Лишь одна компания отличалась от общей массы и вела себя непринужденно. Мужики за дальним столом, что находился возле входа в таверну, без умолку что-то обсуждали, смеялись над шутками друг друга и громко рыгали, пытаясь произвести впечатление на единственную в компании даму. Впрочем, в этом деле она ничуть не уступала своим товарищам.
– Эй, трактирщик, – крикнула она. – Неси нам еще кувшин!
Несколько крестьян с соседних столов неодобрительно на нее зыркнули, кто-то начал перешептываться. Девушка залпом осушила свою кружку, с размаху ударила ею о стол и смачно выругалась, чем вызвала бурные овации ее ухажеров и новую порцию неодобрительных взглядов.
Хозяин таверны подошел и молча поставил на стол сразу два кувшина эля. Вечер только начинался и обещал быть довольно прибыльным.
– Прошу пра-а-ащения... ик… милсдарь, – сказал один из мужиков, уже изрядно пьяный, и придержал хозяина за рукав. – А почему здесь, собственно, так тихо?
– И правда! – Поддакнула девушка. – В таверне мы или в чертовом склепе?
Трактирщик бросил на нее любопытный взгляд. Росту в ней было не более полутора метров, окружность талии была немногим меньше, но мужикам она почему-то нравилась. Пила она не меньше, чем они, но хмелеть пока что не собиралась.
– Так что, милсдарь? Йокер вам вопрос задал. Молчать будем али как?
– Немой он, – вмешался один из крестьян. – Вот и не разговаривает.
– Разговаривать он не может, – повторил крестьянин и отвернулся.
Трактирщик, будто подтверждая его слова, молча опустил взгляд и постучал костяшками пальцев по столу. Получив свои два медяка – по одному за каждый кувшин, – он почтительно кивнул и удалился. Девушка проводила его взглядом, выдала очередную реплику, и вся компания вновь разразилась хохотом.
Из дальнего конца помещения за этой картиной с интересом наблюдал молодой человек. Одет он был не как остальные посетители, и местные жители время от времени бросали украдкой взгляд в его сторону. Нельзя сказать, что гости из дальних земель были здесь редкостью – в таверну на Распутье часто захаживали путники, но этот выделялся среди прочих. Он был высок и хорош собой. Смуглая кожа и темные, аккуратно уложенные на правую сторону волосы могли говорить о том, что он прибыл с южных краев. Рубашка и брюки были тщательно выстираны и выглажены, а подбородок старательно выбрит. От проницательных карих глаз, казалось, не могла ускользнуть ни единая деталь.
Сделав несколько заметок в своем дневнике, он снял очки и положил их во внутренний карман жилета. Затем он достал из другого кармана шаветку, аккуратно провел ей над верхней губой – в том месте, где у взрослых мужиков обычно растут усы – и осмотрелся вокруг.
Таверна не была большой. Всего в ней было столов десять, за каждым из которых сидело от трех до пяти посетителей. В основном это были крестьяне. Лица у всех были задумчивые, и даже пинты доброго эля не делали их веселыми и беззаботными. Шумную компанию по большей части старались не замечать, будто ее и не было вовсе. Один из крестьян встал со своего места, отнес пустой кувшин хозяину за прилавок, обменял медяк на новый кувшин и вернулся к своим товарищам.
Молодой человек почувствовал на себе чей-то взгляд. За прилавком сидел старик с длинной седой бородой. Лицо его было смуглым и покрытым морщинами от долгой работы на солнце, а рубаха грязной и с большим количеством заплаток. Дождавшись зрительного контакта, старик вежливо улыбнулся и направился к столику.
– Не возражаете, милсдарь, если я присяду? – Спросил он.
– Буду рад разговору, отец, – ответил молодой человек и почтительно приподнялся со своего места.
– Отец… – Повторил старик, усаживаясь рядом. – Давно меня так не называли. А вы, позвольте полюбопытствовать, из каких краев к нам пожаловали?
– Из южных. Из города Парт, что на берегу.
– Знаю, знаю о таком. Бывал я однажды в Парте. Красивый город. – Сказал он и окинул собеседника заинтересованным взглядом.
Парт находился на юго-западе Лама. Большая его часть протянулась вдоль берега моря, поэтому многие партийцы уже много поколений занималась исключительно рыбным промыслом. Но молодой человек не был похож на типичного жителя Парта – он был ухожен и прилично одет, что в целом не свойственно южанам.
– У нас вы, стало быть, проездом? – Предположил старик.
– Заночевать, да запасы пополнить.
– Это правильно, – сказал старик и, после небольшой паузы, продолжил: – времена нынче неспокойные.
Пожилой мужчина покачал головой и глубоко вздохнул. По лицу собеседника он понял, что ни о каких опасностях тот и не подозревал. Конечно же, молодежь, как всегда это было, недооценивает опасность дальней дороги и слыхом не слыхивала о старых предсказаниях. Даже сейчас, когда мир уже начал меняться! И как только он добрался до Распутья аж из Парта, не попав ни в одну передрягу?
– Меня, кстати, Якуб зовут, – вдруг представился старик. – А вас?
– А меня Вернон Кул, но все зовут меня просто Верни. Так отчего же времена нынче неспокойные?
– Да взять вот хотя бы ваши сапоги, – Якуб скосил глаза вниз.
Верни удивленно опустил взгляд и посмотрел на свою обувь.
– За сапоги нынче и убить могут, милсдарь, – пояснил старик. – Многие голодают да ходят босые. Времена нынче такие.
Верни задумчиво почесал гладко выбритый подбородок и с опаской осмотрелся вокруг. Однако, не было похоже, будто кто-то из посетителей таверны заинтересовался его сапогами. Старик улыбнулся – было заметно, что его собеседнику такая мысль даже в голову не приходила. А ведь время от времени в Распутье забредали пешие путники из дальних городов, которые жаловались на грабеж и выпрашивали, где здесь комендант. А скольким путникам так и не суждено было добраться до Распутья и сгинуть где-нибудь в дороге?
– Правда, люди всегда любили грабить друг друга, – продолжал Якуб. – Но сейчас уже не людей нужно бояться.
– А кого же, отец? – Верни продолжал озираться вокруг.
Якуб тоже окинул таверну взглядом. Крестьяне по-прежнему пили эль, вполголоса переговаривались и тихонько, практически беззвучно ставили кружки на стол. Громкая компания продолжала громко себя вести.
– Да всякое у нас происходит, – сказал старик, а затем повернулся лицом к собеседнику и продолжил: – Тихо сегодня. Окромя того стола у входа.
– А мне кажется, что каждый стол должен быть таковым в таверне, – ответил Верни.
– Наверное. А у нас тут постоянно тихо. Уже много месяцев как.
– Раньше-то? Да примерно вот так и было, – Якуб указал пальцем в сторону веселой компании.
Верни бросил взгляд в указанном направлении. Девушка наконец-таки начала хмелеть, залезла на стол и начала трясти своими боками. Товарищи шумно ее подбадривали, и только Йокер мирно спал под лавкой в луже пролитого эля и своей рвоты.
– Да, – кивнул Якуб. – Раньше были хорошие времена.
– Но что изменилось? – Полюбопытствовал Верни.
– Время изменилось, – заметил старик и задумчиво добавил: – Ночью нынче опасно, вот и не шумим.
– Боитесь навлечь бесов да вурдалаков?
Старик удивленно поднял брови.
– Стало быть, слыхали о предсказаниях?
– Не только слыхал, но и тщательно изучал различные теории, – ответил Верни. – Только вот я в них не особо верю.
– Отчего же? – Спросил Якуб. – Коль вы сами бесов не видывали, значит ли это, что их и нет вовсе?
– Не значит, – согласился Верни. – Но я видал мужиков и баб, которые якобы видели бесов. Только вот видятся они, как правило, после кувшинов так трех или четырех эля.
– Так ведь пьяного и забрать проще. А как пьяных заберут, так и трезвых забирать начнут.
Верни расхохотался, чем привлек внимание посетителей таверны. Женщина за соседним столиком недобро посмотрела на него и сделала замечание. Однако, по лицу Якуба было видно, что тот вовсе не шутил.
– Простите, отец, – смутился Верни. – Не хотел вас обидеть.
– В мои годы не обижаются, сынок. Я в твоем возрасте тоже не верил в эти сказки, – сказал Якуб и положил руку ему на плечо. – Но за свой век я много чего повидал, особенно в последнее время. И ты повидаешь.
– Очень на это надеюсь, – улыбнулся Верни. – Пополню свою коллекцию.
Старик вопросительно на него посмотрел.
– Я люблю истории о всякой нечисти, – объяснил Верни. – Точнее, люблю их разоблачать и давать разумное объяснение происходящему.
– Вот оно как, – кивнул Якуб. – И что, получается?
– Конечно, – Верни постучал кулаком по карману, в котором лежал его дневник. – Уже более двадцати историй.
Якуб лишь помотал головой и несколько раз провел рукой по бороде. Затем он сунул руку в карман и что-то там нащупал. Но, немного поразмыслив, оставил предмет лежать в кармане и вновь окинул таверну усталым взглядом.
Со стороны шумной компании послышался деревянный треск и громкий крик. Дубовый стол не справился с танцующей на нем девушкой и приказал долго жить, чем вызвал смех некоторых крестьян. Правда, последние тут же опомнились и опустили глаза. Хозяин таверны загадочно улыбнулся и бросил взгляд на объявление над прилавком. Оно гласило: «За порчу мебели – двадцать пять серебряков».
– Я в порядке, не переживайте, – заявила дама, поднимаясь с пола.
– Не ушиблась, Мора? – Спросил один из ее товарищей.
– Сама не ушиблась и пол не ушибла, – отмахнулась та. – Не в первый раз, как говорится.
– Это точно, – подтвердил Йокер, протирая глаза. – В каждой таверне одно и то же.
Он встал, стряхнул с рукава остатки своего ужина и шатающейся походкой направился к выходу.
– Я отлить, – уведомил он остальных.
– Не стоит, сударь, – крикнул крестьянин, тот же самый, который сообщил о немоте хозяина таверны. – Ночь на дворе!
– А что, – повернулся Йокер. – Ночью ссать… ик... запрещено?
– Ночи темные нынче, – сказала пожилая крестьянка из-за соседнего столика.
– А когда они светлые-то были? – Йокер удивленно на нее уставился.
– Вы уж потерпите до рассвета, сударь. Светает у нас рано.
Йокер с минуту постоял в размышлениях, слегка пошатываясь, а затем начал распоясываться.
– Решайте, – сказал он. – Либо я иду ссать, как приличный человек. Либо я сейчас разбавлю вам всем эль.
– А потом сам же будешь его пить! – Пригрозила Мора, потирая ушибленный бок, и Йокер вышел на улицу.
На секунду в таверне воцарилась тишина. Крестьяне смотрели на входную дверь, будто не веря, что Йокер только что в нее вышел, а затем начали перешептываться. Кто-то начал читать молитву и просить Всевышнего упокоить душу глупца.
Верни Кул обвел посетителей скептическим взглядом, достал из внутреннего кармана жилета очки и сделал новую пометку в дневнике.
– Новая история? – Спросил Якуб.
– И ее немедленное разоблачение, – ответил Верни, продолжая писать.
Якуб бросил быстрый взгляд на страницу, но не смог разобрать почерк. Среди каракуль и зарисовок выделялись только слова «ночь» и «бесы». Верни поставил жирную точку, вновь убрал очки и поднялся со своего места.
Дождавшись тишины и внимания, он продолжил:
– Нет поводов переживать. На улице безопасно.
– Это как посмотреть, – вставила Мора. – На улице Йокер, а он почти три кувшина в одно рыло усосал, вшивый выпивоха. Сейчас он своей струей вам избы повалит.
– Вам, приезжим, все шуточки, – ответил крестьянин. – А у нас тут ночи темнее с каждым месяцем.
– Ночи везде темны, – сказал Верни. – Но везде темны одинаково. И Йокер скоро вернется.
– Хорошо, если так, – послышался чей-то голос из-за прилавка.
Верни встретился взглядом с Морой. Та выглядела абсолютно спокойной и совершенно не понимала, в чем проблема выйти и справить в ночи нужду. Скорее всего, подумал Верни, она-то как раз и относилась к той части молодежи, которая никогда не слышала о давних предсказаниях. К необразованной части молодежи. С другой стороны, мало просто слышать о них – если ты веришь в эти сказки, то ты такой же необразованный. Верни нужна была новая история.
– Сейчас я выйди и сам приведу Йокера, – сказал он.
Крестьяне вновь начали перешептываться, кто-то назвал его глупцом. Верни это позабавило и нисколько не обидело. В конце концов, нельзя злиться на необразованных. Их надо учить.
– Милсдарь, уж вы-то останьтесь, – попросила пожилая крестьянка и перекрестилась. – Уж вы-то наверняка слыхали о бесах.
– Именно что слыхал, – сказал Верни и направился к двери. Открыв ее, он повернул голову и заключил: – Слыхал, но ни разу не видал.
Оказавшись снаружи, он с удовольствием вдохнул свежий ночной воздух. На улице было тихо. Цикады почему-то умолкли, но где-то за углом глухо зарычала собака. Небо затянуло, луна и звезды скрылись за облаками, и деревня погрузилась в непроглядный мрак. Йокера нигде не было. Верни хотел было вернуться в таверну и прихватить факел, но не стал этого делать. Не хватало только, чтобы крестьяне подумали, будто он испугался каких-то бабаек.
Бабаек придумали, чтобы пугать детей. А затем дети вырастали и начинали пугать уже своих детей, и так далее. Со временем взрослые настолько часто вспоминали про бабаек и прочую нечисть, что сами начали верить в ее существование. Нет, подумал Верни, факел ему точно не пригодится. К тому же, из-за облаков вновь появилась луна и осветила деревенские улочки. Где-то вдали, будто ожидая этого, застрекотала одинокая цикада, и через минуту вся улица наполнилась привычными ночными звуками.
Ответа не последовало. Лишь собака снова зарычала за углом. Верни подумал, что рычит она как раз на Йокера, который в темноте случайно забрел на ее территорию. Немного поразмыслив и прикинув, что собака, скорее всего, на привязи, Верни повернул за угол.
Он оказался на узенькой мощеной улочке. По одну сторону улицы был захудалый забор с многочисленными дырами, а по другую – густой кустарник, за которым расположился пустырь с колодцем по центру. В конце улочки, прислонившись спиной к забору, полулежал Йокер. Казалось, он был без сознания. Рядом с ним, без какой-либо привязи, стоял огромный белый пес и грозно рычал. Верни никогда не видел настолько больших собак.
Он пригнулся, рука его инстинктивно потянулась во внутренний карман жилета и нащупала шаветку. Собака, почуяв движение, повернула ухо в его сторону. Верни присмотрелся и слегка успокоился, потому что она рычала вовсе не на Йокера – наоборот, она как будто защищала его от какой-то угрозы со стороны пустыря. Верни сделал шаг вперед, и собака на мгновение повернула в его сторону морду, но быстро отвернулась и вновь зарычала.
Медленно, стараясь не спускать глаз с собаки и не делая резких движений, Верни приблизился к Йокеру. Собака никак на это не отреагировала. Взяв себя в руки, Верни хотел было похлопать Йокера по щекам, чтобы привести в чувство, но вдруг замер. Лицо Йокера было мертвенно-бледным, глаза стеклянными, а штаны насквозь промокшими.
На мгновение Верни подумал, что тот отправился в мир иной, но затем заметил еле уловимые движения губ. Слов не было слышно, а по губам Верни читать не умел, но было весьма похоже, что Йокер читает молитву. Верни бросил быстрый взгляд через плечо, но собака по-прежнему не проявляла к ним интереса.
И тут до Верни дошло. Аналитические способности вернулись к нему, он сопоставил два факта и понял, что Йокер, судя по всему, до смерти боялся собак.
– Сударь, очнитесь, – сказал он и похлопал бедолагу по щекам.
Йокер продолжил беззвучно шевелить губами, но взгляд его слегка прояснился.
– ...и прости нам все грехи наши, – еле слышно пробормотал он. – Аминь. Аминь. Аминь.
– Йокер? – Верни позвал его по имени. Тот поднял на него взгляд, и Верни продолжил: – Собака нас не укусит.
– Не-е-ет. – Йокер замотал головой и приподнялся на локтях. – Нет, нет, нет!
Взгляд его скользнул куда-то за плечо собеседника. Верни обернулся – собаки уже не было рядом. Ветер слегка колыхал ветки кустарника, цикады продолжали стрекотать как ни в чем не бывало.
– Нет, нет, нет, – повторил Йокер и перекрестился. – Да упокой после смерти души наши.
Луна снова скрылась за облаками, и бледное лицо Йокера практически исчезло в темноте. Верни помог ему подняться, пока тот продолжал читать молитвы, и они медленным шагом, практически наощупь, направились к таверне.
Йокер был тяжелым. Мешковатая рубаха хорошо скрывала истинные размеры его живота, и Верни пришлось облокотиться рукой на забор, чтобы не упасть. Они сделали еще несколько шагов, и Верни отчетливо почуял запах мочи и блевотины, который испускала вся одежда Йокера. Только теперь Верни осознал, насколько противно ему было тащить на себе этого пропойцу. И все это ради истории сомнительного качества, в которой ни бесы, ни черти никак не фигурировали. Судя по всему, придется ее немного приукрасить.
А вот собака могла доставить массу проблем. Верни мысленно отругал себя – разумеется, никаких потусторонних сил не существует, но не стоит забывать об опасностях куда более реальных. Он бросил быстрый взгляд через плечо, но ничего не увидел в потемках, а затем споткнулся, и они с Йокером повалились на землю. Верни больно ушибся плечом, но его больше расстроил тот факт, что Йокер обтерся своими мокрыми и вонючими штанами о локоть его правой руки. Отлично, подумал Верни, теперь я воняю не лучше. Другой рукой он ощупал рукав и убедился в том, что сорочка действительно промокла.
Йокер вышел из транса и начал тревожно осматриваться по сторонам. Затем он поближе придвинулся к Верни (тот скривил недовольную гримасу и отпрянул) и схватил его за руку.
– Слышишь? – Прошептал он. – Слышишь?
Верни прислушался, но не услышал ничего, кроме цикад. Собаки давно не было рядом.
– Нет, – ответил Верни. – Не слышу.
– Она зовет меня по имени, – сказал Йокер, продолжая вертеть головой.
– Она, – повторил Йокер и снова перекрестился. – Баба в кустах.
Что за баба, хотел было спросить Верни, но на мгновение задумался. Значит, Йокер испугался вовсе не собаку. Собака смотрела в кусты и рычала, а в кустах была какая-то баба. И собака охраняла Йокера от этой самой бабы.
– Чушь какая-то, – сказал он вслух и поднялся.
Он хотел было вновь помочь Йокеру встать на ноги, брезгливо морщась от неприятного запаха, но тут из-за угла показались несколько мужиков с факелами. Они боязно озирались по сторонам и старались держаться одной кучкой. Среди них был Якуб.
– Вот они! – Крикнул он, махнув рукой. – Скорее в таверну!
Двое крестьян подбежали и подхватили Йокера под руки, к великому облегчению Верни. Правда, рубашку теперь точно придется стирать. И жилет, вероятно, тоже!
– Милсдарь, идемте скорее! – Поторопил его Якуб, и Верни не заставил себя ждать.
Луна на мгновение вновь показалась из-за облаков, роняя частичку света на улицу. Верни краем глаза заметил что-то в кустах и повернул голову в ту сторону, но улица снова погрузилась во мрак. Показалось, подумал Верни и повернул за угол.
– Идут, – крикнула пожилая крестьянка, стоявшая в дверном проеме, когда они показались из-за угла. – Они идут!
– Слава Богу! – Сказал мужик за одним из столиков и залпом осушил кружку. Музыкант дал пару веселых аккордов.
Когда вся компания оказалась внутри, Якуб запер дверь на засов. Увидев грязного, в мокрых штанах, товарища, Мора хотела было сказать что-то колкое и явно веселое, но, посмотрев на его лицо, сдержалась.
– Что случилось? – Спросила она вместо этого.
Йокер посмотрел на нее, затем обвел всех посетителей взглядом. Осознав, что теперь он в безопасности, он медленно ощупал рукой штаны в области паха и неожиданно расплакался.
– Говорили мы вам, милсдарь, – сказала старушка. – А вы все не верили.
– Темные нынче ночи, – подтвердил Якуб.
Мужики, которые помогли Йокеру добраться до таверны, усадили его на лавку. Трактирщик принес рюмку прохладной ржаной водки, прямо из погребка, и Йокер мигом ее осушил. Верни подвинул другую лавку и сел напротив, а затем достал дневник и очки из карманов жилета. Мужики переглянулись, поняли затею, и спустя минуту расставили лавки и столы так, чтобы все видели Йокера.
Люди хотели историю. Каждый из них боялся, всем было страшно, но любопытство пересиливало страх. Верни подумал, что ночь проходит не так уж и плохо, и что история может быть не такая уж и скверная. Йокер выпил еще водки, собрался с силами и начал:
– Вышел я, значится, осмотрелся. Заприметил кустеля за углом – туда, собственно, и направился.
– Я всегда там ссу! – Воскликнул чей-то сынишка и тут же получил затрещину.
Йокер этого будто не заметил и продолжил:
– Темень была непроглядная, луна скрылась. А шнурки в портках, как назло, запутались. Пытаюсь я, значится, в кромешной темноте их распутать. Ссать хочется – аж в глазах темно! И тут слышу – зовет меня кто-то по имени. Присмотрелся – и вроде как увидел голую бабу.
Пожилая крестьянка ахнула, кто-то начал перешептываться. Суккуб, сказал кто-то, и остальные начали повторять: суккуб, суккуб. Верни спокойно делал заметки в дневнике.
– Сиськи – во, – Йокер показал примерный размер. – Волосы до пят. Я сначала подумал было, что это Мора развлекается, но та-то красивая была.
Мора фыркнула. Йокер продолжил:
– Забыл я про свои шнурки. Портки чуть сами по швам не лопнули. А она все зовет меня да улыбается, и в кусты идет. А я за ней, и тоже улыбаюсь. Аки перепало!
– Глупец! – Прервал его музыкант. – Ей же только того и надо!
Пожилая крестьянка грозно на него посмотрела, и музыкант замолк.
– Надо, – согласился Йокер, – только смекнул я это, когда уже поздно стало. Улыбается она, значит, смотрит на меня. А потом как раскроет ряху свою и заорет! Зубьев там – что иголок на елке, да все здоровые! Да так широко раскрыла, что полено туда влезло бы!
– Брешешь! – Крикнула Мора. – Тебя послушать, так и суккуба, и вампира видал!
Вампир, прошептал кто-то, и все разом подхватили: вампир, вампир. Верни скептически скривил рот и оторвал взгляд от своих заметок. Якуб поймал его взгляд и понимающе кивнул.
– Да черт его знает, кого видал! – Обиделся Йокер. – Может суккуб, а может, и вампир!
– А дальше что, милсдарь? – Спросил кто-то из крестьян.
– Отпрянул я. Упал на землю. Обоссался.
– Ладно, жив остался, – заметила старушка, и Йокер энергично закивал.
Крестьяне вновь начали перешептываться. На улице подул ветер, и ставень на одном из окон громко хлопнул. Кто-то перекрестился. Мора поднялась с места, глотнула эля и громко заявила:
– А мораль такова: не умеешь пить – не пей!
Верни согласно улыбнулся. Не верилось ему, что Йокер видел вампира или суккуба, потому что существа эти бывают только в мифах. Скорее всего, видел он самую обычную распутную бабу, коих в деревнях полно. А остальное дорисовало пьяное воображение.
– Хоть и был я пьян, но протрезвел вмиг, – сказал Йокер, будто читая его мысли. – И точно помню, что видел.
– И что же? – Улыбнулась Мора. – Вампира или суккуба?
Йокер зло на нее посмотрел.
– Я видел сиськи и зубы, – ответил он. – Значит, это был вампир-суккуб!
Мора расхохоталась. Верни снял очки и положил их обратно в карман, при этом с радостью отметив, что жилет не пострадал от жидкостей Йокера. Пора было брать ситуацию в свои руки.
– Я думаю, это просто была распутная девка, – сказал Верни.
– Вот именно! – Подхватила Мора.
Молодой крестьянин, что сидел рядом с Йокером и крестился чуть ли не после каждого его слова, возразил:
– Все вы не верите, милсдарь. А пророчества не лгут.
– Да и нет у нас распутных девок-то, – добавила пожилая крестьянка.
– Но я тоже был на улице, – возразил Верни в ответ. – И ни суккубов, ни вампиров в кустах не было. И никто меня не звал по имени.
– Не видел ты просто, – буркнул Йокер. – И не слышал тоже.
Верни встал, обвел всех посетителей взглядом, дождался тишины и продолжил:
– Положим, это был вампир. Либо какой-то другой бес. Стал бы он просто пугать Йокера ради забавы?
Крестьяне переглянулись между собой и покачали головами.
– Вот и я так считаю. – Верни встретился глазами с Морой, и та согласно закивала. – Вампир бы утащил Йокера, а затем иссушил бы его тело в своем логове. Но Йокер невредим.
– В отличие от его штанов, – заметила Мора, и другие ее товарищи коротко хохотнули.
– А девка просто-напросто сама перепугалась да убежала.
– Так оно и было. – Поддакнула Мора. – На рожу-то его гляньте. Девка, небось, нормального хотела, а пришло вот что!
– А когда увидела пьянчугу, – добавил музыкант и дал еще пару веселых аккордов, – сама закричала! Со страху!
Йокер скрестил руки на груди и нахмурил брови. Он уже и сам начал сомневаться, как оно все было. К черту эту выпивку, подумал он, только думать нормально мешает.
– А зубы что? – Спросил он после паузы.
– Показалось. – пожала плечами Мора. – Сам же говоришь, темень была.
Верни утвердительно кивнул: ситуация окончательно обрела ясность. К его удивлению, Мора оказалась самым адекватным человеком в таверне.
– Только вот нет у нас девок-то распутных, – повторила старушка.
– Как это нет? – Отозвался музыкант. – А с кем я давеча на сеновал ходил?
– Дак с дочерью мельника. Чем не распутная?
– И правда, – согласился один из крестьян, товарищ музыканта. – А я позавчера с ней ходил.
– Отец-то ее на мельнице ночует, – продолжил музыкант. – А она и ночью погулять любит.
– Нимфоманка, – заключил его товарищ и загадочно улыбнулся.
Йокер окончательно запутался. Он не мог разобраться, что ему делать: верить своим глазам или же прислушаться к голосу рассудка и здравого смысла, глаголящего устами Верни и Моры. Йокер снова мысленно пообещал себе завязать с выпивкой.
– А собака что? – Спросил он, обращаясь к Верни.
– А что собака? Собак, чтоли, раньше не видывал?
Йокер тихонько выругался и почесал затылок. А ведь и правда, подумал он, собака как собака. Да и баба тоже должна была быть вполне обычная. Скорее всего, это действительно его воображение нарисовало такую картину, а всякой нечисти и правда не существует. Сколько раз уже бывало, что после нескольких кувшинов видятся всякие небылицы, хоть и не такие страшные? Нет, бросать пить определенно не было никакого повода. Йокер заказал еще кувшин, а крестьяне вернули столики на прежние места, расселись и продолжили вполголоса обсуждать произошедшую историю.
К Верни наконец вернулось доброе расположение духа. История-то, как оказалось, не такая уж и плохая, и однозначно стоила испорченной рубашки. Завтра с утра он ее простирнет, и от дурного запаха не останется и следа. Он подошел к прилавку, заплатил хозяину таверны за ужин и на радостях оставил еще один медяк в подарок.
Когда он поднимался в свою комнату на втором этаже, его нагнал Якуб.
– Милсдарь, а что за собака там была? – Спросил он.
– Да какая-то большая и белая, – ответил Верни. – Но не бойтесь, совершенно не злая.
Якуб погладил бороду и покачал головой.
– И правда, хорошую историю вы рассказали, – сказал он, и Верни довольно кивнул. – Может, так оно и было. Только вот, милсдарь, нет у нас тут белых собак ни у кого.
С этими словами он вежливо попрощался и спустился в зал. Верни проводил его взглядом, пожал плечами и не придал последней фразе особого значения. Мало ли белых собак в округе?
Оказавшись в комнате, Верни запер дверь, скинул вонючую рубашку, зажег керосиновую лампу и уселся за миниатюрный столик в углу. Он открыл дневник, осмотрел свои заметки и написал заглавие новой истории: «Про пьянчугу и вампира». Спустя час история была в деталях описана, а Верни закрыл дневник, погасил лампу и в превосходном расположении духа лег спать.
