Выбор
Он очнулся на полу каменного мешка без окон и дверей. Сознание путалось в определениях. Горло стягивала толстая веревка, отчего дышать было совсем нечем. Он не мог понять, кто он. Где он и как сюда попал? Первое ощущение – холод. Он лежал на бетонном полу и, видимо, сильно продрог, хотя в помещении было тепло. Человек открыл глаза. Света не было, если не считать сотню, а может больше, световых нитей, вцепившихся в его тело. Будто кукла на световых веревочках, он лежал в коробке с веревкой на шее в ожидании своего часа. Он попытался ослабить веревку. Руки были чем-то заняты. Рывком приподнялся, скривившись от боли в горле. В одной своей руке он увидел апельсин, в другой – нож. Предметы были намертво приклеены к ладоням. Встал. Каменный потолок почти касался его головы, но не мешал передвигаться. Размер коробки составлял примерно пять шагов в длину и столько же в ширину. Сильно кружилась голова. Опять сел, чтобы не потерять сознание. В голове – мутный мрак. Полная пустота. Все, что он точно знал, был размер помещения (пять на пять шагов), апельсин и нож в его руках. Он опять лег. Световые нити прилежно повторяли все его движения. Он попробовал стряхнуть их с себя. Ничего. Полная прострация. Он опять закрыл глаза.
— Вы находитесь на карантине. Мы не можем вас принять. Вы испортили собственный ресурс, но не выработали его, — приятный баритон прозвучал не понятно откуда.
Человек встал и едва не потерял сознание снова. Он прижался спиной к стене, широко расставив ноги.
— Мы вернем вам жизнь и отправим обратно. У вас есть выбор: простой – апельсин, сложный – нож или трагичный – апельсин и нож. Сделайте его и мы расстанемся.
Ему было трудно стоять и больно думать. Человек сполз по стене, еле удерживая тело, чтобы не завалиться на бок. Он тупо разглядывал то апельсин, то нож, и не понимал, чего от него хотят. Наконец, он поднял обессилившую руку с апельсином и потерял-таки сознание.
***
Михаил перебирал ящик с апельсинами, когда в овощехранилище зашел бригадир.
— Мишка, ты почему вчера на работу не вышел? — «Человек-апельсин» нахмурил свои огненно-рыжие брови. Вслед за бровями недовольно зашевелились почти оранжевые гусарские усы.
«Сеньор апельсин», так его называли между собой работяги, что-то черкал в рабочей ведомости.
— Спину прихватило, начальник, — жалостливо прогундосил Михаил.
— Да? А мне сказали, ты в стельку уже с утра был. В общем, с тебя штраф еще пять штук. Итого: сто пятьдесят тысяч. Мне надоело с тобой нянькаться. У тебя месяц, чтобы вернуть долг и убраться отсюда, чтоб глаза мои больше тебя не видели. Понял?
— Понял.
Михаил опять склонился над ящиком. Его мучило жестокое похмелье, хотелось есть.
Жизнь тридцатичетырехлетнего Михаила Овечкина была полна приключений, которые уже в пятилетнем возрасте превратились в жестокие испытания. Детство на улице, чтобы не попадаться на глаза родителям алкоголикам. Школа, которую он бросил в первом классе. Детдом, из которого сбежал через год и дальнейшая «собачья» жизнь в поисках пропитания. Когда Мишка вернулся в родную деревню, чтобы получить паспорт и найти хоть какую-то работу, в его доме жили другие люди. Соседка тетя Валя пустила его к себе и помогла с паспортом. Она же рассказала, что отец умер от пьянки, а мать исчезла, вышла за хлебом и больше ее никто не видел.
Михаил получил документ, утверждающий, что он полноценный гражданин своей страны, и убыл навсегда из родной деревни, в которой осталось все то, что он тщательно пытался стереть из памяти. Стабильную работу он нашел на овощебазе, пройдя через пять строек, где чуть не потерял здоровье, и где его в основном «кидали». Здесь уже три года как у него была своя собственная каморка, когда-то служившая комнатой для технического инвентаря и еда — овощи и фрукты он ел в неограниченных количествах. Жизнь впервые стала напоминать стабильность и оседлость. За жилье он платил половину из своей крошечной зарплаты, остальные деньги тратил на водку, чтобы зачеркнуть вчерашний день и начать новый с неомраченной памятью сознания.
Он лежал в своей каморке, крутил в руках большой апельсин и думал о своей никому не нужной жизни. Не нужной даже ему самому. Рядом с его деревянной лежанкой на табуретке стояла опустошённая бутылка водки, жестяная банка сайры с остатками масла и нераспечатанный мешочек ирисок, любимых конфет его детства.
***
Сознание беспорядочно путалось. Человек никак не мог понять, кто он и где он. Свернувшись калачиком, он трясся от холода, но никак не мог согреться. Теплый воздух помещения не мог проникнуть внутрь его холодного тела из-за врезавшейся в шею бечевки. Света не было, если не считать тысячи световых щупалец, вцепившихся в него мертвой хваткой. С трудом он дополз до стены и попытался сесть. Лучи последовали за ним, все, кроме одного, что остался освещать место, где он только что лежал. Глаза болели, он видел очертания каких-то предметов, но никак не мог понять, что это. На обратную дорогу сил уже не было. Человек закрыл глаза. Сознание повисло над пропастью, зацепившись чувством страха за каменный выступ скалы.
— Вы находитесь на карантине. Мы не можем вас принять. Вы испортили свой ресурс, но не выработали его.
Голос показался ему знаком.
— Кто это? — прохрипел Человек.
— Мы вернем вам жизнь и отправим назад. У вас все еще есть выбор: сложный – нож и трагичный – апельсин и нож. Сделайте его, и мы с вами расстанемся.
Ему казалось, что прошла вечность, пока он полз обратно. Под ослепляющим лучом лежал апельсин и нож. Человек попытался поднять нож, но он оказался слишком тяжел. Собрав остаток сил, он поднял апельсин.
— Отказано. Простой выбор уже использован.
Человек перевернулся на спину. У него не было сил спросить: «Когда?». Прижимая к груди апельсин, он пытался затащить тяжеленный нож на живот. Прошла еще одна вечность, прежде чем его сознание сорвалось в бездну.
***
Раскаленный солнцем воздух обжигал легкие. Любое движение заставляло истекать потом. Николай стоял на деревянной лестнице, прижатой к апельсиновому дереву и осторожно, чтобы не уколоться об острые шипы и не задеть другие ветки, аккуратно срезал ножом каждый плод.
В этой стране он оказался после того, как провалил экзамены в институт. Там же он познакомился с Павлом, который уже во второй раз не сдал экзамены, чему был только рад. Его веселые рассказы про лето круглый год, про беззаботную жизнь в общине на апельсиновых плантациях захватили все Колино сознание; он ни разу в жизни не был за границей. Напористый Павел обещал оформить ему все необходимые документы и уехать вместе в апельсиновый рай на берегу синего-синего моря.
Когда Николай понял, что в чужой стране он находится, как нелегал; когда ему популярно объяснили, что его ждет, если он попробует сбежать; когда у него отобрали паспорт, а Пашка исчез — он все понял. Рабский труд от рассвета до последней прибывшей машины под загрузку урожая стал для него настоящим и будущим адом. Когда мозоли на руках превратились в каменные наросты, а дневная боль в мышцах переходила в ночные судороги, когда руки перестали слушаться, а в спину будто загнали апельсиновый кол с шипами, Коля заболел. Ему дали неделю отдыха, он провел ее в бараке на бамбуковой кровати, умоляя позвать врача. Языка он не знал. Объяснить, что с ним, не мог. Ни лекарств, ни доктора, и никого, кто бы мог помочь; только невыносимая боль, вцепившаяся в него мертвой хваткой. Через неделю пришел человек и сообщил на ломанном русском, что, если он завтра не встанет и не начнет работать, его отвезут в место, где он умрет. Весь следующий день Коля вырезал ножом из апельсиновой кожуры буквы и складывал их в слова: «Моя смерть на вашей совести». Ночью вынул из брюк ремень, сделал петлю, тяжело поднялся и вышел из барака.
***
Мозг очнулся на каменном дне тьмы. Сознание путалось, отрицая мысли. Жуткая пустота дышала ледяным холодом бесчисленных спиц, пронизывающих тело. Человек открыл глаза, но ничего не изменилось. Солдатский ремень туго стягивал шею. Он попытался пошевелиться, когда ощутил в руке оледенелую рукоять ножа.
— Вы находитесь на карантине. Мы не можем вас принять. Вы испортили свой ресурс безвозвратно, но не выработали его.
Это опять Он.
— Кто ты?
— Мы вернем вам жизнь и отправим назад. У вас остался все еще есть выбор, но он сложный. Сделайте его и мы с вами расстанемся.
— Что вам от меня нужно?
Его сознание в очередной раз ударилось о тьму и исчезло.
***
Иван Федорович ехал по заснеженной трассе в сторону природного заповедника. Там в абсолютной глуши находился домик лесничего, куда он выезжал из забитого людьми мегаполиса ради нерушимой тишины суверенного леса и редких встреч со своим школьным приятелем Лешкой, который инспектировал это таежное царство. По обыкновению, Иван Федорович проводил в тайге неделю-другую и возвращался обновленным в старый и привычный людской мир. Тайга вычищала все темные закоулки его души и словно заново рождала его мускулистое тело.
Иван Федорович свернул с трассы и въехал на заснеженную лесную тропу. По толстому слою снега он понял, что Лешка давно не выезжал в город. Месяц назад они договорились о встрече. Обычно Иван Федорович подтверждал о своем прибытии накануне, но вчера совершенно забыл позвонить, а сегодня Лешка не ответил. По утрам старший инспектор Алексей Акимович обычно уходил на лыжах в тайгу и до обеда всегда был вне доступа.
Подъехав к домику, Иван припарковал машину рядом с внедорожником Лешки. Удивился. Дорожка к дому была тоже на полметра завалена снегом. Постучал. Тишина. Достал с притолоки запасной ключ и вошел в дом.
— Ляксей, принимай гостей!
Таежный домик приветствовал его мертвой тишиной. На столе: тарелки с засохшей едой, стеклянная банка, набитая окурками, пустые бутылки дешевого алкоголя.
— Алексей Акимович! Ты дома?
Сзади скрипнула половица и Иван провалился в черную тьму.
Очнулся в погребе среди полок, заставленных бутылками, склянками, картонными ящиками. Кровь заливала лицо. С трудом открыл глаза. Лешка лежал напротив с кляпом во рту, со связанными за спиной руками, и тревожно на него смотрел. Голова кружилась, сознание путалось, тело не слушалось. Лешка отчаянно замотал головой. Иван попытался доползти до друга, но у него ничего не получилось. Лужа крови медленно расползалась по каменному полу. Иван опять потерял сознание.
От сильного тычка в бок Иван не шелохнулся, но пришел в себя.
— Зачем вам это? Вызовите скорую и уходите. Я ничего про вас не скажу, обещаю. —голос Алексея звучал будто из соседнего помещения.
— Попил? Теперь заткнись.
Дальше Иван лежал и слушал только мычание друга.
Лязгнули ключи. Хлопнула дверь. Щелкнула задвижка.
Иван разлепил глаза. Перед ним в той же позе сидел Алексей. Собрав остаток сил, Иван потянул правую штанину и с немыслимым усилием вынул из высокого ботинка нож. Алексей развернулся к нему спиной и отталкиваясь ногами от пола медленно стал ползти. Уже теряя сознание, Иван почувствовал, как из его неподвижной руки выскользнула холодная сталь рукоятки.
— Алексей, живи, — прошептал Иван Федорович.
Он очнулся на полу каменного мешка без окон и дверей. Сознание еще путалось. Иван не мог понять, где он и как сюда попал? Первое ощущение – холод. Он лежал на бетонном полу и, видимо, сильно продрог, хотя в помещении было тепло. Открыл глаза. Света не было, если не считать сотню, а может больше, световых нитей, вцепившихся в его тело. Будто кукла на световых веревочках, он лежал в коробке в ожидании своего часа. Сел. Встал. Каменный потолок почти касался его головы, но не мешал передвигаться. Размер коробки составлял примерно пять шагов в длину и столько же в ширину. Сильно кружилась голова. Опять сел, чтобы не потерять сознание. В голове полная пустота. Все, что он точно знал, был размер помещения: пять на пять шагов т что его зовут Иван. Он опять лег. Световые нити прилежно повторяли все его движения. Он попробовал стряхнуть их с себя. Ничего. Он опять закрыл глаза.
— Вы находитесь на карантине. Мы не можем вас принять. Вас заберут другие.
Иван встал и прижался спиной к стене, широко расставив ноги.