Мамин Есенин
Пусть облик мой, путей небрежных.
Идет натоптанной тропой.
Но лучик света, рода безутешеных,
Зажжёт им истинный покой.
0 просмотренных постов скрыто
Никольская церковь
Анастасия и Максим Кораблевы — семья профессиональных художников, окончивших Академию Художеств им. И. Е. Репина.
Вместе они реализуют творческие проекты, пишут картины, занимаются храмовой и интерьерной живописью.
Вот как они расписывают храм в городе Нижняя Салда.
Никольскую церковь восстанавливают уже не первый год, силами местного предпринимателя и местной организации
(Проезжаю мимо каждый год), и с каждым годом становится все красивее и благороднее.
На территории храма похоронен Наркис Мамин, отец Мамина-Сибирика.
https://vk.com/wall-66350021_131561
Показать полностью
3
Мамин Сибиряк, Бойцы
Мамин Сибиряк, Бойцы.
Книга памятник. Вы залюбуетесь описанием Урала. Река Чусовая, подхватит вас опасным течением, по берегам окаймленным дремучими лесами Сибири.
Тут и там, Богом забытые дома с крестьянами, башкирами, бойцами из каменки, зырянами и просто калеки оставшиеся после сплава.
Несгибаемая русская душа, проламывающая необитаемый край своими могучими телами, грубыми, светлыми душами и неунывающим духом.
Севастьян Михайлович являет собой образ могучего русского мужика. Смущенного тяжелой, драматичной жизнью, но ни разу не потерянного, не сломленного.
Севастьян сильный, умный и умелый человек - это говорит о развитом природном уме. Дай ему огранку и мы увидим в нем ни много ни мало капитаном корабля 1-го ранга и того выше.
Почитайте о нем:
Пирует Савоська или пирует другой сплавщик – кажется, все равно, а между тем получается чувствительная разница: над пьяным Савоськой посмеются; при случае, если уж сильно закарячится, дадут хорошего подзатыльника, а затем, как проспался, из Савоськи вышел Савостьян Максимыч. Всякая слабость отражается на авторитете, а такая слабость, как пьянство, в особенности; зашибающие водкой сплавщики обыкновенно много теряют в глазах бурлаков; поэтому пример Савоськи очень меня заинтересовал, и я нарочно прислушивался, что о нем галдят бурлаки.
– Савоська обнаковенно пирует, – говорил рыжий пристанский мужик в кожаных вачегах, – а ты его погляди, когда он в работе… Супротив него, кажись, ни единому сплавщику не сплыть; чистенько плавает. И народ не томит напрасной работой, а ежели слово сказал – шабаш, как ножом отрезал. Под бойцами ни единой барки не убил… Другой и хороший сплавщик, а как к бойцу барка подходит – в ем уж духу и не стало. Как петух, кричит-кричит, руками махает, а, глядишь, барка блина и съела о боец.
– Што говорить! – соглашалась кучка слушателей. – Ежели по-настоящему, так Савоське цены нет…
В произведении переплетаются и зачатки капитализма, и социальная, и религиозная составляющая русского общества и русский индивидуализм.
После произведения, я снова пришел к выводу что в России не было никогда ни буржуазии, ни капитализма, ни социализма. Были лишь черты, но не воцарился ни один строй до конца.
Разгадка проста - если в Америке построили капитализм, на базе американской мечты, в Китае социализм на основе конфуцианства, в Европе стоицизм на основе философии просвещения, то в России расцветёт социализм или близкий к нему строй общества на основе православия.
В романе я снова и снова вижу подтверждение моему мнению, что русский человек это глубокий индивидуалист, но в тоже время, как бы не парадоксально это было, индивидуалист готовый в систему для решения сверхсистемных задач.
Обратите внимание на описание сцены и не забывайте о том, что люди на барке понимают всю опасность предприятия:
Мало-помалу все присмотрелись друг к другу, и на барке образовалось сплоченное общество, причем все элементы заняли надлежащее место. Меня всегда удивляла необыкновенная способность русского человека к быстрому образованию такого общества; достаточно нескольких часов, чтобы люди, совершенно незнакомые, слились в одну органическую массу, причем образовалось что-то вроде безмолвного соглашения относительно достоинств и недостатков каждого. Без слов все отлично понимали сущность дела, и общественное мнение сейчас же вступило в свои права.
Что смутило, не в первый раз, в произведениях что Чехова, что Мамина - так это то, как жестоко, порой по зверски, относятся к женщине. Прочтите:
На Маришку посыпался град ударов. Собравшаяся толпа с тупым безучастием смотрела на происходившую сцену, и ни на одном лице не промелькнуло даже тени сострадания. Нечто подобное мне случилось видеть только один раз, когда на улице стая собак грызла больную старую собаку, которая не в состоянии была защищаться.
– Жена – значит, своя рука владыка. Хошь расшиби на мелкие крошки – наше дело сторона…
Вердикт о книге: читать не задумываясь. Всего 150 страниц. Проглотите.
Не забывайте в какой могучей стране мы живем.
Показать полностью
Ответ на пост «Поколение тик-тока подрастает :)»1
Показать полностью
1
Она ждёт...
В 1892 году двадцативосьмилетняя супруга русского писателя-прозаика и драматурга Мамина-Сибиряка Мария умерла во время родов, оставив ему дочь Алёну, страдающую тяжёлой формой церебрального паралича. Девочка всё время находилась в движении напоминавшем дикий, самопроизвольный танец. Со стороны это смотрелось жутко. И что только горестно вздыхая не предлагали знакомые и приятели Дмитрию Наркисовичу: отказаться от дочери, сдать её в приют. Врачи давали ей не более восьми-десяти лет. Тогда с подобным диагнозом больше не жили. Писатель же упрямо стиснув губы разорвал все отношения с доброхотами и занялся дочерью. Всё своё свободное время он посвятил ей. Именно для неё он придумывал сказки, позднее вышедшие в качестве самостоятельного сборника под единым названием «Алёнушкины сказки».
До сих пор это один из самых любимых детьми сборников. Цикл состоит из одиннадцати историй, созданных папой-сказочником для дочки. Не удивительно, что они полюбились и другим ребятам. «Аленушкины сказки» рассказывают о жизни зверей, насекомых, игрушек. Присутствуют в этих сказках и люди. Герои разговаривают, шалят, празднуют, мечтают, ссорятся и мирятся, как и в обычной жизни. Произведения учат открытости, храбрости, смекалке, доброте, любви ко всему живому.
Когда отец читал Алёне очередную историю: «Сказку про храброго Зайца-длинные уши, косые глаза, короткий хвост», «Сказочка про козявочку», «Ванькины именины» или «Про Воробья Воробеича, Ерша Ершовича и весёлого трубочиста Яшу» она замерала на месте, черты лица её разглаживались. Девочка улыбалась и в эти минуты она почти ничем не отличалась от других детей. Отец сотворил настоящее чудо вместо обещанных врачами восьми-десяти лет Алёна прожила двадцать два года.
Перед смертью писатель попросил друзей положить ему в гроб его книгу с «Аленушкиными сказками».
- Неужели ты считаешь, что это лучшее твоё произведение? - спросили Дмитрий Наркисовича.
- Нет, - искренне рассмеялся бледный как простынь Мамин-Сибиряк. - Просто Алёнка там ждёт меня и она обязательно попросит меня прочесть ей её любимые истории.
Появился канал в телеграме там выкладывать рассказы буду рандомно всех приглашаю.
Страничка ВК здесь
Показать полностью
1
Золотая лихорадка на Урале: жестокие нравы
Джек Лондон искал золото на Аляске, а Дмитрий Мамин-Сибиряк так увлекался золотопромышленностью, что хотел арендовать золотой прииск.
После 1861 года власти разрешили сдачу добытого золота в отделение Государственного банка, и Екатеринбург стал центром золотодобычи Урала и Сибири. Писатель Мамин-Сибиряк на месте наблюдал за поведением и бытом золотоискателей.
Среди произведений писателя есть любопытная пьеса – «Золотопромышленники» . Другое название – «На золотом дне». Ложь, жестокие поступки, опустошение души и эгоизм – вот к чему приводит губительная жажда золота, по мнению литератора.
Пьесу ставили и в дореволюционной России, и в советские годы. «Золотопромышленников» дважды экранизировали:
- в 1957 г. – «Во власти золота», реж. И. Правов;
- в 1977 г. – «На золотом дне», реж. М. Маркова, А. Ремизова.
Больше интересного о классической литературе читайте у нас на канале: https://t.me/classical_lit/
Показать полностью
1894 год
(глава из книги "Мешать снизу вверх, повесть-оливье")
Погода была для Петербурга неожиданная: сухо и солнечно. Михаил Александрович решил не брать извозчика, а пройтись пешком. Да и домой, в пустую квартиру, ему не хотелось. Немного погуляв по Университетской набережной, он свернул на 6-линию к Андреевскому рынку, дабы пройтись по мясным рядам. Внимание его привлекла вывеска у одного из трактиров: «Оливье от Оливье». Михаил Александрович вошёл внутрь и застал скандал. Сидевшая за столом миловидная барышня чем-то отчаянно возмущалась, чуть не плача. Нависший над ней чернобородый трактирщик с серьгой в ухе громко ругался в ответ.
― Ты что, любезный, на барышню орёшь? ― вмешался Михаил Александрович.
― А вы ещё кто такие? ― огрызнулся мужик.
― Коллежский асессор Игнатьев, ― сообщил Михаил Александрович строгим тоном.
― Э-э-э, ваше благородие…
― Ваше высокоблагородие.
― Извиняйте, ваше высокоблагородие, тут дело пустяшное, мне от этой и денег не надо, пусть только уйдёт отсель, а то будет здесь меня учить всякая…э-э-э…курсистка.
― Да вы посмотрите, господин коллежский асессор, какое «оливье» здесь подают, ― барышня, с видом взъерошенного боевого воробышка, подвинула в сторону Игнатьева стоявшую перед ней тарелку.
― Оливье? ― Михаил Александрович с интересом осмотрел содержимое, ― Нет, это совсем не похоже. Мне ведь довелось отведать это знаменитую закуску в исполнении самого месью Оливье, в восемьдесят втором, на выставке. А здесь какое-то непотребство, да ещё и морковь покрошили.
― А у меня на кухне тоже Оливье готовит, самый что ни на есть. Семья-то у них, видать, большая. Так что у нас без обману, ваше высокоблагородие, всё чин по чину.
― Вот как? А позови сюда, любезный, твоего Оливье. Хотелось бы взглянуть.
― Да ради бога, ― согласился чернобородый и зычно рявкнул вглубь трактира, ― Жак! Вьянзиси! Ан месью вё тэранконтре!
Из-за кухонной двери выглянул кудрявый юноша, весьма похожий на француза.
― Да какой это Жак Оливье?! ― всплеснула руками барышня, ― это же Бенька Столов! Мы с ним на поварских курсах учились. Только его выгнали за кражу вестфальского окорока.
― Ты чего, Пелагея, городишь! ― немедленно отозвался юноша. ― С какой бы стати мне свинину красть?
― Эка ты русский язык сразу выучил, ― недобро пробасил трактирщик и двинулся на Беньку. Тот вмиг исчез за кухонной дверью.
― Полагаю, нам лучше покинуть это заведение, ― обратился Игнатьев к барышне, ― денег с вас не требуют, а оставаться здесь совершенно ни к чему.
Они вышли на улицу.
― Михаил Александрович Игнатьев, к вашим услугам.
― Пелагея Павловна Александрова, ― ответила барышня, достала платочек и промокнула им уголки глаз.
Игнатьеву всё понравилось, и платочек, и прочее.
― Так вы обучаетесь на поварских курсах? У Федора Андреевича Зееста, полагаю?
― Уже окончила. А сейчас беру уроки у господина Астафьева, в паштетной мастерской.
― Как это чудесно! В паштетной мастерской! ― рассмеялся Игнатьев.
― Вы напрасно так, ― со всей серьёзностью возразила девушка, ― приготовление паштета требует многих знаний и большого терпения.
― Разумеется, Пелагея Павловна. Не извольте сомневаться, я весьма ценю паштеты, особенно от господина Астафьева. Но скажите, откуда у вас такая убежденность в отношении салата оливье? Ведь вы, в силу возраста, никак не могли кутить в московском «Эрмитаже» в те добрые времена, когда сам Оливье там распоряжался.
― Ох, ― сказала барышня, и лицо её стало задумчивым, ― я ведь росла в этом самом «Эрмитаже». Дядюшка был добр ко мне.
И Пелагея Павловна рассказал Игнатьеву историю из своего детства. Услышанное привело Михаила Александровича в немалое волнение.
― Удивительно! Как же это удивительно! ― воскликнул он, ― а ведь знаете, я редактирую журнал «Наша пища», даже иной раз пишу там. И в мартовском номере я попытался составить рецепт салата Оливье, основываясь на своих воспоминаниях.
― По псевдонимом Вэбе? ― улыбнулась барышня.
― Так вы читали? О, боже! И какое же будет ваше суждение?
― В общих чертах верно. Можно трюфель добавить.
― Шоколадный?
Пелагея Павловна звонко рассмеялась.
― Как смешно вы шутите, Михаил Александрович!
― Счастлив, что смог вас порадовать, ― отозвался Игнатьев, весьма довольный собой, ― готов и далее, ежели вы не спешите, конечно.
― Не спешу, ― сообщила Пелагея.
Тем временем они миновали шумные хлебные палатки с калачами, ситниками и сайками, обогнули скученные у рыночных ворот телеги с мешками, кулями и чанами. Пройдя по Большому проспекту, свернули на 3-линию, где было уже не слышно баб, торгующих селёдкой на крик, по копейке за хвост. И вошли в Румянцевский сад.
― Так вы журналист?
― Нет, я ветеринар, магистр ветеринарных наук, городовой ветеринар Санкт-Петербурга. Читаю лекции по мясоведению, здесь неподалеку, в университете. Кулинария же моё увлечение, не стану скрывать, весьма сильное.
― Ох, я же читала вашу статью о мерах против заражения пузырчатой глистой!
― Вот как! ― восхитился Игнатьев, ― это ведь весьма важный вопрос! А о способах уничтожения трупов заразного скота читали?
― Нет!
― Хотите расскажу?
― Конечно!
Майское солнце светило сквозь юную листву, дети заливались смехом, убегая от нянюшек. Михаил Александрович поведал своей спутнице о многих ветеринарных открытиях, а затем начал вспоминать войну, Балканы, и как турецкая пуля убила под ним лошадь. Заметив слёзы на глазах девушки, Игнатьев устыдился и повёл разговор о новом микроскопе, только что полученном от Цейса. Возможности оптического прибора заинтересовали Пелагею Павловну и ей тут же была обещана возможность поглядеть через него на глисту. Вскоре они покинули сад и пошли по набережной вдоль Невы, обсуждая различия харьковской и варшавской схемы сортировки мясной туши. У Дворцового моста Пелагея Павловна заметила, что некоторые лодочки по форме напоминают ей расстегаи. Игнатьев спохватился, свистнул извозчика, и они помчались на Владимирский, в трактир Давыдова, где у Михаила Александровича как у литератора были особые привилегии, а рыбные расстегаи славились на всю столицу.
Расстегаи Пелагея Павловна похвалила, налимью уху одобрила, а вот гусиный студень собралась критиковать, но тут к ним подошёл очень рослый, косая сажень в плечах, господин. Да так быстро, что девушка чуть было не испугалась. Но Игнатьев вскочил ему навстречу. Они радостно обнялись.
― Митенька!
― Миша! Рад тебя видеть, дорогой. А я с Саперного семеню, аж запыхался, извозчик-то меня не берёт, говорит, рессоры проломлю. Ну представь же меня очаровательной барышне.
― Пелагея Павловна, вот, наш брат ветеринар, а ныне известный писатель, да вы, верно, читали, Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк.
Дмитрий Наркисович вдруг преклонил колено и, оказавшись вровень с сидящей девушкой, спросил:
― Ну, Пелагеюшка, не томи, читала? Что больше прочего полюбилось? Про Серую шейку, да?
― Я о вас, конечно, слышала, Дмитрий Нар…нар…
― Митя! Для мишиных друзей я ― Митя! Так и зови. Почту за честь.
― Да, да. Видите ли, я сейчас учусь и читаю только книги по предмету, по кулинарии. И ещё по мясоведению, ― добавила Пелагея Павловна, мельком взглянув на Игнатьева.
― И чудесно! ― неожиданно одобрил Мамин-Сибиряк и не без труда поднялся с колена. ― Правильно! Вот я недоучился, а сколько бы мог кобыл спасти! Миша, Поля, простите, встреча у меня с Федькой Фидлером, а он немец, опоздаю – помрёт, я уж к нему бежал, да вас приметил, а вы на сладкое пирог с крыжовником попробуйте, ох, хорош!
Они и в самом деле взяли пирог с крыжовником, Игнатьев рассказывал и о других своих друзьях, а Пелагея Павловна слушала его совершенно счастливая. Когда Михаил Александрович упомянул вскользь, что с женою они разошлись, Поля подумала, что будь такой человек её мужем, она бы с ним ни за что не рассталась.
Показать полностью