0 просмотренных постов скрыто
Если вы пропустили 8 марта "Голубой огонёк", порадуйте себя сейчас!
По традиции, в студии "Голубого огонька" не только звёздные артисты, но и не менее звёздные гости. Среди них: лётчик-испытатель 1-го класса Марина Попович, директор кондитерской фабрики "Красный Октябрь" А. Гриненко, участница Гражданской и Великой Отечественной войн Ольга Андреевна Лазо, жёны Героев Советского Союза - Елена Лаврентьевна Доватор и Лидия Васильевна Карбышева, композитор Э. Колмановский, композитор Р. Щедрин и балерина Суламифь Мессерер, артист театра им. Евг. Вахтангова Алексей Кузнецов, прядильщица фабрики им. Фрунзе В. Петрищева, артистка эстрады Марта Цифринович с куклой Венерой Михайловной Пустомельской, композитор П. Аедоницкий, депутат Верховного Совета РСФСР З.Ф. Семёнова, педагог Т.Д. Антонова, доктор медицинских наук врач М.Н. Степанова, заслуженный учитель республики Н.Т. Уткина, доктор физико-математических наук А. Масевич.
В концерте участвуют такие артисты, как Людмила Зыкина, Марк Бернес, Вероника Круглова, Николай Кондратюк, Клавдия Шульженко, Борис Штоколов, Владимир Трошин; Леонид Коган, Павел Коган и Камерный оркестр Московской государственной консерватории, артисты балета народного театра завода “Серп и молот”, вокально-эксцентрический квартет "Четыре Ю", Лариса Мондрус, Государственный хореографический ансамбль “Берёзка” и др.
Голубой огонек № 171. К 8 марта 1966. Источник: канал на YouTube «Советское телевидение. Гостелерадиофонд России», www.youtube.com/c/gtrftv
Показать полностью
Один из самых узнаваемых звуков в Формуле 1 1950-х
BRM P15. Машина, которая должна была порвать пелотон, но рвала только сама себя.
Наверное, самый первый мотор в истории Формулы 1, издававший визг на максимальных оборотах (его могли раскручивать до 12000 об./мин.). Высокий тон двигателя стал привычным явлением намного позже.
Лютейший полторалитровый V16 с центробежным нагнетателем. Как говорил Хуан-Мануэль Фанхио, тест-пилот BRM, на 8000 об./мин. кажется, что мотор достиг своего лимита, но тут начинает действовать нагнетатель, заставляющий машину ускоряться дальше.
На тот момент уже будучи чемпионом Формулы 1 (а по итогу карьеры оформивший пять титулов), он снимал ногу с педали газа, не желая быть тем, кто посмертно раскроет весь потенциал этого болида.
600 л. с. - в полтора раза больше, чем у ближайших конкурентов в 1952 году. Но, естественно, такая мощность в контексте ограничений регламента Формулы 1 (либо делаешь полторашку с наддувом либо двухлитровый атмосферник) означает более высокую степень наддува и более высокие максимальные обороты двигателя, а это создает повышенные требования к надежности, с чем были проблемы. Вдобавок британские чудики решили быть на пике технологий не только в моторостроении, но и родили собственную коробку передач, которая имела не меньше детских болячек, чем дрыгатель. В это время полпелотона успешно использовали довоенные ситроеновские коробки и не изобретали велосипед. Также BRM в числе первых пришли к дисковым тормозам вместо барабанных (по середину 50-х мало кто ими пользовался в Формуле 1) и позаимствовали у Lockheed олео-пневматическую подвеску вместо традиционных амортизаторов или демпферов.
Помимо технических проблем, двигатель характеризовался специфической кривой мощности - как можно было догадаться из вышеприведенного пересказа мыслей Фанхио об этом болиде, толк от наддува появлялся только на очень высоких оборотах. Соответственно, пилоту приходилось проявлять изобретательность, чтобы эффективно долбиться в отсечку там, где это не нужно.
Словом, на бумаге у этой машины не было бы конкурентов, а на практике - то у гонщика пригорала жопа (сначала от неудачной конструкции выхлопа, потом уже от остальных проблем), то дрыгатель отрыгивал кардан или прожевывал коробку передач еще во время практики или квалификации, не позволяя принять участие в гонке. Либо то же самое происходило уже непосредственно в гонке. Однако на тех этапах и трофи, которые эти машины смогли пережить (всего шесть финишей за четыре года), они занимали не ниже 5 места. Хотяяя... На Трофи Дейли Мейл было одно 16 место. Но в целом это могла бы быть убийца Феррари и Мерседес-Бенца в первой половине 50-х, если бы удалось решить проблемы с надежностью.
Показать полностью
4
Печенька сидит в рукаве)
Показать полностью
1
Приключения в Индии
Источник телеграм канал "Плохой Шофёр" - https://t.me/BadShofer/35965
Что почитать? Жизнь Антона Чехова. Дональд Рейфилд
Моя школьная учительница литературы, говорила о Чехове только с придыханием и хватаясь за сердце. Иногда мне казалось что сейчас ее хватит удар, она упадет на пол возле школьной доски и будет шептать имя Чехова. Впрочем также она произносила имена всех русских писателей и поэтов. У меня подобные артистические выпады моей учительницы не вызывали ничего кроме приступов стыда и тошноты.
Светило, отец, сердце, создатель, непривзойденный, ярчайший, все эти слова она употребляла по отношению к Чехову. Сам он наверно сгорел бы со стыда слушая ее уроки. Писатели сидели у нас в печенках и мы с трудом писали сочинения и пересказы на заданные темы. Самого же писателя как человека она избегала полностью. Игнорируя его жизнь и жизненный опыт. Со стен на нас смотрели Толстой, Достоевский, Пушкин, Лермонтов, Чехов и мы абсолютно не знали что это за люди. А Чехов так вообще казался мне скучным очкариком с дурацкой бородкой. Пьесы мне его не нравились а рассказов я по юности не понял.
Так и прошел бы он мимо меня если бы в руки мне не попала замечательная книга, написанная Дональдом Рейфилдом. Книга так и называется, Жизнь Антона Чехова. Вот тут я оценил и то каким он был человеком и всю прелесть его рассказов. Пьесы мне так и не понравились (возможно оттого что я не видел их в театре).
Чехов при жизни очень аккуратно хранил свою переписку, а переписывался он много. И по этой переписке, автор восстанавливал биографию писателя. Попробуйте по своей переписке в мессенджерах и почти восстановить свою жизнь и представить себе человека который её ведёт.
Что мы узнаем из книги? Где родился и вырос Чехов, его отношения с семьёй и друзьями, его любовные связи, его становление как драматурга и путь к известности.
Так например Чехов (врач по образованию) долгое время относился к литературе как хобби и считал свое увлечение халтурой.
Посещал таганрогские и московские бордели как клиент и доктор.
Был знатоком женщин.
Любил выпить и весело провести время.
Почти всю жизнь был заложником своей семьи и содержал ее.
Относился к женщинам с лёгким пренебрежением
Имел многочисленные романы.
Женился перед самой смертью, что возможно и добило писателя.)
Вот несколько отрывков из книги.
С братом Александром про использование презерватива:
Александра можно считать первым русским мужчиной, который документально засвидетельствовал свой опыт использования противозачаточного средства. На кусочке бумаги, предназначенном исключительно для глаз Антона, он писал ему 5 мая: «P.S. Обуреваемый плотскими похотями (от долгого воздержания), купил я себе в аптеке гондон (или гондом – черт его знает) за 35 коп. Но только что хотел надеть, как он, вероятно, со страху, при виде моей оглобли лопнул. Так мне и не удалось. Пришлось снова плоть укрощать…»
Также с братом Александром:
Александр написал водевиль для Суворинского театра. Однако после премьеры спектакль был снят, поскольку в нем не нашлось роли для любовницы режиссера, и Александр с гневом писал Антону: «Виновата во всем самая обыкновенная женская пизда <…> Жди оттиска моей позорно зависящей от влагалища г-жи Домашевой и от penis-a Холевы пьесы»
С издателем Сувориным про любовные романы Золя:
Изображение секса в литературе вызывало у Чехова раздражение. В ответ на похвальный отзыв Суворина о том, с какой искушенностью трактует этот вопрос Золя, Чехов сердито написал: «Распутных женщин я видывал и сам грешил многократно, но Золя и той даме, которая говорила Вам „хлоп – и готово“, я не верю. Распутные люди и писатели любят выдавать себя гастрономами и тонкими знатоками блуда; они смелы, решительны, находчивы, употребляют по 33 способам, чуть ли не на лезвии ножа, но все это только на словах, на деле же употребляют кухарок и ходят в рублевые дома терпимости. <…> Я не видел ни одной такой квартиры (порядочной, конечно), где бы позволяли обстоятельства повалить одетую в корсет, юбки и турнюр женщину на сундук, или на диван, или на пол и употребить ее так, чтобы не заметили домашние. Все эти термины вроде в стоячку, в сидячку и проч. – вздор. Самый легкий способ – это постель, а остальные 33 трудны и удобоисполнимы только в отдельном номере или в сарае. <…> Если Золя сам употреблял на столах, под столами, на заборах, в собачьих будках, в дилижансах или своими глазами видел, как употребляют, то верьте его романам, если же он писал на основании слухов и приятельских рассказов, то поступил опрометчиво и неосторожно»
С Киселевым про переписку:
Спустя три месяца, в январе 1886 года, Киселев жаловался: «Разница между нашими письмами и Вашими, дорогой Антон Павлович, та, что Вы мои можете смело читать барышням, а я Ваши должен по прочтении бросать в камин, чтобы не попадались на глаза – жене»
Не буду лишать вас удовольствия прочитать все самостоятельно. Книга касается почти всех сторон жизни Чехова и представляет интерес для любителей реализма.
Показать полностью
1
Чехов рвет душу
Такая Любовь неземная мэн мечется между Флоренцией, Болоньей, Римом, Венецией, ходит по галереям и музеям и ничего ему не вставляет потому что все мысли его о чужой жене, оставленной в России.
Тут увидел бы Венецию одним глазом – и жизнь не зря прожита. А мэн ничего в упор не видит, трется об статуи представляя, что это его любовница.
Счастье человека зависит от обстоятельств. Но несчастным он делает себя сам. Сколько актеров и певцов достигнув богатства начали синячить и торчать. Спрашивается – зачем надо было жопу рвать. Могли бы торчать и синячить в нищете. Америку показывают – целые улицы нарколыг.
Чехов любил такое: все у мужика есть и только чужой жены не хватает. И жизнь под откос. Чужая вдвойне слаще. Это же трофей.
Когда Татьяна Ларина в ногах у Онегина валялась – никаких эмоций. Стала генеральшей тут его торкнуло. Генеральшу натянуть – не девчонку деревенскую.
В общем все как в анекдоте.
Женитьба — это как поход в ресторан. Вы долго выбираете из меню, делаете заказ и пока ждете блюдо глазете по сторонам – что заказали другие. И тут понимаете, что хотите того же.
«Вера Андреевна видела в окно, как уходил ее брат. Она знала, что он идет на станцию, и вообразила себе еловую аллею всю до конца, потом спуск к реке, широкий вид и то впечатление покоя и простоты, какое всегда производили на нее река, заливные луга, а за ними станция и березовый лес, где жили дачники, а направо вдали -- уездный городок и монастырь с золотыми главами... Потом она вообразила опять аллею, темноту, свой страх и стыд, знакомые шаги и всё то, что может повториться опять, быть может, даже сегодня... И она вышла из залы на минутку, чтобы распорядиться насчет чаю для батюшки, и, придя в столовую, достала из кармана письмо в твердом конверте и с заграничной маркой, согнутое вдвое. Это письмо было принесено ей минут за пять до всенощной, и она успела уже прочесть его два раза.
"Милая моя, дорогая, мучение мое, тоска моя", -- прочитала она, держа письмо в обеих руках и давая им обеим упиваться прикосновением к этим милым, горячим строкам. "Милая моя, -- начала она опять с первого слова, -- дорогая, мучение мое, тоска моя, ты пишешь убедительно, но я все-таки не знаю, что мне делать. Ты тогда сказала, что, наверное, уезжаешь в Италию, и я, как сумасшедший, поскакал вперед, встретить тебя здесь и любить мою милую, мою радость... Я думал, что здесь ты уже не будешь в лунные ночи бояться, как бы мою тень не увидели из окна твой муж или брат. Здесь я гулял бы с тобою по улицам, и ты не боялась бы, что Рим или Венеция узнают о том, что мы любим друг друга. Прости, мое сокровище, но есть Вера робкая, малодушная, нерешительная; и есть другая Вера -- равнодушная, холодная, гордая, которая при посторонних называет меня "вы" и делает вид, что едва замечает меня. Я хочу, чтобы меня любила эта другая, эта гордая и прекрасная... Я не хочу быть филином, который имеет право наслаждаться только вечером и ночью. Дай мне света! Потемки гнетут меня, милая, и эта наша любовь урывками и украдкой держит меня впроголодь, и я раздражен, страдаю, бешусь... Ну, одним словом, я думал, что моя Вера, не первая, а другая, здесь, за границей, где от надзора легче укрыться, чем дома, даст мне хоть один час полной, настоящей любви, без оглядки, чтобы я хоть один раз как следует почувствовал себя любовником, а не контрабандистом, чтобы ты, когда обнимаешь, не говорила: "Мне уже пора!" Я думал так, но вот прошел уже целый месяц, как я живу во Флоренции, тебя нет, и ничего неизвестно... Ты пишешь: "в этом месяце мы едва ли выберемся". Что же это такое? Отчаяние мое, что ты делаешь со мной? Пойми, я без тебя не могу, не могу, не могу!!! Говорят, Италия прекрасна, но мне скучно, я точно в изгнании, и моя сильная любовь томится, как ссыльная. Мой каламбур, скажешь, не смешон, но ведь зато я смешон, как шут. Я мечусь то в Болонью, то в Венецию, то в Рим и всё смотрю, нет ли в толпе женщины, похожей на тебя. От скуки я по пяти раз обошел уже все картинные галереи и музеи и видел на картинах только тебя одну. В Риме я с одышкою взбираюсь на Monte Pincio и смотрю оттуда на вечный город, но вечность, красота, небо -- всё сливается у меня в один образ с твоим лицом и в твоем платье. А здесь, во Флоренции, я хожу по лавкам, где продают скульптуру, и, когда никого не бывает в лавке, обнимаю статуи, и мне кажется, что это я тебя обнимаю. Ты нужна мне сейчас, сию минуту... Вера, я безумствую, но прости, я не могу, я завтра уеду к тебе... Это письмо лишнее, ну, да пусть! Милая, значит, решено: я завтра еду".
Показать полностью
