Метрономом часы древне-зелёные с поблекшими по бокам узорами позолоты мерно отстукивают тик за таком. Ниже пробковая доска с записями, близкими и к душе и к мозгу гласит «мир зеркален», «нет мотивации? Делай без неё». Ещё ниже угрюмо висящие гнёзда удлинителя словно в укор взирают на меня, помня тщетные попытки приклеить их к стене на двухсторонний скотч. Рядом с ним так же уныло на одной грани балансирует нежно-сиреневый бумажный стакан с оттиском зёрен. Он некогда тоже составлял компанию по прилепливанию к стене - неудачно. Как оказалось впоследствии, клейкой ленте мною было оказано гораздо больше доверия, чем она того заслуживала.
Стакан украшает прозрачная прищепка – не то, что бы эта конструкция несёт в себе смысловую нагрузку, но мне нравится её созерцать. Сиреневость ласкает мой взор. Именно поэтому, ещё на Северах в метании душевного порыва по КБ я приобрела себе пингвинчика – желейно-синего в лавандовом костюме панды. Эта игрушка для меня больше, чем просто вещь, хотя, так я могу сказать про всё, что меня окружает, я не люблю пустышек, посему, им рядом со мной в какой бы то ни было форме не место. Рядом лежат липкие листочки для записей, в порыве эстетики я купила их прозрачными и теперь, когда золотым маркером, деликатно свистнутым у сестры, я пишу на них заметки, клея на доску – их видно ровно, кхм, под определённым углом. А кто говорил, что будет легко? Кстати, на доске липучки держались из рук вон плохо, поэтому, причпокиваю я их на иглы с прозрачными набалдашниками. Я не скажу, сколько жизненного времени я потратила на то, что бы их выбрать, но знай, я тратила его так, словно в запасе у меня ещё жизни три минимум.
По правую руку тетрадь с записями о рефрейминге. А на ней, небрежно раскинувшись, лежит ручка, которую я жадничала себе купить года пол. 120 рублей это вам шутка что ли? Вещала мне в голове бабушка, призывая к разумности в тратах. Не то что бы страдала каждый день, думая о ней, но мысли бывали. Что в ней особенного? Прозрачный, переливающийся мишка, сидящий поверх. Я люблю прозрачность, а сиятельную в особенности. За ноутбуком как забытый гость лежит Спиноза, вернее, его творчество в виде «Этики». Мои глаза дошли пока только до аксиом, не дальше. У меня пока слишком активная социальная жизнь, что бы посвящать вечера португальскому еврею пусть даже и с живыми чёрными глазами. Ничего, дождётся своей очереди обладать моим вниманием. Тем временем часы доотстукивали. Час ночи. Уже ноль одна. Я хотела лечь спать раньше, но вдохновение – любимый и дорогой гость естества моего соизволило прийти и остаться ровно сейчас. Оно давно ждало своего часа, очереди, настроения и снизошло, услышав тихий шелест одной души другой: «Слияние лун. Фон - алые звезды. Увидь ты, улетающая в мир грёз.».
