Сага о несостоявшемся писателе. Глава восьмая
Ближе к весне нога у Гены зажила, и он начал выходить по ночам, чтобы вынести свои нечистоты, собрать окурков для своих самокруток из газет, и набрать тары, чтобы появились хоть какие-то карманные деньги. У него был свой ключ от подвала. Мы договорились, что уходить на промысел он будет поздно вечером, а возвращаться рано утром, но вскоре он начал возвращаться в середине дня и такой пьяный, что не стоял на ногах. Пару раз в проходе подвала его встречали мои соседи по подъезду, но им и в голову не пришло, что в моем сарае постоянно живет этот человек. В сарае у меня начали появляться всякие испорченные продукты, из-за чего там начало сильно вонять. Он начал носить всякий хлам, к примеру наносил зачем-то пластиковых цветов с кладбища, которыми украсил стены секретной комнаты. Ситуация начинала выходить из-под моего контроля. А одной ночью, когда Гена мирно спал в подвале, туда зашли воры, и начали взламывать один сарай за другим, когда добрались до моего, Гена начал кричать, что это сарай полицейского, что он в нем закрыт, и если его откроют, то сработает сигнализация. Грабители попросили его замолчать, сказали, что они уходят и сбежали, бросив собранный в сумку цветной металл, который Гена и забрал, а потом сдал и хорошенько выпил, чтобы снять стресс.
Летом я начал узнавать, что Гена должен сделать, чтобы получить паспорт негражданина, или хоть какой-то легальный документ. Он связался с владельцем гостиницы для домашних животных, который ему был что-то должен за дрессировку собак, и тот сказал, что заплатит штраф за нарушение паспортного режима, и заплатит за получение паспорта. Я нашел для Гены более или менее приличную одежду и туфли, постриг его венчик, он побрился найденной электробритвой. И мы с Покемоном повели его в ДГИ получать паспорт. Идти надо было достаточно долго, а он всю дорогу норовил отложить этот визит, явно боялся идти туда, а потом в полицию, платить штраф. Когда мы наконец туда пришли, оказалось, что это учреждение в тот день не работало. Гена очень обрадовался возможности не получать паспорт. А на следующий деньги он пропил деньги, предназначавшиеся для получения паспорта. И сколько я ему ни объяснял, что после получения паспорта, он сможет получить пенсию и какое-то жилье, он не хотел об этом говорить.
А как-то вечером он с радостью сообщил мне, что встретил своего друга с детства Снетка, который получил уже другую квартиру. Гена, конечно, собрался переехать к другу, с которым помирился. Мы с Покемоном даже помогли ему перенести вещи, к его другу. Квартира была из комнаты и кухни, которые представляли собой очень многоугольные странные геометрические фигуры. К тому же комната находилась над туннелем и потолок потому там был очень низким по сравнению с кухней. В комнату надо было заходить по ступенькам и подоконник крохотного окна был на уровне пола. Стены этой квартиры были расписаны мазками разных цветов радуги. Снеток сказал, что в этой квартире снимали какое-то авторское кино, до того, как он туда вселился. Мебели так никакой не было, кроме шкафа, встроенного в стену в комнате. Помимо Гены и хозяина там жили ещё двое мужиков. Все спали на полу на картоне, прикрываясь разными тряпками. На кухне из большого ящика сделали стол, а из маленьких стулья. Снеток решил вообще не вставать со своего ложа, только требовал от своих квартирантов, чтобы они приносили ему спирт с точек, сигареты, и выливали его мочу из банок у ложа в раковину на кухне. Утром чуть свет он орал, чтобы все шли на промысел, а по вечерам, грозился всех выгнать, если ему не хватало выпивки, курева и продуктов. Туалет был вне квартиры, запирался на ключ, который тут же потеряли, потому квартиранты выносили экскременты куда-то в парк, а то и вообще в ближайшую подворотню.
Один из квартирантов был спокойный трезвый мужик, который говорил о том, что бросил пить, когда остался без квартиры, и теперь хочет бросить курить. Около его лежбища валялось много разных книг, и у него была лампа. Впрочем, электричество вскоре отключили за неуплату, и он начал читать книги при свечах. Одевался этот персонаж достаточно прилично, Гена даже рассказывал, что он грел на печке воду, чтобы постирать свои вещи. Он в отличии от Гены ходил в центр, где ему в некоторых ресторанах отдавали приличную еду. Этот мужик говорил, что по профессии он инженер-конструктор, но вот начал выпивать, потерял работу, жена с ним развелась, разменяла квартиру, на две с частичными удобствами, и его выселили из-за того, что он не платил за неё. Вскоре он нашел какую-то работу и после первой же зарплаты исчез из квартиры Снетка, дав ему на прощание какие-то деньги. Хозяин напился на них, и выгнал Гену и ещё одного доходягу, не желая с ними делиться алкоголем. Так происходило всегда, когда он получал пенсию, и тогда Гена ночевал в моем подвале.
Как-то, когда Гена неделю жил у меня и мы иногда с ним выпивали этого разведенного спирта, или крепленого вина, он сказал, что нам уже пора бы начать встречаться с какими-то девицами. Я совершенно не знал, где с ними можно познакомиться, вне дискотек, на которые я идти не хотел, потому что очень не любил сборища людей и ту музыку, которую там крутили. Вот тут Гена и предложил мне свою помощь в написании любовных писем. Хотя я не знал кому бы эти письма отправить. И тогда Гена предложил отправить их какой-то однокласснице, адрес которой я знаю. Вариантов было немного, я вспомнил об одной вредной девке, которая одно время лезла ко мне, уже и не знаю, действительно она мне симпатизировала или просто хотела разыграть. Мне она тогда была неприятна, потому что она подлизывалась к очень глупым учителям, да и меня упрекала в том, что я их не уважаю. Жила эта особо совсем рядом, родители её были торгашами на базаре, и её китайские цветастые шмотки выделялись на фоне других девок, одетых или в школьную форму, или в какие-то серые одежды в основном. В общем-то тогда в седьмом классе, мне было совершенно не о чем с ней говорить, хотя её внешность не вызывала у меня особого отторжения, я даже считал, что она привлекательна. Я даже рассказал Гене, что она писала мне любовные записки. И тут выпивший Гена, сказал, что сейчас напишет такое письмо, что я сразу же потеряю девственность. А то неприлично в шестнадцать лет быть целомудренным. Покемон тоже был пьян, впрочем, он и без алкоголя был дурным. И я согласился на эту авантюру, потому что тоже был достаточно сильно пьян.
Я точно и не помню, что там Гена написал, там были цитаты древнегреческих философов, было много латинских непонятных слов, упоминаний о фильмах тридцатых годов, ссылок на русских классиков. Я старался писать все это более или менее ровным почерком, так что было похоже на то, что это писал школьник младших классов. Письмо это Покемон запечатал в конверт и кинул прямо в почтовый ящик в подъезде. После чего мы втроем прогулялись по лесу, поели ягод, сходили на озеро искупаться. За это время я протрезвел, и меня начали грызть сомнения, стоило ли отправлять это письмо, да и поймет ли та девица, что там написано. Дня три я ожидал ответа, но его не было, и Гена сказал, что надо бы написать ещё одно письмо и в следующий раз он напишет так, что оно обязательно сработает. И опять я под воздействием винных паров старательно выводил каждую букву, чтобы всё было разборчиво. Заглавные буквы я даже вырисовывал в ужасном стиле. Но и второе, и третье, уже очень длинное письмо остались без ответа. И вот одним вечером, напившийся Гена написал письмо уже сам от лица моего вымышленного друга сверстника, и сам же отправил это письмо, в котором он в основном упрекал мою одноклассницу в черствости, бессердечности, в том, что она просто не вежлива, и не воспитана.
И на то письмо Гены тоже не пришло ответа, зато пришли её родители, разбираться, как раз когда я у подъезда помогал Покемону чинить велосипед. Отец её сказал, что нечего больше писать ужасные письма его дочери. Я почему-то не особенно испугался, сказал, что в письмах ничего ужасного не было, и то, что их больше не будет я ему гарантирую. После этого её родители смиренно ушли, но её мамаша, с расстояния десяти шагов начала визжать на меня такими обсценными оборотами, что я совсем не жалел о том, что никаких отношений у меня с этой одноклассницей не возникло. Покемон-Гегемон очень радовался тому, что нас не пришибли, а только облаяли, но тут я сказал, что нас двое, и мы его на голову выше, и у нас были металлические инструменты в руках, да и писем он явно не видел, а там ничего оскорбительного не было.
Ещё один занимательный эпизод случился, когда мы втроем пошли на озеро Тиш или Киш, или Кишку, как его называли в народе, в общем самое большое рижское озеро, хотя и совсем не глубокое. В кустах на пустынном берегу мы пили крепленое вино, жгли костер и коптили сардельки. Мы накануне с Покемоном ездили копать корень валерианы, два рюкзака корешков мы принесли на фармацевтическую фабрику, но там сказали, что корни должны быть очень хорошо вымыты, и полностью высушены, а сырые они принимать не будут. И тогда пришлось обратиться к Гене, у которого была какая-то знакомая на Центральном рынке, которая торговала лекарственными травами. Ему пришлось долго рассказывать о том, как он голодает, какой он бедный, чтобы она за пятерку приняла у него два внушительных мешка. Хотя, если бы мы всё высушили, то на фабрике нам дали бы в два раза больше. И вот мы пили крепленое вино, ели ужасные сардельки в очень твердой шкуре.
Вина было много, а сарделек мало, потому мы как-то быстро захмелели и полезли в воду. А погода была не очень жаркой, градусов восемнадцать по Цельсию, да ещё дул очень сильный ветер и временами моросил дождь. Гена и Покемон как-то быстро вылезли из воды и пошли греться к костру, а я поплыл всё дальше и дальше. Мне казалось, что я быстро доплыву до противоположного берега и вернусь обратно. Я будто забыл, что до Яунциемса примерно два километра, к тому же плыть было не очень легко из-за ветра. Я никак не думал, что это плавание туда и обратно затянется примерно на три часа. Я так замерз, что очень хотел помочиться, но не мог, настолько там всё от холода скукожилось и шло внутрь. Я стал ровным между ног, как женщина, и это меня очень напугало. Гена с Покемоном не могли разглядеть мою бритую голову среди волн с белыми барашками. Гена сидел в двух очках, протрезвевший от страха, и готовился идти к моей маме сообщать, что я утонул. Помню, что, выйдя из воды, я ещё долго по инерции размахивал руками, будто всё ещё плыву, меня трясло от холода и я очень плохо соображал. Ругательства Гены я слышал будто сквозь сон, и смысл слов до меня совсем не доходил. А потом меня очень сильно тошнило, пока я плелся домой через лес, и моим друзьям пришлось вести меня под руки. Вот так я чуть не утонул, воодушевившись рассказами Гены о том, как он плавал в карельских озерах на дальние дистанции.
Вскоре я по совету Гены нашел еженедельную газету, в которой были объявления о знакомствах, так я под его руководством начал переписываться с одной очень привередливой и требовательной девицей, заканчивавшей двенадцатый класс. Он вечно редактировал мои письма, сглаживая острые углы, которые у меня лезли ото всюду, о чем бы я ни писал. Он говорил, что не стоит судить обо всем так категорично, что нужно умерить свой юношеский максимализм. Но я говорил, что рано или поздно утаенное в мешке шило всё равно вылезет, и не одно, потому лучше сразу прекратить переписку. Девица упрекала меня в том, что я не хочу получать высшее образование, не хочу добиваться успеха, становиться богатым, и обеспечить своей будущей жене достойный уровень жизни, и это меня в ней раздражало, к тому же встречаться она не хотела, и даже фотографию не прислала, так же просила не присылать ей свою, пока она не попросит. То она упрекала меня в том, что я написал слишком длинное письмо, то упрекала в том, что я слишком краток. Со временем я уже не получал никакого удовольствия от чтения её писем, потому начал переписываться с ещё несколькими девушками, и это было так же неприятно, но я очень хотел от них признания моего писательского таланта и продолжал переписки и чем дальше, тем меньше я брал консультаций у Гены.
Тем летом Покемон предложил вместе с ним поработать в бригаде отделочников подсобником за тридцать сантимов в час. Надо сказать, что работать пришлось не совсем подсобником, никто особо ничего нам не объяснял, просто требовали, чтобы мы зачищали, шпатлевали и красили оконные рамы, мостили дорожки плиткой, или белели потолки, впрочем, иногда надо было и мешки таскать. Покемон почувствовал некую власть надо мной, всё-таки это его мама порекомендовала нас своему знакомому подрядчику, и это как бы давало ему право мной помыкать. Этот умственно отсталый решил, что работать он не должен, а должен лишь следить за качеством моей работы. Мало того, что он начал на меня покрикивать, так ещё и начал стучать на меня начальнику. И ладно бы он болтал о моих реальных промахах, но он выдумывал и часто валил на меня свои огрехи. В итоге через две недели меня уволили, выплатив сорок лат, потому что работали мы в основном по двенадцать часов, а то и больше, сами вызывались остаться попозже, чтобы больше заработать. Заработанные деньги я отдал маме, ей нужно было заплатить за курсы латышского языка, чтобы получить удостоверение о его знании, чтобы получить право работать легально.
После увольнения я, конечно, общение с Покемоном прекратил, хотя он постоянно заходил то в подвал, то стучался в квартиру. Гена тоже уже не хотел с ним общаться. Хотя, когда начался третий курс в училище, этот дегенерат подсел ко мне и начал списывать, как на первом и втором курсах. Однако после двух месяцев обучения отношения с несколькими однокурсниками очень сильно обострились, точнее мое желание их убить начало зашкаливать. И днем, и ночью я только и думал о том, как бы их где-то подкараулить и хотя бы избить с помощью слесарных инструментов. Их воинствующее невежество и пролетарская простота вызывали во мне необоримую жестокость. Да, порой они делали мне и другим не из их круга разные мелкие пакости, но меня больше раздражала сама необходимость просто находиться рядом с ними. Как-то раз они догнали меня и Покемона, когда мы переходили через мост, взяли меня за ноги и перевесили через перила. Я понимал, что скинуть меня с моста они не решаться, что просто пугают, но мне очень захотелось как-то на это ответить. А они, почувствовав безнаказанность, ещё и начали просить мелочь в долг после получения стипендии. Ничего такого страшного со мной не происходило, отучиться осталось только пару месяцев. Я терпел их два года и два месяца вполне мог протерпеть, а потом была практика и экзамены.
И я вдруг не выдержал, пошел к директору и сказал, что не желаю более учиться с шестью однокурсниками из моей группы. Меня, конечно, начали уговаривать доучиться спокойно, обещали сделать им внушение, чтобы они ни меня, ни других больше не донимали, хотя предъявить им было особо нечего, ничего серьезного они мне не сделали. С моей стороны это был вопрос личной неприязни, да у них были проблемы с успеваемостью, но ко мне их успехи в учебе не имели отношения. Покемон так же изъявил желание покинуть училище, он откровенно сказал, что без меня он учиться не в состоянии, да и вообще не знает, зачем ему нужен диплом. Да, кроме меня списывать ему никто больше давать не хотел. В группе он был изгоем, в отличии от меня остальные однокурсники считали его не только умственно отсталым, но и подлецом, жмотом и аморальным типом. Я в принципе был с ними согласен, и общался с ним скорее в знак протеста, против тех, кто над ним откровенно издевался. Нам предложили учиться общеобразовательным предметам в другой группе, а по специальным предметам сдавать зачеты, но я решил, что и мне диплом в принципе не нужен, ведь и так можно куда-то устроиться работать, а работу по специальности найти очень трудно без опыта работы. Аттестат я всё-таки не забрал, договорился, что в следующем году буду приходить и сдавать зачеты, и всё-таки получу диплом.
