Смятенно сделав шаг назад, лишившись мира под ногами,
Мы теряем равновесие... пронесся холодок
По коже стоп, нырнувших в стылый смог, кишащий сплошь клыками,
Кой зашептанную душу в сумрак резко уволок.
Скользя по горкам мандражей, нутро мрача момр шелухой,
Душа несется в бездну грозных, ядовитых облаков,
И пробивая наст страданий, становясь вельми сухой,
Покорно сдавшись, пополняет ряд заклятых мертвяков.
Эона земли возвышались над обглоданной Саванной,
Обреченной всепокорно сытить быт афритов зла;
В ней, копошась средь градов мрака, бдя в кручине окаянной,
Разрасталась из чудовищ-мракобесов прытко мгла.
В пространстве тихо раздавался слабый стук немого сердца,
Шорох хрипами сипел, лязг криков удаль крал у дна;
Здесь спящих душ сонм несказанно ненавидел иноверца,
Несогласного со тьмой, лишь жажда смерти им дана —
Тем душам, что глядят в свирепость, трепыхаясь на ветру
Неистощимых пагуб, и бегут вкусить злорадства сласть;
Они стремятся истребить тот свет, что свойственен нутру,
И обрести над всем, что видят, нескончаемую власть;
Они жестоко, беспощадно гасят всякий света атом
Заблудившейся, упавшей, неосознанной души;
Они съедают кус надежды, душат жалящим канатом
Из сомнений, исступленно веру лопают в тиши.
Народ Саванны разлагался, был раздроблен и сословен,
А на троне восседал Левиафан — владыка тьмы;
Сей змий бездушно утвердил гнилой закон и был доволен
Тем, как рабские умы послушно делались немы.
Он с аппетитом заправлял всем чрез скупую шелопугу
В виде гильдии афритов; те спешили отобрать
Права последние на жизнь, пнуть спящих к жадному испугу,
За открытье зенок хладно, беспощадно покарать.
Они до ужаса прекрасным видом в пу́стынь вражд взывают,
Страсть внушают к мыслям слепо за афритами ступать;
Хватают сердце, хлябью давят, но в паденьи отпускают
И толкают в одиночестве, в агонии кричать,
И наблюдают с наслажденьем за гнетущим спящих роком,
Напевая еле слышно прославляющий чернь марш,
И кипятятся в жлобском яде, в удовольствии жестоком,
И вьют жизнь себе на муках увядающих душ-карш.
Под управлением афритов бурно множился злой род,
Боготворящий люти сущность, испускающий слюну
На боль, раздор, разрух варенье и духовный недород,
Вся жизнь их — страха порожденье в состязательном плену,
В котором каждый полз по тропам грез о вечном пожираньи
Благ, доступных лишь элите загребущих темных сил;
Из поколенья в поколенье закреплялось в подсознаньи
Спящих душ воззренье, полное обжорливых бацилл,
Что отключают чувства, разум глушат, в сердце отрезают
Путь, и души мчатся по главам, питают жадно плоть;
С таким сознанием они себе местечко выгрызают
Под кровавым небом и стремятся скрадывать ломо́ть
Пустого хлеба у соседа, дабы в скупости хваленой,
В конкуренции, в злорадстве и в коплении цвести,
Плевать на жизни ближних с легкостью, с одышкой истомленной,
И к несбыточным желаньям тушу свойскую вести.
Так мир Саванны шел к мечте о жизни склизкой бонвивана,
В расслоенья силу верил, в иллюзорный счастья сон;
В бессрочной власти млел и в хохоте эскорт Левиафана,
Кой вцепился в зла престол и в стра́дах банил весь район.

Сухме́нь несется и гудит, стеля остывший, ломкий пепел
На булыжники дорог, на серный, смольный тротуар;
Танцует дым кругом, льет вонь в промокший платиновый трепел,
Формирующий колодки — апоретиков кошмар.
Гнилые улочки устлались треугольными лачугами,
Знобящимися, пляшущими жигу бесов в ряд;
Держась друг друга, испуская рев и лакомясь испугами,
Ползут они по местности, шугая всех подряд.
Как их хозяева, они с восторгом жизнь свою пекут
В огне чудовищных событий, в горькой желчи полощась;
Из цвелью выжженных окошек реки фырканья текут
И саркастические вопли выбегают, суетясь,
И чешут к спящим искусать и заразить недугом мести,
Полетать над рынком пут и пользу выти поломать,
И посмеяться над фальшивыми речами лживой лести,
И с апломбом отражение свое впотьма́х поймать.
Вдруг на одной из узких улочек встал гул от обсуждений,
Стар и млад в углу дивились, раздувая непокой,
Ведь днесь вещун-старик принес слушок из собственных видений,
Будто есть за хмурой тучею блаженный и живой.
Неподалеку на базаре собирали дань африты
И, услышав, как толпа бубнил бунтует в стороне,
Два господина накалили черноглазые орбиты
И со стражей припустились разузнать о болтуне.
Скрутив седого ведуна, его запястья всунув в цепи,
Привязав его к ландо́, африты тронулись к дворцу,
И не тревожась о бегущем сзади стареньком прицепе,
Поскакали, задавая бодрый ритм бубенцу
На шее деда; все отправились в чертог Левиафана
По дорогам, что вели в сам эпицентр адской мглы,
Кой охраняли два зловонных, но надежных великана,
При возможности казнящих изрекающих хулы́
В тьмы князя сторону, Невежество Его уничижая,
Под сомненья ставя методы правленья, тьмы закон;
Левиафан мечтал пожрать как можно больше урожая
Сотворенья из под палки и впить вечности флакон.
Карета черная с резным узором мчалась по псефитам,
Лихорадочно тряслась и норовила пасть с горы,
Что находилась в сердце пекла, вход голила лишь элитам,
Вхожим в орден князя тьмы, несущим видные дары.
Горы весь вид напоминал древнейших циклов пирамиду,
Камень дюже был потрескан и обмазан сплошь смолой;
По стенам деготь тек мыча и представлял собой эгиду,
Что спасала ото дня, хранила мглы шальной покой.
Глазам видна всего лишь часть чертога в виде пирамиды,
А другая часть всецело отзеркалена в глубь тьмы,
Зарыта в землю;недоступнарабским взорам суть планиды
Ромбовидной, в коей жил царь захватившей власть чумы.
На самом дне вниз отраженной пирамиды находилась
Чародейная одри́на, в коей князь не почивал,
А сохранял воспоминанья в теле прошлом, что не тлилось,
И все знания минувших жизней в новый стан вливал.
Элита знала — кто рожден, тот тлеет, мрет в развоплощеньях,
Посему вдавалась в хитрость, в ритуалы, в культ, в масла,
И чрез верхушку видной части пирамиды в сновиденьях
Спящих душ качала токи для питанья князя сна.
Примчалась к пику, к сей верхушке утомленная карета,
Стража копья навострила, пнула к арке старика,
В которой вдруг нарисовалось два нахохленных валета
И угрозу исключило, бросив взгляды свысока.
Вещун прошел чудно́ к проходу, боязливо оглянулся,
Отразил в очах глядящей своры сбивчивую дрожь;
Как будто в острые шипы мимозы телом окунулся,
Каждой порой кожи рухнул на кусающийся нож.
Ворота кованые грозно отворились, ветер взвил страх
Из темнот, вещун застыл, смятенно выкатив глаза;
Гора увязла в тишине, сдержала хруст в гнилых сердцах...
И вихрем зверским утащила старика в обитель зла.
Нерасторопные шаги афритов съели ти́ши смертной
Атмосферу; свита вверглась к местной страже обсказать
В деталях, что за весть внеслась в края покорности усердной,
И велела вещуна тьмы князю срочно показать.
В горе молчало много тайн, в стенах загадочных и хладных
Размещалась уйма скрытых, дымкой дышащих ходов
В готичном стиле; а в углах таилось множество каскадных
Водопадов и заклеклых, обездвиженных садов.
Нутро горы сияло збожьем, в нем узорочье играло,
А двухцветные колонны дружно встали в ровный круг
В парадном холле — окружили кладезь, в коем не дремало
Токов светлых единенье, чадо спящих душ потуг,
Что теплым отблеском проникло в потрясенный старца зрак,
Остановило дребезжанье тела, сбило с толку ум;
Цветной ажур внутри массивного колодца влил в бардак
Из чувств разрушенных покой и устранил морбидный глум
Сторонних мыслей; впал во вкусный транс опешивший старик —
Раскрыл свой рот, увидев в кладезе бурление фонтана,
Кой манил его, звал в свет узреть живительный родник,
Что бьет в пустую сущность и подносит волю океана.
Но, блаженство старика прервалось тухлым, черствым ветром
И влекущим ужас ревом, появившимся в фойе,
Что издавали тьмы фантомы; вгрызшись в уши злым диметром,
Те умчали вещуна в Его Невежества бытье.

Стрелой несясь в тандеме с ветром, воя с криками фантомов,
Огорошенный ведун услышал чей-то едкий смех
В своей пугливой голове; влетая в хор цепных кордо́нов,
Высподи́ узрел старик покой, сокрытый ото всех.
Фантомы резко оторвали деда от воздушных ширей
И пустили по пригорку кувырком катиться вниз,
Кой златом, стразами, сокровищами блещет — этот и́рей
Драгоценностей на дне сем тешил всяк царя каприз.
Скатившись кубарем на плитную стеклянную дорожку,
Распластавшись в астени́и, в шоке вновь застыл старик,
Чей взор упал наверх на сказочный плафон и елку-брошку,
Неуместно помещенную на дряхленький парик.
На рдяном троне восседал князь тьмы, одетый в панталоны,
Облегающие шоссы и подбитый мехом плащ;
Невозмутимый гордый лик и очи черные в поло́ны
Уводили, гнали в же́рла потрошащих душу чащ.
Взгляд князя тьмы вселял растерянность, рассудка помутненье
И кричал о возжеланьи знать о мире без забот,
Целован кой Веле́сом и́здоволь, кой — взора наслажденье,
Кой в Саванну принесет весьма удачный поворот.
Князь тьмы кичливо уронил взор на седого старика,
Который тщился усмирить в своей главе лихой агон;
Зломудрый, спе́сями пропитанный, держа шиш у виска,
Левиафан вдруг прокудахтал про зла нравственный закон:
«Саванны жисть — сплошная мгла и в этом, братец, наша сила!
Беспрестанно кормим порчей тьмы священной веруна,
Любезно вместе потребляем век ущербного светила
И эффектно отбираем друг у друга времена.
Слабейший золото лопатой мчит насмешливо грести,
Сильнейший скупо отдает, скрепя зубами и яча́,
Все это было, есть и будет, важно лишь хотеть ползти
По ендове́ морящих мыслей, у́глем тлея и ворча.
Тьма разрослась — сему мы рады, ярость греет щедро нас,
Однако надобно нам вяще желтых дьяволов, полей,
Чтоб мглы зловещей пустота, ее воинственный раскрас
Из ночи в ночь в смраду́ купался, становился все темней.
Столь своевременно, вещун-старик, о чудо, наш спаситель!
Ты узрел не затхлый край» — у князя тьмы стекла слюна.
Продолжил он: «Пусть просыпается всенижний поглотитель!
Покажи, ведун, как выглядит безвестная страна!»
Левиафан поднял неспешно, тяжко левую ладонь
И левым оком кинул взгляд в винтящий дедовский зрачок,
Испепелил эмоций латы, сжег воспоминаний бронь,
Что охраняли вещуна видений хлипкий рюкзачок.
В оцепененье впавший старец к князю тьмы свой взор спровадил
И узрел, как отворился черный перстень на руке
Подъятой; прах по пальцам из кольца помчался, мощь затратил
Тьмы и выстроил из пепла глаз, воткнувшись в длань в прыжке.
Виденья старца-вещуна вмиг проскользнули в князя очи,
Что наполнены алчбой и жаждой множить область тьмы —
И князь подробно рассмотрел, где вход в тот мир легко сколочен,
Кой разрушить будет просто, чтоб войти в небес холмы.
Спустя коротенькое время тьмы князь быстренько вскочил,
Засуетился, вспел постыло, хлопнул резво по щекам,
Застыл пред дедом, усмехнулся — вещуна с горы спустил,
Затем отправился в припрыжку к свойским взбалмошным сынам.

В ряду афритов млели в жизни смаке князя тьмы три сына,
Спящих душ судьбу кошмаря, созывая на пиры
Инферно знать; плескаясь в льготах и лакая из графина
Прямиком вино, они слагали правила игры.
Их жизнь томилась в любострастиях и тошных наслажденьях,
Послевкусие которых их топило в бездне язв;
Они не ведали любви, теряли недра в увлеченьях,
В чрева вкидывали хищно, ненасытно горы яств.
Сыны покорно чтили созданные их отцом заветы,
Радость бытности для них хранилась в волю жрущей мгле,
Кричащей спящему надеть военной масти эполеты,
Несогласных с тьмой навеки умертвить навеселе.
Левиафан в восторге был от двух послушных младших братьев,
Те сметали по приказу все живое на пути;
Те близнецы умели быстро наложить чумы проклятье
И при помощи болезней прорву душ с ума свести.
Два младших брата с их рожденья страсть питали к злым погромам
И воспитанно, с азартом посвящали дни гряде
Похабных правил, без вопросов мчались к гадостным истомам,
Полоскаясь в разобщенности, в заразах, во вражде.
С их лиц улыбки не сходили, колкий гогот яд сочил
При виде краха жизни форм, при разрастаньи грубиянств;
Обманный вид младых афритов в вероломностях мочил,
Топил в предательствах, в лганья утробах, в жилах окаянств.
В сердцах их прытко гнили чувства, безразличье разрождалось,
А по венам аморальный слог бежал, вселял капкан,
В который спящий попадал, в котором жэнь уничтожалось,
В коем с болью отъедался вер разбитых ураган.
По серой коже стлались символы, что чернь в мир призывали,
Грузких мантий скрип мурашки сеял, страхи нагонял;
Глаз черных мрак долдонил спящему желать, чтоб врисовали
Лик и жизнь его в афритов слой, дабы́ пасть в и́га ял,
Вести мир к точке невозврата, к вере в вечные мученья,
Мстить за боль, кружить в мытарствах, пустошь в сердце водворять,
Питаться рабским сотвореньем, умножать слезы точенья
И врата в сон бесконечной кармы смело отворять.
Оба́че, сказка не сказалась бы, кабы́ в сем мрачном улье
Не жил тот, кто по случайности пожнет не тьмы плоды,
Но он того еще не знает, лишь кружит порой в разгулье,
И почасту заплывает в знаний спрятанных пруды.
Разгромы правили хитро́, да только в бытности вопросах
Вожделел увязнуть князя тьмы упрямый, старший сын,
Что прежде злобило отца, топило в муторных неврозах
Вплоть дока́мест князь не внял для тьмы ряд выгодных причин.
Настало время познакомиться с героем этой сказки,
Кой изрядно наследит в сюжете, в поисках себя,
Ведь ибо а́жно представители бесовской тьмы фугаски
Удивят сей мир однажды, мглы шаблоны раздробя.

Дремотно тая в подземелье, в злую пе́рголу вливаясь,
Что обвита целиком ращенным едкостью плющом,
В укромном месте за листвой на дверь резную натыкаясь,
Мы кольцо-стучалку тянем, за собою дверь влечем.
Молчанье комнаты подземной обнажает кофр мыслей,
Коих робкое движенье в страхе разум в шаль ведет,
Но лишь спасают от безумия тщедушный выдох в вистле
Ветра павшего и треск свечи, что в хаосе скребет
Тьмы душу в каменной читальне, в коей трут хранит свет в хмари,
В смутном, сумрачном закате греет скрытую струну
Гнилого сердца; в сей теплушке мы вернулись в теми стари,
Приносящие сознанью ключ к вратам в умов страну.
Читальня чуть напоминала стиля готики пещерку,
В вороном углу ютилась обветшалая скамья;
По центру колотый фонтан преобразился в этажерку,
Кровом ставшую для книг и мге ненужного хламья.
Звук перелистыванья чахлой, вспухшей в сырости, страницы
Настоятельно прервал молчанье стен читальни раз,
После чего старшо́й наследник трона мглы сией землицы
Тихомолком и частенько нарушал царя приказ,
Кой воспрещал любой душе касаться повестей и сказок,
Своевольно осмыслять устройство на шарах крестей,
Стремиться к поиску страстны́х несостыковок, неувязок,
Дабы вдруг не впасть в немилость одноглазых упырей.
Те вурдалаки поселились в плоскогорьях в отдаленьи,
От плебея взора смылись, от безглазого дитя;
Они шмонали все и вся, чтоб вскрыть бессмертья озаренье,
Кровью спящих душ живились, зла обряды проводя.
Однако, стоит помнить — вся́ко чадо нравно, непослушно:
Старший сын Левиафана в этом хитростный мастак,
С лет ранних тот сбегал от нянек в тьмы чуланы ненатужно,
Погрязал в твореньях древних непрославленных писак.
В Саванне чтение не чтилось, поели́ку напрягаться,
Ловко строчечки считать стремиться будет только раб;
Ведь тьмы князь сам всегда расскажет, где потребно волноваться,
В чем причина нищеты и кто первейший, злейший враг.
Но тем не менее, наследник старший тьмы простым канонам
Все отказывался следовать, он видел в чтеньи толк:
Он развивал в себе таланты — те, что свойственны шпионам,
Что дадут мгле власть навеки, аще тот возглавит полк.
Узнав, какую цель преследует допытливый наследник,
Тьмы князь с радостью вздохнул, угомонился и взрастил
В себе надежду, что однажды юный, темный проповедник
Сможет здраво славить чернь и править армией кутил.
Наследник грамотно умел составить черный договор
И отобрать души заблудшей право жить и видеть свет,
Он раздавал на время ложный, райский, липовый декор
Взамен на верное служенье упырям на сотни лет.
Как достальные все африты, старший сын на вид прекрасен,
Складный, стройный стан всегда вмещен в изысканный мундир,
Глубокий, смольный цвет волос густых чрезмерно куртуазен,
Их длина до плеч, курчавость манят прыгнуть в мрака вир
И утонуть в глазах медовых, обмануться с наслажденьем,
Обрести дары Саванны, множить сердца тленом ад,
Плутать бесцельно в тусклой бездне, ладить с самоутвержденьем
И велеть своими днями злому править наугад.
Он раз наткнулся на читальню в подземелье тьмы царящей,
В сей каморке мощь всевластья вил, вкушал пшеницу зла,
Старался древо мглы сгустить во имя низости вершащей,
Током гнойных разрушений сжечь привольности до тла.
Тот день настал — к читальне с визгом прибежал Левиафан;
Он, вздрогнув, хрюкнул и поймал родного сына хладный взгляд.
Тьмы князь в главе держал грабительский, сквалыжнический план,
Кой он не знал, как воплотить, и кой использовать снаряд.
Вдруг с рыком талые слова грозой сошли с уст князя тьмы,
После чего тот удалился, вновь в припрыжку унесясь.
И, время, глядь — остановилось. Стены стали вмиг немы.
Лишь вострый шепот мыслей старшего наследника, крутясь
В могучей тьме, заполнил все пространство чувствием сомнений
В том, что только мгла сильна и нет ей равных в поле снов;
В руке последняя страница взвилась ветром потрясений,
Что однажды сманят сына тьмы на сторону врагов.
Пока он всюду рыщет прок, его упрямо любопытство;
Тьмы наследник не сдается, коль загадку увидал —
Любой ценой разгадку сыщет, пустит в дело подхалимство,
Но в итоге он познает мир божественных зеркал.
И, пусть сейчас в нем не хранится никакого представленья,
Что упорно поджидает на неведанном пути,
Какой окажется дорога и какие восхожденья
Ускользают от душ спящих, дни проводят взаперти,
В плену у мги, что так старательно превратно посвящала
В Мироздания основы, астры шва́ркала во мрак —
В честь разрушенья здесь во имя преисподней песнь звучала,
Зазывала на родного кинуть варварский кулак.
Старшо́й сын бдительно нес службу в тьмы хранительном строю,
Но крайне творчески отлынивал от мелких, мрачных дел;
Его страсть пламенем горела к крупных игр острию
И ко всевластию, в котором не орудует предел.
Прикрывшись книгой, лик наследника рассеялся в улыбке,
Отражающей ехидство, пыл, азарт, желанье, страсть
Господств грядущих, кои метко приведут раз свет к ошибке
И добудут на века́ чрез договоры мраку власть,
Ведь важно токмо догадаться, слабость света в чем таится,
Покупается на что противник, как идет на рознь,
Каких тьмы сочных козырей до невозможности боится
И способен на какую заковыристую кознь.
Сын князя тьмы встал со скамьи, колет поправив элегантный,
Бросил взгляд наверх, затем на обветшаленькую дверь,
Слепые стены завершали сказ тьмы князя импозантный:
«Д’Альво, сын мой, в нас проснулся упырей достойный зверь!»

Словарь

* момра́ — темнота, темь, мрак;
* вельми́ — очень, весьма;
* афри́т  — злой дух;
* шелопу́га — хлыст, кнут;
* ка́рша — дерево, вывороченное с корнями;
* бонвиван — живущий в собственное удовольствие, богато и беспечно;
* сухме́нь — сухой горячий ветер;
* апоре́тик — сомневающийся;
* цвель — зелёный налёт, образованный плесенью;
* путы — то, что сковывает, связывает, лишает свободы;
* выть — паёк;
* ландо́ — четырёхместная карета с открывающимся верхом;
* псефи́т — грубообломочная горная порода, состоящая из крупных обломков;
* эги́да — защита, покровительство;
* збо́жье — богатство, достаток; 
* морбидный — нездоровый;
* диметр — стих, состоящий из двух пар стоп;
* кордо́н — пост охраны, караула;
* высподи́ — снизу, внизу, на дне;
* и́рей — рай;
* астени́я — слабость, неустойчивое настроение;
* плафо́н — потолок или его часть, украшенные живописью, мозаикой или лепкой;
* шо́ссы — плотные чулки;
* поло́н — плен;
* Веле́с — языческое божество у древних славян, славянский бог богатства;
* ендова́ — овраг;
* длань — ладонь;
* жэнь — гуманность;
* ял — шлюпка;
* оба́че — впрочем, однако;
* дока́мест — пока;
* а́жно — даже;
* фугаска — авиаснаряд;
* пе́ргола — садово-парковое сооружение в виде твёрдого каркаса с плоской или сферической поверхностью, поддерживаемой столбами или колоннами;
* кофр — сундук;
* вистл — флейта;
* трут — фитиль;
* а́ще — если;
* вир — вихрь, водоворот;
* то́кмо — только

Кипучий, топкий, властной горести туман упал на плечи,
Руки стынью обхватил, повлек в ушедших дней пары;
И, оказавшись в нежном воздухе, узрели издалече
Мы совсем иной мир, вывернутый в свет до стуж поры...
И взмыли плавно над Эоном — развернулась лепота;
Теченье благостных энергий увлекло в див путь-дорогу —
Понеслись мы над красотами; природные уста
Вонзили шепот прямо в сердце... Мы доверились потоку:
В давнем прошлом территория Эона занимала
Крайне значимое место во Вселенной Эклатон.
Эон азартно ежедень открытий важных ткал немало
И ответственно хранил в себе провиденья закон.
Сей мир светился ярким золотом, сверкал на солнце броско
И искрился на рассвете, завораживая дух;
Тонул эфир в зеркальных, блещущих плезиром отголосках
Птичьих пений, эйфорию мягко пестующих вслух.
Пространство славного Эона впечатляло всех обширностью,
Безмерностью участков для познанья жизни толщ,
Что при развитии одаривало жителей двужильностью,
Наградами нирван, вручало здравых глуздов мощь.
Пестрила местность разновидных зон слоистой галереей,
В коей с легкостью ужились знойный мраз и мразный зной,
А эры ход обзаводился грандиозной эпопеей,
Что несла в себе событья с бесконечной новизной.
Душ свет счастли́во вековал в святой гармонии с природой,
С золочеными полями, пряной дымкой под луной;
Азурный, сиплый водопад будил в сердцах своею одой
Нескончаемое чувство наслаждения мечтой.
В цветастых парках оживленно жизни ария звучала,
Консонанса сласть носилась, повсеместно сея лад;
Пекарен маленьких душа бриошей запах источала,
Притаившись средь орешен, облепивших променад.
Вокруг стволов сиквой, брахихитонов лестниц винтовых
Кудряшки гордо возлегали, на себе качая пьяц
Округлых цепи, на которых души в море звуковых
Стихийных волн творили мирного бытья златой форзац.
Жильцы садов благоуханных и розариев висячих
Ароматами чарующе поили весь народ;
Нимфеек алых лепестки в чанах источников горячих
Бликов роскошью красно́ бросались в топкий небосвод.
Повсюду робко щебетали ручейки, дыша туманом,
Кроткой терпкостью пьяня и рассыпая пузырьки,
Питаясь сладостных, лесных мелодий вязким океаном
И летая озорно друг с другом наперегонки.
Средь парков, сквериков, садов и зон естественной природы
Красовались пузырей стеклянных крупные круги,
Что в зоне хладной лето бережно пекли в лучах заботы,
В зоне огненной радели о зиме в ветрах пурги.
Из рясных рощиц и аллей дорожки каменные вились
В городишки, в коих жисть кипела пылко день и ночь;
И всюду душами частички Яви с радостью творились,
В каждой сфере жизни зрела рода душ святая мочь.
Кругом ухоженные улочки и зданий круглых цепи
В сочном цвете согревали и дарили духу ядь,
Благоустроенность заполнила собой пустые степи
И пески, где в созиданьи души впили благодать.
Всеместно грелись стаи домиков округлых в солнца свете,
Разноцветность радость сеяла средь душ в реальном сне,
Бурлил Эон в связном развитьи, в сотворенья щиром лете
И сияла счастьем каждая душа в своем окне.
Ажур на стеночках домишек танцевал вальс с фонарей
Неспящей и́скрой темной ночью, а при ве́лем свете дня
Игрался с тенью мимо мчащихся, нырял в глубь их очей
И вдохновлял на пробужденье в сердце творчества огня.
Декоративные фестоны отдыхали над вратами,
Всюду арок чудный вид взывал к творенью в жизни сна,
В котором царствует блаженство, а обвитые цветами
Капители побуждали взвиться в небо, где ясна
Вся суть рожденья; средь шедевров неземной архитектуры
Также было много зданий, коих вид для нас чужой,
Зане́ мышленье душ Эона, их прожития структуры
Сформированы чрез чувствованье сердцем и душой.
Шарообразные строенья, мягких форм обилье точно
Позволяли душам токами энергий управлять
И не терять в углах потоки высших сил и очень прочно
На дороге совершенствованья ценного стоять.
На каждой улочке ютилась застекленная ротонда,
В коей взращивалась пища, что творила плоть и дух;
Не дожидаясь, солнца луч когда пробьет грань горизонта,
Аппарат оранжереи грел в себе плоды витух,
Пучочки зелени, рассаду, фрукты, овощи и рожь,
Что насыщали души силой и вручали долголетье;
Каждый день по малым улочкам катался с яством кош
На автономном управленьи, защищенном нейросетью.
На лужайках красовались деревянные кормушки,
У которых собиралась живность е́жу пожевать,
А на окраинах лужаек беззащитные зверушки
Находили кров для сна и тех, кто сможет поддержать
И залечить царапки, раны, разъяснить доверья кон
И сотворительности суть, помочь в познаньи сотворенья,
При котором круглый год открыт для младших душ загон,
Что защитит легко и ходко от любого поврежденья.
На участках альпинариев жужжали хором пчелки,
В рощах строились системы обитанья для жучков
И прочих местных насекомых  — помощь им раскрыла щелки,
Что явили путь к источникам энергий всех миров.
И там же хрипы сталактитов береглись в пещерном токе,
Чаш поющих мягко бархатная дрожь стелила плед
Из нот целящих; он подобен утра манной поволоке
Из тумана, кой в душе писал здоровый, вечный след.
В песчаных зонах притулились искривленные строенья,
В коих смелые идеи воплощались в жизнь при всех,
Изобретателей талантливых и мыслящих скопленья
В единеньи утверждали в эволюции успех.
Лазурный цвет небес порою украшался стаей куцых
Серебристых дирижаблей, открывавших городов
Других реальности; их корпусы свершали ловко лутцы
При швартовке к берегам искристых речек и прудов.
Резные мостики над водных стежек шепотом шипучим,
На себе раскинув зоны для сиесты тут и там,
С особой нежностью висящих кресел круг шатали вьющим
К сновиденью путь строеньем, что качало по волнам
Младого ветра; схожих, качких эстакад лепная россыпь
Распласталась по Эону, чтоб род блюл ряд важных норм
И здравых правил сотворенья, отводящих от душ осыпь
Эквилибра чувств в лице бессилья, устали, мглы форм.
Эон наполнен был шедеврами различнейших искусств,
Театром, живописью, музыкой, поэзией и танцем;
Проявленья их играли на виолончели чувств,
Разогревали душ ланиты вдохновения румянцем.
Сущность творчества растила навык четко слышать сердце,
Что с рождения вдыхало миролюбье, доброту;
Любовь и чуткость наделяли даром к миссий норной дверце
Нужный ключик отыскать, чтя строго духа чистоту.
Покрытье базовых потребностей родов сплело основу,
Что взвела молниеносно коллективный ум на пик
Этапа нынешнего; души четко следовали зову
Сердца собственного, чтобы миновать хандры тупик.
Сознанья скорое развитье в Явь внесло ряды прогрессов,
Мир всецело пропитался новшеств ярких чередой —
На помощь к душам подоспели мастера рутин процессов
С электрическим нутром, железной, умной головой,
И отворили душам путь к наисвежайшим просветленьям
По различным направленьям — души стали видеть суть
Миров бытья, однако, чтоб открыться новым приключеньям,
Им сначала предстояло опыт некий почерпнуть.
Все души дружно и по кону света создали порядок
В жизни, с помощью которого могли в высоты мчать,
Который ладно ограждал всех от вибраций лихорадок
И в единстве позволял Явь сотворять и изучать.

Эон дышал, он был живым, здоровым, вольным организмом,
Сформированным по кону света душами снутри;
Его устройство представлялось автономным механизмом —
Совершенством, что способно житью полнить пустыри.
Сей организм существовал и был цветущ ввиду единства
Обитавших, развивавшихся в нем искренних существ;
Их дар любви, святого виденья, добротного витийства
Судьбы бережно окутал массой зижденья волшебств.
Однажды души пробудили девять пламенных сердец —
Все девять ко́ло золотых, все девять духов чистой жизни;
И родился мир единства, открывающий колец
Златых внушительную силу вопреки тьмы укоризне.
В каждом сердце бился свойский ток особенных ручьев
Из исключительных энергий, что несли в себе усладу
Душ, познавших суть бытья, готовых в пестряди слоев
Развитья ягоды вкушать, вдыхать новаций сфер тираду.
Ток у каждого отдельного, живого жизни круга
Задавал вибраций редких уникальный, хлесткий ритм,
Кой маняще призывал к себе для вечного досугом
Наслажденья тех, в чьих недрах найден отклик на зов видм
Разнородных сотворенья сфер, чувств музыкой упоенных;
В сих сферах души мчались по пути предназначения,
Дарованного свыше, обуянного усвоенных
Уроков рока сытью, приводящей мир в движение.
Ток первого златого сердца враз в себя включал
Созданье базовых энергий, что крывали душ потребность:
В сотворительном питаньи — кто развиться в сем мечтал,
Тот свое время посвящал творенью снеди, чтя чудесность
Сотворительности формул; в теплом, славненьком жилье —
Оно творилось теми душами, кто грезой одарен
О росте в сфере твари зданий и о бережном витье
Жилищ уютных, кто для зодчества развития рожден;
В одежде — тот, кто возжелал творить шедевры в сфере моды,
Вдохновлял всю Явь изящностью нарядов каждый день,
С любовью души тканью лепой обеспечивал, комоды
Набивал им одеяний нужных морем шустро всклень.
Второе сердце автономного Эона вило ток
Заботы искренней о здравьи Яви душ, аллелей, генов;
Кто рожден с талантом к мягкому целительству, виток
Новаций враз в Эон внедрял, вмиг устранял все корни тленов.
Души, что росли в сей сфере, обладали ясным зреньем —
Ясным виденьем, являвшим путь к святой защите тел
От преждевременных больных развоплощений и к спасенью
От течений дисгармоний, кои сеет беспредел
От заболевшего сознанья, что в невежестве цветет
И разрушает душ структуры, над собой их власть сжигая,
К деструктивной слепоте сердца душ каверзно ведет
И в эвфории вместе с чувствами и телом умирает.
В здравья сфере души рьяно изучали разрушенье,
Разрабатывали коны гигиены, спорта, снов,
Всем душам Яви обеспечивали в жизни облегченье
И с любовью продлевали караваны их часов.
У сердца третьего златого ток наитьем обливался,
Складно чувствию учил, тому, как облик свой найти;
В сердцах заблудших душ вдруг свет всевышней и́скрой отражался
И будил легонько, ласково, уснувших в забытьи.
Весьма ответственной задаче отдавался тот тип душ,
Который коны назначений все познал и в пустоте
Способен был узреть частичку сотворенья, дикий буш
Сухой души мог окультурить и понежить в чистоте.
Сей сферы дивной просветители душ пламя разжигали,
Гармонично открывали тракт к призваний данных спуду,
Обучали сотворительности, навыку в кагале
Контролировать сознанье, сотворять любовь повсюду.
Ток четвертого златого сердца млел в единства скрыне
И берег род душ от злого раздробленья в час невзгод;
А жило сердце это в силу сформированной твердыни
Всеми душами Эона — души чтили кон высот,
Который явственно гласил, что в каждом обществе цветет
Сад счастья только при толковом соблюденьи важных правил,
Коих легкая основа в мирной Яви свет несет,
Который истинной свободы луч давным-давно возглавил.
Все прекрасно понимали, как творить энергий ток,
Какой оттенок создавать согласно типу единений —
В семьях, в парах и в родах, с кем делят творческий куток,
И дружно строить мир Эона, мир взаимных уважений.
Сердце пятое в цветах лимониата упивалось
Юрким током естества, ныряло в жирандоля струи,
Сотворенного из вод и флоры, в коем отражалось
Вдохновенье душ, которым дан дар холенья не всуе.
Души этой сферы бодро хлопотали над природой,
С упоеньем сотворяли роскошь из плетистых роз,
Способны были растолмачить, как поладить с непогодой,
Сотворяли безошибочный годин-фоутрин прогноз.
Животным помощь, садоводство процветали шустро, ловко,
Души строили условья для сотворчества в судьбе
На сотворительной основе, с пониманьем, что оковка
Рушит Явь, а мудрость чувства сотворяет рок в волшбе.
Эона живность и народ ученья ход имели схожий —
Их развитье заключалось в достиженьи важных вех,
Они сплоченно направлялись отыскать свой путь пригожий,
Что откроется всецело, по́лно, разом лишь для тех,
Кто мирной истине отдался и обрел души покой,
Кто научился обучаться, изучать учений свет,
Кто безвозмездно, безгранично, до безумия порой,
Готов извечно познавать миров развернутый хребет.
Ток у шестого сердца вязнул в электрических разрядах,
В точной логике, в наук формальных крепнущем расцвете;
Сфера сердца утопала в открывателей плеядах
И в естественных учений чудотворном этикете.
Кто рожден с призваньем роботов творить для всех сфер жизни,
Кто особый склад ума обрел, чтоб вычислить число,
Что души Яви вознесет в свет и очистит их от слизней
Своенравного невежества, грязнящих зренья скло —
Тот жизнь Эона по прямому зову сердца в упрощенья
Сладкопевных родниках усердно, тщательно купал,
Изобретеньями поддерживал святой процесс сращенья
Яви душ и вместе с ними на высокий путь ступал.
Седьмое сердце заливалось током творческой истомы,
Вдохновляло мир Эона, в карамель искусств сходя,
Сей сферы родственные души подрывали аксиомы,
Сотворяя свой геза́мткунстверк вне эры забытья.
В Эоне песни вились вольно, в нём ручьи мелодий сменных
Раскрывали душ сознаний многоцветные сады;
А красной живописи дивные шедевры в розгах венных
Оставляли навсегда с фриссоном схожие следы.
Литература отворяла дверь в броженья мыслей царство,
Танцы враз в себе несли движенья мелоса и чувств,
Скульптура сказочно бодрила освежающим бунтарством
И взывала разыскать суть в сотворении безумств.
Искусства души рисовали лик Эона с упоеньем,
Помогали каждой сфере внешне сластью зацвести,
Что насыщало весь Эон благоприятным настроеньем,
Побуждало в единеньи сердцем-разумом расти.
Восьмого сердца ток был тихим, жил особенной любовью
К душам, что развоплотились, вдались в странствий бытие;
В сей сфере души уходящего питали послесловьем,
С юным странником общались, ткали в новое житье
Комфортный путь ему, наполненный возвышенных вибраций
Огоньками, что гнездились в чашах лотосов подвижно
И в цветках прелестных примул, над которыми акаций
Кисти пели «оду вечности души» весьма неслышно.
Души сферы украшали флорой красочной светилища —
Сады, в которых спали отступивших душ тела;
Особо чуткие в дремоте изучали храм, хранилища
Незримой стороны, что тайной, мистикой влекла.
Собой светилище являло место мудрости и связи
Рода душ с ушедшим странником, и место, в коем два
Столь разных мира сотворяли вместе на познаний фазе
Ту основу, что однажды даст ответы в поле сна.
В девятом сердце ток в жемчужных, сотворительных потоках
Развивал сознанье душ Эона, к руслам подключал
Всевышних вод, что щедро ведали о жизней душ истоках,
Проясняли, как вибраций светлых выискать причал.
Сей сферы души изучали высшей силы характерность
И влияние ее на тех, кто немощен во тьме,
Кто не способен разглядеть энергий жизненных двухмерность
И подвержен разрушенью, оказавшись в зла чуме.
Все души факту вопреки, что ток всецело не исследован,
Наглядно понимали сотворительности кон —
Они стремились в единеньи строить мир, кой унаследован
От предков, чтоб разведывать тайн Яви террикон.
Они в глубокой инстинктивности по мудростям творили
Судеб райские новеллы, наслаждались в гуще лет
Плодами светлого развитья; в знаки смысл заложили
И в добре любовь посеяли, Явь вывели на свет.
Эона круг златых сердец журчал, укрывшись плотной сетью,
Что скрепляла жизни сферы долговечно под собой,
Умела души оградить от встречи с едким лихолетьем,
Равномерно всех сплотить, пресечь системный разнобой,
За счет чего все сферы без труда сливались в единенье,
В коем души вили Явь, основу для открытий новых,
Что доступно лишь тому, кто вне туманного плененья,
Сердца стук согрел развитьем при сотворчествах путевых.
Спела Явь в сердцах Эона, вместе с ней всех душ нутро,
Оберегая весь народ от части токов разрушенья;
Мир с восторгом услаждался из привольных дел ситро
И делал шаг навстречу дням, несущим роду пробужденья.

В света сахарной истоме духа взращивая прыть,
Эона души предавались сотворению шедевров
В девяти сердцах; они стремились пламенно открыть
Врата в духовный мир чудес неисчерпаемых резервов.
В этой Яви было принято заботиться о духе —
О своем, о духе душ, о духе времени и сил;
Таких условий становленье не давало показухе
Праздной варварски растлить суть потрясающих светил.
Чистейший воздух был пропитан ароматом добрых мыслей,
Что рачительно поддерживали благом этот мир;
Все души радостно плескались в обретенном жизни смысле,
Смаковали сотворяющийся в сердце эликсир,
Который нежно-жгучей трелью безмятежно заливался;
Эта песнь с рожденья в душах устраняла тела глушь —
Вселяла ценное призванье; вдруг глас сердца пробивался
И в желанье превращался, ограждая от баклуш
Битья, ведь жажда влиться в дело жизни истинно священна,
Руку с пылом приложить к подъему сферы в мир блаженств
Столь важно; враз тогда срабатывает верно, вдохновенно
Эволюций механизм для прогрессивных совершенств.
В Эоне каждая душа любимым делом занималась
И рождала окрыленно ряд творений день и ночь;
В кругах легко взаимопомощь средь всех душ произрасталась
С привилегией, которой обладает в море кочь.
Народ прекрасно сознавал, что братство рдеет на рассвете
Пробуждения сознанья и сердечного прозренья —
Век сей кажет уясненье, что в душ жизненном сюжете
В единеньи чтимом род помножит райские мгновенья.
Души истово стремились сохранять Эона жизни
И усердно друг для друга сотворяли бор добра,
Их дни парили в вышине доверья, в щедром гуманизме,
В чистоте душевной масти родникового сребра.
Здоровье душ Эона, крепость тел, их жизненный уклад
Входили честно и достойно в благоденствия фавор,
Ведь всем известно было — бедность духа ткет творенья глад
И нарушает с равновесностью и светом договор.
И коль сомнительной душевной боли сумрак проберется
В уязвленный поневоле край споткнувшейся души,
Она в тот час, незамедлительно, поспешно соберется
В испытаний душ скрипторий, чтоб увидеть миражи,
Что обновят режим сознанья, представленье о единствах,
И излечат от тревог, испугов, лени и обид;
Грез суть в скриптории поведает, как справиться в меньшинствах
Со страданьями, дареными непознанной Лилит,
Что неизведанною тайной оставалась для народа
И внушала легкий страх, дробила путь в эфир небес;
Однако света кон казал, что в сердце кроется свобода
От паденья — сердце в праве сотворять моря чудес.
Эона души с интересом относились к сей энергии
Непознанной, в ней зрелся пусть чумной, но нужный прок;
Когда душа пленялась мрачной красотой дурной элегии,
В процессе тьмы инверсии рождался новый ток,
Который дух обогащал и душу мчал мгновенно к выси
Просветлений, защищенность от гниений подавал
И позволял душе расти, купаясь в неги бенефисе,
И обрушивать на Явь изобретений велих вал.
Душа Эона зрела вглубь при столкновеньи с мрачным током
И проникшую энергию в себе меняла враз
С надежной помощью скрипториев, с их кладезем уроков,
Огранялся дух усердно — душ невидимый алмаз.
Скрипторий щедро развернул в Эоне зданья филиалов
Шаровидные, в которых души взращивали дух;
Как только сердце отвечало на глас сумрачных сигналов,
Душ сознание неслось изжить зачинщиков разрух.
В момент отважный прохождения целящих испытаний,
Полоскаясь в зазеркалье и трудясь в мистичном сне,
Эона души запускали колесо дум процветаний,
Что вращалось над скрипторием верховным в вышине —
И в этот миг весь мир Эона мятной белью озарялся,
А клубы тумана звездного окутывали край;
В круженьи облик колеса в шар чудотворный превращался,
Повсеместно пробуждал желанье строить зрелый рай.
Сие живое колесо носило имя «Сорфаталь»
И возвышалось в горной зоне над лазуревым хребтом
Скалистых гор, где в самом центре угнездилась синклиналь,
На коей званивал скрипторий под видений душ пластом.
Ныряли души в звездный пар, в всечудных странствий колесо,
В шар, что сверкал, играл хрустальными, златыми лепестками —
Те вертелись в коло, в плясе вили круг двойных лассо,
Ведя сердца в мир просветленья за резными облаками.
Только души про дальнейший шаг развитья не знавали,
Лишь все дружно мчались строить сотворительный каркас,
Всецело вверившись законам, сказку в жизни создавали
И не знали о грядущем спектре чувственных проказ,
Не допускали дум о том, в каких открытьях мир увязнет,
Не имели представленья, что однажды в тихий час,
На огнедышащей горы угорье света луч погаснет
И из недр явит шуйцу, что завертит в пальцах глаз.

Словарь

* издале́че — (устар.) издали;
* плези́р — (устар.) удовольствие, забава;
* пе́стовать — нянчить, любовно выращивать, воспитывать;
* двужильность — большая сила, выносливость;
* глузд — (устар.) ум, рассудок;
* эпопе́я — историческое событие, охватывающее значительный временной период и имеющие большое значение в жизни народа;
* консона́нс — гармоничное сочетание нескольких звуков; созвучие, благозвучие;
* пья́цца — площадь;
* раде́ть — заботиться, проявлять усердие, старание по отношению к чему-либо;
* ря́сный — изобильный, нанизанный во множестве, гроздьями;
* ядь — еда;
* ве́лий  — великий;
* зане́ — (устар.) так как, потому что;
* е́жа — еда;
* притули́ться — пристроиться, примоститься;
* стёжка — дорожка, тропинка; 
* зи́жденье — созиданье; 
* ко́ло — (устар.) круг; 
* тира́да — длинное эмоциональное высказывание; 
* ви́дма — казённое имение, находившееся в пользовании служащего взамен жалованья или в дополнение к нему; 
* снедь — еда;
* всклень — полностью, до краёв (обычно о жидкости);
* алле́ль — одна из возможных форм одного и того же гена;
* развоплощение — выход души из материального тела после выполнения всех необходимых, выдвинутых задач на время пребывания в материальном мире;
* эвфори́я — (устар.) эйфория;
* просветитель — наставник в Эоне;
* скры́ня — сундук, ларец, шкатулка;
* лимониа́т — светло зеленый изумруд;
* жирандо́ль — фонтан, бьющий несколькими струями;
* годи́на — пора, время, ознаменованные важными общественными событиями;
* фоутрина — непогода;
* скло — (устар.) стекло;
* геза́мткунстверк — произведение искусства, синтезирующее различные формы искусства;
* фриссо́н — трепет, дрожь, мурашки по коже;
* ме́лос — напев, мелодия;
* странник — развоплощенная душа в Эоне;
* светилище — место пребывания материальных тел душ после развоплощения;
* кочь — старинное морское двухмачтовое парусно-гребное судно;
* бор — большая приливная волна;
* элегия — лирическое стихотворение, проникнутое грустью;
* не́га — состояние полного довольства, жизнь без нужд и забот;
* бенефи́с — момент высшего успеха;
* синклина́ль — в геологии вогнутая складка, ядро которой сложено более молодыми слоями;
* шуйца — (устар.) левая рука