Электрички из детства
Всё детство в 90-е проездил с бабушкой на дачу на электричке. Знаете, ещё на той, в которой деревянные сиденья и скруглённая кабина.
До сих пор помню запах шпал, когда летом идёшь на перон. Раньше электрички были по 10 вагонов. А в выходные пускали сдвоенные электрички. Это был отдельный шик - ехать на длинном поезде. Когда хвост остановился, не доехав до платформы и ты с бабулей, рюкзаками и тележками прыгаешь с метровой высоты. А рядом такие же бабульки садятся. И всё это за минуту - стоянка поезда. Так и ездили.
Особым везением считалось прокатиться на электричке с "квадратной" кабиной.
Это были более новые модификации с мягкими сидениями. Ещё по вагонам ходили тёти с термосумками и продавали мороженое и пирожки. Мы редко покупали, зато часто ели свою еду. И термос с чаем всегда с собой. Бутер с горячим чаем из термоса - ну что может быть вкуснее?) Зимой ходили по вагону и заглядывали под сиденья. Зачем? Искали где больше печек. Особой удачей было найти сиденья с двойными печками. А у вас какие воспоминания об электричках?
Прибытие поезда
Алишаньская Лесная железная дорога (阿里山森林鐵路) — 86 километровая сеть железных дорог узкой колеи, пересекающих горный район Алишань в уезде Цзяи, Тайвань. Железные дороги были построены японцами в 1912 году, первоначально для развития лесозаготовок, преимущественно кипарисов, позднее стали использоваться для туристических целей. Впервые пассажирские вагоны стали курсировать в 1918 году.
С 1 октября 1912 года по сей день линия одноколейной железной дороги перевозит грузы и пассажиров с высоты 30 метров над уровнем моря на все 2000 метров и выше. Горный воздух, чайные плантации, природная красота рассветов и самобытная культура коренного народа цоу влекут на высоту туристов со всех континентов. В наше время лесная одноколейка стала «лестницей в небо» для местной туристической отрасли, ведь она обеспечивает огромную привлекательность этих мест для иностранцев. И в этом долгоиграющем успехе железнодорожного проекта действительно есть что-то сродни вечности.
Место для Гномика (Часть 7++ Финал и Эпилог)
Что может быть лучше цветущей черёмухи? Любимый запах далёкого детства. Терпкий и горький, он щекотал ноздри. Особенно, если лечь под кустом на спину и широко раскинуть к небу ладони. К нему невозможно было привыкнуть – с каждым вдохом он ощущался так, будто врывался в носоглотку впервые. Такая вот благоухающая бесконечность, сотканная белыми узорами соцветий. С зелёных майских веток они свисали над головой и накрывали собой словно крышей. Не ландыш, не сирень, не жасмин, от которых могла разболеться голова, а сочная рузаевская черёмуха, та, что цвела по весне настоящим хмельным дурманом!
Летом её спелые ягоды прокручивали вместе с ядром в мясорубке, чтобы потом начинить этой массой пироги и поставить на угли в печку. Часть замораживали и запасали на зиму. Мать всегда затевала в июле много теста, и печь начинали затемно. С раннего утра весь их второй большущий стол на кухне был сплошь заставлен горячими пирогами, и не только с черёмухой. Маленький летний, что стоял на веранде, – тоже.
Остатки не успевали спускать в прохладный погреб или убрать в холодильник. Сколько бы ни было приготовлено, съедалось всё «заживо», с жару, и всегда до последней крошки. Как-то вокруг вызнавали и приходили в гости соседи – по запаху, не иначе. Заглядывали многочисленные родственники с дальней улицы, целыми семьями иногда приходили, с племянниками и детьми. И к вечеру первого дня пирогов не оставалось. Никто во всей деревне их так не пёк. Рецепт передавался в семье от матери к дочери. Бабушка никого не подпускала к печке, пока была здорова и не согнула старость. Теперь всем занималась мать…
А после сытных пирогов всегда было здорово разлечься здесь, на маленьком пригорке, пухлом и покрытом травкой – у речки Травницы. Как раз возле черёмуховых зарослей, когда всё уже отцвело, и ягода была собрана. Рядом с пригорком в земле виднелись остатки забора и старого фундамента. Давно все прогнили. Когда тут стоял большой деревенский дом. Вот от его сада заросли и остались. Никто никогда черёмуху здесь не выкорчёвывал, да и к чему? Росла, кустилась, людям ходить не мешала. Опять же – от ягод одних сколько пользы, любой мог надрать. До речки было метров пятьдесят, но летом там от солнца не спрятаться, только в воде. А тут, под сенью любимых зарослей, царила прохлада. И в воду было близко окунуться. Разбежаться прямо отсюда и прыгнуть, с зелёного бережка. К июню-июлю речушка хорошо прогревалась, это в мае она оставалась прохладной.
Танька Вахрушева, пятикурсница с ВГИК-а, училась вместе с ним второй год на гуманитарном. В моду давно вошло получать несколько «вышек». Будто все они одним махом могли где-то понадобиться, без опыта работы и рекомендаций. Решали всё равно практические навыки и звонки от «друзей». Уж это-то он хорошо усвоил, успел побатрачить по вечерам – баристой в кофейне, разносчиком пиццы, настройщиком программ в бухгалтерии крупного офиса, админом, продавцом, программистом, и даже газеты по ящикам разносил, выгуливал чужих собак. Брался за всё, что дурно не пахло и приносило немного денег.
Зачем вот только Таньке было нужно два высших образования, и оба из гуманитарного блока – об этом он никогда не задумывался. Её просто любили. Все. Красивая была, умная и скромная девчонка из глухой деревеньки. Такая же простая, как он. Это она завалила историю на «четвёрку» в сессию. Танька была круглой отличницей и любимицей группы, но своей красотой набила оскомину молодой практикантке-историчке. Та была чуть старше их, и постоянно смотрела на мальчиков. На ком-то Ирина Андреевна с Татьяной не разошлись. Потому, наверное, зря он обрадовался, что получил «пятёрку», а Вахрушева – только «четыре». В истории её было не перещеголять. Всё оказалось делом случая и преднамеренной бабской подлостью.
Теперь Татьяна сидела на скамейке. Обычная такая доска, широкая, прибитая к пенькам, вкопанным неглубоко в землю. Давно потемневшая от дождей и солнца, истёртая сверху попами в платьях, штанами и длинными деревенскими юбками. Задницу никак не занозить – обе поверхности одинаково гладкие. Ну, это о тех, у кого на верхней нету прыщей. Вряд ли эта скамья осталась от старого дома, давно бы уже в труху развалилась, как остальное «поместье». Это кто-то из мужиков тут поставил, для своих жён, нарочно под сенью черёмухи; когда уходили с речки, на ней постоянно кто-то из них сидел и лузгал семечки под местные сплетни.
Сейчас же было совсем не важно, как попала сюда Татьяна: сидела на этой скамейке теперь она. Болтала босыми ногами. А он лежал на широком полотенце и смотрел в необъятное небо. Иногда, тайком, – на неё.
– У меня ноги намокли. Я, пожалуй, пойду, – сказала вежливо Таня, с извиняющейся улыбкой.
Встала со скамьи в своём летнем платьице до колен и неспешно пошла. Надела сначала лёгкие резиновые шлёпанцы. Насколько было слышно, они и вправду захлюпали по воде. Но голову поднимать было лень, чтобы увидеть самому эти внезапно появившиеся лужи. Хотелось ещё полежать. Таня одна далеко не уйдёт. Она же не местная, не знала тут ничего. Догонит через пару минут и проводит.
А потом намокли и его собственные ноги. Уже через какое-то мгновенье. Вода после весеннего паводка давно вернулась в речку, ещё в начале апреля. Но теперь её холодные руки коснулись вдруг его голых пяток. Откуда её столько натекло
Привстал на локтях. Чёрная, словно паутина с плесенью в углу потолка, она тихонько ползла в траве. Кралась к нему от берега и тянула длинные растопыренные пальцы. Они казались совсем ледяными и вызывали только оторопь, неприязнь, будто это не речная вода была вовсе, а какая-то тёмная жижа. К тому же, ползущая непонятным образом вверх.
Жижа эта вдруг вспенилась в зелёной траве и поднялась над землёй огромным чёрным гребнем. Он даже дёрнуться не успел, когда она обрушилась массой сверху и накрыла его с головой. Стала давить со всех сторон, проникла в ноздри и уши, не давала вздохнуть. И хлынула затем обильным потоком в горло. Он начал захлёбываться…..............
– Давай же!.. – откуда-то сверху, сквозь толщи жижи, донёсся знакомый голос.
Его окунали головой в воду. Это было первое, что он ощутил, когда способность реагировать на реальность стала возвращаться. Но затем, когда вынырнул из грёз окончательно, пожалел, что пришёл в себя. В теле его болело буквально всё, каждая мелкая косточка и малая тонкая мышца. Вода же плескалась не на пригорке у речки, а в открытом пожарном баке, у торгового центра с полыхающей крышей. Валька, отпустив его, нажал на какой-то торчащий рычаг рукой, качнул его несколько и начал поливать уже из шланга. Хорошо, что в поганой игре настоящими были не только боты. Но и дома, еда, вода.
– Ты… как тут оказался?.. – спросил он Фарадея, стоя на коленях и держась за бок. – Ты же упал с поезда… С той стороны…
– Упал, встал и дошёл, – коротко пояснил Валька, опять появившийся вовремя. Выпустил шланг из рук, зачерпнул окровавленными руками из бака воды ведром и с шумом полил его снова, плеснул спереди прямо в лицо.
Хорошая гидро-встряска.
– И ты тоже, Дима, встанешь сейчас на ноги и пойдёшь, как я, – заключил он. Подобрал железный лом, которым, вероятно, и забил троих последних ботов, подставил ему плечо.
– Помнишь, нам нужно найти здесь «пятого»? – спросил Фарадей и подмигнул так, что пропавшая надежда опять засверкала блеском где-то в конце их невзрачного тоннеля. Взял его руку, исчерченную ручкой, хмыкнул, взглянув на ладонь, и отпустил.
– Такие вещи запоминают, а не записывают, – с укором произнёс он, увидев начертанный на руке план верхнего левого края вокзального здания.
Ноги задрожали, но сумели поднять остальное тело. И вместе с Валькой Дмитрий заковылял к зданию вокзала. Туда уже по верху проникал огонь устроенного им в торговом центре пожара.
Зашли через крайние двери внутрь.
Глаза избегали смотреть вправо. Туда, где в другом конце зала, осталось лежать под сиденьями мёртвое тело Саймона. Вернулись тем не менее сюда в том числе и ради него. Чтобы о нём осталась память, а смерть оказалась не напрасной. Саймон сумел стать частью команды, ему они тоже были по гроб обязаны. Можно сказать, торчали по самые уши с макушкой.
– Куда теперь? – остановившись, спросил вдруг Валька, покрутил головой. – Совсем необязательно, что он усидел на месте. Огонь проберётся скоро сюда за дымом…
– Сейчас и узнаем, куда…
Дмитрий взглянул на лестницу, ту, что уходила вверх вдоль левой стены. Оторвался от Валькиного плеча и двинулся к ступеням сам. Сплошная боль во всём теле позволяла шагать как хочется – как и куда ни наступи, а хотелось вскрикнуть.
Они поднялись наверх, остановившись на последних двух ступеньках. В конце коридора виднелась большая дверь. Как птица в железной клетке, над ней горела тусклая лампочка, отсвечивая красным, в маленьком запылённом плафоне и за решётчатой железной защитой. Как ни крути, а, наверное, от хулиганов с камнями, что б не разбили: ходили поди здесь толпами. Спинами эту дверь подпирали двое широкоплечих ботов, и первая мысль, что пришла на ум, была о том, что вот сейчас им точно наступит конец.
Но в голове она прижиться не успела. Другая, более верная, вытолкала её оттуда сразу.
– Он точно здесь, – с уверенностью произнёс Дмитрий.
– Но… это ведь боты, – произнёс настороженно Валька и поднял выше свой лом.
– Вот именно – боты. Ты сам перепрошил одного из них. Думаешь, «пятый» не догадался, как спрятаться у всех на виду?
Валька, щёлкнув пальцем, улыбнулся. А ведь и вправду – оба охранника не дёрнулись при их появлении. Заметили наверняка, но продолжали стоять. Наблюдали.
– А ты голова! – похвалил Фарадей.
Всё ещё осторожно, они шагнули в коридор. И медленно преодолели его, готовые каждый миг, если что, бежать или драться.
Остановились. И как только перестали двигаться, из-за массивной двери с надёжной охраной послышался вдруг высокий голос:
«Пропустить!..»
Сверху им подмигнул глазок оптической камеры. Не сразу её заметили.
Вот оно, убежище истинного игрового «че гевары»! Сейчас увидят настоящего гения и смельчака. Ручные боты-охранники – лучшая и неприметная защита. Один из «милиционеров» отступил, другой открыл дверь. Внутрь вошёл уже вместе с ними.
Зрелище, представшее их глазам, скорее было печальным. Убранство вокзальной комнаты, скудное и бесцветное, напоминало чёрно-белый фильм. Как в съёмной московской «однушке», где сорок лет без ремонта жила одинокая бабка, а вы после этого – первый квартиросъёмщик.. Серый холодильник, весь в наклейках. Возможно, остался тут от рабочих, прокладывавших рельсы и строивших когда-то этот вокзал. Пружинная кровать, как в строительных вагончиках, старый затёртый матрас, колченогий деревянный стол. Вешалка за столом у окна, два стула, кулер с водой, вентилятор. И … посередине ОН.
Сидел в инвалидной коляске. С капельницей, возвышавшейся за спиной канделябром. Она гнала по прозрачным трубкам какую-то жидкость, и толстые иглы во впавших венах смотрелись как птичьи клювы. Два выступающих кроличьих зуба, веснушки, очки. На подбородке и над губой незрелый пушок, на лбу – подростковые прыщики. Бледен и худ, на вид лет шестнадцать-восемнадцать. Скорее даже мал для своих лет, уж больно хрупкой показалась его фигура.
– Ты… в кресле-каталке? – первым спросил опешивший Валька, сказав очевидную словесную глупость.
– В роллс-ройсе, на Старом Арбате. А всё вокруг – простая видимость, – не обидевшись и совсем без грустинки ответил парень. Голос и взгляд были единственным сгустком бодрости во всём его хилом существе.
Фарадей усмехнулся. Шутка ему понравилась.
– Химия, – пояснил им пригласивший их войти. – Уже почти не помогает, но всё же… Я, кстати, Макс…
Пожал поочерёдно обоим руки.
Пальцы его оказались едва ли не тоньше пальчиков Сонечки. Большой такой ребёнок, с огромной и умной головой. Всё обустроил в убежище сам. И первое впечатление быстро разрушалось вторым. Тут лишь сперва хотелось повеситься, но парень ни в чём не нуждался.
Еду ему доставляли с поезда. Холодильник работал, и даже висела приличная плазма, которую не сразу разглядели на дальней стенке. Крутился с ноута какой-то концерт и лежали наушники с длинным проводом. Двери в «берлогу» надёжно охранялись, и у других вокзальных ботов подозрений не возникало. Ещё двое перепрошитых, кроме доставки еды, помогали с добычей данных по станциям. Не просто оказалось сплести эту сеть и обрушить игру изнутри. Понадобились уйма сил и времени.
Макс прожил в надпространстве больше пяти с половиной месяцев. В часы, когда станции по плану игры бывали неактивны, выезжал даже на своей коляске из здания, зная, что всё вокруг превращалось в сплошную слепую зону. Активироваться привокзальные территории начинали за тридцать минут до прибытия поездов. Всё происходило в реальном времени, по-настоящему. Такое сильней будоражило кровь. Игрокам нравилось наблюдать, как в аттракционах уже умирают не боты, а настоящие живые люди. Молят о помощи и просят пощады, скрываются от преследования, объединяются в мини-группы или держатся по одному, но сражаются всегда до конца. Одна женщина с ребёнком пряталась целых три дня, и сбросилась со второго этажа в торговом центре, когда Макс отправил за ней своего ручного бота. Не рассчитал. Она не поверила. Испугалась и спрыгнула. Тогда он и перестал пытаться помочь живым и нацелил все силы на тотальное уничтожение.
А молодых людей в игру отбирали лишь потому, что они выживали дольше. Были сильнее, и насмерть стояли за своих детей, если те были у них. Сонины родители нарочно увели от неё ботов, когда поняли, что встряли во что-то невообразимое. Отвлекали от Гномика их внимание. Оба погибли в аттракционе на Красных Землянках, на малом чёртовом колесе. Спасали друг друга до последнего. Когда Марина всё же осталась одна, то напоследок нацарапала мелом на сиденье, как сильно любит дочку Сонечку и мужа Михаила. И просила у них за всё прощения. Это она взяла их в эту поездку…
Макс поправил на руке систему. Добавил лекарства. А потом проверил что-то ещё внизу, на боку. Как оказалось, там у него был установлен катетер.
– Я не рандомный пассажир, как вы, – продолжил он рассказ. – Мне что терять? Умирал и умираю. Сам их и нашёл, будучи ещё в Москве. Случайно. Тогда живых в игру не запускали, но уже готовились к первому тесту с людьми. Вот я и набрал лекарств на полгода, после чего сумел попасть под выбор игры. С третьего раза меня сюда затащило, так просто не вышло. Попробуйте обмануть игру и стать избранным, будучи инвалидом. Ну, нет у меня кмс по греко-римской борьбе…
И он засмеялся. Весело, искренне и по-детски.
Да. Перед таким бы опуститься на колено и принести присягу, с мечом у груди. Умирал не лёжа в дорогой клинике, но как рыцарь сам решил со всем разобраться. Вот он, бесстрашный колясочный воин. Попробуйте теперь сказать, что у кого-то бывает больше достоинства или чьё-то сердце крупнее.
– Отойди… – тихо, одними губами, глядя ему в глаза, попросил вдруг Макс.
– Чего?.. – не понял Дмитрий.
– В сторону отойди…
И тут новая вспышка.
А следующее мгновенье Дмитрий встретил уже стоя на коленях.
Это был удар, нанесённый сзади. По затылку. Наглухо не вырубил, но украл секунду жизни, за которую он успел упасть и стоял теперь на четвереньках. Фарадей вдруг оказался впереди него, а Макс, ещё дальше, отъезжал вместе с капельницей назад. И к ним обоим, походкой сломанного робота, устремился охранный бот.
Что происходит?.. Дмитрий попытался подняться, однако руки в локтях подломились сразу. Он думал, что перепрошитый бот взбесился и все пытались сбежать от него, что Фарадей старался защитить «пятого пассажира».
Но вместо этого Валька почему-то поднял свой лом и вдавил им голову Макса так, что хрустнул череп и очки разлетелись на части.
– Ты чего… делаешь…
Со злорадной улыбкой Валька продолжал бить и без того уже мёртвого «пассажира №5». Ударил шесть или семь раз, пока Дмитрий по-прежнему силился встать. На миг перед глазами совсем помутнело, пол, казалось, вот-вот понесётся навстречу подбородку. Но руки выстояли. А краткосрочный провал опять вырвал кусок бытия из головы. И теперь уже два тела лежали возле перевёрнутой инвалидной коляски – изувеченного Макса и безголового Фарадея. В руках же застывшего над ними бота болталась оторванная Валькина голова. Шамкала и лязгала звонко зубами, меняла выражение лица, отображая все эмоции разом и по отдельности. Точь-в-точь, как было с Лесей, когда мачете отделило её голову от плеч…
«Ну, п.здец…» – обессиленно подумал Дмитрий при виде такой картины. И, перестав сопротивляться слабости, завалился на бок. Бот, перепрограммированный Максом, перестоял его ненамного дольше. Выпустил Валькину голову и тоже грохнулся на пол. Запах дыма начинал пробираться под дверь убежища…
Наверное, у любой прочности и терпения имелся конкретный запас или предел. У Дмитрия он, кажется, кончился. Он лежал на боку и думал, как такое могло случиться с Фарадеем. Конечно, спрыгнуть с крыши движущегося поезда и добежать до вокзала, чтобы спасти его, он не успел бы. Тут, видно, и произошла подмена. Вместо настоящего Вальки появился бот. И отбил он его у ботов-милиционеров не просто так – хрен бы у взаправдашного Фарадея это вышло. Внутренняя безопасность игры подыхала последней, это она всё устроила.
Затем биобот Валька пытался изучить его руку, исчёрканную синей пастой. Он не знал, где прятался пассажир №5, которого игре нужно было уничтожить. Дмитрий сам ему показал, и руку, и дверь наверху. Вот как всё произошло.
А теперь заслуженно лежал, умирая на этом полу. Смерть от углекислого газа быстрая. Пять-десять минут, и он задохнётся. Если раньше станцию не сожрёт надвигавшийся шторм. «Поделом-поделом-поделом-поделом…» – выстукивало в голове слова, словно колёсами поезда. Поделом-поделом…....
Пронзительно вдруг запиликало. Слишком характерный звук. Зазвонил телефон. Настойчиво и противно, как самые первые телефоны в нулевых, с примитивными рингтонами и херовскими до жути динамиками.
Он повернул голову, но обзора не хватило, чтобы увидеть, откуда раздавался звук. Зажал рукой бок и тогда, перевернувшись весь, лёг на живот. Пополз в сторону горы трупов из ботов и настоящих людей. Кровь Макса смотрелась реальней, из его головы натекла огромная лужа. Краем тянулась к звенящему на полу мобильнику, наступая на него, как море в прилив накатывало на побережье. Дмитрий протянул руку и спас телефон от затопления.
Маленький жёлтый квадратный экранчик. Точно такой же, как у Валентина Ивановича, с короткой торчащей приёмной антеннкой. Один и тот же значок был выбит на корпусе и отображался на маленьком мониторе. Та самая перечёркнутая двойным крестом, словно решёткой, цифра «8», в сопровождении четырёх латинских букв.
«Алло…» – разлепились губы, когда пальцы нажали на горящую синим кнопку.
Сначала тишина. Потом какое-то шипение. Затем установилась связь и фон изменился на естественный шум. Кто-то дышал несколько секунд, слушая его. А потом первым сказал.
«Дмитрий?.. Дмитрий Мартьянов?.. Ты слышишь?..»
Голосу он не ответил.
«Я знаю, что слышишь… – уверенно произнёс человек. – Первый игрок снова вошёл в игру… – усмехнулся надменно. – Ты лучше сиди, где сидишь. А хочешь – приляг… Скоро это всё закончится. Как в одной песне, у Йэна Гиллана: «Nothing to do now but just curl up and die…» А когда игру после сбоя восстановят, то всё начнётся заново. Не для тебя. Хотя оно интересней, с такими дёрганными, как ты. Жаль, я пропустил почти всю охоту ботов, не помогал им. Видел только конец. Зато и ты пожил подольше. Так бы мы тебя ещё на Каменных Выселках загнали б, в лес, в Юрский Период. Я проверил сейчас историю…»
Дмитрий недослушал. Нажал на кнопку сброса и, зная, что движение аукнется болью, в приступе гнева швырнул мобильник Макса в окно. Стекло зазвенело. Это была одна из сволочей, что играла в игру, и говорить с ней не имело смысла. Сукин сын наслаждался, он знал, что игра убивает, что даже без игроков она продолжает похищать людей и запускать их в аттракционы. Бездушная тварь, сильная и могучая. Деньги и власть дают таким безнаказанность, там одной кровью уже не насытиться, хочется чего-то демонического. Вот и придумали собственный ад, населили его различными «бесами», и стали в нём главными чертями. Самих бы прокатить в этом поезде и посадить на колени к рыжему клоуну. Пусть бы с ними посюсюкался…
Он перевернулся на бок и подтянул к животу ноги. Руками зацепился за стенку, сжал зубы и, качаясь, потихонечку встал. Перед глазами поплыло, и постепенно он сам начинал в этом плавать. А, значит, приноровившись, можно было и двигаться. Шагнул. Хотел пнуть лежавшую голову Фарадея, но передумал – лицо было всё же Валькино.
И тут он услышал звонкий голос. Кричали снаружи. Недалеко.
«Дииимка!.. Ты где?!.»
В груди аж подпрыгнуло. Пошатываясь, он доплёлся до окна. Выглянул наружу. И увидел, как… настоящий Валька Фарадей стоял на крыше легкового автомобиля, сразу на стоянке перед вокзалом, и отбивался своим мачете от двух ботов-сборщиков, круживших возле него внизу. Рубил им пальцы и пинался.
Ну, нет! Настоящего Вальку он не отдаст!
Сказать оказалось легко, и гораздо сложнее – выполнить.
По бесконечной задымлённой лестнице он спускался медленно, стараясь шагать через одну ступеньку. Кашлял и задыхался, и непослушная голова будто нарочно вращалась вокруг оси, желая его запутать. Дважды чуть не упал и вис на скользких перилах. А у выхода из здания не удержался и всё же грохнулся. Полз последние десять метров уже на четвереньках, гремя зажатым в пальцах ломом и толкая его вместе с руками перед собой.
Выбрался, наконец. Глотнул снаружи немного воздуха и, трясущимися руками цепляясь за дверь, поднялся кое-как на ноги. Сделал первый неуверенный шаг. Затем шагнул опять. И с каждым новым шагом переставлял ноги увереннее.
Через несколько мгновений, сцепив покрепче зубы и предвкушая боль, он взмахнул уже своей железкой и опустил её на голову боту. Валька самодельным мачете добивал сверху другого.
Спрыгнул с машины к нему.
– Кто тебя так? – спросил он, увидев его лицо.
Дмитрий нервно рассмеялся.
– Ты...
С пониманием, Фарадей кивнул головой. Ему не надо было объяснять.
– А Макс?.. С ним тоже… всё?.. А Саймон?..
– Ага… – ответил Дмитрий. – С обоими…
Стянул с плеча захваченную сумку.
– Тут два ноут-бука Макса и запасные батареи. Прихватил. Посмотри...
В принесённый «презент» Фарадей вцепился пальцами как чёрт кочергой в грешную душу. Заулыбался даже.
– Ого! – воскликнул он. – Немного полегчало!..
Даже приобнял аппаратуру.
– И что теперь? – глядя на него, спросил вслух Дмитрий. В конце концов, оба они ещё были живы. Валька в большей степени, он – в меньшей.
– У нас только один путь, – сказал Фарадей и ветер растрепал его волосы. – В поезд нельзя – навредим Гномику. Охота ведётся только на нас. Потому мы должны… выиграть эту игру.
Звучало превосходно. Нет, действительно хорошо, просто великолепно. Ведь как ещё могло это прозвучать, когда в стороне разгорался пожар до самых облаков, а небо само по себе потихоньку сворачивалось? Не надо вызывать пожарных. Скоро здесь всё потухнет само, пространство просто сожмётся.
– Сможешь вести машину? – спросил Валька, осматривая ту, возле которой стояли. Открыл её дверцу. – Я заведу, вроде настоящая. Со времён строительства тут осталась. Вокзалы и ж/д ветку начали строить давно.
– Смогу, – разлепил с трудом губы Дмитрий. Сплюнул изо рта кровь, которой в нём почти не осталось. – Буду сшибать столбы…
– Устраивает, – серьёзно кивнул Валька. Что-то поколдовал с пару минут, и – о, чудо! – двигатель завёлся. Ровно так загудел, будто совсем недавно работал. И пыли на приборной панели не оказалось. На зеркале кто-то прикрепил фотографию с Элвисом, даже не успела выцвести. Быть может, Макс на машине и разъезжал. Может быть, Макс на прощанье рокенролил и разъезжал вовсю на машине? На плазме у него крутился концерт с Элвисом. Медленно съедаемый болезнью, он вёл тут вполне полноценную жизнь, подрывая игру изнутри.
– Садись за руль, я скоро вернусь...
– Куда ты? – спросил Фарадея Дмитрий.
– Дойду до аптеки, пока не сгорела. Кое-что возьму для тебя…………………….
Шторм набирал обороты. Закручивался мощными вихрями и продвигался вперёд ненасытными воронками. Давно уже в его смертоносных клубах исчезли станция Синие Озёрца и все подъездные дороги. Собственно, и не жаль. Озёрца, в честь которых она была названа – их тут не существовало в помине. Как не было теперь и 22-го поезда, что за полгода похитил больше ста пятидесяти человек. Примерно столько же забрал в надпространство другой – фирменный 21-й, который теперь увозил Гномика в настоящую Москву. Ураган шёл медленно, словно никуда не спешил. Наверное, такой алгоритм уничтожения задал «пятый пассажир». Или же игра сопротивлялась до последнего, оттягивая свою кончину. В любом случае, не могло всё исчезнуть вот так – как если бы просто моргнуть глазами. Ибо строилось всё очень долго и тщательно.
Сначала физики нашли способ, как открывать объёмные надпространства. Биоинжениры и инженеры-экологи научились работать с материями. А затем появились люди, которым это стало нужно не для каких-то благих целей, а просто так. Потому что могли. Они и продвигали все дальнейшие исследования, поворачивали их, куда хотели, зарубали на корню, что не нравилось, от чего их предприятиям с банками не было большой выгоды. На их деньги и создали первую игру. Десять долгих лет шла большая стройка в раздвинутом надпространстве. Затем, когда запустили сырую игру, тестировали её пару лет на ботах. Лишь потом, когда обкатали, то для забавы и зрелищ появились настоящие люди. Их не надо было захватывать и отлавливать в городах, чтобы потом завозить сюда отдельно. Изначально разрабатывались поезда, которые занимались перемещением. И они перетягивали будущих жертв из реального мира в этот искусственный. Последний теперь погибал.
Грозно наступали смерчи апокалипсиса на человеческое творение. Шагали широко, уверенно и вальяжно, как сильные богатыри. Вырывали куски железной дороги и крушили с треском дома, роняли высокие столбы и большие деревья. Весь огромный лес корчевали, будто пололи грядку с морковкой. Земли и пыли с песком ввысь поднялось аж на целый километр. Однако вдалеке шёл фирменный 21-й поезд. И он успевал достичь Красных Землянок.
А ближе, почти у самой границы смерти и гибнущей псевдо-жизни, никак всё не могла успокоиться одна машинёшка. Маленькая и невзрачная, легковая. Она то вырывалась вперёд, петляя, то сильно вдруг отставала. Казалась, вот-вот смерч нагонит её, разжуёт и проглотит. Но, наконец, заправив на следующей станции бак, с двумя пассажирами впереди, она вдруг пошла в настоящий отрыв. Разогналась по ещё целой дороге и больше уже не сбавляла газа. Наверное, у тех, кто сидел внутри, был какой-то план на спасение….....
Автор: Adagor121 (Adam Gorskiy)
Место для Гномика (Часть 7/7)
Вспышка. Словно рогатая молния. Болезненная, колющая мелкими иголками прямо в зрачки и глазные яблоки. Будто в лицо направили сварку и долго держали, не позволяя сомкнуть веки. Так ярко не сверкал даже салют на центральных площадях в День Победы. И всё бы ничего, если бы времени был целый вагон. Пусть даже не вагон, а хотя бы дрезина, тележка или каталка из супермаркета, ручная корзинка, крохотный целлофановый пакетик. Но его не осталось ни чуточки. Конец этого мира неумолимо приближался к станции Синие Озёрца, а поезд, в который посадят Гномика, нужно было отпускать. Потому, услышав, сквозь тошнотворные визги клоуна, как двое «милиционеров» объявились у входа в игровую залу, Дмитрий напряг руку и дёрнул. Достал рывком из бока отвёртку. Вот тогда и увидел он тысячу звёзд с метеоритным дождём перед глазами разом. Чудом не закричал в голос. Не чувствовал, как вонзалась в бок, но хорошо ощутил, как из него выходила.
Отдышался. Взглянул на левую руку. Валька в поезде не стал вслух называть место, где в здании вокзала, по его мнению, прятался «пятый пассажир». Показал ему с экрана ноутбука возможные точки на втором этаже. Ручкой пришлось нацарапать на ладони на случай, если Фарадей не вернётся, и сборщики схватят его.
Нащупал в кармане зажигалку. Кажется, в кино это у всех выходило круто – прижечь рану огнём и при этом почти не поморщиться. Но по своим ощущениям понял превентивно – спаять раневые края по-тихому не получится. Поэтому поджог одноногому пирату ногу, решив просто устроить пожар. А сам, сжав крепко зубы, начал отползать, оставляя за собой кровавый след.
Двое сборщиков мух ртом не ловили. Едва появился дым и вспыхнуло пламя, поковыляли по прямой от дверей к горящему Джону Сильверу. Беглеца на месте они уже не застали, а след, оставленный на полу, закрыли собой надувные шары. Ими тут всё было устлано, как в праздничных комнатах для детей.
Держась за бок, Дмитрий поднялся на ноги, как только прополз по кругу через всю игровую залу. Лбом перед этим чуть не упёрся в размозжённую клоунскую голову. От слизи и крови, что натекли из бота, воняло прогорклым техническим маслом. Вот бы и ему такую, подумалось вдруг, искусственную, не настоящую. Тогда б в голове не кружились карусели и «вертолёты» не устроили площадку для взлёта.
То, как он вышел из залы, преследователи не заметили. Сами успели затеряться среди экспонатов, пока искали его следы на полу.
Не видели они и как Дмитрий спускался вниз, сидя на эскалаторе. Согнуться и сесть оказалось намного легче, чем потом распрямляться и вставать со ступеней.
Поднявшись, он бегло глянул наверх. Хотел убедиться, не шли ли за ним. И когда посмотрел, выдохнул с огромным облегчением. Ведущий вдоль прозрачного парапета коридор с игровыми залами был по-прежнему пуст, игрушки и персонажи стояли в нём безразлично неподвижно. С такой-то раной в боку уйти оказалось непросто, даже от сломанных ботов-сборщиков.
Шагнув со ступеней эскалатора, он медленно поковылял через просторный нижний холл, тот самый, с динозавром и воздушными шариками, Джеком Воробьём во весь рост и громадными рыжими клоунами. Двигаться к зданию вокзала длинной дорогой, через улицу, уже не рискнул. Взглянул только сквозь стеклянную стену на медленно н неотвратимо надвигающуюся черноту. Что же это, их «пятый пассажир», суициднуться тут решил вместе с проклятой игрой? Валька предупреждал, что сворачиваться всё начнёт именно с той стороны…
И всё же совсем без задержек у него не вышло. Когда преодолел две трети пути, высокий трёхметровый викинг, стоявший до этого, как статуя, неподвижно, обрушил вдруг на него сверху железный топор. При этом сам весь резко согнулся вперёд и дёрнулся. От сильного рывка оба его глаза вылетели, повисли на каких-то жирных красных соплях. Дмитрий же упал скорее от неожиданности: бот сильно промазал, топор до него не дотянулся. Оставил только на плитке длинную трещину. Более того, воин Вальгаллы выпустил рукоять из рук.
И тут взгляд упал на другие разбитые плиты. Отчётливо виднелись все сколы и борозды, от ударов всё тем же топором. Их было множество, а также – остатки застрявших в них волос: каштановых, рыжих, светлых и тёмных, женских, детских, мужских. Сколько ж бездушные твари убили народу. Здесь, на Синих Озёрцах, и на других станциях по ходу следования поезда…
Рухнувший викинг попытался поднять ослепшую голову, но у него не вышло. Только натужно засипел, пуская пузыри и розовые слюни. Выдохнул изо рта, как паровоз, технический пар, после чего быстро сник. Не сдюжил. Начал подыхать, издавая утробные стоны.
– Что?.. Погрустнело?.. – спросил Дмитрий злорадно. – Так-то оно…
Пальцами дотянулся до топора и подтащил к себе. Опробовал сначала ладонью рукоять: шершавая и ухватистая, как раз по его руке. Но когда приподнял целиком, ойкнул и тут же выпустил. Тяжеловат оказался инструмент, с раной в боку с таким не управиться…
В следующий же миг он едва успел откатиться. У бота-викинга внезапно лопнуло брюхо по шву, и из утробы, весёлой озорной гурьбой, полезли синюшные внутренности. Хорошо, что у пола, видимо, был лёгкий наклон, вся смрадная масса сместилась в другую сторону. Туда же и потекло тягучими лужами жидкое. А в вылезших наружу кишках копошились длинные толстые черви. Надо же, оказывается, мог гнить и созданный мир, искусственный…
Поднялся кое-как, и снова пошёл. Совсем уже близко маячили впереди заветные двери. Вероятно, через них и попадали в здание вокзала, что б не обходить снаружи улицей. Обернулся, глянул. Сверху вовсю валил сизый дым, сборщики где-то застряли в залах, не появились. Зато внизу, в том месте, где разлёгся «уставший» викинг, у одного из четырёхметровых клоунов из пасти вдруг потекла слюна. Тоже, как оказалось, бот. Хорошо, что и он сломался. Иначе бы стащил его ещё со ступеней эскалатора, такими-то длинными как садовые шланги ручищами. Клоун этот, с неописуемо горьким выражением лица, размалёванного под Джокера, провожал его злым и тусклым скорбным взглядом. При этом издавал горлом тихий зловеще-урчащий звук. От такого умильного мурлыканья по спине побежали мурашки размером с собаку. Воистину был жестоким ум, сотворивший эту игру ради утех сильнейших. Гореть ему в аду – не перегореть. Не в выдуманном виртуальном, а в самом настоящем, с чертями, котлами и прочими перлестями…
Перед переходом из торгового центра в здание вокзала Дмитрий остановился. Перевёл дух. Это были первые непрозрачные двери. Как в сказке оказались открытыми – только толкнул, и сразу вошёл. Зацепил рукой с пола ещё один огнетушитель, будто нарочно кто-то для него оставил.
Затем, увидев пожарный шкаф, вернул огнетушитель на пол и отворил дверцу, вытащил оттуда топор. Тот самый, что при пожаре был призван крушить двери и окна, намного легче и манёвренней, чем здоровенный боевой, как у дохлого викинга. Дмитрий не помнил, видел ли такие топоры в реальной жизни, но в голливудском кино они висели на стенках всюду, и выручали каждого угодившего в затруднительную ситуацию героя. Иногда, правда, попадали в руки маньяков, но сразу появлялся Брюс Уиллис, отнимал у психа топор и им же убивал его. Оружие незаменимое и безотказное! Чуток, правда, показался тяжёлым. Но это уже его самого шатало от кровопотери, скрадывавшей остатки сэкономленных сил. Сейчас даже вилка с ножом могли показаться в тягость, ел бы за столом одними руками. Ничего. Потерпит. Главное – поднять и, роняя, ударить с силой. Все боты на Синих Озёрцах стали слабыми и медлительными.
Короткий коридор-переход между зданиями закончился. Однако сразу открыть последние двери и войти внутрь вокзала он не решился. Руки дрожали, и не в одной кровопотери было дело. Следовало постоять немного, успокоиться. Вот же сволочь – отвёртку всадил! Исподтишка! Обидно-то как, аж злость накатывала…
Продышавшись, Дмитрий собрался с духом и сделал шаг.
Но едва вошёл в открывшиеся двери зала ожиданий, то чуть не вскрикнул от боли. Пришлось сразу резко рухнуть на скользкий пол, и сделать это плашмя. Через весь зал в длину, от стенки до стенки, рядами стояли мягкие сиденья, возвышалось с десяток опорных колонн и торчали обычные стенды с рекламой. За всем этим можно было легко укрыться, и сейчас он видел, от кого. Вдоль левой стены, что всеми своими выходами и окнами до потолка смотрела на привёзший их поезд, шагало сразу четверо сборщиков-милиционеров. Пока они шли спиной к нему, и увидеть его появления не успели – сам первым упал, как только заметил угрозу.
А едва животом и локтями коснулся пола, увидел лежавшего поблизости Саймона. Тот разместился под соседней секцией с сидешками, и поглядывал оттуда печальным коровьим взглядом. Чуть оба не влипли, вовремя успели спрятаться. Саймон, видно, лежал тут давно, а он, вот, заполз только что.
Мысль о зажигалке вернулась снова. Конечно, при таких церберах на вокзале прижигать рану было крайне опасно. Как пить дать, заорёт в голос, и никакие кляпы не помогут. А ещё, чего доброго, потеряет сознание, и окажется на время беспомощным. Делать, однако, было что-то нужно, под рёбрами изрядно намокло. Кровь не хотела останавливаться и тошнотные качели в глазах постепенно усиливались.
То, что с Саймоном тоже могло оказаться что-то не так, он понял ровно через секунду, когда повернулся к нему лицом, и они во второй раз встретились взглядами. Всмотрелся в него внимательней. Всем видом друг по несчастью теперь походил на настоящий манекен или музейную фигуру из воска. В глазах застыли мольба и страх, а губы и щеки смотрелись бледнее той плитки, на которой оба лежали. Слабо шевелящийся рот будто пытался что-то сказать.
Сжав зубы и прикусив губу, Дмитрий выкатился из-под своей секции сидений и бесшумно подполз к товарищу. Лишь вблизи разглядел, что в правом боку парня торчала такая же отвёртка. Не иначе, как боты ограбили магазин «Всё для Дома». Только засела она намного глубже, почти по рукоять. И Саймон, поддавшись чувствам, от страха так округлил глаза, будто пытался их из себя выдавить.
– Как же… вы меня понесёте?.. – прерывисто произнёс он. – Вы же понесёте?..
– Шшшшш… – успокоил его Дмитрий, приложив к губам окровавленный палец. – Вытащим как-нибудь. На простынях…
Где же их тут взять, эти простыни... У самого рана в боку была ненамного лучше, но он хотя бы держался и мог передвигаться самостоятельно. Вся их ситуация ухудшалась на глазах. За всю свою жизнь в деревне Дмитрий не ввинтил отвёрткой ни единого шурупа. Всё больше – молоток да гвозди, рубанок, топор, лопата, вилы, грабли. А тут их обоих «пришурупили». Да так ещё ловко…
– Где все? – тихо спросил он бледного, как отжатый творог, рок-басиста.
– Валька успел… – произнёс Саймон. – Панель переставил… Скачет по крышам вагонов… Преследуют… А Соня… Соня сбежала…
Словно молотом по голове ударили.
– Сбежала?.. Куда?.. – не понял Дмитрий и приложил свою руку поверх руки Саймона, помогая прижать ему рану.
– До поезда… с ботом она дошла… – затрачивая неимоверные усилия на каждое слово, продолжал говорить Саймон. – Но испугалась чего-то … Вырвалась и побежала назад…
И тут он её сам услышал. Милиционеры, удалявшиеся от них, приближались к дальнему углу зала ожиданий. И в этот миг девочка подала оттуда голос. Заплакала.
Дмитрий откатился от Саймона и подобрал оставленный топор. Сам едва не крича от боли, пополз дальше, пролез под двумя параллельными секциями сидений и выглянул между крайним рядом и смотрящими наружу витринами.
Сонечка сидела на полу. В самом дальнем углу, вжалась в него спиной и уткнулась лицом в ладошки, локтями упёрлась в коленки. Четверо же подходивших к ней «милиционеров» остановились рядом.
– Почему ты здесь одна, девочка? – спросил её один из ботов монотонным безразличным голосом.
Плач Сони стал только громче.
Но даже сквозь слёзы, выкрикивая по одному слову, она отвечала так, как её научили:
– Я… жду… родителей…
Молодец!.. Девочка заревела протяжней, однако, такой ответ ботов-милиционеров устроил. И, очевидно, устраивал уже не в первый раз. Человека они в ней не чувствовали, Валькин чип на её крохотной ручке работал. Просто реагировали на картинку с ребёнком, которых в поезде среди ботов было тоже немало, и подошли проверить. Она ж тут была одна.
Постояв немного, все четверо медленно развернулись и каким-то странным демаршем пошагали вдоль витринной стены обратно. А сквозь огромные окна зала было видно, как в пятидесяти метрах от вокзального здания их 22-й фирменный поезд тронулся и тихо покатил вагоны туда, откуда на станцию надвигалась штормовая тьма…
Ещё три раза у него на глазах уходили и возвращались обратно в угол Сони те четверо «милиционеров». И делали это как заведённые. Вот прицепились, суки бездушные! От сбоя в системе игры у них «закольцевался» этот проверочный алгоритмом. Всякий раз задавали ей свой вопрос, и получали на него ответ. Пока девочка ещё держалась, непонятно как, но всхлипывала судорожно всё громче и громче, приступами, уже и не плакала. А Дмитрий лежал беспомощно на полу и ничего не мог поделать, кроме как наблюдать. Болью всякий раз отдавалось в боку, когда он в бессильной злобе сжимал рукоять топора. Даже против замедленных ботов, от которых сам отличался теперь немногим, выстоять одному шансов не было. Саймон неподвижно лежал неподалеку, и время неумолимо отсчитывало минуты. Пока, наконец, в следующий обход что-то не изменилось.
Трое из ботов неожиданно повернули на полпути своего маршрута. И шагнули вдруг в сторону центрального выхода – тех самых дверей посередине, через которые Соня, Саймон и Валентин Иванович попали сюда. А четвёртый отстал от них у дальнего выхода, «застрял» почти рядом с Соней. Глупо как-то подвис там в пространстве и начал топтаться на месте, чем напугал ребёнка только больше. Рёв маленького Гномика быстро возобновился, откуда-то на плач у Сони появились новые силы. И это было даже на руку. Не будет слышно шагов.
Дмитрий дополз до раненого басиста. Хотел предупредить, что скоро вернётся, но… предупреждать оказалось некого. Какая-то счастливо-безмятежная улыбка застыла на лице несчастного Саймона. И быстро тускневшие глаза светились последней радостью. Такой неподдельной и настоящей! Наверное, играл свой первый концерт. Не только мир этой игры начинал нестись по глубокой «борозде» стремительно, но и их собственные жизни вместе с планом на спасение угодили в ту же колею...
Цинично, но отвёртка, решил Дмитрий, Саймону больше не понадобится. Тем более в его боку. Он вытащил её оттуда с трудом. Тело не хотело отдавать инструмент, и когда доставал, то чувствовал, будто вынимает из собственной плоти.
Затем встал на ноги и пошёл. Ощутил, как в воздухе появился запах свежего дыма. Пожар, который он устроил в торговом центре, набирал свою силу. Тогда как у него они стремительно заканчивались.
Сонечка заметила его, когда он оказался довольно близко. И Дмитрий взмахнул рукой. Вогнал в глаз развернувшемуся к нему и попытавшемуся тянуть руки «милиционеру» отвёртку. Упал вместе с ним и втыкал в него остриё снова и снова, пока тот не перестал шевелиться.
Отполз от него в сторону, прислонился спиной к ближайшим сиденьям. Попытался улыбнуться и даже подмигнул незаплывшим глазом Гномику. Глупо было стараться развеселить таким вот странным образом перепуганного насмерть ребёнка. До этого за ней всегда смотрела Леся, после неё развлекал несчастный Саймон. А сам он едва ли два раза воды принёс и еды из ресторана. Да, кстати – спас ещё на Красных Землянках! Но только вся эта предыдущая возня сойдёт скоро на нет, если Соню не посадят в 21-й поезд…
– Ты посиди чуть-чуть, Гномик, я сейчас… – насколько можно мягче попытался сказать он Соне.
Обрывок какой-то грязной тряпки лег между зубами. Крутанулось колесико зажигалки, и показалось пламя. Больно, не больно, а нужно было останавливать кровь. И раз разом он прижигал свой бок горящей тряпкой и огнём зажигалки, пока перед глазами не поплыло и не затошнило до рвоты.
Остановился. Сплюнул несколько раз, отдышался, прокашлялся. Бросил зажигалку на пол и на коленях подполз к Соне. Сел уже рядом с ней, усмехнулся нервно и коротко. Подобрал валявшуюся бутылку воды, которую сам для неё и снаряжал, сделал несколько громких глотков. Затем осторожно приобнял девочку за маленькую головёнку со смешно заплетёнными косичками-бубликами. И как только коснулся волос пальцами, Соня вдруг вся прильнула к нему, цепко обхватила ручонками шею, и плакала на нём тихо, но уже без остановки. Он же давал ей время успокоиться, просто молча сидел и смотрел вперёд.
– Страшно?.. – спросил Дмитрий Соню, погладив по волосам. – Не бойся… В поезд нужно вернуться обязательно. Доехать на нём до конца, до Москвы. А мама и папа встретят тебя на вокзале…
Врать было совсем не стыдно. На что-то другое времени не оставалось. Рану он прижёг хорошо, но это всего лишь отсрочка – лучше не станет, но хуже не случится. Трое милиционеров снаружи сохраняли подвижность и бродили туда-сюда, но сквозь отражающие стёкла витринных окон не видели их внутри вокзала. Да и им с Соней всё равно нужно было на другую сторону. На сторону, выходившую к путям, где на крайнем из них всё ещё ждал 21-й поезд. Неизвестно, как задержал его отправку их невидимый друг. Завалов из снега сделать, вероятно, у него не получилось, на Синих Озёрцах всюду стояло лето. Потому нужно было спешить. Пространство рушилось, и тьма стала ближе ещё на пару-тройку километров.
– Я боюсь… – всхлипнула Соня, не желая отрываться от его плеча. – Поедем со мной. Я не хочу ехать с добрым глупым дядей…
– Не бойся, – успокаивал ее Дмитрий и всё гладил и гладил по голове. – Мама и папа тебя заждались, ты должна ехать…
Затем, привстав на колени, он оторвался от Сони и поднялся на ноги. Сунул отвёртку в карман и сообщил девочке, что отойдёт недалеко. Вернулся в другой конец зала за брошенным топором. Там задержался ненадолго и постоял над распростёртым телом Саймона, после чего закрыл ладонью бедняге глаза.
А когда шёл обратно за Соней, то на нужной им стороне вокзала увидел сквозь стёкла, что сборщиков ходило снаружи не меньше шести-семи. Странно, что до сих пор никто из них не вошёл внутрь. Наоборот, последние сами покинули здание, бродили теперь у стоянки с авто, но с другой стороны. Вероятно, желали отловить их на улице, или совсем в голове программы перепутались. Войди они сюда все разом, девять-десять ботов с обеих сторон, уйти от них было б тяжело. Наверное, даже невозможно.
– Пойдём, – позвал он за собой Соню. И взял её за ладошку.
Бот, который лежал до этого неподвижно рядом с последней секций сидений, выкинул вдруг резко вверх руку. Соня от неожиданности взвизгнула. Как долго сборщик там находился, Дмитрий не знал, они лишь проходили мимо него, не заметили сразу. Только и успел почувствовать, как другая уже отвёртка вошла ему в ногу.
Присев резко, ударил лежавшего бота кулаком по виску. Ударил второй раз, третий, четвёртый, после чего тот перестал двигаться. Рывком выдернул из своей ноги инструмент, упал на пол, и пока не начал истекать кровью из другой раны, сорвал с себя майку, перетянул ей туго икру. Выдохнул. Вот же нежданчик…
Взглянул затем сквозь окна наружу. Кивнул девочке и показал пальцем, что б постаралась не реветь, а двигалась за ним молча. Поднялся и доковылял с горем пополам до витринных окон.
Как и в торговом центре, фасадные стены зала ожиданий, смотревшие на поезда в обе стороны, были сплошь из стекла и тоже тонированы. Потому лбом он прильнул к витрине без опасений. Увидел и пересчитал всех снаружи, тогда как его самого видеть они не могли. Да и рассмотреть по-другому уже не получалось – в глазах начинало скакать и двоиться. Картинки бытия распрыгались, будто резвящиеся в траве кузнечики.
– Ну, надо же!.. – выдохнул он вдруг от удивления.
Точно так же, как подпрыгивали перед его глазами картинки этого мира, слева впереди, на втором вагоне 21-го поезда, скакал и прыгал, защищаясь своим мачете, Валька.
Панель, как сообщил Саймон, Фарадей переустановил. Только вниз с вагонов спуститься пока не мог. Двое ботов с разных сторон пытались подобраться к нему по верху, заходили одновременно сзади и спереди. Ещё двое поджидали со своими полосатыми дубинками-зебрами внизу. Не все они переставали функционировать одинаково, эти были ещё достаточно бодры и Вальке приходилось туго.
Правее, прямо напротив них, в седьмом вагоне, на ступеньках растерянно стоял Валентин Иванович и всматривался в их сторону – в сторону вокзала. Валька его перепрошил, но бот, вероятно, не знал, как поступить, если ребёнок, с которым он должен был ехать, вдруг от него убежит. Вниз на перрон он не спускался, но и назад в вагон тоже не уходил. И это было хорошо, нужно было воспользоваться случаем. Шестеро ботов усердно топтались возле здания вокзала рядом, между центральным и левым выходом, напротив третьего вагона. Нужно было только их немного отвлечь, чтобы Гномик беспрепятственно доковылял до седьмого к Валентину Ивановичу. И, конечно же, убедить её саму на вокзал не возвращаться.
Вот только как это сделать, Дмитрий не знал. С родной племянницей из-за её малых лет они почти не общались. А других детей он видел только на улице, в магазинах и… рейсовых поездах. Будь эти поезда все неладны, вместе со шпалами и машинистами!
– Гномик… – подозвал он к себе Соню, которая стояла в сторонке, не всхлипывала, а обнимал сама себя за плечики, смотрела сквозь окно и будто ничего не видела. Он даже успокоить её толком не мог – кто б самого его успокоил после смерти Саймона!, – наоборот, опять оставил где-то в стороне, тогда как должен был не отпускать руки и держаться всегда рядом. Не так же, как он – молчит, не пищит, и хрен с ней, уж ладно!..
– Сонечка… – назвал он её по имени, как называла мама. Съехал по окну плечом, что б не напрягать пресс, и опустился на одно колено. Он видел, что так делают взрослые, когда уговаривают совсем маленьких деток. Нарочно становятся ниже ростом, дабы завоевать доверие и говорить на равных. Гномику доходило семь, но она и вправду была мала, как настоящий сказочный гномик.
– Соня… – произнёс он ещё раз.
И тогда она повернулась. Затравлено посмотрела с трёх шагов, скуксилась, заплакала опять и подбежала к нему. На глазах у неё происходило чёрт те что, попробуй объясни ребёнку, что добрый дядя Дима убил не людей, а двоих злющих-презлющих ботов. Наверное, каким-то своим детским чутьем она понимала, что её защищали, помнила, как куда-то исчезли её родители. Иначе б не подошла к нему во второй раз и не уткнулась зарёванным личиком в шею.
– Гномик… – вздохнул Дмитрий, слушая беспрестанные всхлипывания. – Давай поиграем?..
Он заговорил тихо. Как будто вспомнил сказку, которую слышал от своей учительницы в первом классе. И вспомнил все её неповторимые интонации, бархатный завораживающий голос, добрый и тёплый взгляд. Её им хотелось слышать много и долго, весь класс любил Надежду Константиновну. И когда она говорила, все замирали, слушая на продлёнке её восхитительные истории.
– Ты выйдешь через главный выход, – показал он на него Соне рукой, другой продолжая гладить по голове словно котёнка – лучшего успокоения для неё Дмитрий не придумал. – А я – через крайний слева… Только я выйду первым. И когда все начнётся, ты побежишь. Побежишь так, как никогда в жизни не бегала… Будто за спиной выросли крылья… Помнишь про крылья?..
Соня всхлипнула громче, сглотнула. С Лесей они говорили про крылышки за её спиной, чтобы она улетела с проклятого поезда.
– Ты улетишь на них, и ни разу не обернёшься… Этот маленький Гномик понял меня?
– А ты?.. – рыдания назревали в её глазах, голос дрожал.
– Я за тобой… Обещаю.
И Сонечка… она оказалась настоящей умницей. Он никогда ещё не встречал таких смышлёных детей, а, скорее, просто к ним не присматривался. Всего-то нужно было пожалеть её и обнять, прежде чем отправить в поезд с незнакомым дядей. И обмануть, что уже утром она сможет увидеть родителей. Отвёртку, убившую у неё на глазах таких же двоих, что уводили маму с папой, Соня сжимала в ладошках крепко как волшебный меч. Он ей отдал её, сказав, что та из настоящей сказки. С таким оружием в руках маленький Гномик стал непобедим. Храбро он отправился к дверям центрального выхода. И ждал, пока «главный полководец» не выйдет наружу первым, не положит начало сражению. Так они договорились выиграть эту войну…
Двери наружу открылись. И Дмитрий шагнул, спрятав за спиной пожарный топор.
– Я заблудился!.. – громко прокричал он, выходя через левый выход из здания вокзала.
Все шестеро ботов повернули к нему головы. Увидели сразу, что он человек. Но пока не нападали, стояли будто в недоумении.
– Родители ушли… Я не знаю, что делать, – продолжал он нести ерунду, проверяя, как отзовутся на это боты. Прежде давно бы уже набросились, как тогда, в поезде. Но сейчас их реакция затормозилась. Программы прошивки, дававшие сбой в погибавшем пространстве, заставляли перебирать их всевозможные ответные коды, и делалось всё это крайне медленно. Чёрное же небо постепенно приближалось, а метеоритный дождь сверкал теперь ярче, чем ночью. Скоро он доберётся сюда вместе со всей чернотой. Вот тогда и начнутся адские пляски!
– Мне нужно вызвать такси, у меня кошелёк украли… Собака дома осталась одна, акции банка выросли до небес… – говорил он ботам без остановки. И видел в то же время, как Соня неслась по дорожке к перрону крылатой ласточкой. Она не сдержала данного слова и раз обернулась, взглянула на него мельком. Но он был рад, что с толку её больше ничто не сбивало. А когда двое ботов сообразили, отсеяли чушь, которой он потчевал их издыхающие процессоры, Дмитрий достал из-за спины топор. И сам, не дожидаясь атаки, бросился на них словно взбешённый тур.
– Риэлторы опять обманули!.. – с задором крикнул он напоследок, нанося удар тому, кто первым подскочил к нему с полосатой палкой.
Сбить с ног успел только одного. Разнёс ему ударом голову надвое. А дальше из рук вырвали топор, когда подключились остальные пятеро.
Безоружным надолго не остался. В ладонях, из кармана, появился острый штырь, который выломал из сиденья в зале ожиданий. Боты сначала повалили его, но Дмитрий быстро вырвался и вскочил. Вонзил своё орудие одному в живот и, обхватив его руками, вместе с ним налетел на огромную хрупкую витрину вокзала.
Звон стекла – и они ввалились в заполнявшийся дымом зал ожиданий. Торговый центр справа пылал вовсю и огонь перебросился на вокзальную крышу. Биоботам дым не казался вроде ядовитым. Но и так хорошо – в его пелене можно было укрыться.
Дмитрий продвигался осторожно между рядами и видел, что преследовавшие его были дезориентированы. Отступал по большой кривой, оглядывался, чтобы не упасть. Першило в горле и старался не закашляться. Скоро из-за разбитых окон весь дым на время рассеется. Пока пожар не проникнет внутрь по-настоящему.
А когда он сделал круг и снова оказался на улице, вышел через другие двери, увидел, что Сонечка была уже на руках у Валентина Ивановича. Дверь так и не закрылась в вагоне за ними – не было проводницы. Но поезд тронулся, и Гномик с ботом покидали тамбур. 21-й состав уезжал от настигавшей его с горизонта темноты. Валька же, как истинный джедай, продолжал размахивать мачете на крыше второго вагона, сражаясь с последним из наседавших сборщиков. Может, и ему ещё фортанёт, придумает что-нибудь и спасётся тоже…
В шею ударили со спины. Снова уронили на шершавый асфальт. Дмитрий откатился от ударов ногами и, резко встав на ноги, зарычал. Взревел, будто раненый тигр, начал кромсать их штырём направо-налево. Набрасывался свирепо, получая со всех сторон тычки, падал, вставал, и сам наносил в ответ удары. И под конец, когда силы оставили, рухнул в последний раз.
Физической боли он не ощущал. Удары градом сыпались сверху, но не было больше ни сил, ни желания, ни воли от них закрываться. Поезд набирал ход и увозил Гномика в настоящую Москву, далёкую, красивую и родную. Скоро эта затянувшаяся песня с игрой в Другой Мир закончится навсегда. Даже если «пятый пассажир» разрушил надпространство не полностью, за дело возьмутся другие и довершат.
Вот, перед кем на самом деле стало ему неудобно – перед этим загадочным «пятым». Не дал ему насладиться триумфом падения игры до конца, поджёг ж/д вокзал, где тот, возможно, и прятался, с Валькиных слов. На разбитые губы напросилась даже неловкая виноватая улыбка…
Вот, перед кем на самом деле стало ему неудобно – перед этим загадочным «пятым». Не дал ему насладиться триумфом падения игры до конца, поджёг ж/д вокзал, где тот, возможно, и прятался, с Валькиных слов. На разбитые губы напросилась даже неловкая виноватая улыбка…
А ещё было жаль нелепого и безобидного пьяницу Саймона. Не отыграть ему свой первый концерт на стадионе. Да и последний, к слову, тоже. По крайней мере, выступит он не там, где собирался…
По небу между тем скользили тысячи длинных огненных струй. И разноцветные их следы больше не исчезали. Они застывали словно на огромном полотне, родившись из-под кисти невидимого художника-великана. Хороший же выдался прощальный салют, величественный, красивый. Запомнить бы такой навсегда…
Чучух-чучух, чучух-чучух, чучух-чучух…
Чучух-чучух, чучух-чучух…
Чучух-чухух…
Ччшшуууххх…………….................................
Раскрыт внешний вид нового поезда "Аврора"
«Трансмашхолдинг» раскрыл, как будет выглядеть поезд «Аврора» в своей современной реинкарнации.
РЖД заявили, что до конца года на линию Санкт-Петербург – Москва вернётся поезд с легендарным именем «Аврора».
Легендарная «Аврора» курсировала между Санкт-Петербургом и Москвой с 1963 по 2010 годы. Новая «Аврора» будет двухэтажной, что позволит за раз перевозить более 1 тыс. пассажиров между двумя столицами за 5,5 часов.
В составе поезда будет 15 двухэтажных вагонов: с местами для сидения стандартной и улучшенной компоновки, штабной вагон с местами для пассажиров с ограниченными возможностями здоровья, СВ, вагон-бистро.
Обычные посадочные места будут иметь функцию поддержки спины и оборудованы индивидуальными розетками, портами USB и Type-C для зарядки мобильных устройств, а также откидные столики и подножки.
Также в «Авроре 2.0» будут вагоны с местами для сидения улучшенной компоновки: там можно будет отрегулировать наклон спинки кресла, а также развернуть его на 180 градусов.
Но и это ещё не всё!
В новом поезде будут вагоны с двухместными купе, оборудованные ТВ-экранами
Ваше мнение по поводу дизайна высказывайте в комментариях!
Готовы к Евро-2024? А ну-ка, проверим!
Для всех поклонников футбола Hisense подготовил крутой конкурс в соцсетях. Попытайте удачу, чтобы получить классный мерч и технику от глобального партнера чемпионата.
А если не любите полагаться на случай и сразу отправляетесь за техникой Hisense, не прячьте далеко чек. Загрузите на сайт и получите подписку на Wink на 3 месяца в подарок.
Реклама ООО «Горенье БТ», ИНН: 7704722037
Место для Гномика (Часть 6/7)
Он лежал на крыше вагона и наблюдал за пригородом, пока поезд тихо сбавлял свой ход, приближая их всех к долгожданной развязке. Уже рассвело. Не так стал заметен дождь из огней на востоке, если это, конечно, был восток. Ориентироваться тут можно было только на солнце. Но настоящее ли оно? Может, просто прорисовка игры. А, может, и отражение того, большого солнца, направленное из их мира сюда. Этого он не знал.
Ещё вчера Дмитрий удивлялся, почему вдруг сдал экзамен на «пять», когда знавшие предмет лучше завалили его или выжали только на «четыре». Потом задавался вопросом, куда подевались все из вагона, а вместе с ними и их проводница. Ведь на Красных Землянках они с Гномиком заскочили с перрона в тамбур, и женщина за их спинами просто взяла и пропала… Куда? Всего лишь осталась на карте, где ей было место – в вагоне, полном ботов-людей.
Они же шагнули на другую. И передвигались по ним, потому что могли, не будучи частью этой игры. Странно, что до сих пор не попали на ту, где остались их вещи. Наверное, их просто забрали. И чемоданы родителей Гномика, и его спортивную сумку, с подарками для друзей и бабушки. Родителям он собирался купить презенты чуть позже, уже присмотрел их, немного не хватило денег. Ждал после сессии стипендию, всё сдал на «отлично», и новая выплата будет повышенной…
«В этом и суть: никто не знает, что попадает в ИГРУ. Но думает, что в этом ИНОМ МИРЕ правил существует, как в нашем – бесконечное множество…» – врезались в память слова Фарадея.
Последнее, что он сказал перед уходом. А теперь пробирался по крышам к локомотиву. Дмитрий всё ещё видел его спину вдалеке, когда поднимал голову, – Валька полз только вперёд. Этот ни за что не отступит. Не какой-то боец или жёсткий спортсмен. Физик, математик, танцор, музыкант, КВН-щик. Неужели наборы генов героев настолько вдруг изменились? В опциях Вальки было ещё и вязание длинным крючком: на четвёртом курсе, когда Дмитрий сам был на первом, Валентин всех рассмешил – участвовал в конкурсе вместе с девочками. Связал, кажется, шарфик с носочками. Чего уж смешного, вытаскивал теперь их зад раз за разом.
«А если узнают? Что это игра. Ведь мы же узнали…»
«Именно, – хлопнул по плечу Валька. – Вот она и есть, вторая лазейка отсюда – узнать, понять, что это игра! А у каждой игры есть правила. Их перечень ограничен программой. И если их выучить, можно попробовать выиграть. «Пятый» об этом знает, и нам не сказал. Не хочет или не может отсюда уйти. Но мы уйдём сами, и выведем его …»
Надежда. Вот, чего никогда не терял Фарадей. Дмитрий, когда несколько минут назад вдруг начал от всего случившегося приходить в тихое отчаяние, просто взглянул на щупленького жилистого Вальку, поправляющего на носу очки. Вспомнил затем про Гномика, про в большинстве своём безобидного и беспомощного Саймона. Тогда и устыдился минутной слабости. Справился с панической атакой и приготовился действовать. Только всем вместе, сжать зубы и делать! Иначе Гномик никогда не увидит Москвы, в которой села на поезд с родителями. А у них и подавно не будет шанса…
Насчёт же выиграть… Что и лукавить, жить-то очень хотелось. Знать бы ещё правила этой игры. Если Валька в них и разобрался, то возможности обговорить их по-настоящему у них пока не было. И, вероятно, не будет, пока не свернётся надпространство вместе с игрой. Пускай хотя бы вернётся с панелью и установит её на другой поезд, на 21-й, куда посадят Гномика с ботом. А там уже вместе что-нибудь попробуют, будет ещё, что к старости вспомнить…
Вот и Синие Озёрца. Издали походило на тихий пригород или большой рабочий посёлок. Надо же, целые дома, и много, по четыре и пять этажей! А, может, только их видимость? Прорисовка игры? Поезд сильно замедлился, но минут через пять, без опозданий, он будет на показавшейся станции.
Вокзал на Озёрцах располагался между ветками путей посередине. И представлял собой огромное двухэтажное здание, из белого кирпича, с подобием торгового центра рядом. То, что было внутри этого центра и отчасти в здании самого вокзала, Валька и назвал «аттракционами», а ему самому о них рассказал «пятый пассажир». Некоторые из похищенных людей, дотянувшие до этой станции в поезде, закончили своё существование в них. Так развлекались невидимые играющие. Сборщики-милиционеры доставляли жертвы к аттракционам, и вот там начиналась настоящая охота на живых. Игровое сафари – единственное верное и жестокое слово и суть.
Дмитрий, сидя с разбитой головой в вагоне-ресторане, думал ещё тогда, что все обречены. Если они в игре, то ничего не спасёт: большой брат повсюду, он видел их и наблюдал. Но, выяснилось, что есть и слепые зоны, и прочие недоработки игры: легко перепрошиваемые боты, пустые зоны у границы надпространства, иные лазейки. Всё, что сделано было одними, другими может быть так же понято.
К тому же, как начался большой системный сбой, запущенный «пятым», в игру больше никто не вступал. Функционал её стал примитивней, и боты следовали дозволенному набору алгоритмов на картах. А разработчики тем временем пытались всё дистанционно исправить. Именно потому у последних людей, приехавших на поездах-сборщиках, появился хоть какой-то шанс, зародилась надежда выбраться. Как это было жестоко – оставить игру саму по себе, зная, что она продолжает забирать людей. Вот почему «пятый пассажир» оставался здесь – чтобы прекратить это сафари навсегда, своими глазами увидеть гибель бездушной игры. Иначе поток людей из реального мира не прекратится. Игра никогда не наестся. Нет чувства голода – нет ощущения сытости…
Однако, пора было и спускаться. Наверх, на крышу вагона, он вылез через окно, вслед за Валькой. Что они успели проговорить с Фарадеем за полчаса внизу и здесь, на крыше – то и проговорили. Саймон присматривал за Гномиком, Валентин Иванович должен был выполнять любые указания и не отставать, быть вместе с Сонечкой, а сам Дмитрий стал направляющим и отвлекающим. Каждому досталась отдельная роль.
Станция Синие Озёрца была не очень удобной: от перрона до здания вокзала плюхать было метров пятьдесят. Это если по прямой, минуя все обходные дорожки, через обширную зону стоянки машин и вокзальной торговли.
Ещё пятьдесят метров, пройдя через сам вокзал, шагать затем до 21-го поезда. План Б гласил о том, что вокзал-таки можно обойти: с правой стороны или со стороны торгового центра слева. Но на открытой местности соперничать в беге с ботами-милиционерами было не очень разумно. Пробовать обходные пути собирались лишь в крайнем безвыходном случае. Валька бывал на этом вокзале, как и на всех других. И пришёл к пониманию, что «пятому пассажиру», раз он покинул поезд и объявил создателям игры войну, легче всего было укрыться в одном из закутков огромного здания. Слепых зон в нём должно было быть предостаточно – они были частью игры и долей интриги. Несколько из них Валька сумел вычислить. Дмитрий только и успевал ручкой разрисовывать себе ладонь, пока Фарадей объяснял ему. Слепые зоны могут пригодиться, когда будут пробираться к 21-му поезду…
Ну, всё-всё. И вправду хватит. А то опять начинало потряхивать и в висках застучали молоточки. Лежать и размышлять, настраивая себя на успех, можно было бесконечно. По крайней мере, до конца существования этого мира или до завершения самой игры. Теперь – только вперёд. Иначе будут пролежни.
Дмитрий подтянул тело руками с середины к краю крыши, и осторожно спустился через окно обратно внутрь вагона. Ещё пара минут, и можно будет действовать.
Саймон с Соней на руках, которая молчала и больше не хотела говорить, и Валентин Иванович уже ждали его. С ботом-старичком проблем не будет. Внешне в нём вроде ничего не изменилось, по-прежнему был доброжелателен и очаровывал скромной интеллигентной улыбкой. С этой улыбкой он и хотел сначала выманить его из поезда при первой их встрече. Сулил ему телефон, чтобы с него он дозвонился до Вальки, а сам подталкивал зайти за здание вокзала. Мол, лучше ловит связь. На всех станциях «аттракционы» начинались где-то там, в вокзалах или рядом. Как раз в местах, где поджидала смерть.
Зато теперь полезность Валентина Ивановича стала предельна проста – бот, он и есть бот. Даже боты-милиционеры не сообразят, что деда не должно быть на пустой без других пассажиров-ботов карте – у них в голове такое не прописано. Просто примут за своего.
«Часы» Фарадея с чипом-глушилкой сидели уже на руке у маленькой Сони. Вот её одну могли остановить. Даже с такими часами. Потому что ребёнок должен всегда находиться со взрослыми. Валька это выяснил, когда покопался в голове Валентина Ивановича, подключался к ней через порт на затылке. Просмотрел стандартные для ботов социальные установки. Успел заодно сделать дубль инструкций для деда, чтобы Соня нормально добралась до Казанского вокзала. Вот же будет заварушка, когда она доедет. Ведь она будет не одна, бот-Валентин Иванович тоже пройдёт с ней через «выход» в надпространстве. И оба сойдут на вокзале в настоящей Москве. Валька даже злорадно усмехнулся, потирая от удовольствия руки. Случится настоящий прорыв в науке! Созданный биобот попадёт в руки учёных, а игра и подобные ей миры перестанут быть тайной всесильной элиты…
Потом, прежде чем уйти, Фарадей надел на себя вторые часы с чипом. Работали плохо и батареи должно было хватить едва ли на тридцать минут. Это был риск – заставить внезапно с помощью созданных чипов исчезнуть сразу двоих, его и Гномика. «Пятый» обещал «потерять» в системе лишь одного и про второй чип не знал – Валька его тогда ещё не активировал. Но будет ли так внимательна система игры, когда сама была на грани краха и гибели? Собственно, выбор был у них невелик, без этого риска всё остальное имело мало смысла. Валька должен был незамеченным пробраться вместе с панелью на другой поезд и установить её там. Повезёт, если в кабине управления 21-го никого из ботов не окажется. В их, 22-м, одному из них Вальке пришлось отчекрыживать голову.
А как только установит панель, переключит её на переход в их мир за станцией Красные Землянки, тогда этот чип ему станет не нужен. Таков был их план. С кучей непостоянных деталей, но все же он был.
– Ты как – готов? – спросил Дмитрий Саймона, получившего запрет на алкоголь и державшего в руках раздобытый в купе проводников двухлитровый пакет томатного сока.
– Угу, – ответил тот.
– Тогда пошли! – сказал он им всем. Точно так же, как пару минут назад заставлял себя спуститься с крыши вагона, что б приступить к предпоследнему раунду.
Поезд протяжно зашипел и смачно чихнул. Дёрнулся в последний раз, заскрипев колёсами, после чего остановился. Вчетвером они вышли в тамбур вагона. Проводницы там не было и выход открыли сами. Карта игры оказалась без людей. То, что и было нужно.
Первым со ступеней выглянул бот. «Пусто», – сообщил Валентин Иванович, не заметив сборщиков в белом снаружи.
Тогда все четверо соскочили на перрон. Бот взял Сонечку за руку, и вместе они, от путей, направились к массивному зданию вокзала станции. Двинулись краем площади с пустыми такси, мимо осиротевших киосков и пункта находок. Валентин Иванович и Гномик устремились по длинной дорожке, наискосок, не привлекая к себе внимания. Даже если увидят сборщики, на них никак не отреагируют – взрослый и ребёнок шагали вместе.
Дмитрий же с Саймоном остались. Шмыгнули сначала на рельсы, под поезд, и двинулись низом, что б вылезти на перрон чуть дальше. Оттуда намеревались рвануть к вокзалу напрямую. Из их четырнадцатого вагона бежать было далековато, и длинной дорогой, как у Сони с Валентином Ивановичем, могло не выйти. «Милиционеры» оккупировали большую часть поезда, потому до нужного седьмого идти пришлось под составом. Оттуда уже пулей полетят к главным дверям, которых у здания вокзала всего было четыре. Пока на перроне, к счастью, не появилось ни одного «жандарма в царской форме». И было по-утреннему зябко. Едва ли не холодней, чем на крыше вагона, когда они подъезжали к станции. Кажется, на этом участке безлюдной карты стоял ранний август или самый конец июля – на месяц позже, чем в их настоящем мире. То-то рассвет задержался на целый час.
Зато повсюду дышало зеленью лето. И снега не наблюдалось ни с одной из сторон состава…
Первое, что сделал Дмитрий, когда оказались под седьмым вагоном, – отобрал у Саймона сок. Прошёл с ним метров на десять дальше, открыл там пакет, высунул из-под поезда руки и выдавил на асфальт до последней капли. Такое пятно увидят издалека. И только так Валька сможет понять, что все они вместе на той же карте. На других картах «кровавой» лужи не будет.
– Ну, что, пора? – тихо и беспрестанно ныл в ухо Саймон, когда они снова были вместе и выглядывали из-под поезда как из окопа. Двери по прямой были от них всего метрах в сорока. Но Валентин Иванович и Соня до здания ещё не дошли. Их дорожка огибала маленькую вокзальную площадь, и двигались они теперь через узенькую и короткую аллею с тополями. Скоро должны были оказаться на месте. Шли как две уставшие черепашки.
– Пусть зайдут в двери… – сдерживал басиста голосом Дмитрий. Всё-таки надо было взять коньяк, со своей соской во рту Саймон был намного спокойней. Целый месяц плавал на драккаре с зелёным змием и синими парусами. А тут ему вдруг: «Сушите, сударь, вёсла!».
Радовало другое. Перрон был будто вымершим, ни одного сборщика-милиционера не появилось до сих пор. И когда Валентин Иванович завёл, наконец, Сонечку в здание вокзала, вырвался вздох облегчения.
– Пора, Саймон… – дал Дмитрий долгожданную команду басисту.
А в этот же миг, слева и не очень далеко от них, от первого вагона с локомотивом, Валька Фарадей припустил трусцой. Он побежал в том же направлении, куда собирались они. Только намеревался обогнуть здание вокзала, чтобы оказаться напрямую у 21-го поезда. Руками Фарадей крепко обнимал панель управления. Как заяц настоящего дёру дать он не мог, поскольку панель была только одна. Излишняя спешка, как известно, частенько доводила до худого. Уже хорошо, что первый же их план, нацарапанный наскоро «на коленке», начинал постепенно работать.
Выскочили с Саймоном из-под поезда. Вскарабкались на перрон. Сразу сорвались в лошадиный в галоп.
Но радость от первого успеха улетучилась мгновенно. Словно из-под земли слева появились двое «жандармов». Возможно, спрыгнули с их же поезда, вагона из третьего или четвёртого. И так же, неспешной трусцой, понеслись за ничего невидящим Валькой. За живого издалека могли его и не принять, но пожелали, очевидно, проверить, увидели глазами бегущий куда-то объект.
На слова времени не было. Дмитрий, для убедительности, крепко сжал на бегу плечо Саймона и подтолкнул его в сторону здания вокзала.
– Чеши, не оборачивайся!.. – негромко напутствовал он его и получил в ответ испуганный кивок.
Потом пронзительно свистнул, и на свист обернулись сразу трое – Валька и два преследующих его «милиционера».
– За мной, задроты!.. – крикнул он последним двоим. – Мне водить!..
После чего со всех ног припустил в сторону здания вокзала, но сильно правее – туда, где его подпирал боком «торговый центр».
Если б не такое короткое расстояние, то, понимал Дмитрий, шансов у него никаких бы не было. Он видел уже, как Саймон забежал в заветные двери. И теперь «басист-манекен» был предоставлен сам себе. Валентина Ивановича и Соню, если преследователи вдруг забегут внутрь, никто не тронет. А вот Саймону следовало от них укрыться. Он знал это и был проинструктирован на подобный случай.
Валька Фарадей между тем, обернувшись ещё раз, продолжил свой путь, но бежал теперь заметно резвее, на пределе осторожности, с их единственной панелью в обнимку. Не важно, что хотели от него «милиционеры» – просто проверить документы или Валькин чип-глушилка сдох и выдал в нём живого бегуна. Главное, что оба сейчас неслись уже не за ним, а за Дмитрием. И пытались отрезать его от крайнего входа в торговый центр.
Хрен ряженый обоим в руки! Три последних скачка – и Дмитрий первым влетел в эти двери.
Спешно огляделся. Долбанный аттракцион был отнюдь не метафорой. Горы цветных воздушных шаров, огромные клоуны высотой в четыре метра, два викинга ненамного ниже, в рогатых шлемах и с железными топорами. Большущий зубастый зелёный динозавр возвышался над всеми стоявшими в холле экспонатами. Очень похожий на него, но сильно крупнее, тенью прошагал сегодня ночью в озябшем лесу недалеко от Каменных Выселок. Не хватало ещё увидеть здесь других ночных призраков – летающих птеродактилей.
Посреди всего этого восторга, на второй этаж поднимался эскалатор. И лестница его исправно двигалась. Справа наверху шли офисы и бутики, а влево, видимо, уходило продолжение аттракциона. Там оно занимало аж две стены и всякого-весёлого глаза увидели в два раза больше! Клоуны, фигуры зверей, черепашки-ниндзя, супермены, Дональды, Микки, Гуфи – длинный широкий коридор был сплошь заставлен только ими. Игрушки во весь рост имитировали обычных посетителей, и настежь были открыты двери во все игровые залы. Таким быть должен праздник для детей! Стать бы снова ребёнком, чтобы попасть в такое веселье на час. И чтобы чудо это оказалось без подвоха…
Дмитрию хватило мгновения, чтобы, окинув взглядом, оценить все шансы. Сразу шагнул к эскалатору. Внизу особо не спрячешься, слишком много открытого пространства, невзирая на расставленные тут и там экспонаты. Фасадная стена здания, через которую он влетел в торговый центр, была почти вся из стекла. Но если снаружи оно отражало, то теперь изнутри было видно всё, что происходило на улице. Уже на эскалаторе, попутно прихватив с собой тяжёлый огнетушитель, он обернулся, и видел, как двое милиционеров подбегают к дверям. А от горизонта, широкой необъятной полосой, к их станции приближалась густая чернота. Всё походило на движение ненастья в сторону Москвы, и шторм надвигался по ж/д путям. Он был в каком-нибудь десятке километров от Озёрец. Однако сквозь витрины всё представлялось так, будто клубами по земле стелился чёрный туман и с аппетитом пожирал этот мир в надпространстве.
Внизу хлопнула дверь. Дмитрий не видел, а слышал её, потому что сам уже взлетал по эскалатору на последние ступени. На миг обернулся. И быстро понял, что глаза на улице не обманули – ещё снаружи показалось, будто что-то вокруг неуловимо изменилось. Двое преследовавших его увальней-милиционеров начали двигаться медленней. Один из них подволакивал ногу, другой обеими наступал как-то странно – выбрасывал перед собой далеко вперёд.
Более того, челюсть у первого показалась сильно перекошенной. Либо им обоим хорошо наподдали, и игра не успевала их восстанавливать, либо всё обстояло намного хуже. На последнее намекала чернота необычной бури – таким образом в их надпространстве «ломался» горизонт. Тогда, вероятно, всё потихоньку выходило из строя, включая агрессивных сборщиков, и начинало порхать по «борозде».
Стало даже любопытно, что будет со всей этой стройкой – железной дорогой, станциями, поездами. Сдавит как прессом и всё порушится? Строили многое здесь, на месте, лет десять эту брешь в пространстве заполняли дутым смыслом, готовили место для игры. Ничего. Если только выберутся отсюда, Фарадей во всем разберётся. Уж он-то разъяснит.
Поколебавшись миг, Дмитрий свернул налево. Нечего было делать справа, в офисах и бутиках. А вот среди персонажей Дисней-лэнда и прочих вымышленных миров спрятаться показалось легче. Затеряться среди них, обмануть двух неуклюжих ботов, и лететь стремглав обратно, к тем, кто от него всецело зависел и ждал через стенку его возвращения, в здании вокзала рядом.
О том, что он выбрал «лево», пришлось пожалеть довольно быстро. Один из клоунов, стоявший в коридоре к нему спиной, вдруг развернулся, открыл зубастый рот и, пропустив сначала мимо себя, довольно шустро похромал за ним следом. Успел его изрядно напугать.
А во второго клоуна Дмитрий едва не врезался сам. Хорошие борцовские навыки позволили среагировать огнетушителем – шарахнул с размаху по плешиво-рыжей голове.
Чвакнуло. И одновременно брызнуло в лицо чем-то похожим на кровь. Осознание того, что даже игрушки здесь были ботами, радости не добавило. Взгляд упал сразу вниз, сквозь прозрачный парапет – на шестиметрового динозавра на первом этаже. Тот, хорошо, пока не проявлял интереса к происходящей над ним беготне. Если и он окажется ботом, с зубами размером с две ладони, наступит полный трындец.
Коридор закончился и в лоб выросла стена. Налево был тупик.
Тогда он ввалился в детский зал справа, заставленный игровыми персонажами. Прямо в серёдке с улыбкой стоял большой Скуби-Ду. Щерился собачьим оскалом до ушей и в клятвенной дружбе тянул к нему лапы.
Внутри залы Дмитрий развернулся лицом к двери. Пригнувшись низко, попятился от неё задом. Глазами он своих преследователей пока не видел и просто пытался затеряться среди экспонатов. К счастью, большинство из них оказались игрушечными. Два клоуна только были ботами, но внутрь залы пока не зашли – оба застряли у входа снаружи. Один корчился и ползал по кругу с разбитой огнетушителем головой, другой начал реветь и заунывно подвывать. Пытался, вероятно, нагнать страху голосом. Надеялся выманить прятавшегося от него беглеца.
Вот как погибали здесь пассажиры поезда. Были насмерть затравлены ботами. И крепкий дух смерти всё ещё витал тут, в этом зале. Ни с чем не перепутать запах гниющей плоти. Наверное, плохо вычистили. Что-то где-то осталось лежать после последней бойни, и быстро завоняло. Запахов биоботы не различали.
Справа пошевелилось. Боковым зрением Дмитрий уловил грубое движение. Оказывается, прятался он тут не в полном одиночестве. Вовремя успел выбросить руки, потому что один из «милиционеров», затаившись, сидел здесь же рядом, на полу. Либо этот бот был совсем поломан и просто не мог стоять, либо услышал его шаги. Присел и поджидал потихоньку. Один его глаз был сильно заплывшим и из века что-то сочилось навроде бордового гноя. Бот зашипел неприятно ртом, когда кулаком ударил в бок, но получил в ответ удар по затёкшему глазу.
Странно, но дальше драться ни с кем не пришлось. «Милиционер-сборщик» после удара в глаз завалился на спину. Выпустил воздух, как сдувшийся шарик, раскинул широко в стороны клешни и быстро затих.
Рука же Дмитрия скользнула вниз к животу. Сперва он не почувствовал, но такого долгого остаточного ощущения после удара быть не должно. Опустил голову. И глаза увидели, а пальцы одновременно нащупали торчавший из тела предмет. Сучий «жандарм» всадил в бок отвёртку….....