Набережная Фонтанки



Толстовский дом. Пастель, пастельная бумага Sennelier, 60*55 см
История борьбы картелей в СНГ. Часть I. Тени прошлого
Предисловие. Время перемен
Конец девяностых. Время, когда старые правила рушились, а новые ещё не успели установиться. Страны СНГ жили как на пороховой бочке: одни видели в хаосе шанс разбогатеть, другие — угрозу самому существованию. Государственные заводы закрывались один за другим, тысячи людей оставались без работы.
На смену «красным директорам» приходили «новые хозяева», чьи фамилии вчера ещё ничего не значили, а сегодня грозно звучали в кулуарах власти и в криминальных хрониках.
Обычные люди привыкали жить в новой реальности: продавать всё, что можно, экономить на всём, что ещё оставалось. Уличные ларьки и маленькие фирмы рождались и умирали быстрее, чем о них успевали написать газеты. Выживали только те, у кого за спиной стояла «крыша» — криминальные группировки, бывшие силовики или политики, связанные с теневыми схемами.
Егор Буркин в этой атмосфере казался белой вороной. Молодой предприниматель, он верил, что честный труд и упорство могут стать залогом успеха.
Ему было двадцать семь, и он строил свой бизнес на поставках химического сырья, стараясь держаться подальше от серых схем. Его знакомые говорили с усмешкой:
— Честность в наше время — это роскошь, Егор.
Но он не собирался отказываться от своих принципов.
Первое предупреждение
Его фирма располагалась в старом здании на окраине города. Коридоры пахли сыростью, в углах стояли железные шкафы советского образца. Для кого-то этот офис был бы смешным, но для Буркина — это был символ его независимости.
В тот день дверь открылась без стука. В кабинет вошли двое крепких мужчин. Их вид сразу выдавал в них не работников, а тех, кто привык получать то, что хочет, без лишних разговоров. Кожаные куртки, короткие стрижки, уверенная походка — они словно подчёркивали: здесь мы хозяева.
— Ты, Буркин? — голос у одного был хриплый, спокойный, но в нём слышался металл.
— Да, — Егор поднял глаза от бумаг, чувствуя, как сердце ускорило ритм.
— Хорошее дело у тебя. Но правила знаешь? — мужчина сделал паузу, как будто давая возможность самому догадаться. — Работаешь на нашей территории — платишь. Мы защищаем, ты благодаришь. Все остаются при своём.
Егор не удивился. Он знал, что этот момент рано или поздно наступит. Но когда он столкнулся с этим лицом к лицу, напряжение оказалось сильнее, чем ожидал.
Вот оно — первая проверка. Соглашусь, и дальше пути назад не будет. Откажусь — придётся столкнуться с их гневом.
Он выдохнул и сказал твёрдо:
— Я не плачу за воздух. Хотите партнёрства — предложите условия. Но я не буду кормить паразитов.
Тишина в комнате стала почти осязаемой. Один из визитёров прищурился, шагнул ближе, его рука нервно дёрнулась, будто он собирался что-то сделать.
Вмешательство Левченко
И вдруг дверь снова открылась.
Вошёл мужчина в сером плаще, высокий, худощавый, с резкими чертами лица. Его взгляд был усталым, но твёрдым. Он остановился в дверях, и сразу стало ясно: это не случайный прохожий.
— Парни, — его голос был тихим, но в нём слышалась такая уверенность, что двое в кожаных куртках замерли, — шаг назад. Этот человек под моей защитой.
Они переглянулись. Было видно, что они знали его и понимали, что связываться с ним — значит перейти границу, где ставки слишком высоки.
— Ладно, — сказал один, и в его голосе впервые прозвучала сдержанная злость. — Посмотрим, сколько ты протянешь, Буркин.
Они ушли, хлопнув дверью. В комнате осталась тишина, нарушаемая лишь гулом старого радиатора.
Егор поднял глаза на незнакомца.
— Кто вы? — спросил он, чувствуя странное смешение благодарности и недоверия.
— Левченко, — коротко ответил мужчина. — Можешь запомнить. Больше тебе ничего знать не нужно.
— Но зачем? Зачем вмешались?
Левченко посмотрел в окно, словно там был ответ.
— Потому что ты влез туда, где играют по другим правилам. Здесь выживает только тот, кто готов платить цену. Запомни это.
Он развернулся и ушёл так же внезапно, как появился.
Ночные размышления
Ночь застала Буркина у кухонного стола. В руках остывшая чашка чая, в голове — мысли, которые никак не укладывались.
Кто этот Левченко? Почему он вмешался?
Слова незнакомца звучали в памяти, как набат: «Ты влез в игру».
Какая игра? Я всего лишь пытаюсь построить бизнес. Неужели всё уже решено за меня?
Но вместе с тревогой появилось и другое чувство — злость. Не на Левченко, а на саму систему. На то, что честный труд считался наивностью, а уважение измерялось только деньгами и страхом.
Нет. Я не стану их пешкой. Пусть будет трудно. Пусть придётся бороться. Но я не отступлю.
Он поднялся и выглянул в окно. Город жил своей жизнью: где-то горели огни, слышался шум машин, гул поздних разговоров. Под этой поверхностью скрывались другие ритмы — тайные сделки, угрозы, предательства. И где-то в этой тени уже звучало его имя.
Шаг в неизвестность
На следующее утро город встретил его морозом и серым небом. Дворники лениво сгребали снег, прохожие торопились на работу, никто не знал, какие решения принимает внутри себя этот молодой предприниматель.
Буркин шёл уверенной походкой, хотя внутри понимал: теперь всё изменилось. Вчерашняя встреча с людьми наркокартеля была не просто случайностью, а первым шагом в ту реальность, где действовали совсем другие законы.
Он вспомнил лицо Левченко — усталое, но сильное. Человек, который пришёл в тот момент, когда угроза была ближе всего. Но был ли он союзником или только новым игроком, у которого свои планы? Ответа не было.
Егор шагнул на улицу, где шумел транспорт и дымились трубы заводов. Он чувствовал: жизнь больше не принадлежит только ему. С этого момента он стал частью большой игры, чьи правила ему ещё только предстояло узнать.
«Раскопанная Библия»: археология против библейской истории Израиля
В 2001 году израильский археолог Израэль Финкельштейн и американский историк Нил Ашер Силберман выпустили книгу The Bible Unearthed («Раскопанная Библия»). Она стала одной из самых обсуждаемых работ по библейской археологии начала XXI века. Авторы предложили новый взгляд на происхождение древнеизраильских текстов и попытались сопоставить библейские рассказы с реальными данными археологии и эпиграфики.
Основная идея книги
Финкельштейн и Силберман исходят из того, что Библия — не прямая летопись «с места событий», а продукт более позднего времени, когда у иудейского общества появилась потребность в создании единой национальной истории. Эта история должна была объяснить прошлое, оправдать реформы и претензии правителей, прежде всего царя Иосии (конец VII века до н. э.), и укрепить культ Иерусалима как единственного религиозного центра.
Патриархи и Исход
Рассказ о праотцах — Аврааме, Исааке и Иакове — традиционно относят к середине II тысячелетия до н. э. Однако археологические данные не подтверждают наличие в это время кочевых кланов с такой культурой и образом жизни. Многие детали (упоминание филистимлян, использование верблюдов, характер социальных связей), напротив, хорошо соотносятся с реалиями I тысячелетия до н. э., то есть временем, когда тексты и были записаны.
Подобная картина и с Исходом: египетские источники Нового царства и археология Синая не дают свидетельств массового исхода рабов или сорокалетних скитаний. Пограничные крепости дельты также не фиксируют «прорыва». Повествование об Исходе не отражает реального события в заявленных масштабах. Возможно, в его основе — память о судьбах небольших групп выходцев из Египта, переработанная в великий национальный миф об освобождении.
Завоевание Ханаана
Книга Иисуса Навина описывает стремительное и масштабное завоевание страны и уничтожение городов. Но археологические данные показывают, что Иерихон, одно из ключевых мест повествования, к XIII веку до н. э. не имел укреплений. Многие города (Ай, Хацор и др.) были разрушены в разное время, не синхронно.
В холмистой стране в начале железного века появляются сотни небольших аграрных поселений — это скорее внутреннее разрастание местного населения, чем результат военного вторжения.
Вывод: этногенез израильтян объясняется не военным завоеванием, а постепенной социальной трансформацией в пределах самого Ханаана.
Давид и Соломон
Библейская традиция рисует Давида и Соломона как правителей обширной империи с богатой столицей и монументальными постройками. Археология же показывает, что Иерусалим X века до н. э. был небольшим поселением без признаков крупного государства. Нет свидетельств грандиозных строк, соответствующих описаниям храмового комплекса и дворцов Соломона. Внешние источники (ассирийские и египетские) ничего не знают об этой державе.
Давид и Соломон, по мнению авторов, действительно существовали, но их власть была ограничена локальным масштабом. Великая империя — это идеализация, созданная позднейшими авторами, чтобы возвысить прошлое Иудеи.
Северное царство и Омриды
Первое действительно мощное государство на территории Израиля возникло лишь в IX веке до н. э. — это было Северное царство с центром в Самарии. Династия Омри и её преемники оставили после себя укреплённые города, дворцы и подтверждения во внешних источниках — надписи Меши, ассирийские анналы, стела из Телль-Дана. В то время именно Север был богат, урбанизирован и играл ведущую политическую роль, а Иудея оставалась периферией.
Подъём Иудеи и реформы Иосии
После падения Северного царства (722 год до н. э.) Иудея пережила демографический и экономический рост за счет беженцев. В этот период Иерусалим стал настоящим городом, а царская власть укрепилась. На рубеже VII–VI веков царь Иосия провёл религиозные реформы: упразднил локальные культы, провозгласил Иерусалим единственным центром культа и предпринял попытку объединить традиции обеих частей Израиля.
По мысли Финкельштейна и Силбермана, именно в это время были собраны и отредактированы основные исторические книги — от Второзакония до Царств. В них конструировалась «славная древность» — объединённое царство Давида и Соломона, великое завоевание, исход из Египта. Всё это служило идеологическим обоснованием политической программы Иосии – оправдывала притязания Иудеи на северные земли и обосновывала реформу централизации культа.
Плен и послепленный период
В начале VI века до н.э. Иудея была захвачена Вавилоном, Иерусалим разрушен, а население уведено в плен. Окончательное оформление текстов Ветхого Завета произошло во время вавилонского плена и после него. Именно тогда библейская история приобрела ту богословскую форму, которая дошла до наших дней: грехи — наказание — надежда на обновление.
Значение книги
«Раскопанная Библия» вызвала оживлённую дискуссию. Сильные ее стороны – огромный объём археологических данных, ясное изложение, увязка текстов и исторического контекста. Однако сторонники традиционной точки зрения упрекали авторов в излишнем скепсисе и смещении датировок. Однако сама постановка вопроса оказалась чрезвычайно плодотворной: книга показала, что археология и текстология могут радикально менять наше представление о библейской истории.
Сегодня многие положения Финкельштейна и Силбермана стали частью мейнстрима библеистики, хотя отдельные детали (например, масштабы Иерусалима в X веке) остаются спорными.
«Раскопанная Библия» не «разрушает» Библию, а предлагает её читать в историческом ключе. Она показывает, что библейские тексты — это продукт конкретной эпохи и политической программы, и что реальные археологические данные зачастую говорят совсем не то, что привычная религиозная традиция.
Ответ на пост «Замкадье»20
Города это проточная река. Одни зашли, нажили жирок, вышли.
Другие энергичные пришли, наживать жирок. Вот они показывают - мы на волне, мы в мегаполисе пьем латте. У нас есть энергия для города. Возможно и приезжие через года вместо мата и понта успокоятся и начнут обсуждать классику. А может и нет..
Они приехали из сел, с культурой после 90-х. Чего от них ждать? Разговоров о морали в произведениях Достоевского?
Коренные питерцы например без притока свежей крови давно бы стали синими депрессивными карликами, без волос и зубов.
Да, мы можем жить на аренду. Только тратим мы это на теплые зимовки у морей, особенно где дешевая стоматология, витамины и тд. Не от больших понтов, а для здоровья. Я например длинну волос смогла отрастить только тогда, когда стала подолгу жить вне города, с хорошим воздухом, водой, продуктами.
Да, мы не любим понаехов. Ладно, они беспокоят нас своим рвением к достижениям. У многих очень низкая культура, мат, пьянство, рвачество. И это видят наши дети. Мы в классе были единственные местные. Культура была соответствующая. Зато на домашнем очень удивились - все культурные, славяне, без понтов.
Я на цену лично своих очень скромных квадратных метров отлично устроилась в области. Ни разу не тянет обратно даже в гости к детям. Многие поступают так же. Но и у нас свои "понты" чем лучше и дороже место, тем меньше видишь маргиналов.
Слой общества меняется.
Ответ на пост «Самый честный город»1
А вот и поддержка банка из этого города.
Они созданы друг для друга.