Деревянная изба стояла на отшибе, в самой чаще леса, на большой поляне и как только издалека кто либо из людей начинал подходить к жилищу Самуила, начиналось создание иллюзии хорошей, доброй и светлой территории, заманивая и обманывая путников и будущих жертв.

Да и сам Самуил тут же превращался в благообразного старца с посохом, всегда готовым оказать помощь, указать дорогу, накормить и предоставить ночлег тем, кто в этом нуждался, тем самым все глубже заманивая в свой капкан. Но не только Самуил постоянно находился в этой, казалось бы, жизнерадостной обители - его верными, хоть и весьма своеобразными, помощниками были пауки - мутанты, порожденные его темными экспериментами. Внутри избы царил всегда запах горячего воска, трав а по стенам, потолку и даже по мебели вились толстые, липкие паутины, переливающиеся в ярком свете вечных факелов, которые Самуил зажигал одним движение руки. Эти паутины были не просто ловушками для неосторожных насекомых а были частью сложной, живой системы, управляемой существами и каждое из этих существ было чудовищным порождением природы и магии.

Но самое жуткое было их "лицо".

Вместо привычной паучьей головки, у них было нечто, напоминающее искаженное человеческое лицо - с деформированными чертами, глазами и телами с длинными, тонкими лапами, способными бесшумно скользить по любой поверхности. А рот, иногда без губ, иногда с тонкими, острыми зубами, мог издавать странные, шипящие звуки, которые всегда имели смысл для Самуила.

Они были его глазами и ушами в лесу, его руками, когда требовалась ловкость и скрытность, приносили ему редкие травы, пойманных зверьков для его зелий, и даже, по слухам, заблудившихся путников, не говорили на человеческом языке, их общение с колдуном было бессловесным, основанным на телепатической связи и тонких вибрациях паутины.

Один из них был главным помощником Самуила, с именем "Зид", мог плести паутину такой прочности, что она могла удержать даже медведя, его прикосновение было холодным, но его присутствие успокаивало колдуна, когда тот погружался в свои темные ритуалы.

Другой был самым быстрым и ловким, способным проникать в самые узкие щели и подслушивать самые тихие разговоры.

Были и другие - способные видеть в полной темноте, с лапами заканчивающимися острыми, как бритва, когтями, способными разрезать камень, паук живущий только зимой и уходящий в спячку с весны до осени с человеческим черепом в миниатюре вместо головы и множество других, каждый со своим уникальным обликом и способностями.

Самуил относился к ним не как к животным а как к своим детям, своим творениям - кормил их, ухаживал за ними и даже разговаривал с ними, хотя их ответы были лишь тихим шелестом паутины и странными, нечеловеческими звуками и видел в их искаженных лицах отражение своей собственной одинокой души, своей одержимости знанием и властью. Иногда, когда Самуил погружался в глубокие медитации, пауки собирались вокруг него, их ужасные морды, освещенные мерцанием свечей, казались почти скорбными, они чувствовали его боль, его гнев, его вечное стремление к чему-то недостижимому. В такие моменты они плели вокруг него защитные коконы из своей самой прочной паутины, оберегая его от внешних угроз и от самого себя. Часть из них охраняла избу Самуила с внешней стороны, раскинув свои паутины по очерченному Самуилом огромному кругу вокруг его жилища, лес вокруг избы тоже был под их контролем, они предупреждали Самуила о приближении незваных гостей и любой, кто осмеливался приблизиться к логову колдуна, рисковал попасть в их липкие объятия, стать добычей или, что еще хуже, частью его жутких экспериментов. Слухи о пропавших путниках, о странных существах, замеченных на опушке леса, лишь подпитывали страх перед Самуилом и его паучьими помощниками.

Они были его творениями и в их странной, чудовищной красоте Самуил находил свое собственное, извращенное отражение и пока он жил уже вторую сотню лет, жили рядом с ним и пауки с человеческими лицами - его верные, жуткие помощники, охраняющие тайны избы в сердце леса. Когда Самуил чувствовал прилив магической силы, его паучьи помощники становились еще более активными, их движения - стремительными, они словно оживали, отражая мощь, исходящую от их хозяина.

Однажды в лес забрёл молодой охотник, заблудившийся в тумане, он был смел и неосторожен и его любопытство привело его прямо к логову Самуила.

Пауки, как всегда, были на страже и охотник был доставлен в избу, где Самуил, глядя на его испуганное лицо, увидел не просто заблудившегося человека а потенциальный источник знаний. Колдун начал свои эксперименты, используя пауков как своих ассистентов, они помогали ему удерживать охотника, подавать ему инструменты. После того, как Самуил извлек из охотника жизненную энергию и знания о редких новых травах, его судьба решалась. Иногда он становился частью следующего поколения пауков-мутантов, его черты искажались и вплетались в их жуткую сущность, в других случаях, если он был слишком слаб, его просто оставляли на съедение другим обитателям леса а пауки лишь наблюдали издалека и оставались невозмутимыми.

Когда Самуил работал над особенно сложным заклинанием, требующим редкого ингредиента, пауки  отправлялись на поиски и находили цветок, который искал Самуил в самой глубине темного оврага, где даже светлячки боялись появляться. Вернувшись, она осторожно подавали ему в руку - Самуил кивал и в его глазах мелькало что то похожее на благодарность. Но не всегда их существование было столь упорядоченным - иногда, когда Самуил терял контроль над своими силами или когда его охватывала безумная ярость, пауки тоже становились беспокойными. Их морды искажались еще сильнее, их шипящие звуки становились громче и они начинали плести паутину хаотично, заполняя избу липкими, бесполезными нитями.

В такие моменты Самуил сам становился пленником своих творений, пока не находил способ успокоить их и себя.

Иногда, когда Самуил читал древние фолианты, его паучьи помощники собирались вокруг него, их многочисленные глаза внимательно следили за движениями его рук и за тенями, пляшущими на стенах и они, казалось, понимали смысл его слов.

Как то на территорию Самуила проник огромный, черный ворон с горящими красными глазами, он был посланником какой то темной силы, желающей свергнуть колдуна. Но пауки были готовы и с невероятной скоростью атаковали птицу - острые лапы разрывали перья и плоть, окружали раненого ворона, плетя вокруг него плотную, липкую сеть.

Когда битва закончилась, и ворон был обездвижен, Самуил подошел к нему, его рука коснулась клюва птицы. Он не искал информации а искал сущность, пауки словно по команде начали плести вокруг ворона кокон, который становился все плотнее и темнее. Вскоре из него начало исходить слабое свечение а затем тихий, но отчетливый шепот - это была душа ворона, пойманная и трансформированная, готовая стать частью нового эксперимента Самуила.

Так жизнь в избе колдуна продолжалась десятилетиями, с вечным круговоротом магии, страха и трансформации. Пауки-мутанты, с их жуткой красотой были не просто помощниками а неотъемлемой частью этого мира - они были отражением самого Самуила, его одиночества, его одержимости, его извращенной любви к своим творениям. Иногда, когда Самуил смотрел на них, то видел в их искаженных чертах не только ужас, но и нечто большее - преданность, которая не требовала слов и понимание, которое не нуждалось в разуме.

Они были его семьей, его единственными спутниками в этом мире, где его боялись и ненавидели, их существование было неразрывно связано с судьбой колдуна, отражая его одиночество и одержимость.

Так, в сердце леса, продолжалась их жуткая, но неразрывная связь навеки ...

Бухта Петрова (Лазовский район Приморского края) — удивительной красоты место с прозрачной водой, песчаным пляжем, скалами по краям бухты и двумя островами: собственно Петро́ва и Бельцо́ва. Остров Петрова — настоящее чудо природы, которое стоит посетить жителям и гостям края (я побывал там трижды и ни разу не пожалел). Впрочем, история не об этом.

Вода в бухте обычно достаточно тёплая (не для любителей жарких курортов, конечно), в районе 20 градусов, но порой приходит холодное течение, и температура воды заметно опускается. Как-то раз опустилась она до 13 градусов. Мы (мы — это я, мой младший брат Семён и два наших друга: Женя и Рома) придумали следующее развлечение: на резиновой лодке выплыли мы на глубину и затем на «камень, ножницы, бумага» стали прыгать в воду. День был жарким — выше 30 градусов, так что от разницы температур проигравший получал массу интересных ощущений (твоё тело словно одновременно жалили десятки ос) и проявлял чудеса скоростного плавания и акробатики, забираясь на лодку за несколько секунд. Никогда мне не везло в азартные игры, и я умудрился проиграть пять раз подряд. Казалось бы, с каждым разом должно становиться легче, но ничего подобного: ты успевал достаточно прогреться и вновь ощущал все прелести этой контрастной ванны. На пятый раз у меня свело ноги, с трудом выбравшись из воды, я лёг на дно лодки и категорически отказался продолжать играть. Мой отказ вызвал бурную дискуссию: «по-пацански» ли это, но мне было всё равно. Солнце грело, море равномерно качало лодку, и я провалился в сон, а очнулся уже на берегу.

Предыдущий: А_С 10-2

Иван Прошин открыл глаза.

- Поисково-исследовательская группа, вы слышите меня?!

Слова утонули в мёртвой тишине.

Звёзды. Мириады звёзд. Ковёр из звёзд, развёрнутый на небе. Лёгкость в теле. Это он так умер? Разгерметизация? Взрыв, удушье… Он дёрнулся… нет. Вдох, выдох – легко. Что со станцией? Что с кораблём?

Прошин заворочался, пытаясь сесть. Он лежал навзничь на чём-то вроде песка и теперь ворочался словно жук в муравейнике, царапая пальцами звёзды. Наконец ему удалось приподняться на локтях. Прошин огляделся.

Вокруг, сколько хватало взгляда, простиралась пустыня. Барханы серебристого песка рассыпались под светом звёзд, бестолково громоздясь один на другой. У горизонта… горизонт резко обрывался…

Прошин решил додумать эту мысль позже. Пока просто решим, что это такая ночь на… планете? Планетоиде?

Иван захлопнул забрало скафандра – воздух. Он задохнётся или поймает какую-нибудь пакость…

А, чёрт, пусть. Дышал же, так уж надышал всё, что мог, зато запас воздуха в скафандре не бесконечен. Прошин открыл забрало скафандра. Сделал вдох. Дышалось легко, прохладный воздух пустыни доносил лёгкий цветочный аромат. Прошин огляделся.

Линия горизонта обрывалась резко, так, будто он сидел на диске Плоского мира, и там, под Краем мира, только загляни, мерно двигался плавник гигантской черепахи. Ну… нет, так не бывает. Если бывает, решил Иван, доберусь до Моисея Яковлевича и верну ему всё, что он говорил мне про неучей, которые манкируют теоретической физикой.

Нет, мы уже видели Галактику, видели звёзды, видели нейтронные звёзды, видели чёрную дыру даже… нет. Физика, безжалостная сука, не допускает существования гигантской черепахи со слонами и диском обитаемого мира на спине. Он сидит на планетоиде, возможно, том самом, посреди облака. Или на комете какой-нибудь, поэтому линия горизонта рядом, рукой подать, поэтому небо чёрное, усыпанное мириадами звёзд, почему только воздух?

Прошин схватился за забрало скафандра. Нет на комете воздуха, пригодного для дыхания. Его и на планетоидах нет, атмосфера, капризная зараза, формируется миллионы лет из разнообразия биомассы планеты с определёнными характеристиками.

Прошин вздохнул.

И прозрачной она, атмосфера, не бывает. Да, в Якутии где-нибудь, на Кавказе, можно увидеть Млечный путь во всей красе, но не так чтоб и дышалось легко, и звёзды видно, как с обратной стороны Луны, где ни Солнце, ни земная атмосфера не отсвечивают, не мешают обозревать безумное великолепие Галактики.

- Ты хочешь украсть мою розу? – спросил тонкий мальчишечий голос.

Целое мгновение – как Вечность – Иван Прошин сидел, не шевелясь, бездействием отдаляя тот миг, когда придётся действовать, драться с жукоглазым инопланетянином, стрелять…

Прошин обернулся.

Мальчишка. Когда уже не ребёнок, но ещё не подросток, худенький, в брючках и рубашонке… босой. Светлые волосы, такие… не длинные, но как бы и стричь надо, мягкие черты лица, носик пуговкой, тонкие губы, веснушки… вроде бы. Мальчик внимательно смотрел на Прошина.

Прошин встал.

- Нет, парень, ты чего, — он протянул руки, как бы показывая добрые намерения, потом сообразил, что во всей своей амуниции может только напугать ребёнка и присел на корточки, всё ещё протягивая пустые руки перед собой. – Нет, я… я вроде заблудился тут… в пустыне…

- В пустыне нельзя заблудиться, — абсолютно серьёзно сказал мальчишка.

- Ну, ладно, — согласился Прошин, — не заблудился… а где я?

- Ты здесь, — последовал логичный ответ.

- А… понял, — здоровый дядька не может просить помощи у ребёнка. Это он должен определить, где они, проводить мальчонку в безопасное место или лагерь разбить, вода, там, пища — в общем, принять меры.

- Ты кушать хочешь? – сообразил Иван.

- Вкусняшки? – лицо мальчика озарилось неподдельной радостью.

- Ну… э-э… ну да, — Прошин поднялся на ноги, захлопал по ранцу скафандра. Если полевой рацион не укомплектован, он встрял.

Всё было на мази: комплектацию полевых групп принимает специальная комиссия, и если чего-то не хватает в поле, – Начальник экспедиции, Павлов, то есть, пойдёт под Трибунал. Папа («Он мне теперь точно папа. Тестюшка, блин…») в окриках не нуждался. И значило это одну простую вещь: Павлов сам не поест, но подразделения экспедиции будут укомплектованы всем необходимым; Прошин достал контейнер с красным крестом на крышке.

- А почему крест? – спросил мальчик.

- А… что? – замер Прошин. – А, ну это аптечка… там лекарства и покушать вот… Пить хочешь?

- Просто там, где я… — мальчик потёр лоб. – То есть, я не помню… но крест — это плохо. Да ещё красный.

- Это аптечка, — повторил Иван. – Еда, вода. Пить хочешь?

- Да. Можно? – мальчик аккуратно взял бутылку с водой из рук Прошина.

- Можно, — в аптечке таких бутылок две, да у него в скафандре запас регенерированной жидкости. Если не задумываться, откуда что берётся… ничего так. А после пацана он пить не будет. Он всё-таки инопланетянин.

Жукоглазый.

- Как вода? – спросил Прошин.

- Вкусная, — также осторожно мальчик протянул ему бутылку.

- Нет, у меня ещё есть. Кушать будешь? – Прошин открыл контейнер. «Рацион космонавта №2», мясная консерва, галеты, витаминный напиток. Мальчик с любопытством осмотрел упаковку. Повторил за Иваном манипуляции: раскрыл пакет, распаковал консерву, только саморазогревающуюся упаковку чуть не выронил, когда из неё пошёл пар. Взял ложку. Прошин следил за ним, проверяя реакцию: вдруг ложек не видел?..

- Чистая? – спросил мальчик.

- Стерильная, — ответил Иван.

И тогда, сидя на серебристом песке под светом мириадов звёзд, они принялись за еду.

Всю трапезу Прошин искоса поглядывал на мальчика. Паша Колобов, наверное, кучу информации вытащил бы из того, как сидит пацан, во что одет, как держит ложку, он же, Прошин, видел пока, что ребёнок не голоден, хотя съел всё, что было в посудинке. Ложку держал… её и на Земле дети по-разному держат. Сидел… ну сидел и сидел. Иван и сам сидел, протянув ноги, и мальчик сидел так же.

- Спасибо, — сказал мальчик.

- Пожалуйста, — Прошин сложил грязную посуду в пакет, застегнул замок. Убрал в аптечку. Кивнул мальчику:

- Нехорошо мусорить на чужих планетах.

- Да, — серьёзно кивнул в ответ мальчишка и повторил за Прошиным все манипуляции с посудой.

Воздух пустыни пах пылью и цветами. Серебристый песок лежал недвижно, ни ветерка не доносилось до них, ни облачка не катилось по небу; не было у планеты спутника, не было светила, только звёздный свет, барханы да запах пыли пополам со слабым цветочным ароматом. Прошин вдруг подумал, что если это ад или рай, загробный мир, словом, то он согласен. Он своё отбегал.

- Хочешь, я покажу тебе розу? – спросил мальчик.

Они сидели рядышком на серебристом песке, глядя на звёзды. Собственно, смотреть тут было не на что: песок-звёзды, звёзды-песок, но зрелище светящегося ковра в небе искупало всё однообразие этого мира.

- Потом, — сказал Иван.

Он медленно откинулся на спину, лёг, подложив руку под голову. Мальчишка пристроился рядом.

- Звёзды, — сказал Иван. Слово поднялось в расцвеченное блестками небо и утихло в серебристом песке пустыни.

- Звёзды, — повторил мальчик.

- Ты смотришь на них? – спросил Прошин.

- Да. У меня есть любимые звёздочки.

- Да? Покажешь?

- Да. Вот, смотри, — мальчик протянул руку…

И ПРОШИН УВИДЕЛ.

Протуберанцы, танцующие в фотосфере. Тихое шипение звёздного вещества, выбрасываемого в пространство. Тепло лучистой энергии, согревающей живые создания причудливой формы, живущие неподалёку.

- Это साधु, — сказал мальчик. – Она хорошая, чувствуешь?

- Да, — прошептал Прошин. Он грелся, он купался в тепле этой звёздочки, милой и ласковой, как родное солнце Земли.

- Она прекрасна, — сказал он.

- Да, — мальчик вздохнул, — только не все они такие.

- Правда? – Прошин заворожённо наблюдал пляску огней перед собой.

- Правда.

- А ты можешь показать?

- Не хочу. Не люблю на них смотреть.

Картинка пропала. Прошин сел на песке.

- Слушай, как ты это делаешь?

- Что? – спросил мальчик.

- Ну, смотришь на звёзды.

- Не знаю. Я хочу на них смотреть, и я вижу.

- А меня научишь?

- Хочешь, я покажу тебе розу? – вместо ответа спросил мальчик.

- А-а… э-э… давай, — согласился Прошин.

А что он ещё мог сказать?

- Пошли, — мальчик поднялся на ноги.

Прошин, кряхтя, как старый дед, поднялся следом.

- Далеко?

- Вон там, — мальчик махнул рукой.

И они зашагали по осыпающемуся песку.

- Всё хотел спросить, — сказал Прошин, — а что там за стена?

Он глянул в сторону ломаной линии у горизонта.

- Не знаю, — отозвался мальчик. – Она всегда была.

- Это был дом? Или крепость – как ты думаешь?

- Это стена. Под ней живёт змея, — был ответ.

Прошин сбился с шага.

- Змея?

- Ну да.

Прошин как мог берёг батареи скафандра, но тут не удержался, захлопнул забрало, включил биодетектор. Песок. Серебристые барханы, ломаная линия стены вдалеке. Ни следа, ни… никого. Мальчик… Прошин глянул на пацана, ожидая увидеть всё что угодно. Нет, как был ребёнок, так и остался, хотя как он тут оказался, как… вообще всё – загадка, тайна Вселенной. И звезда эта. Он видел, мальчик видел, да не то что видел – он Прошину показал звезду. Буднично, руку протянул и – звезда. Только что не на ладони.

- Вот, — сказал мальчик, и Прошин опять сбился с шага.

Сначала среди серебристой пустыни они увидели красное пятно. Среди серебристых барханов красный цветок казался огоньком навроде удочки глубоководного удильщика. Прошин даже рискнул включить скафандр, выискивая обещанную змею — никого. А потом они подошли поближе.

Они как-то так понимали друг друга… Прошин не раз и не два специально отслеживал, на каком языке они ведут беседу. Говорил он по-русски, точно, и такие же русские слова слышал в ответ, а вот что на самом деле говорил собеседник и что он там слышал…

В общем, это был цветок. Стебель, лепестки, ну и там… пестики, тычинки… Но вот назвать это розой… Короче, если вы подарите хотя бы один такой цветок даме сердца, будь она хоть самая-рассамая недотрога, вас ждёт безусловный успех в делах любовных.

- Ух-х!.. – вырвалось у Прошина.

«Надюше надо показать», — мелькнула мысль, и тут же тоской схватило сердце.

- А… как это?.. – спросил Иван.

- Это всё, что осталось от одного мира, — просто ответил мальчик. – Он… ну вот, смотри.

И Прошин увидел.

К этой звезде, ласковому и тёплому солнышку, чёрной воронкой прицепилась нейтронная звезда. Прошин много раз слышал умные слова вроде «аккреция вещества», «парные звёзды», но никогда ещё он не видел, какая это на самом деле трагедия, смерть целого мира из-за того, что твоё солнце лишает жизни галактический разбойник. Сквозь шипение сгорающего вещества Прошин слышал довольное жужжание напитывающейся жизни звезды-убийцы.

- У-у, гадина, — прошептал мальчик. Кажется, он сжал кулаки.

- Слушай, парень, — сказал вдруг Прошин, сам поражённый своей идеей. – А ты ведь можешь всю Галактику просматривать, да?

- Да, — мальчик осторожно отодвинулся от него.

- Подожди, — Прошин присел на корточки, протягивая руки перед собой. – Я просто здесь не один, — он оглянулся вверх, по сторонам, — ну не здесь, а вообще… Ну понятно, да?.. Я хочу поглядеть, что с моими друзьями. Только посмотреть, понимаешь?

Мальчик смотрел на него своими глазёнками так…

- Ну погоди, не плачь, — осторожно продолжал Иван, — я посмотреть, понимаешь? Ну ладно, нет и нет… ладно.

Прошин встал, оглядываясь по сторонам. Засиделся он тут. Там, вообще-то, ребята, надо к ним выбираться, отдохнул и будет.

- Ты видишь змею? – мальчик взял Прошина за руку.

Он незаметно подошёл к Ивану и теперь смотрел на него снизу вверх.

- Змею? – перепросил Иван. – Нет, нету её. Спит, наверное.

Мальчик присел на корточки. Он больше не походил на милого потеряшку, скорее на маленького охотника, следопыта. Узкая ладошка легла на песок. Пацан поводил головой из стороны в сторону, понюхал воздух.

- Она там, — он махнул рукой. – Свет ей не нравится, ползёт в подземелье, ищет.

- Кого? – спросил Прошин.

- Меня, — был ответ.

- А… это… х-хорошо, ты слышь, пацан, ну мне выбираться отсюда надо, ну, друзья у меня там… ты ведь знаешь, что такое друзья?

- Знаю, - кивнул мальчик. Кивнул серьёзно и трогательно, как бы признавая за незваным гостем право беспокоиться о близких.

- Ну вот, я же не могу их бросить… там, - Прошин ткнул пальцем куда-то в небо. – Где тут выход… может, подскажешь?

Он опустился на корточки, чтобы заглянуть мальчику в глаза.

- Я… - мальчишка потёр лоб. – Я не знаю. Я забыл.

Он улыбнулся, снова превратившись в милого потеряшку.

- Так, - Прошин поднялся, готовясь включить скафандр.

Инопланетный робот навис над маленьким мальчиком с маленькой планетки.

- Но ты можешь найти своих друзей, - сказал вдруг мальчик.

- Э? – Прошин покосился на мелкого надоеду.

- Ты ведь видел мою розу? – спросил мальчик.

- Ну, - буркнул Иван.

- Я смотрел, когда это случилось – ну, звезда, - сбивчиво заговорил мальчуган. – Я очень хотел помочь, потому что там же была планета, там были люди. А их…

Он развёл руками.

- Ты не сумел их спасти? – мягко спросил Прошин.

- Да, - мальчишка вскинул голову. В глазах блеснули слёзы. – Я очень хотел, но я маленький, а звезда большая и… Я увидел розу, - он вздохнул. Тяжело, со всхлипом. – Она росла на поляне среди леса, полного зверья, я увидел её, и я…

- Она тебе понравилась? – спросил Прошин.

Пусть мальчишка врал – но врал захватывающе. Целый мир, полный жизни, уничтоженный так, походя, потому что звезда-убийца пришла из глубин Галактики.

- Да, - прошептал мальчик.

- Ну хорошо, а как я увижу своих друзей?

- Они дороги тебе? – спросил мальчик.

- Да, - во рту пересохло, Прошин откашлялся и ответил, как на экзаменах: - Да. Они мне дороги. Я хочу их видеть. Я хочу знать, что с ними произошло.

Шальная надежда что тут есть какое-нибудь колдунство заставила его вздрогнуть: вот услышат сейчас Ивана Прошина местные техномаги, вернут в Глобулу, починят буксир и подарят пятьсот эскимо.

- Посмотри на розу, - предложил ему мальчуган. Прошин покосился на него, как бы примериваясь отвесить леща.

- Посмотри на розу, - повторил мальчик. – Вспомни тех, кто тебе дорог. Кому бы ты подарил такой цветок.

Прошин собрался было…

Курёнок.

Наденька.

Иван помотал головой.

- Что ты мне мозги пудришь? – загремел инопланетный робот.

Мальчишка сжался в комочек.

- У меня там люди погибают, а он мне про розу! – кричал Прошин. – Люди погибают, слышишь? Ты не смог спасти планету, так не мешай спасать хотя бы несколько человек!..

Мальчик вздрогнул всем телом. Прошин осёкся.

- Прости, - сказал он. Протянул было руку, чтобы погладить парнишку – отдёрнул, решит ещё, что бить брошусь.

- Прости, - повторил Иван. – Мне и правда пора.

- Просто надо вспомнить, кого ты любишь, - пробормотал мальчик.

- Всех люблю на свете я, - Прошин взялся за забрало скафандра.

- Нет, - мальчик вдруг встал перед ним, бестрепетно глядя на громадину инопланетного робота. – Нельзя так: люблю – и дальше побежал.

- А как тогда? - спросил Прошин.

- Надо хранить любовь, - был ответ. - Воспитывать любовь в себе. Не как долг, не как привязанность, а как… любовь.

Прошин собрался уже было ответить что-нибудь язвительное или даже скабрезность какую отпустить – и промолчал. Цветок… Он ведь дарил цветы Наденьке. Там, на Камчатке, рвал цветы, такие синенькие… они в Красную книгу, оказывается, занесены, а он их в букет. Наденька смеялась. Очень красиво смеялась, она вообще очень красивая, даже с этой причёской, ну, космонавтам которая, всё равно.

Прошин посмотрел на розу. Как она растёт здесь? Мальчишка ухаживает, что ли? Розы он Наденьке не дарил. Не додумался.

Он представил, как собирает охапку таких цветов – хрена с два ты их теперь наберёшь, погибла та планета, – как протягивает душистый букет Наденьке и саму Наденьку представил, в цветастеньком платьишке, с копной льняных волос, как она улыбается ему, нежно и восторженно, принимая диковинные цветы от покорителя космических далей…

…и он увидел!