– Нет, Анечка, нет... Не могу больше, – Михаил с трудом выталкивал слова, и от этого его отчаяние казалось ещё пронзительнее. – Видеть не могу... это жалкое подобие жизни.
Анна поставила на тумбочку поднос с нетронутым обедом – третьим за день. От запаха куриного бульона, который раньше был любимым блюдом мужа, её саму теперь начинало подташнивать.
– Миша, но врачи говорят... – она осеклась, заметив, как он дёрнулся при слове "врачи".
– К чёрту... врачей! – правая рука Михаила безвольно лежала поверх одеяла, а левой он пытался ухватиться за спинку кровати. – Три месяца... прошло. Три! А я... даже... ложку держать не могу.
Анна присела на край кровати, осторожно поправила подушку. От мужа пахло болезнью, лекарствами и – она поморщилась от этой мысли – старостью. А ведь ещё недавно от него пахло любимым парфюмом Hugo Boss и корицей – он обожал коричные булочки из кофейни напротив своего архитектурного бюро.
– Может, погуляем сегодня? Смотри, какая погода хорошая, – она попыталась улыбнуться, кивнув на окно, за которым октябрьское солнце раскрашивало листья клёна в золото.
– Издеваешься? – Михаил скривился. – Хочешь... показать всем... бывшего главного архитектора... в инвалидном кресле?
"Господи, дай мне сил", – мысленно взмолилась Анна. Работать в музыкальной школе она уже практически перестала – спасибо директору, что хоть две группы малышей оставил. Репетиторство тоже пришлось забросить. Но труднее всего было справляться не с финансовыми проблемами, а с этим новым Михаилом – озлобленным, потерявшим веру в себя.
Звонок в дверь заставил обоих вздрогнуть.
– Никого не хочу видеть! – моментально отреагировал Михаил.
– Это Вера Павловна, невролог. Ты же помнишь? Она обещала что-то важное показать.
Михаил отвернулся к стене, всем своим видом демонстрируя отношение к врачам и их "важным" новостям.
Анна открыла дверь и замерла. Рядом с высокой женщиной-врачом сидел белоснежный лабрадор в специальной шлейке.
– Здравствуйте! Знакомьтесь, это Белка, – Вера Павловна улыбнулась. – Наш лучший специалист по реабилитации.
– Собака? – Анна растерянно переводила взгляд с врача на пса. – Но Миша...
– А вот с этим я помогу, – спокойно ответила Вера Павловна, проходя в квартиру. Белка степенно шла рядом, осматриваясь с достоинством дипломированного специалиста.
– Михаил Андреевич! – голос врача звучал уверенно и властно. – У меня для вас два варианта. Первый: вы продолжаете заниматься самобичеванием, окончательно угробив и себя, и свою жену. Второй: вы начинаете работать с Белкой.
– Я же сказал... – начал Михаил.
– Да-да, не хотите никого видеть, – перебила его Вера Павловна. – Но Белка – не человек. Ей всё равно, главный вы архитектор или нет. Её не смутит ваша нечёткая речь. И она точно не будет вас жалеть – у неё для этого слишком много собачьего достоинства.
Белка, словно поняв, что речь о ней, сделала несколько шагов к кровати и села, глядя на Михаила спокойным, оценивающим взглядом.
– Это что... мне теперь ещё и с собакой... няньчиться? – Михаил попытался вложить в голос привычное раздражение, но почему-то не получилось.
– Нет, – Вера Павловна достала из сумки какой-то мячик. – Это Белка будет с вами няньчиться. Правда, Белка?
Лабрадор тихонько гавкнула, не сводя глаз с Михаила.
– Вот, – врач протянула мячик Анне. – Это специальный мяч для развития моторики. Бросьте его на кровать.
Анна послушно бросила мячик. Он откатился к правой руке Михаила – той самой, которая практически не действовала после инсульта.
Белка поднялась, подошла вплотную к кровати и положила голову на одеяло рядом с мячом. Её взгляд был устремлён не на мяч, а на руку Михаила.
– Чего она ждёт? – буркнул тот.
– Она ждёт, когда вы возьмёте мяч и бросите его. Это игра. И Белка может ждать очень долго.
– Можете, – отрезала Вера Павловна. – Просто пока не знаете об этом. А Белка знает.
Что-то было в этой сцене такое, отчего у Анны защипало в глазах. Михаил, стиснув зубы, пытался пошевелить пальцами. Собака терпеливо ждала, и в её карих глазах не было ни жалости, ни нетерпения – только спокойная уверенность.
Пальцы дрогнули. Мяч качнулся.
– Смотрите внимательно, Анна Сергеевна, – тихо сказала Вера Павловна. – Так начинается восстановление. Один мяч, одна собака и очень много терпения.
Когда они, наконец, остались одни – Михаил, до предела измотанный часовым визитом, задремал – Анна проводила врача до двери.
– Скажите честно, – она понизила голос до шёпота, – это правда может помочь?
Вера Павловна внимательно посмотрела на осунувшееся лицо женщины с синяками усталости под глазами.
– Помочь нужно не только ему, но и вам. Вы же на грани. А Белка... Знаете, собаки умеют то, что неподвластно нам, врачам. Они лечат душу. Просто поверьте и дайте ей шанс.
Уже засыпая в своей комнате – с тех пор, как Михаила парализовало, она спала отдельно, – Анна услышала какой-то звук из спальни мужа. Тихонько подойдя к двери, она замерла.
– Ну что, Белка, значит, будем... работать? – голос Михаила звучал непривычно мягко. – Только давай... без этих собачьих нежностей... Я всё-таки архитектор... был.
В ответ раздалось тихое, но очень выразительное фырканье.
Анна улыбнулась впервые за долгие недели. Кажется, Белку ничуть не впечатлил послужной список её нового подопечного.
– Сорок семь... сорок восемь... – Михаил медленно считал броски мяча. На лбу выступили капельки пота, но он упрямо продолжал упражнение. – Сорок... девять...
Белка ловила мяч с неизменной грацией и тут же возвращала его обратно, мягко опуская на край кровати. За две недели она уже изучила все особенности своего подопечного – знала, когда можно требовать большего, а когда нужно дать передышку.
– Пятьдесят! – выдохнул Михаил. – Всё, Белка... перерыв.
Собака немедленно положила голову ему на колени. Это тоже было частью их ежедневного ритуала – после каждого упражнения она позволяла себе пять минут такой вот молчаливой ласки.
– Молодец, Белка, – в дверях появилась Анна с подносом. – Миша, время обеда.
– Уже? – Михаил взглянул на часы. – Три часа пролетели... как пять минут.
Анна поставила поднос и украдкой размяла затёкшую спину. Ночью снова не удалось толком поспать – пришлось срочно доделывать отчёты для музыкальной школы. Она научилась работать урывками: час между процедурами, полчаса пока Михаил спит, пятнадцать минут в очереди в аптеке...
– Аня, – голос мужа звучал непривычно твёрдо. – Я сам... попробую.
Она удивлённо обернулась. Михаил, закусив губу от напряжения, пытался удержать ложку в правой руке. Белка внимательно следила за процессом, готовая подставить своё крепкое плечо, если понадобится опора.
– Знаешь, – проговорил он между попытками донести суп до рта, – я тут... подумал. Может, попробуем... встать? С Белкой.
Ложка звякнула о край тарелки. Несколько капель супа упали на одеяло, но Анна даже не заметила этого. Первый раз за долгие месяцы муж сам заговорил о попытке встать.
– Конечно, милый! Я позвоню Вере Павловне...
– Нет, – Михаил покачал головой. – Сначала... мы сами. Правда, Белка?
Лабрадор тихонько вильнула хвостом, выражая полную поддержку этой авантюре.
Вечером, когда Анна вернулась из школы – последний урок сольфеджио отменили, и она смогла выбраться пораньше – квартира встретила её необычной тишиной.
– Миша? – она встревоженно заглянула в спальню.
Кровать была пуста. На полу валялся скомканный плед.
– Миша?! – от страха сердце подскочило к горлу.
– На кухне... мы, – раздался голос мужа.
Он сидел на стуле, вцепившись здоровой рукой в столешницу. Рядом, подставив плечо для опоры, застыла Белка. На щеках Михаила горел румянец.
– Мы... дошли! – он попытался улыбнуться, но улыбка больше походила на гримасу боли. – Два шага... всего. Но дошли!
Анна прислонилась к дверному косяку. Ноги вдруг стали ватными.
– Господи, Миша... А если бы упал? Если бы...
– Белка страховала, – он говорил медленно, но уже чётче, чем раньше. – Она... сильная. Удержала бы.
Собака, словно подтверждая его слова, теснее прижалась к ноге Михаила. Её поза говорила яснее слов: "Я здесь, я помогу, я не дам упасть".
Тот вечер стал переломным. Каждый день Михаил пытался сделать ещё один шаг. Сначала с Белкой, потом с ходунками. Падал. Поднимался. Требовал от Анны не помогать – только страховать.
– Знаешь, – сказал он однажды вечером, глядя, как жена меняет повязку на его стёртом колене, – я ведь... понимаю всё. Какая ты... усталая.
– Всё хорошо, милый, – привычно отозвалась она.
– Нет. Не хорошо, – он с усилием подбирал слова. – Ты... сгораешь. Я вижу.
Анна замерла, комкая в руках бинт. Слёзы, которые она столько времени сдерживала, вдруг прорвались горячим потоком.
– Я больше не могу, Миша, – она уткнулась лицом в его колени. – Я так устала... Всё время боюсь что-то сделать не так, забыть, не успеть...
Белка, дремавшая в своём углу, немедленно оказалась рядом. Ткнулась носом в щёку Анны, лизнула мокрые от слёз пальцы.
– Мы же... втроём теперь, – Михаил неловко погладил жену по голове. – Справимся.
Но справляться становилось всё труднее. Анна похудела, под глазами залегли тени. Всё чаще она допускала ошибки: то забывала купить лекарства, то путала время процедур. Однажды заснула прямо на стуле в ванной, пока помогала мужу мыться.
"Синдром эмоционального выгорания", – сказала Вера Павловна на очередном осмотре, пристально глядя на Анну. – "Вам нужна помощь. Профессиональная".
– Справлюсь, – упрямо мотнула головой Анна. – У нас прогресс. Миша уже десять шагов может сделать. И речь лучше...
– А вы? – перебила её врач. – Кто поможет вам?
Белка, лежавшая у ног Михаила, подняла голову и требовательно гавкнула.
– Вот! – Вера Павловна усмехнулась. – Белка тоже считает, что вам нужна помощь. Она, между прочим, неплохой диагност.
– Собака... умнее нас, – вдруг сказал Михаил. – Аня, врач... права. Давай найдём... сиделку? Хотя бы... на полдня?
Это было так неожиданно, что Анна не нашлась с ответом. А Белка вдруг встала, подошла к ней и положила лапу на колено – жест, который обычно приберегала для Михаила в моменты его отчаяния.
– Вот и решили, – кивнула Вера Павловна. – Я порекомендую надёжного человека.
Вечером, разбирая на кухне скопившиеся счета, Анна вдруг поймала себя на том, что насвистывает какую-то мелодию. Когда она в последний раз чувствовала себя достаточно легко, чтобы насвистывать?
Из комнаты доносился голос Михаила – он читал вслух газету, тренируя речь. Белка, судя по цоканью когтей, ходила рядом, изображая благодарного слушателя.
"Мы справимся", – подумала Анна. – "Мы же втроём теперь".
Она не знала, что самое сложное испытание ждёт их впереди.
– Не нравится мне эта сиделка, – Михаил хмуро смотрел в окно. За стеклом моросил ноябрьский дождь, превращая московский двор в размытую акварель. – Вечно... суетится. Бегает... как заведённая.
– Зато я могу спокойно работать, – Анна торопливо собирала ноты для утренних занятий. – И ты сам говорил, что нужна помощь.
– Но не такая же! – он стукнул ладонью по подлокотнику кресла. – Она Белку... раздражает.
И правда – обычно спокойная собака последние дни ходила сама не своя. Рычала на сиделку, отказывалась выполнять команды в её присутствии.
– Может, просто привыкает? – Анна виновато взглянула на часы. – Мне пора, опаздываю уже. Сегодня концерт в школе, помнишь? Вернусь часов в девять.
– Помню, – буркнул Михаил. – Удачи.
Белка проводила хозяйку до дверей и вернулась к Михаилу. В её глазах читалось беспокойство.
– Что, подруга? – он потрепал её за ухом. – Тоже не доверяешь этой... Марине Степановне?
День тянулся медленно. Сиделка хлопотала по хозяйству, гремела посудой на кухне, то и дело заглядывала в комнату с очередной порцией таблеток или травяного чая.
– Михаил Андреевич, давайте-ка укольчик сделаем, – прощебетала она после обеда.
– Какой ещё... укол? – он нахмурился. – Не назначали мне... уколов.
– Ах, это новое назначение! – Марина Степановна достала из кармана халата шприц. – Для улучшения мозгового кровообращения. Вера Павловна вчера звонила, просила начать курс.
Что-то в её голосе показалось Михаилу фальшивым. Он перевёл взгляд на Белку. Собака стояла, напружинившись, шерсть на загривке встала дыбом.
– Не верю, – медленно, но твёрдо произнёс он. – Позвоните... Вере Павловне. При мне.
– Да что вы, зачем беспокоить доктора? – засуетилась сиделка. – Укольчик совсем не больный...
Белка вдруг глухо зарычала. Марина Степановна отшатнулась, и шприц выпал из её руки.
– Да что с этой псиной? – её голос сорвался на визг. – Усыпить таких надо!
Она наклонилась за шприцем, но Белка оказалась быстрее. Схватила шприц зубами и отскочила к двери.
– Ах ты... – сиделка бросилась к собаке.
В этот момент в дверь позвонили.
– Откройте! – рявкнул Михаил с несвойственной ему силой в голосе.
Марина Степановна заметалась по комнате, схватила свою сумку.
– Я... мне нужно... – она рванулась к выходу на кухню, но Белка преградила ей путь.
Звонок повторился, более настойчиво. А затем раздался голос Веры Павловны:
– Михаил Андреевич! Анна Сергеевна! Откройте, пожалуйста!
– Открыто! – крикнул Михаил, чувствуя, как от напряжения темнеет в глазах.
Через минуту в комнате было уже четверо: Вера Павловна, участковый в форме, перепуганная насмерть сиделка и сам Михаил. Белка по-прежнему держала в зубах шприц, не сводя глаз с Марины Степановны.
– Я успела перехватить Анну Сергеевну около школы, – объяснила Вера Павловна, доставая телефон. – Настоящая Марина Степановна, которую я рекомендовала, позвонила мне час назад. Она попала в больницу с воспалением лёгких и предупредила, что не сможет приступить к работе. А эта... дама, – врач презрительно взглянула на сиделку, – уже третий раз пытается провернуть подобный трюк. Два года колонии за мошенничество, правильно, Светлана Игоревна? Или вы сейчас под каким именем?
Участковый профессионально быстро заломил руки "сиделке". Та разрыдалась, бормоча что-то о тяжёлой жизни и больной матери.
– Шприц, Белка, – скомандовала Вера Павловна.
Собака аккуратно положила улику на край стола.
– Сейчас эксперты проверят, что там было намешано, – врач покачала головой. – А вам, Михаил Андреевич, отдельное спасибо за бдительность. И Белке, конечно. Собаки лучше людей чувствуют фальшь.
Когда Анна примчалась домой, бросив концерт на половине, в квартире уже было тихо. Только оформляли какие-то протоколы.
– Миша! – она кинулась к мужу. – Как ты? Господи, если бы Вера Павловна не встретила меня...
– Всё хорошо, – он притянул её к себе здоровой рукой. – Мы с Белкой... справились.
Собака, словно поняв, что её хвалят, подошла ближе. Михаил вдруг рассмеялся:
– А ведь я... архитектор. Был. Должен видеть... детали. А собака... заметила первой.
– Бывший архитектор, – твёрдо сказала Анна. – Но не бывший мужчина. Ты защитил нас сегодня. Вы оба защитили.
Вечером, когда схлынули все волнения, они сидели на кухне. Анна заварила любимый чай мужа – с чабрецом и мятой. Белка дремала, положив голову на колени Михаилу.
– Знаешь, – задумчиво произнёс он, почёсывая собаку за ухом, – я тут... подумал. Может, не нужна нам... сиделка? Я же... почти хожу. С тростью. И говорю... лучше.
– Но мне всё равно тяжело одной, – тихо призналась Анна.
– А давай... по-другому? Я согласен... на реабилитационный центр. Два раза в неделю. А в остальное время... справимся втроём.
Белка приоткрыла один глаз и стукнула хвостом об пол, выражая полное одобрение этого плана.
Анна смотрела на них – осунувшегося, но уже не сломленного мужа и преданную собаку – и думала о том, как странно устроена жизнь. Иногда спасение приходит с самой неожиданной стороны. И иногда у него четыре лапы, белоснежная шерсть и удивительно мудрые глаза.
Через полгода Михаил уже достаточно уверенно ходил с тростью. Речь почти вернулась в норму. А главное – вернулась вера в себя. Он даже начал потихоньку консультировать молодых архитекторов онлайн.
Белка по-прежнему жила с ними. Вера Павловна предлагала забрать собаку к новому пациенту, но все трое так отчаянно запротестовали, что она только рассмеялась:
– Ну что ж, значит, у нас случай пожизненной терапии. Правда, Белка?
Собака важно кивнула, всем своим видом показывая, что иначе и быть не могло.
А по вечерам они по-прежнему собирались на кухне – пить чай, говорить обо всём на свете или просто молчать. Ведь иногда молчать вдвоём (или втроём) – тоже счастье. Особенно если рядом тот, кто любит тебя просто так, без условий и требований. И неважно, сколько у него лап – две или четыре.
А у вас есть четвероногий друг? Расскажите свою историю о том, как животные помогают в трудную минуту!
