Забрали меня как-то в милицию. Не первый раз. А дело было во время недолгого правления Андропова, и в участке всех с особенной строгостью расспрашивали про учёбу и работу.

Про работу я говорить не стал, а про учёбу — что за вуз, на каком курсе? — ответил честно: "Учусь в Технологическом институте, но у нас не курсы, а этажи. Я учусь на третьем этаже..."

Речь была про восхождение к вершинам знаний — ступенька за ступенькой, хотя скучные милицьянеры вряд ли меня поняли...

...а вспомнил я про этот свой давний сюрреализм почти 40-летней давности, получив по почте рекламу, которая на картинке.

Подняться-то удалось! И даже выше непобедимого солнца.

...туда и обратно.

2022 год.

Продвинутые читатели по всему миру 16 июня отмечают День Блума (Bloomsday) в память романа "Улисс", одного из грандиознейших произведений ХХ века, названного "квинтэссенцией всего мирового модернизма", и самой известной книги ирландского писателя Джеймса Огастина Алоишеса Джойса (1882-1941). На шести сотнях страниц описан всего один день — 16 июня 1904 года, в течение которого Леопольд Пол Блум совершает путешествие по столице Ирландии.

Приключения главного героя повторяют историю древнегреческого царя Улисса/Одиссея, воспетого Гомером, а точность описания города, по утверждению автора, такова, что в случае разрушения Дублина его можно восстановить по книге, хотя "Улисс" написан за границей.

2002 год.

Национальная библиотека Ирландии объявляет, что самый известный изгнанник страны вернулся на родину к 120-летию со дня рождения и 80-летию первой публикации своего мега-бестселлера. Так изящно преподнесена весть о покупке неизвестных рукописей Джеймса Джойса объёмом около 1'000 страниц, в числе которых 16 черновиков к "Улиссу".

2001 год.

Анонимный американский коллекционер приобретает черновик эпизода "Эвмеус" из романа "Улисс".

2000 год.

Национальная библиотека Ирландии приобретает черновик эпизода "Цирцея" из романа "Улисс".

2000 год.

Пожилой француз Алексис Леон обнаруживает среди документов давно умершей матери рукописи на английском языке, принадлежащие перу Джойса. Он ошеломлён, поскольку знал писателя в детстве. Леон связывается с Национальной библиотекой Ирландии. Переговоры о покупке окружают строжайшей тайной — в протоколах заседаний правления библиотеки фигурирует лишь "архив значительного ирландского автора".

1964 год.

Исследователи творчества Джойса заявляют, что большинство его главных рукописей уже обнаружены и собраны по всему миру. К этому времени наследники Джойса продали часть писательского архива на аукционах, в основном Государственному университету Нью-Йорка.

1941 год.

Джеймс Джойс умирает. Узнав об этом, в его парижскую квартиру является старый друг Пол Леон. Домовладелец намерен конфисковать вещи писателя за долги по аренде. Леон вывозит архив Джойса на ручной тележке.

...

1902 год.

20-летний Джеймс Джойс, окончив университет, впервые приезжает в Париж из Ирландии. Он живёт случайными заработками и пробует силы в журналистике, но через год из-за болезни матери возвращается домой.

1904 год.

Джойс хоронит мать и в компании своей подруги Норы Барнакл уезжает в Италию.

1907 год.

В Триесте у Норы и Джеймса рождается дочь Анна Лючия.

1914 год.

Незадолго до начала Первой мировой войны Джеймс и Нора с дочерью меняют место жительства на Швейцарию, и в Цюрихе писатель начинает работу над "Улиссом".

1922 год.

После многих проблем, публикаций отдельных глав и судебных обвинений в порнографии полный текст роман "Улисс" издан во Франции. Для Джойса важно, чтобы событие было приурочено к его 40-летию.

1930 год.

Лючия Джойс учится танцам у знаменитой Айседоры Дункан, безответно влюбляется в одного из родоначальников театра абсурда — Сэмюэля Беккета — и терпит ухаживания Алекса Понизовского.

Этот эмигрант из России преподаёт Джойсу русский язык. Понизовский — соученик Владимира Набокова по Кембриджу. Набоков приезжает в Париж, и Люси — сестра Алекса, профессиональная переводчица — помогает ему писать первый роман на английском "Подлинная жизнь Себастьяна Найта" (The Real Life of Sebastian Knight).

Алекс приглашает Джойса на лекцию Набокова о Пушкине и там знакомит с мужем Люси, тоже эмигрантом из России по имени Павел Леопольдович Леон.

Джойса интригует родство нового знакомого с главным героем "Улисса": покинув родину, Леон англизировал своё имя — теперь его зовут Пол Леопольд Леон, почти зеркало имени Леопольд Пол Блум, к тому же Леон — еврей, как и Блум. У него юридическое образование и прекрасное чувство юмора.

По просьбе Джойса эксцентричный русский еврей с английским именем начинает заниматься судебными и финансовыми делами ирландского писателя, а по собственной инициативе становится его секретарём и ведёт обширную переписку, до 20 писем в день. Джойс и Леон живут в четверти часа ходьбы друг от друга: это заметно упрощает сотрудничество — они работают или в квартире Джойса, или у Леона.

1931 год.

Джеймс Джойс наконец-то женится на Норе Барнакл, с которой живёт уже 27 лет.

1932 год.

На имя великого ирландца из Москвы приходит анкета Международного союза революционных писателей с вопросом: "Какое влияние на Вас как на писателя оказала Октябрьская революция, и каково её значение для Вашей литературной работы?" От имени Союза анкета подписана секретарём по фамилии Романова.

От имени Джойса отвечает его секретарь Леон:

Милостивые государи, мистер Джойс просит меня поблагодарить вас за оказанную ему честь, вследствие которой он узнал с интересом, что в России в октябре 1917 г. случилась революция. При ближайшем рассмотрении, однако, он выяснил, что Октябрьская революция случилась в ноябре указанного года. Из сведений, покуда им собранных, ему трудно оценить важность события, и он хотел бы только отметить, что, если судить по подписи вашего секретаря, изменения, видимо, не столь велики.

После такой откровенной издёвки белоэмигранта революционные писатели больше Джойса не беспокоят.

1934 год.

У Лючии Джойс проявляются симптомы психического расстройства, её лечит Карл Густав Юнг. О романе выдающийся психиатр пишет:

В "Улиссе" так потрясает то, что за тысячей завес ничего не скрывается; что он не обращается ни к разуму, ни к обществу, а холодный, как луна, смотрит на них из космического пространства, даёт трагедии развития, существования и разложения идти своим путём.

После череды судебных заседаний роман "Улисс" разрешают свободно распространять в США.

1939 год.

Джойс публикует результат 17-ти лет работы в Париже — роман "Поминки по Финнегану", который он считает главной своей книгой. Экспериментальное произведение написано в технике потока сознания, как финал "Улисса".

Обе книги роднит предчувствие войны: "Улисс" начат в канун Первой мировой, роман "Поминки по Финнегану" появляется перед Второй мировой.

Сигнальный экземпляр книги Джойс дарит с надписью: "Тому самому евразийскому рыцарю, Полю Леону, с тысячью и одной благодарностью от того самого многострадального писателя Джеймса Джойса. Париж, 4 мая 1939 года".

1940 год.

Предчувствия сбылись, идёт Вторая мировая война. Гитлеровские войска оккупируют Францию и 14 июня вступают в Париж. 22 июня Франция капитулирует перед Германией, её территория делится на оккупационную зону и марионеточное государство со столицей в Виши.

Евразийскому рыцарю напоминают о еврейском происхождении. Пол Леон с женой Люси и малолетним сыном Алексисом перебирается подальше от Парижа, на территорию вишистов. В тот же городок приезжает и многострадальный писатель. Лето два эмигранта проводят за работой: Джойс нуждается в помощи из-за глаукомы.

1940 год.

Осенью Джойс потрясён. Гитлеровцы бомбят британскую территорию, его родная Ирландия соблюдает нейтралитет, но правительство страны проводит опрос населения и получает неожиданные результаты. 78.2% ирландцев голосуют за нейтралитет, 11.6% — за войну на стороне Британии и 10.2% — за войну против Британии. Ирландская республиканская армия (ИРА) при поддержке нацистской Германии проводит террористические акции на территории Англии.

Как и на время Первой мировой, совершенно раздавленный новостями Джойс уезжает в Швейцарию. Цюрих ему хорошо знаком, тем более, в тамошней клинике лечилась Лючия.

1941 год.

11 января Джеймс Джойс переносит операцию прободной язвы и через два дня умирает. Пол Леон с риском для жизни возвращается в Париж, чтобы спасти архив писателя, оставленный в пустой квартире.

Он прячет у друзей часть документов, книг, писем и рукописей; оставшуюся часть передаёт ирландскому консулу. Покинуть Париж ему не удаётся. Территорию контролируют нацисты, и летом Леон попадает в гестапо. Он арестован, в квартире проходят обыски: гитлеровцы безуспешно ищут первые издания книг Джойса. Леона отправляют в лагерь смерти Освенцим, где он погибает.

1944 год.

Часть архива Джойса, которую Леон спрятал, друзья передают вдове — Люси Леон.

1972 год.

Люси умирает в Париже. Множество бумаг переводчицы, упакованных в коробки, не вызывают интереса у наследников, но и выбросить архив у них не поднимается рука из уважения к памяти покойной.

2000 год.

Алексис Леон, сын Люси и Пола, на старости лет разбирает хлам в квартире и обнаруживает архив Джеймса Джойса.

Среди прочих бумаг выделяется красочный блокнот — в нём писатель оставлял слова и фразы, которые собирался использовать в тексте "Улисса". Записи, перенесённые в роман, Джойс вычёркивал, чтобы не повторяться. Поэтому все страницы блокнота покрывают красные, зелёные и синие карандашные штрихи поверх чернил.

Особый восторг исследователей вызывают черновики эпизода "Пенелопа" и в особенности монолога Молли Блум: оказывается, писатель серьёзно изменил культовую последнюю строчку романа.

Листы архива, обнаруженные Алексисом Леоном, содержат единственные известные черновики эпизода "Итака" — и эпизода "Сцилла и Харибда". Его действие происходит в Национальной библиотеке Ирландии: возможно, именно это надоумило Леона-младшего сообщить о находке не аукционистам, а библиотекарям.

2002 год.

"Эти записи вернулись домой, в Ирландию, где им и место, хотя Ирландия и Джойс давным-давно существовали на разных волнах", — говорит Алексис Леон при торжественной передаче бумаг.

2022 год, и раньше, и позже...

16 июня для знатоков литературы, поклонников модернизма, искушённых читателей и почитателей Джеймса Джойса — это Блумсдэй, день Леопольда Пола Блума, главного героя романа "Улисс", напоминавшего автору Павла Леопольдовича "Пола Леопольда" Леона родом из России, который сгинул в Освенциме, чтобы сохранить для потомков архив великого ирландского писателя.

(Иллюстрация — рисунок на древнегреческой вазе.)

Всё на свете должно происходить медленно и неправильно, чтобы не сумел загордиться человек, чтобы человек был грустен и растерян.

Так считал незабвенный Веничка Ерофеев.

Насчёт "медленно и неправильно" можно поспорить, как и насчёт "грустен и растерян". А гордыня — грех, спору нет.

В 2021 году по случаю переиздания моего романа "Тайна трёх государей" и выпуска продолжения приключений тех же героев, романа "Тайна двух реликвий", обе центральных лестницы Московского Дома книги на Новом Арбате приобрели неожиданный вид. Они украсились моим именем с названиями книг от издательства АСТ и с месяцок активно меня рекламировали.

Сложно сказать, насколько такая декорация способствует продажам, но самооценку автора поднимает вне всякого сомнения. Тут я, может, и загордился бы вопреки Веничкиному завету, но мне лопатой поправили корону второкурсницы библиотечно-информационного факультета Санкт-Петербургского института культуры.

Сидим это мы с юными девами в шикарном дубовом зале под присмотром декана. Я прочёл им лекцию, поумничал часа полтора, отвечаю на вопросы — и вдруг меня спрашивают: "Какую надпись вы хотели бы сделать на своей могиле?"

Вообще говоря, у того, кому приходится время от времени выступать или давать интервью на одну и ту же тему, есть выбор: то ли отполировать до блеска дежурные ответы, то ли каждый раз импровизировать и отвечать по-разному, пока хватает фантазии......потому что вопросы — вне зависимости от того, задаёт их радио-телевизионно-газетный журналист или читатель из зала, — не блещут разнообразием 🙂Впрочем, уже давно замечено, что при случайной встрече с кем угодно чабан обязательно спросит:

— Спички (или курево) есть?

— Ты моих баранов (или лошадей, или коров) не видел?

Два стандартных житейских вопроса. Я по стране поездил и знаю. Нормальное дело. А тут — студентки. Коленки, причёски, макияж. Могила. Эпитафия... Поневоле призадумаешься: и правда, что писать-то?

Двести лет назад Константин Николаевич Батюшков ответил так:

Не нужны надписи для камня моего,
Скажите просто здесь: "Он был и нет его!"

Чуть младший его современник по имени Александр Сергеевич возразил:

Здесь Пушкин погребён; он с музой молодою,
С любовью, леностью провёл весёлый век,
Не делал доброго, однако ж был душою,
Ей-Богу, добрый человек.

Правда, на могилах того и другого написаны совсем другие слова.

Николай Михайлович Карамзин был ощутимо старше обоих и о смерти начал задумываться раньше — или, будучи придворным историографом, держал в уме древнеримский императив: "Memento mori — Помни о смерти". Он опубликовал цикл эпитафий, в том числе совсем короткую:

Покойся, милый прах, до радостного утра!

Я не уверен, что Карамзин выбрал бы именно эту строку для собственного надгробия...

...а наша чудесная современница, профессор филологии, состоящая в Президентском совете по русскому языку и многих прочих подобных структурах, Светлана Друговейко-Должанская довольно давно  написала автоэпитафию в английском духе:

Лежит в могиле односпальной
Девица славная одна —
Та, что могла быть гениальной,
Когда была б не так умна.

В 1992 году ленинградский, ставший петербургским, поэт Геннадий Григорьев посреди ресторана Союза писателей произнёс такие стихи:

Вновь поэт, не допив, не доспорив,
Взял и смылся за грань бытия.
Это ж плохо, что умер Григорьев…
Хорошо, что Олег, а не я!

Ресторана давно уже нет, а Геннадия тогда били, хотя он искренне — в отличие от многих! — откликнулся на смерть своего однофамильца Олега Григорьева, известного всей стране благодаря циклу пионерских страшилок вроде: "Я спросил электрика Петрова: "Ты зачем надел на шею провод?"" Вернее, знали не его, а именно страшилки...

Кстати, тот же Геннадий Григорьев написал трогательную автоэпитафию:

Я весь этот свет забираю с собой.
Живите без света и – плачьте!

Это всё к тому, что сознательно или неосознанно молоденькие студентки копнули очень интересную тему. Желающие могут попытаться ответить на их вопрос. Вспомнить автоэпитафии знаменитостей и необычные надгробия. Предложить что-то своё...

...а я не спешу и продолжаю думать. Вроде время ещё есть. Гордыня дремлет: её не в силах разбудить даже присланный издательством снимок из Московского Дома книги, как будто это ступени к Парнасу, Олимпу и голливудской Аллее звёзд.
Memento mori.

Его, а не лохматую эстрадницу, первым из популярных исполнителей стали называть по отчеству — правда, уже после смерти, а не при жизни.

Его литературное наследие растащено на цитаты — хотя большинству известна только программа-минимум, и немногие знакомы с существенной частью огромного массива текстов.

Поэт.

Романист.

Драматург.

Наконец, автор-исполнитель, который умел писать действительно народные песни — и сделал так называемую бардовскую песню достоянием не только завсегдатаев шестидесятнических посиделок на интеллигентских кухнях и зябких вечеров у костра: он в полном смысле слова донёс её до самых отдалённых уголков страны.

Его считали своим солдаты Великой Отечественной — и шофёры-дальнобойщики, диссиденты и урки.

Его слушали и пластинки его покупали даже те, кому неведом был русский язык: покорялись сумасшедшей энергетике, бешеному напору, бьющим через край эмоциям и магии то хрипа, то рыка, не пения даже.

О его донжуанских похождениях слагались легенды, которые — редкий случай! — зачастую уступали действительным мужским подвигам.

Он ездил за границу много — во Францию, в Штаты, — когда вся страна сидела за "железным занавесом", и недельный тур в Болгарию оставался несбыточной мечтой 250-ти миллионов сограждан: даже полуеврейское происхождение не было ему преградой.

Он становился героем фильмов многих отечественных и зарубежных документалистов, и сам много играл в художественном кино.

Он был немеркнущей звездой самого популярного театра Москвы, куда непросто было попасть даже власть имущим.

Он записывался в лучших студиях мира с лучшими музыкантами, включая инструменталистов легендарного Поля Мориа, — и ещё больше "писался" сам: его песни звучали, что называется, из каждого утюга, а популярность далеко обгоняла всех вместе взятых официозных, полуофициальных и неофициальных эстрадников.

Он гастролировал по всей огромной стране и далеко за её пределами, не успевая удовлетворять и малой доли интереса публики.

Он гонял по Москве на одном из редких частных "мерседесов"; гонял опасно и безобразно.

Он купался в деньгах, от которых не становилось лучше ни ему, ни родным и близким.

Он был пожираем многими пороками — и был ими пожран в 42 года с хвостиком: в этом возрасте многие гордятся только страной рождения, #можемповторить и объёмом кислорода, превращённого за время жизни в углекислый газ.

Да, 25 января, Татьянин день — это день рождения Владимира Высоцкого.

Первые несколько баек я услышал о нём классе, по-моему, в третьем или четвёртом. Даже примерно помню — какие. И песни услышал, понятное дело...

...и как узнал, что он умер, — тем более помню. Узнал в тот же день, хотя вроде ни телевизора не было в поле зрения, ни толком радио под рукой: в олимпийском 1980 году я командовал отрядом в комсомольско-молодёжном лагере.

Высоцкого не стало больше сорока лет назад, но его помнят, его читают, его поют, его слушают, его смотрят, его цитируют.

Его любят.

Ему верят.

До сих пор.