дети займут такое положение в обществе, в котором будут относиться к ним снисходительно. Плотник хочет, чтобы его сын был успешным, открыл свою мастерскую или стал мастером на производстве, но он не требует от него, чтобы тот стал дантистом или же министром внутренних дел или же танцором балета. Пусть будет таким, как я, но лучше. Если же он станет художником, то он уже будет каким-то чужим, будет человеком другого круга. И вот сын каменщика оканчивает основную школу, и отец говорит ему, чтобы он шел учиться в ремесленное училище. Очень мало детей в таком случае отказывается исполнить родительский наказ. Если дети из рабочих семей в таком случае заявляют, что хотят получить высшее образование, то, как правило, наталкиваются на непонимание. Ладно, говорят родители, пусть учится, авось пригодиться, стройка или завод от них никуда не убегут. А иногда начинаются серьезные разговоры о том, что для того, чтобы стать артистом, нужен врожденный талант, который у тех непонятных людей передается по наследству. Или же, зачем тратить столько денег и времени, чтобы потом работать за мизерную оплату в музее? Картины, книги, театр – это, конечно, хорошо, но все это несерьезно, если за это не платят хороших денег. Если дети работают в той же среде, что и родители, то они могут поддержать их, что-то посоветовать, устроить их к своим знакомым. Если же сын плотника работает артистом или врачом, то отец уже не может дать сыну мудрый совет или помочь ему справиться с какими-либо трудностями.
Большинство людей, спокойно смотрит на то, что даже к пожилым людям их родители относятся, как к детям. На первый взгляд в этом нет ничего страшного, но если взрослый человек, больной сахарным диабетом, тайком от старой мамы ест конфеты, то становится очевидным, что в процессе его воспитания нечто осталось незавершенным. Дело в том, что такие люди ведут себя подобным образом не только с родителями, но и с начальством на работе, с женой, а иногда и с детьми, которые уже выросли.
Правда, иногда, с иными людьми они могут начать вести себя напротив, как строгие родители. Часто можно наблюдать, как робкий, заискивающий на работе или в компании друзей человек, приходя домой, мгновенно преображается. Он тут же начинает кричать на жену за то, что она купила не тот хлеб, что суп сварен неправильно, что на подоконнике грязь, и окна давно не мыты. Потом он проверяет, как учатся дети, кричит, что если они будут плохо учиться, то пойдут работать дворниками и сопьются. И при этом самому отцу семейства плохо. Ему кажется, что они висят на его шее ярмом и без него пропадут. В какой-то мере он чувствует себя их жертвой. Ведь он не может себе позволить расслабиться, ему нужно постоянно за ними приглядывать. Разве можно бестолковому сыну позволить решать, что ему делать после окончания школы? Как отправить непутевую жену одну за покупками? Если уехать от них в отпуск на месяц, то дом зарастет грязью. Они забудут закрыть дверь и его обворуют. Как же все это надоело! Когда они станут разумными людьми!
Наступает утро. Отец семейства отправляется на работу и там преображается. Заметив, что мастер еще не пришел, он болтает с коллегами в раздевалке, хотя знает, что со вчерашнего дня у него осталось много недоделанной работы. Потом он старательно прячет под станком бутылку водки и пьет её украдкой, закусывая чесноком, чтобы не унюхали. Он украдкой курит на рабочем месте, чтобы не ходить в курилку через весь цех. После обеда он с коллегами прячется на складе, чтобы поспать часок, а потом врет мастеру о том, что искал там материал, но никак не мог найти. Испортив заготовку, он несет её под одеждой в туалет, и выбрасывает её в окно. В конце рабочего дня он сбегает с рабочего места на десять минут раньше, и ликует по этому поводу.
После работы этот взрослый ребенок уже врет своему другу, говорит, что у него денег на то, чтобы угостить пивом. Потом он соглашается поехать на рыбалку, хотя и не хочет этого. Зачем обострять отношения с соседом и коллегой, который может быть полезным тем, что вынесет с завода все, что угодно? Еще он может помочь заполнить декларацию о доходах и у него знакомый работает на оптовой базе и может продать по дешевке разные продукты. А кто поможет сделать ремонт квартиры? Уже давно пора его сделать. Так что лучше этому человеку не перечить. Лучше угостить его сигаретой сейчас, поговорить про его любимый футбол, а в субботу поехать на эту чертову рыбалку…
К сожалению, некоторым людям подобная модель поведения может показаться не то что нормальной, но и единственной возможной. Однако, не смотря на эту убежденность, эти люди постоянно ощущают дискомфорт, который иногда выливается в хроническое нервное расстройство. Играя роль ребенка, они чувствуют себя несправедливо притесняемыми строгими родителями и воспитателями, а становясь таковыми по отношению к другим, они чувствуют себя порабощенными, вынужденными нести на себе груз чужой ответственности. И постоянная горечь неоправдавшихся ожиданий. Дети, привыкшие к тотальной опеке родителей, ждут от них полного решения всех задач, а родители ждут, что дети станут такими, какими они хотели бы их видеть. И те, и другие при этом совершенно не учитывают, что ожидания детей и родителей могут не совпадать.
К примеру, родители хотели бы, чтобы их дочь вышла замуж за состоятельного человека и жила заботой о доме и детях. А их дочь напротив желает вести активный образ жизни. Родители убеждены в том, что это все только дань моде, блажь, которая со временем пройдет, но замуж будет выходить уже поздно. Потому они ставят перед своей дочкой жесткий ультиматум – или берешься за ум сейчас же, или живи самостоятельно, без нашей помощи, если стала такая взрослая, самостоятельная и умная. Девушка ждет от своих родителей помощи в получении образования, как материальной, так и моральной и совершенно не готова сразу выйти из-под их опеки, да и порвать с ними все отношения в одночасье ей очень тяжело. Потому она соглашается сделать все, как они ей говорят, а потом остаток жизни винит их в том, что они испортили ей всю жизнь. Винит она и себя в нерешительности, в трусости и отсутствии характера. Родители защищаются от её обвинений, упрекают дочь в неблагодарности, в том, что она ничего и никогда не делала сама, что ей все принесли на блюдечке, а она воротит нос. Так случается, когда дети послушные.
Существует и другой сценарий, если ребенок оказывается непослушным. Представим себе профессорскую семью, в которой растут вундеркинды, все они очень хорошо учатся, увлекаются спортом, музицируют, пишут картины и просто не представляют себе жизни без этих культурных занятий. И вот, один из этих прекрасных детей вдруг заявляет, что встретил любовь всей своей жизни и хочет немедленно жениться. Познакомившись с его избранницей, родители просят его не принимать скоропостижных решений, закончить учебу, пожить для начала гражданским браком, чтобы понять, что эта женщина из совершенно другого мира и у него с ней ничего не получится. Парень возмущен высокомерием своих родителей и заявляет, что, если они не согласны разделить его чувства к этой женщине, то он прекрасно обойдется и без них. И вот, чтобы показать своим родителям, что он уже не ребенок, он забрасывает учебу, работает сторожем в две смены, недоедает, недосыпает, плохо одевается. С женой у него, как и предвидели родители, ничего не получается, но он и не думает возвращать все так, как было. Ему кажется, что признать свою ошибку и правоту родителей – это значит признать то, что он еще ребенок. Родителям его жаль, они предлагают ему свою помощь, обвиняют его жену в том, что она украла у них сына и поработила. А он отвергает их помощь и пытается изобразить счастье.
И подобные игры во взрослого человека затягиваются на всю жизнь или сменяются новыми играми по схожему сценарию. Можно ли назвать взрослым человека, который постоянно делает нечто противное своей природе, чтобы доказать то, что он взрослый? Так же невозможно назвать взрослой и пожилую женщину, которая утверждает, что родители испортили ей всю жизнь, выдав её замуж за не приятного ей во всех отношениях человека. Ту же самую ситуацию можно спроецировать и в отношении выбора профессии или места проживания. К примеру, девушка посмотрела по телевизору о том, что в странах третьего мира люди умирают без медицинской помощи и решила выучиться на врача и отправиться в Кению, как и её подруга. Родители только покачивают головами, а потом кричат, что это полный бред, что Кения далеко и не должна её интересовать, что кенийцы сами виноваты, что там ей ничего не заплатят, а еще и возьмут в заложники террористы. Они вспоминают о том, что ей становиться плохо при виде крови, что она не могла смотреть на раздавленного машиной кота. А как же семейный бизнес! Кому они передадут свою кондитерскую? Девушка не слушает их, учится на врача, подрабатывает по ночам санитаром, едет, таки, в Африку, лечит там людей, и ей это нравится. И родители, вроде бы, смирились с тем, что их любимую кондитерскую придется закрыть, с тем, что их дочка вышла замуж за человека с другим цветом кожи, не понимающего их языка, как и их внуки. Однако эта замужняя женщина средних лет все еще осталась ребенком! Она знает, что стоит приехать к родителям надолго, как они начинают вздыхать и мечтательно говорить о том, что если бы она не была такой упрямой, послушала их, то внуки их были бы блондинами. И женщина чувствует себя виноватой, не оправдавшей ожидания своих родителей, которые ей столько дали. Она старается поменять тему разговора или же угрюмо молчит.
Если в отношении родителей к своим детям есть какие-то ожидания или даже требования, то это свидетельствует о том, что родители так и не признали тот факт, что их дети уже являются взрослыми. Ребенок может это игнорировать, но это не меняет ситуации. В таком случае проблема становится просто невидимой, как и в случае, если родители не высказывают своего неодобрения. К примеру, юноша, окончив основное образование, просит у родителей совета, говорит, что не в состоянии самостоятельно выбрать профессию. Родители заявляют, что он уже взрослый человек, и должен сам решать такие важные вопросы. В таких случаях молодые люди получают родительские советы от других людей. Здесь имеет место страх родителей выслушать от ребенка упреки в том, что они дали ему плохой совет. Однако их уход от взятия на себя подобной ответственности часто влечет за собой такие же упреки. Только ребенок уже упрекает их в том, что они проявили к нему невнимание, бросили его на произвол судьбы, отвергли. И это чувство отвергнутого ребенка может преследовать их всю оставшуюся жизнь. Ошибочно думать, что ребенок, которого оттолкнули, становится взрослым. Да, он может стать серьезным, даже угрюмым, иногда и вовсе болезненно нервным, но эти признаки не свидетельствуют о его зрелой самостоятельности. Если он перестал искать одобрения у своих родителей, то это не значит, что он не будет постоянно искать его у начальства, супруги, друзей, даже собственных детей или других родственников. Искусственное же или реальное безразличие родителей только наносит глубокую психологическую травму. Даже в зрелом возрасте дети сильно нуждаются в участии своих родителей. И вот, представьте сорокалетнего мужчину, который приехал со своей семьей к родителям пенсионерам и начинает истерично кричать о том, что они испортили ему всю жизнь. Как? Да очень просто! Когда он спрашивал их, чему учиться после основной школы, они просто отказались разговаривать с ним на эту тему. В результате, он, пребывая в замешательстве, просто последовал за своим одноклассником, отправился в пищевой техникум, хотя понятия не имел о том, что такое работа технолога в пищевой промышленности. Теперь, спустя много лет, он уже боится что-то менять, заново учиться, ненавидит свою работу, жалеет о том, не разглядел всех перспектив, которые были перед ним в юности. А родители должны были ему в этом помочь, если не направить, то хотя бы показать их. Его родители говорят, что он был уже достаточно взрослым для того, чтобы увидеть эти перспективы самостоятельно. Что можно сказать в таких случаях? Дело здесь не в том, сколько человеку лет, дело в наличии у него опыта осматриваться и принимать решения. Если до шестнадцати лет парень даже не выбирал того, что он будет кушать на ужин или обед и тут вдруг от него требуют, чтобы он сам решил, выбрать себе профессию, то это будет для него только стрессом. В таком случае ребенок будет, как самурай, оставшийся без повелителя. Свобода выбора, даже если она будет желанной, обернется для него наказанием.
Взросление является процессом, а не внезапно свершающимся событием. Хоть это и кажется многим недопустимым, но для того, чтобы процесс взросления детей проходил успешно, родителям необходимо с самого начала воспитания своих детей считаться с их мнением, интересоваться их видением ситуации, учитывать их вкусы и пристрастия. Очень важно, как бы это ни было тяжело родителям, учитывать право детей на совершение ошибок. К примеру, отец пришел с сыном в магазин игрушек. Ребенок просит игрушку, которая родителю кажется глупой, неоправданно дорогой, некачественной, недолговечной. Отец просто презрительно фыркает и покупает игрушку, выбранную на свое усмотрение. Да, он прав в том отношении, что сэкономил деньги, что дал своему ребенку лучшую игрушку, но в то же время, он просто раздавил его своим авторитетом. В таких случаях ребенок может просто отвергнуть то, что ему навязывает авторитетный родитель или же, напротив, начать слепо ему во всем подчиняться. И то, и другое влечет за собой печальные последствия. Этого трудно избежать и в том случае, если отец окажется более внимательным к своему ребенку, и как-то мотивирует свой поступок. Возможно, ребенок что-то поймет из отцовских объяснений о качестве продукции той или иной фирмы, но так же он поймет и то, что ему следует слушать старших, а не пытаться думать самому. Некоторые родители в таких случаях, просто отворачиваются, откровенно зевают, пока их дети выбирают себе игрушки, а потом заявляют им, что сами виноваты в том, что их выбор оказался таким неразумным. В таких случаях люди в самом раннем возрасте учатся копировать поведение окружающих. Ребенок просто хватает то же самое, что есть у других детей, не думая о том, что ему хочется.
В результате такого подхода основная масса нашего общества не осознанна, инертна. Её с одинаковой легкостью можно спровоцировать, как на благое дело, так и на кошмарное преступление. В песочнице мальчик хочет самосвал, только потому, что такой же есть у другого мальчика. Потом он слушает эстрадную музыку, только потому, что её слушают все одноклассники. В итоге он садится в тюрьму за распространение наркотиков, потому что почти все парни, живущие в его родном районе, занимаются этим. За что вы меня судите, спрашивали работники гестапо, я только делал свою работу, как и многие другие. Люди вроде бы и стали взрослыми, получили паспорта, дипломы об образовании, устроились на работу, но они привыкли, что родители лучше них знают, чем им питаться, во что одеваться, что смотреть, что слушать, о чем читать, что говорить. Когда перед ними стоит необходимость выбора, они в замешательстве вертят головами, пытаясь это скрыть, ищут подсказки. Это и есть корни тоталитаризма и тирании. Сначала толпа взрослых людей радостно следует приказам очередного вождя, радуясь появлению родителя, а потом сетует на то, что этот родитель завел их не туда, куда им хотелось. Мы не виноваты, кричат они, нас обманули. Точно так же ведут себя дети, которые что-то натворив, заявляют, что никто из взрослых не сказал им, что это не хорошо. Государства же ведут себя, словно плохие родители. Они устанавливают множество правил, которые можно широко истолковывать, а потом говорят, что их незнание не освобождает от наказания за их нарушение. Вы взрослый человек! У вас есть свобода выбора! Вы сами определяете свою судьбу! Однако мало кто говорит при этом о том, что широту выбора определяет объем познаний человека. Если человек просто не хочет ничего знать, а желает просто довериться авторитету, который готов дать совет, то он никакой не свободный человек, не взрослый, его и живым назвать трудно, он некий биоробот, слепо следующий загруженной в его осознание программе.
Для каждого человека очень важно, чтобы его близкий человек, родитель, друг, супруг уважал его решение, его право на совершение ошибки. Осознание этого уважения позволяет человеку объективно относиться к советам, которые ему дают. Очень часто психологические травмы, которые нанесли человеку в детстве, мешают ему выслушать очень дельные советы. Стоит кому-то рядом начать что-то ему говорить, как у него в голове тут же возникают негативные воспоминания о давлении, о насилии, и он заочно отвергает то, что ему говорят, не глядя, делает наоборот, интуитивно защищая свою свободу. Все мы порой наблюдаем сцены, когда вполне взрослому, с виду, человеку делают вежливое замечание о том, что он делает что-то неправильно, и это неожиданно вызывает с его стороны агрессивную волну возмущения. Он начинает кричать на советчика, говорить о своем образовании и положении в обществе, и о положении в обществе того, кто советует. А после этого почтенный и мудрый старец совершает ужасающие глупости, и сам, поостыв немного, мучается из-за того, что вынужден признать свое поведение недостойным разумного человека.
Подобные травмы часто являются причиной серьезных психологических проблем, депрессий, алкоголизма, прочих зависимостей, а так же того, что принято именовать скверным характером. Сначала мальчику родители авторитарно приказывают, какие штаны ему одевать, совершенно не обращая внимания на его протесты. Далее этот мальчик подрастает, скрежеща зубами, он беспрекословно подчиняется своим родителям, терпеливо ожидая того момента, когда он, наконец получит право самостоятельно решать, какие штаны ему одевать, и в какой момент. И вот, он уже достигает совершеннолетия, занимает в обществе определенное положение, становится материально независимым от своих родителей, сам становится мужем и отцом. Все его действия направлены на то, чтобы как можно меньше подчиняться, и как можно больше приказывать. Он становится карьеристом или же активным коммерсантом, хотя ему и не вполне нравится то, чем он занимается. Его не интересует, чем он занимается, он абсолютно равнодушен ко всему, что происходит вокруг. Он зациклен только на том, кто главный, кто виноват, кто прав. С маниакальной агрессией он унижает тех, кто оказывается ниже него и с таким же усердием унижается и заискивает перед теми, в чьем подчинении находится он. Его не интересует схемы работы, производственный процесс, качество товаров, он постоянно занят поиском компромата на окружающих. В то же время он всеми силами пытается делать как можно меньше, чтобы у других было меньше возможностей собрать компромат на него. Подобные типы одержимы торжеством справедливости, которая у них выражается в жажде сурового наказания для всех виноватых. Эффект же карательных операций, как бы он ни был ущербен для того дела, которым они занимаются, их просто не интересует.
Представим себе двух продавцов. Один из них излишне строг, серьезен и суров, а другой все время по детски весел. Второй продает намного больше первого, беззаботно беседует с покупателями, охотно рассказывает про то, что продает, да и про то, как у него дела, на досуге сам интересуется тем, что продает. Первый же продает меньше, смотрит на покупателей раздраженно, будто они виноваты в том, что ему из-за них нужно выходить из задумчивого оцепенения и что-то говорить. Он с нетерпением ожидает конца рабочего дня, и радуется, когда в магазин никто не заходит. Болтать с покупателями он не хочет, боится взболтнуть лишнее о себе или допустить ошибку в рекомендации. Чем меньше делаешь, тем меньше ошибаешься, думает он. Владелец магазина, увидев разницу в выручке у двух продавцов, начинает, по крайней мере, по разному к ним относиться. Заметив эту разницу, угрюмый понимает, что его коллега совсем невыгодно его оттеняет, и принимается строить против него козни, выживать его. В результате этих действий веселый продавец, недолго думая, уходит на другую работу, а угрюмый рекомендует начальнику своего знакомого, подобного себе, непохожих на себя кандидатов он просто выживает. После того, как в магазине начинают работать два дремлющих и злящихся на покупателей продавца, объемы продаж катастрофически падают, и хозяин закрывает свое предприятие. Казалось бы, продавцу со скверным нравом было бы лучше, не подсиживать своего веселого коллегу, смирившись с «несправедливым» отношением к себе начальства. Однако люди такого склада думают, прежде всего, о торжестве своей справедливости, которую считают обязательной для всех.
Если посмотреть на тернистые пути гениев, то можно заметить, что жизнь им портили именно подобные ворчуны, интриганы, которых интересовал только их собственный авторитет, ослепленные своей манией величия. Благодаря этому изъяну в воспитании сегодня существует множество заслуженных художников, которые толком ничего не нарисовали, писателей, которые не пишут, а переписывают, да еще так, что становится совершенно не понятно, что они хотели поведать миру. Благодаря тому, что некомпетентные воспитатели калечат детей, в нашем обществе процветает коррупция, карьеризм, протекционизм. Каждый человек приходит в этот мир, обладая фантастическим потенциалом. Каждый ребенок при умелом воспитании может вырасти гением в любой области. В то же время унижение в раннем возрасте, негативные примеры, насилие, могут сделать из этих детей маньяков, тиранов или просто алкоголиков или наркоманов, а то и серых и озлобленных посредственностей, которые с ненавистью и жалостью смотрят на себя в зеркало. Большая часть открытий, которые могли бы существенно изменить сегодняшнее общество, не внедряется именно, потому, что почтенные чиновники видят угрозу своему авторитету во всем новом.
Сегодня в сознании многих еще бытует популярное заблуждение о том, что одному от рождения дается талант, музыкальный слух, чувство цвета, способность лаконично говорить или слагать стихи. Под этим убеждением очень удобно скрывать изъяны никуда не годного воспитания. Как в человеке может не исчезнуть творческое начало, если ему с рождения говорят, что родитель всегда прав, потому, что он родитель, и то же самое в отношении учителей и всех, кто по возрасту старше? Ведь это наделяет всех старших полной безнаказанностью. В то же время, приучает ребенка к слепому, автоматическому подчинению. Ведь папе или маме может не понравиться, если ребенок окажется более проницательным, наблюдательным, креативным, нежели они. Это же удар по их авторитету! Потому во имя спасения их авторитета, ребенок должен быть слепоглухонемым, когда рядом старшие? Молчите, дети, когда говорят взрослые! Не отнимайте у них драгоценное время своими глупыми вопросами! Вам пока позволено только сидеть и слушать! Вы находитесь на самой низшей ступени развития! Не изобретайте заново велосипед! Все уже придумано до вас! Или вы хотите сказать, что вы умнее академика? Как вы можете обсуждать то, что он утверждает! Его авторитет настолько велик, что его утверждения не требуют доказательств! Если хотите писать приличную музыку, то пишите согласно установленной традиции! Достоевский великий писатель и это не обсуждается!
Так как же поступить отцу, если его сын хочет, чтобы ему купили дорогие брюки, которые выглядят нелепо и стоят половину месячной зарплаты? Начать проклинать тех, кто создал эти брюки, прорекламировал и продает, это значит проклинать выбор своего ребенка, его самого. Иначе это сын и не сможет воспринять. Родитель может потребовать у него обосновать его выбор, но если ребенок знает, что отец в итоге поступит по своему, то это тоже будет насилием. Не меньший вред в таком случае нанесет и торговля с ребенком. Нет ничего более вредоносного, нежели обмен одолжениями между родителями и детьми, когда отец говорит сыну, что купит ему эти брюки, если он повысит за текущий месяц свою успеваемость в школе. Вроде бы ничего дурного в подобной сделке нет, но это тоже насилие. Он может просто строго сказать сыну, чтобы он замолчал, и купить ему то, что считает нужным. Да, в таком случае не будет проблем, на первый взгляд. Денег на все хватит, да и в магазин одежды лишний раз идти не придется. А ребенок со временем сам во всем разберется, поймет, насколько справедлив был его отец. Однако в его подсознании останется убеждение в том, что лучше не высовываться лишний раз, лучше послушать старших, инициатива жестоко наказуема. Многим покажется сумасшествием поведения отца, который согласиться урезать свой рацион, чтобы купить сыну именно то, что он хочет, или же сказать ему, что его зарплаты просто не хватает на это. Многие скажут, что такое воспитание до добра не доведет, что ребенка таким образом можно только распустить. Да, в этом случае воспитателю важно сохранить собственное достоинство, дать ребенку понять, что если взрослый уважает его выбор, то это не значит, что ребенку не обязательно уважать выбор взрослого. То есть ребенок не может навязывать родителю свою волю, указывать папе, в каких ему штанах лучше ходить.
Наша жизнь состоит из множества мелочей. Потому родителям следует быть внимательными именно к этим мелочам. Почему бы не дать своему ребенку возможность самому решить, что ему есть на обед, чем этот обед запивать? Стоит ли строго говорить ему о суровой необходимости экономить деньги и на этом основании принудить его есть не то, что он хочет, а то на что в супермаркете скидки, или наоборот, то, побуждать его есть то, что едят приличные люди? Важно намерение воспитателя. Важно с раннего возраста научить ребенка самостоятельно рассуждать и принимать решения, пусть даже в мелочах. Да, дети часто предпочитают не вполне здоровую пищу и не практичные вещи. Однако, если им просто запретить вредное и силой навязать здоровое и качественное, то это произведет со временем обратный эффект, а так же серьезно повредит психике. Взрослые часто говорят о здоровом питании, но сами часто едят сухомятку, пьют газированные напитки, алкоголь, курить. При таком поведении запреты и рекомендации обратного для детей выглядят не более чем вредностью. Если алкоголь противопоказан детям, то почему его могут употреблять взрослые? Здоровью взрослых он вредит не меньше. С таким же успехом можно разрешить людям старше восемнадцати лет совершать самоубийство, и запретить его только тем, кто младше этого возраста. Как это ни странно, но сегодня многие люди еще далеки от того, чтобы признать то, что дети хоть и маленькие, но все же такие же люди, как и те, что достигли совершеннолетия. Мало того, дети являются будущим общества, потому несоблюдение их прав, их унижение, насилие над ними, пусть и не явное, навязывание им своего мнения является преступлением против человечества. Многим не кажется чем-то чудовищным то, что детей в детском саду заставляют спать после обеда, хотят они того или нет. Однако подобные действия в отношении взрослых могут показаться насилием и оскорблением. Как человек может уважать права своего ближнего, считаться с его мнением, если к нему с раннего детства относились, как к домашнему животному? Если в детстве кому-то родители заявляли, что они лучше знают, когда он хочет поесть, а когда ему надо в туалет, то этот человек, может впоследствии заявить своим подчиненным, что ему лучше знать, на какую зарплату им можно выжить. Как он может проявить к кому-то сострадание, если его родители не проявляли его к нему?
Моя более или менее осознанная жизнь началась в детском саду, где надо было рано вставать, потом поглощать гадкую казенную пищу, потом играть в дурацкие коллективные игры, петь хором глупые песенки, прогуливаться на площадке окруженной забором, спать днем… Делать все это мне не нравилось, но именно там я впервые познал удовольствие бунта, непослушания, сопротивления. Если мне слишком многое позволяют делать, то мне становится скучно и я впадаю в депрессию, зато в экстремальных и репрессивных условиях я чувствую, что не зря появился в этом мире.
В шортиках, дурацких сандалиях и рубашке я прибыл в детсад после тяжкой и долгой болезни и нерешительно мялся на пороге, не решаясь самостоятельно войти в новую пору жизни, в которой воспитанника по фамилии Тараканов волокла на экзекуцию за ногу воспитательница. Мне стало жутко и я захотел убежать от туда вслед за ушедшей мамой. Я не поверил в ласковость другой воспитательницы, которая, сюсюкая, усадила меня за первую парту и приказала есть остывший омлет с черной коркой. Я не постеснялся объяснить ей, что самостоятельно есть не умею. Однако, кормить она меня не стала, а приказала это сделать моему соседу по парте. Сказала, что Лёша хороший мальчик и потому хорошо кушает и меня научит так же. Лёша уже доел свою порцию и без церемоний начал так же резво запихивать омлет в мой рот, как в свой.
Я, уже сообразив, что все воспитатели мои враги, улучил момент, когда она отвернулась и попросил своего соседа, чтоб он умял мою порцию, что он охотно и сделал. Мне осталось только выпить эрзац кофе из ячменя и съесть хлеб. Потом я сидел с этим Лёшей за одной партой в школе, потом в ПТУ-6, потом мы вместе работали в железнодорожном депо. И это было не случайно. Дело в том, что мои и его родители работали на одном заводе, потому и жили мы рядом и в один и тот же детсад ходили, в школу тоже пошли по месту жительства, училище выбрали так же поближе к дому, где нас из тридцати шести учеников выбрал мастер из депо.
В детсаде я поначалу пристроился неплохо, во время тихого часа считал ворон в окне, пару раз получил от воспиталки по ляжкам за то, что не спал. В коллективных играх мне было разрешено не участвовать и я получил доступ в игровую комнату, где играли только двое примерных детей, которые не ломали игрушки. Еще я имел право лепить из пластилина и рисовать, пока остальные бегали и орали и получали за это подзатыльники от проходящих мимо воспитательниц. Но вернулся постоянный лехин сосед после болезни. И пересадили меня к Тараканову, возле окна. Есть я тут же научился сам, но водянистая масса картофельного пюре с горьким подсолнечным маслом или черт знает чем просто выскакивала у меня из горла. Тут мой новый сосед посмотрел на меня своими большими, невинными, голубыми глазами обрамленными пышными черными ресницами и передал под столом свою ложку полную этой мерзости и указал на щит прикрывавший батарею, в котором сверху были насверлены дырочки, в которые можно было просунуть ложку. Так я без слов понял нового друга. На следующий день мы уже выливали суп в шахматную доску из шкафа стоявшего у нас за спиной. Это уже была моя идея, которой я гордился.
Расправляться с невкусной пищей было даже интересней, чем лепить динозавров из пластилина. Какое счастье зашвырнуть рыбную котлету на шкаф и быть похваленным воспитательницей за то, что хорошо кушаешь! А как смешно потом наблюдать за уборщицей, которая поливая цветы найдет эту котлету! Потом бдительные воспитатели раскрыли наши преступления и кормили, как гусей кормят орехами. Нас рвало и нас тыкали рожами в блевотину. Но даже во время экзекуции я злорадно думал о картошке в батарее, которую не нашли. Как меня учил Тараканов, я орал погромче, чтоб экзекуция окончилась побыстрее и изъявлял полное раскаяние, падая на колени, и, делая вид, что молюсь на жирную сорокалетнюю баба с нездоровым цветом лица. Нас рассадили в разные концы зала, но мы продолжали начатое дело, даже под пристальным наблюдением. На следующий день нас в наказание заперли в туалет, где мы орали, хотя и страшно нам не было. Там Вова Тараканов, настоящий Вовочка из анекдотов, навалил на пол живописный крендель, я же разломал на щепки свои карандаши и в полумраке втыкал в него щепки. Сидеть в импровизированном карцере – туалете для воспитателей по соседству с нашим импровизированным ежиком было неприятно, но мы давились смехом, когда представляли, как воспиталки обнаружат наше творение, а мы в это время будем отсиживаться в чулане под лестницей, который обнаружили недавно. Но не получилось у нас убежать и спрятаться. Меня, как соучастника только отхлестали по ляжкам и поставили на пару часов лицом к стене и руки я должен был держать за головой. Тараканова же тыкали лицом в его экскременты, а потом засовывали его голову в унитаз и спускали воду. Таким образом дипломированные педагоги объясняли ребенку, куда надо какать и что после этого делать. Однако, дурной пример заразителен. Остальные дети тоже начали швырять котлеты на шкаф и в открытую форточку. Наказывать всю группу воспитатели не решались и потому разрешили отказываться от половины порции, а на обед есть только суп с хлебом.
Почему мы не жаловались родителям? Да мы были уверены, что родители нам за провинности еще добавят. Все взрослые для нас были одинаковы. Им нельзя доверять. Я по-прежнему не люблю взрослых людей и надеюсь никогда не стану одним из них, хотя я уже далеко и не ребенок. Не хочу я никого делать счастливым насильно, запихивать ему в рот гороховую кашу, тыкать головой в унитаз и объяснять, как надо жить. Неужели эти мымры воспитательницы думали, что мы не видим, что сами они ни хрена в жизни не волокут, что они тупые курицы говорящие во время тихого часа о тряпках и жратве, называющие нас неблагодарными свиньями и прочими нехорошими словами, обсуждающие наших родителей и особенно отцов. Кому-то завидовали, кого-то презирали. Мы не слепые щенята уже были и видели, как они заискивали перед заведующей и прочими комиссиями, как одним родителям они пренебрежительно кивали и делали вид, что заняты, а с другими чуть ли не лобызались. Мы для них были неодушевленными предметами, рабочим материалом, который нужно заставить действовать в определенных рамках, жить по правилам. Я не держу на них зла. Собакам свойственно кусать тех, на кого их натравливают и глупо обижаться за это на них. Их работа заключалась в том, чтобы заставить нас выполнять приказы, не отрываться от коллектива, не рассуждать, не задавать лишних вопросов, не проявлять инициативу. Они должны были сделать нас послушными, то есть не сомневающимися в правильности приказов свыше, не способными критически рассуждать.
Сейчас я удивляюсь своей тогдашней наглости и упрямству и иногда мне кажется, что мы заслуживали более суровых репрессий, чем получали. Стоило воспиталке отлучиться хоть на минуту во время тихого часа, как мы начинали скакать на кроватях. Сначала только вдвоем, на своих кроватях, потом перескакивали на соседние и начинали еще и кидаться подушками и орать те немногие ругательства, которые успели узнать. Мы просто пели эти нецензурные, запретные и оттого милые нашему слуху слова. Да, нам казалось, что эти слова чего-то да стоили, раз их запрещали произносить. Вернувшиеся воспитатели ловили нас прячущихся под кроватями, вытягивали от туда за ноги, драли за волосы и уши, не говоря уже о шлепках по заднему месту, укладывали спать, уходили и снова возвращались, чтоб отшлепать и уложить. Потом воспитатели решили отнять у нас трусы, надеясь, что по причине застенчивости, которой мы били лишены, мы не вылезем из-под одеял и будем лежать смирно. Но голыми было прыгать по кроватям и орать еще приятнее. С ужасом я представляю себя на месте воспитателей. Избить шалунов по взрослому было нельзя, родители могли заметить следы побоев и закатить скандал. А что делать, чтобы нас утихомирить? Единственный выход состоял в том, чтобы завоевать наше уважение, а это значило начать работать не только над нами, но и над собой. Им следовало перестать сплетничать сидя у электрочайника, перестать трескать пирожные, оторвать толстые зады от мягких стульев, показать что-нибудь интересное, сказать: «Смотрите, дети, вот, что я умею! Я делаю это и мне это нравится!» Спрашивать нас, хотим ли мы этому тоже научиться было бы излишне. Но те особы даже от разговоров друг с другом не получали удовольствия, они только жаловались на тяжелую жизнь, ныли и злобствовали. За что их было уважать? Они скучали, а не жили и мяли белые цветы… Я как-то спросил почему я должен их уважать и мне ответили. Я должен был их уважать за то, что они старше, за то, что они делают то, что им не нравиться, потому, что так надо. Со временем я неоднократно пытался зауважать тех, кто делает всё не так, как хочется, а как надо, но не было к ним уважения в сердце моем и всё.
Но была все же одна воспитательница, для которой мы были не совсем стальными болванками, с которых нужно снять стружку и придать стандартный вид. Она была простой рабочей женщиной. Не знаю, как ей удалось стать педагогом, но она явно не вписывалась в их тусовку. Пока остальные пили чай, она что-то прибирала и ей это нравилось. Как-то раз нас погнали таскать чернозем для клумб. Дети послушно взяли ведерки и лопатки и принялись за работу. Мы же с Вовочкой зашвырнули ведерки подальше и начали носить землю в маленьких стаканчиках, сославшись на то, что ведер для нас не хватило. Егоровна руководившая всем этим делом попыталась нас пристыдить, но мы вдобавок еще и начали изображать, что вывихнули ноги и начали доставлять стаканчики с черноземом ползком. Таким образом мы не только не вносили свою лепту, но еще и отвлекали остальных занимательным зрелищем. Егоровна к нашему удивлению не высекла нас хворостиной. Повела и показала цветник за забором нашего дисциплинарного санатория окруженного частными домами. Она спросила нас, что выглядит лучше пустырь или цветник. Мы согласились, что цветник выглядит лучше и удивились почему цветы не выросли на пустыре в детском саду. Тут мы прослушали краткую и понятную лекцию по флористике, узнали, что растения добывают себе пропитание из черной почвы и перегноя, что сами по себе многие цветы не растут, их надо проращивать из семян, поливать и прочее. В итоге нам был отведен свой участок на двоих, на котором мы сами будем сажать те цветы, которые нам нравятся. Какое-то время мы таскали землю ведерками, потом повысили производительность своего труда начав таскать землю в большом корыте, которое волокли по газону. Наш участок возвысился кучей над остальной площадкой, потом мы слегка его разравняли и под руководством Егоровны начали делать лунки для семян, изредка покрикивая остальным, что мы первые и лучшие. Нет, не для комиссии, не для галочки Егоровна этим занималась, ей просто было наверное скучно точить лясы и пить кофий, а что-то сотворить куда интереснее.
Много еще чего случалось в детсаде со мной и Таракановым. Один раз мы решили сделать доброе дело. В стране советской бачки ватерклозетов были установлены высоко над унитазом и, чтобы спустить воду, надо было дернуть за веревочку свисавшую с бачка. Один обалдуй взял, да закинул эту веревочку в бачок. Вот и решили мы достать эту веревочку. Цепочек в детсаде не вешали, дети бы их тут же сорвали и передрались из-за таких драгоценностей. Пластиковая труба идущая из бачка внизу загибалась к унитазу. На этот загиб мы и становились по очереди, пытаясь дотянуться до веревочки, но роста нашего не хватало. В азарте мы вскочили на трубу оба и она оборвалась. И полилась на нас вода из бачка, а потом на пол и начала заливать туалет. В наказание за эту диверсию мы были посажены в подвал на время тихого часа. Мы как-то видели, как выл один пацан, которого там запирали. Нам же только того и надо было. Несколько раз, мы сами пытались отомкнуть дверь подвала с помощью похищенных вилок или делая подкоп. Нашли нас не сразу, мы еще долго скрывались, зарывшись в старых матрасах, а до этого ловили пауков, разглядывали старые, сломанные игрушки. Это, согласитесь, было куда лучше, чем лежать с закрытыми глазами и слушать, как сплетничают воспиталки.
Уже тогда мне следовало понять, что добрые дела наказываются, как и злые. Обществу нужны дела посредственные. Вот, к примеру, сняли крышку с неглубокого колодца два на два метра и полтора в глубину с бетонными стенами. Разумеется вокруг этой ямы собралась толпа детей и один из них, Штейнкин, мой тезка увидел на дне усыпанном сухими листьями солдатика, даже достал до него прутиком. И так он ему понравился, что он взял и прыгнул за ним. Прыгнуть-то он прыгнул и находку в прикарманил, а вылезти не смог и, осознав безвыходность и ужас своего положения завопил. Дети от страха разбежались и только мы с Таракановым пытались помочь ему вылезти, приволокли здоровенную суковатую ветку и спустили к нему в яму, но ветка была уже изрядно подгнившая, сучки обламывались, да и Штейнкин не слушал наших советов, только мешал нам его спасать. Пока мы искали веревку, нас схватили и привели прямо к заведующей, на столе которой стоял бюстик Ленина. Нас грозились сдать в милицию, обвиняя в том, что это мы столкнули несчастного в яму. Самое интересное, что все дети видевшие, что мы стояли далеко от Штейнкина, на другом конце ямы, поверили в официальную версию. Совсем недавно Лёха напомнил мне, как мы с Тараканом скинули этого в яму. Даже наши родители поверили заведующей, а не нам, правда не наказывали за это. Тогда я впервые понял, что правда – это совсем не то, что произошло на самом деле, а то, что скажет заведующая, у которой была железная логика. Она сказала, что раз мы его кинулись спасать, то мы его и столкнули, а иначе, зачем же нам его тогда спасать.
Как я уже говорил, большая часть наших проделок была сделана не со злым умыслом. Уже тогда я начал мостить дорогу в ад своими добрыми намерениями. Наслушавшись рассказов о березовом соке, я решил напоить им всех детей, только не знал, как его добывают. Зато я знал, как добывается яблочный. Собираются с дерева плоды, моются и бросаются в соковыжималку. Тогда было лето и на березах висели бруньки. Мы с Таракановым набрали этих брунек в пакет и принялись конструировать из лопаток, формочек, совков соковыжималку. Затея эта не удалась, зато мы совместными усилиями придумали песню о соковыжималке. Логически я додумался, что березовый сок можно употреблять, жуя бруньки, и, сплевывая мякину. Песня оборвалась и мы дружно и старательно зачавкали и начали плеваться. Когда мы набирали уже вторую партию брунек, к нам один за другим подтянулись другие дети. Мы добросовестно всем объясняли, что мякоть этих брунек несъедобна и её надо сплевывать, даже следили за исполнением наших инструкций. Несли ответственность за свои действия. Воспитательниц на площадке не было, они пили свой кофик в панталонах и бюстгалтерах с кружевами на террасе с другой стороны здания. Когда же время прогулки закончилось и одна из них вышла на крыльцо и зазвонила в колокольчик, она с ужасом обнаружила, что ни одного ребенка на площадке нет. Потом двое выскочили из кустов, резво подбежали к березе и начали торопливо набирать бруньки в ведерки для песка. Воспитательница не поняла, что они делают и приказала им немедленно прекратить причинять вред бедному дереву и идти обедать. Двое преступников на допросе во всем чистосердечно признались. Из укромных щелей, кустов с деревьев потянулись на обед и остальные, их били по губам за содеянное. Расследование быстро выявило зачинщиков, то есть нас. Нам долго промывали мозги, но так и не сказали, как добывается березовый сок. Наверное боялись, что мы раздобудем дрель и по весне просверлим все деревья, нечаянно повалив несколько.
Наш детсад был примечателен тем, что сменил старое здание на новое. Помню, как мы, дети, помогали грузить стулья в машину. Мы с Таракановым даже пытались перетащить парту, но от неё нас отогнали, тогда мы понесли большую вазу и к удивлению воспиталок не разбили её, когда спускались с лестницы. Нам было очень обидно, что не доверили нам аквариум с рыбками. В новом здании было попросторнее, там был бассейн под открытым небом, был тренажерный зал, но был и зал для музыкальных занятий с ковром, на котором надо было танцевать. Преподаватель музыки и танцев постаралась так, что надолго отбила у нас любовь к музыке и наверное навсегда к танцам. Если во время хорового пения мы приспособились только разевать рты, то во время танцев схалявить не удалось, за каждое неверное движение эта стерва больно драла за уши и волосы, но самое тяжкое для нас и половины группы она приберегла на последок. После музыкальных занятий те, кто хорошо танцевал были запущены в тренажерный зал, а остальные стояли у стеклянной стены и должны были завидовать.
-А нам ваши сраные тренажеры и не нужны! – соврал Тараканов.
-Это несправедливо! – выкрикнул я. – Мы не обязаны стоять и смотреть на них.
Музычка, как мы её прозвали, приняла мой протест к сведению и заставила нас вытанцовывать туркменский танец, в котором надо было прищелкивать пальцами, что большинству из отстающих не удавалось и это стало причиной не только физического надругательства, но и словесных издевок. Меня, как самого горластого она упрекала в том, что мои волосы рыжего цвета. Я был не против, когда меня другие воспитанники называли лисом или чернильницей, но от нелюбимой воспиталки я этого потерпеть не мог, разрыдался от бессильной ярости и сказал, что все расскажу родителям, назвав её фашисткой. Я тогда накануне смотрел фильм про войну. Вдобавок мама много мне рассказала о фашистах. Так что назвал я её так отнюдь не бездумно. Фашистка испугалась и дала заднюю, начала доказывать мне, что я сам виноват, что я тупой и неловкий и вырасту дураком, тяжело дышать и руки опускаются сами собой, тогда её любимчики, которым она разрешала играть с игрушками, или звали её или сами давали пинка под зад тому, кто опустил руки или даже дернулся. За то, что мы опоздали с прогулки она весь обед и тихий час мы мерзли запертые между двумя стеклянными дверями и наверное впервые в жизни с аппетитом съели полдник, если не буду её слушаться. Ночью, мы, чтобы избавить группу от дальнейших мучений попытались сломать рояль, что нам не удалось, тогда мы измазали клавиши гуашью, а утром упорно отпирались на допросе. Дежурившая ночью старушка спала, как убитая и потому не могла нас обвинить. За недостатком улик дело закрыли. Зато нас обвинили в том, что две недели спустя кто-то ночью зашел в туалет, включил воду и заткнул раковину туалетной бумагой. В общем в спальне было по щиколотку воды, а мы стояли лицом к стене и руки над головой. Нам сказали, что мы будем так стоять пока не признаемся, но мы этого не сделали и через час нас освободили. Правда нам было запрещено прикасаться к игрушкам, даже к тем, что мы принесли из дома и нельзя было подходить к красному уголку, в котором стоял портрет Ленина. Для нас это было унижением. Тогда Горбачев прибывал в Ригу и вроде бы намеревался посетить недавно построенный детсад. Все готовились к приему высокого гостя, а нам было объявлено, что мы не будем стоять в строю вместе со всеми и приветствовать вождя. Правда, вождь не заехал в наш детский сад, Дети долго не могли заснуть в ту ночь, когда его кортеж вроде бы проехал по Миежапарку.
Самой строгой воспитательницей была Таисия Михайловна, которая по слухам до этого работала в милиции. И сейчас я убеждаюсь в верности этих слухов. Она не просто ставила провинившихся в угол. Она ставила их лицом к стене, рядом стоял другой воспитанник и следил за тем, чтоб штрафники держали руки поверх головы на стене. Со временем меня так же заставили стоять в полицейском участке. Через минут пятнадцать становиться
Сколько же радости было, когда мы всем садиком обновляли бассейн. Таисия Михайловна руководила купанием. Сначала все сидели на бортике, свесив ноги в воду. Надо было таким образом дать детям привыкнуть к прохладной воде и воспитать в них терпение. Наконец она свистнула и все прыгнули в воду с диким ревом и начали друг друга топить и брызгаться водой. Но счастью нашему быстро пришел конец. Штейнкин в воду не прыгнул. Он боялся воды больше, чем Таисию Михайловну. Она велела всем построиться в воде, поверещав в свои свисток. Штейнкин же должен был встать и снять трусы. Дети, как она того и ожидала, осмеяли труса. Ему было несколько раз приказано прыгнуть в воду, но он отказался. Тогда воспитательница скинула его, влезла в воду сама и, взяв его за шею начала окунать его с головой. Он дико орал, захлебывался, царапался, получал оплеухи. Дети, видя, что их участие в этом мероприятии больше не требуется снова принялись плескаться. Мы с Таракановым решили «доплыть» до крана в обнимку, а потом вместе, громко крикнуть, что Михайловна фашистка и кинуть в неё припасенные камешки. Камешки эти не попали в цель, но наши вопли она услышала, оглянулась и посмотрела именно на нас, но никак не отреагировала больше. Штейнкин в это время вырвался от неё, как пингвин или летающая рыба, выскочил из воды, но убежать голый не решался, потому был за ногу снова стащен в воду и продолжил принудительное ныряние под воду. Воспитательница так увлеклась искоренением фобии Штейнкина, что мы купались дольше на целую четверть часа. Странно, что ему не надоело орать и бояться, он еще несколько раз выскальзывал из безжалостных рук педагога и выскакивал из воды, но был опять стащен в бассейн. Честно говоря, нам не было жаль моего тезку, мы смеялись над ним, но считали, что фашистка не права, всегда не права.
У Таисии Михаловны вообще была мания устраивать стриптиз в воспитательных целях. Один пацан из нашей группы не добежал до туалета и навалил в штаны, после чего забрался в шкаф и просидел там пол дня, стыдясь выйти. Воспитатели собирались вызывать милицию, но я его случайно нашел, желая спрятаться в этот же шкаф. И Таисия Михайловна позволила столпиться вокруг всей группе в ванной, где она его мыла. Однако, она сказала, что мы больные, грозилась выгнать из садика, когда мы показывали одной девчонке, как у наших «кукол» прячутся и вылезают головы. А еще наши «куклы» могли сделаться твердыми, правда мы тогда не могли объяснить непонятливой девчонке от чего, мы и сами не знали. У неё же вместо «куклы» была только какая-то складка, что нам показалось смешным. Её наш смех обидел и она попыталась понагляднее продемонстрировать нам свои гениталии. Не знаю, как другу, а мне на открывшееся зрелище смотреть было неприятно, это мне напомнило внутренности кота раздавленного на дороге. Но я не подал виду и даже мужественно трогал эту гадость. И тут у нас возник вопрос, как же можно писать без члена и попросили её продемонстрировать, но в этот момент распахнулась дверь туалета и девчонку отправили в угол, а нас на допрос. Мы искренне не понимали, что мы плохого сотворили, но у родителей спрашивать не стали, чувствовали, что нам за это влетит.
Не понятен нам был и предмет разговора двух воспиталок во время дневного сна. Одна из них рассказывала, что наверное «этот» занес ей куда-то «туда» инфекцию и теперь там все чешется, а с мужем никогда так не было. Они же знали, что никто днем не спит! А почему руки во время сна надо было держать поверх одеяла? За этим тщательно следили. Нарушителей били по ляжкам.
После этого случая девочки стали нас избегать, не знаю, что им там про нас наговорили, но уверен в том, что наговорили то, что положено. А раньше одна даже макет самолета из дома принесла и мне подарила. Наши с ней кровати были составлены вместе. Все кровати были составлены парами, чтоб их больше уместилось. И на одну из составленных кроватей клали мальчика, на другую девочку. Но после случившегося нас с Таракановым положили вместе. Правда потом судьба разлучила меня с моим сердешным другом, его не взяли в подготовительную группу, оставили на второй год еще в детсаде, а меня, не смотря на то, что я очень много пропустил занятий по причине долгой болезни все же отправили в альтернативу первого класса в детсаде и в школу я пошел сразу во второй класс. Уже в подготовительной группе девочки стали вести себя странно и заниматься какой-то ерундой и так по сей день. Редко попадется такая, которая не придуривается.
Один состоятельный человек приобрел землю на взморье, но изрядная её часть была занята руинами армейского свинарника. Обломки железобетонного сооружения были столь велики, что не помещались в ковш экскаватора. Нанимать же кран было достаточно дорого, потому дачник решил взять на прокат отбойный молоток и из больших обломков сделать маленькие. После пары часов интеллигентный человек понял, что не создан для подобного занятия и решил нанять на эту работу раба зеленого змия. Однако выяснилось, что алкоголик обойдется ему дороже, чем наем автокрана. Тогда он решил все же попробовать нанять на временную работу порядочных людей. Которыми и оказались наш герой и его друг.
Покемон, сразу заявил, что у него есть опыт работы с отбойным молотком, что он профессионал в этом деле, потому берет за свою работу не менее десяти лат в час. Услышав это, почуяв запах алкоголя, дачник начал прощаться и обещать позвонить потом. Но тут Игорь Николаевич, вдруг решил, что несколько дней неквалифицированного труда на взморье ему не повредят. Он спросил у дачника, во сколько ему обойдется автокран, и сколько он готов дать за весь объем работ. Дачник тут же подобрел, пригласил гостей за стол, предложил им березового сока, постучал по калькулятору и назвал сумму в триста лат, с тем условием, что работа будет сделана за трое суток. Услышав о таких деньгах, Покемон заявил, что справиться один и за сутки. Игорь же тер подбородок, ходил вокруг руин и торговался относительно сроков, понимая, что в три дня можно и не уложиться.
-Четыре дня – последнее слово. Иначе мне придется слишком много платить за аренду отбойного молотка.
-Да вы не волнуйтесь, мы справимся за день! Вы же не против, если мы будем работать ночью!
-Ночью? Я вообще-то тут живу и мне надо бы и выспаться…
-Не слушайте его! Мальчик тупой, он не ведает, что болтает.
-Это ваш сын?
-Нет, это мой друг, мой подопечный коллега. Его родители совершенно не занимались его воспитанием, а я, как сердобольный человек, восполняю этот пробел…
Восхищенный своей предприимчивостью Игорь Николаевич желал, чтобы Покемон тоже немного ей восхитился, но тот был совершенно не расположен к такой оценке действий своего друга. Даже напротив, он утверждал, что они получили бы вдвое больше, если бы Игорь Николаевич не ввязался в переговоры. По этой причине он отказался покупать билеты на поезд.
-Хоть здесь нужно сэкономить!
-Нам же придется платить штраф!
-Я за тебя не буду платить!
-Ах ты, гадина! Я с тобой больше не разговариваю!
-Нет, уж! Ты мне должен супчик из грибов готовить!
-Да засунь ты свои грибы в одно место! Если бы не я, тебя бы на эту работу никогда не подрядили, придурок! И если ты завтра приедешь один, то ты ничего не получишь, поедешь домой ни с чем!
-Я приеду со своим братом!
-Да он тебя первым пошлет куда подальше!
-Ладно, я заплачу!
-Уже поздно! Я выходить не собираюсь!
-Сам будешь виноват.
В итоге Покемону пришлось заплатить штраф, а потом весь вечер потчевать своего друга пивом, чтобы он умерил свое возмущение аттракционом невиданной скупости. Собранные им грибы раскисли от жары и долгого нахождения в пластиковой таре. По дороге домой, он их выбросил. Утром, ему пришлось больше часа давить на кнопку звонка, пока Игорь Николаевич, не открыл ему дверь и не сказал, что никуда не поедет, и не будет работать, даже если Покемон согласиться отдать ему двести из трехсот заработанных лат.
-А если ты просто будешь сегодня сидеть рядом и пить пиво, а деньги потом поделим поровну?
-Как ты мог подумать обо мне такое? Я же не рабовладелец!
-Тогда поедем!
-Я плохо себя чувствую.
-Так выпей пива и станет лучше!
-Я не посмею ехать на работу, если выпью пива! Это не солидно!
-А обещать приехать и исчезнуть солидно?
-Съезди один и скажи, что я заболел.
-Я не поеду никуда один! Мне страшно!
И бедный Игорь Николаевич был вынужден, дрожа всем телом начать приводить себя в порядок, а потом, начать работать отбойным молотком, скрывая свое недомогание от дачника, который не мог нарадоваться, тому, как ему повезло с работниками. Звук отбойного молотка перемешивался с визгом обрезной машинки и пением Покемона. Из популярной песни, которую он пел, он выучил только два слова. Это обстоятельство сильно раздражало Игоря Николаевича, доводило до бешенства. Украдкой от хозяина он пытался заставить своего напарника молчать, применяя физическое насилие, угрожая перестать с ним разговаривать, и вообще прекратить общение, но тот не сдавался. На третий день, когда поздним вечером работа была сделана, деньги получены, и ужин, которым дачник их угостил, съеден, два друга совсем рассорились, даже ехали домой в разных вагонах поезда. Игоря Николаевича ужасно возмущал тот факт, что деньги были поделены поровну. Ему казалось, что он достоин большего, ибо он договаривался, он руководил проведением работ, а этот неполноценный в умственном плане человек был только его неуклюжим дополнением, неким необязательным придатком. Покемон же ждал от своего друга благодарностей за то, что ранее его угощал.
Душа Игоря требовала праздника в честь окончания нелегкого испытания, но в то же время он не желал просто потратить заработанные деньги на любимые продукты. Ему хотелось пить с кем-то на пару, и чтобы этот кто-то потом его так же угостил. В его голове быстро созрел план, к осуществлению которого он тут же и приступил. Принарядившись, взяв с собой мочалку, мыло и полотенце, он сел в троллейбус и отправился в гости к Александру с парой баллонов пива.
Александр как раз устроился работать и тут же взял кредит для того, чтобы купить подержанный телевизор и мобильный телефон, а так же сделать в квартире ремонт. Восхитившись телевизором и телефоном друга, Игорь Николаевич помылся, рассказал другу, о том, как неуважительно обошелся с ним их маленький друг.
-Так ты у нас теперь богатый! – воскликнул Александр, выпив пиво, ожидая продолжения банкета.
-Не очень богатый, - скорбно сказал Игорек. – Ты же знаешь, что мне надо на что-то жить, а так же я был многим должен. На пару пива, еще хватит, конечно.
-А может, я на эти деньги сыграю? С пятерки можно поднять неплохие деньги.
-Ты же знаешь, что я не сторонник этого. Лучше меньше, да лучше, как говорил великий Ленин.
Выпив еще пару пива, Александр, как того и ожидал Игорь Николаевич, совершил ответный ход, а изрядно захмелев, начал растрачивать деньги взятые на ремонт квартиры. Чем больше Игорь уговаривал друга прекратить пить и разойтись по домам, тем дороже напитки и закуски покупал Александр, пригласив на свое торжество еще и своих соседей. На второй день возлияний, Александр захотел поиграть в бильярд и именно в старом городе. Игорь Николаевич оказался игроком неопытным, да и на деньги играть не хотел. Тогда, Александр, жаждавший выиграть большие деньги, решил пригласить поиграть Покемона, но тот не отвечал на звонки, вопреки обыкновению.
-А может быть вытащить Рыжего? – предложил Игорь Николаевич. – Он хоть и неохотно начинает, но зато потом его не остановить.
-Да, но он же не любит играть.
-А зачем нам играть? Мы просто выпьем, поболтаем, и он заведется.
-Ладно, звони, но мне болтать с ним совсем не хочется, я пошлю его, если он откажется со мной играть.
-Зачем нам играть, когда мы можем сразу выпить? Он щедрый человек, никогда не считает денег, хотя и с придурью.
-Я хочу не только пить, но и играть!
На уговоры Рыжего приехать и поболтать в пивной ушло много времени. Приехал он в сквернейшем расположении духа и не только отказался играть в бильярд, но и сравнил эту игру с онанизмом.
-Пиво тут говенное и дорогое, - сказал он и собрался уходить.
-Может быть ты все-таки посмотришь, как мы играем, учредишь приз победителю?
-Мне это не интересно. Если хотите, то я могу дать вам денег в долг.
Брать деньги в долг они не желали, ведь их могли потребовать отдать, им хотелось, чтобы их друг их угостил, ведь быть угощенным, это не одно и то же, что быть в долгу.
-Слушай, - начал раздражаться Александр. – Ты в плохом настроении, и все потому, что ты отстаешь по жизни. Тебе не интересно это, не интересно то, потому, что ты боишься проиграть. Ты неудачник!
-Так какого черта вы меня звали, если я такой плохой? Я могу и уйти.
-Мальцы! Не ссорьтесь! Давайте еще по пивку и потом пойдем в другое заведение. Тут действительно дорогое и плохое пиво, и слишком шумно.
-Я хочу играть, а вы не хотите мне составить компанию и заплатить за стол!
-А зачем мне платить за бильярдный стол, если я не хочу ни играть, ни смотреть, как играете вы?
-Да потому, что мы друзья!
-Я понимаю, если тебе нужна помощь, тогда я могу пожертвовать своим временем, силами, деньгами, но здесь ты просто пытаешься заставить меня делать то, чего я не хочу. Где здесь, кстати, туалет?
Рыжий, задевая играющих, пошел по лабиринту бильярдной искать туалет. Через несколько минут он вошел с улицы, утирая разбитый в кровь нос. На вопрос о том, что с ним случилось, он ответил, что пока искал туалет забрел в какое-то подсобное помещение, в котором его поймал охранник, и потом выбросил на улицу с коллегой, обвинив в воровстве. Оба товарища, возмутились подобным оборотом, особенно Александр. Он решил, что за такие действия охранники должны не только извиниться, но и выплатить денежную компенсацию. Вместо этого их троих охранники выбросили через служебный вход, пригрозив вызвать полицию.
-Я же говорил, что не надо заходить туда! Это все равно, что второй раз наступить на грабли!
-А где было искать этого охранника? Нет, пусть они вызывают полицию! Мы будем разбираться!
-Саня, пошли, не надо неприятностей. Он сам виноват, если разобраться, что перепутал туалет с подсобкой, которую они не закрыли и не повесили на дверь табличку о том, что вход туда воспрещен.
-Но и он выглядит, как наркоман! Со мной бы так не поступили, если бы я первый туда зашел.
-Прекрасно! Если я похож на нарика, то мне лучше пойти домой!
И они действительно пошли домой к Рыжему, который как раз выгнал в очередной раз свою жену. Александру не очень нравился суровый уральский рок, который почитал Рыжий, так же не нравилось ему и то, что он постоянно говорил, не оставляя ничему святому права на существование, но пиво, шампанское и прочий алкоголь полились рекой.
Игоря Николаевича под утро так сморило, что он рухнул на диван и захрапел. Друзьям не удалось его разбудить, когда они собрались в магазин за продуктами и алкоголем.
-Мы скоро вернемся.
-А если мы где-то задержимся? Туалет же на лестнице, а дверь будет заперта.
-Может, оставим дверь открытой? У тебя же ничего особенно ценного тут нет.
-Еще чего! Ценного нет, но и лишнего тоже.
-А где мы можем задержаться?
-В Зайке или у того же Якова. Мы же туда зайдем.
-Нет, мы сходим в ближайший магазин и вернемся, а его запрем.
Однако, когда они вышли на улицу, в одном из прохожих Рыжий опознал родственника своей жены, который должен был ему денег. Александр, решил поучить младшего товарища жизни, заявил, что долгов прощать никому нельзя, подошел к жуликоватому мужичку и начал грубо взыскивать с него деньги.
-Он наркоман, - сказал Рыжий скептически. – Если у него появляются деньги, то он их тут же тратит. Так что зря стараешься.
-Денег, значит, у него нет! Хорошо! Тогда он нам эти деньги отдаст натурой.
-Но как ты себе это представляешь?
-У него же есть жена…
-Ты в своем уме!
-Тогда пусть он донесет до дома сетки, а потом почистит картошку, порежет салат. Хоть какой-то с него будет толк.
-Я совершил глупость, когда дал ему взаймы. А теперь ты хочешь, чтобы я пустил его к себе в дом и дал ему возможность унести все ценное, когда я буду совсем пьяный и засну?
-Все будет под моим строжайшим контролем! Когда он все сделает, я его выставлю.
-Я согласен! – с готовностью вызвался наркоман. – Почему не помочь хорошим людям? Мне все равно делать нечего.
И каково же было удивление вернувшихся с продуктами и невольником друзей, когда они отперли квартиру и не нашли там Игоря Николаевича. Они заглянули в шкаф и даже за диван, проверили, на сломаны ли замки на двери, закрыты ли окна.
-Куда он делся? Нас не было только полчаса! В окно не мог вылезти. Хоть и второй этаж, но до тротуара пять метров, да и он же идти не мог, не то, что через окна вылезать. Пошли, он, наверное, у себя дома, тут не далеко.
-А с этим что делать?
-А мы его тут запрем и быстро сбегаем, а он, как раз картошку почистит, все приготовит.
-И исчезнет, как Игорь, вместе со всем, что есть в квартире.
-Никуда он не исчезнет!
-А куда исчез Игорь? Как он вышел?
-Сейчас пойдем к нему и спросим. Мне самому интересно. А этот пусть остается.
-Он голодный, сожрет половину, пока мы шляемся.
-Он не успеет ничего приготовить, пока мы сбегаем.
И они отправились ходить по Московскому району Риги в поисках Игоря Николаевича. Они посетили все популярные места его пребывания, все бары и магазины, долго стучались в дверь его квартиры, но его нигде не было. Отчаявшись найти внезапно исчезнувшего друга, они вернулись в квартиру Рыжего, где наркоман уже приготовил поесть и мирно смотрел телевизор. Во время трапезы, Александр начал агрессивно предлагать всем вместе отправиться играть в бильярд на деньги, но порабощенный за долги говорил, что поиграть не против, но капиталами для этого не располагает, а Рыжий, насытившись, просто захрапел в своем кресле.
Возмущенный подобным поведением хозяина квартиры, заядлый игрок в бильярд поспешил её покинуть. Невольник вынес из квартиры все, что мог унести. Рыжий, пробудившись через пару часов, не найдя самых ценных своих вещей, сразу понял, что произошло. Он с досадой подумал о том, что утром пойдет на работу и будет опять зарабатывать деньги, которые потратит на алкоголь, или вещи, которые потеряет после принятия алкоголя. Смысл жизни представился ему чем-то смутным и неясным. Он вспомнил про валовый внутренний продукт. Чем больше граждане страны работают, тем больше делают покупок, тем выше этот показатель. Не употребляй он алкоголя, он делал бы в десять раз меньше покупок, ибо человеком был скромным, и это негативно бы сказалось на ВВП его родины.
Александр, же заложил в ломбард свой новый телефон, благополучно проиграл полученные деньги однорукому бандиту, а потом отправился на поиски Дмитрия. Найти его было не трудно, если его не было с кем-то из их общих знакомых, то он должен был быть дома. С досадой он узнал от своего юного друга о том, что половину его заработка конфисковали родители, у которых он проживал. Остальная сумма была истрачена на обновление гардероба. Александр не удивлялся тому, насколько дорогие и некачественные вещи этот совершеннолетний человек умудрился себе купить. Так же он не сомневался в правдивости того, что он говорил, ибо знал, что у его друга настолько бедная фантазия, что на ложь он не способен. Остаток денег они за пару часов потратили в бильярдной, а потом возобновили поиски Игоря Николаевича. К их удивлению, он был дома, и даже не пытался сделать вид, что его там нет. Он сразу открыл дверь, правда, вид у него был настороженный.
-Игорь Кио! – воскликнул Александр, недобро. – Это что еще за фокусы ты нам показываешь!
-Что ты орешь? Какие фокусы? Зачем ты этого еще привел?
-Как это, какие фокусы! Как ты выбрался из квартиры и куда исчез?
-Какой квартиры? Я ничего не помню!
-С какого момента ты ничего не помнишь?
-Я не помню, где мы были после бильярдной. Амнезия в лучших традициях мексиканских телесериалов.
-Мы потом были в гостях у Рыжего!
-Не может быть! Я же поклялся, что не пойду к нему больше! Его жена в последний раз так мне нахамила…
-Он же её выгнал!
-Правда? Странно, но я не помню, как он её выгонял на этот раз. А что было дальше?
-Как что? Ты заснул. Мы пошли в магазин, за пивом и продуктами, закрыли тебя. А потом пришли, а тебя там нет. Я даже под диваном посмотрел. Двери и окна все закрыты изнутри, все ключи были у нас с собой. В окно ты, что ли, вылетел?
-Никуда я не вылетал! Я просто очнулся, как всегда, на четвертом этаже, пару пролетов пройти не хватило сил…
-Во сколько это было?
-Точно не помню, но часов в шесть вечера.
-Мы как раз тебя здесь искали! Мы искали тебя в Зайке, где тебя накануне уронили, у Михайловны, Станислава, Якова, но тебя нигде не было!
-Меня не роняли в Зайке!
-А что же там с тобой сделали? Да ты половину того, что с тобой произошло, не помнишь! Но я не для этого сейчас к тебе пришел! Лучше дай мне сейчас денег.
-Откуда я тебе их возьму? Я безработный, в отличие от тебя!
-Это ты меня спрашиваешь, откуда их взять? Если бы я это знал, то не пришел бы к тебе среди ночи! Придумай же что-нибудь!
-А что я могу придумать? Сейчас ночь, я даже не могу отнести на рынок что-то из инструментов.
-Но ломбарды-то работают!
-А что я могу заложить в ломбард? Этот радиоприемник? И вообще, ты такой раздраженный, так со мной разговариваешь, будто я преступление совершил.
-А кто убежал через окно, не попрощавшись!
-Я не мог убежать через окно!
-А это не важно! Главное то, что ты вообще ничего не помнишь. Денег, значит, у тебя нет! Тогда мы уходим!
Раздраженные друзья покинули Игоря Николаевича, который тут же принялся искать свою заначку. Куда он положил деньги, пока был трезвый, он помнил, но там их не было. Как ни напрягал он память, он не мог вспомнить, куда дел деньги, которые в поте лица зарабатывал три дня. От ужаса, в который он впал, предположив, что он мог натворить в беспамятстве, у него началась икота, которую не удавалось унять содой и уксусной кислотой. У него было такое ощущение, что он совершил нечто, равносильное убийству или гнуснейшему воровству у всех на виду. Порой он пытливо смотрел на кошку, уверенный в том, что она-то должна знать, он ли взял свои деньги, и что с ними сделал. Порой он принимался осматривать все укромные места занимаемой жилплощади, лелея надежду на счастливое обнаружение клада…
Многие люди считают себя порядочными и честными по отношению к окружающим, но на самом деле являются ворами или самыми настоящими грабителями. Воровство ассоциируется у многих современных людей прежде всего с деньгами, или каким-либо имуществом, но есть еще и такая вещь, как время, внимание. Практически каждый из нас оказывался в такой ситуации, когда безобидный с виду человек, сначала навязывает свое общество, не смотря на то, что мы к нему не проявляем ни малейшего интереса. Сначала мы, не желая показаться невежливыми, покорно уделяем ему внимание, отвечаем, вопреки своему желанию на его вопросы, слушаем его. Потом мы пытаемся прервать общение, ссылаясь на занятость. Занимаясь тем, чем мы хотим, мы видим перед собой человека, лицо которого изображает немой укор. Он похож на брошенного на произвол судьбы ребенка, который от обиды вот-вот начнет безобразничать или же у него начнется истерика. И мы уже начинаем плохо думать о себе самих, как о эгоистичных натурах, которым наплевать на окружающих, даже начинаем обвинять сами себя в высокомерии. А в тех случаях, если мы зависим от этих соискателей общения, то мы уже начинаем опасаться неприятностей, которые последуют за нерасположением к нам этого человека. И тут мы уже даем задний ход, и, чувствуя себя порабощенными начинаем развлекать этого брошенного ребенка, давая ему то, что он недополучил от своих родителей или близких.
Общаться с повзрослевшими заброшенными детьми никому и никогда не может быть интересно, ибо они редко могут работать на прием, и сказать им всегда нечего в силу проблем с восприятием новой информации. Эти люди или же задают глупые вопросы, или же говорят одни и те же глупости, повторяя их до бесконечности. По большей части эти люди употребляют алкоголь и вообще склонны в большей степени, нежели остальные к различным зависимостям. Стоит им услышать нечто, что не вписывается в узкие рамки их понимания, как они начинают раздражаться, обвинять в высокомерии, требуют, чтобы вы говорили только о понятных им вещах и соглашались с их мнением. Им очень не нравятся разногласия, потому они являются заядлыми спорщиками, то есть защищают свою точку зрения, не брезгуя никакими средствами.
Как же решить проблему мирного сосуществования с подобными типами? Большинство людей склонны вести себя при контакте с ними агрессивно. То есть они тут же, с первой минуты общения, начинают показывать брошенным детям, что они их строгие родители, которым следует беспрекословно подчиняться, чтобы не получить ремня. Для того, чтобы это осуществить, нужно избавиться от страха конфликта и его последствий, а так же быть готовым к мелким пакостям со стороны этого человека или даже проявлениям открытой агрессии с его стороны. Однако такой подход к проблеме не всегда возможен, особенно в тех случаях, если вы зависимы от своего ближнего, если он имеет в этом социуме определенное влияние, если он превосходит вас в физической, моральной силе, навыках драться. Тогда приходится распрощаться со своим свободным временем, досугом, любимыми занятиями, и тратить время на неприятное общение. В таком случае главное не чувствовать себя жертвой и не впадать в жалость к себе. Нужно сразу дать ближнему понять, что общение с ним нисколько вас не тяготит, и даже начать навязываться ему. Тут уже есть два варианта поведения - можно заняться его воспитанием, начать его потихоньку образовывать, чем-то заинтересовать, а можно вести себя так же, как он, но превзойти его в глупости, сделать так, чтобы он сам начал вас избегать, оставив таким образом в покое. Из двух этих вариантов второй имеет может повлечь вредные для вас последствия. Отношение к вам вашего ближнего может повлиять на ваш статус в социуме, в котором вам предстоит существовать. В принципе другие люди, которые могут быть вам интересными просто не станут с вами общаться, если вы постоянно будете притворяться глупцом, да и жить, постоянно притворяясь, достаточно трудно.
В действительности многие люди оказавшись в замкнутом пространстве с навязчивым и неприятным человеком, прежде всего пытаются каким-либо образом убежать от него, поменяв работу, попросив коменданта общежития переселить в другую комнату, главврача в другую палату, в армии в другое подразделение. Это самый несостоятельный из всех выходов. Во-первых, начальству выгодно, чтобы соседи по комнатам, камерам, подразделениям, палатам враждовали друг с другом и, соответственно, доносили друг на друга и были более управляемыми. Первое правило руководителя - разделяй и властвуй. Во-вторых, начальству просто незачем лишние хлопоты, за которые его только поблагодарят. Да и чем подчиненный может отблагодарить начальника? Он может принести ему взятку, сделать ему комплименты, как-либо услужить. Это действует далеко не на всех руководителей. Многие не терпят фальшивых комплиментов, и не позволят себе продаться так дешево. В-третьих, где гарантии того, что на новом месте вы не столкнетесь с той же самой проблемой? Часто в настоящем мы сталкиваемся с тем, от чего мы бежали вчера.
Теперь попробуем разобраться с тем, откуда берутся такие неприятные субъекты, над развитием которых нам приходится порой работать или же воевать с ними. Мы иногда видим семьи алкоголиков или же просто родителей, которые совершенно не занимаются своими детьми. Нашей реакцией на такое явление обычно является вопрос о том, что мы можем сделать, это же не наши дети, следовательно, не нам их воспитывать. Но мы в то же время, иногда должны признаться в том, что нам и нашим детям придется столкнуться с их детьми в армии, больнице, общежитии, учебных заведениях, во дворе и прочих общественных местах и поневоле придется заняться их воспитанием в то время, когда это делать уже поздно. И тут мы понимаем, что это не совсем не наше дело и нам не всегда удастся избежать от сосуществования с подобными людьми, не смотря на то, что мы постоянно стараемся себя успокоить мыслью о том, что уж мы-то, в отличие от других дураков, всегда выкрутимся как-нибудь. Получается, что это не совсем не наше дело и нам нужно им как-то заняться.
Что же нам делать с родителями, которые недобросовестно выполняют свои обязанности? Разумеется, что добрыми советами и наставлениями тут помочь невозможно. И необходимость создания ювенальной юстиции встает перед нами во всей своей красе. В принципе правила воспитания существуют в любой стране, где-то они оговорены в уголовном кодексе, где-то существуют органы опеки, которые защищают права детей, наказывая и предупреждая нарушителей, но при этом признавая, тот факт, что ребенок - это, прежде всего, достояние его родителей, а не общества в целом. Наконец, в развитых странах уже таки признали тот факт, что ребенок, в сущности, является прежде всего достоянием общества, а не родителей, ибо не только родителям придется жить с ребенком, как обычно было во времена натурального хозяйства и патриархальных правил, которые сложились на базе тех экономических отношений. В те времена, когда большинство людей практически не покидали своих деревень, горожан мало интересовало, как воспитывает своих детей какой-то хуторянин, но его ближайший сосед, мог и вмешаться в его дело, если планировал брак своих детей с соседскими и не ограничится только добрыми советами. Теперь же, в нынешних условиях практически невозможно предвидеть с гражданами какой стране придется столкнуться самому, детям, близким. То есть, голодные беспризорники в Африке - это тоже наше дело, ибо завтра они могут поселиться по соседству и даже стать родственниками. Так что эту проблему следует решать даже не в масштабах государства, а в масштабе планетарном. То есть ювенальная юстиция всей планеты должна быть объединена и ей следует работать по единым стандартам.
Конечно, теперь, когда во многих странах, пытаются ввести европейские стандарты воспитания детей, это встречает яростное сопротивление. Многим родителям кажется ужасным и аморальным предательством действия ребенка, который донес в правоохранительные органы на своего отца, который нарушал закон. Возмущает то, что родителей лишают родительских прав за то, что они много работают, а дети в это время находятся одни дома. Так же многие все же склоняются к тому мнению, что детям всегда лучше со своими биологическими родителями, какими бы они ни были. Однако, их мнение может и изменится, если они по ошибке окажутся в одной камере с людьми, которых воспитали пусть и не совершенные, но все же их родные родители. В таких ситуациях мы то сетуем на правоохранительные органы, которые ошиблись на счет нас, то вообще желаем, чтобы государство уничтожило физически все неблагополучные страны, районы городов, чтобы подобные изверги больше не появлялись на свет. Или же мы требуем, чтобы правительство запретило въезд эмигрантов, становимся нацистами или радикалами, виним всех во всем, но и не думаем о том, что мы, тоже ответственны в том, что у кого-то на Земле вырос такой человек, как Чикотило. Мы готовы верить во что угодно, в дурную наследственность или расовую неполноценность, даже в вампиров и оборотней, но только не признаем, что мы часть того общества, которое порождает маньяков, насильников и убийц. Нас радуют единичные случаи, в которых в ужасной семье вырастает гений и мы игнорируем даже статистику, которая говорит о том, что дурная наследственность редко проявляется при определенном воспитании и даже люди не склонные к насилию биологически, становятся агрессорами, при постоянном жестоком обращении. Подобное поведение большинства людей вполне легко объяснимо. Все боятся, что у них просто отберут их детей, ибо многие из нас в отношении своих детей не брезгуют средствами для быстрого достижения результата. Часто родители шантажируют своих детей, чтобы они выполнили их требования без траты времени на объяснения, а если шантаж не действует, то угрозы переходят уже в насилие, будь то лишение десерта или стояние в углу или же затрещина с криками. А так же нам не очень приятен тот факт, что ребенок будет считаться общественным, потому, что мы уже не сможем чего-либо требовать от своих детей за то, что мы их вырастили. А впереди старость, беспомощность, одиночество. Если ребенку кроме нашего шантажа и насилия нечего больше о нас вспомнить, то у нас есть все основания, что он без давления общественного мнения, без привитого с детства стереотипа, просто порвет с нами всяческие отношения. Все новое всегда воспринимается большинством враждебно, но переходить на новый уровень отношений родителей и детей необходимо хотя бы ради того, чтобы сделать то общество, в котором мы живем совершеннее и безопаснее.
Много лет назад я был убежденным анархистом и космополитом. Судьба посмеялась надо мной и предоставила мне прекрасную возможность проверить свои убеждения. Осенью 2008 года мне надоело бездельничать, живя на пособии по безработице, и я устроился по специальности- крановщиком. Но перед тем, как приступить к новой работе начальство отправило меня из родной Риги в Вильнюс на стажировку. И поехал я туда вдвоем с Улдъисом – своим новым коллегой. Он был на шесть лет младше меня закончил училище, но все, что он там учил забыл в армии, в которой из патриотических соображений служил четыре года, но после иракской миссии ушел и нажил себе этим много проблем, ему нужно было регулярно выплачивать какие-то деньги. Родом он был из Валки – маленького городка на границе Латвии и Эстонии. Внешность у него была типично немецкая, а манеры заставляли вспомнить Мартинса Лациса – великого чекиста, человека без эмоций и нервов. Но первое впечатление оказалось обманчивым. Еще на теоретических курсах я понял, что за внешней невозмутимостью спрятался перепуганный и потому ненавидящий окружающий мир мальчуган. Увидев меня впервые, он сначала принял меня за латыша, потом скривился, когда услышал мою картавую речь, потом снисходительно заговорил со мной на русском.
Я не брал с собой почти ничего, только спальный мешок, смену белья, пару книг, гигиенический набор и шлепанцы. Все это вместилось в маленькую сумку расшитую эмблемами любимых групп. Оделся я на все случаи жизни – бушлат, свитер, тельняшка, теплые кальсоны, джинсы и высокие сапоги на шнуровке. Мой новый коллега был одет в кожанку без подстежки, синтетический холодный свитер, клеши и туфли. Шапки на его бритой голове не было, зато за спиной его был объемный рюкзак, а в руках две сумки. Наш рижский начальник привез нас в вильнюсский офис и велел ждать местного разводящего, который покажет нам места нашей стажировки и устроит в студенческую общагу. Ждать пришлось долго и я предложил своему новому товарищу прогуляться возле конторы, чтобы размять затекшие в дороге ноги, он угрюмо поплелся за мной. Его молчание меня угнетало и я начал болтать на общие темы. В процессе беседы он несколькими фразами дал мне понять, что ненавидит всех русских свиней, а вместе с ними и латышских политиков, которые разворовали страну и скрывают свое кагебешное прошлое. Сказал, что в армию он шел, чтоб дойти до Москвы и разрушить её… С ужасом я подумал о том, что мне предстоит провести с ним две недели в одной комнате. Хотелось обидеться и спрятаться, но такой возможности у меня не было.
В комнате общежития из мебели было только три железных койки и школьная парта. За матрасами, одеялами и подушками надо было идти к комендантше. В комнате было холодно, темно и грязно. Еще начальство обещало привезти кастрюли и электрочайник. От ужаса Улдъис начал смеяться над единственной лампой дневного света, над крохотной и еле теплой батареей и полной неопределенностью. Он был похож на потерявшегося ребенка, у которого началась тихая истерика. Он не знал, что делать дальше. Я сказал, что надо сходить на заправку и купить там карту города, потом пойти и посмотреть расписание на автобусной остановке, купить в магазине что-то на завтрак и поужинать в кафе. Я заказал себе ужин, говоря на английском, а мой коллега смущенно заговорил с барменом на русском и тот, скорчив презрительную мину, потребовал изъясняться на литовском. Улдъис густо покраснел и буркнул пару латышских ругательств. Услышав латышскую речь литовец недолюбливавший своих северных соседей не меньше русских с недовольной миной таки обслужил моего напарника. Когда мы получали от комендантши матрасы, одеяла и подушки, она спросила, не из Белоруссии ли мы, что еще больше разозлило моего товарища. В комнате он допоздна крыл литовцев русским матом, а я осторожно переводил его гнев на национализм как таковой.
Утром, он не пошел на свой объект, пока не помог мне найти мой и не довел до самого крана. Сказал, что, если на меня нападут, то он придет и набьет им морду. После стажировки, мы отправились в магазин, где я, не жалея денег покупал продукты получше, да еще и купил обогреватель. За ночь мы продрогли даже в своих спальных мешках. Он строго осудил меня за подобную расточительность. На улицах города было много нацистов одетых, как скинхеды, которые вызвали интерес у моего коллеги. Я прочел ему длинную лекцию о субкультурах.
-Они все какие-то недоделки, - заметил он. – Такие патриоты – это позор для их родины. Один из них показал тебе кулак, тот с белыми шнурками. Чего он до тебя докопался?
-А это потому, что у меня шнурки красные, что свидетельствует о том, что я анархист, а он, судя по белым нацист, который уже кое кому набил морду, защищая чистоту своей нации.
-Еще раз его увижу – дам ему по морде.
-И чего ты этим добьешься? Он только еще больше озлобиться и станет еще большим нацистом…
-Пусть становится. Я не хочу, чтобы он поумнел, я хочу, чтоб его злоба его уничтожила. Вот такой я злой человек.
-Но, если действовать таким образом, то проблемы будут не только у него, но и у тебя. Разрушая его, ты разрушишь и себя заодно. Все в мире взаимосвязано. Ты, он, я и все человечество – одно целое.
В кране Улдъис оказался впервые и чувствовал себя очень неуверенно, от чего сильно нервничал. Весь вечер я делился с ним своим опытом, объяснял вкратце устройство крана, как остановить качающийся груз. А чтоб он немного успокоился потянул его прогуляться пешком до центра. Ходили не меньше трех часов в день. Во время прогулки я читал ему лекции по истории Литвы, а заодно и Латвии, которой он почти не знал. После первого рабочего дня он попытался поужинать самыми дешевыми сардельками в целях экономии. Я же прикупил недостающую посуду и принялся готовить свои любимые щи на общей кухне. Он последовал за мной на кухню, робко предложил свою помощь в чистке картофеля и морковки. Он был очень рад чем-то занять руки, а потом с аппетитом съел две тарелки супа, возмущаясь низким качеством литовских сарделек, которые выкинул.
С тех пор мы каждый день часа по два проводили на кухне за приготовлением пищи и новое для Улдъиса занятие ему очень нравилось. На ночь я читал ему «Первый субботник» Сорокина. Поначалу его шокировало слишком замороченное издевательство над советской властью, которую он так ненавидел, но за отсутствием других развлечений он постепенно втянулся в эту книгу и в результате выкинул из головы несколько своих убеждений похожих на холодные, несъедобные сардельки.
Иногда мне было лень с ним возиться, развлекать его, помогать ему решать его бытовые проблемы. Несколько раз я попытался отгородиться от него и уйти в себя, но он реагировал на это очень агрессивно. Любая, даже тщательно замаскированная попытка спрятать от него свои мысли вызывала в нем неконтролируемый гнев. Мне не трудно было представить прелести жизни двух враждующих индивидов в тесной комнатенке. Да и чем мне было заняться, если не разоружаться перед напарником? Читать книги? Жить мне всегда было интереснее.
Очень смущенно поведал он мне о том, что женился на своей только потому, что у неё роскошное декольте и она рижанка, в квартире которой он проживает, ничего не платя. А в скором времени поедет к её родственникам в Ирландию.
-Если бы не это я бы вряд ли её терпел и её родителей, которые хотят, чтобы я после работы им ремонт делал. У меня выхода нет. Когда из армии вышел, кредит взял, купил тачку и много всякой ерунды. А потом зарплаты не хватало, чтоб содержать эту тачку, снимать квартиру и армии деньги платить. Вот такой я дурак и халявщик…
-Да ладно… Помнишь, я тебе объяснял, что ни у кого в этом мире нет выбора. Так, что нет смысла казнить себя за ошибки или гордиться своими достижениями.
-Я вчера пока в кране сидел об этом думал. Все вроде верно, но такое чувство возникает… Не знаю, как по русски сказать… И по латышски тоже. Страшно как-то. Будто я кукла какая-то… А с другой стороны легче становится, не чувствуешь себя падлой такой. Вот в Ираке во время зачистки я в одном доме мешок с автоматами нашел. Вроде бы все правильно сделал, а до сих пор кажется, что их этому мужику просто подсунули, а потом пытали его зря. А может и свои ему дали на хранение, а если бы он отказался, то убили бы. А я ведь мог и не заметить. Что мне за дело до этого Ирака…
В выходные я заманил его в ресторан, где он хорошо поел в удовольствие, потратив деньги, которые жена ему велела строго экономить.
-На корм для кота, который сцыт в мои ботинки ей денег, которые я зарабатываю, не жалко, а на мне она экономит. Ничего, куплю ей какую-то ерунду и скажу, что она стоила очень дорого.
В одном дорогом магазине я увидел клетчатые штаны и они мне настолько понравились, что я решил их купить, сколько бы они не стоили. На следующий день я долго искал и не мог найти этот магазин, а Улдъис не хотел мне показывать это место, уговаривая не кидать денег на ветер, но увидев мою печаль, сжалился надо мной и показал, где этот магазин. Долго потом я ему объяснял необъяснимое – свою страсть к клетчатым штанам.
Во время одной из своих прогулок, мы видели, как цыгане посреди людной вокзальной площади отбирали кошелек у пьяного в дрова пролетария. Мой друг хотел вмешаться, но я его удержал, сказав, что мужик нуждается в подобном уроке судьбы.
-Ты испугался этих черножопых! – Улдъис с гневом посмотрел на меня.
-А ты думаешь, этому недоделку нужны деньги, если он тратит их на паленую водку!
-Это уже его дело! Но эти уроды, живут за чужой счет.
-Они санитары общества. Когда-то и с меня пьяного сняли куртку в сильный мороз и много раз отбирали кошелек. Пока я не бросил пить. И это действительно его дело. И не надо делать работу полиции, а то она же нас за подобное вмешательство и накажет.
-Ладно… Черт с ним, но цыган я ненавижу!
-А как ты думаешь, почему они не полезли к нам или вон к тому бугаю или к вот этой старухе?
-Может с ним так и надо, но какое-то неприятное чувство…
-Наверное страх оказаться на месте того пьяницы…
Время перестало тянуться медленно, оно стало пролетать незаметно. В один вечер мы вернулись со стажировки порознь. Мой напарник в угрюмом молчании лежал на кровати и смотрел в потолок. А потом взволнованно рассказал мне о том, что изменил своей жене с проституткой и теперь чувствует моральное похмелье после этого ужасного поступка. Я в свою очередь признался, что с проститутками не общался и не понимаю, зачем он это сделал.
-Солдатская привычка… Вообще я, кроме жены, общался только с проститутками. Не люблю знакомиться и все такое…
-У меня, когда я с женами жил на других уже сил не оставалось, а так же времени и денег. Да и какое можно получить удовольствие с женщиной, которой ты безразличен и потому она ничего не чувствует. А что там можно за час успеть?
-Мне и пяти минут в месяц иногда хватает, - откровенно сказал Улдъис. – Не могу тебе объяснить, что в этом прикольного. Может тебе просто попробовать?
Как скептически я настроен не был, но отказаться попробовать что-то новое я не смог, а он был рад просветить меня в этом плане и пока мы таскались по вечернему городу в поисках продажного секса, рассказал мне много историй по этому поводу и объяснял, как отличить проститутку от девицы, которая просто откровенно одета. К полуночи мы не встретили ни одной ночной бабочки и Улдъис объяснил это тем, что Аллах не хочет, чтоб я получи подобный опыт и более толково потратил свои деньги.
Когда пришла пора ехать обратно в Ригу, мой рачительный товарищ силой принудил меня купить чемодан и забрать все вещи, которые я там напокупал и протянул мне сверток купюр за то, что я его две недели кормил. А когда мы среди ночи приехали в Ригу и я пошел было на дежурный трамвай, он за шиворот затащил меня в машину тещи и строго приказал ей довести меня до самого дома.
Потом он пару раз залезал на мой кран, чтобы еще немного постажироваться перед началом самостоятельной работы, на которую он так и не решился. Потом он уехал таки вместе с женой и дочкой в Ирландию, где мы случайно встретились через два года. Я колесил на велосипеде по центру Дублина в поисках работы. Неожиданно меня прижал к обочине небольшой фургон, из которого выскочил высокий и крепкий парень, стремительно подскочил ко мне и сгреб меня в охапку. Я узнал его только, когда он отпустил меня и начал прессовать мою ладонь в своей.
-Хорошие ты штаны себе тогда купил! До сих пор не проносились, как новые! Жаль, что я послезавтра отсюда сваливаю. Говно страна! Я тут пол года работу искал и только когда уезжать собрался появилась вакансия. В долги опять влез… Но ничего, теперь в Британии буду жить, там с работой полегче. Тебе тоже советую отсюда сваливать, если работы нету. Еду и смотрю, наш, русский едет, оглядывается перед тем, как налево повернуть не то, что эти ирландские уродики! Все нервы мне вымотали, козлы! Двоих чуть не сбил! Ладно, мне ехать надо, а то меня вздрючат, если я эту дрянь до двух не развезу. Я в Англии надолго тоже не задержусь, планирую навсегда в Канаду эмигрировать, а ты?
-А я наверное в Норвегию поеду. Язык, конечно учить придется, но зато если там гражданство получить, то всю жизнь на велфере сидеть можно или работать в свое удовольствие…
-Ладно… Пока… Может еще встретимся, только вот где?
-А господь его знает, куда нас еще зашвырнет, может еще в Африке революцию будем делать, как тебе хотелось…
Мы перестали писать честные комментарии.
Справились? Тогда попробуйте пройти нашу новую игру на внимательность. Приз — награда в профиль на Пикабу: https://pikabu.ru/link/-oD8sjtmAi
Игорь Николаевич смотрел в мутное, давно не мытое окно в прогнившей раме, за которым покачивались от ветра толстые ветки каштанов, а низкое серое небо давило на ржавые крыши маргинального района. С омерзением он перебрал в своей памяти события последних дней, которые сложились отнюдь не в его пользу. Уже двадцать лет он делал в этой квартире ремонт, в то время как жена и дочь жили на съемной квартире в том же доме, только этажом ниже. Главным жизненным принципом нашего героя было – делать мало, но очень хорошо. Так как был он человеком робким и точно не знал, что такое хорошо, а что плохо, постоянно мучился сомнениями, он за девять лет не сделал практически ничего...
За двадцать лет он только вынес старую мебель, наклеил парочку газет на стену, покрытую накатом, который облетал вместе со штукатуркой, внес новую мебель, но не спешил её собирать, попытался покрасить одну оконную раму, но, увидев, что она прогнила, бросил это занятие. Когда его друзья, регулярно приходящие к нему в гости, начинали язвить по поводу темпов продвижения ремонта, он говорил, что все свое время посвящает походам по магазинам инструментов и материалов. Его жесткий сарказм обрушивался на его жену, которая с каждой зарплаты покупала что попало для ремонта.
-Эти обои и светильники давно уже не актуальны! – вопил он, показывая на целую пирамиду из тюков и ящиков, заботливо прикрытых полиэтиленом, на котором уже осел толстый слой пыли. – А как я могу начать штукатурить стены, пока не прочту об этом всю литературу? А потом, не мешало бы пройти и практику в какой-нибудь строительной фирме, хорошей фирме. Вот недавно я увидел в магазине виниловые панели, которыми можно покрыть стены вместо штукатурки! А гипсокартоном можно не только выровнять стены, но и значительно утеплить помещение, а значит, сэкономить кучу денег на дровах в будущем. А она, эта провинциалка до мозга костей, хочет, чтоб я все замазал, как попало за пару дней, как мой дядя Петя - приклеил зеркала к стенам бустилатом, а потом каждый год весь этот кошмар повторялся. Она не понимает, что невозможно сделать нормальный ремонт после работы. На все хорошее нужно время и силы! Она говорит, что я двадцать лет лежал и ничего не делал! А я работаю, я постоянно работаю… над собой. Ведь чтобы сделать качественный, совершенный ремонт надо и самого себя довести до совершенства…
Многим подобные изречения человека в протертых тренировочных штанах, с грязными ногами, в драных шлепанцах, под закопченным потолком, украшенным паутиной, с которого осыпалась штукатурка, казались какой-то шуткой. Однако Игорь Николаевич, стоило ему немного выпить того, что приносили ему гости, не приходившие с пустыми руками, начинал откровенно смеяться над своей глупой женой и превозносить свои дипломатические способности, благодаря которым он уже двадцать лет сидит на её шее. Порой он заходил так далеко, что даже рассказывал о своих планах точно так же перехитрить в жизни загробной и бога и дьявола вместе взятых и воссесть на трон вместо них, став единовластным правителем вселенной. Великого дипломата так несло, что он не мог остановиться на достигнутом и шел буквально на все, ради того, чтобы посетители налили ему еще. Когда же они расходились, он пускал в ход свои заначки, терял рассудок, совершал кошмарные правонарушения, ломая соседские двери, нападая на полицейских, на свою жену. После этого он впадал в алкогольный, управляемый, как он называл это состояние, сон, в котором он уже был единовластным правителем вселенной.
И чем больше он блаженствовал в своих грезах, тем мучительнее было возвращение в квартиру бесконечного ремонта. Эти циклы своего существования он называл медитацией. Мучимый то икотой, то изжогой, он поедал припасенные заранее «вкусняшки», пил квас, клялся себе в том, что более никогда не притронется к алкоголю, не отвечал на телефонные звонки, не открывал никому дверь. Его жена во время этих циклов была на него весьма сердита, особенно если приходилось выплачивать штрафы за его проделки. Она клялась и божилась, что более не будет его содержать, что продаст квартиру, разведется с ним навсегда. Человеком она была импульсивным, поэтому злость её через неделю проходила, принятые в гневе решения изменялись.
После медитации Игорь Николаевич снова продолжал ходить по магазинам, неспешно, но вдумчиво читать строительную литературу, сетовать на то, что интернет ему недоступен и он не знает, с какой стороны подходить к компьютеру, который ему никак никто не подарит. Цикл праведности продолжался ровным счетом до нового визита кого-то из его друзей. Надо сказать, справедливости и объективности ради, что, будучи в трезвом состоянии, он все же что-то делал по дому, пока жена работала, варил суп, в точности следуя кулинарной энциклопедии 1956 года, мыл полы, стирал вручную, топил печи в обеих квартирах, помогал дочери делать уроки. Жена не имела ничего против такого домохозяина, если бы не его пьяные скандалы.
В то утро, с которого я начал свой рассказ, жена была зла не на шутку. Три дня она его не беспокоила, а потом ворвалась в квартиру, кинула на пол подгнившую морковь среднего размера и удалилась. Неужели ей не понятно, что у её мужа кончились все запасы? Осколки шоколада, килограмм которых она ему выдала на прошлой неделе, давно поедены! Ему же нужна глюкоза! Со злой обидой он вспомнил, как она прятала от него яйца в стиральную машину, когда они еще жили в одной квартире, как она покупала себе дорогие вещи, когда он приносил в перестроечные времена много денег и мог достать дефицит.
Обида обидой, но есть хочется. Его объемное брюхо потребовало от него каких-то результативных действий и не принимало никаких возражений. Для начала он включил телевизор, у которого садился кинескоп. На экране маячили какие-то тени. Они говорили на латышском, который он совершенно не понимал. Он родился и вырос в Латвии, но язык аборигенов учить не хотел принципиально, денег на проведение кабельного телевидения у него не было. Подойдя к старому чуду техники, он ударил по его корпусу своим пухлым кулаком, и техника, словно почуяв угрозу уничтожения, показала ему картинку в более светлых тонах. Чтобы латышская речь не раздражала его слуха, он убрал звук и включил русскоязычное радио. Опрос друзей по телефону ничего не дал. Ярость неудачи обрушилась на телевизор. Удары были настолько сильными, что даже стали видны русские субтитры. Шла передача о дешевых блюдах. Одно из них его заинтересовало. Правда передача быстро кончилась, поэтому пришлось ему обратиться к кулинарной энциклопедии.
Холодец из свиной головы, половина которой стоит всего пятьдесят сантимов! Если прибавить к этому имеющуюся перловую кашу, то еды ему может хватить на неделю. Это выход, а иначе гибель без белков и жиров!
Хоть он и жил совсем рядом с центральным рижским рынком, минутах в десяти ходьбы неспешным шагом от вокзала, в мясном павильоне он оказался перед самым закрытием. Это обстоятельство навлекло на него неслыханную удачу. За пятьдесят сантимов мужичок отдал ему не половину, а целую свиную голову. Вернувшись домой, он поместил свою добычу в раковину и принялся неспешно и качественно её мыть с мылом, воображая при этом, в каких антисанитарных условиях она побывала. Увидев все эти ужасные картины, он даже почувствовал отвращение к тому, что он в итоге собирался есть, и одел припасенные давным-давно на всякий случай хирургические перчатки.
Далее он прочитал в книге, о том, что необходимо удалить все зубы, ибо они могут дать неприятный привкус. Плоскогубцы он так же нашел нужным тщательно вымыть, даже стерилизовать. Не дай боже частицы масла или прочей грязи попадут в пищу! Дергать зубы оказалось нелегким занятием. А рекомендация удалить весь волосяной покров и вовсе поставила его в тупик. Как это сделать? Он задумчиво теребил свой подбородок, покрытый недельной щетиной. За неимением другой идеи он взял свой бритвенный станок и даже по привычке вымазал голову хряка пеной. Он понимал, что делает, что-то не то, что-то абсурдное, но первобытный голод побуждал его действовать опрометчиво.
Авторы рецепта в кулинарной энциклопедии забыли порекомендовать своим читателям разрубить голову, решив, что это и так должно быть всем ясно. А может Игорь Николаевич просто забыл об этом в спешке. Подогнав диаметр головы точно под внутренний диаметр кастрюли, он добавил все, что было нужно, залил голову водой и начал варить её на медленном огне, прикрыв крышкой. Есть то, что получилось ему совсем не захотелось, тем более, что голова открыла один глаз, и ему показалось, что она ему подмигивает, передает привет из загробной жизни. Рыло выглядывало из варева, и гурману было противно даже представить, как он режет этот пятачок на части и ест. - Лучше перловая каша без всяких излишеств, - подумал он.
Игорь Николаевич часто патетически восклицал о том, что его дом пропал после того, как на первом, полуподвальном, этаже открылась благотворительная столовая для прихожан православного храма. Хоть он и постоянно заявлял, что он православный, основателя этой столовой он называл попом Гапоном и заявлял, что посредники с богом ему не нужны. Посетителей этой столовой он называл тунеядцами, алкоголиками и паразитами, упрекал их в том, что они совершенно за собой не следят, не соблюдают правила гигиены. Порой он поколачивал их, одев те же хирургические перчатки и маску, за то, что они выстроились в очередь за харчами в подъезде, а не за пределами двора, как он им велел. Основатель столовой, бизнесмен, при этом проявил образец христианской терпимости и предрек, что Игорь Николаевич вскоре проникнется сочувствием к этим людям и будет, как и остальные жильцы дома, приносить в эту столовую излишки продуктов.
Выбрасывать то, на что у него ушло столько энергии, Игорь Николаевич не мог себе позволить, потому он отнес кастрюлю с беззубой свиной улыбкой на дне в благотворительную столовую. Таким образом, предсказание благодетеля сбылось. Монашка, готовившая дармовые обеды, без всяких сантиментов взяла топор, да изрубила физиономию хряка на мелкие куски и разложила по одноразовым тарелкам нуждающихся. Впечатлительный голодный кулинар, не желая смотреть на это, поднялся к себе. Он забыл забрать свою кастрюлю, которая, конечно, после посещения нуждающихся, бесследно исчезла с кухни.