Две смерти Византии: причины. Падение второе
Автор: Владимир Герасименко (@Woolfen).
Ранее: Две смерти Византии: причины. Падение первое
Imperium Secundus
Вторая империя
Возрожденная Михаилом Палеологом Византийская империя была тенью себя прошлой. Экономическое ядро её целиком совпадало с территориями, подконтрольными Никее в 1210-е годы, в то время как многие земли, находившиеся до этого во власти латинян, пребывали в упадке. Константинополь, бывший всего 50 лет назад экономическим сердцем огромной империи, сияющей жемчужиной Средиземноморья, стал для новой Византии отравленным плодом. Огромный город находился в совершеннейшем упадке: 50 лет разграбления его богатств не прошли даром, торговля и ремесло практически умерли, многие здания обветшали, а население столь уменьшилось, что едва ли дотягивало до пятой части от прежнего (в городе проживало не более 100 тысяч человек). Императоры Византии не могли не восстановить собственную столицу, город, возвращение которого стало символом возрождающегося могущества, но деньги… хотя бы приведение в божеский вид требовало огромных денег, которых крайне не хватало на всё. А ведь столица империи должна была впечатлять!
В результате победа будет иметь для Византии горькие плоды - необходимость поддерживать на плаву Константинополь и содержать армию требовала выкачивать деньги из всех доступных источников. Ради получения быстрых денег Михаил Палеолог вынужден был снова начать раздавать привилегии западным купцам. Это гарантировало быстрые деньги, но вот в долгосрочной перспективе ставило крест на развитии собственной торговли. Также Михаил Палеолог и его наследники вынуждены были активно раздавать земли в владение местным феодальным элитам, так как это тоже обещало быстрые деньги. При этом экономили и на армии — если военным поселенцам (акритам) до этого платили за поддержание постоянной боеготовности, то теперь их перевели в статус обычных свободных крестьян, лишив большей части дотаций и соответственно снизив их боеспособность. Это привело к нестабильности и бунтам на малоазиатской границе, что ещё сильнее осложнило положение. Первое время имперскую казну удавалось наполнять, но чем дольше сохранялась такая политика, тем меньше были доходы.
Империя в 1265 году. Эпирский деспотат, Афинское герцогство и Ахея не подчинялись Константинополю. Афины и Ахея были готовыми плацдармами для попыток возвращения Латинской Империи
А деньги империи были крайне нужны. Восстановив контроль над столицей, Михаил Палеолог получил снова, как и 50 лет назад, три фронта: на Балканах болгар и венгров, в Малой Азии - турок, в Греции - латинян. Вот только денег на купирование угроз на всех трёх фронтах не было. Основу войска империи в этот период составляли наёмники - компактная мобильная сила, готовая к переброске на любой театр боевых действий. Защита границ и поддержка наёмников (профессиональная армия, нанятая не только из иностранцев, но и местных) ложилась на прониарное ополчение — войска, собранные из местных крестьян — и акритов — военных поселенцев, служивших за землю.
Но постоянно держать отмобилизованными ополченцев империя не могла из-за значительных расходов на их содержание. Поэтому ставка делалась на немногочисленные гарнизоны укреплённых пунктов, мобильный резерв в виде профессионального ядра армии и краткосрочное поднятие ополчения. Это хорошая стратегия для обороны и экономии ограниченных средств бюджета, но не для нападения. Ополчения были привязаны к земле, с которой подняты, их проблематично было увести на другой фронт для отражения угрозы там, а потому, имея возможность собрать формально многочисленные войска, империя могла выставить в поле на каждом участке фронта лишь небольшую их часть.
Поэтому византийские императоры вынуждены были вести активную дипломатическую деятельность, компенсируя недостатки армейской машины. Но дипломатия тоже требовала много денег и прозорливости. Михаил Палеолог ясно понимал, что из всех трёх направлений дипломатии единственное, где можно было добиться успеха без всякого применения силы, было западное: балканские славяне и турки были готовы к дипломатии, только когда у империи было превосходство или паритет в силах, а вот с западом можно было попытаться договориться и так. Тем более, что западное направление представляло в тот момент самую серьёзную угрозу: сначала король Сицилии Манфред, а после Карл Анжуйский, родственник короля Франции, занявший сицилийский престол после Манфреда, всерьёз вознамерились захватить трон Византии.
Опыт подсказывал Михаилу, что именно с запада будет всегда исходить самая непримиримая угроза, а потому он решил раз и навсегда избавиться от неё. После падения Латинской империи ни о каком сотрудничестве между Византией и крестоносцами речи больше идти не могло, для папства и многих королей запада только возвращение Византии в лоно католичества было приемлемым исходом. Что, кстати, не мешало родниться с византийскими императорами — схизма схизмой, а всё же быть родственником императора немного, но почётно. На протяжении всего своего правления Михаил пытался наладить мосты с папством и склонить Византийскую церковь примириться с латинянами. Если бы ему это удалось, то, возможно, крестоносные воинства встали бы на защиту границ империи от турок.
Но общественные настроения в Византии были крайне антилатинские. 50 лет владычества крестоносцев никто забывать не собирался - ни простые люди, ни церковь. Император Михаил, принявший ради сохранения государства унию с Римом, был тут же отречён Константинопольским патриархом, и никакие смены патриарха и увещевания не помогали. И церковники, и простые ромеи готовы были принять хоть господство магометан, но лишь бы не латинян. А папство не видело никаких причин хотя бы попытаться достигнуть компромисса. Это можно назвать феноменальной победой крестоносцев, так как единственная реальная возможность спасти империю была таким образом обречена на провал.
Михаил Палеолог — восстановитель Империи и творец её последнего и очень краткого подъёма
Михаил смог и без примирения с Римом переиграть на дипломатическом поле Карла Анжуйского, но это была уже лишь отсрочка неизбежного - Запад, как возможный союзник, был надолго потерян для империи.
Рассыпающийся феникс
Всё это не стало бы катастрофой, будь наследник Михаила столь же деятельным, но Андроник II был боязливым и слишком осторожным человеком. Он слишком боялся отлучения от церкви, а потому все попытки договориться с папством были крайне вялыми. Он слишком боялся армию, потому что та не была ему лояльна, а потому предпочитал проверенных, но плохих военачальников, хорошим, но не вполне лояльным. Он не смог наладить нормальное функционирование системы налогообложения, продолжив порочную практику раздачи земель крупным феодалам. Для балансировки бюджета он откажется от содержания флота, так как это слишком дорого, наняв задёшево генуэзскую флотилию. Выброшенные на мель моряки вынуждены будут искать новые способы заработка - кто уйдёт в пираты, а кто в наёмники к туркам, создав тем флот, от которого потом византийцы настрадаются.
Но никакие меры не помогали империи сохранять казну в состоянии, отличном от “шаром покати”. И ладно, если бы при этом империя выигрывала сражения, но нет. Империя постоянно проигрывала, в немалой степени из-за того, что император с упорным постоянством поручал командование своему сыну Михаилу, а тот умудрялся проигрывать даже пиратам (!) [1, с. 479]. Давление турок на империю всё возрастало, денег на содержание армии не хватало, армия императора из-за всего этого не любила, а император боялся армию, и тут как манна небесная на голову византийцев свалился Рожер де Флор - предводитель Великой каталонской кампании: наёмной армии из ветеранов реконкисты.
Рожер де Флор в Константинополе
Но после первых сражений за империю хотелки наёмников начнут расти, и вскоре они будут держать Константинополь за горло, угрожая войной, если им не заплатят и не отдадут значительную часть Малой Азии в ленное владение. Император согласится для виду, а потом случится “красная свадьба” по-византийски, когда командиров наёмников убьют во время пира. Но этот шаг не приведёт ни к чему хорошему - оставшиеся наёмники вместо того, чтобы отправиться воевать в Анатолию под новым командованием или разбежаться, начнут разорять Грецию, чем нанесут тяжелейший удар по и так дисфункциональной экономике империи.
Необходимость спасать Грецию от наёмников заставила центральные власти бросить на произвол судьбы Малую Азию, всё ещё бывшую житницей империи, хоть и сильно сдавшей за прошедшие с момента взятия столицы 70 лет. Города Малой Азии, вопреки расхожему заблуждению, не сдавались на волю турок при их виде: например, Бурса (Пруса) держалась против османов 7 лет, прежде чем пасть. Потери территорий в Малой Азии и разорение Греции при Андронике II Палеологе вызовут вялотекущую гражданскую войну, в ходе которой его внук Андроник III захватит власть. Молодой и деятельный император начнёт целый ряд реформ, и вместе со своим военачальником Иоанном Кантакузиным попытается остановить натиск турок и балканских славян. Проблема, к сожалению, была в том, что это были уже слишком запоздалые шаги, а правление Андроника III - слишком коротким.
Сразу после его смерти в 1341-1347 годах разразится новая гражданская война, даже несмотря на то, что все её участники отлично понимали, что империя после неё может и не выкарабкаться. Эта война, конечно, интересна сама по себе хотя бы тем, что Алексей Апокавк, выступавший против Кантакузина на стороне патриарха и матери малолетнего императора, сделал ставку на городскую и сельскую бедноту, призвав создавать коммуны и давать отпор феодалам. Но такой протокоммунизм в данную эпоху не мог привести ни к чему, кроме углубления развала государства. Кантакузин, за которым стояли армия и феодальные элиты, в упорной борьбе победит, но доставшееся ему государство будет находиться в разрухе. Империя буквально будет банкротом - денег в казне на выплаты взятых займов и оплату армии не будет вообще. А довершат всё несколько вспышек чумы и мощнейшее землетрясение, ударившее по Фракии. Некоторые области государства будут попросту опустошены, а население столицы сократится в несколько раз.
При этом усилившаяся ещё в начале века феодализация отношений между центральной властью и Константинополем после гражданки перейдёт в финальную фазу. Победившие вместе с Кантакузиным аристократы добьются значительных преференций для себя. И так уже давно закреплённый наследственный характер пожалованных им земель теперь будет сочетаться и с значительными властными полномочиями. Фактически империя уже была не чиновничьей, а феодальной, просто по привычке многие вещи были оформлены через существующие имперские институты. Феодалы (прониары) с их дружинами стали основой военной мощи империи, которую они сами предпочитали применять только по своему желанию. Профессиональные же отряды из-за коллапса экономики были крайне малочисленны, так как им просто было нечем платить.
Слабостью Византии тут же воспользуются турки, которых сам Кантакузин до этого использовал для борьбы с врагами в Фракии. Они захватят опустевшие территории Фракии и объявят их своими. У империи не было сил выгнать их, попытки собрать антитурецкую коалицию из балканских славян окончится провалом, так как те видели в Византии большую угрозу, равно как и Венгрия. В Западной Европе, куда также обращались посланники Кантакузина и сменившего его Иоанна V, опасность турок также не воспринимали всерьёз, продолжая гнуть жёсткую линию: либо уния, либо помирайте. Когда всего 20 лет спустя турки прокатятся паровым катком по Балканам и сметут сербскую и болгарскую государственность, начав покусывать венгров, будет уже поздно.
Тем временем политическим элитам империи в тот момент было уже понятно, что катастрофа произошла. Турки стали слишком сильны для борьбы против них в одиночку, запад не мог и не хотел помочь, балканские славяне и венгры в открытую заявляли претензии на все земли Византии… это был крах. На этом фоне общество Византии разделилось на три неравные фракции.
Многие аристократы, видевшие единственную надежду на спасение в западе, стали так называемыми латинофронами (латиномудрствующими): они не просто выступали за политическое сближение с западом, но, читая труды схоластов, видели в объединении христианской теологии и античной философии превосходство над византийской традицией разделения теологии и секулярной философии. Эти выводы, вкупе с тем, что сами латинофроны были крайне высокообразованные люди, хорошо знакомые с многими трудами прошлого, не сохранившимися на западе, приводили их к мысли, что православие устарело и именно потому империя и проигрывает. Некоторые из них пошли дальше и стали высказывать мысли, что время империи как универсалистского государства православных ушло, и надо сохранить её хотя бы как государство греков, не обязательно православных [6]. Именно благодаря латинофронам произошёл последний расцвет культуры Византии - возрождение неоплатонизма и появление возрожденческих тенденций, которые позже будут привнесены ими в Италию.
Латинофронам противостояла “монашеская партия”, доминировали в которой исихасты. Нередко исихастов, из-за того, что они были противниками западников, рисуют как фанатиков и ультраконсерваторов, хотя на самом деле во многом для православия это было определяющее учение, отразившееся на дальнейшем векторе его развития. Исихасты были сторонниками “умной молитвы”, через которую человек познавал и себя, и бога. Их философия строилась на том, что есть два вида истин: истина мирская, которая получается из фактов и логики, и истина божественная, которая нисходит только на тех, кто глубоко погрузился в молитву. Оба этих типа истины не отрицают друг друга, но и не являются одним и тем же. Проще говоря, исихазм был продолжением имперской традиции разделения мирского и церковного.
Причём многие исихасты были тоже крайне образованными людьми, получившими и теологическое, и светское образование. Они не видели ничего крамольного в изучении трудов древних философов, часто вступали в споры с латинофронами, отстаивая основы православия. Но именно в этом и заключался корень противоречия - исихасты видели единственным будущим империи сохранение православия и не видели сохранения православия без империи [6]. Они готовы были вступить в диспут с католиками на новом Вселенском соборе, но основной для примирения видели именно компромисс, а не подчинение. [1, с. 499] Можно назвать эту позицию слишком твердолобой, но исихасты были ещё довольно умеренны, по сравнению с значительной долей населения империи, всё ещё ненавидевшей латинян и воспринимавшей в штыки всякое сближение с западом.
Третья же фракция сегодня бы получила название коллаборационистов. Это тоже нередко были люди веры, но считавшие, что первостепенно сохранение не империи, а веры. Турки не устраивали репрессий против христиан, позволяя тем сохранять свою веру, а потому сдаться туркам на милость - участь гораздо лучшая, чем принять унию с католиками. Данная точка зрения поднималась тем сильнее, чем более уменьшалась территория империи, но она никогда не превалировала в обществе, оставаясь, скорее, последней надеждой для тех, кто всех надежд уже лишился.
Все эти три направления общественной мысли не только стимулировали активные дискуссии в обществе, но и заставляли самих императоров постоянно лавировать в сложной внутриполитической обстановке. Иоанн V после провальных попыток убедить папство смягчить позицию и абсолютно пустых переговоров с монархами запада о помощи, а также видя, как турки легко и непринужденно снесли Сербию и Болгарию, вынужден был пойти на доселе немыслимое - признать в 1373 году сюзеренитет турецкого султана. Этот шаг, по мысли императора, должен был оградить земли империи от дальнейшего разграбления турками, что лишь частично оправдает себя: турки продолжат потихоньку отжимать у Византии земли, но с меньшим темпом.
К тому моменту процесс распада Византии почти завершился, её разрозненные территории управлялись наместниками из числа родственников императора, которые были фактически самовластными правителями в своих регионах и заботились, скорее, о собственном выживании, нежели выживании империи вцелом. Денег у Константинополя было кот наплакал, Иоанн V во время поездки по государям запада вынужден был просить денег на продолжение пути, так как они у него попросту кончились.
До стран Запада серьёзность угрозы турок и необходимость выступить на помощь Византии как щиту от них дошла лишь после двух катастрофических поражений: сербов на Косовом поле и крестоносцев под Адрианополем. Запад встрепенулся, но было уже поздно. Империю могло спасти, и то временно, лишь полноценное военное вмешательство, но после Адрианополя даже оно было невозможно:
— Англия и Франция снова сцепились по пьяни и так каждый раз;
— СРИ и Венгрия, объединённые одной короной в тот момент, начнут подготовку нового крестового похода, да только вместо турок бить придётся восставших чехов;
— Кастилия и Арагон были заняты реконкистой и улаживанием итальянских дел;
— Польша только еле выползла из гражданской войны, и вообще у неё своих проблем полон рот.
Проще говоря, момент для объединения против турок ушёл, а когда у Запада появятся хоть какие-то возможности, то спасать будет уже нечего.
Тем не менее, византийцы в последнее столетие своего существования будут пытаться, иногда даже успешно, использовать все внутренние проблемы турок для их ослабления, искать всю возможную помощь на западе и востоке (русские князья разводились на деньги, да). Но это была борьба с неизбежным — турки были уже слишком сильны, поэтому все попытки византийцев что-то им противопоставить приводили лишь к отсрочке неизбежного. Вопрос унии, поднимавшийся не раз в этот период, был уже малозначим — папство в принципе готово было помогать схизматикам против турецкой угрозы и так, хотя и пыталось извлечь максимум пользы для себя из слабости Византии, но сил на эту помощь на западе уже не было. Подозрительность к латинянам, конечно же, оставалась, но византийцы были готовы хвататься за любую соломинку, вот только другой конец этой соломинки висел в воздухе…
Величие в смерти
Если попытаться найти точку невозврата, после которой Империя была обречена, то это, с одной стороны, правление Андроника II Палеолога. А с другой стороны, даже более деятельный император, как его отец или внук, сталкивались с одной главной проблемой — денег нет, а держаться надо. Какой бы больной и немощной ни была империя времён Ангелов, она была и сильнее, и находилась в лучшем стратегическом положении, нежели империя Палеологов. 4-й Крестовый поход и период Латинской империи стал “кризисом 3 века” Византии, после которого она, вроде, и выжила, но стала заметно слабее. При этом после него отношения населения Византии были отравлены ненавистью к латинянам. Именно в этот период истории можно ещё было задавить турецкую угрозу и даже, чем чёрт не шутит, удержать на плаву королевства крестоносцев. Сильная империя могла выступать щитом запада от турок, но ценность этого щита запад понял лишь тогда, когда он уже был разбит и растоптан.
Михаил Палеолог сумел возродить из пепла лишь тень феникса, которая успешно отбивалась от врагов пока не исчерпала свои скудные внутренние ресурсы, после чего начала распадаться на всё тот же пепел, из которого и возродилась. Подорванная экономика, радикально усилившиеся враги, внутренние конфликты, вызванные как личными мотивами, так и борьбой за скудные ресурсы между разными политическими силами — всё это было следствием слабости империи, неспособности найти новые ресурсы для поддержания собственного тела.
То, что Палеологовская Византия продержалась так долго - это вообще чудо, она должна была пасть гораздо раньше, но всё время случались неожиданные события, дававшие ей чуть больше времени. Хотя не стоит забывать и стойкость населения — они всегда могли сдаться на милость туркам, после 1373 года уж точно, но они боролись, несмотря ни на что. И вот это самое удивительное. Падения Западной Римской империи за 1000 лет до этого никто из современников толком и не заметил — она просто сдалась, устала бороться и тихо умерла, растворившись среди варварских королевств. Не было у неё ни последней великой битвы, ни хотя бы какого-то достойного упоминания финала: умерла и умерла, на востоке-то империя осталась жить, вот и будем считать, что она снова единая и неделимая - подумали современники её падения. И это дико иронично, с учётом того, что Рим был выкован в реках крови и умереть должен был, стоя в них по самую шею.
А вот Византия умирала так, как пристало истинным римлянам - больше 100 лет её жители боролись с неизбежным, отлично осознавая, что проиграют. И всё равно боролись, искали варианты и в конце сразились в грандиозной по своему историческому значению битве. Конец Византии заметили по всей Европе, а потом долго ещё рефлексировали и сокрушались по тому, как несправедлив мир. Каким бы упадочным государством Византию не считали, но умерла она именно так, как и подобало умереть Риму.
Источники:
[1] Норвич Д. - История Византии
[2] Дворкин А.Л. - Очерки по истории Вселенской Православной Церкви
[3] Коллектив РАН под ред. Удальцова - История культуры Византии. Том 2
[4] Коллектив РАН под ред. Удальцова - История культуры Византии. Том 3
[5] Герман Каптен - Религиозные аспекты фемной реформы византийской армии
[6] Ε. Μ. ЛОМИДЗЕ - ВИЗАНТИЙСКИЙ ПАТРИОТИЗМ В XV В. И ПРОБЛЕМА ЦЕРКОВНОЙ УНИИ
[7] Т. М. Пенская - «НЕБЕСНОЕ» И «ЗЕМНОЕ» В ВИЗАНТИЙСКОЙ МОДЕЛИ ИМПЕРАТОРСКОЙ ВЛАСТИ
[8] https://www.britannica.com/place/Byzantine-Empire/The-Fourth...
Оригинал: https://vk.com/wall-162479647_465560
А ещё вы можете поддержать нас рублём, за что мы будем вам благодарны.
Значок рубля под постом или по ссылке, если вы с приложения.
Подробный список пришедших нам донатов вот тут.
Подпишись, чтобы не пропустить новые интересные посты!