Каждый, кто читал рассказ, наверное, задавался этим вопросом. В самом деле, зачем? Ведь Герасим уходит со двора барыни. Больше он ей не раб. Так зачем было убивать собаку?
Ответ на этот "детский" вопрос получить не так просто. В школе часто говорят, что Герасим утопил Муму по приказу барыни. Но при этом не учитывают одну деталь: барыня в тексте рассказа этого не приказывает. Идея уничтожить собачку, мешающую барыне ночным лаем, возникает в голове дворецкого Гаврилы. Это во-первых.
А во-вторых, пусть Герасим и воспринял распоряжение Гаврилы как приказ барыни. Но ведь он всё равно покинул её двор и самовольно вернулся в деревню! Если так, то почему же он не забрал Муму с собой? Попробуем разобраться.
Дети, с которыми этот рассказ "проходят" в школе, его не понимают и не любят. Понятно, что им жалко собаку. И вся проблематика рассказа сводится к вопросу "Кто виноват?" Герасим? Или барыня? Или все виноваты?
Но рассказ-то ведь совсем не об этом..
Для начала давайте выясним степень вины барыни. Была ли она деспотичной и злой – этакой Салтычихой? Ни одного подтверждения этому в тексте нет. Там говорится, что барыня была капризной, нервной и... глубоко несчастной. "День её, нерадостный и ненастный, давно прошёл; но и вечер её был чернее ночи".
Будучи глубоко несчастна сама, барыня заражает своим несчастьем окружающих. Вспомним, как печально закончилась её внезапная инициатива (предпринятая из лучших побуждений!) поженить башмачника Капитона и прачку Татьяну. Но... что ещё плохого делает она в рассказе?
Ну, цыкает на приживалок. (Это преступление?) Жалуется на собачий лай, раздражающий её во время бессонницы. (А вы бы не жаловались?) Симулирует обмороки... Ну, это нехорошо, да. Но злодейкой, выраженным отрицательным персонажем, при всей своей малосимпатичности она не является. И главное: причиной бед Герасима тоже является не она! О том, что Герасим влюблён в прачку Татьяну, она просто не знала. Убивать собаку не приказывала. Ей лишь хотелось от неё "как-нибудь избавиться", а как – это, дескать, не её дело.
И вот тут - главный вопрос. А кто является причиной Герасимова несчастья? А никто. Вернее, не кто, а что. Несвобода. Это первый непростой для понимания детей (жа и многих взрослых) момент: виноват не человек, а обстоятельство.
И теперь второй момент, также непростой для детского понимания. От человека можно избавиться. (Скажем, от барыни Герасим в конце концов ушёл, а Гаврила боялся, как бы Герасим его кулаком не прихлопнул – тоже, так сказать, способ избавиться от человека...) А как избавиться от несвободы? Несвобода – это не только внешние обстоятельства. Это ещё то,что внутри человека...
И вот теперь мы вплотную приблизились к ответу на вопрос заголовка. Перечитаем последние страницы и обратим внимание на фразу: "Утопив бедную Муму, он прибежал в свою каморку, проворно уложил кой-какие пожитки".
Смотрите-ка: отправляясь подальше за город, чтобы казнить несчастную собачку, Герасим ещё вовсе не собирался от барыни уходить! (Иначе он взял бы пожитки с собой.) А что он собирается сделать? Очевидно, исполнить "приказ" и вернуться к исполнению своих дворницких обязанностей!
Ещё бы – ведь бежать от крепостника – это серьёзное преступление. Герасим к нему пока не готов. А когда стал готов? А тогда и стал, когда совершил страшное насилие над своей душой – собственноручно казнил единственное дорогое ему существо.
Желание не просто уйти от барыни, но именно вернуться в деревню, возникло как раз во время исполнения казни. Смотрите, вот он плывёт топить Муму. Читаем в тексте: "А Герасим всё грёб да грёб. Вот уже Москва осталась назади. Вот уже потянулись по берегам луга, огороды, поля, рощи, показались избы. Повеяло деревней". И затем читаем в финале: "Спешил домой, к себе в деревню, на родину".
То есть увидев "избы, огороды, поля и рощи", вдохнув воздух свободы, Герасим этой свободы захотел. Но ещё не мог её себе позволить! Ведь это же НЕЛЬЗЯ! "Поспешно, с каким-то болезненным озлоблением на лице, окутал верёвкой взятые им кирпичи..."
И вот когда непоправимое случается – Герасим приносит в жертву "закону и порядку" дорогое ему существо, эти самые "закон и порядок" теряют над ним власть. Если бы Герасим не убил Муму – не пожертвовал САМЫМ ДОРОГИМ, ЧТО У НЕГО ЕСТЬ, он бы не решился уйти.
Из рассказа следует, что действенных мер по наказанию Герасима и возвращению его на место предпринято так и не было. А потому впору задуматься: так ли велика власть "закона и порядка" над личностью? Иначе говоря – чего мы боимся больше: наказания или своего страха перед наказанием?
"Мотив жертвы" ставит этот незатейливый тургеневский рассказ в ряд с античной трагедией: "Чтобы получить свободу, надо чем-то пожертвовать". А поскольку свобода – высшая ценность человеческой жизни, то и пожертвовать приходится чем-то очень дорогим. Может быть, непомерно дорогим...
Успокоился ли Герасим, обретя свободу такой ценой? Был ли он в деревне счастливее, чем у барыни? Этого мы из рассказа не знаем. А вы как думаете?
Вобщем,бороздил просторы книжных полок, и наткнулся на автора детских книг Владислава Крапивина. Я в своём детстве просто съел "библиотеку", но никогда этого автора не читал. Теперь вот повезло, вместе с детьми читаем, которым очень нравятся его повести. Думаю главное что смог передать автор, это процесс взросления из садичного детства в школьное. Для пацанов очень советую.
Начнём с «Колобка». Если спросить, о чём эта сказка, большинство людей скажет: «Об уходе из дома, об опасностях, подстерегающих нас на жизненном пути, и о неизбежности его конца». Всё это, конечно, тоже верно, но...
Давайте вспомним несколько народных загадок. «Катится катушка – ни зверь ни птушка». «Катится по голубому блюдечку золотое яблочко». «Голубой платок, красный колобок: по платку катается, людям усмехается».
Ответ на все три один – солнце. Это оно катится, это оно – колобок.
Так что же съела в сказке Лиса? Славянское слово «коло», от которого произошёл «колобок», означает круг, круговое движение. Самый первый круг и самое первое круговое движение, с которым сталкиваются люди в природе – это солнце и его движение по небу. От кругового движения Солнца по небу зависит смена времён года. Малый круг – зима, большой – лето. А сколько всего у нас времён года?
Столько же, сколько и зверей в сказке про Колобка – четыре!
Эта четвёрка часто встречается в славянском фольклоре. Вот, например, обрядовая песня, которой принято встречать весну:
Волку, медведю, Старому зверю, Лисице и зайцу - Пень да колода, На раменье дорога!
(Раменье – это густой лес, примыкающий к полю.) А вот начало одного из болгарских заклятий:
«Вышел святой Георгий на высокую гору, и заиграл в медную трубу, и собрал волка с волчатами, медведицу с медвежатами, лисицу с лисятами, зайчиху с зайчатами…»
Четыре времени года – четыре зверя. Причём именно как в сказке: волк, заяц, медведь, лисица.
А теперь обратимся к ещё более глубокой древности. Кроме четырёх времён года у нас есть четыре времени суток: утро, день, вечер и ночь. Ночь – это время, когда солнца нет. Куда делось?
– Съели! – утверждают древние египтяне.
По их представлениям, ночь – это битва между богом солнца Ра и гигантским змеем Апофисом, который глотает солнце. Утром Ра побеждает, и Апофис «выплёвывает» солнце, отпускает его.
Змей Апофис нападает на бога солнца. Египетский папирус
У индонезийцев солнце проглатывает огромный удав, а у японцев и китайцев – дракон.
Дракон проглатывает солнце. Традиционный китайский сюжет
В Иркутской области, на берегу реки Лены обнаружен комплекс наскальных рисунков, возраст которых – больше 5000 лет. На одном из них животное, очень похожее на крокодила, пытается проглотить солнце…
"Горе! Горе! Крокодил Солнце в небе проглотил!" Наскальный рисунок. За пять тысяч лет до Чуковского...
А у древних скандинавов солнце проглатывает чудовищный волк Фенрир.
Волк Фенрир древних скандинавов. Современный рисунок
Почему же наша лисица проглотила не солнце – а хлеб? Какая связь между солнцем и хлебом? Ну, это очевидно. Потому что, если не будет солнца (тепла), не будет урожая, не будет хлеба...
В общем, очевидно, что сказка о Колобке – ни что иное как рудимент (след, остаток) древнего циклического мифа, связанного со сменой времён года, с культом плодородия, с круговоротом жизни, с умирающей и возрождающейся природой.
Вот и секрет «живучести» сказки о Колобке. Это не просто сказка. Это зашифрованный временем пересказ мифа. Возможно, один из первых, если не первый сюжет в мире...
Теперь "Репка".
С нею, вообще-то, всё понятно. Единственное, что можно добавить – в народном варианте сказки вместо кошки и мышки были "но́га" (сосед) и "дру́га но́га" (ещё один, второй сосед), вот с их помощью Репку и вытаскивали. Заметим, что смысл сказки при этом меняется.
Если в привычном нам варианте речь идёт о том, что даже незначительное усилие может привести к масштабным последствиям (в данном случае – желаемым: репку вытащили), то народный вариант сказки можно интерпретировать так: сначала семья (род) полагается исключительно на свои силы, потом использует помощь приручённых животных, а потом, по мере того, как задача усложняется, приходится выходить за пределы рода, задействуя более сложные "социальные структуры".
А чем же не угодила народным рассказчикам мышка? Тем, что мышь в мифологии – посредник между "нижним" и "средним" мирами. В "среднем" мире живём мы, люди. А "нижний" мир – это мир враждебных человеку сил...
Отсюда переходим к "Курочке Рябе".
Яйцо во всех мифологиях – символ жизни, мира, порядка (космоса). Старик со старушкой, как им и положено, олицетворяют человечество, а мышка представительствует от опасных, разрушительных сил. Теперь внимание.
В народном варианте сказки старик со старушкой разбить яичко не пытались! Это сразу сделала мышка. А парадоксальное "били-били, не разбили" добавил Константин Дмитриевич Ушинский. И он же добавил сказке счастливый реалистичный конец – "снесу вам новое яичко, простое". В народной сказке счастливого конца не было. В ней был ужас без конца. В одном из вариантов:
"Старик плачет, старуха возрыдает, в печи пылает, верх на избе шатается, девочка-внучка с горя удавилась. Идёт просвирня, спрашивает: что они так плачут?
– Как нам не плакать? Есть у нас курочка-татарушка, снесла яичко в куте под окошком: пёстро, востро, костяно, мудрено! Положила на полочку; мышка шла, хвостиком тряхнула, полочка упала, яичко и разбилось! Я, старик, плачу, старуха возрыдает, в печи пылает, верх на избе шатается, девочка-внучка с горя удавилась.
Просвирня как услыхала — все просвиры изломала и побросала. Подходит дьячок и спрашивает у просвирни: зачем она просвиры побросала?
Она пересказала ему всё горе; дьячок побежал на колокольню и перебил все колокола.
Идёт поп, спрашивает у дьячка: зачем колокола перебил?
Дьячок пересказал всё горе попу, а поп побежал, все книги изорвал".
В варианте, записанном знаменитым фольклористом Александром Николаевичем Афанасьевым, особенно достаётся Церкви – видимо, как институции, особо ответственной за сохранение миропорядка, но вообще рассказчики соревновались в изобретении самых разных несчастий: у кого село сгорело, у кого все жители с ума посходили.
Как видим, смысл народной сказки отнюдь не "загадочен". Вмешательство злых сил нарушает гармонию в мире, и мир повергается в хаос. Да, есть нюанс: всё началось "всего лишь" с яичка! Снова, как и в сказке про Репку, видим "эффект бабочки" (см. нашу статью "Чашка чая и теория катастроф").
"Загадочной" сказку сделал Ушинский. Но и эту загадку разгадать можно. Зачем старик со старушкой пытаются разбить "яичко пёстро́, востро́, костяно́, мудрено́"? Ну так "что имеем, не храним, потерявши – плачем" – это во-первых. А во-вторых, напомним, яйцо – символ жизни и мироздания, то есть – порядка, гармонии. И тогда "били, били – не разбили" не означает, что били сознательно. Ведь часто мы причиняем урон, например, миру в семье, не задумываясь об этом. А мир держится...
Пока не появляется мышка.
Мы рассказываем эти и другие истории, чтобы привлечь ваше внимание к журналу "Лучик":
С малых лет мы слышим, что Пушкин великий. В детском саду. В школе. На телеканале «Культура». По радио. В Интернете. Еще где-нибудь. И всё равно – почему? Давайте рассуждать рационально.
Пушкин «угадал с трендами»
Пушкин был единственнымиз своих современников, кто точно угадал литературное направление, в котором нужно развиваться.
Это звучит ужасно глупо и примитивно, но существуют правильные литературные направления и неправильные. Возьмем современную русскую литературу, например. Значительная ее часть сводится к выхолощенным постмодернистским романам с претензией на заумность, или историческим очеркам о страданиях бедных татарских женщин в сталинские времена, или к эротическим похождениям интеллигенции в большом городе. За подобные тексты дают литературные премии, критики пишут на них хвалебные рецензии, но при этом те же критики постоянно говорят, что русская литература мертва. Эти книги мало кто читает. Или читают, но через пару дней выбрасывают в мусорное ведро. Никому такая литература не нужна и в будущем про нее забудут.
Литература в этом смысле мало чем отличается, например, от игры на бирже. Вспомните: каких-то лет 7—8 назад все инвесторы были уверены в том, что скоро в мире победит виртуальная реальность и вкладывали деньги в VR-стартапы. А теперь эти очки никому не нужны, большого числа клиентов у этих стартапов нет, их акции падают. Инвесторы почему-то перестали в это вкладываться, зато выстроились в очередь за акциями фармацевтических компаний.
Пушкин — невероятно удачливый игрок на «литературной бирже». В наше время это можно сравнить с айтишником, создавшим на основе написанного им оригинального кода многомиллионный интернет-сервис.
Пушкин — первый русский реалист. Это литературное направление только зарождалось тогда, на Западе его еще как такового не было. А Пушкин угадал. Приблизительно за 10—15 лет до того, как это стало популярным, угадал. Но этих 10—15 лет хватило для того, чтобы в головах у русских читателей сформировались очень четкие вехи, каким путем нужно идти. И это дало плюс 100 500 очков к карме всей русской литературе, которая благодаря заданному Пушкиным вектору и стала-то великой и классической. Пушкин, скажем опять айтишным языком, создал открытый код, который начали активно использовать другие писатели.
Пушкин сделал литературу национальной
Важно понимать, что в пушкинские времена Россия переживала странный исторический период, чем-то напоминающий наш нынешний. С одной стороны, русское дворянство еще в екатерининские времена начало откалываться от основной массы русского народа и превращаться в замкнутую на себя прозападную касту, говорившую на французском, а не на родном языке. Очень сильное влияние на изменение стереотипа поведения русского дворянства оказали французские гувернеры, в большом числе побежавшие в Россию после 1789 года. Эти люди не были лучшими людьми своего народа. Больших знаний, как это известно из того же Пушкина, они не давали, потому что сами не знали ни черта. Но они давали другое — они меняли стереотип поведения, т. е. не интеллектуальные, а этологические свойства личности, и отдаляли дворянство от России все дальше.
С другой стороны, после событий 1812—14 гг в России начали последовательно, как грибы после дождя, расти антизападные настроения, очень мощные. В частности, указом Александра I из России в 1820 году выгнали иезуитов. В 1822-м запретили масонов. Ну, т. е. начали потихоньку перекрывать кислород враждебным русской цивилизации НКО. У людей в головах начало кое-чего проясняться после наполеоновского вторжения: долбануло, как говорится. Все ахнули и начали вспоминать, как пишется «молоко» и «родина». Дворянская «элита» стала volens-nolens говорить по-русски, хотя французский все знали в совершенстве, и писали еще на нем.
Этот-то антинаполеоновский патриотизм Пушкин подхватил и развил. Пушкин начал активно использовать национальные сюжеты, стал выковыривать их из самых пыльных углов, из песен и сказок Арины Родионовны, из фантастической литературы XVIII века, из народных (а не официальных) свидетельств о пугачевском восстании. Все это был принципиально новый русский язык. Все изнутри дышало Русью, и продолжатели Пушкина, например, Лермонтов, написавший «Песнь о купце Калашникове», этот прием (вполне романтический, с формальной т. зр., вальтер-скоттовский) поняли и подхватили.
С другой стороны, Пушкин стал брать иностранные (не только западные) сюжеты и переворачивать их в понятный русскому человеку профиль. Так появились «Маленькие трагедии», или «Песни западных [южных] славян», или «Подражание Корану». Это был гигантский шаг вперед, по сравнению с вялыми романтическими элегиями современников. Хватит подражать Западу! Хватит ловить веяния мод, давайте эту моду сами создавать. Давайте будем русскими, а не французами!
Мы говорим об этом лишь потому что сейчас это очень, очень актуально. Посмотрите на ситуацию. С одной стороны, мы имеем каких-то Ургантов и Хаматовых, которые очень не хотят быть русскими, а хотят придерживаться ЧУЖОГО («европейского») стереотипа. С другой стороны, мы имеем грубых мужиков, которые взяли в руки автомат и пошли воевать. Добровольцами. Добровольцами пошли. Их никто не заставлял. Они сами встали и пошли туда, еще в 2014 году. Посмотрите видео, почитайте статьи в интернете, — и вы увидите очень простую закономерность: пока одни плясали на сцене, сбивая баксы, другие сидели в окопе, часто не имея ни шиша. Ну и за кем вы пойдете? Кто, по-вашему, должен быть ПОДЛИННОЙ «элитой» в нашей стране?
Конечно же, нам нужен новый Пушкин. Кто-то, кто сумеет оформить эту поднявшуюся волну. Иначе мы и дальше будем слушать чепуху про чудесную Европу, где все хорошо, и будем подражателями и колонией. Конечно, нужен переворот. Литературный переворот.
В чем гениальность «Онегина»
Поговорим о его главном произведении, которое тоже многим до сих пор не понятно. Ну, то есть милая история такая, про деревенскую девочку и городского мальчика. Всем нравится, ибо написано стильно. Но смысл, смысл-то в чем?
А вот в чем. «Евгений Онегин», поглавно публиковавшийся в 1825—32 гг, словно какой-нибудь сериал, очень точно воспроизвел тип загнивающего русского дворянина. Как историческому источнику этому роману нет цены, — это прямое свидетельство начавшегося надлома великорусского этноса. При этом Онегин изображен именно западником, англоманом, либералом: легкомысленный гувернер, питание в лучших ресторанах, либеральные, но системно бессмысленные эксперименты в деревне («оброком легким заменил») и т. д. Пушкин откровенно стебется над современниками из «петербургского круга», скажем так.
При этом в деревне либерала Онегина не любят считают «опаснейшим чудаком». Пушкин намеренно сталкивает Онегина с «патриотической» семьей Лариных, которые заставляют дворовых девок петь во время сбора ягоды, «чтоб барской ягоды тайком // уста лукавые не ели». Параллельно всплывает фигура Ленского, эдакого романтика-гегельянца, очень характерная для 1820-х гг; и снова портрет написан сатирическими мазками. Т. е. чувствуется нарочитый негатив, критика западного образования и западной цивилизации в целом, но и русскую, национальную партию Пушкин не щадит (это в принципе характерная для него схема, столкнуть лбами западников и славянофилов, можно вспомнить похожую архитектуру в «Барышне-крестьянке»).
Пушкин и рад бы слопать вкусную западную котлетку, но что-то внутри подсказывает ему, что цена за эту котлетку слишком высока — нужно отказаться от национальной самобытности. Вот откуда этот критический тон. «Балеты долго я терпел, // но и Дидло мне надоел». У нас почему-то редко рассматривают «Онегина» как политический текст, считают его больше культурологическим, «энциклопедией русской жизни», но на самом деле Пушкин подспудно тянет тончайшую политическую нить, обрывающуюся на незаконченной десятой главе, обрывки которой позволяют предположить, что Онегин был как-то причастен к декабристскому заговору.
Пушкинский текст достаточно легко дешифруется, если его намеренно не усложнять, а воспринимать в контексте начавшегося в 1820-х соперничества западников и патриотов. Ларины — это скрытая отсылка к Елагиным, известным своим консерватизмом, позже переросшим в славянофильство (напомним, что И. П. Елагин был основателем консервативного, проимперского направления в русском масонстве, которое он воспринимал как антитезу модному в его годы вольтерьянству).
Иван Перфильевич Елагин (1725–1794), русский историк, поэт, философ, государственный деятель
Пушкин отбросил первую букву фамилии, а четвертую заменил более звучным «р». Это известный литературный прием, который восходит к традиции XVIII столетия называть незаконнорожденных дворянских детей фамилией без первого слога: например, создатель Смольного института И. И. Бецкий, т. е. (Тру)бецкой. Возможный прототип матери Татьяны — А. П. Елагина (племянница Жуковского и мать братьев Киреевских). А «Татьяны милой идеал», скорее всего, образован с Н. Д. Фонвизиной, повышенную религиозность, даже некоторую чудаковакость которой (Фонвизина в 16 лет переоделась мальчиком и убежала в монастырь) поэт редуцировал до увлечения сентиментальной литературой и слегка разбавил светской взбалмошностью М. Н. Волконской. Вот почему у Лариных две дочери: задумчивая Татьяна и легкомысленная Ольга.
Пушкин как бы играет со своими прототипами, как с куколками: забирает черты у одной, добавляет другой, и наоборот, — но по своей литературной природе они единоутробные сестры, почти что сиамские близнецы: «бывало, в поздние досуги // сюда ходили две подруги, // и на могиле при луне, // обнявшись, плакали оне». Обе женщины вышли замуж по расчету за будущих декабристов, и обе последовали за ними в Сибирь, — это подтверждается фразой «иных уж нет, а те далече» в финальной строфе романа.
Интересно, что Фонвизина и Волконская стали также прототипами для Наташи Ростовой и Марьи Болконской у Толстого (но Толстой перевернул их характеры: Болконская — религиозна, Ростова — шалунья). Фонвизина, помимо всего прочего, еще и прототип Сонечки Мармеладовой (которая едет за Раскольниковым в Сибирь; Достоевский познакомился с Фонвизиной «на этапе» в 1850 году и позже с ней переписывался). Вся великая русская литература замешана буквально на двух женщинах, имена которых перекликаются, как гиперссылки.
Ларины — это консерваторы, славянофилы, патриоты. Татьяна «русская душою, сама не зная, почему». Логично, что западника Онегина Татьяна изначально не привлекает. И вот еще одно, косвенное доказательство этой версии: прототип Маши Мироновой — тоже Елагина, дочь коменданта Татищевой крепости Татьяна, по мужу Харлова (в реальности Пугачев сделал «капитанскую дочку» своей наложницей, но казаки застрелили ее, испугавшись, что она дурно влияет на «императора»).
Пушкин постоянно обращается к образу правильной, консервативной девушки, это успокаивает его, удовлетворяет его политические запросы: «мой идеал теперь — хозяйка, // мои желания — покой, // да щей горшок, да сам большой».
Пушкин стремится к гармонии; разного рода пассионарии и революции его раздражают, он хочет «Татьяну» как гарантию гомеостаза и потому старательно, как школьник, рисует один и тот же портрет девочки за соседней партой, для приличия меняя имена: Татьяна, Маша Миронова, Параша в «Медном всаднике», даже мертвая царевна «тихомолком расцветая» и «нраву кроткого такого», — всё это одна и та же консервативно-национальная героиня.
...Которая, заметим, противопоставляется царице-западнице: «высока, стройна, бела, // и умом и всем взяла; // Но зато горда, ломлива, // Своенравна и ревнива». Это типичный портрет светской львицы XIX века, который «очень мил, // я прежде сам его любил, // но надоел он мне безмерно», потому что «в чертах… жизни нет», потому что «запылал // в ее лице самолюбивом // румянец ярче». Высокосветские, «европеоидные» жеманницы, постоянно смотрящиеся в зеркало, надоели Пушкину вместе с ростбифами и балетами. «Иные нужны мне картины: // Люблю песчаный косогор, // Перед избушкой две рябины, // Калитку, сломанный забор»...
За этим кроется политический выбор. Царевна могла бы взять в мужья кого-то из семи братьев-богатырей, на самом деле — разбойников-славянофилов («братья в ту пору домой // возвращалися толпой // с молодецкого разбоя»), но нет, эти бунташные ребята не устраивают ее, ей всего милей королевич Елисей, т. е. сам Пушкин, который по свету скачет и ищет ее...
Здесь выбор как бы перевернут: выбирает царевна, и ее выбор тоже слегка изменен: она предпочитает не русский бандитизм, а условно-западную, светскую культуру («королевич», но с именем ветхозаветного пророка, вошедшим в православные святцы, фигура явно ассимилированная, обрусевшая, как и сам автор — потомок «арапа Петра Великого»).
Наши литературоведы, люди в основном прозападные и интеллигентные, почему-то не решаются прямо и правильно расшифровать эти простые истины и выстраивают вокруг текста мильон бессмысленных комментариев, но не видят главного. Истина их страшит, потому что не вписывается в «западный канон», не стыкуется она с ним никак, ну вот хоть убей. И приходится натужно искать в пушкинских стихах европеизм, либерализм и революционность. Это ошибка.
Молодой Пушкин был либералом. Взрослый Пушкин уже имперец, «литературный националист», причем прямо видно, как он правеет по ходу написания «Онегина», как он нравственно убивает своих мужских героев-западников, а свою любимую героиню, патриотку Татьяну, наоборот, превращает из «странной, // провинциальной и жеманной, // и что-то бледной и худой, // а впрочем, очень недурной» барышни в королеву Москвы. Это скрытое признание Пушкиным своего отказа от петербургского либерализма и перехода в лагерь московских патриотов.
Ленский умирает на глупой дуэли. Онегин тоже умирает на самом деле на этой дуэли, умирает нравственно, и тоже глупо. Отказ Татьяны литературно добивает его. А Татьяна должна быть счастлива, она победительница в политическом поединке в голове Пушкина, но она тоже почему-то несчастна. Почему? Потому, наверное, что иллюзий в отношении ставки на официальное «самодержавие, православие, народность» Пушкин тоже не питал и хорошо понимал, что за фрукт царь Николай Павлович Романов, отправивший в Сибирь всех его близких друзей и муз. «Хотя лично я сердечно привязан к государю, — напишет Пушкин позже в письме Чаадаеву, — я далеко не восторгаюсь всем, что вижу вокруг себя» (quoique personnellement attaché de cœur à l’E[mpereur], je suis loin d’admirer tout ce que je vois autour de moi).
В.А. Дрезина. «Пушкин читает М.Н. Волконской «Послание в Сибирь»
Здесь — логическая точка всему. Всё сплетается в немой сцене финала. Обрыв, облом. (Вот откуда названия романов Гончарова — главного продолжателя пушкинских идей.) Хэппи-энда не будет, потому что русское дворянство незримо вырождается. Вот какой должна быть дешифровка «кода Пушкина». Вот в чем его главная мысль. Это пророчество, предсказание исторического поражения дворянского либерализма.
«Онегин» — безумно глубокий текст. Это текст не о том, что было, а о том, что еще только случится. Таких текстов-предчувствий очень мало в истории. Это роман на одном уровне с «Дон Кихотом» Сервантеса, который стал символом грядущей смены эпох, революционного перехода от Средневековья к Новому времени. Пушкинский роман предсказывает уже новейшую историю, он как бы задает тему для фуги, которая еще не закончилась: гибнет либерализм, гибнет немецкая философия, гибнет Россия. Все погибнут. Будет глупый, немой финал. Это случится вдруг, на голом месте, посреди московской суеты; возможно, люди даже не успеют понять, что они уже умерли. Но невидимая пуля автора убила их, да и сам автор убит этой пулей. Это гениально, ибо свободно. Пушкин не связан никакими социальными обязательствами и карьерными перспективами («гуляю мало, много сплю // летучей славы не ловлю»), он типичный балбес своего поколения, и это гарантирует свободу его мысли, из этой свободы рождается интуиция, профетизм, который Пушкин и сам отлично сознавал, когда писал «Пророка» и «Памятник».
Интуиция Пушкина поражает, если, конечно, вы понимаете эту интуицию и умеете ее правильно истолковать, если вы сами наделены сей странной (часто говорят: «женской») способностью человеческого организма. Дело же не только в «Онегине». У Пушкина есть и другие гениальные догадки, в «Медном всаднике», например, в «Капитанской дочке», в «Борисе Годунове», заканчивающемся как бы предчувствием майской резни 1606 года. Пушкин намеренно нащупывает русский бунт: «И, зубы стиснув, пальцы сжав, // Как обуянный силой черной, // «Добро, строитель чудотворный! // — Шепнул он, злобно задрожав, — // Ужо тебе!..». В сущности, это краткое описание русской революции: обозленный человек правильно находит причину разгула стихии (т. е. природного, народного бешенства) в реформах Петра Первого, в светском государстве, им созданном, но медный «лик державца полумира» оборачивается, «гневом возгоря», и превращается в еще более чудовищное сверхгосударство большевиков, уже железное, а не медное царство.
Да, это странно. Да, это кажется «додумкой за автора». Но автор и сам еще не понимает, о чем он думает. Пушкин намеренно ходит по тонкой грани, где разум переходит в сверхразум. И это не пошлый сюр Сальвадора Дали, не мистика. Это профетизм от знания. Пушкин был очень начитан и очень умен. Это т. н. «острый», системный ум. Пушкин умеет разлагать вещи на кванты (в т. ч. политические), а затем собирать эти детальки в логически законченную «картину мира». Он хорошо чувствует, потому что детально, реалистически, исторически точен. Он оперирует фактами, а не штампами обывательского восприятия. Его гениальность напрямую вытекает из системности его мышления, а не из «эстетского» образа жизни, вкусных котлеток и гламурных посиделок, — т. е. всего того, что будет считаться неотъемлемой частью «поэтизма» в эпоху фэндесекля, в «серебряном веке».
Не нужно никаких посиделок. Нужно жить в деревне и гоняться за девками. Вот секрет пушкинского творчества. Многие русские классики этот секрет поняли и взяли на вооружение, например, Тургенев, который, помимо девок, любил еще гоняться за тетеревами, и всякий раз старался отдыхать в русской деревне, а не на «элитных» курортах, и гордился этим, и говорил, что только так и нужно. В этом главная суть «пушкинского переворота», — в сознательном отказе разумного и образованного русского человека от «благ [европейской] цивилизации».
Пушкин и Чаадаев
Отдельно нужно сказать об отношениях Пушкина и Чаадаева, потому что это архиважно. Не понимая этой связи или умаляя ее, вы рискуете не понять Пушкина. Вы просто не поймете великого русского поэта, если не увидите его тени.
Петр Яковлевич Чаадаев, друг и собутыльник Пушкина, был явным прототипом Онегина, что и сам Пушкин признавал прямо в тексте романа, и как бы стыдливо разделял их: «второй Чадаев, мой Евгений». Это типичное для писателей спешное запутывание следов, приблизительно по тем же причинам Пушкин зачеркнул в черновике «итак, она звалась Наташа».
Чаадаев был по своему характеру Онегин один в один: это был желчный, скупой на эмоции человек, которого не любили в обществе, с государственной службы он ушел из-за какого-то мелкого скандала, жил частной жизнью, т. е. болтался без дела, путешествовал и проч. Он был франт, денди, любил и умел хорошо одеваться, прихорашиваться перед зеркалом. И, наконец, главное: Чаадаев был западник. Прелесть ситуации как раз в том, что Пушкин в литературной форме вскрыл западничество Чаадаева за 10 лет до того, как это стало притчей во языцех (в 1836 году), это, опять же, подчеркивает прозорливость Пушкина, его предчувствие трендов задолго до того, как люди начнут орать о них на всех углах.
Судьба Чаадаева тоже была печальна, как и судьба его литературного двойника, Онегина, и другого литературного двойника, Чацкого, прототипом которого тоже был Чаадаев (Грибоедов тоже запутал следы, замазал очевидное, — в черновике было «Чаацкий»). Чаадаев был изгнан отовсюду, все его ненавидели. Он пытался оправдаться, доказывал, что он не против патриотизма, а против вялости, ленивости общества. Ему не верили, конечно же.
Трагической была судьба и непосредственного адресата «философических писем» — Екатерины Дмитриевны Пановой, несчастной женщины, бедной калеки, принявшей католичество и в итоге разорившейся и сошедшей с ума. Это вещи, которых у нас в России до сих пор почему-то не знают, но при этом считается правильным говорить «Чаадаев» с презрением, словно это какой-то ярлык западника и врага России. Это логично. Онегин должен быть оплеван. Чацкий вытолкан из Москвы. Это неизбежно. Это т. н. парадокс «жизнь подражает искусству».
Важно другое. Скандальное чаадаевское «философическое письмо» вызвало в русском обществе сумасшедшую реакцию, которая, опять же, очень сильно напоминает наши времена. Можно сказать, что это был культурный теракт. Чаадаев бросил бомбу, которая потрясла абсолютно всех. И на него сразу же начали нападать патриоты, которые стали опровергать его тезис о том, что Россия — «страна без истории».
Первым был Пушкин. В октябре 1836 года поэт написал Чаадаеву знаменитое письмо, начинающееся с фразы «что касается мыслей, то вы знаете, что я далеко не во всем согласен с вами» (quant aux idées, vous savez que je suis loin d’être tout à fait de Votre avis). Это письмо хорошо известно русскому читателю, потому что именно из него выдернуты знаменитый пассаж про «необъятные пространства [России], поглотившие монгольское нашествие» (immense étendue qui a absorbé la conquête Mogole) и хрестоматийная фраза «клянусь честью, что ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество или иметь другую историю, кроме истории наших предков, такой, какой нам бог ее дал» (mais je vous jure sur mon honneur, que pour rien au monde je n'aurais voulu changer de patrie, ni avoir d'autre histoire que celle de nos ancêtres, telle que Dieu nous l'a donnée). Тем не менее, отметим несколько важных деталей.
Во-первых, сохранился черновик, где Пушкин признает, что «ваша брошюра произвела, кажется, большую сенсацию» (votre brochure a produit, à ce qu'il paraît, une grande sensation), т. е. сравнение с терактом верно: Пушкин отлично понимал, какую гранату бросил посреди бела дня его собутыльник и, по сути, литературный герой. Во-вторых, Пушкин точно определяет дату, отделившую западноевропейскую цивилизацию от восточнохристианского «мира» — 1054 год. Это свидетельствует о хорошем историческом чутье поэта. И, наконец, в-третьих, Пушкин выдает фактически славянофильскую тираду: «наше духовенство, до Феофана [Прокоповича], было достойно уважения, оно никогда не пятнало себя низостями папизма» (le clergé Russe, jusqu’à Théophane, a été respectable, il ne s’est jamais soulié des infamies du papisme). Это окончательно кристаллизует Александра Сергеевича как человека правых взглядов, который вобрал в себя вольтерьянскую критику католичества (в том же письме Пушкин хвастается Чаадаеву небольшой статьей про Вольтера, которую он написал), но при этом не применяет эту критику к восточному христианству.
Это замечание Пушкина объясняет то, почему филокатолицизм в России так и остался причудой нескольких высокосветских львов и львиц: вольтерьянская критика в России была хорошо известна, и она отталкивала людей от католичества в чистом виде. Зато социализм, комплекс идей по своей природе посткатолический, только «лишенный бога», в России, наоборот, обрел вторую историческую родину! Русским в XIX веке было интересно не само католичество, — их привлекал рациональный заряд, который в нем был, — то, чего России и в самом деле жизненно не хватало: трезвости мышления, практичности, технократии, «прогресса». Это невероятно важная деталь, потому что она-то и привела к власти большевиков в октябре 1917 года, спустя ровно 81 год после пушкинского письма Чаадаеву. Чаадаев тоже на самом деле был пророк, непризнанный, непонятый. Филокатолицизм Чаадаева был предчувствием коммунизма, его предпроекцией, скрытым желанием технократического переворота. Отсюда же и настойчивые рассуждения Петра Яковлевича о Царстве Божием, что впоследствии, нетрудно догадаться, трансформировалось в желание построить на земле коммунистическую утопию.
Пушкин цепким критическим взглядом улавливает и главный недостаток «брошюры» Чаадаева — недостаток собственно исторических фактов. «Что же касается нашей исторической ничтожности, то я решительно не могу с вами согласиться» (quant à notre nullité historique, décidément je ne puis être de votre avis), — пишет поэт, после чего начинает сыпать громкими именами: Олег, Святослав, «оба Ивана» (очевидно, III и IV), Петр, Екатерина и т. д. Чаадаев попросту не любит русской истории, как и все филокатолики и западники, не считает нужным обращать внимания на походы на Византию и Хазарию, или войны за «киевское наследство», или за «монгольское», или на русско-турецкие войны, или русско-шведские, или сибирскую экспансию, или южнороссийскую, — всё это, по его мнению, муть, которая и рядом не лежала с великими крестовыми походами, географическими открытиями и прочими подвигами европейской цивилизации. Вот нет их. Незначительны они. Неинтересны.
Это подтверждается элементарным филологическим анализом. «Философические письма» очень бедны на фактологию, в них много общих слов, но мало детального исторического знания, — всё сплошные пунктирные линии, схемы: «народы», «пути», «судьбы». Это выдает схоластический, дедуктивный метод, очень старый, средневековый. Это явный католический след. Современный читатель подобные тексты, воспринимает, как правило, с трудом, потому что наше сознание, наоборот, замусорено «журнализмом»: нам нужны жареные факты, на основании которых уже будет построена логическая цепочка. В XIX веке люди думали по-другому: они начинали с философского утверждения, а потом приводили примеры в подтверждение его. Пушкин и здесь опережает свое время, потому что пушкинские тексты и даже письма, как мы видим, это больше россыпь знаковых, символических деталей, а вот чаадаевский подход больше теоретический, дедуктивный, предвосхищающий марксизм с его «верностью теории». Мы видим фактически зарождение русского коммунизма как идеи. Есть письмо Чаадаева Пушкину, датированное сентябрем 1831 года, прямо подтверждающее его коммунистические симпатии: «Но смутное предчувствие говорит мне, что скоро появится человек, который принесет нам истину веков. Может быть, вначале это будет некоторым подобием политической религии, проповедуемой в настоящее время Сен-Симоном в Париже, или же нового рода католицизма, которым несколько смелых священников, как говорят, хотят заменить тот, который утвердила святость веков. Почему нет?» («Mais une vague conscience me dit que bientôt viendra un homme nous apporter la vérité du temps. Peut-être sera-ce quelque chose d'abord de semblable à cette religion politique préchée en ce moment par Saint-Simon dans Paris, ou bien à ce catholicisme de nouvelle espèce que quelques prêtres téméraires prétendent, dit-on, substituer à celle que la sainteté du temps avait faite. Pourquoi non?»). Филокатолицизм Чаадаева стал мостиком, переброшенным с иезуитского берега на большевистский.
Пушкин зимой 1837 года был смертельно ранен на дуэли, «не дочитав до конца романа жизни», не ответив в полной мере на вызовы своего времени. И потому его переписка с «добрым приятелем, родившемся на брегах Невы» по поводу «исторической ничтожности» России не получила развития. На самом деле Чаадаев был по рождению москвич и учился в Московском университете. Пушкин дает политическую характеристику, а не детали биографии. Это условное деление на политические партии: петербургскую и московскую. Патриотическая партия базировалась в основном в Москве. Собственно, в результате чаадаевского «культурного теракта» она и оформилась, и получила очень общее и размытое название славянофилов.
Пушкин великий русский поэт, потому что он интуитивно симпатизирует именно славянофильской, патриотической, «московской» партии, а не западнику и «петербуржцу» Чаадаеву.
Вот почему Татьяна становится «королевой Москвы».
Вот почему Пушкин отвергает Онегина.
Да! Именно так. Пушкин и сам становится Татьяной в последней точке своего романа в стихах. За декорациями пушкинского романа и за ломаными линиями его сюжета стоит тончайшая политическая аллегория, смысл которой в отречении от западной культуры и обретении национальной самобытности.
Это, конечно, не статья для журнала "Лучик", это "взрослый черновик" для неё. (Для детей, как помним, надо писать "как для взрослых, но только лучше".) Но, если вы заинтересуетесь нашим журналом и захотите попробовать почитать его с детьми, мы будем очень рады!
В этом журнале мы говорим с детьми о любви, о совести, о подвиге, о справедливости – и о других важных вещах.
Учиться нужно у лучших из лучших, НА ДРУГИХ просто банально НЕТ ВРЕМЕНИ, из за скоротечности жизни и НЕТ СМЫСЛА, зачем учиться у тех кто хуже, когда можно учится у тех кто лучше.
С кем поведешься от того и наберешься. (поговорка)
По моему самые интересные персонажи с какими я сталкивался, читаю, перечитываю, слушаю, переслушиваю периодически это:
- Лев Толстой, Конфуций, Сунь Цзы, Лао Цзы, Фридрих Ницше, Зигмунд Фрейд, Карл Юнг, Альберт Эйнштейн, Сократ, Гиппократ, Гёте, Уильям Шекспир, Омар Хайям, Изречения древних, например греков, латинские, Иисус Христос в Евангелии, Притчи, Махатма Ганди, Ошо, Далай Лама, Будда, и прочих известных политиков, писателей, и религиозных деятелей.
- Пословицы и поговорки народов мира, это народная мудрость, не стоит замыкаться только на пословицах и поговорках своего народа, например русских, а обратить внимание на китайские, индийские, немецкие, еврейские, английские, американские, африканские, американских индейцев, европейские, и изречения, пословицы и поговорки прочих народов, и так далее,
Лучшие юмористы для меня это Михаил Задорнов и Джордж Карлин, особенно их ПОЗДНЕЕ творчество. Там они не только веселят и смешат, рассказывая остроумные вещи но и рассказывают много интересного и ПОУЧИТЕЛЬНОГО. Рекомендую всем их позднее творчество.
А какие вам нравятся философы, мыслители, писатели? Чьё творчество, цитаты, афоризмы, изречения вы бы нам всем посоветовали, и порекомендовали чтобы стать лучше и мудрее?
Моховик набрал лютиков, ромашек, и присоединился к спящей компании. А наутро отважные мстители отправились обратно в логово ведьм. Добравшись до дуба, моховик глянул в кристалл. ̶ Тёток дома нет, где-то на утренней прогулке шастают. Надо подождать. Милости прошу в мой дубовый домик! Он нажал потайную кнопку и открылся проход внутрь дуба. ̶ Вот это да-а-а… ̶ протянула Василина, оказавшись в дубовом жилище. Дома у моховичка была красота и простор. Жилая комната располагалась между корней гигантского дерева. Васёна и Одуванчик восхищённо бродили между пронзающих помещение толстых корней, художественно и с любовью превращённых в светильники с мягким светом. Пол и стены землянки были укрыты дорогими коврами. Пухлые диваны, красивые столики, великолепные вазы с благоухающими цветами ̶ таков оказался быт болотного дедули. ̶ Какая тут красота и уют! ̶ восхитилась Лена. ̶ И зачем тебе тот покосившийся и уродливый дом? ̶ Лично мне он не особо нужен, ̶̶ пожал плечами моховичок. ̶ Под дубом я устроился гораздо лучше. Но дом ̶ хранилище портала, поэтому имею жгучее желание отбить его у ведьм. Это огромное счастье, что вы спустились в наш мир. Без вас я бы точно не справился. А теперь появилась возможность прогнать вредных тёток из моей обители и прекратить их бесчинства и тут, и в потрёпанном мире! Я много лет прятался от них. Кстати, очень удачно. Ведьмы даже не догадываются, что под дубом есть комната, и что я в ней живу и наблюдаю за ними! Между тем моховичок аккуратно связывал ромашки с лютиками в небольшие жгутики, а когда колдуньи вернулись, отважные друзья двинулись на выручку железного ящика. Они незаметно подошли к дому и стали прислушиваться. Ведьмы долго шумели, но через пару часов наступила тишина. Моховичок что-то шепнул на ухо Лютику, и тот побежал на разведку. Дверь была не заперта, из глубины дома доносилось сонное сопение и похрапывание – тёток сморил полуденный сон. Теперь настала очередь действовать уже моховику. Он подхватил мешок с цветами и отправился в логово врага. Цветочных жгутиков было много, и он разложил их вдоль всех стен дома. ̶ Если я правильно думаю, то яд лютиков усыпит их так, что ведьмами можно будет играть в футбол, а они и не проснутся, ̶ пробормотал хозяин дома. Подождав некоторое время, все остальные тоже потихоньку зашли в дом. Моховик подошёл к спящим и каждую ущипнул за нос. Колдуньи не проснулись. Лютику было очень просто подобраться к храпящим ведьмам и перегрызть верёвку, на которой висел заветный ключ от железного ящика. ̶ Ну, всё. Можно действовать дальше. Старичок повёл друзей в подвал дома. Там, посреди единственной комнаты, стоял большой железный ящик. Дрожащими руками моховик повернул ключ в замочной скважине. Дверца ящика распахнулась, и оттуда полился нежный голубоватый свет. ̶ Близко не подходите! ̶ Предупредил моховик Васёну с Леной. ̶ А я отправлюсь к Кукольнику. С этими словами он резво забросил мешок с кристаллом в ящик, и сам молниеносно туда запрыгнул. Васёнка собралась последовать за ним. Ведь именно об этом она и мечтала. Из потрёпанного мира она отлично знает путь домой! Но не успела она и шагу ступить, как дверца ящика захлопнулась прямо у неё перед носом. ̶ Мы так не договаривались! ̶ ошарашенно воскликнула она. ̶ Нам тоже туда надо! ̶ А мы вообще ни о чём не договаривались, ̶ остудила Васёну Лена. ̶ Ты ведь вообще не говорила моховику о своём желании вернуться в кукольную Вселенную! ̶ Да, ты права, ̶ пришлось согласиться Василине. И тут дверца ящика распахнулась, из неё появился моховик, а за ним какое-то марево. Как будто воздух колыхался. Из ящика выплыл кто-то невидимый. Не обратив никакого внимания на зрителей, невидимка метнулся к выходу, и через минуту девочки увидели, что в подвал по воздуху заплывают четыре спящие ведьмы, плотно сложенные кучкой. Это невидимка тащил их к железному ящику. Через секунду он схватил Лютика и исчез в глубинах портала. Васёна и слова сказать не успела. Дверь захлопнулась. ̶ Что это? Что это такое? ̶ завопила Василина. ̶ Он забрал Лютика! ̶ Не волнуйся, ̶ улыбнулся старичок. ̶ Кажется, я догадываюсь, для чего он его забрал. ̶ Моховик, а не мог бы ты ещё разок открыть портал? ̶ в волнении попросила старичка девочка, не обратив внимания на его слова. ̶ Нет, солнышко, ̶ покачал головой старик. ̶ Кукольник не оставил мне ключ. Лютика собралась спасать? ̶ Как? Почему не оставил? Да, за Лютиком хочу отправиться. И домой пробраться сможем оттуда. ̶ Увы, этот портал закрылся навсегда. Кукольник решил оставить только тот, который находится на поверхности Земли. За двумя сложно следить. Поэтому ведьмы и пробрались через него в мой дом и натворили кучу бед в обоих мирах. ̶ Как жалко, ̶ расстроилась Васёна. ̶ Ну, зато твой дом теперь свободен! ̶ Свободен не только мой дом, но и вся округа! ̶ торжественно объявил моховик. ̶ И в этом ваша огромная заслуга! ̶ А что будет с ведьмами? А как же Лютик? ̶ продолжала расспросы Васёна. Но моховик ответить не успел. Вдруг железный ящик распахнулся вновь, и оттуда снова появилось марево. А у него в руках были полностью заштопанный Лютик и четыре куклы! Обычные куклы! Но Васёна и Лена сразу узнали в них тех самых колдуний. ̶ Василина и Елена! ̶ торжественно проговорило марево, отпуская Лютика на пол. ̶ У меня к вам очень ответственное поручение! Возьмите этих кукол, храните их у себя дома. Вот тебе две куклы, а это тебе. С этими словами Кукольник протянул Васёне крапчатую и жёлтенькую кукол, а Одуванчику достались абрикосовая и чумазая. ̶ Если они будут находиться у девочек, которых ведьмы чуть не погубили, только тогда я буду уверен, что ведьмы не смогут вновь сбросить с себя кукольную сущность. Теперь вы ̶ Хранительницы Кукол! Берегите их! ̶ Какая великая честь! ̶ вне себя от радости затараторили девочки, неистово тиская отреставрированного Лютика. Потом Кукольник вручил подружкам по рюкзачку, чтобы им было удобно носить кукол с собой. ̶ В мир потрёпанных кукол я не могу вас взять, ̶ ответил Кукольник на немой вопрос девочек, ̶ ваша миссия под землёй ещё не закончена. Вы обязательно вернётесь домой! Удачи вам! И с этими словами марево исчезло в железном ящике, а девочки ещё долго стояли, разинув рты. ̶ Ну что же, раз нам необходимо остаться, тогда мы пойдём искать выход на поверхность. В те горы, откуда мы спустились, вернуться уже не сможем. Слишком сложный и опасный путь, ̶ проговорила очнувшаяся от изумления Васёна. ̶ Согласен. Лучше поискать другой. А ещё лучше отправиться в Страну Великанов. Возможно, великаны помогут, если захотят, ̶ предположил моховик. ̶ Но мне неизвестна дорога туда. ̶ А если не захотят? ̶ насторожилась Васёна. Моховик развёл руками. ̶ Уж этого я не знаю наверняка. Пойдёмте, я вас провожу, ̶ предложил он. ̶ Думаю, будет лучше, если вы не пойдёте снова через мостик на речке. Вдруг опять шишига там поджидает зазевавшихся путников. Советую от моего дуба пойти не направо, а налево. В тех местах, кажется, злобная нечисть не водится. Зато там есть Хлебный край. Найдёте там самую древнюю мельницу. Она скрипит и трещит от старости, но работает исправно. Мельник ̶ мой хороший друг. Он печёт хлеб и разводит кур, у него фруктовые сады и овощные поля. Хоть покушаете вдоволь. Я покажу тропинку, она приведёт вас прямо к мельнице. Поспрашивайте у мельника удобную и безопасную дорогу в Страну Великанов. Но подождите, сначала я хочу порадовать вас небольшим сюрпризом! ̶ старичок хитренько прищурился. ̶ Та-а-а-к! Не томи! Скорей показывай! ̶ широко улыбнулась Васёна и глазки у неё загорелись. Моховик повёл девочек на второй этаж дома и открыл скромную дверцу. Девочки зашли в маленькую комнатку и обомлели! Это оказалось не что иное, как гардероб колдуний! Именно этого очень не хватало бедолагам. Ведь они были босые! Ах, сколько всевозможной обуви нашли в комнатке Васёна с Одуванчиком! И началась примерка! Хоть ведьмы были вполовину ниже подружек, но лапищи у них были ого-го! В результате победительницы ведьм легко подобрали себе прочную, удобную обувь и даже нашли новые носки! Старые ведь совсем разорвались после скитания по лесам подземного мира. ̶ Как ты узнал об этой комнатке? ̶ с восторгом пропела Васёна. ̶ Нашёл, когда лютики по дому раскладывал, ̶ гордо ответил моховичок. ̶ А у меня тут была кладовка для всякой всячины. ̶ Ты просто чудо! Огромное спасибо! ̶ заверещали девчонки. ̶ Вот повезло так повезло! Обувшись и почувствовав невероятное облегчение в ногах от мягких носочков, странницы под предводительством моховичка двинулись в путь. Добравшись до дуба, Васёна, Лена и Лютик горячо попрощались со старичком, он вручил им в дорогу корзинку с едой, и друзья отправились искать новые приключения.
В самой глубине лесной чащи, куда редко ступает нога человека, расположилась усеянная самыми разнообразными травами и растениями небольшая полянка. Солнце щедро одаривало землю своим тёплым, льющимся светом. Серый пушистый кот игриво и хитро охотился за пролетающими мимо бабочками и стрекозами, пока его хозяйка - юная девушка в тёмно-зелёном длинном платье и в ведьминской шапочке, занималась сбором лекарственным трав. Невидимый ветер завивал её русые волосы в локоны, птицы разгоняли тишину своим мелодичным пением.
В лукошке лесной ведьмы уже находились: жимолость, иван-да-марья, адамова голова, они пригодятся для того, что сварить целебное зелье, которое поможет унять жар и лихорадку. Осталось найти "разрыв-траву" или расковник, разрушающий металлы. Интересно, сможет ли растворить ржавчину на амбарном замке? И оберег от озорных проказ русалок чертополох, а ещё сон-траву, чтобы сварить отменное сонное зелье, помогающее при инсомнии. Когда в лукошке не осталось свободного места, девушка осмотрелась по сторонам в поисках своего любимого питомца, он, словно почувствовав это, показался из травы, щурясь от солнца, и в этот момент на его нос села большая бабочка.
Рассмеявшись, девушка щелкнула пальцами, материализуя метлу, кот послушно запрыгнул рядом, они поднялись вверх, возвращаясь в свой уютным дом, чтобы применить собранные растения до полнолуния, пока они не утратили свою силу, способную помочь простым людям.
Взять с собой побольше вкусняшек, запасное колесо и знак аварийной остановки. А что сделать еще — посмотрите в нашем чек-листе. Бонусом — маршруты для отдыха, которые можно проехать даже в плохую погоду.