Михаил Булгаков. История о чудесном исцелении
«Может, Горностаев чем-нибудь себя прославил?
Бомбардов кинул исподтишка на меня настороженный взгляд, помямлил как-то…
– Что бы вам по этому поводу сказать? Гм, гм… – И, осушив свой стакан, сказал: – Да вот недавно совершенно Горностаев поразил всех тем, что с ним чудо произошло… – И тут начал поливать блин маслом и так долго поливал, что я воскликнул:
– Ради бога, не тяните!
– Прекрасное вино напареули, – все-таки вклеил Бомбардов, испытывая мое терпение, и продолжал так: – Было это дельце четыре года тому назад. Раннею весною, и, как сейчас помню, был тогда Герасим Николаевич как-то особенно весел и возбужден. Не к добру, видно, веселился человек! Планы какие-то строил, порывался куда-то, даже помолодел. А он, надо вам сказать, театр любит страстно. Помню, все говорил тогда: «Эх, отстал я несколько, раньше я, бывало, следил за театральной жизнью Запада, каждый год ездил, бывало, за границу, ну, и натурально, был в курсе всего, что делается в театре в Германии, во Франции! Да что Франция, даже, вообразите, в Америку с целью изучения театральных достижений заглядывал». – «Так вы, – говорят ему, – подайте заявление да и съездите». Усмехнулся мягкой такой улыбкой. «Ни в коем случае, отвечает, не такое теперь время, чтобы заявления подавать! Неужели я допущу, чтобы из-за меня государство тратило ценную валюту? Лучше пусть инженер какой-нибудь съездит или хозяйственник!»
Крепкий, настоящий человек! Нуте-с… (Бомбардов поглядел сквозь вино на свет лампочки, еще раз похвалил вино) нуте-с, проходит месяц, настала уже и настоящая весна. Тут и разыгралась беда. Приходит раз Герасим Николаевич к Августе Авдеевне в кабинет. Молчит. Та посмотрела на него, видит, что на нем лица нет, бледен как салфетка, в глазах траур. «Что с вами, Герасим Николаевич?» – «Ничего, отвечает, не обращайте внимания». Подошел к окну, побарабанил пальцами по стеклу, стал насвистывать что-то очень печальное и знакомое до ужаса. Вслушалась, оказалось – траурный марш Шопена. Не выдержала, сердце у нее по человечеству заныло, пристала: «Что такое? В чем дело?»
Повернулся к ней, криво усмехнулся и говорит: «Поклянитесь, что никому не скажете!» Та, натурально, немедленно поклялась. «Я сейчас был у доктора, и он нашел, что у меня саркома легкого». Повернулся и вышел.
– Да, это штука… – тихо сказал я, и на душе у меня стало скверно.
– Что говорить! – подтвердил Бомбардов. – Ну-с, Августа Авдеевна немедленно под клятвой это Гавриилу Степановичу, тот Ипполиту Павловичу, тот жене, жена Евлампии Петровне; короче говоря, через два часа даже подмастерья в портновском цехе знали, что Герасима Николаевича художественная деятельность кончилась и что венок хоть сейчас можно заказывать. Актеры в чайном буфете через три часа уже толковали, кому передадут роли Герасима Николаевича.
Августа Авдеевна тем временем за трубку и к Ивану Васильевичу. Ровно через три дня звонит Августа Авдеевна к Герасиму Николаевичу и говорит: «Сейчас приеду к вам». И, точно, приезжает. Герасим Николаевич лежит на диване в китайском халате, как смерть сама бледен, но горд и спокоен.
Августа Авдеевна – женщина деловая и прямо на стол красную книжку и чек – бряк!
Герасим Николаевич вздрогнул и сказал:
– Вы недобрые люди. Ведь я не хотел этого! Какой смысл умирать на чужбине?
Августа Авдеевна стойкая женщина и настоящий секретарь! Слова умирающего она пропустила мимо ушей и крикнула:
– Фаддей!
А Фаддей верный, преданный слуга Герасима Николаевича.
И тотчас Фаддей появился.
– Поезд идет через два часа. Плед Герасиму Николаевичу! Белье. Чемодан. Несессер. Машина будет через сорок минут.
Обреченный только вздохнул, махнул рукой.
Есть где-то, не то в Швейцарии на границе, не то не в Швейцарии, словом, в Альпах… – Бомбардов потер лоб, – словом, неважно. На высоте трех тысяч метров над уровнем моря высокогорная лечебница мировой знаменитости профессора Кли. Ездят туда только в отчаянных случаях. Или пан, или пропал. Хуже не будет, а, бывает, случались чудеса. На открытой веранде, в виду снеговых вершин, кладет Кли таких безнадежных, делает им какие-то впрыскивания саркоматина, заставляет дышать кислородом, и, случалось, Кли на год удавалось оттянуть смерть.
Через пятьдесят минут провезли Герасима Николаевича мимо театра по его желанию, и Демьян Кузьмич рассказывал потом, что видел, как тот поднял руку и благословил театр, а потом машина ушла на Белорусско-Балтийский вокзал.
Тут лето наскочило, и пронесся слух, что Герасим Николаевич скончался. Ну, посудачили, посочувствовали… Однако лето… Актеры уж были на отлете, у них поездка начиналась… Так что уж очень большой скорби как-то не было… Ждали, что вот привезут тело Герасима Николаевича… Актеры тем временем разъехались, сезон кончился. А надо вам сказать, что наш Плисов…
– Это тот симпатичный с усами? – спросил я. – Который в галерее?
– Именно он, – подтвердил Бомбардов и продолжал: – Так вот он получил командировку в Париж для изучения театральной машинерии. Немедленно, натурально, получил документы и отчалил. Плисов, надо вам сказать, работяга потрясающий и в свой поворотный круг буквально влюблен. Завидовали ему чрезвычайно. Каждому лестно в Париж съездить… «Вот счастливец!» – все говорили. Счастливец он или несчастливец, но взял документики и покатил в Париж, как раз в то время, как пришло известие о кончине Герасима Николаевича. Плисов личность особенная и ухитрился, пробыв в Париже, не увидеть даже Эйфелевой башни. Энтузиаст. Все время просидел в трюмах под сценами, все изучил, что надобно, купил фонари, все честно исполнил. Наконец нужно уж ему и уезжать. Тут решил пройтись по Парижу, хоть глянуть-то на него перед возвращением на родину. Ходил, ходил, ездил в автобусах, объясняясь по преимуществу мычанием, и, наконец, проголодался, как зверь, заехал куда-то, черт его знает куда. «Дай, думает, зайду в ресторанчик, перекушу». Видит – огни. Чувствует, что где-то в центре, все, по-видимому, недорого. Входит. Действительно, ресторанчик средней руки. Смотрит – и как стоял, так и застыл.
Видит: за столиком, в смокинге, в петлице бутоньерка, сидит покойный Герасим Николаевич, и с ним какие-то две француженки, причем последние прямо от хохоту давятся. А перед ними на столе в вазе со льдом бутылка шампанского и кой-что из фруктов.
Плисов прямо покачнулся у притолоки. «Не может быть! – думает, – мне показалось. Не может Герасим Николаевич быть здесь и хохотать. Он может быть только в одном месте, на Новодевичьем!»
Стоит, вытаращив глаза на этого, жутко похожего на покойника, а тот поднимается, причем лицо его выразило сперва какую-то как бы тревогу, Плисову даже показалось, что он как бы недоволен его появлением, но потом выяснилось, что Герасим Николаевич просто изумился. И тут же шепнул Герасим Николаевич, а это был именно он, что-то своим француженкам, и те исчезли внезапно.
Очнулся Плисов лишь тогда, когда Герасим Николаевич облобызал его. И тут же все разъяснилось. Плисов только вскрикивал: «Да ну!» – слушая Герасима Николаевича. Ну и действительно, чудеса.
Привезли Герасима Николаевича в Альпы эти самые в таком виде, что Кли покачал головой и сказал только: «Гм…» Ну, положили Герасима Николаевича на эту веранду. Впрыснули этот препарат. Кислородную подушку. Вначале больному стало хуже, и хуже настолько, что, как потом признались Герасиму Николаевичу, у Кли насчет завтрашнего дня появились самые неприятные предположения. Ибо сердце сдало. Однако завтрашний день прошел благополучно. Повторили впрыскивание. Послезавтрашний день еще лучше. А дальше – прямо не верится. Герасим Николаевич сел на кушетке, а потом говорит: «Дай-ко я пройдусь». Не только у ассистентов, но у самого Кли глаза стали круглые. Коротко говоря, через день еще Герасим Николаевич ходил по веранде, лицо порозовело, появился аппетит… температура 36,8, пульс нормальный, болей нету и следа.
Герасим Николаевич рассказывал, что на него ходили смотреть из окрестных селений. Врачи приезжали из городов, Кли доклад делал, кричал, что такие случаи бывают раз в тысячу лет. Хотели портрет Герасима Николаевича поместить в медицинских журналах, но он наотрез отказался – «не люблю шумихи!».
Кли же тем временем говорит Герасиму Николаевичу, что делать ему больше в Альпах нечего и что он посылает Герасима Николаевича в Париж для того, чтобы он там отдохнул от пережитых потрясений. Ну вот Герасим Николаевич и оказался в Париже. А француженки, – объяснил Герасим Николаевич, – это двое молодых местных парижских начинающих врачей, которые собирались о нем писать статью. Вот-с какие дела.
– Да, это поразительно! – заметил я. – Я все-таки не понимаю, как же это он выкрутился!
– В этом-то и есть чудо, – ответил Бомбардов, – оказывается, что под влиянием первого же впрыскивания саркома Герасима Николаевича начала рассасываться и рассосалась!
Я всплеснул руками.
– Скажите! – вскричал я. – Ведь этого никогда не бывает!
– Раз в тысячу лет бывает, – отозвался Бомбардов и продолжал: – Но погодите, это не все. Осенью приехал Герасим Николаевич в новом костюме, поправившийся, загоревший – его парижские врачи, после Парижа, еще на океан послали. В чайном буфете прямо гроздьями наши висели на Герасиме Николаевиче, слушая его рассказы про океан, Париж, альпийских врачей и прочее такое. Ну, пошел сезон как обычно, Герасим Николаевич играл, и пристойно играл, и тянулось так до марта… А в марте вдруг приходит Герасим Николаевич на репетицию «Леди Макбет» с палочкой. «Что такое?» – «Ничего, колет почему-то в пояснице». Ну, колет и колет. Поколет – перестанет. Однако же не перестает. Дальше – больше… синим светом – не помогает… Бессонница, спать на спине не может. Начал худеть на глазах. Пантопон. Не помогает! Ну, к доктору, конечно. И вообразите…
Бомбардов сделал умело паузу и такие глаза, что холод прошел у меня по спине.
– И вообразите… доктор посмотрел его, помял, помигал… Герасим Николаевич говорит ему: «Доктор, не тяните, я не баба, видел виды… говорите – она?» Она!! – рявкнул хрипло Бомбардов и залпом выпил стакан. – Саркома возобновилась! Бросилась в правую почку, начала пожирать Герасима Николаевича! Натурально – сенсация. Репетиции к черту, Герасима Николаевича – домой. Ну, на сей раз уж было легче. Теперь уж есть надежда. Опять в три дня паспорт, билет, в Альпы, к Кли. Тот встретил Герасима Николаевича, как родного. Еще бы! Рекламу сделала саркома Герасима Николаевича профессору мировую! Опять на веранду, опять впрыскивание – и та же история! Через сутки боль утихла, через двое Герасим Николаевич ходит по веранде, а через три просится у Кли – нельзя ли ему в теннис поиграть! Что в лечебнице творится, уму непостижимо. Больные едут к Кли эшелонами! Рядом второй, как рассказывал Герасим Николаевич, корпус начали пристраивать. Кли, на что сдержанный иностранец, расцеловался с Герасимом Николаевичем троекратно и послал его, как и полагается, отдыхать, только на сей раз в Ниццу, потом в Париж, а потом в Сицилию.
И опять приехал осенью Герасим Николаевич – мы как раз вернулись из поездки в Донбасс – свежий, бодрый, здоровый, только костюм другой, в прошлую осень был шоколадный, а теперь серый в мелкую клетку. Дня три рассказывал о Сицилии и о том, как буржуа в рулетку играют в Монте-Карло. Говорит, что отвратительное зрелище. Опять сезон, и опять к весне та же история, но только в другом месте. Рецидив, но только под левым коленом. Опять Кли, потом на Мадейру, потом в заключение – Париж.
Но теперь уж волнений по поводу вспышек саркомы почти не было. Всем стало понятно, что Кли нашел способ спасения. Оказалось, что с каждым годом под влиянием впрыскиваний устойчивость саркомы понижается, и Кли надеется и даже уверен в том, что еще три-четыре сезона, и организм Герасима Николаевича станет сам справляться с попытками саркомы дать где-нибудь вспышку. И действительно, в позапрошлом году она сказалась только легкими болями в гайморовой полости и тотчас у Кли пропала. Но теперь уж за Герасимом Николаевичем строжайшее и неослабное наблюдение, и есть боли или нет, но уж в апреле его отправляют.
– Чудо! – сказал я, вздохнув почему-то...»
Поиграем в бизнесменов?
Одна вакансия, два кандидата. Сможете выбрать лучшего? И так пять раз.
Фото с выставки в Доме-музее Станиславского
Фотографировать, правда, там не разрешалось, но, к несчастью, у меня заглючил смартфон и самопроизвольно сделал несколько фоток.
Интерьеры музея:
Ну, и, собственно, экспозиция (вернее, небольшая часть), посвященная Михаилу Афанасьевичу.
То, что Булгаков писал пьесы, мне было известно, а вот то, что он служил в театре и даже играл, стало для меня открытием. Да, я ещё "Театральный роман прочесть не успел" к тому моменту. В чём чистосердечно раскаиваюсь.
Кому интересно, вот небольшая статья на сайте МХАТа.
Ещё статья с сайта Булгакова, подробная и с иллюстрациями (pdf).
Об Ротшильда
В спектакле МХАТ «Чудесный грузин» есть деталь поинтереснее Бузовой. В перечне действующих лиц здесь значится «Вайнштедт, управляющий ротшильдского завода». Персонаж явно взят из пьесы Михаила Булгакова «Батум», где он обозначен как «Ваншейдт, управляющий заводом». В тексте пьесы есть упоминание о «ротшильдовском заводе», но мимолетное, и никак не в перечне персонажей, потому что это уточнение не влияет на характер героя. Видимо авторам мхатовской премьеры мало того, что персонаж уже и так «Вайнштедт», и для усиления эффекта понадобилась тяжелая артиллерия в виде Ротшильда….
Ну а там, где Ротшильд, там, по законам жанра, должен быть анекдот. Будет!
- Вы должны мне три тысячи.
- Вот вексель на всю сумму. Выписан на очень надежную фирму.
- На какую же?
- На фирму Ротшильда.
- А где его подпись?
- Подпись? Уж кому-кому, а Ротшильду можно верить на слово!
МХАТу на слово тоже можно поверить. Только слова тут совсем другие…
Любимов, Ширвиндт, Броневой, Гафт, Дуров поведают всего несколько слов в честь господина де Мольера
В видео к посту: легендарный телеспектакль Юрия Любимова «Всего несколько слов в честь господина де Мольера» в постановкеа А.Эфроса (1973), объединивший пьесу М.Булгакова «Мольер» с пьесой Мольера "Дон Жуан". В ролях - только звёзды: Юрий Любимов, Лев Дуров, Леонид Броневой, Александр Ширфиндт, Валентин Гафт, Ольга Яковлева (Арманда), Леонид Каневский, Вера Майорова и др.
399 лет назад в Париже родился одним из самых выдающихся драматургов за всю историю человечества - Жан Мольер (1623-1673).
Его творчество представляет настолько важную часть французской литературной культуры, что французский язык теперь часто называют «языком Мольера». Мольер для франкоязычного театра - то же, что Шекспир для англоязычного. Его пьесы переведены на все основные живые языки и исполняются на сцене Французского Театра чаще, чем любые другие.
Его отцом был королевский обойщик, мебельщик и камердинер Жан Поклен, так что настоящие имя и фамилия великого драматурга-комедиографа и актёра – Жан-Батист Поклен.
Неплохое финансовое положение семьи позволило родителям отдать его сначала в начальную школу в Париже, после – в престижный Клермонтский колледж. Получив высшее образование, он некоторое время работал юристом, а также помогал отцу при дворе вплоть до смерти короля Людовика XIII в 1643 году. Однако карьера юриста его привлекала не больше, чем работа обивщиком мебели, а вот театр оказался его любовью, судьбой и призванием на всю жизнь.
В 21 год он взял себе псевдоним Мольер (чтобы избавить свою семью от смущения, поскольку театральная жизнь не считалась респектабельной) и совместно с семьёй Бежар (он просто влюбился в их старшую дочь Мадлен, которая затем стала его любовницей) основал театр L'Illustre - «Блистательный театр», в котором играл главные роли, был режиссёром и директором.
Потом были неудачи, бродячий театр, почти 12 лет выступлений в провинции, в течение которых он отточил свои навыки актёра, режиссёра, администратора и драматурга. А ещё во время своих странствий Мольер воочию увидел нищету народа и его мужество. А потом было возвращение в Париж, дебют в Лувре, покровительство брата «короля-солнце» Людовика Великого. И мир увидел «Сумасброда», «Школу мужей» и «Школу жён», «Тартюф, или Обманщик», «Дон Жуан, или Каменный гость», «Проделки Скапена», «Мизантроп», «Скупой, или Школа лжи», «Мещанин во дворянстве», «Амфитриона».
Умер ли Мольер на сцене? Легенда гласит, что «умер на сцене своего театра, когда играл, пожалуй, в самой жизнерадостной своей пьесе «Мнимый больной». Можно сказать, что буквально или образно - так и было. По самой распространённой версии, Мольер не особо верил в медицину, а между тем его много лет мучил кашель, который он пытался маскировать и выдавал за актёрский приём. Однако состояние его ухудшалось и однажды во время спектакля, когда Мольер изображал больного, сидящего на стуле, он начал кашлять кровью. Занавес опустили, Мольера немедленно отвезли домой, а спустя несколько часов он умер. Кстати, печально известный стул, на котором Мольер сыграл свою последнюю роль, до сих пор выставляет Французский Театр.
А у нас - шикарный телеспектакль. В далёком 1966-ом году молодой режиссёр Анатолий Эфрос поставил пьесу о Мольере в «Ленкоме», однако из театра режиссёра уволили, а спектакль запретили. И только в 1973 году режиссёр вернулся к этой теме, но уже на телевидении, объединив пьесу М.Булгакова «Мольер» с пьесой Мольера "Дон Жуан".
И сегодня для вас - самый известный и памятный телевизионный спектакль того времени о противостоянии великого драматурга, столкнувшегося с деспотизмом власти, и во все времена зависимого от общества и мнения сильных мира сего.
Актёр и режиссёр Юрий Любимов играет в этом телеспектакле сразу две роли: неожиданно мягкого, задумчивого, чуть заикающегося Сганареля, и властного короля сцены – Мольера, боровшегося за судьбу своих пьес и за существование своего театра. И вот, его вызывают на обед к королю-Солнце...
Блестящий актёрский состав телеспектакля:
Юрий Любимов (Жан Батист де Мольер), Лев Дуров (слуга Мольера ), Александр Ширфиндт (Дон Жуан), Валентин Гафт (маркиз д'Орсиньи), Ольга Яковлева (Арманда), Ирина Китриченко ( Мадлен Бежар, актриса), Лев Круглый (Шарль де Лагранж), Леонид Каневский (Пьеро), Леонид Броневой (Людовик Великий, король Франции), Матвей Ненйман (Архиепископ Шаррон), Вера Майорова (Матюрина).
Всего несколько слов в честь господина де Мольера. Постановка А.Эфроса. Телеспектакль. 1973. Источник: канал на YouTube «Советское телевидение. Гостелерадиофонд России», www.youtube.com/c/gtrftv
Готовы к Евро-2024? А ну-ка, проверим!
Для всех поклонников футбола Hisense подготовил крутой конкурс в соцсетях. Попытайте удачу, чтобы получить классный мерч и технику от глобального партнера чемпионата.
А если не любите полагаться на случай и сразу отправляетесь за техникой Hisense, не прячьте далеко чек. Загрузите на сайт и получите подписку на Wink на 3 месяца в подарок.
Реклама ООО «Горенье БТ», ИНН: 7704722037
Джим Керри сыграет Воланда в новой постановке "Мастер и Маргарита" в российском театре, в Санкт-Петербурге.
Голливудский актер Джимм Керри перевоплотится в булгаковского Воланда в постановке санкт-петербургского театра «ЛДМ. Новая сцена». Организацией постановки мюзикла занимается продюсерская компания Makers Lab. Джим Керри уже принял их предложение и начал подготовку к постановочному театральному периоду.
Сотрудники Makers Lab рассказали, что вести переговоры с 57-летним комиком было достаточно просто, поскольку он является большим ценителем русской классики в целом и творчества Булгакова в частности. Продюсеры постановки заверяют, что в начале года Керри инкогнито посетил театр «ЛДМ. Новая сцена» как раз во время представления «Мастер и Маргарита». После этого он согласился на предложение сыграть в постановке.
Сам Джим Керри пока никак не комментирует эту информацию. А вот многие пользователи отнеслись к ней достаточно скептически, принимая за попытку пиара.