Лига образования

Преподаватель, студент и эксперт рассуждают о состоянии среднего профессионального образования в России

В России около четырёх миллионов студентов учатся в колледжах и техникумах. Как отмечали в прошлом году в Министерстве просвещения, почти две трети девятиклассников не идут в десятые классы, а уходят получать профессию. Такой интерес — отчасти вынужденный: в 10-й класс могут попасть не все, на этой ступени уже несколько лет действует конкурсный отбор. Но есть и мотивированные студенты, которые сами решили получать профессию. Далеко не всегда реальность соответствует ожиданиям. Что делать, если образование в востребованных на рынке труда сферах оказалось на уровне прошлого века? Могут ли заинтересовать и увлечь будущей профессией студентов преподаватели, получающие зарплату меньше минимальной? И можно ли добиться чего-то через чиновников или суд? Ответы на эти вопросы мы пытались получить из первых рук — у студента, преподавателя колледжа и у эксперта, изучающего среднее профессиональное образование в России.

Лишить диплома с отличием

Студент Дмитрий Калиновский учился во Владивостокском судостроительном колледже. Он шёл на красный диплом по специальности «Информационные системы и программирование». Уже вышел на последний курс, но занятий по одному из предметов у него так за всё время учёбы и не было. Причём по предмету, без которого невозможно представить его будущую профессию: по проектированию и разработке веб-приложений и обеспечению безопасности.

— Я беспокоился, потому что в конце 4-го курса на нашей специальности сдают демонстрационный экзамен, суть которого — проявить свои профессиональные компетенции и за четыре с половиной часа составить функциональную и визуальную часть сайта. Но знаний, которые нужно продемонстрировать на экзамене, нам не дали, — объясняет нам Дмитрий.

Студента поддержали одногруппники. Чтобы выяснить, почему нет занятий по профильным дисциплинам, все вместе написали письмо в Министерство образования Приморского края, там начали проверку. Неожиданно министерство сообщило студентам, что все занятия по этому предмету в колледже ведутся, часы в ведомостях проставляются, несмотря на то что на самом деле преподавателя нет.

После всех проверок колледж всё-таки начал искать преподавателя, в итоге на эту должность нашли выпускника прошлого года, но проблемы у Дмитрия на этом не закончились.

— Крайним оказался я, потому что был инициатором, — говорит Дмитрий.

Обращений в министерство руководство колледжа ему не простило. На защите курсовой его спрашивали 45 минут вместо пятнадцати, как других одногруппников, собралась вся коллегия преподавателей.

— И мне в итоге поставили одну-единственную тройку, которая лишила возможности получить диплом с отличием, — говорит Дмитрий.

Он пытался пересдать курсовой проект, но тему согласовали поздно — на защиту оставалось меньше месяца. В проект входило написание сайта, пояснительная записка на 45 страниц и презентация. И он решил больше не добиваться пересдачи. А на защите диплома его чуть не завалили. Студент уверен, что «отлично» он получил только благодаря стороннему эксперту в комиссии.

— После защиты сразу же отношу обращение в колледж, чтобы выяснить ситуацию о возможности доработать в быстрые сроки курсовую, но получаю ответ, что от моего имени никаких обращений в адрес администрации до этого не поступало. Прикинулись, будто только сейчас узнали, — объяснил студент.

Тогда Дмитрий обратился не только в Министерство образования, а ещё и в прокуратуру.

— Диплом я уже получил, но знаю, что колледж может пойти навстречу, одобрить новую защиту или назначить новую курсовую и выдать дубликат диплома уже с исправленной оценкой, — надеется Дмитрий.

Дефицита нет. Но он есть

Фёдор Дудырев из корпоративного университета развития образования Московской области не удивляется, когда мы рассказываем ему историю Дмитрия: ситуация вполне обыденная. Формально дефицита преподавателей в системе среднего профессионального образования в России нет — работают в этой сфере около 150 тысяч преподавателей и 25 тысяч мастеров.

— В образовательной программе у айтишников, медсестёр, строителей есть общеобразовательные дисциплины, а есть спецдисциплины, которые входят в состав профессиональных модулей. Вот то, что вы описали, это касается преподавания спецдисциплин. Они требуют преподавателей-практиков, специализированного софта, оборудования. То есть по сути это касается формирования профессиональных навыков. И вот тут эта ситуация совершенно стандартная, — говорит Дудырев.

Он приводит пример: в 2023 году он был на Камчатке, где у директора колледжа была возможность открывать новые специальности. А вот преподавателей не было — только потому, что обучать спецдисциплинам было некому.

— Я бы даже не винил директора. Вот у него есть лицензия, он произвёл набор на курс. Но преподаватель в течение года уволился, его же кандалами не прикуёшь. А если это не Санкт-Петербург, не Екатеринбург, например, а небольшой город, то сходу найти замену на преподавание спецдисциплин невероятно трудно. Это массовая история. Тут не возьмёшь другого преподавателя, не скажешь ему: ну-ка давай, разработай быстро курс — как раз потому что это узкая ниша. Поэтому такие патовые ситуации, к сожалению, довольно часто возникают, это повседневная жизнь колледжей, — добавляет Дудырев.

По его словам, особенно серьёзное положение в сфере IT, потому что на рынке зарплаты у таких специалистов несравнимо выше, чем в колледже. Иногда директора учебных заведений, чтобы выйти из положения, нанимают человека по договору, ставят ему часовую оплату повыше. Но это если повезёт.

— Я могу вам рассказать десятки историй подобного рода. Директора держат людей на договоре, за штатом, платят им, скажем, 800 рублей в час. А если он его в штат возьмёт — то будет 300 рублей в час. И приходится вот так выкручиваться. Но бывает, что даже по договору никого не привлечь: если в городе, например, всего пять человек, кто в этой области разбирается, кто из них в преподаватели пойдёт? Если дошло до увольнения преподавателя, то что в строительстве, что в IT, что в поварском деле можно просто не найти специалиста, — говорит Дудырев.

В прошлом году было сразу несколько случаев, когда на выпускных студенты техникумов и колледжей обвиняли руководство в том, что разочаровались в профессии. Претензия совершенно справедливая, считает Дудырев.

«Я поступила в техникум, а закончила шарагу», — лаконично сформулировала выпускница медицинского техникума из Тамбова Дарья Петрунина.

Линейка, карандаш, ватман

Геодезист из Хабаровска Булат Зайнуллин сорок лет работал в тайге и на вахтах по всему Дальнему Востоку. Говорит, что ещё в детстве впечатлился произведениями шестидесятников, таёжной романтикой. Поэтому в 1981 году он выучился в Топографическом техникуме в Хабаровске, а потом работал, наверно, на всех самых крупных стройках в регионе и за его пределами: открывал месторождения на Сахалине, строил трассу в Читу, Золотой мост во Владивостоке.

— Мы, геодезисты, проводили весь сезон в палатке, при свечке. Уходили — ещё снег лежал, и возвращались — тоже снег. В перерывах я ещё умудрился в археологических экспедициях побывать. Перед выходом на самые сложные участки у нас обязательно брали завещания — без него в тайгу не уйти. Ну, сейчас уже бродяжничать надоело, — рассказывает нам теперь уже педагог Зайнуллин. — Я пришёл преподавать, потому что видел, какие специалисты приходят на производство. В том числе и из Хабаровского технического колледжа. Видел, кого там готовят. Ну вот, посчитал нескромно, что мне немножко можно внести свою лепту.

Так он в 2023 году вернулся в свой родной техникум, который теперь стал Хабаровским техническим колледжем.

— Я пусть и не педагог профессиональный, но с производства. Хотел рассказать студентам, как и что происходит на практике. И для меня было просто шоком, что учат-то их тому же, чему учили меня! Сорок лет прошло, а методички всё те же. Из инструментов — линейка, карандаш, ватман! Я руководству говорю: ребята, вы что делаете? А они — студенты с этим тоже столкнутся, это классика. Ну, думаю, хорошо: раз классика, это можно один раз попробовать, но с производства такого специалиста с линейкой и ватманом выкинут сразу! — негодует Зайнуллин.

Сначала он предлагал руководству ввести новые часы, больше использовать компьютеры в работе: «Он у геодезиста как карманное устройство должен быть».

— У них практика за три-четыре года всего одна! И они там сидят, карандашами рисуют на ватмане. И все с этими теодолитами [прибор для измерения горизонтальных и вертикальных углов — прим. ред.]. А уже давно новые инструменты. Я им так и говорил: с этим вы столкнётесь, если вам совсем уж не повезёт с работой, — объяснял преподаватель.

Но предложений педагога в техникуме не поняли. Директор аргументировал: изменить программу невозможно — её «спустили из Москвы».

Однако Фёдор Дудырев согласен с Булатом Зайнуллиным: есть современные программы, разработанные для среднего профессионального образования, они регулярно обновляются, дорабатываются вместе с работодателями, постоянно появляются новые специальности. Так что в этом плане российское среднее профессиональное образование в хорошем положении. Автономный статус учреждений среднего профобразования позволяет их внедрять, все они находятся на сайте Института развития профобразования в открытом доступе.

— Трудности у образовательных организаций возникают, когда надо действительно закупить, например, лабораторное или учебно-производственное оборудование. Но это трудности на местах, и фактически всё зависит непосредственно от руководства, от ресурсов, кадров, взаимодействия с конкретным предприятием. Вот недавно мы были в Норильске, где есть «Норникель». Но оказалось, что даже у такого огромного предприятия сейчас есть трудности в подготовке студентов: а там нужны десятки разных профессий. Всё из-за санкций, перестройки производства и так далее. Но они всё равно организуют несколько программ подготовки. А если в городе, где расположен колледж, всего одна угольная шахта, которая находится на грани закрытия, что делать? В таком случае будут проблемы, — объясняет Дудырев.

Голосуют ногами

Для Булата Зайнуллина шок от устаревших программ и инструментария был не единственным. Очень удивило его, что «голая» ставка преподавателя ниже минимальной зарплаты.

— Сначала я шёл навстречу: они не могли геолога найти, просили почитать студентам. Я соглашался. Но вообще такие деньги стыдно зарабатывать. Конечно, геолог с опытом на такую зарплату не пойдёт. Оклад у преподавателя — 9000 рублей. Если тебя лишают стимулирующих, то ты даже не дотягиваешь до МРОТ. Вот я на это внимание и обратил руководства. Самому мне уже поздно становиться преподавателем высшей категории, но как молодой по педагогическому стажу преподаватель, я мог рассчитывать на эту категорию доплат, — рассказывает Зайнуллин.

А потом он предложил работникам создать профсоюз и сам вступил в профорганизацию «Учитель». Но коллеги его не поняли: у всех свои проблемы, никто не хотел конфликтовать с руководством. После этого у него убрали стимулирующие надбавки, а потом и вовсе уволили. Через некоторое время он смог восстановиться на работе через суд: с компенсацией всех вынужденных прогулов. Но в новом учебном году его снова начали выдавливать из колледжа: не давали расписания, обвиняли в опозданиях. Не сдавался и Зайнуллин: он требовал вести занятия в классе с компьютерами, как и предполагает тема. В итоге он получил ещё восемь выговоров. Но и это он уже оспорил в суде и снова должен вернуться в колледж. Надолго ли — пока не знает.

То, что зарплаты в системе среднего профобразования низкие, подтверждает и Фёдор Дудырев. А вот по поводу создания профсоюзов говорит, что тут у Зайнуллина уникальный случай.

— С ролью профсоюзов я только один раз сталкивался в 2012 году, когда были майские указы [серия указов Владимира Путина, в которых одной из главных задач ставился рост реальных зарплат — прим. ред.] и обсуждалось повышение зарплат бюджетникам. Но чтобы в колледже или техникуме — такого не вспомню, чтобы профсоюзы играли какую-то роль и активно участвовали в дискуссиях. Вообще даже в школах зарплаты, как правило, существенно выше, чем в колледжах. Поэтому преподаватели перетекают из колледжей в школы, а не наоборот, — объясняет Дудырев.

В большой степени ситуация зависит от директоров: у них есть ресурс стимулировать преподавателей.

— В колледжах, как правило, от 20% до 40% студентов учатся за счёт внебюджетных средств. И это даёт директору возможность чуть лучше платить тем или иным преподавателям. Конечно, я бы не преувеличивал значение этого рычага, но он есть. Но в остальном — чаще преподаватели просто голосуют ногами и уходят, ищут лучшие места для приложения сил, — заключает эксперт.

Дефицит — это надолго

По оценкам Дудырева, в России в целом среднее профобразование в хорошем состоянии. С 2022 года действует программа «Профессионалитет», когда учебные заведения кооперируются с предприятиями. Компании вкладываются в лаборатории и другую образовательную инфраструктуру. По данным Министерства просвещения России, создано уже 493 подобных кластера. Помимо этого действуют региональные программы подобного рода.

— Когда колледж и его титульный работодатель создают такой союз и объединяют усилия для того, чтобы лучше готовить специалистов, в целом эта схема работает и подтвердила эффективность. И это лучший из известных сейчас способов втянуть работодателей-предприятия в подготовку кадров. Регион даёт 50 млн рублей, предприятие ещё 100 млн рублей, и получается возможность открыть какой-то образовательный полигон, мастерские, запустить подготовку с лучшим качеством, — объясняет Дудырев.

По ещё не принятой программе до 2036 года хотят создать до 900 кластеров профобразования, её планируют тиражировать по регионам и учебным заведениям. Но другое дело, когда таких партнёров у колледжей нет.

И несмотря на все принятые меры, дефицит рабочих кадров сохраняется. Как объясняет Дудырев, последние шесть лет на рабочие специальности принимают около 220–230 тысяч студентов в год. Самые массовые специальности: токари, фрезеровщики, машинисты тепловозов, строительные специальности.

— Но это капля в море, если мы говорим, например, о потребностях строительной отрасли. Выпускники колледжей ни в коей мере не могут закрыть этот дефицит. Давайте посчитаем. У нас на рынке труда Российской Федерации сейчас чуть более 70 млн человек. Рабочих мест, где востребованы квалифицированные рабочие, около 15 млн. Представим себе, что ежегодно выходит на пенсию примерно 2% работающих. И получается, что, даже если все эти двести тысяч человек доходят до рабочих мест, они не смогут закрыть даже естественную убыль рабочей силы, — подсчитывает эксперт.

Кроме того, большая часть студентов на этих специальностях — мальчики. А после учёбы они могут уйти в армию.

— До рабочего места дойдёт процентов 40 из тех, кто закончил. Поэтому проблема компенсации дефицита рабочих кадров гораздо шире. И регионы, и отрасли решают этот вопрос не только с надеждой на выпускников колледжей, конечно. Потоки обучающихся сейчас на рабочих профессиях, они, конечно, важны, — заключает Дудырев. — Но в полноте эту проблему решить не могут.

Ответ одного из призеров на очередную шутку "поздравим будущих жителей США" в местом паблике в телеграм.

Часто люди задаются вопросом – а почему то или иное слово относится к определённому роду? Скажем, почему «луна» женского рода, «солнце» – среднего, а «месяц» – мужского? Почему «тополь» – «мальчик», а «ива» – «девочка»?

Ответа на этот вопрос лингвисты, сказать по правде, не знают. Но если мы сравним русский язык с немецким, то обнаружим, что нож в немецком вдруг становится среднего рода (das Messer), а ложка – мужского (der Löffel). Немецкая луна – «мальчик» (der Mond), а солнце – «девочка» (die Sohne). Добрая бабушка-печка из русских сказок у немцев неожиданно превращается в дедушку (der Ofen). Всё наоборот!

В арабском языке книга будет мужского рода, а вот автомобиль – женского. А в английском женского рода слово «корабль». Два корабля, построенные по одному и тому же проекту, очень похожие друг на друга, англичанин или американец назовёт «sisterships», то есть «корабли-сёстры»!

Кстати, в английском (как и в японском, и в армянском, и многих других) грамматического рода, по сути, нет. Сказать «он» или «она» там можно только о человеке, в определённой ситуации о животном, но о предмете – за редчайшим исключением – никогда. И для носителей английского языка изучение языков, обладающих категорией рода (того же немецкого, ирландского или русского), превращается в настоящую пытку. Они не могут понять, почему у этих загадочных русских «барабан» мужского рода, «пианино» среднего, а «скрипка» женского – ведь всё это музыкальные инструменты!

Очень любопытно сравнивать сказки и истории, написанные по-английски и по-русски. Скажем, «Властелин колец» писателя Толкиена. В таинственном Старом Лесу героев заманил в ловушку и чуть было не погубил коварный Старик-Ива (в оригинале «Old Man Willow»). Но ива в русском языке женского рода! Вот и приходится переводчикам с английского на русский крутиться, как на сковороде – у одного «старик» превращается в «Бабку-Иву», у другого «ива» ни с того ни с сего превращается в «Старый Вяз» (а как быть с иллюстрациями?).

В сказке Редьярда Киплинга про Маугли пантера Багира (на английском) всегда упоминается в мужском роде, это мужчина – старший товарищ главного героя; «мальчиком» Багира изображена и в мультфильме студии Диснея. Однако в русском переводе «пантера Багира» (ну ведь явно женский род!) превращается в «девушку», и в нашем мультфильме она – образец грации, изящества и женственности.

Американцы, которым показывают российский мультфильм «Маугли», именно «девушке» Багире удивляются больше всего!

Приобрести журнал «Лучик» можно на Wildberries и в «Озоне».