Неважно, кто ты и откуда. У кислоты — одна реакция.

Есть франшизы (из далёкой-далёкой галактики), которые давно умерли, просто никто не сообщил об этом их фанатам. А есть такие, что не умирают никогда — они дремлют, как Чужой в вентиляции: тихо, на полусогнутых, где-то в закоулках общей памяти. «Чужой: Ромул» из таких. Не столько сиквел, сколько воскрешение, которое делает вид, что не знает, кто такой Ридли Скотт, хотя на самом деле шёпотом повторяет его интонации.

Итак, тебя встречает космос. В нём гораздо меньше неизвестного, чем сегодня, и каждый может обрести в нём то, что ему нужно. Или то, что заслужил. Для кого-то космос стал тюрьмой на рудниках, кто-то ищет через него спасения на тропической планете, а кто-то найдёт там другую форму жизни. На обезлюдевшем корабле.

Заветный корабль здесь – как тёмный лабиринт, где притаился минотавр с кислотой вместо крови. С каждым движением по коридорам свободного пространства становится всё меньше: в очередной комнате только пара выходов. И некуда бежать. За стенами – пустая бездна, не романтическая, как у Нолана и не завораживающая, как у Куарона, а пустая. И смертельная. Двигайся вперёд.

Дальше нас ждёт пьеса на троих: девушка с лицом Кейли Спейни — одновременно хрупким и жёстким, как лезвие; пара человек, похожих, как один, которые явно не дотянут до финальных титров; и, конечно, Энди. Андроид, чьё добродушие в один момент так естественно сменится цинизмом, что актёр Дэвид Джонссон заслуживает маленький оскар с лицом чужого.

Фильм будто намеренно двигается знакомым маршрутом: яйцо, паника, кровь, коридоры, расчленёнка. Но он делает это не для галочки, а как будто каждый элемент показывает впервые — со сдержанной гордостью ученика, который наизусть выучил у мастера не форму, а дух. И это самое ценное.

Сюжет — не хитроумный пазл, а медленный спуск вниз. Здесь не ждёшь развязки, ты ждёшь удара. Герои не столько принимают решения, сколько вынуждены реагировать, и этим ближе к нам, чем все космодесантники мира. Здесь важно не «почему» всё это происходит, а «как ты будешь с этим жить следующие три минуты».

Ближе к концу фильм позволяет себе роскошь — замедлится. Не чтобы объяснить. Чтобы посмотреть. Он задерживает взгляд на лице. На потолке. На дрожащем свете лампы. Будто понимает: сейчас будет плохо, и хочется просто чуть-чуть подышать. А потом — уже нельзя.

И финал… Финал здесь как мягкое падение на металлический пол. Больно — но уже не страшно. Потому что страх закончился там, где началась тишина. Чужой остался в темноте. И ты остался. Что теперь делать с этим — фильм не говорит. Он просто смотрит на тебя. Не мигая.

7,5 из 10. Потому что даже в знакомом кошмаре можно найти что-то новое — если позволить ему прижаться вплотную.

Виджет для сбора средств на 100 мотков пряжи для тёплого проекта Хурма: