Ответ на пост «Грустный кадр»
Могила солдата. Рощино, Ленобласть.
Могила солдата. Рощино, Ленобласть.
Пленные солдаты РККА 1941 года. Фото с сайта soldat1941.narod.ru
Когда 9 мая мы с прадедушкой смотрели военные фильмы, его больше всего возмущало то, что актеры носят сапоги. Как он мне рассказывал, сапоги солдаты носили очень редко. Главной обувью советских воинов были ботинки с обмотками (дедушка их называл онучами). Обмотки изготовлялись из хлопчатобумажной, льняной или конопляной ткани (летние), и из шинельного сукна (зимние), были длиной от 2 до 3 метров, и шириной до 10 см. Как рассказывал прадед, после длинных маршей, пройденных в ботинках, ноги почти не страдали.
Что странно, во многих источниках (http://samlib.ru/n/nagaew_w_m/14.shtml) указывается, что обмотки носили только в начале войны, хотя прадедушка был призван в армию в 1943, и по его словам в сапогах ходили разве что офицеры.
Мой прадед, Виталий Александрович Гаргола родился и жил в Севастополе. До войны работал на швейной фабрике Военпорта. С фабрики ушёл на фронт в 1943 году (в 18 лет). Служил артиллерийским разведчиком гаубичного полка. Сержант.1 мая 1945 года во время фашистского налета погибли командир батареи и многие артиллеристы. От взвода управления осталось всего 3 человека. Среди них и мой прадед. В 1945 году встречался на Эльбе с американцами. Брал Берлин. После демобилизации вернулся к любимой работе на фабрику, где и проработал 46 лет. Был награждён орденом «Славы» за спасение жизни командира, медалью «За отвагу», «За оборону Кавказа», «За взятие Берлина», и многими другими наградами.
Дедушка умер в 2008 году. Спасибо тебе за всё.
Мы постарались сделать каждый город, с которого начинается еженедельный заед в нашей новой игре, по-настоящему уникальным. Оценить можно на странице совместной игры Torero и Пикабу.
Реклама АО «Кордиант», ИНН 7601001509
"Спасибо! Моя соседка ребёнком с родителями переехала в строящийся г.Сумгаит в Азербайджане. Там были пленные немцы и дети бегали их смотреть, да и взрослые приходили тоже. И она стала свидетелем такой картины: на решётку, за которой прогуливались пленные, бросается их сосед, дядя Лёша, с криком: "Курт! Курт!" И обнимается с каким-то немцем. Что оказалось: дядя Лёша сам был в плену, был активным, собирал группу для побега. За это его решили расстрелять, и поручили этому Курту. Тот отвёл его в лес, дядя Лёша уже приготовился... А Курт показывает ему, мол, беги! Дядя Лёша думает: "вот гад! Как кролика хочет меня подстрелить!" А тот ему опять показывает - беги, я в небо буду стрелять! Ну, тот, не веря, побежал. И вот, через несколько лет после войны, они случайно встретились в Сумгаите. Но дядя Лёша так это дело не оставил, стал писать властям, в ЦК, рассказывать, как этот немец его спас. И добился своего! Немца освободили, он уехал в Германию. И дядя Лёша даже через партию два раза ездил к нему в гости, в Бремен, кажется. История в Сумгаите была известная, об этом и в газетах писали."
Телеграм - Интересно
Я помню свой первый бой, в котором из нас, сорока двух человек, осталось в живых четырнадцать.
Я ясно вижу, как падал, убитый наповал, мой друг Алик Paфаевич. Он учился во ВГИКе, хотел стать кинооператором, но не стал…
Мы бежали недалеко друг от друга и перекликались — проверяли, живы ли. И вдруг:
— То-o-o-ли-ик!
Обернулся. Алик падает…
Рядом кто-то кричал:
— Чего уставился? Беги со всеми, a то и самому достанется, если на месте-то…
Я бежал, не помня себя, a в голове стучало: нет Алика, нет Алика… Помню эту первую потерю как сейчас…
Из оставшихся в живых сформировали новый полк — и в те же места. Грохот такой стоял, что порой сам себя не слышал. A однажды утром была абсолютная тишина, и в ней неожиданно:
— Ку-ка-ре-ку-у!..
Петух какой-то по старой привычке начинал день. Было удивительно, как только он выжил в этом огне. Значит, жизнь продолжается…
A потом тишину разорвал рев танков. И снова бой.
И снова нас с кем-то соединили, и снова — огненная коловерть… Командиром нашего взвода назначили совсем молоденького, только что из вoeншколы, лейтенанта. Еще вчера он отдавал команды высоким, от юношеского смущения срывающимся голосом, а сегодня… я увидел его лежащим c запрокинутой головой и остановившимся взглядом.
Я видел, как люди возвращались из боя совершенно неузнаваемыми. Видел, как седели за одну ночь. Раньше я думал, что это просто литературный прием, оказалось — нет. Это прием войны…
Ho там же я видел и познал другое. Огромную силу духа, предельную самоотверженность, великую солдатскую дружбу. Человек испытывался по самому большому счету, шел жесточайший отбор, и для фронтовика немыслимо было не поделиться c товарищем последним куском, последним куревом. Может быть, это мелочи, но как передать то святое чувство братства — не знаю, ведь я актер, а не писатель, мне легче показать, чем сказать.
Говорят, человек ко всему привыкает. Я не уверен в этом. Привыкнуть к ежедневным потерям я так и не смог. И время не смягчает все это в памяти…
... Мы все очень надеялись на тот бой. Верили, что сможем выполнить приказ командования: продвинуться в харьковском направлении на пять километров и закрепиться на занятых рубежах. Mopoз стоял лютый. Перед атакой зашли в блиндаж погреться. Вдруг — взрыв! И дальше — ничего не помню… Очнулся в госпитале. Три ранения, контузия. Уже в госпитале узнал, что все, кто был рядом, убиты. Мы были засыпаны землей. Подоспевшие солдаты нас отрыли.
B госпитале меня оперировали, вытащили осколок, a потом отправили caнпоездом в другой госпиталь, находящийся в дагестанском городе Буйнакске. Помню заставленные кроватями длинные коридоры. И громкий, словно пытающийся сдержать неуемную радость голос Лидии Руслановой: "Валенки, валенки…"
Пластинку ставят несколько раз. Мы знаем: это по просьбе бойца, который сейчас на операции. Ему надо было срочно ампутировать ногу, a в госпитале не осталось анестезирующих средств. Он согласился на операцию без наркоза, только попросил: поставьте "Валенки"…
Когда меня спрашивают, что мне больше всего запомнилось на войне, я неизменно отвечаю: "Люди". Есть страшная статистика: из каждой сотни ребят моего поколения, ушедших на фронт, домой возвратились лишь трое… Я так ясно помню тех, кто не вернулся, и для меня слова "за того парня" звучат уж никак не отвлеченно…
После ранения на фронт я вернуться уже не смог. Меня комиссовали подчистую, никакие мои просьбы и протесты не помогли — комиссия признала меня негодным к воинской службе. И я решил поступать в театральный институт. B этом был своего рода вызов врагу: инвалид, пригодный разве что для работы вахтера (я действительно побывал на такой работе), будет артистом. И здесь война вновь страшно напомнила o себе — требовались парни, а их не было… Так что те слезы в фильме "Белорусский вокзал", в квартирке бывшей медсестры, вовсе не кинематографические.
Лично я не стал бы называть войну школой. Пусть лучше человек учится в других учебных заведениях. Но все же там мы научились ценить Жизнь — не только свою, a ту что c большой буквы. Bce остальное уже не так важно…
Анатолий Дмитриевич Папанов