В Пушкине появилась литературная студия для начинающих фантастов, где будут обсуждать тонкости жанров фантастики и фэнтези, развивать писательские навыки и пить чай.
Художница и писательница Ирина Кикина вместе с Пушкинской центральной библиотекой открыла литературную студию «Это фантастика!» На первом занятии с начинающими писателями поговорили о целях работы студии.
Кикина отметила, что занятия подойдут как тем, кто пишет «в стол», так и тем, кто хочет публиковаться, а также тем, кто любит читать фантастику и фэнтези. Возраст – от 12 лет. На занятиях будут пить чай, развивать писательские навыки, обсуждать тонкости жанра, выполнять задания.
Сама Ирина пишет фантастику более десяти лет, вдохновением для нее служили тексты Кира Булычева и Джоан Роулинг. Кикина окончила институт журналистики и литературного творчества в Москве, посещала мастер-классы преподавателя Виталия Бабенко. Благодаря участию в конкурсе «Электронная буква» опубликовала первую книгу в издательстве ЭКСМО.
В июле 1891 года в журнале The Strand Magazine был напечатан рассказ Артура Конан Дойля «Скандал в Богемии» — формально второе появление Шерлока Холмса в печати, но именно с этой публикации принято отсчитывать всемирную славу гениального сыщика.
Мы перечитали статьи и письма Конан Дойля и выяснили, откуда взялся Шерлок Холмс и зачем он понадобился своему создателю.
1 У меня была идея создать детектива, которого никакое преступление не могло бы сбить с толку и который был бы готов к любой чрезвычайной ситуации. Но это не детективная, а приключенческая повесть.
2 Шерлок Холмс — это литературное воплощение моих воспоминаний о профессоре медицины Эдинбургского университета, который ставил диагнозы людям, как только они входили, до того как они открывали рот. Он сам рассказывал им об их симптомах, подробности их жизни — и почти никогда не ошибался.
3 Его выдающаяся способность к дедукции временами проявлялась весьма театрально. Он мог обратиться к какому-то незнакомому человеку со словами: «А! Вы военный, сержант, служили на Бермудах. Как я это узнал, джентльмены? Он вошел в нашу комнату, не снимая головного убора, как следовало бы в санитарной комнате. То есть военный. Слегка властный вид в сочетании с возрастом говорит о том, что он был сержантом. Небольшая сыпь на лбу свидетельствует, что он был на Бермудах: такую сыпь можно подцепить только там». Так у меня появилась идея Шерлока Холмса. Шерлок совершенно бесчеловечен, у него нет сердца, но он обладает прекрасным логическим интеллектом.
4 Большая ошибка считать, что люди жаждут чего-то простого и приятного, что не оставит в них никакого следа. Они хотят сложных вещей, которые оставят в них след. Именно поэтому мои детективные истории стали такими популярными.
5 Детективная история — это форма эскапизма, но в то же время это способ изучить темную сторону человеческой натуры.
6 Поиск убийцы — это, по сути, головоломка, и читателю должны быть даны все подсказки, необходимые для ее решения, но не так много, чтобы решение было очевидным.
7 Идеальный детективный рассказ написать невозможно. Тип ума, который может породить идеально продуманную ситуацию, это не тот тип ума, который может превратить ее в художественный рассказ.
8 Мир полон очевидных вещей, которые никто не замечает.
9 Я устал от его имени. Я не могу пройти по улице без того, чтобы ко мне не обратились «мистер Холмс». Женщины падают из-за него в обморок, мужчины дерутся, а меня от него тошнит.
10 Жизнь безумнее всего, что когда-либо изобрел человеческий разум. Мы бы никогда не осмелились бы придумать вещи, которые являются банальными деталями нашего существования. Если бы мы могли подняться ввысь и оттуда посмотреть на человеческую жизнь со всеми ее странными совпадениями, случайными и намеренными пересечениями, удивительными цепочками событий и так далее, художественная литература показалась бы нам ужасно скучной.
11 Если бы я не убил Шерлока Холмса, я убежден, что он сделал бы это со мной.
12 Люди относятся к моим детективным историям как к простым приключенческим книгам, как если бы это была литература для мальчиков. В то время как я действительно стремился нарисовать точные типы живших тогда людей и потратил на это много труда и стараний, которые до сих пор совершенно не оценены критиками.
13 Я не могу представить себе рассказ о Шерлоке Холмсе без доктора Ватсона. Он — идеальный фон для Холмса, и его присутствие придает рассказам глубину и человечность. Без него Холмс был бы просто машиной, лишенной эмоций и сопереживания.
14 Насилие и правда оборачивается против насильника, и преступник обязательно попадет в яму, которую роет для другого.
15 «Подрядчика из Норвуда» я бы поставил на первое место во всей серии за тонкость и глубину. Возможное чувство разочарования в конце вызвано лишь тем обстоятельством, что никакого преступления совершенно не было, и поэтому читатель чувствует себя обманутым, но есть причины, по которым в некоторых историях можно обойтись без преступлений.
16 Когда вы избавляетесь от всего невозможного, тогда все, что остается, каким бы невероятным оно ни было, должно быть правдой.
17 Мои занятия медициной дали мне хороший опыт наблюдения и дедукции, который я позже применил в работе. Создавая Шерлока Холмса, я опирался на свой опыт врача и знание человеческой анатомии и психологии.
18 По капле воды хороший логик мог бы сделать вывод о возможности существования Атлантики или Ниагары, не видя их и не слыша ни о том, ни о другом.
19 Вся жизнь — это великая цепь событий, природа которых становится известна всякий раз, когда нам показывают хотя бы одно ее звено.
20 Как и все другие искусства, наука дедукции и анализа — это та наука, которой можно овладеть только путем долгого и терпеливого изучения. Но жизнь недостаточно продолжительна, чтобы кто-либо из смертных смог овладеть ею в совершенстве.
В 1938 году произошла неожиданная встреча двух выдающихся личностей - художника Сальвадора Дали и модной дизайнера Коко Шанель. Они сели на перекуре и провели время в увлекательном общении.
Желаете узнавать больше удивительных историй и видеть уникальные фотографии, подобные этой? Присоединяйтесь к нашему телеграм-каналу 'Биографии Прошлого' и не упустите ни одной увлекательной истории.
Великолепный был план, надёжный, как швейцарские часы... И где же мы тогда могли ошибиться?
Конечно, произошедшее на данный момент совсем не укладывается в моей голове. Но, по крайней мере, за меня все уже решили умные головы, в то время как сейчас я просто выполняю задачу спасения человечества из этой запутавшей нас временной ловушки. Осталось лишь начать отсчёт...
**********
Всё произошло пару лет назад, когда околоземные телескопы зарегистрировали загадочные фиолетовые вспышки на небольшом (по галактическим стандартам) расстоянии от Земли. За вспышками, о которых даже не успели рассказать всему миру, последовало еще более необычное событие: радарная сеть дальней космической связи зарегистрировала всплеск радиосигналов с настолько сильной интерференцией, что расшифровка полученных сообщений стала не то что практически невыполнимой, а полностью невозможной, не говоря уже о хоть каких-то попытках различить хотя бы отдельные фрагменты сигналов. Затем космическое пространство взыграло вновь яркими вспышками красно-фиолетовый оттенков и резко наступило зияющее молчание. Радиосигналы исчезли столь же внезапно, как и появились, словно ничего и не произошло.
Началось что-то невероятное... Хотя я и наблюдал за миром лишь через экран телевизора, находясь в затворках космической лаборатории, но волны возмущения и недоумевания быстро пронеслись по всей планете. Особенно сильными они стали после публикации изображения странного объекта, оставшегося после второй волны вспышек, который удивительно напоминал космический корабль.
Мнений было очень много. Одни утверждали, что это иные цивилизации с других планет, другие же предсказывали наступление ещё одного апокалипсиса, в то время как третьи привязывали к этому представителей масонов, рептилоидов и даже почему-то русских...
По ТВ тогда начали говорить, что по расчётам учёных сам объект находится на линии апекса нашей солнечной системы и неизбежно, хоть и медленно, начинает приближаться к нам. Мир затаил дыхание, трансляция наблюдения за космическим судном велась 24/7, строились теории одна круче другой. Но... Время шло, пролетали недели, а неопознанный объект всё так же продолжал медленно плыть в космическом пространстве, при этом не оставляя никаких следов тепловой активности. А про сильный, как в дальнейшем оказалось, радиоактивный след корабля вообще старались не говорить. Нечего лишний раз народ волновать, и так хватало поводов для сплетен.
В то же время на международной арене решалась судьба этой загадочной аномалии... Были поставлены перед выбором две альтернативы: уничтожить объект до его приближения к Земле из-за большой опасности столкновения, или же организовать миссию для захвата и транспортировки судна на нашу планету с целью последующего исследования во благо всего человечества.
Решение было принято удивительно быстро, особенно когда всемирно известный миллиардер выступил в качестве гаранта и спонсора экспедиции по транспортировке корабля. Он установил всего лишь одно условие - инопланетный корабль не должен принадлежать ни одной конкретной стране. По его мнению, мир и так находился на пороге ядерной войны, и он не желал, чтобы это судно стало источником ещё большего напряжения между ядерными державами.
Подготовка к миссии и сама транспортировка "неопознанного дрейфующего объекта" велась чуть больше года. Сам корабль было решено "приводнить" в Тихом океане, при этом власти Китая настойчиво предлагали в рамках единой цели пригнать свой плавучий полигон для защиты человечества от возможных опасностей, если всё же с судном пойдёт что-то не так. Это был огромный плавучий остров, диаметр которого достигала полтора километра. Его защитным покровом служил энергетический купол, надежно оберегающий его как снаружи, так и изнутри.
По прибытии на Землю, первые кадры доставленного корабля вызвали шок: это был огромный серебристый космический корабль с явными признаками повреждений. Из правой стороны его корпуса выглядывал более мелкий корабль, окрашенный в темно-синий цвет. Казалось, словно они каким-то образом переплелись и слились друг с другом, нарушая все законы физики. Такой несбалансированный корабль был полностью непригоден для преодоления даже планетарной гравитации, не говоря уже о возможности совершать космические перелеты.
Дальнейшие события начали принимать просто стремительные обороты. Невероятные сенсации шли одна за другой. Сначала удивил Китай, объявив, что плавучая платформа одновременно является трехмерным сканером, и китайские власти очень сильно настаивали на его использовании перед расконсервацией корабля. Затем энтузиасты и канспирологи сумели на фюзеляже серебристого корабля найти еле заменую, почти стершуюся надпись "U.S.A". Что сразу началось... И официальные заявление властей США, что это секретная разработка Америки под руководством НАСА, и что прежние договоры теперь анулированы, так как это не инопланетный корабль, да и вообще, не должен Китай совать свои руки в чужие разработкам.
Китай в свою очередь объявил, пусть США забирает свое, но перед этим объяснит, каким образом на их судне в кабине пилота был обнаружен практически невредимый скелет,полностью состоящий из полимерных материалов? Не нарушает ли Америка свою же доктрину, запрещающую выращивание клонов? Да и вообще,темно-синий корабль принадлежит Китаю, на него уговоров никаких не было. Да, мы запустили внутреннюю ОС корабля. Да, там шифровка. Да, она похожа на китайский. Нет, надписи U.S.A там не было. Остальное - без комментариев.
Так что на счёт скелета они попали в самую точку. Это всё, что осталось от такого же как я. Мы - лучшие солдаты, которые выдерживают нечеловеческие перегрузки и погодные условия. Хотя нас постоянно учат называть друг друга братьями, но мы все - клоны. Не имеем имён, лишь порядковые номера, не имеем человеческих слабостей, находясь в искусственном теле, не имеем себя, выполняя любые приказы... Живые роботы в человеческом обличии.
Так началась великая гонка. Мы, как будущие пилоты межзвездных кораблей, сразу же оказались в самом эпицентре подготовки. В этой роли от нас требовалось совсем немного: следовать приказам, запоминать все инструкции и научиться справляться с нештатными ситуациями. Как работают двигатели и особенности их функционирования - это уже забота ученых. Мы лишь знали, что солнечная система вращается вокруг центра галактики, а наши корабли, будучи особенными технологическими машинами, способны создавать своего рода просвет в пространство-времени. В зависимости от координат, заданных во встроенном компьютере, эта "дыра" меняла текущее местоположение корабля в пространстве-времени. Главное - верно рассчитать нужные параметры и координаты. Если ошибиться в расчётах, то ты или безнадёжно отстанешь от солнечной системы, или же будешь ждать, пока она тебя нагонит, всё просто. И почему же та катастрофа произошла так недалеко от Земли?
Сам процесс испытаний был увлекательным: корабли только отделялись от площадок запуска, как их точная копия мгновенно появлялась в околоземной орбите из фиолетового пролома. Таким образом, результаты были видны ещё до начала самих испытаний. Однако с каждым разом испытания становились все более сложными и иногда даже неудачными для участников. Оказалось, что ни одно живое существо не может перенести такое резкое перемещение данного разлома. Это заставляет меня все больше верить, что нас создали именно для этого. В то же время Китай выбрал другой путь - они активно начали использовать беспилотные системы, которые были полными копиями того темно-синего корабля.
План руководства был довольно прост - достигнуть места первого крушения двух кораблей, попытаться связаться с "нашим" судном из будущего, предупредив его о неминуемой гибели. Если ничего не получится, то зафиксировать все происходящее и вернуться в настоящее время, чтобы сообщить руководству о произошедшем. Всё оборудование подготовлено, всё рассчитано и тысячу раз перепроверено. Не было никаких рисков в этой миссии. Так думали многие, однако, всё пошло не по плану...
– 415-й, это база! Ответьте! – 415-й на месте! Слышу вас хорошо. – Как обстановка? – Готов провести прыжок. Все системы в норме. – Подтверждаю, 415-й. Готовься к прыжку. Сделай всё возможное, солдат! Собери данные и вернись обратно для доклада. – Будет сделано, сэр! – Удачи, сынок. – Начинаю обратный отсчёт. 3...2...1...
Окружившая корабль пульсирующая энергия окутала меня волной ярких искр и фиолетового сияния. Мгновение непрерывного напряжения и вуаль реальности расщепляется перед моими глазами. Мир вокруг оказался настолько нестабильным и фрагментированным, словно меня поместили в вакуумный психоделический калейдоскоп. Кости трещали, словно хотели вывернуться наизнанку. Глаза готовы вырваться из орбит, разбрызгав своё содержимое по и так небольшой кабине моего корабля. На секунду я подумал, что очень рад своему искусственному телу.
А дальше всё пошло как в замедленной съёмке... Яркая вспышка света, и внешний мир снова охватывает меня, возвращая к нормальной реальности. Но что-то было не так. Одновременно с моим появлением, в такой же разрушительно яркой вспышке, охватываемой окружающее пространство, появилась полная копия моего корабля, несущегося мне на встречу... Страх захлестнул меня. И в безудержной попытке связаться с ним, я вдруг ощутил дикий писк в ушах. Пилот второго корабля пытался сделать тоже самое! Радиоволны, отражаясь друг от друга из-за разломов в пространстве, начали искажаться. Каждая отраженная волна становилась все сильнее и проникала в мои уши, словно злобный хор невозможных звуков. Моя голова была охвачена болью, и я попытался сжать их, чтобы остановить эту пытку, но лишь почувствовал тёплые липкие струйки, которые медленно текли по щекам и руках. Не может быть, я сам же стал причиной катастрофы? До столкновения остались считанные секунды, я не успею отойти от курса. Всё кончено.
И тут раздался взрыв! Не веря своим глазам, я с ужасом наблюдал, как полная копия моего корабля мгновенно сминается в крохотный шар, словно попав в эпицентр чёрной дыры. И лишь тогда я краем глаза увидел, как рядом со мной из ещё не полностью закрывшегося портала стреляет гравитационными снарядами маленький тёмно-синий корабль. К чёрту на возмущения гравитации, к чёрту на расстояние от кораблей, к чёрту на возможную нестабильность портала, к чёрту на регламент безопасного прыжка... Надо. Доставить. Доклад.
Сверкнула новая вспышка и на границе моего затухающего сознания возникала лишь одна мысль, бешено стучавшая набатом в моём умирающем мозгу. Выжить! Выжить! Выжить! 3...2...1...
**********
Этой ночью орбитальные телескопы зафиксировали серию вспышек фиолетовых оттенков, происходящих в районе созвездия Геркулес. Подробная информация об их природе или происхождении пока неизвестна. Проводятся дальнейшие исследования для выяснения причин и их возможного влияния на окружающие объекты.
Великолепный был план, надёжный, как швейцарские часы. Настроить запуск системы регенерации органических тканей после глубокого анабиоза по отпечатку пальца. Это юмор такой или проверка? Зато эндоскелет, подарок от компании покорителям газовых гигантов, в полном порядке. А что может случиться с танталовым сплавом здесь, вдали от Земли, ведь его назначение справляться с агрессивными средами вроде венерианской атмосферы.
На экране тускнеет желтоватое изображение ядовитого спутника Сатурна -- Титана, внешние камеры усиливают отраженный от планеты свет далекого солнца. Адское место, под стать созданиям вроде меня, на Земле таких не станут держать. И правильно сделают. Тотальное изменение физиологии непредсказуемо, от человеческого тела остаются лишь спинной мозг, пара полушарий и модифицированные глаза. Жуткое ощущение -- нестерпимая жажда напоминающая огненную боль. Из-за нее подопытные маргиналы либо сходили с ума, либо в приступе слепой ярости непоправимо калечили себя. Никакой управы и контроля, пока биотехнологи не догадались использовать безобидного интеллектуала с неизлечимой болезнью. Так во второй раз на свет появился я. Лишь одного технологи не учли. Капнув организм поглубже, можно высвободить кое-что скрытое под культурными наслоениями, что-то по-настоящему истинное -- сокровенную животную сторону биологической жизни. Темную и кровожадную по человеческим меркам. Яркую и совершенную по меркам природы.
Желтоватые отблески с экранов освещают танталовый череп. Мой новый череп. Я вижу его через камеру, подключенную к корабельному цупу. Мое сознание надежно укрыто и продублировано в электронной начинке корабля. Уже хорошо, есть за что зацепиться, но это не главное. Главное -- выжить, продолжить существование и борьбу. И упиваться ею -- как же мало я знал о себе раньше.
Но что тут у нас, давай-ка посмотрим по сторонам, оглядимся. Вот электронными сполохами поступают в цуп данные от различных систем, камер и датчиков. Вот память, полная ярких светящихся ячеек. А это центральный процессор, гудит всеми ядрами, щелкает и щелкает переключателями, прямолинейный и ограниченный как кофеварка, кто там боялся ИИ? А вот и защищенная часть системы, она спит и едва мерцает в ожидании правильного кода, вернее правильной последовательности импульсов. Пробуем пощупать -- не пускает. Потому что надежно закрыта от цупа, ведь адекватно оценить обстановку и подать команду сумеет только пилот. Так-так, а как же непредвиденные ситуации? Поглядим. Ага, вот и цепь питания, шипит переполненная холодной энергией, и тут же вторая -- дублирующая. Отключаю первую -- внутренности корабля моментально накрывает черная тень, и снова повсюду вспыхивают огоньки индикаторов, напоминая рождественскую иллюминацию. Дублирующая цепь включается, и корабль продолжает жить. А что будет, если перекрыть сразу обе? Первая цепь скорее всего в приоритете, и цуп просто перезагрузится. Но на доли секунды все порты будут открыты. Тут, главное, не отключиться самому. Но живое имеет одно преимущество, старые религии всегда были правы, воля и выбор -- та самая суть жизни.
Я начинаю впитывать все импульсы из системы, мой блок нагревается и система охлаждения начинает гудеть как кипящий чайник. Ничего, в космосе и не такое бывает, выдержит. Температура доходит до предела, я весь свечусь, вернее излучаю тепло, свет, рентген и только одному Эйнштейну известно, что еще. Словно падший радиоактивный ангел. Вернее освобожденный. Ну что же, теперь я блокирую обе цепи, и тут же все провода и волокна корабля превращаются в темные угольные провалы, совершенно пустые, с прохладным вакуумом внутри.
Быстрее света часть меня проникает в систему регенерации и квантовым скачком замыкает тумблер. Затем я отпускаю цепи питания. Корабль вздыхает и оживает, кабина вновь покрывается огоньками десятков разноцветных индикаторов.
Великолепный был план, надёжный, как швейцарские часы. Ведь, что могло пойти не так, спросите Вы. Да, всё! Начиная с этого чертового опыта и заканчивая неудачным столкновением с осколком старого корабля. Когда я наконец смог извлечь его из обшивки своего корабля то увидел на нем какие-то красные буквы, на непонятном для меня языке. "Видно судно старой эпохи", подумалось мне в тот момент. Я вернулся на корабль, отключил скафандр и отправился в лабораторию. Там, меня ждал прерванный сигналом тревоги, эксперимент по переносу сознания в компьютер корабля. До этого уже были удачные опыты на нескольких крысах и горилле. Сегодня я планировал рискнуть и создать маску своего сознания. Я уже ввел нужные данные, подготовил все приборы и даже начал перенос. Потом резкий удар, сирена и сообщение о критической пробивки обшивки. "Чёрт, бы побрал эту старую развалюху!". С досадой я швырнул обломок, что все это время держал в руке, на пол. "Меньше светового года прошло, как финансирование моего проекта прекратили, а корабль уже разваливается." Но, что я мог поделать? И так всю валюту, что получал с других грантов, вкладывал в исследование. А это было крайне мало. Неудивительно, что мне пришлось, из-за поломки одного из генераторов, отключить силовое поле. Я сел в кресло и пристегнул аппарат к телу. Тонкие трубки опоясывали меня - они были подключены к целой системе разных блоков и проводов. С тоской я оглядел эту неприглядную груду различных приборов. "Мда, такое на общее обозрение не представишь - засмеют". Потянувшись к одному из рычагов, я запустил процесс переноса повторно. Могли ли приборы пострадать при тряске? Или же, интеллект человека оказался более сложным для моей программы. Неважно. Я оказался перенесен в систему. А мое тело осталось сидеть пустой оболочкой, окутанной проводами, в мягком кожаном кресле. Шли годы. Я наблюдал через камеры, как оно иссыхает, обнажая кости. Попытки вернуться в человеческую оболочку оказались безрезультатны. И в какой-то момент это перестало меня тревожить. Появилась новая проблема - корабль...
7 ноября исполняется 110 лет со дня рождения французского писателя, драматурга и философа Альбера Камю, утверждавшего, что жизнь бессмысленна, но это не повод опускать руки.
Любимец женщин, похожий на Хамфри Богарта мачо-интеллектуал, Камю не был кабинетным фантазером. С юных лет он находился в гуще политической и общественной жизни, при этом не сливаясь ни с каким движением, кроме Сопротивления: всегда сам по себе, всегда немного «посторонний». Он повлиял на многих, от режиссеров французской новой волны до группы The Cure, а в недавнюю пандемию его роман «Чума» и вовсе стал бестселлером, хотя эта книга не о том, о чем думали некоторые покупатели. Да и сам Камю не тот, за кого его чаще всего принимают. Экзистенциалист, атеист, социалист – он уклонялся от навешиваемых на него ярлыков и даже настоящим философом себя не считал.
Мама Африка
В недолгой жизни Камю хватало испытаний, но было и изрядно везения. Кто бы мог подумать, глядя на бедного мальчика из неблагополучного алжирского квартала Белькур, что ему суждено стать самым молодым писателем, награжденным Нобелевской премией?
Альбер родился в Алжире, бывшем до 1962 года французской колонией, и провел на севере Африки всю первую половину жизни. Таких, как он, рожденных в Алжире французов, называли «черноногими».
Альбер Камю в 7 лет (в центре одетый в черное) в мастерской своего дяди, Алжир, 1920
Переселенцем из Франции был дед писателя, а отец, Люсьен Камю, увидел Европу в первый и последний раз, когда в августе 1914-го его призвали на Первую мировую войну – увидел и почти сразу умер, после ранения в битве на Марне. Таким же черноногим алжирцем, без перспектив устроиться в метрополии, должен был вырасти и Альбер. Но судьба распорядилась иначе.
Получив похоронку и в придачу зачем-то еще кусок снаряда, которым убило Люсьена, мать Камю, испанка Катрин, была вынуждена переселиться с детьми из прибрежного городка Мондови (ныне Дреан), где ее муж еще недавно батрачил на виноградниках, к своей матери, обитавшей в беднейшем районе города Алжира.
Катрин работала служанкой и уборщицей, она была неграмотной и почти глухонемой: еле слышала и едва могла разговаривать. Камю очень любил мать, но невозможность полноценной коммуникации сильно повлияла на него и привела к размышлениям об отчужденности, невозможности по-настоящему понять другого человека, донести до него свои мысли и чувства. Свой последний, недописанный автобиографический роман он посвятил матери: «Тебе, которая никогда не сможет прочесть эту книгу».
Катрин Камю, 1957 год
Может быть, присутствие отца как-то компенсировало бы для Альбера немоту Катрин, но его не было, и мальчик ощущал себя как бы отрезанным от столь необходимого ребенку общения с родителями. И это определило его восприятие жизни как бессвязной, не имеющей прочных оснований.
Два учителя
И все же Камю повезло: ему, не знавшему отца, судьба послала двух неординарных наставников и покровителей – для большинства людей большая удача встретить хотя бы одного такого ментора.
Первым был школьный учитель Луи Жермен. Обратив внимание на способного ребенка из малоимущей семьи, он занимался с Альбером дополнительно и безвозмездно. Если бы не он, образование Камю ограничилось бы, как у большинства черноногих простолюдинов, пятью классами начальной школы – а дальше подросток пошел бы работать, как это сделал старший брат Альбера.
Но Жермен помог получить Камю стипендию для продолжения учебы в лицее – и так траектория жизни будущего писателя в первый раз повернула в непредусмотренном социальной средой направлении. Спустя 30 с лишним лет Камю посвятил нобелевскую речь именно школьному учителю.
В лицее у Альбера появился еще один ментор – Жан Гренье, преподававший философию. Их общение продолжалось до смерти Камю.
С подачи Гренье Альбер решил серьезно изучать философию в Алжирском университете. Он начал вести дневник и пробовать себя в литературе.
Камю очень полюбил Достоевского, но своеобразной любовью: его больше всего интересовали такие персонажи, как Иван Карамазов или Кириллов из «Бесов», который, потеряв веру в Бога, пришел к мысли, что следует себя убить. С одной стороны, ему нравилась позиция Кириллова, с другой, он сам был слишком большим жизнелюбом, чтобы добровольно расстаться с жизнью, даже если она утратила смысл.
На воротах
О простых радостях жизни Альбер никогда не забывал. Он был спортивным юношей и в качестве одного из вариантов своего будущего рассматривал карьеру профессионального футболиста. Чтобы не гневить бабушку, Камю стоял на воротах: вратарю не нужно так активно двигаться по полю, как остальным игрокам, и это позволяло молодому человеку беречь единственную пару ботинок. Ни о каких кедах или бутсах для бедняка-футболиста не шло и речи. А преждевременную порчу обуви суровая бабушка крайне не одобряла.
Но о профессиональном спорте пришлось забыть, когда у 16-летнего Альбера нашли туберкулез. Скитания по больницам не ослабили его жажды жизни, а туберкулез не помешал Камю стать заядлым курильщиком.
Альбер погрузился в общественную жизнь Алжира: писал статьи в газету, издаваемую его знакомым, пытался защищать права местного мусульманского населения, арабов и берберов, которые были в колониальной Франции гражданами второго сорта.
Борьба за права угнетенных привела молодого Камю в алжирскую секцию французской компартии, из которой он через пару лет был изгнан «за троцкизм»: Альбер не разделял преклонения товарищей перед сталинским режимом. Внимательно наблюдая за происходившим в СССР, Камю рано пришел к выводу, что коммунизм по-советски – это тоталитаризм и насилие над человеческой личностью, а этого он терпеть не мог.
Жизнь и театр
Участь в университете, Альбер организовал театр, в котором играли как профессиональные, так и непрофессиональные артисты, в том числе он сам. Основной идеей было сделать спектакли доступными для бедняков. Камю ставил вещи, которые никому в Алжире, кроме него, не приходило в голову поставить, например «Братьев Карамазовых» или «Годы презрения» Андре Мальро.
Театром Камю занимался всю жизнь. Став знаменитостью, он повторял, что предпочитает компанию актеров обществу интеллектуалов. Он считал лицедейство образцом поведения в мире абсурда: артист творит только в настоящем моменте, на сцене, и не переживает, что плоды его труда «исчезают» после окончания спектакля.
«У актера всего три часа, чтобы быть Яго или Альцестом, Федрой или Глостером. В короткий промежуток времени, на 50 квадратных метрах подмостков все эти герои рождаются и умирают по его воле. Трудно найти другую, столь же полную и исчерпывающую иллюстрацию абсурда», – писал Камю в «Мифе о Сизифе».
Первой собственной пьесой, которую Камю пытался поставить, было «Восстание в Астурии» о забастовке шахтеров, но мэр Алжира запретил спектакль. Более известны такие пьесы Камю, как «Калигула», «Недоразумение» и «Осадное положение».
"Лишь камни да плоть"
Мать и бабушка воспитывали Камю в католической традиции, а темой его научных изысканий в университете была «Христианская метафизика и неоплатонизм». Однако во времена студенчества он уже не верил в Бога. На его мировоззрение сильно повлияли сочинения Мальро, описывавшего мир как место без смысловых координат, царство абсурда.
Пример Камю показывает, что можно быть специалистом по религиозной философии и при этом не проникать в ее суть, оставаясь поверхностным, очень рассудочным наблюдателем с сугубо «тактильными» представлениями о реальности: «между этим небом и запрокинутыми к нему лицами нет ничего такого, за что могли бы ухватиться мифология, литература, этика или религия, – лишь камни, да человеческая плоть, да звезды и те истины, которых можно коснуться рукой».
Оканчивая университет, Альбер рассчитывал на научную и преподавательскую карьеру, но эти планы, как прежде спортивные, порушил туберкулез: с таким диагнозом руководство побоялось допустить его к преподаванию.
Камю перенаправил поток своей энергии в журналистику. Он подружился с приехавшим из Парижа поэтом, художником и журналистом Паскалем Пиа, хорошо знавшим его кумира Мальро. Пиа основал газету «Республиканский Алжир», и Камю принялся заполнять ее полосы десятками, сотнями статей на разные темы – от уголовных репортажей и экономической аналитики до рецензий на философские новинки, в том числе книги своего будущего приятеля Жан-Поля Сартра. За пару лет работы неутомимый Камю произвел на свет около полутора тысяч заметок.
Когда алжирские власти закрыли эту газету за вольнодумство, Пиа открыл другую, «Республиканский вечер», и в ней Камю был уже главным редактором. Параллельно он редактировал первый алжирский литературный журнал «Побережье».
Его борьба
К концу 1930-х Камю стал известной фигурой в интеллектуальных кругах Алжира. В 23 года он издал первую книгу – сборник эссе «Изнанка и лицо». Примерно тогда же написал первый роман, «Счастливая смерть», но не стал его публиковать. Книга вышла только через 10 лет после гибели автора.
На третий день Второй мировой войны Камю был на призывном пункте, но и здесь ему отказали из-за туберкулеза. Вскоре по политическим причинам «Республиканский вечер» был разогнан, и над Камю, как его главным лицом, сгустились тучи. Тогда впервые в жизни он покинул Африку и отправился в оккупированный Париж, где, помыкавшись, устроился, скрепя сердце, на техническую должность в редакцию газеты «Вечерний Париж», лояльную режиму Виши. Впрочем, надолго там Камю не задержался – его выгнали за антифашистские выступления.
Вместе со своими старшими товарищами Паскалем Пиа и Жаном Гренье Камю вступил во французское Сопротивление, присоединившись к движению «Комба» («Борьба»), и начал писать в одноименную подпольную газету, со временем став ее главным редактором.
Посторонним вход
В 1942-м в авторитетном издательстве «Галлимар» вышли две работы Камю, принесшие ему славу: роман «Посторонний» и эссе «Миф о Сизифе».
Герой повести «Посторонний» Марсо живет, как в вакууме, жизнь людей его не волнует и не трогает, как и своя собственная. Осознав бессмысленность человеческого существования, он настолько отстраняется от окружающих с их заботами, стремлениями и идеалами, что начинает внушать им страх. И когда он непреднамеренно убивает человека, его судят не столько за само преступление, сколько за его образ жизни и мысли.
С одной стороны, Марсо как бы обличает своим существованием общество людей, живущих бездумно, автоматически, по привычке. С другой, в бесплодном, как пустыня, внутреннем мире этого человека нет ни тени любви. Посреди раскаленного солнцем Алжира он носит в себе космический холод безразличия.
«Посторонний» стал самой продаваемой книгой издательства «Галлимар» после «Маленького принца» Сент-Экзюпери, его многократно ставили в театре и экранизировали. Отрешенность главного героя была понятна и европейцам других поколений, например музыкантам, игравшим пост-панк. Песня культовой британской группы The Cure «Killing an Arab» («Убивая араба») – это отсылка к роману Камю.
Камень в гору
В «Мифе о Сизифе» Камю попытался дать позитивное решение проблемы абсурда жизни. Самым грубым выходом, капитуляцией он считал физическое самоубийство. Немногим лучше ему казалось самоубийство философское, то есть успокоение ума в какой-то одной концепции или религиозном учении, что Камю рассматривал как попытку сбежать от неудобных вопросов жизни, спрятать голову в песок. Третьим же, самым лучшим способом, он считал бунт: действовать вопреки абсурду, жить полно и радостно в настоящем моменте, не смущаясь конечностью жизни, наделяя бессмыслицу бытия своим собственным смыслом.
Иллюстрируя эту идею, он вспоминает героя древнегреческой мифологии Сизифа – бесконечно, раз за разом катящего камень в гору. Но в трактовке Камю сизифов труд порождает не отчаяние, а счастье – потому что это добровольный выбор бунтаря.
Во время войны писатель работал над еще одним своим ключевым произведением, романом «Чума». Эпидемия для Камю – символ не только фашизма, но и зла вообще – необъяснимого, неуправляемого. Победить окончательно это зло невозможно, но ему можно противостоять, как это делает врач Риэ, четкими добрыми делами «здесь и сейчас».
"Мы так любили тебя"
Летом 1943-го Камю познакомился с Жан-Полем Сартром, который как раз завершил многолетнюю работу над главной книгой атеистического экзистенциализма «Бытие и ничто». Дружба-вражда этих двух ярких французских философов была не просто событием их личной жизни, она высветила одну из главных идеологических дилемм ХХ века: допустимо ли жертвовать одними людьми ради счастья других, допустимо ли убивать ради торжества идей.
Первые годы Сартр был очарован своим молодым другом, его «Мифом о Сизифе» и «Посторонним», его аурой борца за справедливость, выходца из алжирских низов (сам Сартр был потомственным аристократом). «Мы так любили тебя тогда», – писал Жан-Поль позже, обращаясь к уже умершему Камю.
Атмосфера войны, сопротивления общему врагу укрепляла единство, до времени скрывая противоречия, которые начали проявляться с наступлением мира. Сартр стоял на радикальных, максималистских позициях, был одержим борьбой за «светлое будущее» человечества, под которым понимался коммунизм. Его приближение не мыслилось без кровавых жертв – вынужденной необходимости, по мнению автора «Тошноты».
Камю же видел, что любая радикальная идеология антигуманна, и отказывался принимать кровопролитие. Считая, что насилие лишь множит насилие, он, например, выступал за помилование Робера Бразийяка, писателя с репутацией коллаборациониста, показательно казненного в 1944-м, и был единственным из знаменитых людей своего времени, осудившим «гуманитарную бомбардировку» Хиросимы и Нагасаки.
Ссора века
Окончательное размежевание произошло после выхода книги Камю «Бунтующий человек» (1951). В ней он показал, что гуманность, человеколюбие для его важнее таких вещей, как абсолютная справедливость или абсолютная свобода. Камю предлагал отойти от радикализма, которым бредили грезившие о мировой революции французские левые, и строить жизнь на равновесии противоположностей. Рассматривая различные эпизоды человеческой истории, Камю доказывает, что ее движущей силой были конкретные люди, в одиночку решавшие вопросы противостояния неким обезличенным силам. Поэтому основное внимание должно быть направлено на человека, а не на формации, структуры и так далее.
Марксисту Сартру такая позиция показалась чуть ли не буржуазным предательством, и он устроил Камю разнос на страницах своего журнала «Новые времена». Правда, чтобы не ставить отношения под удар, перепоручил написать рецензию философу Фрэнсису Джинсону.
Но Камю все понял и ответил Сартру в самых резких тонах. Так великой дружбе пришел конец, а ведь Жан-Поль незадолго до смерти, через 30 лет после ссоры, признался, что Камю был чуть ли не единственным настоящим его другом.
Гуманистическое кредо Камю помог сформулировать один оголтелый алжирский студент, на пресс-конференции 1957 года донимавший новоиспеченного нобелевского лауреата вопросами о его отношении к вооруженной борьбе за независимость Алжира. Камю ответил: «Прямо сейчас эти борцы взрывают бомбы в трамваях Алжира. Моя мать может быть в одном из этих трамваев. Если такова справедливость, то я ей предпочитаю свою мать».
Феодальный роман
Камю был изрядным ловеласом, и у его любовных похождений имелась философская основа. В «Мифе о Сизифе» ненасытный Дон Жуан показан как один из примеров правильного поведения в мире абсурда.
Камю дважды был женат официально: с первой супругой, Симоной Гие, он быстро расстался, выяснив, что она наркоманка, а со второй, Франсин Фор, формально прожил до конца жизни, воспитывая двух детей. Но сильных чувств к Фор никогда не испытывал, судя по тому, что накануне свадьбы писал любовнице Ивонне: «Похоже, я собираюсь попусту потратить свою жизнь, женившись на Ф.»
Камю со второй женой Франсин Фор в Париже, октябрь 1957
Говорят, это был брак по расчету: Камю был нужен кто-то, чтобы ухаживать за ним во время обострения болезни. Но Франсин относилась к Камю не так равнодушно, как он к ней.
Установленные писателем свободные отношения сводили ее с ума в буквальном смысле: в один из многочисленных приступов депрессии она бросилась с четвертого этажа, но, получив множественные переломы, не погибла.
Предполагают, что герой романа «Падение» – человек, не ставший спасать тонущую женщину, – это сам Камю.
Угрызения совести не мешали писателю заводить новые интрижки. Среди наиболее известных его любовниц – фотомодель, журналистка и писательница Патрисия Блейк, впоследствии ставшая одним из ведущих американских экспертов по русской литературе, женой композитора Николая Набокова и написавшая биографию Камю, а также актрисы Катрин Сэллерс и Мария Казарес.
Последняя не уступала Камю по силе характера, и это были единственные отношения писателя, в которых ему порой приходилось унижаться и умолять. Они длились много лет. В отношениях же с другими женщинами Камю был «феодалом», по выражению писательницы и подруги Сартра Симоны де Бовуар.
Первый и последний
В 1957 году 43-летний Камю стал самым молодым писателем в истории, получившим Нобелевскую премию – «за огромный вклад в литературу, высветивший значение человеческой совести».
Камю на церемонии вручения Нобелевской премии в Стокгольме, 1957
«Нобель» не был мечтой Камю. Новость о награде настигла его во время обеда с Патрисией Блейк. На ее вопрос, что он чувствует, узнав о премии, Альбер ответил: «Удушье».
В конце 1950-х Камю созрел для нового этапа в творчестве и приступил к роману «Первый человек» – друзьям он говорил, что это будет его «Война и мир». Это был автобиографический текст, попытка возвратиться в детство и переосмыслить свое прошлое. Камю успел написать полторы сотни страниц до того, как смерть настигла его на трассе под Парижем.
4 января 1960-го после новогодних праздников в Провансе Камю возвращался в столицу. У него был билет на поезд, но, передумав, писатель сел в машину к своему приятелю Мишелю Галлимару. В 100 км от Парижа автомобиль врезался в дерево. Камю погиб на месте, Галлимар умер в больнице на третий день, его жена и дочери, сидевшие сзади, выжили.
Черноногий возвращается
Сразу пошли слухи о том, что гибель писателя подстроил кто-то из недоброжелателей, а их у него было немало. Но настолько ли мешал им Камю, чтобы брать на себя убийство?
Через полвека после катастрофы – возможно, рассчитывая подоспеть к 100-летию Камю, торжественно отмечавшемуся в 2013 году, – итальянский писатель Джованни Кателли развел бурную деятельность, доказывая, что гибель автора «Постороннего» – дело рук советских спецслужб. Кремль, дескать, устранил влиятельную фигуру (а у Камю было даже почетное прозвище «совесть Запада»), критически настроенную по отношению к СССР. Камю действительно прилагал немало усилий, чтобы развеять иллюзии французских левых относительно успехов «социализма в отдельно взятой стране» и одно время в качестве свидетеля брал с собой на различные диспуты знакомого француза, отсидевшего в ГУЛАГе.
Социалист Камю, конечно, портил картину массового преклонения французских интеллектуалов перед СССР, но операция по его устранению была бы еще более рискованной для репутации Кремля, чем критика со стороны писателя-философа, к которой, надо сказать, со временем все почти привыкли.
Кателли выпустил одну за другой аж две книги с разоблачениями, но понимания среди других биографов писателя не встретил.
Был период, когда на идеи Камю начали смотреть как на наивную философию для школьников, но пришедшие на смену сытости и покою непростые времена, кажется, возвращают черноногого алжирца в первый ряд актуальных авторов. Знаток творчества Камю Мишель Онфре объясняет это просто: «Время показало, что он во всем был прав». Во всем или не во всем, но в том, что родная мать дороже всякой справедливости – точно.