Локвуд и компания: книги vs сериал
Великобритания, параллельная реальность, где всё почти как у нас, но имеются нюансы, к примеру – в этом мире плоховато с железом. А железо в этом мире просто смертельно необходимо и крайне важно. Почему? Проблема Гостей… Призраков.
Призраки появляются везде и совершенно не дают повода радоваться возможности увидеть ушедших близких просто из-за «поговорить», получить какую-то важную информацию или… Или даже разобраться с настоящей причиной смерти. Да, ведь Призраки появляются только в случае насильственной гибели и, просто да незамысловато, мстят всем вокруг. Понять «как» они убивают людей - до конца не выходит и хорошо, что хотя бы ясны формы защиты:
Железо в цепях и сталь в виде рапир, лаванда, само собой серебро и магний в виде вспышек. И подростки, частенько почти дети, ведь именно они могут слышать, чувствовать и видеть Гостей. А взрослые – нет.
Выход решения Проблемы прост и сложен: подростков с талантами ощущать и бороться с Гостями отбирают в агентства, имеющие лицензии, фонды и так далее. Агенства конкурируют, пакостят друг другу и всячески пиарятся, ведь Проблема Проблемой, а заработать на ней хочется многим. Кому война, кому мать родна, все знают…
И посреди творящейся кутерьмы мистики и ужаса, окутывающих этот мир, в Лондоне существует крохотное агентство Энтони Локвуда и его единственного сотрудника-компаньона Джорджа Каббинса. И к ним, обойдя все имеющиеся агенства и сбежав из провинции, является Люси Карлайл, медиум, фехтовальщица и боец с ПТСР, появившемся после гибели ребят и девчат, работавших вместе с ней, погибших в жуткой призрачной бойне, откуда Люси смогла выбраться.
Так складывается эта весёлая и лихая тройка, дающая прикурить как конкурентам, так и Гостям:
Локвуд – босс, домовладелец, гений рапиры, герой и хозяин настоящей Тайны на чердаке
Каббинс – умница, тролль, архивариус, изобретатель и повелитель печенек с пирожными
Карлайл – лапушка, добрячка, железная кнопка, слухач и настоящая героиня
И чуть позже компания немного пополнится, следуя ряду трендов современной действительности. И не сказать, что пополнится как-то плохо.
Старый дом, полный артефактов со всего мира, привезенных родителями Локвуда. Комната, куда нельзя входить. Подвал для тренировок. Собрания на кухне за чаем с бисквитами и рулетами с вареньем. И прозрачная банка-тюрьма для Гостя третьего типа, черепа, разговаривающего только с Люси. Это же привлечет не только подростков. Такие охотники за привидениями куда ближе любому читателю фантастики, родом из 90-х, чем провалившийся ремейк с крутыми девами. Да и мир самих Гостей у Страуда куда интереснее.
Что тут ещё интересного, кроме мира, сюжетных поворотов и героев? О…
Дом Локвуда, битком набитый артефактами, гримуарами и прочими штукенциями, имеющими историю, привезёнными со всех концов света его папой и мамой. Та самая тайна, спрятанная в комнате под крышей. Подвал, оборудованный Каббинсом для учебного фехтования. Кухня, где за чашкой чая и обязательным печеньицем случается всякое. В общем – немножко уюта и тепла посреди ледянях опасностей. А чтоб жизнь не казалась сказкой – стеклянная банка-тюрьма, где вместе со своим черепом живёт Призрак высочайшего разряда.
Джонатан Страуд, тёмный сказочник, любящий сарказм, пишет не хуже Роулинг или Геймана. И также, как его земляк с землячкой, любит делать свои сказки не особо добрыми.
П.С: само собой уже выпустили сериал, и, скажу честно, первая серия оказалась очень годной и атмосферной. А кастинг – просто хорош, хотя Каббинс из рыжего толстячка вдруг стал тощеньким индусом. Да-да. Стоит посмотреть дальше, как появится время.
И только тогда понять - что круче, книги или сериал?
В оформлении использованы изображения из свободного доступа
Район Bad. Серия 3
Бесячие алкунцы
У киоска случился аншлаг. Впрочем, может ли быть иначе теплым пятничным вечером? Казалось, вся “элита” района слетелась на огонёк. Потрепанные мужики деловито цедили пиво, деды один за другим покупали заветный пузырь, а подростки выстраивались в очереди за “Багбиром” и “Блейзером”. Все лавочки соседних дворов гудели, где-то слышался звонкий гитарный бой.
Вэвэ отхлебнул безалкогольного пива и поправил солнцезащитные очки. Лихо не отзывался, опаздывал. Парень волновался, но в присутствии Лизы вида не подавал. Та по-прежнему выглядела бледной и казалась растерянной. Увидит ли она Лихо теперь? Если да, теперь Вэвэ не один, а с боевой подругой. А не увидит — почему б не свести отношения в горизонтальную плоскость?
— Его ещё нет? — девушка с опаской посмотрела по сторонам.
— Нет. Сам жду, но скоро придёт.
— Хорошо, — Лиза как бы невзначай коснулась руки Вэвэ, — а алкобесов ты видишь?
— Своих друганов? — нервно пошутил юноша, рассматривая толпу.
— Ты с ними дружишь?! — глаза девушки округлились, — с дебилами этими?!
— Стоп. Ты про бесов из сказок? Ну, чертей типа? — Ваня снял очки и внимательнее присмотрелся к киоску и очереди.
— Ага. Мелкие такие, не выше колена. Трутся у ног, иногда вселяются в нас.
— Гонишь!
— Да нет! Ну посмотри, блин! По-любому есть хоть один.
Мелкая сущность практически сливалась с толпой Чертёнок быстро перемещался между людьми, словно выискивая кого-то. Опухший, краснощёкий, бесёнок смешно перебирал короткими ножками, а его рожки то и дело цеплялись за пакеты или штаны.
— А! Вот оно что, — рассмеялся Вэвэ.
— Увидел? Справа у ларька был! — обрадовалась Елизавета и осеклась.
Подростки переглянулись. Выходит, у девушки всё же остался дар! “Ух, теперь отожжём” — обрадовался Вэвэ; по губам Лизы тоже пробежала улыбка.
— Ну, разобрались, голубки? — Лихо бестактно нарушил момент, — я боялся сразу приходить, знал же, что на бесов пыриться будете.
— Ух, ё! — Лиза вздрогнула, — первый раз вижу тебя…живой.
— И вам вечер в хату, сударыня, — поздоровалась существо, отрыгнув, — надо бы погонять шелупонь.
— Для чего? — удивился Иван, — им же тут самое место. Или не так?
— Не. Вот смотри: на Руси бед и так на сто миллионов лет припасено. И с запасом. Куда ещё этим народ на пьяные выходки подбивать? Спаивать ещё, ёпт. Нет, надо действовать с разумом и хитрей, — Лихо почесал голову, — я бы для них заповедники сделал. Места специальные, то бишь, где охота на пьяниц разрешена. А тут…ну центра района!!! Сейчас Дима снова сядет пьяным за руль, Вова и Толян подерутся из-за последней поллитры, местная давалка перепьёт и вырубится, пардоньте, в самый разгар…
— Стопэ! — вмешалась Елизавета, — что тогда предлагаешь? Для справочки: меня эти мудаки тоже бесят.
— Бесят, говоришь? — усмехнулся Вэвэ.
— Парень мыслит в правильном направлении! — подхватил Лихо.
— В каком? — хором удивились подростки.
— Слушайте. Знаю я одно место. Приглядывал за человечком одним, лихое житие-бытие организовывал в своё время. Поднялся Дмитрий Аркадьевич, бар-магазин, млять, недавно открыл. Да не просто так, а возле…милиции, местного отделения! Ментам, конечно, и хорошо: “палки” каждый день, пиво бесплатное. Алкашам тоже круть: и в вытрезвитель уложат, и сильно разойтись не дадут. Считайте, безопасное место, беспредела там не случится. Посему предлагаю этих бесов переселить.
— Только как? Они разве с нами пойдут? — закуривая, поинтересовался Вэвэ, — или…
— Да! Набухаем Елизавету! Подселим бесов в неё, отведём в ту пивнуху и выкинем там! Дальше я с ними разберусь, чтобы дальше — ни-ни! Юная и пьяная девушка — наживка отличная!
— Чего-о-о-о?! — вздрогнула Елизавета, — вы не попутали там?!
— Лихо, скажи мне, пожалуйста, почему я до сих пор не послал тебя нахуй?..
***
Иван не мог отвести глаз от Лизы. Лихо просто ржал, вливая в себя второй литр водки. Парень уже беспокоился, не вселились ли в его компаньона бесы, но доводы, что существо просто страдает алкоголизмом, несколько успокоили.
Девушка прикончила вторую бутылку “Багбира”. “Интересно, не лопнет?” — подумалось юноше, — “и что потом делать с ней пьяной?”. Совета у Лиха Вэвэ спрашивать побоялся: опять последуют колкость и пошлости. Когда девушку начало заметно шатать, существо радостно хлопнуло в ладоши, это означало: пора.
Как истинный джентльмен Вэвэ взял даму под руку и повел к месту спецоперации. Стараясь не выдать себя, парень старательно не смотрел под ноги, что чуть не сыграло злую шутку, — споткнувшись, Вэвэ задел плечом грузного мужика. Тот, выругавшись, хотел было отвесить леща, но удачно промазал.
Лихо терся неподалёку. Хоть — по его словам — бесы были низшими существами и не видели прочих, приближаться к ним дух не спешил.
Несколько раз продефилировав мимо очереди, подростки притаились в конце. Лихо держался правее, у киоска с курами гриль, чтобы в нужный момент подать знак. Вэвэ периодически встречался с существом взглядом. Волосы на голове того шевелились: похоже, дух волновался. Но почему?..
Когда подошла их очередь, Вэвэ вывалил из карманов последнюю мелочь (парень пообещал себе, что следующее приключение будет спонсировать Лихо) и взял полторашку вишневого “Блейзера”. Отходя от ларька, юноша посмотрел на компаньона — тот удовлетворенно кивнул и показал два волосатых пальца: по количеству вселившихся бесов.
Вэвэ ещё не был на полноценных свиданиях. “И, похоже, не буду” — с грустью подумал парень, поддерживая Елизавету. Стемнело. Пройдя несколько дворов, они вышли в плохо освещенный сквер, обожаемый местными парочками. Со стороны они походили на одну из них, если б не множество “но”.
— Вэвэ? Это ты, мля? - окликнул парня невовремя появившийся рокер.
Протянув парню мозолистую руку, Ден многозначительно подмигнул, бросив взгляд на пьяную Лизу. Отчего-то Вэвэ передернуло.
— Я-я, — сдерживаясь ответил юноша.
— К нам на репетиции приходи! Твоя песня — хитяра, я тебе г-рю!
— А вот и приду! Про бесов-алкоголиков текст наваяю, будет тебе! — с вызовом ответил Вэвэ.
— О, смотри, каким встал. Ну, бывай, важная курица, буду ждать!
— И мы тебя…а эт ваще кто? Выглядит как гомос… — почуяв бесовскую подставу, парень вовремя заткнул рот подруги. Благо, рокер этого не увидел.
***
На подходе к бару Лиза, казалось, пришла в себя. Не знай парень про бесов, он посчитал бы, что спутница отрезвела. Оглядев улицу и вздрогнув, когда взгляд наткнулся на отделение, девушка отпустила Вэвэ и зашарила в недрах куртки. Парень искал взглядом Лихо, но тот куда-то запропастился. Тем временем, вооружившись рогаткой, Лизавета прицеливалась в ближайший фонарь. В последний момент выхватив орудие вандализма, парень не выдержал, закричал:
— Лихо, придурок, ты где?!
— Не кричи, — дух отвесил Лизе подзатыльник и огляделся, — я в бар её затащу, а ты…на шухере стой.
— Но…
— Ты шизоид или дебил? С кем ты там говоришь? — начала было Елизавета, но невидимая сила потащила её прочь от Вэвэ.
Парень остался один. На улицу доносились звуки какой-то попсы, в окнах бара мелькали силуэты людей. “Интересно, что там Лихо наворотит? Зря, блин, зря ему Лизу отдал!”.
Парень не успел сделать и шага, как одно из окон бара разбилось. Осколки звонко разлетелись по тротуару. Вылетевший мужик, выругавшись, поправил камуфляжную куртку и с нечленораздельным криком вернулся в бар. Так же — через проём.
Мгновением позже из заведения выбежала растрепанная Елизавета, следом — не менее растрёпанный Лихо. С криком: “Шухер! Ща менты прибегут!” — двоица пронеслась мимо парня. Наученный горьким опытом, Вэвэ помчался за ними.
***
— Шерстяное мудло! — отдышавшись, наехал на Лихо Вэвэ.
— Да не ссы, всё нормально прошло. Бесята там, в баре. Отжигают уже.
— Чёрт…ребят, я в таком состоянии домой не поеду, — с трудом выговорила Елизавета и опустила голову на плечо парня.
— Лихо, выкладывай всё про бесов! Заебал уже, долбоёб!
— Сейчас не до этого. Вернусь туда, дельце надо закончить одно. Может, на выходных?
— А вы знаете коктейль пидр? Это когда пиво с сидром мешают, — от реплики девушки компаньонов накрыло.
— Ладно, — отсмеявшись, Лихо не без труда встал с лавочки, закурил, — я обещаю тебе на выходных устроить лекцию про бесов и прочую шелупонь, зуб даю. Сейчас мне надо закончить…давнее обещание, по рукам?
— Валяй, — устало ответил Иван, — а с ней мне что делать тогда?
— В интернете полно пособий, даже видеоуроки есть, — заржал дух, скрываясь в сумерках.
— Э-э-э-э, — не оценила прикола Елизавета.
— Всё хорошо, — Вэвэ погладил девушку по голове, — заночуем у меня. Только…ну, это…потише. Сразу — ко мне в комнату, поняла?
— Между…ик! Между прочим, мог бы цветов прикупить!
***
Лихо осторожно проскользнул в подсобку. Через приоткрытую дверь дух видел, как наряд оформляет особо отличившихся дебоширов, а владелец заведения смиренно подметает осколки посуды и окон. Отпив светлого чешского, существо изучило ассортимент. Кеги с пивом разных стран и ценовых категорий, крафт, сидры, эли и медовухи…похоже, бизнес процветал, несмотря на неприятное для многих соседство с милицией.
Когда хмурый сержант и ефрейторы, прихватив несколько литров пива, уехали, дух вышел в основной зал. Дима скинул с себя футболку и продолжал уборку голым по пояс. По излишне волосатой спине бежали ручейки пота. “Худеть ему надо, лишний вес до добра не доводит” — резюмировал Лихо.
Закончив со столами и полом, мужчина вынес из подсобки здоровый кусок фанеры и примерил его к окну. Удовлетворенно хмыкнув, коммерс привычно вооружился молотком и гвоздями.
Наблюдая за работой мужчины, Лихо то и дело тяжко вздыхал. Жаль, он не может помочь: даже у здорового человека может не выдержать сердце, когда молоток сам по себе парит в воздухе, а гвозди появляются словно из ниоткуда. Убедившись, что Дима не сильно расстроен и почти справился, Лихо встал в дверях. “Совсем взрослым сын стал. Может, и не стоит за ним постоянно приглядывать. Он уже справляется сам”.
Дмитрий забивал последний гвоздь, когда мощный порыв ветра распахнул дверь. Вместе с листвой в бар влетели несколько комьев волос. Пожав плечами, коммерс проверил подсобку: стакан пива был пуст. Видимо, домовой навестил его снова.
***
План Вэвэ практически удался. Ловко проскочив в комнату, парочка тут же грохнулась на пол. Парень прислушался: дверь родительской спальни открылась, послышались шаги. “Мама, наверное”, — холодея, подумал Вэвэ.
Лиза тем временем успела с невинным видом усесться на стул и достать из своей бездонной куртки коробку конфет. Парень, подхватив задумку, плюхнулся рядом, словно так и задумывалось.
— Ва…— Татьяна Евгеньевна замолкла на полуслове. Женщина не сразу поняла, что озадачило её больше: то, что сын привёл домой девушку, или запах алкоголя вкупе с торчавшей из рюкзака бутылкой коктейля.
— Здравствуйте. Меня Елизаветой зовут, — представилась девушка.
— Очень приятно. Татьяна Сергеевна, — нервно теребя футболку, ответила женщина.
— Мам, мы…чай с конфетами пьём, — выпалил покрасневший Иван.
— Да…хорошо. Только за чаем на кухню сходи, — промямлила мать Вэвэ и закрыла за собой дверь.
— Вот видишь? А беспокоился, — Леза взъерошила Вэвэ волосы, — как тебе идея схомячить “Блейзер” с конфетами?
— Можно наоборот?
— Наливай!
***
— Думаешь, до утра? — не унималась Татьяна Евгеньевна, — Саш…
— Чего всполошилась? Лучше у нас, чем…в подъезде каком. Спокойнее так, — Васнецов-старший положил газету и отпил кофе, — утром вместе позавтракаем, поговорим.
— Тебе не кажется, что с Ваней происходит что-то странное? Все эти его ночные прогулки….С друзьями не видится…
— Это, дорогая моя, называется — женщина. Вы как появитесь, так…
Увернувшись от брошенного в него печенья, Александр Семёнович рассмеялся. Не выдержав, Татьяна Евгеньевна присоединилась к нему.
***
Утренние планы сломались о домового. Нависнув над кроватью Вэвэ, тот нагло пялился на подростков, корча им рожи. Приоткрыв один глаз, Елизавета показала бывшему похитителю средний палец и начала вспоминать всю знакомую брань, проклиная мешающее похмелье.
— Буди доброго молодца бесов гнать!
— Чё? — услышал не до конца проснувшийся Ваня.
— У соседей твоих. Скоро увидите, ну! — с этими словами Викентий превратился в облако пыли и просочился под дверь.
— Это что вообще, млять?!
— Вань…кажется, нам надо идти, там, похоже, пиздец.
— Всё лучше, чем перед родителями краснеть.
— Да они ничего у тебя, — одеваясь, усмехнулась Елизавета.
— Всё, уходим. Быстрей! — Ваня схватил девушку за руку и, даже не завязав шнурки, побежал в коридор.
Викентий ждал на лестничной клетке, показывая на соседнюю дверь. Домовой не выглядел испуганным, скорее — наоборот. Ухмыляясь, дух проворчал:
— Алкаши, тьфу. Покоя не дают бедному домовому. У-у-у-у-у, гады!
Вэвэ чуть не начал оправдываться, но ему помешала внезапно открытая дверь. Соседка, пожилая пенсионерка, бросив вслед несколько ругательств, резво поскакала по лестнице.
Подростки, не сговариваясь, проскочили в квартиру. Услышав на кухне пьяные голоса, Вэвэ первым проскочил в помещение и завис.
По потолку, изрыгая перегар, ползали колдыри. В потертых майках-алкоголичках и трениках, они, конечно, вписывались в скромный интерьер кухни, но их местоположение вызывало что-то близкое к диссонансу. Один из одержимых, Виталий Андреевич, признал в Иване соседа и приветливо помахал, затем этой же рукой схватил комара, чтобы мгновением позже, чавкая, его проглотить.
— Лихо! Сука! Лихо, ёб твою мать! — раздался на весь подъезд разъяренный вопль подростка.
************************
Продолжение следует
Кстати, Пикабу разрешил мне оставлять реквизиты для донатов:
Яндекс (уже Ю-мани) 410019082077008
Сбербанк: 4274 3200 7677 7633
Друг познается в чате
«Чат на чат» — новое развлекательное шоу RUTUBE. В нем два известных гостя соревнуются, у кого смешнее друзья. Звезды создают групповые чаты с близкими людьми и в каждом раунде присылают им забавные челленджи и задания. Команда, которая окажется креативнее, побеждает.
Реклама ООО «РУФОРМ», ИНН: 7714886605
Район Bad. Серия 2
“Я водяной, я водяной, никто не водится со мной”
Идти приходилось на цыпочках. Боясь потревожить водяного, Вэвэ даже дышал через раз. Правда, это не помогло. Подвела ветка, что невовремя хрустнула. "Млять!" — выругался Вэвэ про себя и застыл. Тихо журчала река, вдалеке переговаривались ночные птицы, откуда-то слышался лай собак. "Наверное, пронесло" — обрадовавшись, Вэвэ сделал несколько робких шагов и ослеп. Глаза водяного, подобно мощным прожекторам, осветили перепуганного мальчишку.
По телу пробежал холодок. Внутри стало тоскливо и пусто. Лишь вода, такая близкая, теплая и родная, манила надежным укрытием. Мальчишке захотелось в ней раствориться, подобно сахару в кружке горячего чая. Он даже попятился к берегу, но зычный крик Лиха оборвал наваждение.
— Взгляд! Взгляд отведи от него!
Вэвэ послушно припал к земле и крепко зажмурился, для верности закрыв руками глаза.
— Чушь водяная, поди-ка сюда! Я твое болото сношал! — переключал на себя внимание Лихо.
Что-то противно забулькало, в нос ударила ужасная вонь. Едва сдерживая рвотные позывы, Ваня осмелился оглядеться. Водяной поплёлся на другой берег, где в зарослях маячила волосатая голова Лиха. Воспользовавшись моментом, Вэвэ устремился вперёд. Если верить напарнику, труп утопленника должен быть метрах в десяти от него. Лопата легко вошла в мокрую почву. Орудуя инструментом, парень старался не замечать происходящего на другом берегу. Он словно абстрагировался от окружающего мира — так работала защитная реакция. Копок, ещё один, второй, третий, десятый…
— Быстрее! — судя по голосу, Лихо отдалялся вглубь леса, уводя за собой водяного. Тот, похоже, слабел: свет глаз-фар становился бледнее.
Оторвавшись от этого зрелища (и так потратил пару драгоценных секунд!), парень упал на колени и принялся разгребать грязь руками. Через мгновение раздался радостный или испуганный вопль: Вэвэ добрался до трупа.
— Водяной! Я передам твое тело людям, клянусь! Тебя похоронят, как подобает, ты будешь свободен! — голос мальчишки едва долетел до духа. Помог ветер, внезапно сменивший направление в нужную сторону. Водяной остановился, закрыл глаза. Затем робко попятился назад, в речку. Не издавая звуков, он погружался всё глубже и глубже, пока синяя голова с редкими клочками волос не исчезла в мутной воде. Сразу же затрещали сверчки и прочая живность, берега наполнились жизнью.
— Дуралей! — прокричал с другого берега Лихо, — быстрее надо быть, быстрее!
— Чё? Не слышно тебя! — соврал Вэвэ, отряхиваясь от грязи. Ему ещё предстояло дать милиции и Скорой наводку на труп. Как это сделать? “Алло, здрасьте, вот координаты, там труп валяется, посмотрите, пожалуйста?”. Как бы не посадили. Мало ли что.
Напарники встретились на поляне. Пепелище ещё не успело остыть, от него несло жаром и сажей.
— Ну, понял, как с водяными работать?
— Вроде бы. А этот — он какой-то особенный, да? — закуривая, спросил Вэвэ. Голова раскалывалась от кучи вопросов и предстоящих забот.
— Как сказать…мстительный больно. Ну, утонул, не нашли труп, чё такого? Сиди в болоте, кайфуй, детишек нерадивых за пятки хватай. А, нет: загрязнили речку, никто не ходит туда, вот и всё. Заскучал и обозлился этот мудак, аж убивать захотел. Ты не думай, они в целом мирный народец, хоть и противные донельзя, — выдал монолог Лихо и свернулся калачиком, — утомил ты меня, середина ночи, имей совесть!
— Ты прямо здесь будешь спать?
— А чё такого? Не у тебя же…
— Хм. Если так хочешь…
— Нет-нет, иди уже, воин, — пряча слёзы, ответил дух.
— Ну ладно, д-давай, — стуча зубами от холода (надо было одеться теплее!), парень поплёлся домой.
К этому времени улицы опустели. Шла противная морось: что-то среднее между мокрым снегом и градом. Накинув капюшон, Вэвэ ускорился, на ходу придумывая отмазку. Всё же час ночи, родители, наверное, беспокоятся.
Осторожно закрыв за собой, Вэвэ почти бесшумно разулся и проскочил в комнату. У родителей горел свет, шумел телевизор. Может, заснули? Быстро раздевшись, парень спрятался под одеялом, прислушался.
— Может, девочка появилась, — разобрал Вэвэ, — вот и гуляют.
— Так поздно?
— Почему бы и да?
— Погода видела какая? — не унимался отец.
— Молодёжь ночные гулянки любит. Завтра поговори с ним о…контрацепции, хорошо?
— Опять начинается…
— Обещай!
— Хорошо. Не завтра, но в понедельник после работы — поговорю, — с этими словами Александр Семенович прошлепал на кухню, где, судя по звукам, поставил чайник. “Действительно, девушку не помешает найти. Хотя б как прикрытие” — подумалось парню. Под мысли о совместных прогулках под луной Вэвэ провалился в тревожное забытье.
***
Лихо появился, как всегда — неожиданно. Парень так и застыл: стоя на одной ноге.
— Джинсы хотя бы надень! — хихикнуло существо, затем по-хозяйски уселось на стул.
— Чего приперся так рано? Суббота же, сволота!
— А сам-то намыливаешься куда?
— К друганам, от дачи кошу, — потупив взгляд, начал оправдываться Вэвэ.
— Ну-у-у-у-у, я же лучше друганов, да? — Лихо протянул парню сидр.
— Нафиг, я алкоголиком стану с тобой, — отмахнулся Вэвэ и натянул любимую футболку с Кобейном.
— Тут дельце снова одно есть. Ненадолго, буквально — час-два. Буду должен.
Парень задумался. Ему хотелось расспросить духа о чём только можно, но тот часто уходил от ответов или выдавал информацию кратко, дозированно. Может быть, это шанс узнать больше о других сущностях?
— Вижу, по глазам вижу, что интересно. Быстрее беги, родители почти собрались!
Накинув на одно плечо джинсовку, а на второе — рюкзак, парень пулей выскочил из квартиры. За ним неспеша последовал довольный Лихо: кто ж поедет на дачу, когда с утра обещают сильнейшие ливни?
***
Заброшенный дом уныло смотрел на хмурое небо и таких же людей, проходящих мимо него. Один из них, паренёк лет четырнадцати, остановился у входа и с кем-то заговорил. По небу пробежала ветвь молний. Нахмурившись, молодой человек погрозил невидимому собеседнику кулаком и направился внутрь.
Сняв с кед сантиметровый слой грязи, юноша закурил и осмотрел безжизненный холл. Влево и вправо уходили широкие коридоры, а напротив, едва различимая в темноте, обнаружилась лестница. Включив фонарик, парень пожал плечами и поднялся на второй этаж. Там уже бежали по стенам дождевые ручьи, из многочисленных щелей и оконных проёмов несло сыростью и озоном. Иногда молнии освещали кажущиеся бесконечными помещения, от чего юноша каждый раз вздрагивал.
— Направо, затем прямо по коридору и окажешься в дальнем крыле, — командовал Лихо, по традиции рассевшийся на плече.
— Ты чего ленивый такой? И как сильно можешь уменьшаться и увеличиваться?
— Кажись, от размера мыши до небольшого слона, — пропустив первый вопрос, ответило существо.
Фонарик оказался предателем. Несколько раз моргнув, он погас, оставив парня практически в темноте.
— Молнии жди. Ща поймёшь, — напряженно прошептал Лихо.
Юноша понял. Но по неудачному совпадению это оказался тот случай, когда лучше не видеть, не слышать, не понимать. Свет молнии выхватил из тьмы стройную полупрозрачную фигуру девушки в белом.
— Ёб твою мать! — выронив ставший бесполезным фонарик, юноша развернулся и хотел было дать дёру, но нос к носу столкнулся с призраком. Та пахла пряными травами, свежестью и росой. Запах ввёл Вэвэ в подобие транса. Они так и стояли, смотря друг на друга, дрожа.
— Это — Елизавета. Елизавета, джентльмена перед тобой звать Иваном, — нарушил молчание Лихо.
Вэвэ не смог сдержать приступ смеха. Он, конечно, привык к жутикам и смирился со своей участью, но ситуация выглядела глупее некуда. Хотя…сам недавно думал о девушке: вот, получите и распишитесь!
— Очень приятно, — ответило привидение, с интересом разглядывая подростка, — он, значит, видит нас?
— Видит всех. Уникум! — хрипло усмехнулся дух на плече.
— Т-ты мертвая, да?
— Уникум, но тупой, — рассмеялась Елизавета и прошла сквозь Вэвэ. Тот ощутил, как по его телу прошла волна жара.
— Не без этого, — резюмировал Лихо, — присядем? — дух указал на поваленные бетонные плиты.
Компания покорно расселась. Вэвэ не знал, как начать, а Лиза и Лихо молчали, словно ожидая чего-то. Раздался гром, девушка вздрогнула. “Наверное, ей скучно и страшно одной” — подумалось парню.
— Если хочешь, буду приходить иногда. Для компании, — начал парень, затем, как ему показалось, на ум пришла гениальнейшая идея, — или труп твой найти?
— Млять, — выругался Лихо.
— А ты точно не даун? — вспылила Елизавета, но, быстро взяв себя в руки, продолжила, — а для компании — навещай.
— Извините. А с телом-то что не так?
— Не похоронили меня. Я уже год как в коме лежу. Почему я тут — непонятно. Просто есть вот и всё, — тяжело вздохнула Елизавета, - вырубилась здесь, упав с лестницы - и хана.
— Ты это…не серчай, но раз нас видишь, считай, за главного на районе. Тебе же лучше знать, как, что, кто, где, — доставая водку, посоветовал Лихо.
— Х-хорошо. Это и есть твоё дело?
— Эй! Говоришь так, будто это — пустяк! — будто бы обиделась Лиза, но зачем-то подсела поближе к парню, — Лихо рассказал, как ты ему помог, как разделался с водяным. Может, и для меня придумаешь что-нибудь?
— Постараюсь. Слышь, Лихо, дай-ка бухнуть!
***
В медицине парень не разбирался от слова “совсем”. Да и чем это может помочь, если виной всему — что-то мистическое? Вэвэ курил одну за другой и решительно не понимал, как поступить. Расспросы Лиха тоже не помогли, оставалось надеяться на себя.
— У нас, кажется, завелся домовой, — прервал раздумья Вэвэ нарочито бодрый голос Александра Семёновича.
Парень даже не успел выкинуть сигарету в окно. Так и стоял, смущенно глядя на отца. Тот тяжело вздохнул, но нотаций читать не стал.
— Какой домовой? Нет его у нас. Вроде, — оглядевшись, ответил Иван.
— Ну, знаешь, это сейчас он не показывается. А иногда шалит. То вещь какая-то пропадёт, то — наоборот — появится что-то новое. Захочет — заберёт, захочет — отдаст. Проверь, пожалуйста, шкаф, — нервно посоветовал Васнецов-старший, затем деликатно удалился из комнаты.
“К чему этот цирк? Презервативы, что ли, подсунуть решил?” — задумался парень, но тут же ударил себя по лбу. Эврика, ёпт! Ну и где этот Лихо, когда он та-а-а-ак нужен?!
Быстро одевшись, парень выскользнул ночь и начал внимательно всматриваться в дома. Прислушиваться ко внутренним ощущениям. Да, определённо, домовые существовали. Он видел их в детстве, но упорно не замечал последние дни, когда дар обострился. Эти мелкие сущности воспринимались…как должное. Они жили не в каждом доме. Например, взять их двор: четыре свечки, одна хрущёвка. На всё это хозяйство — лишь один дух, похожий на ворчливого лохматого старика.
По окнам знакомых домов вновь застучали капли дождя. Вскоре к ним добавился ветер, пронизывающий до костей, ловко просачивающийся под одежду, но вдохновенного парня это не останавливало. Где сейчас Лихо? Интересно, а если просто…позвать?
— Лихо! Ёпт, Лихо, ты где!? — закричал парень в пелену усиливающегося дождя. Какой-то поддатый мужик удивленно обернулся на Вэвэ. “Погоды, что ли, мало ему? Нафига беду кликать?”.
— Бр-р-р! Тута я, чё?! — раздалось за спиной.
— У заброшенных домов есть хозяева? Домовые? — перекрикивая ливень, закричал парень.
— Они умирают, как правило. Долго не живут, если в доме становится пусто. Для них даже проклятие-пожелание есть: “чтоб тебе пусто было!”, не слышал?
— А если в доме постоянно тусят неформалы? Подростки? Если каждый день кипит жизнь?!
— Они становятся водяными.
— Кем-кем? — сильный порыв ветра едва не сбил юношу с ног.
— В переносном смысле. Мудачатся, звереют, видоизменяются сильно. А чё?
— Их мы можем увидеть?
— Не всегда, они прячутся в свои норы или вовсе исчезают, пробуждаясь время от времени. Ты к чему это всё?
— Пошли в заброшку! Быстрее!
— Думал, не предложишь уже, я намок, как собака!
Двоица побежала. Утопали в глубоких лужах новенькие кеды Ивана, собирали на себя килограммы воды волосатые ноги Лиха, но напарников это не беспокоило. У обоих на уме было только одно: разгадка до безобразия очевидна.
Дом встретил юношу и духа задорными криками и пьяными голосами. Компания готов оккупировала холл первого этажа. Пиво лилось, подобно струям дождя, десятки двухлитровых бутылок усыпали пол. Кивнув нескольким смутно знакомым личностям, парень пулей понесся наверх, напоследок разобрав реплику высокого гота:
— Третий день дождь идёт. Выпьем за всемирный потоп!
— Лиза! — не стесняясь лишних ушей, закричал парень, — где ты?
— Тут! — озорно воскликнула девушка, мгновенно оказавшись напротив, — придумал что-то уже? — с надеждой спросила она.
— Домовой, педрила ты ебаная! — вместо ответа закричал парень, — матов боишься, ведь так? Я сам, лично, блядь, этот дом разнесу, если ща не появишься!
— Блядь! Ты больной?! — не выдержала девушка и испуганно посмотрела на Лихо, но тот вторил Вэвэ.
— Пидор косматый, появись, а не то я тебе в жопу насру!
— Что вообще происходит?! Сдурели?! — казалось, двоица довела Елизавету до истерики.
— Чё вам надо, дебилы? Разоралися тут, — раздался из темноты скрипучий и мерзкий голос.
Постепенно из мрака проступила сутулая фигура бородатого существа. Грязный, будто измазанный углём, он больше походил на гота.
— Скажи, хозяин-долбоёб, ты ли Лизавету к рукам прибрал? Лихо, домовые могут такое?
— Обыкновенные — нет, а одичавшие, ежели берега попутают и зазеваешься, запросто своей собственностью назначат.
— Ну, прибрал и прибрал. Всё равно — застряла между миров. Может, мне скучно ночами? Чё серчаете-то?
— Фу-у-у-у, — начал было Лихо, но домовой испуганно замахал руками и перебил:
— Да любуюся я, как…телевидение это!
— Баш на баш предлагаю, — внезапно решительным голосом начал Иван, — я тебе новое место, жилой дом подбираю, где ты нужен, а взамен — отпускаешь Елизавету. А то буду тут каждую ночь вечера матерной поэзии с разносом дома по кусочкам устраивать. Принято?
— Да как я Дом брошу… — начал мямлить старик.
— А ты выйди за его пределы. И поймёшь, что содержишь развалины. То, что здесь сейчас — нихуя не полноценная жизнь.
— Сначала новый дом покажи.
— Лихо, возможно же его заселить?
— Такого дикого? Х-ха, да он сам себе любое строение отожмёт. Айда проверять?
Ошарашенная Елизавета молча наблюдала за диалогом. Что. Они. Хотят. Сделать?!
***
Дождь закончился на рассвете. Солнце внезапно разогнало грузные тучи, а ветер стих сам собой. Пьяные готы вовремя разошлись: несколько раз вздрогнув, заброшенный дом сложился, как карточный домик. Лучи дневного светила игриво плясали на мокрых развалинах.
— Это он сам или потому, что домовой ушёл?
— Скорее всего, из-за него. Видимо, старик из последних сил дом содержал. Как переехал — так всё, — тоскливо резюмировал Лихо.
Дух жалел таких брошенных, одиноких существ. Благо, некоторым из них, как тому хозяину дома, ещё можно помочь.
— Выпьем за то, чтобы условных “водяных” стало меньше. Согласен?
— Ещё б! — в этот раз Иван не стал возражать.
— Не боишься, что старик твой дом разнесет?
— Нет. Не видел, как он расцвёл? Да если что, матом его приложу. Не врала бабка, когда сказала, что домовые брани боятся...
— Дело твоё. Теперь можешь посмеяться над батей, про домового задвинуть, — рассмеялся Лихо, вспомнив рассказ Вэвэ об отце и контрацептивах.
— Я лучше закончу, что обещал.
Под удивлённый взгляд товарища Иван достал телефон и набрал милицию.
— Алло, здравствуйте. Хочу…о трупе заявить. На берегу реки найден, уже несколько дней там лежит. Адрес? Я покажу.
“Растёт юноша, матереет, — подметил Лихо, — когда Елизавета выйдет из комы, из них получится хорошая пара. С таким, как Ваня — не пропадёт”.
— Лихо! Пойдёшь на берег со мной? Не люблю я этих..ну, в форме. Напрягают меня.
— Собственно, почему бы и нет? Заодно помогу придумать отмазку поубедительнее. Думаешь, они поверят, что ты просто так гулял в глухом лесу у берега вонючей реки?
************************
Продолжение следует: 3 и 4 серии на этой неделе, 5 и 6 - в течение следующей.
Кстати, Пикабу разрешил мне оставлять реквизиты для донатов:
Яндекс (уже Ю-мани) 410019082077008
Сбербанк: 4274 3200 7677 7633
Супруги
Поплавок, покачивающийся на сверкающей от солнца ряби, неожиданно нырнул, и я поспешно дернул удочку вверх. Блестящая рыбка взлетела вслед за невидимой леской в лазурную вышину, описала дугу и шлепнулась на прошлогоднюю пожухлую траву берега.
Котейка, которая уже схомячила двух карасиков, нагло мяукнула, метнулась за очередной рыбкой, но я опередил – схватил карася, бросил в пластиковое ведро с водой и накрыл крышкой. Черная кошка села рядом, таращась на меня желтыми глазами-фонарями, облизнулась и, задрав хвост, ушла в машину.
– Вот-вот, вали-ка отсюда, обжора, – сказал я вслед. – С тобой никакой рыбалки не получится...
Было жарко, я сидел на раскладном стульчике на берегу небольшой спокойной речки в тонких трико, футболке, зеркальных очках и панамке и, наверное, являл собой очень обыденное и мирное зрелище.
Поглядишь на такого рыбака и не скажешь, что наступил конец света, что выжили единицы, и их жизнь стоит очень мало. Не больше жизни этого карасика, если на то пошло.
Я уже много дней ехал на юг, и в последнее время юг стал ощущаться. Вокруг распростерлись лесостепи и степи, солнце припекало совсем не по-весеннему, а очень даже по-летнему. Временами грохотали грозы. Когда я копнул саперной лопаткой жирную почву у воды, оказалось, что она кишмя кишит дождевыми червями и личинками майского жука. Уже жужжали мухи и металась в неподвижном воздухе мошкара.
Буквально вчера я наткнулся на нетронутый охотничий магазин в маленьком поселке на окраине города. Разжился палаткой, раскладными стульями и столиком, удочкой, набором блесен и крючков, карематами, саперной лопаткой, спальными мешками и еще много чем по мелочи. И мордушки прихватил – мало ли? Машину забил до отказа; даже подумал, что надо бы пересесть на какой-нибудь дом на колесах или микроавтобус.
Этой ночью мы с Владой ночевали в палатке. Это было что-то! Особенно после всех этих ночевок прямо в машине в скрюченном положении. Не знаю, как Влада, она-то немая и почти без эмоций, а я покайфовал, растянувшись в спальном мешке. Выспался от души.
И почему я раньше не использовал палатку? Ночевал же с Борей возле электростанции и узнал, как это круто! Кстати, все вещи Бори я так и не тронул, оставил его крохотный лагерь в нетронутом состоянии.
Клевало неплохо, но рыбка ловилась в основном маленькая, с ладонь. Наловив с десяток, я решил, что хватит. Уселся возле ведра, вынул стилет из ножен на правой лодыжке и принялся чистить и потрошить свои трофеи.
Из внедорожника выбралась Влада – хмурая, растрепанная, с взлохмаченными волнистыми волосами. Пока я рыбачил, она сидела в машине с открытой дверью и что-то рисовала в альбоме. К рыбалке интереса у нее не возникло. Зато, видимо, возникло к готовке.
– Хочешь помочь? – спросил я.
Протянул ей ножик, а сам извлек финку. Финкой, конечно, легче зарезать быка, чем почистить мелкую рыбешку, но мне было лень лезть в багажник в поисках более удобного ножа.
При виде финки Влада попятилась, потом развернулась и убежала куда-то за машину. Там вроде остановилась, замерла.
Я вздохнул.
Недавно ей пришлось замочить большим ножом человека, который, в свою очередь, хотел замочить всех нас – да не просто так, а изощренно. С тех пор Влада боится больших клинков и вида крови. То, что у нее окровавлен рукав, она заметила только вчера вечером, сразу сдернула через голову кофту и выбросила прямо в окно...
Это и хорошо, и плохо. Хорошо, что она кое-что чувствует и много чего понимает. Плохо, что в нынешнем мире другие правила и уметь убивать просто необходимо.
Любопытно, что она и бровью не повела, когда у нее чуть ли не на глазах погибли отчим и его помощник. Но тогда ведь не она сама их убивала... Да, странно устроен человек.
Короче, мне пришлось кухарить самому. Я почистил рыбу, сложил очаг из камней, развел огонь из собранных заранее сухих веточек, налил в сковородку масла, сразу насыпал туда соли, как мать учила. Обваляв в муке рыбу, начал жарить.
Запах заставил вернуться и Владу, и Котейку. Ага, как готовить – так никого, как пожрать – так набежали...
Я хотел сначала сварить гречку с овощами, прихваченными еще у Хозяина, а потом уже сесть обедать, но ничего не вышло. Свежая жареная рыба исчезла моментально. Я сделал себе заметку на будущее – больше заниматься рыбалкой. И для нервов полезно, и для желудка.
– Ты, Влада, правильно поступила, что завалила ту суку, – решил я успокоить свою спутницу, когда мы всё съели и расположились в палатке; ехать никуда сегодня уже не хотелось. – Иначе Даша нас всех бы порешила. Она же больная на голову, ты заметила? Хотела принести тебя в жертву какому-то своему богу... Падшему Праотцу. Ты знаешь про него ведь, да?
Влада смотрела на реку сквозь открытый клапан палатки, сидя на спальном мешке и поглаживая кошку.
– Ладно, – сказал я. – Когда-нибудь расскажешь. Так вот, я про убийства. Убивать – это, конечно, плохо. Но мы ведь и в прежнем мире постоянно убивали! Тех же коров, баранов, свиней, рыб. Вегетарианцы вон кричали, что это плохо, а сами растения убивали. Растения тоже живые. Нельзя не убивать, понимаешь? А не будешь жрать, помрешь – то есть убьешь сам себя. Выхода нет. Я вот не думаю, что ценность человеческой жизни сильно выше, чем ценность жизни какого-нибудь дерева. От дерева всегда польза есть, тень, кислород, а от человека в основном идет всякое говно. Сейчас бóльшая часть людей превратилась в деревья – так их рубить, получается, уже можно?
Я сделал паузу, отпив чайку из высокого стакана. Продолжил:
– Сейчас та же ситуация, просто уже приходится убивать людей. Иначе они тебя... Я впервые убил Буйного, когда тот на меня полез. Я тогда так не расстраивался, как ты. Буйный – он не человек, даже разговаривать не умеет, только орать... То есть я хотел сказать, он бешеный, – поправился я, вспомнив, что Влада тоже не умеет разговаривать. Но ей, похоже, было пофигу на мою оговорку. – А потом одного алкаша к родителям привел... Они его слопали, даже костей не оставили. По сути, я его и убил, понимаешь? А еще потом как-то привык... Если бы мне пришлось, как тебе, сразу прирезать нормального человека... или почти нормального...
Выражение лица Влады стало таким страдальческим, что я умолк. Психолог-утешитель из меня не очень.
– Извини, – сказал я. – Покемарю, пожалуй. А ты посиди на стреме, ладушки? Если почуешь опасность, сделай вот так...
Я взял ее ладонь, взял ее пальцами себя за рукав и подергал.
– Поняла? Это значит “Опасность!”
Рука Влады, когда я ее отпустил, безвольно упала.
Ну и ладно.
Я лег, обняв автомат, и закемарил. В палатке было тепло, почти жарко, солнце нагревало ткань. Сквозь сон я услышал, как Влада тихо поднялась и вышла.
Проснулся примерно через час. Влада сидела рядом и что-то сосредоточенно делала с моей битой. Я пригляделся – с помощью фломастеров она разрисовала биту узорами и цветочками. И написала вдоль большими жирными буквами “ТИМ”.
– Это ты мне? – растроганно спросил я, хотя дураку было понятно, что мне. – Спасибо! Очень мило.
Мне на самом деле очень понравился этот подарок. С одной стороны, Влада все чаще выходит из состояния этого своего аутизма. С другой, проявляет ко мне внимание.
Я вдруг подумал, что она всего-то на два года младше меня. Если б она разговаривала и была нормальной, в прежнем мире я бы даже заинтересовался ею... Наверное.
Влада не такая смазливая, как разбитная Валя, о которой я ничего больше не слышал с того нашего ночного разговора по телефону, но вполне себе приятная. Глаза большие и красивые, только взгляд мутный... Нос тонкий и длинный, зато губы полные, красиво очерченные. Густые кудряшки опять-таки... И фигурка хоть и слишком тонкая, но появись Влада в том красном платье на какой-нибудь тусе, внимание ей было бы обеспечено.
Однако я Владу воспринимал как дитя малое, лишенное дара речи и немного сумасшедшее. Поэтому никаких шаловливых мыслей у меня и не возникло ни разу, и в палатке мы ночевали втроем не как парень, девушка и кошка, а человек и два домашних питомца, за которыми нужен глаз да глаз.
Влада протянула мне биту, которой я успел расколоть не один череп, и отвернулась. Я заметил, что ее бледные щеки порозовели.
М-да, кажется, из меня все-таки может получиться хороший психолог-утешитель.
***
На следующий день погода не заладилась с самого утра. С запада на небо наползли иссиня-черные тучи, загромыхало. Очередная весенняя гроза! Мы быстро собрали лагерь, погрузились в машину и поехали. Я надеялся, что дорогу нигде не размоет.
Минут через двадцать, как любил говорить отец, разверзлись хляби небесные. Хлынуло так, что не видно было ни хрена уже через несколько метров. Я сбавил скорость и собирался вовсе остановиться, когда заметил сбоку автомойку. Загнал машину под крышу и вылез из кабины с автоматом наизготовку – проверить, чисто ли.
Оказалось, чисто. В смысле, никого.
Ливень со страшными громовыми раскатами и сверканием молнии продолжался где-то полчаса. Потом затих, но дождь кончаться не спешил. Интересно, завтра грибы уже можно будет собирать в этих теплых широтах?
Похолодало, и я нацепил толстовку с капюшоном. Велел и Владе надеть куртку.
– Погнали, – сказал я ей и Котейке.
Мы снова двинулись в путь. Всюду были глубокие лужи, на них вскипали и лопались огромные пузыри от дождя, небо оставалось серым и хмурым, хотя основная чернота передвинулась влево, на восток.
Сквозь пелену дождя впереди просматривался очередной город.
В бывших населенных пунктах опасно, там шляются Три Бэ – Бродяги, Буйные и Бугимены, – а в домах затаились Оборотни, и я не хотел заезжать в этот город. Но съехать с дороги, ведущей прямо в город, не получалось: то боковые дороги были забиты брошенными машинами, то представляли собой убитые грунтовки с потоками грязной воды. Мы ехали на Ниссане Терра, но и он запросто может застрять где-нибудь.
Остановиться и переждать дождь? Потеряем время.
Но мы и не спешим никуда, верно?
Я надавил на тормоз и, когда тачка полностью остановилась, выключил двигатель.
– Подождем здесь. Хватит с меня городов с их сюрпризами...
Влада и Котейка не возражали.
Дождь стучал по машине и заливал окна еще час. Затем вроде начал затихать. Я на секунду включил дворники и присмотрелся к зданиям за пеленой дождя впереди. Нигде не горело ни одно окно. Однако вдали, над городскими высотками, носились стаи воронья...
– Вот блин, – сказал я. – Там Орда, по ходу. Ходят по кругу, поют под дождем...
Мне захотелось немедленно развернуться и убраться подальше отсюда, но в этот момент заскучавшая Влада потянулась к дисплею магнитолы.
– Музыку хочешь послушать? – удивился я. – Кстати, а что если Хозяин закачал сюда хорошие треки? Владелец моей старой тачки слушал ужасную каку. Я после нее даже ни разу не подумал врубить музон... Только громко не ставь, ладно?
Влада уверенно потыкала по экрану. Включила не записи, а радио. Зашипел белый шум.
– Да нет там ничего...
Зрячая не успокаивалась, переключила радио с режима FM на режим AM, начала “листать” каналы. Шипение не прекращалось, лишь меняло тональность.
– Вот тебе охота этот шум слушать, а? – заворчал я.
Внезапно раздался отчетливый человеческий голос:
“...нет ни черта! Говорил же тебе, а ты!”
Влада перелистнула дальше, но я торопливо вернул назад.
– Подожди-ка! Ты слышала? Офигеть!
“Еще раз посмотри! – сказал женский голос. Немолодой голос. – И глаза шире раскрой! Дозаторы на двадцать кубов там должны быть! Прием!”
“Вот сама приедь сюда и раскрывай глаза сколько влезет! Эту лабораторию при́дурки давно расколотили! Прием!”
В слове “придурки” мужчина – тоже, судя по голосу, немолодой – ударение поставил почему-то на первый слог.
“Да ты ищи, а не ори, старый ты дурень! Придурки услышат! Прием!”
Вот бабуля ударение ставила как надо.
“Сама не ори!” – отозвался вредный дед.
Необычный диалог по радио прекратился. А я ошалело уставился на Владу.
– Это что щас было? Это мы разговор по рации перехватили?
А сам подумал: разве разговор по рации можно перехватить с помощью обычного радио?
Вовремя вспомнилось: друг в школе говорил, что по радио можно запросто подслушать переговоры дальнобойщиков. У них какая-то простая рация, без шифровки.
Похоже, эти двое старичков переругивались именно по такой вот рации. Причем дед находился где-то в лаборатории и не мог найти дозаторы. Зачем им дозаторы?
Я не особо стремился знакомиться со всеми подряд Бродягами, пусть они и старенькие. Старые Бродяги – это что-то новенькое; прежде я считал, что все выжившие – не старше сорока. Я сделал звук погромче – хотелось послушать, о чем они будут говорить дальше, если вообще будут.
И правда – через несколько минут диалог продолжился.
“Еду назад, прием”, – ворчливо сказал дед.
“Нашел? Прием!” – тут же откликнулась бабка.
Дед сразу завелся:
“Разумеется, нашел, раз еду! Прием!”
Видимо, деду было неловко, что он нашел злосчастные дозаторы не с первого раза, потому что не “открыл шире глаза”. Вот дед и не скрывал раздражения.
Бабка, как и полагается мудрой женщине, не стала давить дальше, упрекать и напоминать о собственной правоте.
“Вот и хорошо, Алексей Николаич! Езжай быстрей назад, обед готов. Одна обедать не сяду. А с новыми дозаторами проведу титрование чин по чину. Глядишь, узнаем, засел ли какой вирус в мозгах Придурков. Только будь осторожен, воронья много. Стало быть, опять Придурки за свой шабаш взялись. Прием”.
“Еду-еду, – смягчился дед Алексей Николаич. – Уже под мостом этим недоделанным... Отбой”.
– Вирус в мозгах? – переспросил я, обращаясь к радио, которое снова издавало белый шум. – Они ученые, что ли? Вот блин! А Придурками называют Буйных?
Я завел машину и тронулся с места.
– Кажется, они нормальные люди, Влада! Пожилые ученые. Стараются выяснить, что не так с Буйными. Видно, кое-что знают о Трех Волнах. И их двое всего, если без деда бабке обедать не с кем... Поищем их, ладно?
Я не особо надеялся сразу их найти. Какова дальность действия рации? Я понятия об этом не имел. Километров десять? Как бы то ни было, дом этих двух старичков где-то на окраине, поблизости. Может, удастся заметить признаки обитаемости. Сушащееся белье, например, или дымок во дворе частного дома, или свет в окнах – из-за дождя очень сумрачно.
Нам повезло. Через десять минут я увидел недостроенный мост: торчащие из груд гравия бетонные опоры, взлохмаченную арматуру сверху, отдельные сегменты самого моста. Проехав под ним, я сбавил скорость и стал вращать головой. От основной дороги в стороны отходило множество дорог поменьше.
След шин на жирной грязи одной из маленьких улочек я увидел еще через несколько минут. Улица была зажата между двумя рядами деревьев и заборчиками частных домов. Я развернулся прямо через двойную сплошную, едва обратив на это внимание, и поехал по этой улочке.
Проехал метров двести и уткнулся в тупик в виде трехметрового бетонного забора с колючей проволокой наверху. В заборе имелись синие металлические ворота, дверь и будка КПП.
Я вылез из машины, прошлепал по луже под мельчайшим моросящим дождиком до козырька над дверью и посмотрел на кусок таблички с наименованием организации.
“...ская противочумная станция”.
Верхнюю часть таблички оторвали – я примерно догадывался, кто. Сверху из стены торчал стальной штатив, на котором когда-то крепилась камера. Ее тоже сковырнули.
Вот, значит, куда нас занесло! В противочумную станцию!
Я не сомневался, что прибыл туда, куда надо. Где еще жить двум ученым, которые не сдались, не опустили руки, а решили выяснить, что произошло полгода назад со всем миром? Почему Буйные стали Буйными?
Противочумная станция, как я понял, защищена не хуже тюрьмы или любого другого режимного объекта. И не удивительно: здесь хранят всякие особо опасные штаммы, от которых человечество может загнуться... Сейчас от человечества мало что осталось, конечно, но ни Буйные, ни Бродяги сюда просто так не заберутся. Заберется только Орда, когда Буйные лезут друг на друга, давя и топча своих же, ложась на колючую проволоку, шагая по трупам...
Но Орды давно не было.
Удобное место. Если есть запасы еды, можно здесь жить и не беспокоиться особо ни о чем.
Я постучал в железные ворота, надеясь, что в меня не начнут сразу палить. На всякий случай встал так, чтобы в меня трудно было попасть, если стрелок высунется из-за забора.
Собственно, я был уверен, что на территории только два человека, которые в силу возраста не слишком шустрые.
Довольно долго царила тишина, и я постучал снова. В двери открылось узкое окошко, и на меня уставилась морщинистая физиономия с лохматыми седыми бровями, бледно-голубыми глазами и орлиным носом, на котором низко сидели тонкие очки. Дед чуть отступил – тоже не жаждал получить пулю в лоб.
Хорошо, что вообще соблаговолил выглянуть...
– Гостей не ждем! – прохрипел дед. – Идите своей дорогой! Приступом нас не взять, а мы вас перестреляем по одному, если понадобится!
Я приподнял руки, что выглядело, наверное, не слишком миролюбиво, учитывая болтающийся на груди автомат.
– Извините, Алексей Николаич! Я просто хотел спросить...
Дед моргнул. Безусловно, он охренел от того, что какой-то Бродяга знает его по имени-отчеству, но постарался не подать виду.
– Ну, спрашивай, – настороженно сказал он.
– Я случайно перехватил ваш разговор по рации, – признался я. – С женщиной. И понял, что вы ученые. Верно?
– Перехватил?.. Это как? Хотя ладно, шут с этим... Допустим, мы ученые, – откашлялся дед. – Ну и что?
– Вы пытаетесь выяснить, почему случился конец света? Я тоже хочу.
Алексей Николаич помолчал, пожевал губами. На вид ему было лет хорошо за семьдесят.
– Плевать мне на конец света, – наконец заявил он. – Туда ему и дорога, свету этому. Это... супруга моя все не уймется... Вирусолог с полувековым стажем, не чета мне, простому зоологу... Считает, что от вируса всё...
Он хихикнул и тут же посерьезнел:
– А тебе зачем знать, почему мир медным тазом накрылся? Не все ли равно? Поздно пить боржоми, так сказать!
– Не все равно, – твердо сказал я. – Если есть хоть один шанс исправить...
– Ха! – гаркнул старик. – Молодежь! Исправить он хочет!.. Сколько вас там в машине?
– Одна девочка и кошка.
– Ну и компания!.. Пусть выйдут, покажутся! И двери машины откройте, чтобы видно было!
Я сказал Владе, чтобы она вышла. Вероятно, вид беззащитной худенькой девочки с кошкой на руках впечатлил деда настолько, что он крякнул, лицо в окошке исчезло, залязгали запоры, и дверь распахнулась. Алексей Николаич вышел под козырек с длинной, зловещего вида винтовкой. Он был среднего роста, с животиком, растянутом свитере и затертых на коленях джинсах.
Наверное, мы уже не вызывали у него настороженности – винтовку он держал явно для понту, в нас не целился. Обошел машину, заглянул в салон, затем – через заднее окно – в багажник. Пробурчал:
– И куда едете?
– На юг, – лаконично ответил я.
Алексей Николаич покивал, будто я назвал предельно конкретный адрес. Посопев, сказал:
– Сейчас ворота открою.
Зрячая
– Ты понимаешь меня? – спросил я. – Хоть подмигни, что ли...
Молчание и равнодушный тусклый взгляд.
– Ты мне ключи через кошку подкинула... Потом раны обработала... Значит, понимаешь кое-что?.. И про Матерь поняла, верно? Ну же, хоть кивни!
Влада отпустила глаза на тарелку и принялась разглядывать вилку. Черная кошка, которая терлась под ногами, словно услышала, что говорят о ней, и мяукнула.
Я вздохнул, откинулся от стола, за которым мы завтракали. Проговорил тихо:
– Убери со стола. Пусть мы уезжаем, но порядок нужно навести.
Влада послушно встала и принялась собирать чашки и тарелки. Я вздохнул. Поговорить с ней не получается, но то, что она выполняет несложные поручения, – уже хорошо.
С момента смерти Юры и Хозяина прошло каких-то часов пять. За это время я успел сделать немало. Похоронил эту парочку в поле, недалеко от могил бывших “крепостных”, в неглубоких ямах. Кресты ставить не стал – обойдутся. Да и не верю я ни во всю эту символику, ни в потусторонний мир. С помощью Влады обработал рану на плече от пули – кожу содрало нехило этак; повезло, что мышцу не разорвало или кость не зацепило.
Выглядел я неважно, судя по отражению в огромном зеркале в прихожей усадьбы: рожа вся разбита, некоторые шрамы останутся, скорее всего, на всю жизнь, синяки и кровоподтеки по всему телу, на плече рана от пули из винтовки, куртка и футболка под ней изодраны и пропитались кровью.
В усадьбе было все, чтобы прожить несколько лет, в ус не дуя. Но я не собирался оставаться. Что-то подсказывало: надо двигаться. На юг.
Это желание доехать до гипотетического юга засело в мозгах мысленной занозой еще с тех пор, как я обсуждал свои планы с родителями.
На юге тепло, говорили мама с папой, и я не замерзну следующей зимой, если электричество, отопление и воду все-таки выключат. Но в глубине души я не представлял, чем буду заниматься на юге, и мне порой становилось страшно при мысли, что когда-нибудь я приеду на этот самый юг, хоть на самый экватор, и – потеряю цель жизни. Куда нужно будет ехать потом? Как жить? Мир давно умер, лишь корчатся на его трупе личинки вроде меня...
Я отпустил двух коров, десяток овец, невесть сколько кур и одного петуха на свободу. Просто открыл дверцы и ушел. Пусть поживут на воле. Долго не проживут, наверное, ну и пусть, все мы когда-нибудь сдохнем.
“Хозяйственный был все-таки Хозяин, – подумалось мне. – С этой усадьбы могла начаться новая цивилизация”.
Мне стало на мгновение как-то муторно, будто стыдно за то, что из-за меня сельская идиллия накрылась. Но я отогнал эти соображения: цивилизация не должна снова начинаться с рабства. Если нельзя иначе, пусть она вообще никогда не начнется.
После завтрака я велел Владе собрать вещи для нашего путешествия. Под моим присмотром она заполнила дорожную сумку на колесиках и надела теплую курточку. Потом я пошел в гараж и действительно обнаружил там внедорожник Ниссан Терра с полным баком, несколькими канистрами бензина, инструментами и целыми двумя запасными колесами.
Хозяйственный Хозяин...
Только оружие не проверил – слишком засиделся на тракторе, давно воевать не приходилось...
Мой старый добрый Мицубиси Паджеро Спорт с улицы исчез. Наверное, Хозяин загнал его в один из пустых дворов, чтобы не отпугивал потенциальных крепостных. Я не стал искать – зачем? Зато выловил из лужи все стальные шипы для прокалывания шин и выбросил подальше в лесок.
Свой рюкзак из дома, биту, финку, кобуру с пистолетом, карабин “Сайга-12К”, темные очки и прочие вещи я нашел в усадьбе – Хозяин их принес из моей бывшей машины. Я переоделся, а окровавленные и простреленные вещи оставил в нашей с Юрой бывшей времянке.
Без моей команды Влада взяла изрядный пакет с кошачьим кормом и давешнюю аптечку, с помощью которой лечила меня. Такая инициатива меня только порадовала: стало быть, понимает немая и убогая, что мы куда-то уезжаем!
Я начал было с ней разговаривать, но она опять уплыла в астрал. У нее такое часто случалось. Что ж, пусть поплавает...
Уже выруливая на трассу, я внезапно сообразил, как поступить с Владой и ее кошкой. Девочка сидела рядом, на переднем сидении, кошка по имени Котейка развалилась у нее на коленках. Я отвезу их к Матери в лагерь! Владе там самое место!
Правда, сразу же засомневался. Это ехать назад невесть сколько, да и там ли еще Матерь и ее ватага ребят? Помнится, Матерь прибыла на автобусе – на этом же автобусе она могла забрать ребят и увезти в неведомые края. На мои экстрасенсорные способности надежды нет – они появляются раз в год по пятницам и то когда уже поздно.
Я заколебался. Почти остановился, не зная, куда повернуть, направо – то есть назад, или налево – то есть в прежнем направлении, прочь от поселка Хозяина, его фур, на юго-восток.
Направо пойдешь – с немой девкой мучиться будешь... Налево пойдешь – избавишься. Наверное...
– Влада, – сказал я, и немая посмотрела на меня, – куда ехать? Что-нибудь чувствуешь? Где сейчас Матерь?
Зрячая отвернулась к окну.
Блин!..
И я повернул налево. Судьба у меня такая – ехать постоянно налево.
Ехали мы до обеда. Один раз повернули направо и теперь двигались строго на юг. Попали под дождь, который шел косой стеной, и граница между дождем и сухой землей была видна очень хорошо. Влада, кажется, заинтересовалась.
Однажды увидели в сотне метров от дороги разбросанные по большой площади куски пассажирского самолета. Одно крыло торчало под углом, словно парус невидимого корабля. Вероятно, этот мусор валяется здесь еще со времен Первой Волны, когда экипаж внезапно превратился в Буйных... Или Второй, когда пилот и его помощник услышали Дьявольскую Музыку и решили выйти в окошко.
Примерно через час после того, как я ненадолго притормозил, чтобы заправить бак из канистры, нам попался длинный товарный состав на рельсах. Несколько вагонов сошло с рельс – не пойми, отчего, столкновения вроде не было. Вероятно, машинист резко затормозил или, наоборот, слишком ускорился на повороте.
К обеду я остановился в чистом поле возле моста через большую реку. Меня клонило ко сну – полночи не спал, занимаясь побегом, убийствами, похоронами и сборами в путь.
– Сходи в туалет, – сказал я Владе и показал на кусты. – Вон туда!
Влада посмотрела на меня без выражения и послушно пошла в кустики. Кошка побежала за ней, задрав хвост.
Мы расположились почти под мостом, в тени, у самой воды. Я подумал, что надо бы раздобыть удочку и попробовать наловить свежей рыбки. Мы перекусили тем, что прихватили из усадьбы, потом я улегся на откинутом сидении водителя, обнял “Сайгу” и велел Владе смотреть по сторонам, пока я сплю.
– Увидишь кого-то, сразу буди меня, хорошо? Это могут быть плохие люди.
Она, естественно, не ответила и не кивнула. Зато уселась с ногами на сидении, обняла колени и принялась смотреть на поле. Котейка спала на заднем сидении.
Может, и поняла, подумал я засыпая. По фигу.
Классно все-таки, когда рядом есть кто-то живой, пусть и не разговаривающий.
После знакомства с Хозяином желания встретить сейчас вооруженного Бродягу – так я называл выживших людей – не было вовсе. Скоро магазины, склады, погреба и прочие закрома окончательно опустеют, и начнется война всех против всех. За еду, за возможность прожить. И почему для жизни обязательно нужна чья-то смерть? Хоть коровы, хоть того же огурца...
Размышляя на эти сложные философские темы, я уснул без задних ног и проснулся, когда небо начало окрашиваться в вечерние тона.
Влада тихо сидела на своем месте и рисовала в школьном альбоме. Я зыркнул назад – багажник закрыт. Значит, она сумела сама открыть багажник, вынуть чемодан, достать оттуда альбом и цветные карандаши, всё аккуратно закрыть и снова сесть рядом? Какая умница!
– Что это? – хриплым со сна голосом спросил я.
Влада повела плечом, словно не хотела бы, чтобы я смотрел, но все же показала рисунок. Какие-то столбы или истуканы, стоящие кружком. Художница из моей спутницы была так себе, ни черта не понятно.
– Это хоровод? Или Стоунхендж?
Влада осторожно закрыла альбом и прижала к груди, наклонив голову. Кудри закрывали лицо, но я видел, как трепещут пушистые ресницы.
Эй, да она стесняется своих художеств!
– Ладно-ладно, не смотрю, – пробурчал я.
Вылез из кабины, проверил багажник. Всё на месте, Котейка моется на заднем сидении, Влада надулась на переднем.
– Поехали!
Когда начало нешуточно этак темнеть, впереди показался город, о чем давно предупреждали дорожные знаки. В город заезжать, где могут тусоваться Три Бэ – Буйные, Бугимены или Бродяги, – на ночь глядя глупо. Я остановился на обочине, и мы заночевали.
К моей радости, от Влады не было вообще никаких проблем. Она будто всю жизнь только и занималась, что путешествовала на автомобиле и ночевала прямо на откинутом сидении. Свернулась клубочком под цветастым одеялом из усадьбы в обнимку с кошкой и уснула.
А вот я долго сидел в сумраке и думал. Днем выспался на славу, сон не шел никак. Думал о том, чем занимался бы, если бы не Три Волны. Ходил бы в школу, потом поступил бы в колледж или институт. После института нашел бы работу – возможно, не без помощи родителей. Ходил бы на эту работу.
Потом женился... Нянчил детей... Внуков... Постарел бы и умер.
Я не ломал бы голову насчет того, куда идти – направо или налево. Все было бы прописано как по нотам. И я был бы счастлив от того, что не надо решать, скрипеть мозгами, брать на себя ответственность.
Прав ли Хозяин, что человек счастлив в рабстве, когда за него все решено и лоза не задушит саму себя?
И настоящая свобода – это вот как сейчас, когда ты один решаешь, в какую сторону ехать?
И ехать ли вообще?
***
Утром меня посетила великолепная мысль – провести весь день с Владой и Котейкой в городе. Погулять, “пошопиться”, развлечься по возможности. Я давно устал от постоянной дороги, и Влада устала наверняка тоже.
Конечно, мы будем держать ушки на макушке, чтобы нехорошие дяди и тети нас не обидели. Оружие я не буду выпускать ни на минуту, даже сидя в туалете.
В город я въехал не сразу, сперва поехал по объездной дороге, внимательно поглядывая на здания и улицы.
Картина была как и во всех городах: кое-где сгоревшие от случайных пожаров дома, навечно застывшие автомобили на улицах, тишина и пустота.
Ночью я видел единичные источники света – то ли окна светились, то ли какие-то фонари. Сейчас же признаков жизни не наблюдалось.
Я выбрал удобное место и по широкой улице медленно направился вглубь города. Эта улица, похоже, вела до самого центра, где должно быть много всяких бутиков. В случае чего быстро развернусь и свалю в туман.
– Ты ничего не чувствуешь, Влада? – спросил я.
Нет, кажется, она не чувствовала. Эх, Зрячая ты моя, но немая спутница!..
На просторном перекрестке я затормозил, и мы выбрались из кабины. Влада держала кошку на руках.
Мы неспешно двинулись по обочине.
– Смотрите, Влада и Котейка, – негромко разглагольствовал я, изображая из себя гида. – Перед вами восхитительный образец современного зодчества! Вот это многоэтажное здание с магазинами на первом этаже – вы только гляньте, какая красота! Что? – сделал я вид, будто меня о чем-то спрашивают. – Витрины? Нет, они вовсе не разбиты мародерами и бешеной толпой, это постмодерн, своеобразная инсталляция. Вот эта выломанная дверь олицетворяет собой силу стремления к халяве, неостановимую мощь человеческого дебилизма. А эти осколки и мусор – это символ бренности бытия... А эта сгоревшая машина – это... э-э-э... это просто машина, которая сгорела, и вот тот труп...
Я замолк, испугавшись, что ляпнул лишнее. В темноте открытого подъезда и вправду виднелся лежащий ногами к нам труп женщины. Давнишний, судя по всему, высохший до скелетообразной формы. Но Влада и глазом не моргнула. Мутный взгляд просветлел, и она с явным любопытством ждала продолжения моей “экскурсии”.
– Хм... Так вот, – сказал я и пошел дальше, словно никакого трупа поблизости не валялось. – Что же мы видим еще в этом прекрасном месте?
А еще мы видели магазинную тележку, набитую битком всякими игрушками. Тут были три разноцветных мяча, два из которых сдулись, слипшиеся от снега и дождей тетрадки и относительно целые готовальни, доска с шашками и коробка с кубиками, на которых были написаны буквы алфавита.
Я выхватил целый мяч. Он уже не был таким упругим, как надо, но играть в него можно было.
– Лови!
Я сделал вид, будто хочу кинуть мяч Владе. Та постояла, потом осторожно опустила кошку на землю. Выжидательно посмотрела на меня. Я кинул мяч, Влада поймала, кинула мне обратно...
Некоторое время мы играли, а Котейка удивленно наблюдала за нами желтыми глазищами, сидя в сторонке и обвернув вокруг себя хвост.
В какой-то момент я переборщил с силой и закинул мяч дальше обычного. Он укатился сквозь начисто снесенную витрину в темноту помещения. Влада кинулась за мячом, но я остановил ее:
– Нет-нет! Стой! Не ходи туда, не надо.
Я обхватил Владу за плечи и отвел от здания подальше. Там могут затаиться Оборотни или Буйные. Не стоит соваться.
Влада подняла ко мне лицо, в глазах стоял немой вопрос. Дескать, а как же мячик?
– Пойдем, лучше поищем нам шмотки, – сказал я. – А мячик мы другой найдем.
Я увлек ее за собой. Влада несколько раз оглянулась, потом подхватила кошку и больше не оборачивалась.
Довольно скоро мы нашли подходящий магазин одежды – маленький, но почти нетронутый. Я набрал себе штанов и летних футболок, пока Влада зачарованно ходила между рядов шмоток, и подумал, что пора бы принять горячий душ. Перед зеркалом в комнате для переодевания отлепил лейкопластырь от лица – под ним уже нешуточно чесалось. Царапины почти зажили, но три глубоких коротких рассечения на виске, подбородке и скуле, похоже, останутся на всю жизнь.
Я подобрал кое-что Владе на всякий случай: пару крепких кроссовок, джинсы, толстовку с капюшоном, спортивный костюм.
Пока искал тележку, Влада надолго застряла перед висящим на плечиках красным платьицем.
– Хочешь платье? – спросил я. – Даже не знаю... А вдруг оно дорогое? Ты ведь знаешь, какие в последнее время цены? Кошмар!
Влада протянула руку и потрогала ткань платья чисто женским движением.
– Ну ладно, так и быть, купим тебе платье, – соизволил я. – Видишь, как я тебя балую?
Я снял платье с вешалки и положил поверх груды вещей на тележке.
– Пойдем через кассу, – продолжал я болтать, начиная получать от этого удовольствие. – Надо ведь расплатиться. Ой, а продавец куда-то вышел, прикинь? Ну да и хрен с ним, пошли!
Мы закинули шмотки в машину, не забыли шашки и коробку с кубиками – поиграть на досуге, – затем я велел Владе сидеть в джипе, взял пустую канистру и при помощи шланга и собственного рта с трудом наполнил ее из баков брошенных машин. Отплевываясь и вытирая губы рукавом, вернулся обратно.
В этот миг пронзило острое чувство, что за нами следят. Я сразу поставил тяжелую канистру на землю, перехватил карабин и присел возле багажника – на случай, если по мне начнут палить. Влада начала было выходить из машины, но я зашипел на нее, и она захлопнула дверь.
Трудно понять, откуда за нами наблюдали. Над дорогой на штативе висят камеры и пялятся, казалось бы, прямо на меня. Вокруг высятся многоэтажки с сотнями окон. Если в каком-нибудь окне засел снайпер...
Подумав об этом, я торопливо сунул канистру в багажник, запер его и нырнул в кабину. Никто не стрелял.
Влада хмурилась и держала кошку, как ребенка.
– Тоже чуешь? – пробормотал я. – Нам пора ехать, моя дорогая...
Я завел двигатель, развернулся и помчал по дороге обратно, в сторону окраины, ожидая в любую секунду, что по нам начнут палить.
Но нет, обошлось.
Возможно, за нами следили Оборотни из домов, покинуть которые не способны. Смотрели и клацали зубами от злобы и голода. Их-то эмоции мы и уловили.
Я сказал об этом Владе.
– Ты, наверное, думаешь, что и черт бы с ними, Оборотнями, но... У меня родители стали Оборотнями, понимаешь, Влада? Поэтому у меня к Оборотням особое отношение. Мне их жалко, хотя я понимаю, что они чудовища. “Красотка днем, в ночи урод – и так из года в год”. Смотрела “Шрека”?
Так, болтая, я почти выехал за город, когда в частном секторе увидел очень красивый особняк, стоявший отдельно от других. Нечистое тело зачесалось, напоминая о горячем душе.
– Давай поглядим, есть ли там свет и вода? Мне бы не мешало помыться. А ты сможешь примерить то платье, окей?
Особняк принадлежал явно какому-то крутому бизнесмену или чиновнику. Высоченный шлакоблочный забор, кованые ворота, видеокамеры, гараж, два этажа и мансарда. Это то, что было видно снаружи. Судя по слою нетронутой пыли и грязи перед воротами, в особняке Бродяги не жили. Я дернул дверь в воротах – она распахнулась. С “Сайгой” наизготовку я прошелся по дворику мимо засохшего цветника, перешагнул через детский трехколесный велик, не спуская глаз с окон.
То, что из дома никто не выходил и не входил, означало лишь отсутствие Бродяг. Но не Оборотней или Буйных, которые имеют обыкновение прятаться в тесных и темных уголках и впадать в летаргию.
Я поднялся на высокое крыльцо, открыл незапертую дверь. Хм, всё указывает на то, что обитатели дома ушли под Музыку...
За десять минут я облазил весь этот богатый и нетронутый мародерами и Бродягами дом до самой мансарды, где тоже были жилые комнаты – для детей, как я понял. Ни людей, ни нелюдей не нашел. Собственно, я это понял еще в прихожей – по запаху запустелости. Этим воздухом, так сказать, не дышали.
Зато электричество и вода были в наличии.
Я вышел из дома и открыл ворота, чтобы загнать джип во двор. Гараж открывался через пульт, и мне было лень разбираться, как его открыть без пульта.
Загнав машину, я тщательно запер ворота. Затем мы с Владой прогулялись вокруг дома и внутри. Мне казалось, что с Владой надо побольше разговаривать, прогуливать ее, развлекать, и тогда она все реже будет впадать в транс. Она за сутки довольно сильно изменилась, взгляд стал осмысленней, реакции поживей. Хозяин, очевидно, занимался картошкой и удобрениями больше, чем падчерицей.
Владелец особняка в свое время заморочился с безопасностью. Дверь в дом одна и на вид хрупкая и красивая. А на деле – тараном не пробьешь. Все окна зарешечены. Имелась специальная комнатка с большими экранами, на которые выводилась картинка с видеокамер по периферии. Сейчас система видеонаблюдения была выключена.
Я запер входную дверь, велел Владе сидеть в гостиной и пошел в шикарную ванную комнату. С неописуемым удовольствием принял горячий душ, после чего отправил мыться Владу, предположив, что она умеет это делать сама.
Пока она шумела водой, я засел в комнате видеонаблюдения, или, как я назвал ее про себя, “шпионской комнате”.
Немного помучившись, я сподобился включить систему, и на двух мониторах появились черно-белые изображения – по четыре на каждом. Четыре камеры показывали пространство вокруг периметра, две – двор, одна – заднюю часть дома, а еще одна не работала.
Я понаблюдал за картинками и быстро соскучился – ничего не происходило. Тогда я вернулся в гостиную и повалился на диван перед огромным экраном на стене над фальшивым камином. Котейка уже обосновалась в кресле.
Через несколько минут вышла Влада, и я ее не сразу узнал в новом красном платье и с еще более закурчавившимися после купания темными волосами. Платье оказалось короче, чем мне представлялось на вешалке, и вид длинных голых ног меня поначалу смутил.
Отвык я от такого зрелища...
Если Влада и хотела покрасоваться в обновке передо мной, то по выражению лица этого было не сказать. Хоть бы улыбнулась... А то как кукла неживая.
Я разложил на журнальном столике шашки, найденные в продуктовой тележке на улице.
– Умеешь?
Влада, сидевшая в кресле напротив, ненадолго заинтересовалась шашками, принялась выстраивать из белых шашек круги, и я понял, что игры не получится. Вскоре интерес у нее пропал. Тогда я вывалил кубики с буквами.
– Смотри, я могу сложить слово “ВЛАДА”. Видишь? Это ты. А я – “ТИМ”. Теперь давай я смешаю кубики... вот так! Сложи-ка свое имя!
Влада сосредоточенно смотрела на кубики. Начала складывать, и я мысленно потер ладони. Получается! Да я – гений педагогики!
Но Влада сложила что-то другое.
“СБОР”.
– Сбор – это кто? Или что? – не понял я.
Не глядя на меня, Влада принялась выстраивать кубики по кругу.
“ЖМЛФПРСТЧ”.
Просто набор согласных букв.
Влада убрала четыре кубика “СБОР” из центра круга, поставила другие.
“КРУГ”.
Я взволнованно задышал.
Нет, это не случайность!
Влада выстроила новое слово.
“ПЕСНЯ”.
– Сбор? Круг? Песня? – прошептал я. – Что это означает?
Меня осенило.
– Ты мне хочешь что-то объяснить, да? Круг, этот круг – не тот ли, из твоего альбома? Типа Стоунхенджа? А сбор? Это люди должны собраться в круг? И спеть песню?
Меня аж затрясло. Зрячая видит что-то, и это что-то имеет отношение к Трем Волнам! Что если этот круг остановит апокалипсис или обратит вспять?
Глупости, конечно, обратить апокалипсис назад невозможно, но я был слишком возбужден, чтобы думать рационально. Перед внутренним взором вдруг предстала четкая картина из прошлого.
Тысячи и тысячи Буйных... С пустыми глазами, опущенными плечами и лицами, обращенными вверх... Они поют-воют зловещую нечеловеческую песню и идут, идут по кругу на городской площади... А над ними летают, каркая, вороны.
– Влада, ты Зрячая... – сдавленным голосом произнес я. – Ты все видишь и знаешь... Просто не можешь сказать, как обычные люди... Скажи, пожалуйста, кто это сделал? Кто решил сделать из нас следы на грязи? Кто это сделал со всем миром? С нами?
Влада посмотрела на мое ухо, светло-карие глаза помутнели. Она словно прислушивалась к чему-то очень далекому. Неуверенно протянула руку и начала складывать новое слово...
“ПАДШИЙ”.
– Падший? – повторил я. – Это он? Он устроил Три Волны? Кто это такой?
Влада оторвалась от кубиков, завозилась в кресле, принялась озираться.
А у меня бешено заработали мозги. Падший – так вроде дьявола называли? Не всерьез же она! Мы назвали Музыку Дьявольской, но никто же всерьез не думал, что ее напел сам Враг рода человеческого... Падшими еще называют тех, кто пал в моральном плане – накосячил так, что дальше некуда. По Библии и Адам с Евой пали, если на то пошло. Кого Влада имеет в виду?
Снова вспомнился тот день, когда я увидел жуткий хоровод Буйных. Тогда мой недолгий друг, Собакен, погиб чуть ли не на моих глазах...
“С кошкой лучше, – подумалось мне. – Кошки не убегают куда не надо...”
Продолжение в комментах
Хозяин
Зазвонил, завибрировал смартфон, лежащий на тумбочке. Я с трудом разлепил глаза, сощурился на ослепительно сияющий в темноте комнаты экран.
Звонила Валя.
В пять минут двенадцатого ночи.
– Ты чего? – вместо приветствия буркнул я, переворачиваясь на спину.
– Я не поняла, Тим, ты там дрыхнешь, что ли? – раздался протяжно-капризный голос Вали. Судя по всему, эта дура успела набухаться.
– Сплю, конечно. Ночь на дворе.
– Вот ты душный! Го с нами по набережной чилить. Я тут с Леной, Антоном и Ваней. Мы на вайбе с кафешки... Рил здесь клево! Приезжай!
Я фыркнул.
– Ага, щас, только штаны натяну.
С Валей я познакомился на днюхе у приятеля. Она – моя ровесница, но учится в колледже, а не в старших классах, как я. Дико разбитная и ушлая. Но симпатичная. Положила на меня глаз и с тех пор не отстает, регулярно названивает – как правило, поздно вечером. Жизнь у нее, как я понял, веселая и полная развлечений, причем за чужой счет.
Как-то раз я принял приглашение потусить в парке, Валя явилась слегка подшофе, с подругой – не запомнил имени. Шалабондой какой-то. Начали они ко мне приставать по-очереди, когда другая отворачивалась или отходила куда-нибудь. Это у них спорт типа был такой.
Мне тогда до того противно стало, что я свалил. Валя пропала на месяц – и вот, нарисовалась.
Кто такие Лена и Антон с Ваней, я понятия не имел. Как-то чекнул ее акк, посмотрел, с какими обсосами она на вписках тусит, так желание знакомиться с ее дружками пропало начисто.
– Давай, поторопись, – не поняла моего сарказма Валя.
На заднем фоне шумели голоса, сигналили машины, кто-то смеялся пронзительным смехом.
– До набережной – это через весь город, – попытался я ее урезонить.
– Вызывай мотор и гони сюда. Я хочу тебя... – она сделала выразительную паузу. – Видеть.
– Твою ж...
Я не знал, как ее слить. Просто послать? Или выключить телефон и спать дальше? Пока думал, в трубке грохнуло, кто-то взвизгнул и заматерился.
– Что это? – спросил я. – Валя?!
– Они что, охренели вообще? – взвизгнула Валя, обращаясь явно не ко мне.
Голос ее отдалился, как если бы она отодвинула телефон от лица. Снова грохнуло, и я догадался: это ударяются друг о друга машины. Противно заголосила сигнализация.
– Ой, ебать! – раздался мужской голос. Наверное, Антона или Вани. – Это чё щас было?
– Смотри, смотри! – крикнула Валя. Протяжные нотки в ее голосе испарились без следа. – Бегут! Мамочки-мамочки!
– Валя! – позвал я, встревожившись. Сел в постели, повернул голову в сторону родительской спальни, словно мог увидеть, разбудил ли их мой разговор. В комнату сквозь неплотно прикрытые шторы сочился слабый свет.
– Тим! – вспомнила обо мне Валя. – Тут, прикинь, какие-то обдолбыши все ломают вокруг! Ой, мамочки, сколько их! А вон те, Лен, – мы их видели недавно, они же нормальные были!.. Что это с ними?
– Какая, нахер, разница? – услышал я Лену. – Валим!
– Да куда валить? Они везде...
– А Ваня куда делся? Он же...
Конец фразы я не разобрал, его заглушил рев. Орали люди – большая толпа. Рев был таким бешеным, неистовым, первобытным, что у меня по спине пробежал холодок, а в груди сжалось.
– Валя! – снова позвал я.
Что-то стукнуло прямо по динамику, хрустнуло. Видимо, Валя уронила телефон на асфальт. Кто-то кричал, визжал, топал и горланил, мешанина звуков врывалась мне в ухо. А потом я услыхал улюлюканье Орды Буйных – звук, который позже снился мне в самых тяжких ночных кошмарах.
Связь прервалась. Я набрал номер Вали, но равнодушный голос автомата сообщил, что абонент “отключен или находится вне зоны покрытия сети”.
В ту ночь я, как и большинство людей, не осознал масштаб происходящего. Мы не знали, что мир – весь мир – захлестнула Первая Волна Апокалипсиса. О Волнах гораздо позже я узнал из радиопередачи самоотверженного ведущего, который выходил в эфир каждый вечер в течение двух месяцев после Третьей Волны. А потом и он пропал без вести.
На улице бешено засигналили машины, и я выглянул в окно. Наша квартира находилась на десятом этаже. Внизу протянулась светящаяся змея – автомобили стояли в пробке. Между ними сновали быстрые тени. Вдруг взревела толпа, раздались удары и звон бьющегося стекла в авто, окнах домов и витринах. Вдали, в темноте, полыхало: горело с десяток зданий.
Чуть позже, когда ко мне в спальню заглянули встревоженные родители, в центре города загрохотали выстрелы.
***
...Я вздрогнул, когда машина наехала на ухаб. Сильно задумался и не заметил кочки – вспомнились подробности начала Первой Волны.
С тех пор всего полгода прошло, а будто несколько лет пролетело. Даже тот день, когда я навсегда покинул дом, пообещав родителям спасти их, казался чем-то далеким и полузабытым.
Время вообще стало восприниматься странно. Словно я застрял где-то в безвременье, и до любого события в прошлом мне одинаково далеко. Несколько дней назад я выбрался с ТЭС и с того момента еду и еду куда-то...
Вроде на юг, но куда именно? Юг большой.
Течение времени воспринималось постольку, поскольку менялась погода. Дни становились теплее, птички пели веселее, задорнее, им-то на конец света насрать да размазать. Это не для птиц, а для людей наступил лютый пипец.
Несколько раз по пути попадались рощи Полипов – ужасных деревьев, в которые превратились Ушедшие во время Второй Волны. Я их узнавал по шевелению веток. Старался не приглядываться, но все же заметил, что стволы в этих рощах темнее, чем возле станции. Темнеют ли они, потому что деревенеют и меньше походят на человеческие тела, или происходит еще что-то?
Раза три я ограбил пустые деревенские дома. Обзавелся кое-какой жрачкой и оружием посерьезнее пистолета – карабином “Сайга-12К” с несколькими магазинами. Не знаю, хранил ли это оружие его бывший хозяин легально или нет, но про себя я его поблагодарил.
Бродяги, Буйные и Оборотни мне не встречались. Похоже, большая часть человечества ушла под Музыку и превратилась в деревья. Я и расслабился – заночевал в машине прямо посреди деревенской улицы.
Среди ночи проснулся от липкого чувства удушающего ужаса. Пробудились экстрасенсорные способности. Я сел в кресле водителя с откинутой спинкой, вытаращил глаза в темноту. Ни хрена не разглядел, но чувство, что там кто-то бродит, было четкое.
Переборов страх, я включил фары и на секунду ослеп от яркого света. Фары осветили узкую улочку, штакетники по краям и дома. Вдалеке, метрах в сорока-пятидесяти, улица упиралась в перпендикулярный проулок.
И там кто-то стоял.
Кто-то высокий, угловатый, черный.
Я не сразу его засек, так как он не двигался. Но вот он шевельнулся и вдруг быстро двинулся ко мне. И я сообразил, что это не человек, а какая-то двухметровая тварь с длиннющими руками ниже колен и чернильной кожей.
Я завел двигатель, сдал назад и развернулся. В этот момент чудище ускорилось, понеслось на меня с невероятной быстротой. Я ударил по газам и прямо через канаву и участку бездорожья выехал на трассу.
Гнал так, что чуть не улетел за обочину. Пролетев километров тридцать и очутившись в чистом поле без намека на населенные пункты, остановился и перевел дух. Только тогда заметил, что ехал сидя в кресле с откинутой спинкой и что башка болит – приложился, когда подпрыгнул на той канаве.
Пока не начало светать, так и не уснул. Все мерещилось, что из темноты ко мне подкрадывается черная тварь. Я примерно представлял, кто это – Бугимен. Раньше я считал, что это Оборотень, которые сумел выйти из дома, потом мне сказали, что Бугимены – нечто другое.
Судя по всему, Бугимены шарятся только там, где жили люди. Не стоит ночевать в деревнях или городах прямо в машине...
Из-за бессонной ночи дрых почти до обеда, проснулся в духоте с ломотой в висках. Состояние было такое, которое называют “ни в голове, ни в жопе”. Солнце грело нешуточно и накалило машину. Я отпустил стекла на окнах, проветрил салон и ехал до тех пор, пока не встретилась речка. На берегу я разделся догола и быстро окунулся в ледяную воду.
Купание здорово взбодрило, и, когда я перекусил, головная боль полностью прошла.
Примерно часа в три пополудни дорогу перегородили две фуры, наискось вломившиеся друг в дружку. Сбоку, по обочине, не проехать, слишком узка обочина, а дальше тянутся стальные балки безопасности, потому что за ними – крутой скат и лесок.
Я вышел из машины, обошел фуры вокруг, залез в кабину. Ключей зажигания на месте не было, как и бензина. Баки кто-то опустошил подчистую – я выяснил это, засовывая в бак длинную ветку.
Выругался. Фуры так просто с места не сдвинешь, и объехать это препятствие нереально.
Вспомнилось, что полкилометра назад слева попалась узкая гравийка, отходящая от трассы и ведущая в поселок. Подумал немного, еще раз выругался и, сев в машину, развернулся. Если проехать через поселок параллельно трассе, то можно где-нибудь выехать обратно на трассу. Не один-единственный ведь въезд в эту дыру?
Съехал на гравийку и затрясся по кочкам, мысленно проклиная российские дороги и дураков, из-за которых за столько лет не сделано приличных дорог. И уже не будет сделано никогда. При въезде в поселок на пути снова появилось препятствие – на сей раз ручной шлагбаум. Ругаясь уже вслух, я выбрался из машины и попытался поднять стрелу, но ее кто-то привязал проволокой к ловителю шлагбаума. Повозившись, я все же распутал проволоку и поднял стрелу. Потом сел за руль и поехал дальше.
Вдоль трассы вела узкая улица, зажатая между довольно высокими заборами, за которыми высились крупные кирпичные дома. Жили здесь люди небедные, но отчего-то не желающие отремонтировать дорогу. Наверное, так и не договорились, как скидываться на это дело.
Я осторожно ехал по неровной дороге и думал, зачем кому-то понадобилось перегораживать въезд в село шлагбаумом. Не исключено, здесь остались Бродяги, которые не ждут гостей...
Улица пошла на понижение, затем снова поднималась в горку, и в самом низком месте вода из ручья залила асфальт. Я проехал через солидную лужу, выехал из нее – и машина вдруг качнулась, ее повело в сторону.
До меня не сразу дошло, что произошло. Я вылез из кабины и оторопело уставился на спущенные колеса. В резине кое-где торчали самодельные стальные шипы, которые до этого прятались на дне лужи.
– Сука! – пробормотал я.
И что теперь делать? Все четыре колеса спущены, шиномонтаж не работает нигде. И в прежнем мире в такой ситуации было бы сложно, не то, что сейчас. Искать другую машину?
В голове сумбурно метались все эти мысли, хотя думать следовало о другом.
О том, что если кто-то устроил здесь ловушку, то этот кто-то должен быть рядом.
Я все-таки додумался, пусть и поздно. Схватился за пистолет в наплечной кобуре, но позади прозвучал сипловатый голос:
– Тише! Спокойно. Руки подними-ка.
Я поднял и медленно обернулся. Метрах в пяти от меня у открытой двери в мощных кованных воротах целился в меня из винтовки с оптическим прицелом высокий, плечистый мужик лет сорока или около того. Из-за лысины и старомодных усов подковой он выглядел старше своих лет, но в целом было видно, что не такой уж он и старый. Старые среди Бродяг мне еще не встречались.
– Кто таков? – спросил мужик. – Зачем приехал незваным? Разве шлагбаума не видал? Намеков не понимаешь, что здесь гостей не ждут?
Я откашлялся. Как-то уж очень неуютно было торчать под прицелом винтовки с поднятыми руками.
– Ехал по трассе, – начал я объяснять. – А там фуры. Дорогу перегородили. Вот я и решил объехать через поселок.
Мужик пару секунд сверлил меня серо-стальными глазками, затем вдруг улыбнулся – аж усы приподнялись. Он опустил дуло.
– Ясно. И откуда фуры-то взялись, ума не приложу?.. Ладно, разберемся. Тебя как звать-то?
Он приблизился ко мне, протягивая правую руку, а в левой неся винтовку.
– Тим, – сказал я.
Вероятно, меня смутила его искусственная улыбка и эта протянутая широкая ладонь работяги, но я все равно не ожидал того, что последует.
– Очень приятно, Тим, – довольно сказал мужик, загребая мою руку своей лопатой. Левой он поднял винтовку и врезал мне прикладом по виску.
На меня обрушилась тьма и тишина.
***
Очнулся я в небольшой грязной комнатушке с низким потолком и белеными стенами. Висок ломило, в черепушке звенела пустота. Первые мгновения я ничего не мог понять или вспомнить, но позже извилины со скрипом заработали.
Я лежал на пыльном рваном линолеуме у стены, а ноги были скованы цепями, которые прикреплялись к чугунной гире с выдавленным обозначением “32 кг”. “Браслеты” на ногах были явно самодельные, с навесными замочками.
Кто-то у нас умелый кузнец, получается, подумал я вяло. И шипы для прокалывания шин умеет делать, и эти оковы...
Ловко он меня надул! Сам фуры поставил, сам же шлагбаум установил. У людей ведь дух противоречия: если дверь заперта, непременно надо туда залезть. Пока я копался с проволокой, наверняка задел сигнальную веревочку. Когда проехался по луже, усач меня уже поджидал.
Напротив на табуретке сидел тощий человек неопределенного возраста с густой рыжей бородой и выцветшими глазами. Одет он был как скоморох какой-то: в растянутый старый цветастый свитер крупной вязки, штаны с мотней до колен, тоже изрядно поношенные, полосатые носки и галоши на два размера больше, чем надо. На башке у бородача красовалась вязаная шапка – тоже старая, ручной вязки и цветастая.
– Привет! – радостно заговорил шут, улыбаясь во весь рот. – Очнулся? Голова не болит? Я тебе водички налил – видишь?
Я повернул голову, отчего висок запульсировал болью еще сильнее. Увидел возле локтя алюминиевую кружку с водой. Кряхтя и морщась, привстал и выпил полкружки. Притронулся к виску – он распух и отозвался на прикосновение острой болью. На пальцах осталась кровь.
– Ты кто? – спросил я. – Мы где?
– Я – Юра... Юрий, – с готовностью, почти подобострастием отозвался рыжий. – Работаю здесь у Хозяина.
– Какого Хозяина?
– Ну так... того, что тебя приложил. Его вообще Алексей Иванычем зовут. Хорошо, хоть череп не проломил. Силен, как бык!
– Юра, – пробормотал я, плохо понимая, что говорю. – Почему на тебе нет цепей, и нет гири?
– Так зачем на меня цепи-то надевать? Я ж не убегаю!
Он хихикнул.
Я ничего не понял. Поэтому промолчал и принялся осматривать помещение. Слева от Юры – деревянная дверь, справа – крохотное оконце, как в бане. Не протиснешься. Под потолком светит доисторическая, засранная мухами лампочка. У дальней стены самодельная двухъярусная кровать, больше похожая на нары. Между кроватью и стеной – электрообогреватель. Рядом – маленький стол и две табуретки.
В углу раковина и унитаз.
М-да...
Пока я озирался, а рыжебородый с любопытством оглядывал меня, внизу двери беззвучно открылась еще одна дверца – маленькая, и грациозно вошла черная кошка с ошейником, на котором висело красное тряпичное сердечко. Кошка мяукнула, рыжий потянулся к ней погладить, но животное зашипело, оскалив мелкие острые зубы, выгнуло спину и подошло ко мне. Кошка осторожно понюхала мою ногу в кроссовке и ушла к кровати.
– Теперь вместе здесь жить будем, – радовался Юра. – А то скучно бывает. Днем-то работаешь, а вечером иной раз делать нечего. Иногда Хозяин книг подкинет, так я читаю...
Внезапно я осознал, что слышу вполне привычные в прежнем мире звуки, но сейчас забытые. Мычание и блеяние. А еще – мерные удары металла о металл.
– У вас скот есть? – поинтересовался я, прикидывая, хватит ли мне сил пристукнуть Юру и выбраться с этой гирей. Где, интересно, ключи?
Кобуру с меня сняли. Как и финский нож в ножнах, висевший на ремне.
– А как же ж! И скотина есть, и поле пахать вот-вот начнем... Хозяин у нас деловой, все, что в прежнем мире было, сохранил, пока остальные бегали и грабили... За что ему огромное человеческое спасибо!
Юра хохотнул, и до меня пахнуло перегаром.
Так, решил я мысленно, пора заканчивать балаган. Если брызнуть в Юру остатками воды из кружки, чтобы отвлечь, и быстро придушить цепью...
Нет, сил не хватит...
Удары на улице прекратились, раздались приближающиеся шаги, дверь распахнулась. Вошел Хозяин – усатый, здоровый, потный, в кожаном переднике кузнеца, с закатанными рукавами рубахи и волосатыми руками.
– Познакомились? – спросил он своим сипловатым голосом. – Вот и ладненько. В общем, Тим, дорогой ты мой, будешь у меня отныне работником. Буду кормить, поить, спать будешь здесь, где сухо и тепло. Эти цепи и гиря – на первое время, пока не осознаешь, как хорошо тут живется.
– А если не осознаю? – хмыкнул я, глядя на него снизу вверх.
– А куда ты денешься? – удивился Хозяин. – Осознаешь, как миленький осознаешь... Вот скажи честно, Тим: куда едешь? От кого убегаешь?
Я на миг задумался.
– От прошлого убегаю. А еду в будущее.
– Хы! А поконкретнее? В какое-такое будущее? Есть ли у тебя, так сказать, бизнес-план для своей жизни? Дай угадаю: день за днем едешь ты и едешь, сам не знаешь, куда. Жрешь, что попало, ночуешь, где попало, Психов боишься, да ночных Упырей. Верно?
Психами он называет Буйных, понял я. А Упырями Оборотней? Или Бугименов? В моем родном городе все Бродяги называли Буйных Буйными, а Оборотней Оборотнями, потому что слушали того чела по радио. В этих краях, видно, другая терминология...
– Верно, – сам ответил на свой вопрос Хозяин. – А я тебе и цель, и бизнес-план, и смысл жизни дам. Смысл жизни, мой дорогой Тим, в том заключается, чтобы на земле пахать. Как наши предки. И далеко от нее не отходить. Она силу дает, земля-то. В старом мире люди про это забыли, ушли, понимаешь, в какие-то надуманные проблемы... В астрал, мать его... В интернет этот вонючий. И от земли оторвались! А как оторвались, так и потерялись во всем этом интеллектуальном говне! Работай на земле, она тебя и накормит, и напоит, и радость подарит. Верно, Юрка?
Рыжебородый энергично закивал, чуть шапка не слетела.
– Вот Юрка понимает, – удовлетворенно проговорил Хозяин. – Был он бомжарой и алкашом...
– Но-но! – возмутился Юра. – Я был свободным поэтом! А душа поэта иногда такая нежная, что только алкоголь помогает!
– Да не гони ты, поэт хренов! Шатался по всей стране, а землянках жил, как придурок. И не было от тебя ни пользы, ни толку, ни хрена. А теперь работаешь у меня в поместье. С Тимкой вдвоем будете пахать.
Я усмехнулся, хотя радости не испытывал:
– Получается, мы с Юркой – крепостные?
Хозяин удивился.
– Историю знаешь? Я-то думал, что такие малявки, как ты, только и умеют, что гузкой трясти перед камерой. Чертям на потеху... Но ты прав. Зря наш царь Александр Второй крепостное право отменил. Народ без цели и смысла жизни остался. За что и отблагодарил Освободителя – бомбой, ага! Большинство людей, Тимка, это те, кому Хозяин нужен. Чтоб направить на истинный путь. А чтоб человек в нужном направлении пошел, его нужно подталкивать куда надо. Вот виноград растет – веточки-то если не откусывать, лоза сама себя задушит! И кусты подстригать надо, иначе разрастутся как попало. Поэтому и цепи на тебе эти для начала.
– Самый лучший строй – это рабовладельческий строй! – поддакнул Юра. – Вон египтяне какие пирамиды забабахали?! А дворцы какие? А висячие сады этой... как ее, бабу эту древнюю звали...
– Это в Вавилоне, – буркнул я.
– Да один хер! – отмахнулся Юра. – Рабовладельческий строй оставил нам потрясающие образцы зодчества! А как капитализм наступил – что люди создали? Такого, чтоб на века? Высотки эти американские? Один раз пернешь – они валятся... А современные египтяне в старом мире только и умели, что деньги у туристов клянчить...
– Ну ладно, – перебил его Хозяин. – Тимка теорию, полагаю, понял. Пусть подумает. Молодежь в старом мире вообще никаких идей не имела, пусть к земле вернется, поймет, какое это счастье – работать своими руками...
***
Остаток дня я провел в этой комнатке. Придя немного в себя, выглянул в окно и увидел обширный двор и двухэтажный коттедж напротив. Стало быть, я в пристройке... Подняв тяжеленную гирю, звеня цепями, переместился на кровать. С таким утяжелителем не побегаешь...
Но я не сомневался, что сбегу. Пусть тут вдвоем наслаждаются землей, без меня. Но если для побега понадобится притвориться, что проникся этой рабовладельческой философией, я притворюсь. Не убудет.
Юра ушел и долго отсутствовал. Под вечер явился с подносом – на подносе были две чашки с мясным супом, хлебом и сырыми луковицами. Еще чайник и две кружки.
Крепостной поставил еду и питье на стол и, хитро мне подмигнув, выловил из кармана, как фокусник, поллитровую баклажку с прозрачной жидкостью. Из второго достал два заляпанных мельхиоровых стаканчика, со стуком поставил на стол.
– Ну? Ты как?
– Что за пойло?
– Самогон! Чистейший! Хозяин гонит.
– Не буду.
– А чё так?
– Я еще несовершеннолетний. Мне рано пить алкоголь.
– Да ну тебя! – Юра махнул на меня рукой, но настаивать не стал. Сообразил, что себе больше достанется.
Я ел вкусный, в общем-то, суп, хотя мама варила лучше... Это было неописуемое ощущение – есть настоящий горячий суп с овощами и мясом после многих дней поглощения своей фирменной каши, сухарей и прочей походной ерунды.
– У вас и овощи есть, – пробурчал я.
– Ага! В погребе. У Хозяина там битком набито!
“А ведь реально удобно жить вот так, как этот Юра, на всем готовом”, – подумалось мне. Впрочем, я шевельнулся, и загремели цепи на ногах. Звук отрезвил. Нет, как бы сытно не было в рабстве, на воле и дышится свежее, и даже сухарь вкуснее...
Вспомнился Пастырь в детском лагере. И Матерь-телепат. Я почуял ее приближение. Интересно, имеет ли отношение Хозяин к этой компашке? Я никак не воспринимал Хозяина, кроме обычных органов чувств. Или это из-за удара по виску?
Нет, кажется, Хозяин – не сверхчел, не телепат или какой-нибудь колдун. Просто обычный хозяйственный деревенский мужик, у которого появился шанс замутить свое поместье с крепостными, блэкджеком и шлюхами...
Юра, болтая о том, о сем, выхлебал суп, чай и самогон, после чего слегка утомился. Тем не менее, вымыл посуду, предупредив, что в следующий раз моя очередь, поссал в унитаз и улегся на верхнюю полку.
Этого счастливого человека всё устраивало.
Но меня ни фига не устраивало так жить. Сбегать надо побыстрее, пока не привык к разносолам и самогону.
Когда стемнело, я погасил свет и завалился под сладко сопящим Юрой. Завтра осмотрюсь, подумаю, что делать.
Среди ночи встал по нужде и из любопытства выглянул в оконце. Юра дрых без задних ног и не проснулся даже от звона цепей.
Во дворе было темно, но одно из окон “помещичьей усадьбы” светилось. За тонкими занавесками двигалась человеческая фигура. Тонкая, женская...
Теперь понятно, кто повесил сердечко на ошейник кошке. Кошка, кстати, снова пришла, напугав меня, и потерлась о ноги, урча, как маленький моторчик.
Кто это жил в усадьбе? Жена Хозяина? Дочь?
Почему она не выходит из дома?
Я сразу подумал об Оборотнях, которые по какой-то неведомой причине не способны покидать искусственные сооружения.
Вскоре свет в окне погас, и я снова лег. У Хозяина есть секреты... Что ж, завтра узнаем все секреты... А потом сбежим... Поворочавшись и полязгав цепями, я уснул.
***
Утром после завтрака мы с Юрой до самого обеда работали в обширном поле к северу от поселка. Выкорчевывали корни прошлогодней кукурузы из перепаханной трактором земли. Хозяин тоже вкалывал – пахал на тракторе соседнее поле.
Работа меня увлекла, хотя приходилось постоянно таскать за собой гирю. Если так продолжится еще некоторое время, я накачаю такие мускулы, что разорву цепи голыми руками. А потом оторву башку Хозяину...
Но к обеду я выдохся и присел на краю поля в тени старого вяза. Сидел, смотрел, как Юра продолжает горбатиться, как тарахтит трактор вдали, как птицы носятся над землей, клюют червячков. День был теплый, почти жаркий, хотя иногда поддувал прохладный ветерок. Небо яркое, ясное, вдали – кудрявые облака. Пахло весной.
Хозяин, наконец, закончил пахоту, слез с трактора и ушел в сторону усадьбы. Нас он не гонял и палкой не бил. Что ж, хороший хозяин...
Юра сразу же сделал перерыв, пошел куда-то в лесочек. Я наблюдал, как он, ссутулившись, стоит на одном месте. Когда он неожиданно перекрестился, я встал, поднял опостылевшую гирю и двинулся к нему.
– Ты что делаешь?
Юра обернулся, и я увидел перед ним три продолговатых холмика с тремя крестами из веток.
– Это что, могилы?
– Старые друзья... – пробормотал Юра. – Прихожу сюда, молюсь иногда... Кое-кто от Психов умер, кое-кто позже.
– В смысле, позже? Отчего они могли умереть после Первой Волны?
Глаза Юры забегали. Он натужно рассмеялся.
– Да перебухали! Дорвались до бухла и перестарались! В магазинах ведь что? Сивуха сплошная! Не то, что чистый самогон Хозяина. Ну что, Тимыч? Время обеденное, Хозяин уже пошел разогревать да готовить. Пошли?
Но я стоял на месте, и Юра перестал улыбаться.
– Это другие крепостные? – спросил я. – Они были чем-то недовольны, и Хозяин их убил, верно?
Юра оглянулся и зашептал:
– Ну так и нехай было выступать! Все же ж есть – и харчи, и спать где! Чего выступать-то? Другое дело я!
– Ты – алкаш, – перебил я. – А твой Хозяин – чокнутый.
Продолжение в комментариях
Меряем мир в сосисках!
Пройдя этот тест, вы узнаете, сколько нужно сосисок, чтобы спуститься по ним на дно Марианской впадины. А еще сколько их можно съесть, пока длится самый долгий в мире поцелуй. Не пропустите!
Станция
До глубокой ночи я ехал по бесконечной дороге. Далеко заполночь остановился где-то в глуши, заблокировал двери и уснул. Ночь была холодная, но двигатель включенным оставить я поостерегся – бензина оставалось меньше половины бака. Закутался во что только можно, но все равно ворочался, и снились мне сны тяжкие, вязкие, неприятные...
Утром проснулся в ледяной машине, завел двигатель, врубил печку, а сам выскочил наружу и запрыгал вокруг машины, чтобы согреться. По обе стороны от дороги тянулась равнина с редкими плешивыми лесочками, но сама дорога была четырехполосная, вдали торчали рекламные билборды, виднелась заправка и здания мотелей, магазинов, частные домишки.
Чувствовалась близость большого города.
При первой же возможности я наполнил канистру бензином из брошенных машин и залил в бак своего Мицубиси Паджеро Спорт. Мог бы пересесть в другую машину с полным баком, но надо перетаскивать барахло. И привык я уже к своему джипу... Поэтому пришлось побегать с канистрой, чтобы заполнить свой семидесятилитровый бак.
Сел за руль и снова поехал. И снова нахлынули на меня разные думы.
Ночью, удирая из летнего лагеря, куда прибыла Матерь, я все думал о том, что вообще происходит в мире. Все превращаются в кого-то другого: детки – в язычников, школьные учителя – в фанатиков, кто-то – в Буйных, а кто-то – в Оборотней. Не удивлюсь, если эта Матерь прежде была обычной женщиной.
А во что превращаюсь я? В палача, который должен убивать, выполняя чей-то приговор?
Был бы у меня спутник, я бы с ним поговорил, душу облегчил. Но в полном одиночестве мысли крутятся и крутятся, пытают, сводят с ума...
Когда вдали в дымке проступили силуэты городских зданий, на дорогу выскочило нечто маленькое, черное, вертлявое. Я затормозил – так и есть, собака. Черная, лохматая дворняга с торчащими ушками. Мое появление ее напугало, но отбежала она недалеко, остановилась, уставилась на меня, даже неуверенно вильнула хвостом. Давно не встречала людей за рулем, судя по всему.
Я вылез из машины, подозвал ее цоканьем языка. Собакен ринулся ко мне, и секунду спустя я гладил счастливую зверушку, которая вертелась у меня под ладонями, пыталась лизнуть в лицо и всячески демонстрировала радость.
– Как ты выжил, дружище? – пробормотал я.
Пес был худой, но не критично. Вероятно, нашел какой-то источник еды. Скажем, залез в магазин с мешками собачьей еды. Вдоль дороги ближе к городу должны быть такие магазины. Или этот пес принадлежал Бродяге, и этот Бродяга умер или бросил питомца? Я посмотрел на счастливого пса. Как его можно бросить? Наверное, хозяин погиб.
– Хочешь со мной? Будем как герои фильма “Я – легенда”!
Через минуту пес по имени Собакен сидел на переднем сидении с таким видом, словно всю жизнь этим занимался. Очевидно, так оно и было. А я разговаривал с псом и тоже был счастлив. Наконец-то я был не один.
Собака в моей ситуации – самое то. С людьми встречаться прямо сейчас как-то не тянуло – после детского лагеря отдыха, где обитали зловещие детки-язычники и Матерь-телепат. А вот собака – существо простое и понятное. Его любишь – и оно тебя любит. Вот с человеком такой трюк не прокатывает: иного можно любить всю жизнь, а он тебе в итоге говнеца подкинет. Он или она – неважно.
За несколько километров от города мы наткнулись на груды свалявшейся одежды, разбросанной по огромной территории. Шмотки Ушедших под Музыку. Я уже не так офигел, как в первый раз, но все же испытал неприятное ощущение, когда колеса джипа прокатились по мягкому...
– Пошопимся, Собакен, – сказал я. – Видишь, моя одежда порванная? Прибарахлиться надо. Может, Ушедшим она не нужна, а мне холодно. И вообще, хочу выглядеть прилично.
Город имел название, но про себя я называл его просто Город. Сейчас уже неважно, что как называлось и именовалось в прежнем мире.
Далеко вглубь города заехать не удалось – попал в пробку. Пробка эта стояла вот так уже полгода. Часть машин сгорела, часть была разбита вдребезги Ордой Буйных, но многие оставались целыми и невредимыми, хоть и были покрыты грязными разводами и птичьим дерьмом.
Пришлось дальше прогуляться пешком. Мы заглянули в один магазин, другой, третий. Я нашел пакет с собачьей едой и накормил Собакена прямо возле кассы, высыпая гранулы на пол. Потом налил воду из бутылки в пластмассовую чашку и напоил своего спутника. Собакен ел и пил культурно, не спеша.
В магазин одежды мы проникли с улицы прямо сквозь разбитую витрину. На первом этаже была женская одежда, на втором – мужская. Магазин особо не пограбили – то ли Бродяг в городе мало, то ли все они живут далеко отсюда. То ли вкус у них какой-то другой.
А мне коллекция магаза пришлась по вкусу. Я переоделся полностью, даже сменил трусы с носками. Цвета верхней одежды выбрал неброские, серо-стальные и темно-синие. Не улыбалось мне быть тем самым дураком, которого видно издалека. Финку я перевесил на новый ремень, пистолет Пастыря, MP-448 «Скиф», засунул сзади в штаны, биту закинул на плечо, поправил темные очки, погляделся в ростовое зеркало – красавец хоть куда!
Собакен негромко гавкнул – тоже одобрял мой новый прикид. Я заметил, что пес вел себя тихо, почем зря не лаял. Животные на интуитивном уровне поняли после Первой Волны, что лишний шум поднимать негоже.
В следующем магазине, продуктовом, следов грабежа было намного больше. Все же жрать хочется гораздо чаще и сильнее, нежели наряжаться. Между полок в мясном отделе валялся обглоданный человеческих скелет в лохмотьях. Вероятно, его прибили еще во время Первой Волны. С тех пор и лежит, кормит голодных зверушек.
Прогулялись с Собакеном квартала на три, наткнулись на оружейный магазин, выпотрошенный подчистую. Даже резиновых дубинок не осталось. Зато нашлась отличная наплечная кобура, которую я тут же нацепил под новую куртку. Поначалу кобура мешала, но потом я про нее забыл.
Идя по улице с перевернутыми машинами, мусором, выбитыми окнами и непуганными стайками воробьев, я то и дело обращал внимание на камеры видеонаблюдения, торчащие то на столбах, то на горизонтальных штативах над улицами. Если есть электричество, получается, видео записывается? Кто смотрит эти записи? Кто обслуживает электростанции и объекты водоснабжения?
Кое-где стояла техника для разгона митингов. Здоровенные бронированные автомашины с щитами и штуками наверху, которые издают такой сильный звук, что у людей не выдерживают нервы. Были машины, из которых поливают толпу мощной струей воды.
На Буйных все это не действовало. Звук, от которого у нормального человека отваливались уши, Буйных бесил еще больше. Под ударами струй воды они падали и снова поднимались.
Некоторые машины походили на консервную банку, которой долго играли в футбол. Бронебойные стекла висят лоскутами, решетки вывернуты... А что сделали с водилами? Разорвали в клочья, хоронить нечего. Буйные ломали себе руки, ноги и головы, но перли и перли бешеной, яростной толпой, будто не живые это были существа, а бездушная стихия...
Время близилось к обеду, и у меня забурчал желудок.
– Пошли назад, Собакен. Ты-то пожрал, а у меня кишка кишке молотит по башке.
Собакен не возражал. Мы повернули назад, к джипу, где была еда от родителей и двух старых Оборотней из деревни. Пошли другим путем, по параллельной улице, чтобы зайти, если что, в какой-нибудь магазин.
Прошли два квартала, и Собакен вдруг заволновался, навострил уши. Через несколько минут и я услышал непонятный звук. Поют, что ли, хором?
И правда, где-то впереди негромко и заунывно пели люди. Много людей. Слов не разобрать, а мелодия как в некоторых народных песнях – хоть ложись и помирай.
А еще каркали вороны.
Собакен тихо зарычал, я шикнул на него. Вынул пистолет, снял с предохранителя, взвел курок – потренировался еще в пути. Если там много народа, то пистолет мне не поможет, с одиннадцатью-то патронами, но хоть что-то. Перехватил свободной рукой биту.
– Ты помалкивай, понял? – прошептал я. Умный пес прижал уши и качнул хвостом. Кажется, понял. – Мы только глянем, кто там, и назад...
Буйные вроде не поют, только орут и улюлюкают, собирая толпу. Оборотни не способны выходить из домов и разных искусственных строений. Но и будучи внутри, к пению не склонны. Тогда кто тут распевает? Бродяги вроде меня? Они что, балбесы, распевать посреди улицы? Или нализались?
Нет, пьяные так не поют. Или я ничего не понимаю в алкашах. К тому же после Первой Волны миновало почти шесть месяцев, все бухло давно растащили и выжрали. Ну и, наконец, судя по хору, певцов там чертова уйма.
Посетила меня здравая мысль свалить по-тихому, но я все же поперся выяснять, что да как. Не из пустого любопытства или безделья, а потому что решил: пора выяснить, что произошло с нашим миром.
Собакен держался у ног, вперед не забегал, шум не поднимал, хоть и трясся от возбуждения. Если бы он начал плохо себя вести, я бы сгреб его в охапку и убежал. А тут...
Прокрались мы до угла какого-то старинного трехэтажного здания с вычурными и крохотными балкончиками и выглянули.
Я посмотрел и чуть в обморок не грохнулся от страха.
Метрах в ста открывалась просторная площадь. И все это пространство наполняла толпа мужчин, женщин и детей. Тысячи людей. Все они покачивались, переступая с ноги на ноги, и медленно-медленно тащились по кругу, запрокинув головы вверх и бессильно повесив руки. И еще они глухо и заунывно пели песню на неведомом языке.
Над этой гигантской толпой, поющей и шаркающей ногами, с карканьем носились вороны. Высматривали, выклевать ли у кого глаза? Или чуяли мертвечинку? Не музыка же им нравилась, в самом деле.
Это были Буйные, я мог поклясться. Насмотрелся на этих тварей досыта. Внешне они обычные люди, но движения ломаные, дерганные, марионеточные. Кто-то из них наверняка сдох прямо в этой толпе, и остальные шагали прямо по телам, а вороны не могли улучить момент, чтобы поживиться...
Я разом вспотел с головы до ног. Оглянулся – улицы позади и сбоку пусты. Есть куда отступать. Если нас услышат... У Буйных слух плоховатый, хуже, чем у обычного человека, зато силы и дури хватит на троих.
– Пошли отсюда, Собакен, – прошептал я дрожащим голосом.
И тут Собакен начал подвывать в тон жуткой песни Буйных – сначала тихо, затем громче.
– Ты чего? Заткнись!
Бросив биту и сунув пистолет в кобуру, я схватил пса на руки, чтобы убежать с ним к машине и рвать когти из города, но Собакен учудил – взвизгнул и цапнул меня за рукав, несильно, но чувствительно. Я его выронил, и пес побежал к тысячной толпе, воя все громче.
– Собакен, блядь! – схватился я за голову.
Меня раздирало: хотелось одновременно бежать без оглядки и спасти моего спутника...
Кое-кто из Буйных, кто был ближе к нам, начал оборачиваться, дергая головой по-птичьи. Услыхали! Пятеро или шестеро отделились от основной толпы и пошли к псу, который остановился, но продолжал глухо выть.
А если выбежать, схватить пса, завернуть в куртку, чтобы не кусался, и бежать? Нет, долго, не успею – Буйные догонят, если ускорятся.
Я скорчился за углом и боялся дышать. Буйные ускорились, кое-кто заулюлюкал, и тут Собакен, словно выйдя из транса, залаял. Лай был испуганный, трусливый – мол, где это я? Что происходит?
Буйные набросились на него, лай превратился в визг боли, хрустнуло... Я нырнул в укрытие. И не хотел смотреть, и высовывать голову было глупо. Совсем рядом, метрах в сорока от меня, за углом, топали и орали невнятицу Буйные. На крики подтягивались остальные, их топот морским прибоем нарастал, усиливался, обретал грохочущие нотки...
Я не выдержал. Схватил биту и побежал так, что ветер в ушах засвистел. За автомашинами согнулся и дальше бежал на полусогнутых. Шмыгнул в переулок, перебежал на другую сторону улицы и очутился возле моей Мицубиси. Запрыгнул за руль, завел мотор, рванул с места.
Уже приближаясь к окраине, увидел в зеркале заднего вида, как улицу позади захлестывает темная человеческая волна... Точнее, нечеловеческая.
Но им было не догнать меня.
Спустя четверть часа, огибая город по объездной и нарушая все мыслимые и немыслимые правила дорожного движения, я малость пришел в себя.
Посмотрел на соседнее сидение. Там остались грязные отпечатки лап и волоски шерсти моего утерянного друга.
***
Я отъехал от города километров на пятьдесят и остановился возле крохотной речушки – перевести дух и подкрепиться. О том, что Буйные меня догонят, не беспокоился. Если они громких звуков не слышат, то и не гонятся. После Первой Волны они редко собирались в толпы, а тем более – в Орду. Я впервые с тех пор наткнулся на такую ораву. И вели они себя необычно: раньше старались прятаться кто где. В подвалах, подъездах, любом темном уголке. И впадали в спячку, из которой выходили при громких звуках.
А теперь они пели эту зловещую песню, похожую на молитву... Мне почему-то подумалось, что они слышат музыку в голове и напевают ее, как Ушедшие. Кому они молились, какому жестокому богу?
На обочине я сварил на походном газовом баллоне кашу из чего попало. Из риса, гречки и мясной консервы. Мясо из консервы, собственно, мясом не было – сои больше, чем мяса. Но хоть вкус есть... Набрал в чайник воды из реки, вскипятил и заварил чайку. Сел на длинную подножку тачки и поел-попил горячего.
Стало намного лучше.
Попивая чай из большой кружки, прихваченной еще из дома, я глядел на развилку дороги впереди. Одна дорога вела на северо-восток, другая – на юго-восток. Мне надо на юг, чтобы следующей зимой не сдохнуть от морозов, если вырубятся отопление и электричество. Но в северном направлении высились гигантские трубы теплоэлектростанции, а из труб валил дым... Там кто-то до сих пор работал.
Заехать туда?
Каждый раз, когда я любопытствую, происходит что-то плохое. Но не бегать же от всего постоянно? Надо ведь выяснить, что произошло с миром!
– Направо пойдешь – в теплые страны попадешь, – проворчал я под нос. – Налево пойдешь – на электростанции проблемы найдешь... И ответы тоже.
“Или новые вопросы”, – додумалось само.
Собрав кухонные пожитки в багажник, я сел за руль и поехал. Налево.
Когда до ТЭС оставалось километра три, в редком лесочке по левую руку вдруг разглядел дымок. Раньше он сливался с дымом из трубы. А сейчас, притормозив, я обнаружил, что в лесочке среди кустов притаилась палатка камуфляжного цвета, а рядом двигается фигура.
Этот турист меня тоже заметил, вышел навстречу медленно, с опаской. Я остановился, выбрался из машины, распахнул куртку, чтобы дотянуться до пистолета в кобуре.
“Туристу” было лет тридцать с небольшим. Среднего роста, ниже меня, худой, узкоплечий, с большой головой в вязаной шапочке, свитере с широким горлом, штанах милитари с накладными карманами. Чернобородый, длиннолицый, с близко посаженными глазами за стеклами круглых очков.
В одной руке он держал топорик, которым рубил сучья для костра, и больше оружия я не заметил. Опасным и агрессивным он не выглядел.
– День добрый, – сказал я.
– Здравствуйте, – отозвался тот хрипловатым высоким голосом.
– Меня зовут Тим, еду вот...
Я внезапно увидел за палаткой пятиместный “уазик” защитного цвета. Тоже мне, нашел на чем ездить! Выбирай любую машину – а он выбрал “уазик”!
– Боря, – представился бородач. – Сам не знаешь, куда едешь?
– Ну.
– Понятно. Заходи в гости, я как раз обедать собираюсь.
– Вы один?
Боря вздохнул:
– Один.
И я ему поверил. Был он какой-то простой и незамысловатый, этот Боря, почти что не от мира сего. Я принес кастрюльку с остатками моей странной каши, но Боря еду оценил. Он варил макароны с голубятиной, и мое варево внесло в меню разнообразие.
Сидя на бревне возле костра, мы разговорились.
Оказалось, что Боря всю зиму выживал в городе, а недели две назад решил проникнуть на ТЭС. Это оказалось не так-то просто, поэтому сейчас Боря живет в палатке, наблюдает за станцией.
– Почему проникнуть на станцию непросто? – спросил я.
– Вся санитарно-защитная зона заросла какими-то странными растениями. Там и раньше была лесополоса, но сейчас не протиснуться. Я пока не рискую, наблюдаю.
– Что выяснил?
– Работает там кто-то... – мрачно сказал Боря. – За пределы станции не выходят, чем питаются – непонятно.
– А ты уверен, что это люди?
– В том-то и дело, что не уверен.
– Может, Ушедшие там и работают?
Боря отчего-то помрачнел.
– Нет, не они.
Он наклонился куда-то назад, достал из сумки за бревном сломанный дрон.
– Вот, пытался полетать над ТЭС, поглядеть. Три дрона потерял. Связь прекращалась, будто экранирует что-то радиосигналы. Этого вернул, как только связь ухудшилась, но он все равно рухнул в лесу.
– Может, там радиация?
Боря снова потянулся к сумке, показал желтую металлическую коробочку с рубильником, циферблатом и ручкой на толстом проводе.
– Счетчик Гейгера. Радиации нет. То есть есть, но не выше фонового уровня. Есть радиопомехи, приемник шумит, когда включишь. Специально никто сигналы не глушит, судя по всему, но что-то у них излучает радиоволны на разных частотах. В основном, коротких.
– А если забраться повыше и посмотреть в бинокль?
Боря грустно хмыкнул.
– Куда заберешься? Ни горы, ни возвышенности рядом. Я дрон поднимал повыше и пытался разглядеть – не видно ни хера. Подъездные дороги все заросли этими... Полипами.
– Чем?
– Я эти странные деревья так про себя назвал. Они шевелятся.
Я вспомнил, что видел рощу, которая дрожала как от марева, хотя какое марево в нашей холодрыге?
– Ты их разглядывал вблизи?
– Ага. Они какие-то... мерзкие. Как раздавленный таракан. Смотреть противно.
Мы помолчали, потом пообсуждали теории апокалипсиса. Боря считал, что во всем виноваты инопланетяне. С нами разговаривать они не хотят, потому что у них другие планы. Какие – не понять. Молча, втихую переделывают планету, как им удобно. А зачем сложности с Буйными, Ушедшими и Оборотнями? А хрен их знает, инопланетян.
– Что будешь делать дальше? – спросил я.
Боря пожал плечами.
– Надо внутрь прорываться. Если помру, так хоть кое-что узнаю на прощание. Смысла жить вот так дальше не вижу.
Он повернулся ко мне:
– Пойдешь со мной?
Я ждал этого вопроса, но он все же застал меня врасплох. Я поколебался и сказал:
– Пойду. Что еще делать?
– Вот именно.
Он достал из одного из многочисленных карманов мобильник.
– Смотри.
Включил видос – похоже, сам его снял. На экране девушка, смеясь, говорила:
“Вот дурак ты, Борис! Большой мальчик, никак не повзрослеешь. Всё тебе в машинки играть... Потому и люблю тебя, дурачка”.
Боря выключил видео. Сказал дрогнувшим голосом:
– Единственный случай, когда моя Анютка в любви призналась. Я записал. Она у меня больше человек дела... была. Сюсюкать не любила. Теперь смотрю, когда хандра нападает. – Он вздохнул. – Раньше ради нее жил, а сейчас – ради правды. Всегда надо жить ради чего-то, что больше тебя, Тим. Ради любви, например. Или науки. Если живешь только ради себя, то смысла у жизни вовсе нет.
***
Прорываться сквозь пояс Полипов наметили назавтра с утра. Вечером поужинали возле костра. Когда стемнело, Боря пригласил меня в палатку, где у него был запасной спальный мешок и каремат. Я согласился – вдвоем теплее.
В темном лесу трещало, хрустело, ухало. Ночью задул ветер, похолодало, но в палатке и мешках было тепло. Мы уснули, а проснулись с первыми лучами солнца. День обещал быть солнечным и более-менее теплым. Погода радовала. Мы неспешно позавтракали и проверили вооружение. Я проверил пистолет в кобуре, которую не снимал всю ночь, финку в ножнах и взял биту из машины. Боря ограничился складным походным ножом на поясе и вытащил из “уазика” автомат с оптическим прицелом. Я вытаращил глаза, а Боря, повесив оружие на грудь, любовно погладил длинный матовый ствол.
– АК-107, – сказал он. – Хорошая машинка.
Я крякнул. Мне бы такая штука тоже не помешала.
До пояса аномалий, заросшего Полипами, мы добрались на “уазике”. Я разглядывал эти Полипы. Невысокие деревца, самые высокие метра три в высоту, стволы толстые, перекрученные, бугристые, светлые. Ветки тоже все сплошь кривые, короткие, похожие на щупальца анемонов, усеянные узкими темно-коричневыми листочками. Росли Полипы впритык друг к другу, между некоторыми стволами можно протиснуться разве что боком.
И все эти неестественно выглядящие деревья медленно шевелились – и ветви двигались туда-сюда, и стволы покачивались. Зрелище действительно внушало отвращение.
На дороге, ведущей к ТЭС, валялись груды одежды Ушедших. Ветер принес, наверное. Или Ушедшие разделись здесь, вдали от города.
Метров за десять от первых рядов Полипов мы выбрались из авто и пошли пешком по асфальтированной дороге. Над лесом возвышались исполинские дымящиеся трубы.
– Газ жгут, – прошептал Боря, – или мазут. Значит, кто-то обслуживает и заводы нефтегазовой промышленности.
Когда подошли вплотную, меня передернуло. Поверхность стволов Полипов была гладкая, эластичная на вид, телесного цвета – точь-в-точь человеческая кожа, покрытая стеклянистой пленкой. Кажется, я видел волоски, родинки, пупки и слипшиеся руки и ноги... И все это было искажено до ужаса, будто человека запихнули в стеклянную кривую трубу, а он там подтаял, как воск, перекрутился и заполнил все пространство трубы.
И вот хочет этот изуродованный сверхъестественной силой человек выбраться из трубы – шевелится, дергается, но сбежать не может. Из этих чудовищных тел вырастали кожистые ветки с бурыми листочками, усеянные множеством зернышек наподобие стрекозиных или мушиных глазок. Снизу из “стволов” высовывались кожистые отростки вроде коровьих сосков. Или недоразвитых членов.
Я смотрел на этот шевелящийся лес из изуродованных человеческих тел, разбухших ног, превратившихся в корни, слипшихся с бочкообразными телами рук, и чувствовал, как у меня самого шевелятся волосы на голове.
– Ты знал, – выдавил я.
– Что это Ушедшие? – шепотом ответил Боря. – Да. Хотел, чтобы ты сам увидел.
– Ты боялся, что если скажешь, я сдрисну отсюда, – перебил я. – Не хотелось тебе одному идти. Боишься?
– Не описать как.
Я покосился на него. Боря таращился на человеко-деревья сквозь стекла очков, шмыгал носом. До меня вдруг кое-что дошло.
– Твоя Анюта ушла под Музыку?
Боря сжал челюсти, кивнул.
– Видишь, у них лиц нет, срослось все в одну массу, – еле слышно сказал он. – И вряд ли я ее узнаю, если увижу... Да и не обязательно она сюда ушла. Таких рощ в округе много. Но, Тим, если сердце подскажет: она, мол! – я ж рехнусь! Поэтому медлил, выжидал. А ты появился, я и подумал: пора!
Под конец этой короткой речи голос Бориса окреп, возвысился.
– Пройти надо, – сказал он. – Мы должны узнать. Я больше не хочу так жить. А ты? Хочешь постоянно ехать невесть куда? Без цели? Бежать от самого себя?
Продолжение в комментариях