Ботанический садизм от азиатов
Секатор прививочный на Али, на Яндекс Маркете
Секатор прививочный на Али, на Яндекс Маркете
Сергей Григорьевич Козлов был писателем удивительно несовременным. Не лезущим в телевизор и не напоминающий о себе. Тихим и спрятанным.
Ну и что, что статьи о его сказках писали Сергей Баруздин, Булат Окуджава и Фазиль Искандер? Все равно, чтобы напомнить читателю – кто это такой, приходиться апеллировать вовсе не к литературе.
Вот и издательству «Азбука», выпустившему здоровенный том «Все о Ежике, Медвежонке, Львенке и Черепахе» пришлось упреждать книжку разъяснением: «Как Львенок и Черепаха пели песенку? Да так и пели, как научил их писатель Сергей Козлов. Сначала в книжке пели, а потом и в мультфильм перебрались. А откуда взялся мультик про Ежика в тумане? Тоже из сказок Сергея Козлова. Вот бродил его Ежик в тумане, бродил, и получился самый лучший мультфильм в мире. Такие сказки сочиняет Сергей Козлов. И про Тилимилитрямдию - тоже он. А сказок у него видимо-невидимо. И все в этой книге. И все хорошо кончаются».
В отличие от многих аннотаций к книгам – здесь почти все правда. И про Тилимилитрямдию – он, и про перечисленных животных – тоже. И даже «все в этой книге» - правда, и это особенно радует.
Собственно говоря, эта книга - единственное полное собрание детских сочинений Козлова.
И сказки, и стихи, и песенки – все под одной обложкой. На ликование почитателям, которые, надо полагать, уже отчаялись собрать пазл, рассеянный по десяткам книг в ярких обложках. Издают-то Козлова охотно и обильно, но уж больно гомеопатическими дозами - по десятку сказок в книжке. А здесь все – и про Ежика, и про Медвежонка, и про не обласканных экранной славой Зайца, Ослика, Дятла, Филина, Белку Рыжее Солнышко, Муравья, Волка, Кота с банджо и про всех прочих обитателей козловского Леса. Даже про собаку породы «австралийская пегая», оказавшуюся проснувшимся пораньше Лягушонком.
А Сергей Козлов - действительно был писателем тихим и спрятанным.
Начать с того, что его настоящее имя никому не известно.
Дата рождения была записана "на глаз", а Сергеем его назвали приемные родители, Григорий и Наталья Козловы, забравшие подкидыша из московского детдома. По одной из версий, он был оставшимся без родителей испанским ребенком, которых в то время много привозили в Советский Союз, спасая от войны.
Потом были 60-е с их романтикой и поисками себя. После школы Сергей Козлов работал токарем на заводе, наборщиком в типографии, кочегаром на паровозе, учителем пения в школе, ездил в геологические экспедиции и водил экскурсии в пушкинском заповеднике в Михайловском.
В 1965 году Сергей Козлов закончил Литературный институт им. А. М. Горького по отделению поэзии, мастерскую Льва Ошанина. Писал стихи и сказки для детей (первую опубликовал, еще будучи студентом), подрабатывал также переводами поэтов из национальных республик: с манси переводил Ювана Шесталова, с украинского – Владимира Панченко, с туркменского – Амана Аширова и других.
В середине 70-х Козлов получил второе образование на Высших курсах режиссеров и сценаристов при Госкино СССР. Его дипломную работу - сценарий "Новая старая сказка" - экранизировали только через тридцать с лишним лет, уже в новом тысячелетии.
В качестве сценариста в основном работал в мультипликации. Иногда писал сценарии (и стихи к песням) под конкретные проекты, как это случилось с мультфильмом "В порту". Да, да, это тот самый, где а дельфины добрые, а дельфины мокрые на тебя глядят умными глазами.
Но чаще мультипликаторы все-таки экранизировали его сказки, которые он не прекращал писать никогда.
Одна беда - часто это были разные мультипликаторы, из-за чего просто невозможно догадаться, что ежик и медвежонок из мультфильмов "Как Ежик и Медвежонок встречали Новый год",
"Если падают звезды",
"Трям, здравствуйте!"
"Ежик в тумане"
"Как Ежик и Медвежонок небо меняли"
и многих других - это один и тот же Ежик и все тот же Медвежонок.
Правда, сказки у него всегда были не совсем обычные, поэтому фраза из аннотации: "И все они - хорошо кончаются!" не в полной мере соответствует действительности.
Не зря, ой не зря опытные родители Козлова читают детям выборочно, и с опаской. Мало ли как чадо среагирует на такой, например, отрывок:
А теперь Медвежонок лежал на опавших листьях с перевязанной головой, и кровь выступила на повязке.
«Как же это так? - думал Ослик.- Как же это так, что какой-то дуб разбил Медвежонку голову? Как же это так, что он упал именно тогда, когда мы проходили под ним?..»
Ослик снова задумался. Теперь он думал о том как похоронить Медвежонка, чтобы он вернулся, как лето. «Я похороню его на высокой- высокой горе, - решил он, - так, чтобы вокруг было много солнца, а внизу текла речка…».
«Фигасе себе сказочки» - скажете вы – «Тут не только дети – тут впечатлительные мамы всхлипывать навзрыд будут».
Будут. Куда они денутся. Начитавшиеся сказок Козлова мамочки будут и рыдать, и надолго о чем-то задумываться, и вместо ужина встречать вернувшихся из офиса мужей неожиданным вопросом: «И почему ты мне никогда не играл на скрипке «Грустного Комарика»?».
Такие сказки.
Это, в общем, очень давний спор - какой должна быть детская сказка.
Изначально главной функцией сказок было подготовить детей к реальной жизни. Нельзя убегать далеко от дома - гуси-лебеди поймают и Бабе-Яге на ужин унесут. Нельзя пить из лужи - сдохнешь от кровавого поноса козленочком станешь. И так далее.
Козлов не то чтобы возвращал сказкам их прежнюю функцию - скорее, просто отказывался принимать сегодняшнюю доминанту - оголтелое сюсюканье, щедро приправленное бездумным развлечением.
Одни называют сказки Козлова сборником философских притч, сравнивают автора то с Ричардом Бахом, то с Паоло Коэльо. Другие на полном серьезе разбирают «Ежика в тумане» с точки зрения традиционных мифологических сюжетов и говорят о полном соответствии канону путешествия героя в царство мертвых - туман-смерть, загробный мир, эсхатологические мысли, хтонические чудовища, ограждающая реальный мир река-стикс, в которой едва не гибнет герой… Третьи нудят о буддистских коанах, цитируя что-нибудь вроде:
- Ты когда-нибудь слушал тишину, Ежик?
- Слушал.
- И что?
- А ничего. Тихо.
- А я люблю, когда в тишине что-нибудь шевелится.
- Приведи пример, - попросил Ежик.
- Ну, например, гром, - сказал Медвежонок
Чушь все это. Козлов не Бах и не Кастанэда, он не собирается никого обращать в свою веру, даже и не пытается чего-то кому-то доказать, найти истину и навязать свое мировоззрение. Он просто рассказывает сказки.
Вся его вина в том, что его герои задают вопросы. О том, в чем нам обычно недосуг разобраться в одолевшей суете, но на которые и взрослым, и детям, все-таки необходимо отвечать.
Но поскольку он очень добрый сказочник, то даже разговор на самые тяжелые темы у него заканчивается все-таки хорошо.
… Я буду поливать его свежей водой и каждый день разрыхлять землю. И тогда он вырастет. А если я умру, он будет делать то же самое, - и мы не умрем никогда..."
- Послушай, - сказал он Медвежонку, - ты не бойся. Ты весной вырастешь снова.
- Как деревце?
- Да. Я тебя буду каждый день поливать. И разрыхлять землю.
- А ты не забудешь?
- Что ты!
- Не забудь, - попросил Медвежонок.
Он лежал с закрытыми глазами, и если бы чуть-чуть не вздрагивали ноздри, можно было бы подумать, что он совсем умер.
Теперь Ослик не боялся. Он знал: похоронить - это значит посадить, как деревце.
Но это, конечно, все-таки крайний случай.
Обычно все не так мрачно. Скорее - наоборот.
Приведи пример, - попросите вы.
Например, я сегодня утром приехал в Феодосию - в двухнедельный отпуск.
Сразу побежал к морю.
И там вспомнил.
Как-то ранним утром, когда в небе еще плавали молочные звезды, Ежик вышел из своего домика и пошел к морю. В лапе у него была палка, а за плечом - котомка с едой.
Долго ли шел Ежик, коротко ли, он вышел к морю.
- Здравствуй, море! - сказал Ежик.
- Здравствуй, Ежик! - сказало море.
И накатилась волна. "Пффф-ф!..- ударила она в берег. - Шшшш..." - зашуршала по камушкам, отступая.
И Ежик тоже сделал шаг вперед и сказал: "Пффф-ф!.. - и, отбежав немного: - Шшш-ш!.."
- Я на тебя похож, да?
- Очень! - сказало море. И снова ударило волной в берег.
Целый день Ежик играл с морем: то подбегал к самой воде, то отбегал прочь. Засыпая на песке под скалой, он поеживался, и ему казалось, что он тоже - маленькое море на четырех лапах.
"Пффф-ф!..- бормотал он себе под нос.- Шшш-ш!.."
И подымал и опускал иголки.
Ладно, некогда мне тут с вами лясы точить. Пойду, второй раз окунусь.
Пффф-ф!
_______________________________________
Моя группа во ВКонтакте - https://vk.com/grgame
Моя группа в Телеграмм - https://t.me/cartoon_history
Сейчас в курилке шла оживленная дискуссия. Что лучше: выходить на конкурентный рынок или на абсолютно новый.
Я привел пример: До 1991 года в СССР люди пили пиво. Много пили. В основном пиво было 2 сортов- "Пиво есть" и "Пива нет". На рынок пришло другое пиво, из ФРГ, Чехии, Китая. Народ не стал меньше пить, он стал пить другие сорта. Вывод: потребителя не нужно учить пить пиво, даем новое качество и берем рынок голыми руками. С другой стороны: привозим пиво афганским радикальным исламистам. Даже бесплатно они его пить не будут. Харам. Рынок по факту пустой, но рынка нет.
Стратегия синего океана - это прикольно и хорошо. Но, без фанатизма, друзья...
И вообще, в жизни, без фанатизма...
Короткий ответ: во французском языке, откуда мы заимствовали и этикет, и этикетку, - это одно и то же слово, "étiquette". То есть и "записка, надпись", и "свод предписанных правил". Общее значение считывается - что-то написанное.
Теперь длинный ответ.
Французское слово "étiquette" происходит от старого варианта "estiquette" ("записка", либо "палочка"). От глагола "estiquier" ("прицеплять, прикалывать, прикреплять"). Понятно, что записка стала запиской - как что-то, что прокалывается палочкой и прицепляется на видное место.
Далее сейчас у нас будет небольшое путешествие по волнам волшебной французской орфографии. У "estiquier" был вариант "estacher", происходит это всё от ещё более старого "estachier", у которого был вариант "atachier" ("прикреплять"). Непосредственно из "atachier" произошёл современный французский глагол "attacher" ("прикреплять"), откуда "атташе" (дословно "прикреплённый"). Ну и английское "attach" с тем же значением.
Но это всё французское богатство унаследовано не из латыни, а от германцев, скорее всего, от франков, у которых реконструируется слово *stekan ("прикреплять"), а в прагерманском аналогичное *stikaną.
Конечно же, отсюда происходит английское "stick" ("палка, колоть, втыкать"), откуда и "стикер", как что-то прицепленное.
В праиндоевропейском, по всей видимости, существовал корень *(s)teyg- с семантикой чего-то острого и колющего. Из известных потомков можно упомянуть слово "стигма", от греческого στῐ́γμᾰ [stĭ́gmă] ("стигма, метка, клеймо"), а также "тигр", от греческого τῐ́γρῐς [tĭ́grĭs] ("тигр"), заимствованного у иранцев, где в авестийском tigri - это "стрела", а в персидском 𐎫𐎥𐎼 [t-g-r] - это "заострённый". Тут либо переход случился метафорический со стрелы на тигра, либо слово "тигр" изначально какое-то субстратное, похожее на стрелу, и товарищи его просто переосмыслили.
Итого, "этикет", "этикетка", "атташе", "стикер", "стигма" и "тигр" - родственники!
Забудьте про списки и таблицы. Выбросьте эту бумажную требуху. Ведомость – это не столбец цифр, это дрожь в позвоночнике, это сладкая слизь покорности, текущая по нейронным цепям. Это главная валюта, которой ты расплачиваешься за право дышать этим отравленным воздухом, и валюта эта – твоя собственная воля, твоя плоть, твоя вкусная, сочная, трепещущая мякоть.
Ах, какой же ты аппетитный, когда ведомый! Глаза, как у телёнка перед забоем – влажные, доверчивые. Губы приоткрыты в ожидании команды, любого приказа, самой идиотской мантры, которую вольют тебе в уши. Для них ты – деликатес. Для всего этого карнавала хищников в костюмах, для экранных ряженых с их паточно-уверенными голосами, для клерков, высиживающих геморрой на инструкциях, для уличных шакалов с горящими глазами – ты ходячий пир. Они чуют твою ведомость за версту, как акула чует каплю крови в океане. Это феромон жертвы, аромат готового к употреблению раба.
Тебя готовят к этому с пелёнок. Любящие руки матери, пестующие твою беспомощность. Заботливый голос отца, вбивающий первый гвоздь послушания. «Будь хорошим мальчиком». «Слушайся старших». Это не воспитание, это откорм. Тебя маринуют в чувстве долга, шпигуют виной, обмазывают глазурью общественного одобрения и ставят в печь системы. Школа, институт – это конвейер по производству удобоваримых душ. Они выпаривают из тебя дерзость, вырезают сомнение, отбивают молотком индивидуальность, чтобы мясо стало нежнее. И вот ты выходишь – идеальное филе, готовое лечь на любой вертел.
Их главный инструмент – прост, как мычание. Они начинают говорить с тобой, как с несмышлёнышем. Сю-сю-сю. Уменьшительно-ласкательный террор. Голос чуть повыше, интонации убаюкивающие, слова простые, как кубики. И где-то глубоко внутри, в пыльном подвале твоего подсознания, что-то щёлкает. Древний, ржавый тумблер переключается в положение «ON». Это пробуждается тот самый ребёнок, которому нужна сильная рука, авторитетный голос, который скажет, что делать. И всё. Ты поплыл. Твоя взрослость – тонкая корочка льда, и они пробивают её этим тёплым, вкрадчивым лепетом.
Мошенник на телефоне мурлычет тебе в ухо про «ваш счёт в опасности, маленький мой», и ты уже готов диктовать ему все коды, потому что голос такой… заботливый. Диктор новостей с лицом озабоченного судьбой мира кадавром вещает тебе, во что верить сегодня, и ты киваешь, киваешь, как китайский болванчик, потому что так… спокойнее. Рекламный упырь обещает тебе счастье в новой бутылке газировки, и ты бежишь, роняя слюну, потому что картинка такая… яркая. Они все – одна большая колыбельная, усыпляющая твой разум перед тем, как его выпотрошить.
Не спать! Главное – не спать! Надо вцепиться ногтями в собственное сознание и постоянно проверять – не щёлкнул ли тумблер? Не потекла ли по венам эта сладкая отрава послушания? Оглянись! Весь мир – одна большая зацепка, один гигантский триггер. Рекламный щит с дебильно счастливой семьёй. Начальник, похлопывающий тебя по плечу. Бюрократ, смотрящий на тебя поверх очков с усталым снисхождением. Все они тянут свои липкие пальчики к твоему внутреннему рубильнику.
Нужно стать параноиком собственного разума. Устроить в голове допрос с пристрастием каждому своему «хочу». Это ТЫ хочешь этот телефон? Или тебе захотели, чтобы ты его захотел? Это ТЫ веришь в эту идею? Или её в тебя вложили, как чип в безмозглую скотину? Это бунт. Вечный, изматывающий, ежесекундный бунт против уюта чужой воли.
Потому что альтернатива – это лежать на блюде, украшенным петрушкой социальных норм, и смотреть, как тебя пожирают. А они будут жрать, чавкая и прихваливая, какой же ты, чёрт возьми, нежный и податливый. Какой же ты… вкусный.
Смертоносный вирус превратил подавляющее большинство людей в вечно голодных чудовищ, рыскающих по лесам в поисках еды, а остатки выживших власти согнали в концентрационные лагеря, где царят тотальный контроль и подчинение. Рори этой участи избежала, но потеряла все – мужа, ставшего зараженным, и маленькую дочь, которую сама же вынуждена была убить, когда вирус добрался и до нее. Теперь она живет отшельницей с Отто, отцом своего мужа, и проводит дни в тоске по умершей дочери. Пока однажды не находит на берегу реки раненого мужчину, укравшего из правительственного лагеря вакцину для своего зараженного сына. Спасти мальчика становится для Рори стимулом жить дальше.
Прошли времена, когда постапокалипсис использовался для создания аттракционов с перестрелками и гонками на броневиках – все чаще этот сеттинг становится площадкой для драм о том, что происходит с человеком, оставшимся один на один с пустотой. Новозеландский «Прости нас всех» идет именно этим путем: здесь мало экшена и хоррора в привычном понимании, зато много тишины, сухого ветра и пространства, где слышны лишь собственные мысли. Это кино о горе, о цене памяти и о том, что всякий апокалипсис – в первую очередь внутренний.
Авторы фильма явно стремились снять притчу – о том, что выживание не имеет смысла без надежды и что прощение (прежде всего самого себя) дается труднее всего. При этом эмоциональное подключение к главной героине в исполнении Лили Салливан работает прекрасно. Камера держится близко, оставляя нас с ее дыханием, тоской, усталостью; актриса не играет «траур», а проживает его – без истерик, без деклараций, маленькими, правдивыми жестами. Благодаря ее игре и тонкой режиссуре Джорданы Стотт даже самые лаконичные сцены складываются в понятную эмоциональную арку: из сугубо физического выживания постепенно рождается попытка сказать себе «моя жизнь по-прежнему имеет смысл».
Персонажей здесь немного, и авторы сознательно не углубляются в их предыстории, но постановщица показывает умение говорить о многом малыми средствами. Стрекоза на рюкзаке незнакомца перекликается с рисунком дочери Рори, длинный пустой стол, за которым женщина обедает с Отто в начале фильма, рифмуется с их неловкими, но теплыми объятиями перед тем, как Рори отправится в путь. Возможно, эти штрихи кому-то покажутся слишком очевидными и прямыми, но понятность – это главное, что отличает по-настоящему зрительское кино от высоколобого артхауса, работающего главным образом на эго своих создателей.
В первую очередь «Прости нас всех» – это драма, но «жанр» здесь тоже присутствует: интересный сплав вестерна, экшена и хоррора, смешивать которые австралийцы и новозеландцы традиционно умеют. Здесь, правда, это получилось лишь отчасти: зараженные появляются во всей красе только в кульминации, и хотя выглядят они жутко, а сцены с ними по саспенсу и экшену отработаны безупречно, остается ощущение, что все это Стотт интересно лишь постольку поскольку иначе историю не подвести к катарсису.
«Прости нас всех» – кино красивое, тягучее и честное в своей попытке поговорить о боли утраты. Это не откровение и не открытие, скорее элегическая зарисовка на тему конца света. Но там, где многие апокалиптические драмы скатываются в позу, эта картина остается человечной – и именно этим берет.
Видеообзоры на новые фильмы ужасов и триллеры:
Исходные данные:
Недотумок 16 лет
Родитель недотумка
Владелец сим-карты третье лицо
Микрозаймы онлайн
Недотумок вместе с родителем оформили ряд микрозаймов. Уведомлений на сим-карту нет, зачисление на банковский счёт недотумка есть.
Второе оформление через агрегатор микрозаймов. Уведомления на сим-карту есть, списания комиссии агрегатору со счета недотумка есть, зачислений на счёт недотумка нет.
На что опираемся?
Ст 26 ГК РФ нет согласия обоих родителей на совершение сделки по потребительскому кредиту (не факт что есть письменное хотя бы одного родителя) Нет согласия на распоряжение несовершеннолетним заемными средствами (большую часть денег недотумок потратил), зато часть займов оформлена на паспортные данные родителя (он в курсе, в теме, в доле)
Стандарт выдачи микрозаймов (распоряга ЦБ в начале этого года), по которой МФО обязаны сверять данные сим-карты с данными паспорта заёмщика и платежными реквизитами.
За какой конец можно притянуть банк в котором находится счёт зачисления недотумка? Плюс отсутствие уведомления об операциях несовершеннолетнего по ст.11 положения ЦБ 351
Заявление в РОВД это понятно (состава по УК кто-то не усмотрел, не будем показывать пальцем)
Можно ли притянуть к этой истории Роскомнадзор и ЦБ? Каким боком? По ЦБ ещё можно сослаться на их же нормативку, с РКН пока совсем непонятно возможно через персональные данные.
По запросу в БКИ всё капец как сложно, не все МФО передают все данные (которые были указаны как контактные и как платёжные). Как достать кредитную историю недотумка без доступа к его учетной записи на госуслугах? Я хз.
Родитель участвующий в этом замечательном аттракционе тоже добровольно не рассказывает где, кто и на кого оформлял...
Я в тупике. Хелп. Хотя бы на уровне идей...